Текст книги "Мы с тобой разные (СИ)"
Автор книги: Torens
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Выступление
На следующий день после уроков я, полный решимости, шел в кабинет Романа Васильевича. Большинство людей после того, как проходит пару часов или день, остывают и отбрасывают все свои планы мести, которые придумали ради обидчика, но я не большинство. Через сутки во мне лишь сильней разгорелся огонь справедливости. Паша должен быть наказан. Может, если бы он извинился передо мной, я бы еще подумал, но нет же! Он решил меня игнорировать, как в старые добрые времена. Так что можно считать, что это его выбор.
– Роман Васильевич, можно? – спросил я, уже войдя в кабинет и закрывая за собой дверь.
– Леванов? С тобой все в порядке? Ты сегодня на уроке вел себя как-то странно, – в голосе классрука было неподдельное волнение.
– О, да, со мной все отлично! – закивал я, даже не пытаясь скрыть сарказм. – Если, конечно, не считать того факта, что Паша с радостью воспользовался Вашим разрешением и избил меня.
– Что? – мужчина вскочил с места, чуть не уронив стул.
– То. Если честно, то меня сейчас в самую последнюю очередь волнует, почему Вы это сделали, но Вы теперь мой должник, Роман Васильевич, и у меня есть просьба. Хотя, это даже не просьба...
– О чем ты?
– Я хочу полностью переделать выступление.
– Что? – лицо у мужчины вытянулось. – До конкурса осталась ровно неделя!
– Не волнуйтесь, мы все успеем. Слова-то песни я знаю. Надо только продумать новые движения и с Вас костюм.
Роман Васильевич закрыл глаза, массируя виски, а затем глубоко выдохнул.
– Так, Леванов, давай все по порядку. Что именно ты намерен сделать?
– О, все просто! Слушайте...
Просто, как всегда, оказалось на словах. На деле же все было далеко не просто. Самая главная, самая важная деталь моего выступления, она так же являлась и самой важной деталью моей мести, зависела от какого случая! То есть, Паши. После даже не скажу, с какого раза прогона музыки мы с Романом Васильевичем выяснили, что времени у меня в запасе не так уж и много, если я буду ходить под музыку, а если не под нее, то выглядело некрасиво. Через какое-то время мужчине надоело наблюдать, как я шастаю по сцене туда-сюда, и он пообещал, что все организует. То же самое он обещал и с костюмом.
И свои обещания он выполнил...
– Меня тошнит, – прошептал я Роману Васильевичу, стоя за кулисами. Через три минуты был мой выход.
– Даже не думай! – громко зашептал мужчина. – Давай дыши. Вдох, выдох, вдох, выдох...
На втором вдохе меня пробрало на ха-ха.
– Я не могу! – прикрывая рукой рот, чтобы мой смех не был слышен на сцене, объявил я.
– Не волнуйся, Леванов, и не нервничай! Если ты боишься, то...
– Да не боюсь я! Просто... – я замолчал, пытаясь подобрать нужные слова. – Мне так хорошо и весело, что голова кружится! Они ведь не знают, что их ждет, – я кивнул головой в сторону зрителей. – И от этого мне хочется хохотать!
– Главное, чтобы учителей пробрал такой шок, чтобы они не смогли остановить твое выступление, – заговорчески улыбнулся классрук.
– Следующим выступает Роман Леванов из 10 «Б» класса! – на весь зал объявил ведущий.
– Давай, твой выход! – хлопнул меня по плечу Роман Васильевич. – И хватит ржать!
Я закашлялся, прекращая смех, и глубоко вдохнул. Ну, поехали...
Свет в зале чуть померк, оставляя полумрак. Раздался звук, когда барабанные палочки ударяют друг о друга, а вслед за этим пошла музыка, под которую я начал медленно выходить на сцену, таща за собой микрофонную стойку. Дойдя до середины, я поставил стойку прямо и почти сразу пропел:
Нежные слова, самый лучший секс. Да!
Мой взгляд быстро пробежался по первому ряду, ища Пашу. Найдя его, я быстро улыбнулся и больше не отводил глаз от парня.
А потом уйти, и опять одна. Нет, нет, нет!
Были вместе на празднике, только с разными.
Я развел руками, словно говоря «что ж поделать».
Так хотели быть чистыми – стали грязными.
Мои руки прошлись вдоль тела, встретились на груди и за секунду до того, как начался припев, я сдернул с себя бесформенный балахон до пола цвета хаки. Он упал на пол, оставляя меня в черном топике без лямок на нескольких завязках сзади и в черных коротких шортах. Все это было сделано из латекса. На ногах у меня красовались массивные черные берцы.
Мы с тобой разные, разные, разные, разные.
Щелкнув пальцами, я вытянул руку, указывая на Пашу. Все кто сидел рядом с парнем, уставились на него. Сам парень выглядел белее мела и во все глаза смотрел на меня, будто не верил в происходящее.
Мы так хотели быть чистыми – стали грязными, грязными.
Ночи такие же темные,
Я возвел глаза к потолку.
Розы красные, красные.
Вместе хотели быть навсегда – стали разными, разными.
Я помахал ему рукой, прощаясь, и перевел взгляд в центр зрительского зала.
И дрожат тела, приглушенный свет.
Я подмигнул неизвестно кому.
Да!
Изменился взгляд, получил ответ. Нет, нет, нет!
Были вместе на празднике, только с разными.
Просто больше не сходятся наши пазлы.
Во время куплета я проводил руками по своему телу и делал такие движения, которые кроме как блядскими назвать нельзя. Мне было и стыдно, и смешно одновременно. Внутри все пело от восторга, и требовало продолжения. И получило его… Я вытащил сзади из шорт хлыст, которые все это время боялся уронить и прежде, чем вновь запеть куплет со всей силы ударил им по сцене. Девчонки на первых рядах от неожиданности взвизгнули.
Мы с тобой разные, разные, разные, разные.
Мы так хотели быть чистыми – стали грязными, грязными.
Я осторожно покрутил хлыст в руке, а на «грязными, грязными», опять ударил им по сцене, а затем, вытащив микрофон, покачивая бедрами, зашагал к спуску со сцены.
Ночи такие же темные, розы красные, красные.
Вместе хотели быть навсегда – стали разными, разными.
Да, мы ошибались,
Заговорил я в микрофон, плюхаясь на колени к Паше, который моментально попытался скинуть меня, но я ловко накинул ему хлыст на шею.
И в разных такси.
Нет, нет, мы не будем друзьями.
Я покачал головой, глядя взбешенному парню точно в глаза.
По разным дорогам сжигая мосты,
Мы разъедемся в разные страны.
Я печально улыбнулся Паше.
И ни капли любви. Нет, ни капли любви.
Я нежно провел пальцами вдоль скул парня, все так же качая головой. Интересно, а он догадается, что это не только строчка из песни, а так же и действительность?
И это нисколько не кажется странным.
Я поднялся с колен парня, освобождая его от хлыста, но вместо того чтобы уйти, уперся одной рукой о подлокотник, наклоняясь к Паше.
Мы с тобой разные, разные, разные, разные.
Хлыст со свистом пару раз рассек воздух
Мы так хотели быть чистыми
Еще один удар хлыстом по полу.
Стали грязными, грязными.
Ночи такие же темные, розы красные, красные.
Вместе хотели быть навсегда
Я оттолкнулся от груди парня, выпрямляясь, и пропел последнюю строчку.
Стали разными, разными.
Зазвучала та же самая музыка, что была и вначале, я не спеша стал подниматься на сцену, затем дошел до микрофонной стойки и потащил ее за собой за кулисы, точно так же как и вышел.
Музыка затихла, погружая актовый зал в неведомую доселе тишину, но я на это совсем не обратил внимания, подлетев к Роману Васильевичу и уперевшись лицом ему в грудь. Меня колотило.
– Боже, я это сделал! Сделал! Сделал! Сделал! – почему-то охрипшим голосом забормотал я, поднимая глаза на классрука.
– Сделал! – довольно подтвердил он, проводя рукой по моим волосам.
У меня в легких катастрофически не хватало воздуха. И вот тут я услышал то, что услышать, никак не ожидал.
– Ульянов, у тебя прикольная девчонка!
– Пашка, тебе повезло!
– Круто!
– Давай еще раз на «бис»!
Зал словно прорвало, выкрики учеников слились в один, напоминая пчелиный рой, лишь иногда нарушаемый свистом и улюлюканьем. Я с открытой челюстью смотрел на учеников в зрительном зале. Это у меня крыша поехала или у них?
– Леванов, что это было?!
Я вжал голову в плечи и стал медленно оборачиваться, потому что знал, кому принадлежит этот голос, и так же знал, что мне не сулит ничего хорошего. За сценой, в дверях, сложив руки на груди и постукивая пальцами, стояла Инна Витальевна. Ее взгляд метал молнии, и все попадали точно в меня.
– Что-то не так, Инна Витальевна? – спокойно поинтересовался Роман Васильевич, перехватывая огонь на себя. У завуча, кажется, чуть пар из ушей не пошел от такого вопроса.
– Что-то не так?! Да как Вы еще можете об этом спрашивать! Вы что, не видели выступление собственного ученика?!
– Отлично видел, – кивнул классрук. – Причем не один раз.
– Что?! Хотите сказать, что Вы одобрили это…эту…эту содомию!
– А что тут такого? – как ни в чем не бывало, пожал плечами мужчина. – Вы сказали, что в песне должно прозвучать слово «разные», а насчет постановки номера и одежды ничего не говорили. Вы хоть представляете, каких трудов мне стоило достать для Ромы этот наряд? – теперь тон Романа Васильевича стал обвиняющим. Я с восхищением взглянул на него. Нет, надо же! Разрешить ученику поставить номер, за который его запросто могут исключить, признаться в том, что сам помогал ученику его ставить (за это могут и уволить!), а потом еще и обвинить завуча, в том, что это он недоглядел! Могу с уверенностью сказать, что Роман Васильевич – мировой мужик!
Лицо Инны Витальевны перекосило. Она поняла, что тут есть и ее вина, но признавать это не хотела, поэтому поступила совсем не по-взрослому, резко повернувшись и уйдя прочь. Роман Васильевич победно глянул на меня. Восхититься вслух классруком я не успел, потому что на мне вдруг что-то повисло, заставив прогнуться в спине.
– Ромка! – провизжало «нечто» мне на ухо, а затем отодвинулось от меня и стало расцеловывать. – Ромка, мы выиграли! – взвизгнуло «нечто» замерев на секунду, а я наконец-то смог понять, что эта моя одноклассница Алла.
– С чего ты взяла? Победителей объявят только в понедельник, – напомнил ей я.
– И что? Ты послушай!
Я действительно послушал. Народ в зале до сих пор бесновался, а ведущий изо всех сил пытался их успокоить.
– И что? – не понял я. – Учителям-то не понравилось.
– И что? – передразнила меня одноклассница. – Победителей-то выявляют сами ученики! Я на сто процентов уверена, что каждый из них подумает: «Проголосую я ради прикола за этого парня из 10 «Б», – и все! Победа наша! – глаза девушки просто сияли, если приглядеться, то в них можно было увидеть очертания Москвы.
– Да нет… Ты ошибаешься… – не совсем уверенно покачал я головой.
– Еще посмотрим, кто ошибается! – твердо произнесла она.
Я посмотрел в сторону Романа Васильевича. Он развел руками, как бы говоря, что без понятия выиграем мы или нет…
– Ладно, я пойду в гримерку, стяну с себя этот наряд.
– Давай, – кивнул классрук. Алла же, кажется, меня даже не услышала, она глядела в зал и потирала ручки.
Я стянул с ног берцы и счастливый пошевелил пальцами. Боже, как же я в них запарился. Нет, обувь прикольная, но явно не для меня. Мне что попроще и банальней, пожалуйста. Кеды, кроссовки… Но не успел я развязать первый узелок на топике, как дверь в гримерку с грохотом распахнулась. Даже не оборачиваясь, я знал, кто это был, хотя должен признать он меня удивил. Я думал, что Паша объявится или сразу после выступления или уже после окончания конкурса.
– И что это было?! – зарычал парень. Я дернул за завязку, развязывая один бантик.
– Мы с тобой разные, разные, – насмехаясь, пропел я. Меня резко повернули за плечо. Мои невинные глазки встретились с взбешенным взглядом парня.
– Что это было?!
– Где?
– Только что на твоем выступлении!
– Так ты вроде сам уже ответил на свой вопрос. Это было мое выступление, – ответил я, скидывая с плеча ладонь Паши.
Последний бантик был развязан и топ, ни за что больше не державшийся упал на пол, оголяя мой торс похожий на Новогоднюю елку. Нет, не потому что он был зеленым, а потому что его украшали разных размеров и цветов синяки. Парень, мельком взглянув на него, отвел глаза. Я приподнял брови, удивленный такой реакции, а затем усмехнулся.
– Давай проясним кое-что. Мне наплевать нравится тебе или не нравится, что я хожу за тобой по пятам, – заговорил я совсем не в образе влюбленного парня, поэтому Паша снова глянул на меня, нахмурившись. – Мне так же наплевать нравится тебе или не нравится, что я зову тебя «чучи». Мне вообще наплевать на твое мнение. Но уясни одну такую простую истину. Чем сильней ты меня будешь отталкивать, тем сильней я буду к тебе липнуть. Думаешь спеть песню на сцене эта верхушка айсберга? О, нет, любимый, – сладко произнес я, кладя ладонь на грудь Паши. Он вздрогнул от моего прикосновения, но не отстранился. – Это еще далеко не верхушка. Я способен, куда на большее. Так что ради своего же блага, чучи, не беси меня!
Я отошел от парня и стал воевать с застежкой на шортах, но где-то через полминуты оглянулся на хмурого Пашу, что продолжал стоять на месте.
– Что-то еще, любимый? Или… ты хочешь помочь мне раздеться? – широко улыбнувшись, поинтересовался я. Если парень и хотел что-то сказать, то после этих слов он, лишь прошипел что-то непонятное и поспешно вышел за дверь, оставив меня одного давиться смехом.
Поездка
– Эй, гомик, а у меня на коленях станцуешь? – спросил у меня какой-то идиот, возникая из ниоткуда. Я уставился на него, как на барана. Прошу прощения у баранов, ничего личного, просто сравнение.
– С радостью, – кивнул я. – Только боюсь, тебя тогда мой парень убьет, – я указал на Пашу, что шел позади меня и всячески делал вид, что я не существую. Он прям как птичка наивняк, считает, что если не замечать проблемы, то ее не будет.
Баран, он же придурок, он же неизвестный парень, обошел меня и направился к Паше. Ой, что сейчас будет… А у меня даже поп-корна с собой нет! Что за Вселенская несправедливость? Пока я убивался на эту тему, парень преградил путь Паше, тот удивленно на него взглянул и остановился.
– Слыш, Ульянов, я могу одолжить твою девочку на вечер?
Господь, если ты есть, обрушь крышу на этого придурка, а я весь оставшийся год буду хорошим мальчиком.
Лицо Паши от слов парня моментально ожесточилось, а в глазах загорелся огонь, который я не раз мог наблюдать. Паша, как хорошая машина завелся с пол оборота.
– Отвали, – все же сдержав свой гнев, процедил он, отодвигая со своей дороги придурка.
– Да ладно тебе! Не будь таким собственником!
Секунда и парень оказался вжат в стену.
– Я сказал отвали! – в этот раз в полный голос произнес Паша.
Я широко улыбнулся и довольно пропел:
– Он у меня ревнивый, – указывая на Пашу и оглядываясь по сторонам, чтобы окружающие знали из-за чего весь сыр-бор.
Парень быстро взглянул на меня, похоже забыв, что я вроде как у него в игноре, а я воспользовавшись моментом помахал ему ручкой и послал воздушный поцелуй. Паша закатил глаза и, кажется, даже тихо застонал. Отпустив придурка, он сделал шаг назад, а затем, не обращая ни на кого внимания, пошел к кабинету. Я счастливый поскакал рядом с ним. Ну и пускай он со мной не разговаривает, глазки-то я ему все равно мозолю.
– Чучи, ты ведь не забыл о том, что я говорил тебе в пятницу? Чем сильней ты будешь игнорировать меня, тем сильней будет моя любовь к тебе, – сказал я, вытаскивая из сумки учебник физики и кладя его на парту. Паша, успевший уже развалиться на стуле, дернулся.
– Чем сильней ты будешь доставать меня, тем чаще будешь получать, – неожиданно последовал ответ. Я ухмыльнулся, усаживаясь за парту.
– Прямо замкнутый круг какой-то получается, – вздохнул я, но тут же подпрыгнул на месте поворачиваясь к парню. – Чучи, да мы с тобой идеальная пара!
Паша, услышав такой вывод, с ужасом взглянул на меня и поспешил отвернуться.
Нет, ну ей-богу, он как маленький! Каждый раз одна и та же реакция. Мне это даже как-то надоело. Может, тогда оставить его наконец-то в покое? Ага, сейчас! Меня-то он не оставил в покое, значит и я буду издеваться над парнем до тех пор пока он не смирится со своей участью, или пока у него не случится нервный срыв. Я попаду в историю, как первый в мире гей, доведший гомофоба до нервного срыва. В честь меня назовут улицу! Ну, или пироженку… А еще мне поставят памятник и организуют праздник имени меня. А я бы стоял на сцене, держа в руках золотой Оскар, смахивал бы несуществующие слезинки и благодарил бы всех за эту прекрасную награду, которую я не заслужил… Так, стоп. А Оскар тут откуда взялся-то? Что-то меня не туда занесло.
– Класс, внимание! – прервал мои мысли голос Романа Васильевича. Я поднял на него взгляд, недоумевая, что он тут делает. Алгебра у нас была только следующим уроком. – Стали известны победители в конкурсе.
Если до этого в кабинете была хотя бы относительная тишина, но после этого заявления все потонула в гуле и выкриках одноклассников. Самое интересное,то, что почти каждый из них кричал другому: «Заткнись!». Классрук недовольно оглядел класс и повернувшись к доске провел по ней ногтями. У меня по всему телу пробежали мурашки от раздавшегося скрежета. Девчонки с визгами позакрывали уши, а парни еле сдержали маты. Зато все внимание было обращено на Романа Васильевича.
– Отлично, – проговорил мужчина, когда заметил, что все смотрят только на него. – В номинации стихотворение победил 5 «А», – ученики вновь начали переговариваться, но встретившись с хмурым классруком взглядом тут же позатыкались. – В номинации сценка выиграл 10 «А».
– Что?! – не выдержав, все-таки воскликнули пару человек. – Да у них Красная Шапочка хотела бабушку убить, чтобы получить ее наследство и сожрала волка, когда тот попытался ее спасти... То есть не ее, а бабушку!
Роман Васильевич развел руками.
– Я предлагал снять их сценку с голосования, но мне ответили, что тогда будет снята еще и наша песня, чего я позволить не мог, так как мы выиграли в номинации лучшая песня.
Несколько секунд в классе стояла тишина, а затем кто-то неуверенно переспросил.
– Мы выиграли?
Классрук улыбнулся и только кивнул. Крики, визги и поздравления моментально заполнили кабинет. Я поспешил закрыть уши, чтобы не оглохнуть от этой какофонии звуков, но их кто-то почти сразу убрал.
– Я же сказала, что мы выиграем! – самодовольно прокричала мне на ухо Алла, заключая в объятья.
Вслед за ней этот трюк поспешили проделать еще пару девчонок. Парни на такой отчаянный шаг не рискнули. Они лишь похлопали меня по спине. Я ошарашено глядел на этот сумасшедший дом и не верил своим глазам. Кажется, мысли об Оскаре посетили меня не случайно. Конечно это не Оскар, но все равно…
– Если вы сейчас же не успокоитесь, то никуда не поедете! – перекрикивая шум, воскликнул Роман Васильевич. Народ так и замер кто где был. – Поездка состоится в среду. Вы вылетаете в обед, а ближе к вечеру уже будете в гостинице. Возвращаетесь вы в субботу утром. Но завтра до обеда у Инны Витальевны на столе должны лежать записки от ваших родителей, что они отпускают вас. Если кто-то забудет ее принести, то значит, никуда не полетит. Все ясно?
– Да, – в унисон ответили мы.
– Роман Васильевич, а можно вопрос? – приподнимая руку, чтобы его было лучше видно, поинтересовался Слава.
– Да.
– Вы сказали, что мы вылетаем, а как же Вы?
– Я не лечу. Вашим сопровождающим будет Ульяна Александровна – классный руководитель 10 «А», а так же Любовь Эдуардовна – классный руководитель 5 «А», – ответил мужчина.
– Эээ? Почему? – разочаровано протянуло несколько девочек.
– Не могу, – коротко произнес Роман Васильевич, тоном, который лишал всякого желание продолжить допрос. – А теперь возвращайтесь к уроку. И я вас умоляю, не забудьте записки!
Я с тоской посмотрел на удаляющую спину классрука. Что-то меня совсем не прельщает куда-то ехать без него. Особенно, если едет класс Дениса. Но это ведь Москва… Да пофиг на Москву. Это ведь халява! Когда я еще смогу куда-то выбраться? Решено! Пускай горит этот Денис синим пламенем, а я поеду!
Я даже описывать не хочу, как проходил полет в составе почти шестидесяти детей, большая часть которых вообще впервые видела самолет так близко. Сопровождающие ясное дело за всем уследить не могли, поэтому то там, то тут возникали маленькие потасовки и взрывались пакеты с чипсами и сухариками, содержимое которых почти все оказывалось на полу или на близ сидящих. Мне вот совершенно наплевать на этих людей, но я все равно чувствовал стыд от того, что мы из одной школы.
А стоило нам зайти в гостиницу, как все десятиклассники, любящие так покричать, что они уже взрослые, совсем как малышня, что прилетела с нами, разбежались по всему вестибюлю, тыкая пальцам во все что можно и восхищаясь почти на всю гостиницу. Боже, они как с каменного века сбежали. Ой, у них тут лавка для художников есть! Позабыв обо всем, я кинулся к ней, впечатываясь носом в витрину.
– Собрались все вместе! – услышал я голос Ульяны Александровны. – Хлопунова, даже не смотри в сторону бара! Явеев, сними немедленно с ребенка сумку, он же сейчас переломится!
– Да не, у нее крепкая ручка, – беззаботно ответил Денис.
– Да причем здесь твоя сумка?! Я про ребенка говорю! Леванов, сколько можно пялиться в эту витрину?! Иди сюда!
Я неохотно оторвался от стекла, на прощание проведя по ней пальцами. Пока, малышка, я еще вернусь!
– Все здесь?!
– Да, – последовал ответ вразнобой. Ульяна Александровна посмотрела на Любовь Эдуардовну. Та быстро пересчитала нас и кивнула.
– Отлично. Сейчас распределим номера.
– Зачем? – изумился кто-то из парней. – Мы хотим сами выбрать, с кем жить.
– Да прям сейчас, Макаров! Знаю я, что вы устроите в номере, если поселить вас по собственному желанию. Все решит случай! Дайте кто-нибудь две шапки! – Алла и еще одна девушка из параллельного класса протянули просимое. Ульяна Александровна быстро посчитала ключи-карты и, поделив их, кинула каждую стопку в шапки, одну из которых отдала Любови Эдуардовне. – Так, мальчики, подходите ко мне и вытягивайте по одной карте. Девочки, подходите к Любови Эдуардовне.
Мы со стоном и недовольством выстроились в цепочку. Это совершенно не честно! Пятиклашкам позволили самим выбирать, с кем жить! А они номер могут разрушить получше, чем мы! Так, а чего я возмущаюсь-то? Со мной вряд ли кто захотел жить в номере. Отличная идея, Ульяна Александровна! Я Вас полностью поддерживаю!
Я быстро засунул руку в шапку и вытащил первую попавшуюся карточку, на одной стороне которой были выведены три цифры «745». Отойдя в сторону, я оглядел тех, кто уже вытащил ключи и теперь пытался найти своего соседа, а так же незаметно махнуться с кем-нибудь карточками, но зоркое око классной руководительницы 10 «А», кажется, видело все.
– Семьсот сорок пять у кого?
Я резко повернулся на голос, выкрикивая:
– У меня!
Да и замер, ошарашенно глядя на Пашу. Он точно так же смотрел на меня. Но если через пару секунд на моем лице стала проступать улыбка, то парень наоборот стал бледнеть. Нет, это прямо судьба!
– Кто хочет поменяться! – на весь вестибюль заорал парень, начав метаться вокруг народа.
– Ульянов, меняться нельзя!
– Пожалуйста, Ульяна Александровна! Я даже согласен жить в одной комнате с кем-нибудь из мелких!
– Нельзя!
– Эй, педик, а ну махнулся со мной быстро! – прошептал мне на самое ухо Денис. Я посмотрел на него через плечо и, не удержавшись, показал язык.
– Разбежался! Я тебе не доверяю! Ты так крутишься вокруг моего чучи, что складывается впечатление, что ты к нему не ровно дышишь.
– Что? – парень был поражен таким предположением. Да это еще мягко сказано. Он был просто в ах…кхм… постоянно забываю, что предпочитаю не выражаться. Он был в шоке. – Да я тебя сейчас!
– Ульяна Александровна, а Денис у меня карточку вымогает! – наябедничал я.
– Явеев, да что ж с тобой делать-то! Встань возле меня немедленно, иначе жить мы будем в одном номере!
Я, представив эту картину, не сдержался и расхохотался.
– Я убью тебя! – прошептал мне парень, проходя мимо.
– Посадят, – флегматично ответил я, ища взглядом Пашу.
Боже, что он делает в очереди пятиклашек, да еще и на корточках? Только не говорите, что хочет сойти за одного из своих, а то умру от смеха! Любовь Эдуардовна осмотрела резко усохшего в росте Пашу и покачала головой. Парень так же на корточках выбрался из очереди и встретился со мной взглядом. Шалить, так шалить! Дал я себе добро, и быстро поднеся ключ-карточку к губам, сделал вид, что облизываю ее. Паша позеленел отворачиваясь. Иногда я чувствую себя так, словно издеваюсь над маленьким ребенком, неспособным дать отпор. Интересно, почему это? Неужели это и есть совесть?
– Так, все получили ключи? – спросила Ульяна Александровна. Раздался недружный хор дружно недовольных людей. – Отлично. Значит, берите свои вещи и по номерам! Завтра в десять часов у нас первая экскурсия, так что прошу к тому времени всем быть готовым! Встречаемся в полдесятого здесь же! Хлопунова, я сказала даже не смотреть в сторону бара!
Бедная девушка с тоской взглянула на неоновую вывеску с названием бара и, вздохнув, направилась со всеми к лифтам…
Я напевал известную только мне мелодию, вытаскивая из своей сумки вещи и раскидывая их на кровати, чтобы потом определить, что куда, в то время, как Паша сидел на своей кровати, и я просто чувствовал спиной его настороженный взгляд, отчего мне хотелось напевать еще громче. Повернув голову чуть в сторону, я незаметно покосился на парня. Ну точно сидит, и какой напряженный! Тут просто грех не поиздеваться.
– Чучи, давай подождем до вечера.
Паша вздрогнул, когда я подал голос и вперился в меня взглядом еще сильней.
– В смысле?
– В смысле, ты и я, в одной комнате, – я развернулся к нему и невинно заморгал. – У меня может просто не хватить самообладания. Ты такой... – я сделал один шаг к парню. – Соблазнительный, – еще шаг. – И красивый, – последний шаг, и я уже зависаю над Пашей, заставляя его отклониться, когда наши лица приблизились. – Я так долго сдерживал себя, что уже нет сил, – я понизил свой голос до едва разборчивого шепота и неотрывно глядел парню в глаза, наслаждаясь той паникой, что плескалась в них. Боже, дай мне сил не заржать.
Паша быстро облизнул губы и вдруг выдал:
– Хорошо.
Э? Эээ? Эээээээээ? Что? Чего? А? Не понял...
– Что? – я кое-как нашел в себе силы задать этот простой вопрос.
– Я согласен. Давай сделаем это, – более развернуто ответил Паша. Я не знаю, как выглядело мое лицо в тот момент, но парень расплылся в улыбке и подался вперед. Теперь уже я отстранялся от него.
– Погоди, Паш, я...
– Паш? А как же чучи? – соблазнительным тоном спросил парень. – Ты же сам сказал, что у тебя больше нет сил.
Да, епт, я сказал это, но я же не знал, что ты согласишься! Что у тебя вообще в голове творится, ты больной, блин, идиот?! Надо сваливать! Сваливать надо! Я не намерен спать с Пашей! Нет-нет-нет! Ни за что! Никогда! Ни за какие коврижки!
– Да, я сказал, но... – я завертел головой в разные стороны, чтобы придумать правдоподобную отговорку, почему мне надо срочно уйти из номера.
– Но что «но», малыш?
Малыш? МАЛЫШ?! Прямо в голову из дробовика, пожалуйста. Не, он определенно рехнулся. Меня поселили в одну комнату с психом! Спасите!
– Ты же меня любишь, – продолжал сладко полушептать парень.
– Люблю, – не подумав, подтвердил я.
На секунду на лице Паши появилась широкая улыбка, а в следующее мгновенье я лежал на спине, на его кровати, в то время, как он нависал надо мной. Ну все... сейчас меня трахнут... доигрались мы с тобой, моя милая попа.
Я зажмурился, ожидая того момента, когда с меня станут стягивать джинсы. Прошло десять секунд. Двадцать. Тридцать. Минута. Во всяком случае, я думал, что минута, но у меня всегда были проблемы с внутренними часами. Я неуверенно приоткрыл один глаз и смог полюбоваться растерянной физиономией парня. Он упирался двумя руками в кровать возле моей головы и смущенно оглядывал меня. Осмелев, я открыл и второй глаз, пытаясь понять, что приключилось с Пашей. Взгляд сам собой осмотрел его фигуру, на долю секунду остановившись в области паха, и тут меня пробрало на дикий хохот. У парня не стоял, что было вполне понятным делом. Паша натурал. У него на парня ни за что не встанет. Чего он хотел добиться, завалив меня на кровать, я без понятия, да и он, кажется, тоже. Вскоре к моему смеху добавился еще и смех парня. Его руки подломились в локтях, и он рухнул на меня, дрожа всем телом от хохота. Вот же мы с ним два идиота. Хотя, надо признать, испугал он меня знатно.
– И что это было? – поинтересовался я, когда смех чуть затих.
– Без понятия, – последовал ответ.
– Слезь с меня, – попросил я, упираясь руками о грудь парня. Он послушно перекатился влево.
– Но ты первый начал, – заметил Паша. – Вы, геи, только и можете думать, как о... – он замялся, то ли чтобы подобрать нужное слово, то ли просто не знал, что хотел сказать.
– А вы, натуралы, будто только о девчонках не думаете, – я не стал дожидаться, когда он договорит. Парень чуть порозовел и повернул голову в сторону. Теперь я мог полюбоваться его затылком.
– А ты что, реально меня хочешь? – неожиданно спросил Паша, садясь на кровать.
Мне захотелось стукнуть себя по лбу открытой ладонью, а еще сказать: «Чувак, ты видишь у меня эрекцию? Вот и я ее не наблюдаю». Но вместо этого мне лишь оставалось подивиться тупости парня. А еще продолжить играть свою роль, потому что пока еще я не хочу признаваться в своей ма-а-аленькой лжи. Но мне надо как-то уйти от темы, или самому уйти, или сделать так, чтобы Паша ушел...
– Поцелуй меня, – с просящей интонацией произнес я.
Все, можно расслабиться. Паша это точно никогда не сделает, сейчас он или толкнет какую-нибудь речь, или выскочит за дверь так стремительно, что я даже не увижу этого. Я не успел улыбнуться своим мыслям, когда понял, что надо мной склонился парень. Кто-нибудь, отрежьте мне язык...
