Текст книги "Мы с тобой разные (СИ)"
Автор книги: Torens
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Можно я выйду в окно?
Я сидел на экономике и слушал про различные кризисы, когда девушка, сидящая впереди меня – Алла – обернулась и быстро положила на парту свернутый листок бумаги. Удивленно приподняв брови, я развернул его и смог полюбоваться на почерк, а-ля курица лапой, Паши и прочитать его послание: «Не смей уходить после уроков». Рука сама по себе смяла бумажку и прицельно запустила ее в макушку парня. Ну а что? Цель-то большая. Народ, что сидел впереди меня, пораженно обернулся. В их глазах ясно читалось, что я смертник. Паша завис на секунду, глядя на бумажку, что, отскочив от его тупой башки, приземлилась в проходе, и тоже повернулся. Наши глаза встретились, и я сделал то, что хотел сделать перед началом геометрии. Показал ему средний палец.
– Ты что, псих? – восхищенно-удивленно спросила Алла. Я лишь пожал плечами.
Паша повернулся назад к доске, а через полминуты на моей парте оказалась новая записка, состоящая из двух слов: «Ты труп». «А ты мудак» – написал я в ответ и передал записку вперед. В этот раз парень оглянулся молниеносно и, расплывшись в многообещающем оскале, провел пальцем по шее. Раньше бы у меня от такой его «улыбочки» подкосились ноги, да что врать, меня и сейчас пробрал озноб, но я каким-то чудом нашел в себе силы и, не отрывая глаз от парня, тоже растянул губы в улыбке. На лице Паши отразилась просто гамма чувств, и, самое главное, среди них было недоумение. Он не понимал, что происходит, не понимал, с чего вдруг я начал огрызаться. От этого мне захотелось смеяться.
Но все же, после экономики надо будет поскорей сваливать домой. Одно дело – нарываться и огрызаться с расстояния, а другое – получать за это. Вначале мне надо все четко продумать. Одними записочками и улыбочками тут не обойтись. Надо придумать что-нибудь такое, чтобы от меня отстали... Это, конечно, произойдет не сразу, но все же... У меня должен быть план каждой контратаки на издевательства Паши и Дениса, и не только на них. Так, приду домой и все хорошенько обдумаю.
В голове промелькнула моя любимая фраза: «Ах, какая жизнь тогда настала бы...». Вот и посмотрим, какая она настанет.
Звонок с урока был ожидаем, потому что я ни на секунду не отводил взгляд от своей «деревянной» Nokia. Швырнув учебник, тетрадь и ручку в рюкзак, я на бегу из кабинета, закрыл его. Мне вслед раздалось веселое улюлюканье, а это значило только одно. Паша бежит за мной. Чтоб проверить догадку, я оглянулся, из-за чего чуть не споткнулся на протертом линолеуме и не пропахал носом пол, но каким-то чудом удержался на ногах, только пропрыгал на одной ноге метра два – точно. Пока я радовал народ в коридоре своими акробатическими трюками, Паша стал меня догонять.
– Денис, держи его! – закричал мой преследователь.
Я посмотрел вперед и увидел у самого начала коридора, возле лестницы, Дэна. Денис оторвал взгляд от своего собеседника и повернул голову в нашу сторону. На его лице тут же заиграла улыбка. Парень встал посередине коридора, сложив руки на груди, и начал дожидаться, когда я сам прибегу к нему. Ну да, как же. Размечтался. Притормозив, я совершил самую большую глупость в своей жизни. Хотя нет, как мы уже выяснили, самой большой глупостью было это признание в моей ориентации. Но то, что я сделал сейчас, точно занимало второе место. Я забежал в туалет. И вот какого черта?..
– Добегался, урод? – громко спросил Паша, когда я стоял в центре мужского туалета и вертел головой по сторонам в поисках укрытия.
Услышав его голос, я вздрогнул и резко обернулся. Паша был в ярости. Это было видно по его расширенным зрачкам и по тому, как исказилось его лицо, и как он хрустел пальцами, разминая руки. Меня просто приковало к месту от страха. В горле моментально пересохло. Я впервые видел его таким. И впервые мне захотелось заорать о помощи во всю глотку. Я даже взмолился всем Богам, чтобы кому-нибудь из учителей вдруг приспичило зайти в ученический туалет. Вру. В голове билось имя только одного учителя. Романа Васильевича. Но фиг мне подфартит дважды, и мужчина вновь меня спасет.
«Я не собираюсь помогать тому, кто сам себе не хочет помочь».
Воспоминания о словах мужчины словно отрезвили меня. Я сжал кулаки, стараясь унять дрожь во всем теле, и с вызовом глянул на Пашу.
– Урод? А где же твое фирменное «педик»? – пускай получилось и пискляво, но я был собой горд.
В следующую секунду и без того больную скулу обожгло новой волной боли. Я грохнулся на пол, ударившись задницей о плитку. Своим ударом Паша содрал корочку запекшейся крови, и теперь я чувствовал, как она вновь потекла из раны. Приложив просто титанические усилия, чтобы не взвыть и не схватиться за место удара, я уперся руками в плитку и неспешно стал подниматься, одновременно говоря:
– Что-то слабовато. Раньше ты куда сильней бил. Что, мало кашки сегодня в столовой съел? – у меня на губах была усмешка, но при этом я невинно хлопал ресницами.
Паша взревел. Да, именно. Он взревел и впечатал меня в стену, прижимаясь своим телом к моему. Я вновь оказался в подвешенном состоянии. Что же у него за привычка такая – постоянно меня от пола отрывать? В космонавты, что ли, готовит...
– Даю секунду, чтобы ты извинился, и тогда я постараюсь оставить тебя в живых, – прошипел Паша.
Мои глаза забегали по его лицу. Прямоугольная форма, короткие черные волосы, высокий лоб, густые брови, вроде самый обычный нос, тонкие, как две полоски, губы, каменный подбородок, с левой стороны имеющий почти незаметный бледный шрамик. Роста в Паше было метр восемьдесят с копейками. Широкие плечи. И веса-то, наверное, под девяносто килограмм, причем, все мышечная масса. Я бы сказал, что он, как и я, тоже не особо симпатичен. Но некоторые девчонки от него тащатся.
И вот тут я все-таки совершил самую большую глупость в своей жизни. Подавшись вперед, насколько это было возможно, я обхватил шею парня руками, а ногами обнял за талию и признался:
– Я люблю тебя! Я не знаю, что сделал тебе и почему ты так меня ненавидишь, но я все равно люблю тебя! Я уже не в силах скрывать свои чувства! О, Паша, мой милый! – воскликнул я чуть ли не на весь туалет и прижался своими губами к губам парня. Проведя по ним языком и, не встретив никакого сопротивления, я раздвинул их и проскользнул внутрь.
– Блядь, что за хуйня?! – голос Дениса, в котором была злость, недоумение, брезгливость, моментально отрезвил меня. Да и Пашу, который находился в самом настоящем шоке. Он отскочил от меня чуть ли не на два метра, а я, не обращая на него никакого внимания, устремился на выход, оттолкнув в сторону Дениса, что стоял на моем пути.
Вот уж точно, блядь, что за хуйня?! Какого я это сделал? Меня же теперь повесят... Нет, расчленят. Причем сделают так, чтобы я обязательно был в сознании. А, может, чего похуже придумают. Да, я хотел дать отпор этим недоумкам, но поцелуй с Пашей в мой план никак не входил!
Я с такой силой открыл дверь, что она с грохотом ударилась о стену и отлетела назад, чуть не шибанув меня по носу. Роман Васильевич, что сидел за своим столом и проверял какие-то тетради, подпрыгнул на месте и уставился на меня.
– Леванов, ты что творишь? – строго спросил мужчина.
– Я его поцеловал! – заорал я на весь кабинет и поспешил закрыть за собой дверь, прижавшись к ней спиной, словно хотел удержать ее, если бы за мной гнались. Сердце в груди бешено билось, и успокаиваться не собиралось.
– Кого? – нахмурился классрук.
– Пашу! – я произнес это с такой интонацией, будто это был совершенно очевидный факт. В следующее мгновенье я уже наворачивал круги по маленькому кабинету Романа Васильевича, ероша свои волосы, и без остановки твердил. – Боже, боже, что же делать... Он меня убьет... Точно убьет... Я труп... Боже, боже, что же я натворил...
Взгляд зацепился за единственное окно в кабинете. Подлетев к нему, я открыл раму и свесился вниз уже наполовину, когда меня дернули за ворот майки назад.
– Ты что творишь?! – закричал мужчина.
– Разве не видно? Хочу выпрыгнуть из окна!
– С ума сошел?
– Вы что, меня не слышали? – поразился я. – Я же сказал, что поцеловал Пашу! Ясное дело, что сошел! Боже, боже...
– Да успокойся!
Щеку обожгло резкой болью от пощечины. Я шмыгнул носом и взглянул на учителя.
– А можете еще раз? Только чем-нибудь тяжелым? Вон! Оно подойдет! – я указал на с виду неподъемное пресс-папье.
– Успокойся, я сказал! – грозно воскликнул Роман Васильевич. – Подумаешь, поцеловал!
Я застонал, как от зубной боли, и присел на корточки, обхватив голову руками.
– Я ему в любви признался... – прошептал я.
– Что?
– Я ему в любви признался! – уже громко повторил я.
– Ты его любишь?!
Я вскинул глаза на мужчину.
– Я по-Вашему что, мазохист? Конечно, я его не люблю! Я его вообще в гробу и белых тапочках видал! О, Боже, – застонал я по-новому, – Что ж я сделал-то... Он меня покалечит... Изуродует... Сделает инвалидом...
Я резко поднялся на ноги и опять направился к окну, но Роман Васильевич ловко поймал меня за шкирку и отпускать не собирался.
– Да погоди ты. С чего вдруг ты ему в любви признался, да еще и поцеловал?
– Я дебил!
– Отрицать не буду, – кивнул мужчина. – А если подробней?
Я вздохнул и, поникнув плечами, сознался.
– Вы были правы. Если я продолжу терпеть все унижения, то они могут продолжиться и в будущем, а я этого не хочу, поэтому я решил дать отпор... Я хотел вечером все обдумать, составить план... Но тут Паша... И я вспомнил, как девчонки им восхищаются, вот и... Боже, он меня убьет!
– Вот заладил! – цыкнул Роман Васильевич, но, несмотря на это, я видел, что он был доволен и, может, даже счастлив. – Ты поступил просто отлично!
– Чего? – я открыл рот и посмотрел на классного руководителя. Он что, заразился от меня и тоже с ума сошел? Что тут отличного?
– Сам посуди, когда мы чего-то боимся, когда нас что-то бесит, раздражает, надоедает, мы стараемся держаться от этого подальше, так? – я кивнул, подтверждая слова мужчины. – Ну, так вызови одну из этих эмоций у Паши! Хотя ты его и так бесишь... – задумчиво пробормотал учитель. – Но ты должен начать его бесить по-другому.
– Как? Что-то я Вас совсем не понимаю.
Роман Васильевич закатил глаза.
– Раньше Паша тебя преследовал, а теперь ты его начни преследовать!
– Эй-эй! – я завозился на месте, пытаясь вырваться из рук мужчины. – Я ведь уже сказал, что не мазохист!
– Я тебя и не заставляю им становиться. Но раз ты сказал, что любишь его, то сыграй эту роль до конца. Начни бегать за ним с признаниями, вешайся на шею, лезь с поцелуями, приглашай куда-нибудь погулять...
– Получай за все люлей, – закончил я.
– Ну, это тоже, – не стал отрицать мужчина. Он, наконец-то, отпустил мой ворот и похромал до своего места.
Я подозрительно взглянул на него.
– Роман Васильевич, а Вы ведь гей, да?
– С чего ты взял? – он удивленно приподнял брови.
– А разве в нашей стране еще остались взрослые мужчины, которые стали бы поддерживать геев? – ответил вопросом на вопрос я, хотя вначале так поступил сам мужчина. Классрук усмехнулся.
– Остались, правда, их очень мало. Но ты прав, я – гей.
Я не смог сдержаться, чтоб не присвистнуть и окинуть взглядом фигуру мужчины.
– Впервые вижу кого-то из своих, – поделился я. – У Вас кто-нибудь есть?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я всю свою жизнь любил человека, который никогда бы не ответил мне взаимностью.
– Натурал? – сочувствующе спросил я.
– Гомофоб, – вздохнул Роман Васильевич.
– Мудак, – фыркнул я.
Мы переглянулись и засмеялись.
– Ой, ладно, – отсмеявшись, произнес я. – Пойду-ка я домой.
Я поправил рюкзак на плече и направился к двери.
– Стой, а что ты решил-то с Пашей делать?
– За-а-а-автра все увидите! – нараспев ответил я. – До свиданья, Роман Васильевич! Удачно добраться до дома!
– Тебе тоже, Леванов.
Я впервые в жизни возвращался домой в приподнятом настроении и чуть ли не вприпрыжку. Мне захотелось остановиться и вдохнуть воздух полной грудью. Это я, собственно, и сделал. И почему я сейчас так счастлив?
Первый и единственный пункт плана, остальное – импровизация
Глава ни о чем. Я это понимаю. Да-да.
Я осторожно приоткрыл входную дверь и просунул голову внутрь квартиры. Стояла полнейшая тишина. Ни храпа, ни звона бутылок, ни песен, ни криков – абсолютно ничего. Значит, отец ушел бухать куда-то в неизвестном направлении. Мой вздох одновременно получился и облегченным, и усталым. Облегченным, потому что теперь никто мне не помешает поразмышлять над моим планом, усталым, потому что теперь папаша может завалиться в любое время, и повезет, если один, а то может с дружками, или, еще хуже, его приведет участковый. Это значило, что отец вновь или разнес какой-то ларек, или с кем-то подрался. Иногда я мечтаю, чтобы в одной такой драке он наконец-то кого-нибудь убил и его посадили или чтобы убили его. Нам бы с мамой тогда в два раза легче жить стало бы.
Быстро написав маме смс, что так называемый папа ушел из дома, я прошел к себе в комнату. Скинув у двери рюкзак, я начал стаскивать с себя майку, но вдруг застопорился. Эврика! Все гениальное начинается с малого! Натянув майку обратно и чуть не врезавшись в косяк, я выскочил босиком на лестничную площадку и забарабанил в соседнюю дверь. Через полминуты раздались шаги, а затем звук поворачивающегося ключа, и я смог увидеть нашу соседку тетю Миру.
– Здрасьте, теть Мир, – быстро поздоровался я.
– Привет, – улыбнулась женщина. – Что-то случилось?
– Нет. Я хотел спросить, а у Вас краска после ремонта осталась?
Тетя Мира удивленно на меня взглянула, но кивнула головой.
– Полно. Говорила я Вите, что много берем, а он все заладил: «Мало! Еще покупать придется!». Теперь лежит, вон, место занимает, – женщина указала мне на кучу банок с красками возле входной двери.
– Ой, а я могу взять каждого цвета по одной? – я умоляюще взглянул на соседку.
– Да, бери! – она махнула рукой и посторонилась. Я ужом проскочил в квартиру и стал высматривать различные цвета, откладывая их в сторону. Вышло шесть банок. – А тебе зачем? Ремонт что ли затеяли? – поинтересовалась тетя.
– Нет, – помотал я головой, перетаскивая банки к себе в квартиру. – Решил эксперимент поставить.
Женщина смешно фыркнула.
– В ученые, что ли подался?
– Типа того, – соврал я. А, может, и не соврал. Мой проект будет называться «Влияние гея-сталкера на поведение агрессивного гомофоба».
– Так, может, тебе еще что-то надо? Ты обращайся, не стесняйся, – предложила соседка. Я замер на пороге своей квартиры с последними банками.
– А обойный клей еще остался?
– Одна упаковка.
– Должно хватить, – задумчиво произнес я. – И от Ленки что-нибудь осталось?
– Вот этого добра точно навалом! – ответила женщина. Ленка была дочерью теть Миры. Год назад она вышла замуж и уехала жить в другой город, навещая родителей только два раза в год. По профессии Ленка была швеей и не оставляла своей мечты стать когда-нибудь известным дизайнером. – Иди сам смотри, что тебе нужно.
Я поставил последние банки с краской на пол и, захлопнув дверь своей квартиры, поспешил к Ленке в комнату или, как она ее сама все время называла, – мастерскую. Комната была средних размеров и полностью захламленная. Куча различных тканей, швейные машинки, банки с пуговицами, бисером, блестками, тут и там валялись подушечки с иголками и разноцветными булавками, а также коробочки с булавками, которые застегиваются, разного размера, нитки для шитья и вышивания, ножницы, сантиметры и завершали картину одиноко стоящие в углу манекены,мужской и женский. Я присвистнул глядя на это... очень хочется сказать «на поле боя», потому что других слов я найти не могу. Ну, кроме бардака.
Так, и что мне нужно? Пройдя по протоптанной дорожке к банкам, я внимательно оглядел все пуговицы, бисер и блестки. Мое внимание привлекли маленькие черные и золотые блестки. Оттащив их к выходу из комнаты, я вновь огляделся. Выбрав из тканей хлопчатобумажную, я там же отрезал каждой по метру и прихватил еще нитки для шитья и вышивания каждой по одному цвету. Еще мне нужны булавки. Те, которые застегиваются. Желательно, большие. Их пришлось собирать по всей мастерской. Пока я рыскал на полу в поисках коробок, нашел моток бечевки. Возьмем и ее.
Чихая и фыркая от пыли, я подхватил все найденное мною на руки и вышел из комнаты.
– Теть Мир, я все! – крикнул я на всю квартиру. Из соседней комнаты, что была гостиной, вышла женщина.
– Ого, это что ты за эксперименты такие решил ставить? – удивилась тетя, провожая меня до входной двери.
– Сам пока еще точно не знаю, – вот тут я уже соврал.
– Ты только осторожней. Дом нам не разнеси, хорошо?
Я засмеялся.
– Не волнуйтесь! Дом будет в целости и сохранности.
– Поверю на слово, – заулыбалась соседка. Она открыла передо мной дверь. – Ой, Ром, погоди.
Я развернулся к ней и мне тут же на руки, точней на различные материалы для шитья, положили большую упаковку клея для обоев. Меня повело в сторону. Тяжело.
– Давай я тебе дверь открою, – вызвалась тетя Мира. Она поспешно обогнула меня и отворила дверь в мою квартиру.
– Спасибо, – поблагодарил я ее, заходя внутрь. Пока я рыскал по мастерской, из головы совсем вылетели банки с краской. Споткнувшись о них и отбив себе пальцы на ногах, я с грохотом приземлился на пол.
– Боже! Рома, ты цел?! – воскликнула женщина.
– Цел, – прохрипел я, собирая конечности в кучу.
– Точно?
– Да.
– Я тогда пойду к себе...
– Да. Еще раз спасибо Вам, теть Мира! – от чистого сердца произнес я.
– Пожалуйста. Только будь осторожен.
– Обязательно, – пообещал я.
Дверь в соседнюю квартиру закрылась.
Я поднялся на ноги и закрыл дверь в свою квартиру, а затем стал перетаскивать добычу к себе в логово, то бишь в комнату. Разместив все на столе, я открыл дверцу шкафа, аккуратно ее, придерживая, если она вдруг все-таки решит отвалиться именно в этот момент, но мне повезло. Дверца осталась на месте. Вытащив всю свою одежку, я швырнул ее на кровать и оглядел. Джинсы – две штуки (одни на мне), черные штаны, белая рубашка и темно-синяя, белая футболка, красная и черная (опять же на мне), два спортивных костюма, один для дома, другой для школы, один серый свитер. Ну его мы откинем в сторону, рубашки туда же и штаны, наверное, тоже, как и спортивные костюмы. Теперь же приступим к делу.
Разложив одни джинсы на полу, я пошарил у себя в столе и с победным возгласом вытащил на свет Божий упаковку кисточек и белую краску гуашь. Всегда имел слабость к рисованию. Открыв банку с черной краской, я на секунду задумался, а в следующее мгновенье уже выводил по ткани рисунок. Эх, жаль, у меня нет никакого лака. Для пола, например, или просто бесцветного для ногтей. Покрыл бы рисунок сверху, чтоб тот блестел. Через полчаса я удовлетворенный разглядывал кулак, показывающий средний палец, что красовался на заднице джинс. Вспомнив, как называют этот жест, а так же, как переводится сие слово, меня пробрал смех от скрытого подтекста. А, может, это всего лишь моя фантазия разыгралась? Так, к этим джинсам мы еще вернемся, а теперь черед других...
Быстро стянув их с себя, я положил их рядом с первыми джинсами и сбегал на кухню за миской, тарелками и чайником. Налив в миску воду, я насыпал туда обойного клея и хорошенько размешал. Затем открыл банки с блестками и, зачерпнув из каждой по горсти, пересыпал их в тарелки. Взяв в руки ручку, я завертел ее между пальцами, прикидывая, что же нарисовать. А что, если сверху джинс с двух сторон сделать паутину, а чуть выше левой коленки паука? Опять же с двух сторон. Вроде неплохо. Паутину сделаю желтой, а паука черным с желтыми глазками. Сказано – сделано. Быстро начертав с двух сторон рисунок, я стал кисточкой наносить на джинсы клей, а сверху засыпать его блестками. Конечно, меня не особо радуют блестки, это так... по-гейски. Но я же гей, мне можно. Расправившись с передней стороной, я оставил на всякий случай подсыхать свое творение и перешел к футболкам...
Для начала я утопил десяток булавок и бечевку в черной краске, а затем оставил их сушиться. Ну и какая футболка первая? Белая? Красная? Черная? Наверно, красная – с ней больше всего возни. На ней я планировал сделать просто разноцветные заплатки. Постругав Ленкину ткань всевозможными способами, я пришил ее двумя стежками и нитками для вышивания к футболке. Отстойно. Ну ладно, сойдет. Швырнув футболку на кровать, я взялся за белую. Тут все легко. Режем ее в нескольких местах, закрепляем кое-где булавками, а, кое-где, не затягивая, сшиваем бечевкой. На спине организуем банальную картину. Ворона на кресте. Опять же черной краской для стен и белой гуашью.
Прежде, чем заняться последней футболкой, я вернулся к первым джинсам и тоже порезал их ножом для сыра в нескольких местах и скрепил булавками. На вторые джинсы с задней стороны я нанес клей и посыпал блестки. Хм, а вышло-то неплохо...
Теперь последняя часть моего гардероба. Сняв футболку, я вскрыл остальные банки с красками, чуть не грохнувшись в обморок от резкого запаха. Блин, теперь комната неделю будет вонять, а окна нет, чтобы проветрить... Ладно, вернемся к футболке. Я знал, что хочу с ней сделать, но не знал, как это сделать. Походив возле футболки минут пять, я натянул спортивный костюм и вновь пошел к тете Мире. Еще через пять минут, кряхтя, я затаскивал в квартиру мужской манекен. Кое-как дотащив его до комнаты, я облегченно выдохнул и надел на него свою футболку, при этом она растянулась так, что я боялся в любой момент услышать звук рвущейся ткани. Притащив с ванной тряпку для пола, я постелил ее под манекеном и придвинул краску ближе. Вздохнув, я окунул сразу две руки в разные банки и быстро поднес к футболке, оставляя на ней, зеленый и желтый отпечаток своих ладоней. Затем окунул руки в другую краску. Теперь следы были белые и красные. Черную краску я отметаю в сторону, и остается последняя банка с фиолетовой. Минут через десять вся футболка представляла собой сплошные отпечатки моих рук. Причем, из-за частой смены краски белый давно уже перестал быть белым и теперь представлял собой какой-то непонятный цвет. Черт, жаль нет той штуки, что в темноте светится. Было бы вообще супер. Но мне и так нравится.
Поздравляю тебя, Рома, первый пункт плана, который называется «меняем не только характер, но и внешность» выполнен! То есть, не совсем – осталось только волосы отстричь, но тут я без мамы не справлюсь. А что? Хватит уже за челкой прятать глаза! Так что можно со спокойной душой ставить галочку. Что относится к другим пунктам, то чего голову ломать? По ходу дела разберемся! Главное больше никаких слез, не показывать своим врагам страх и... пленных не брать! Сейчас обязательно должен быть злодейский смех. Блин, впервые так жду наступления нового учебного дня! Вот только... как краску смыть с рук?
