Текст книги "Мы с тобой разные (СИ)"
Автор книги: Torens
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
И я совсем не представлял, что у меня так сорвет крышу, прям как тогда в туалете, когда он признался мне в любви. Мозги, кажется, отключились, тело начало жить своей собственной жизнью. Лишь на мгновенье в голове проявился просвет, когда Рома попытался оттолкнуть меня от себя, но он исчез сразу же, когда парень поцеловал меня. И я могу с уверенностью заявить, что я сумасшедший, а еще – гомик, потому что нормальный парень вряд ли бы возбудился...
Я запутывался. С каждым днем все сильней и сильней. Я продолжал играть роль недовольного парня, когда Рома лез ко мне, хотя на самом деле мне уже было все равно.
А в тот день, когда я без раздумий ударил Игоря из-за Ромы, несмотря на то, что с детства считал его старшим братом, я понял – что-то со мной не так. Конкретно не так... Особенно, когда я взял Рому за руку, а сердце вдруг забилось в ускоренном ритме и захотелось сжать ладонь парня в своей как можно крепче... И не отпускать...
– Мам, пап, а как бы вы отреагировали, если бы я сказал, что я гей? – спросил я у родителей сидя на кухне за обеденным столом и ковыряясь в своей тарелке. Мама выронила из рук кастрюлю с супом, и та с грохотом рухнула на пол. Папа ножиком порезал себе пальцы, хотя до этого успешно резал хлеб. Мда... теперь понятно, как они отреагировали бы...
– Я всегда знала, что когда-нибудь он задаст нам этот вопрос! – вскидывая руки, воскликнула мама. Я выронил ложку. Она с бульком приземлилась в тарелке.
– Что? – не понял я.
– Ой, нет! Ты не подумай, что мы знаем, что ты гей, то есть, мы не знаем, что ты гей, – тараторила мама, а мои глаза открывались все шире и шире. Ничего себе... – Я имею в виду, что мы знали, что когда-нибудь ты спросишь у нас, гей ты или нет...
– Лариска, не суетись, а то совсем запутала сына! – прервал маму папа. – Мама, хотела сказать, что как родители мы были готовы, что когда-нибудь нам придется отвечать на этот вопрос.
Мама согласно закивала и наклонилась за кастрюлей.
– И что вы ответите? – я внимательно смотрел на отца. Он сполоснул нож и вытер его полотенцем.
– Вначале скажи, с чего вдруг ты у нас спросил такое? Это просто любопытство или что-то другое?
– Второе, – напрягшись, ответил я.
– Пашуль, тебе нравится мальчик? – прекращая вытирать пол, задала вопрос мама. Вместо ответа я кивнул. Родители переглянулись. – А ты... в этом уверен?
– Если вам это...
– Нет-нет-нет! Подожди! – мама выставила вперед руку, заставляя меня замолчать. – Просто если ты с этим мальчиком не общаешься, то это одно дело, а если общаешься, то другое.
– И в чем разница? – нахмурился я. Ответил мне папа.
– Понимаешь, сын, ты так называемый «хамелеон».
– Кто?
– Человек-хамелеон, – пояснил папа. – Это такие люди, которые с легкостью подстраиваются под окружающих людей. Если ты вдруг окажешься среди готов, то уже через десять минут будешь обсуждать, какое кладбище самое лучшее и где по дешевке можно купить классную черную одежду и добыть различные цепи, черепа и прочее... Окажешься среди ученых и в миг начнешь кидаться непонятными терминами, смысл которых сам можешь не знать, и придумывать какие-нибудь научные вещи. Среди кошатников ты за пять минут перечислишь тысячу причин, почему кошки лучше собак, а среди собачников – наоборот. Вот, например, твой друг Денис. Рядом с ним ты совсем другой. Ты более агрессивный, самостоятельный и... чужой, – папа взглянул на маму, словно искал в ней поддержки. Она согласно кивнула и добавила:
– В том смысле, что, кажется, вокруг тебя колючая проволока, на которой висит табличка «Не подходи! Убьет!».
– Да. Только ты не подумай, что мы имеем что-нибудь против твоего друга. Ты сам вправе решать, с кем общаться. Просто исходя из всего этого, если тот мальчик, который тебе нравится, гей, и ты с ним общаешься, то мы не уверены, что твои чувства настоящие. Ты мог придумать это, чтобы... скажем так, не отбиваться от коллектива.
Я задумался над словами родителей.
– А если... Если он мне действительно нравится?
– Пашуль, мы живем в такой стране, где одна треть населения не знает такого слово, как «толерантность», а другая треть не может его правильно написать, так что если ты готов ко всем препятствиям, что могут возникнуть у тебя на пути и к их последствиям, то мы обязательно тебя поддержим, – мама подошла ко мне и, улыбнувшись, положила руку на плечо. Я глубоко вздохнул.
– Можно еще вопрос?
– Конечно, – кивнул папа.
– Если я «хамелеон», тогда получается, когда я один или рядом с вами, то я становлюсь таким, какой есть на самом деле? Так?
– Да.
– Ммм... ясно...
Рома мне действительно нравится, потому что даже сейчас, лишь думая о нем, тело само собой напрягается, как у охотничьей собаки, взявшей след, и безумно хочется его увидеть...
– Ты идиот, Ульянов, раз считал, что я могу полюбить человека, который испортил мне жизнь! Я ненавижу тебя! Я только и мечтаю о том, чтобы ты поскорей сдох! – выкрикнул мне в самое лицо Рома. Такое чувство, что почву из-под ног выбили. Это все была игра. Глупая игра. Розыгрыш. Прикол. Месть. А я повелся, как идиот... И это значит, что того Ромы, который меня бесил, больше не будет. Я усмехнулся. На такой расклад я готов. Пускай первый раунд я проиграл, но с этого момента начинается второй!
– Не подходи ко мне, – запрещает мне Рома. – Никогда. Я тебя не люблю. А сейчас мне вообще хочется собственноручно тебя убить. Ты просто не представляешь, что такое быть геем, так что выбрось из головы всю эту чепуху и начни жить, как жил еще вчера.
Он уходит, а я остаюсь в радиорубке наедине с Денисом.
– В кои-то веки педик сказал что-то правильное! – произносит Денис. – Паш, сходи к психологу, пускай он выпишет тебе какие-нибудь таблетки...
– Так, значит, Рома прав, – задумчиво бормочу я, глядя на друга.
– Я уже сказал, что прав. Выбрасывай эту хуйню из головы.
– Я не о том. Ты будешь против меня, если я скажу, что являюсь геем.
– Пиздец, блядь, не говори такие отвратные вещи! Ты нормальный пацан! Просто это педик своими приставаниями сбил тебя с правильной дороги. Давай, как раньше, побьем его, и все дела. Сразу станешь, как прежде!
– Я готов, – уверенно киваю я.
– К чему? – удивляется друг. – Бить педика?
– К препятствиям и последствиям, – поясняю я, резко оборачиваясь к микрофону и включая его. – Меня все слышат? – произношу я. – Это я, Паша Ульянов, и я хочу сказать, что люблю Рому Леванова.
Я выключаю микрофон и поворачиваюсь к Денису.
– Ну и кто я для тебя, Дэн? Друг детства или грязный гомик?
Денис открывает рот, но тут же сжимает губы, да так, что их почти не видно. Я невесело усмехаюсь. Понятно...
Хочешь, я скажу тебе, что это?
Внимание! У автора что-то переклинило в голове, и он незаметно скатился в флафф, от чего пребывает в ступоре и забивается в темный угол для занятий самобичеванем.
– Ну и кто я для тебя, Дэн? Друг детства или грязный гомик?
Денис открывает рот, но тут же сжимает губы, да так, что их почти не видно. Я невесело усмехаюсь. Понятно...
Мы стоим и смотрим друг на друга. Денис молчит, не знаю, может, он ищет, что сказать, а может, ему нечего говорить. Мне точно нечего. Через минуту я нарушаю гробовую тишину своим вздохом и делаю шаг к выходу, но моментально отступаю назад, когда в рубку врываются наш завуч и классный руководитель. Денис кидает на них быстрый взгляд и незаметно сбегает. Я усмехаюсь такой его выходке.
– Ульянов, что это только что было?! – кричит на меня Инна Витальевна.
– В смысле? – не понимаю я.
– В прямом! По радио! Это просто неподобающе! Твои родители немедленно должны прийти в школу, и мы обсудим твое поведение, а также – здоровье.
– А что с моим здоровьем? – хмурюсь я. Инна Витальевна просто в ярости. Это можно судить по тому, как ее лицо покрыто красными пятнами.
– Я имею в виду твое психологическое здоровье. Это просто ненормально признаваться в любви человеку одного же с тобой пола!
– Инна Витальевна, прошу Вас, успокойтесь! – устало произносит Роман Васильевич. Он переводит на меня глаза, и мне становится не по себе от его взгляда. Такое чувство, что мужчина смотрит на пустое место. Ненавижу его. С самого первого дня он ко мне цепляется по любому пустяку или даже без него. Такое чувство, что в классе кроме меня для него больше никого не существует. – Ульянов просто пошутил.
– Что значит «пошутил»? – гневно обращается женщина к классному руководителю, развернувшись к нему на каблуках.
– То и значит. Паша поспорил со своими друзьями и проиграл, а проигравший должен был признаться по радио в любви к какому-нибудь парню. Правда, Ульянов? – взгляд мужчины стал просто прожигающим. Казалось, что, если я посмею перечить ему, он испепелит меня на месте. И мне действительно очень сильно хочется сказать, что он врет, но я все же выдавливаю из себя то, что они хотят услышать.
– Правда.
– Тогда это просто возмутительно по отношению к Леванову! Тебе ведь, Ульянов, прекрасно известно, что он бо... кхм... не такой...
– Что значит «не такой»? – теперь под опасностью быть испепеленной оказывается Инна Витальевна. – Вы меня, конечно, простите, но Леванов такой же человек, как Вы, я или Ульянов, а если Вы этого не видите, Инна Витальевна, то, мне кажется, Вам не место в школе. Здесь мы должны учить детей, а не сажать их в узкие рамки своего мировоззрения.
– Что?! – завуч зашипела от таких слов. – Да как Вы!.. Не забывайтесь, Роман Васильевич! Я могу легко устроить Ваше увольнение.
– Успехов, – кивнул мужчина. – Ульянов, пошли отсюда.
Я счел нужным послушаться классного руководителя, потому что, казалось, еще чуть-чуть и Инна Витальевна просто взорвется от гнева.
Мы молча шли по коридору, в котором еще находился народ, несмотря на то, что в скором времени должен был прозвенеть звонок. Я чувствовал себя неуютно рядом с Романом Васильевичем и постоянно на него подозрительно косился, ожидая очередной подлянки, на которую он был горазд. Но должен признать, он меня сильно удивил. Ни за что бы не подумал, что этот человек встанет на мою защиту. Неспроста это... Может, мои подозрения были верны и он тоже гей? Тоже... И когда это я успел себя не только записать в геи, но и смириться с этим? Ай, ну да ладно. Все это мелочи жизни и глупые ярлыки.
– Ты ведь понимаешь, что своим признанием вызвал у Леванова желание убить тебя? – неожиданно заговорил мужчина, останавливаясь на месте. Я огляделся. Мы стояли возле его кабинета.
– Судя по его словам, я всегда вызываю у него это желание, – поделился я. Почему-то Роман Васильевич улыбнулся. А у меня перед глазами встала картина, которую я смог наблюдать пару часов назад. Он и Рома целующиеся. По телу прошла дрожь, вызвав волну ненависти и гнева к мужчине. Классный руководитель прищурился, глядя на меня, и тяжело выдохнул.
– Не ожидал я от себя такого, – пробормотал он, а потом вполне громко произнес. – Между мной и Ромой ничего нет и быть не может.
Я удивленно вскидываю на него глаза, пораженный услышанным.
– Но, а как же...
– Цыц! У Ромы началась паника, когда ты признался ему в чувствах. Он считает, что ты не сможешь быть геем и просто обязан начать встречаться с толпой девушек сразу или постепенно, вот и придумал такую дурацкую идею, будто мы с ним встречаемся. Поцеловал он меня, как мне сейчас думается, специально, когда услышал, что ты идешь.
– Значит, Вы его не любите? – с надеждой спрашиваю я.
– Только как своего ученика.
Я облегченно выдыхаю и широко улыбаюсь. Может, он все-таки не такой уж и плохой человек, как мне кажется?
– Спасибо.
– Да, пожалуйста, – безразлично отвечает мужчина. – Но тебе надо с ним поговорить или убедить его в том, что ты серьезен, – Роман Васильевич говорит это с такой интонацией, словно совершенно в это не верит.
– Я серьезен!
Но классный руководитель не обращает на мои слова внимания.
-...Или выслушать, как сильно он тебя ненавидит и какими способами хочет убить, и оставить в покое бедного мальчика.
– Вам больше по нраву второй вариант, да? – предложение Романа Васильевича оставить Рому в покое вызывает у меня злость.
– Ты не представляешь, как! – спокойно кивает мужчина, а я задыхаюсь от таких слов, и совсем забыв, кто передо мной стоит, уверенно произношу.
– Ненавижу Вас!
– Взаимно, Ульянов.
– Да что я Вам сделал?
Вместо ответа мужчина хмыкает, чем еще сильней выводит меня из себя. Звенит звонок.
– Иди на урок.
Я просто вне себя от злости разворачиваюсь и иду назад по коридору, крепко сцепив зубы, чтобы не начать ругать Романа Васильевича всеми известными мне ругательствами.
– Ах, да. Ульянов, если хочешь в четверти пятерку по геометрии, то реши до завтра пять задач. Будут все правильными, поставлю пять.
Блядь. Все же он самый ужасный человек из всех, что я знаю. Ненавижу его.
Как бы сильно меня не бесил Роман Васильевич, я все же решил последовать его совету и поговорить с Ромой. Зачем? Без понятия. То, что я делал Роме на протяжении трех лет, нельзя никак исправить, хоть сотню, тысячу раз извиняйся. Я вел себя, как настоящий урод, и вполне логично, что он ненавидит меня всеми фибрами души. Но смириться с этим я тоже не могу. Вот только, что толку от этого? Я все равно не знаю, что делать и что говорить. Заявил, как самовлюбленный болван, что влюблю Рому в себя, но и представления не имею, как это сделать. Он ведь не девушка. Тут нужен другой подход. Черт, никогда бы не подумал, что буду жалеть о том, что у меня нет знакомого гея, у которого можно спросить совет. Хоть объявления давай: «Ищу гея, который просветит, как ухаживать за парнем». Наверно, раз Рома ненавидит меня, стоит попробовать начать с простой дружбы. Больше идей у меня нет... Значит, решено. После школы идем с ним гулять, может, сходим в кино...
Но Рома обломал меня еще до того, как я приступил к своему плану. Он просто-напросто ушел с уроков, а мне вначале пришлось отбиваться от одноклассников, которые просто жаждали узнать, что же это было по радио, а затем весь урок терпеть пристальные взгляды. Конечно, я мог воспользоваться отговоркой Романа Васильевича и сказать, что это просто глупый спор, но врать я не хотел. И не видел смысла. Все равно правда откроется, когда мы с Ромой начнем официально встречаться.
До конца уроков я бегал по школе, пытаясь выяснить номер мобильного или адрес Ромы, но, оказывается, ученики не знали ни того, ни другого, а учителя отмахнулись, сказав, что не имеют право разглашать такую информацию. Врут, наверное. Скрепя сердце, пришлось обращаться за помощью к Роману Васильевичу. Он долго смотрел на меня прежде, чем ответить, и когда я уж было подумал, что он так же, как и все, пошлет меня, мне сказали адрес. Не понимаю я его. То он ведет себя, как скотина, то вдруг делает что-то хорошее. Не человек, а самая настоящая качель. Туда-сюда. Туда-сюда. Туда-сюда. Тошнит уже.
И вот я наконец-то стою перед дверьми квартиры Ромы и пытаюсь найти в себе силы постучать. Никогда не думал, что буду настолько напуган, что даже во рту пересохнет, а руки дрожать начнут. Ужасно боюсь, что Рома, только увидев меня на пороге, тут же закроет дверь. Так, как говорит мама: «Если чего-то боишься, сделай шаг назад, глубоко вдохни-выдохни и, не раздумывая, ныряй в омут с головой!». Я так и сделал. Отступил назад, вдохнул-выдохнул и, подавшись вперед без колебаний, постучал, после чего в голове возникла мысль убежать отсюда куда-нибудь подальше, как маленькому ребенку. Может, я так и сделал бы, если ноги не приросли к месту. Послышались легкие шаги, затем возня с замком, и дверь распахнулась, заставив меня отскочить в сторону.
– Вы к кому? – прозвучал удивленный женский голос.
На пороге стояла девушка. Она показалась мне знакомой. Я напряг память и вспомнил, что когда-то видел ее вместе с Ромой. Она была такой же низкой, как и он. Но в отличие от него, она была брюнеткой с карими глазами. У них вообще кроме роста не было ничего общего. Почему-то это меня не особо радует, и я начинаю хмуриться, силясь понять, кто же эта девушка.
– Мне нужна квартира Левановых.
– Я Леванова, – кивает девушка.
– Вы сестра Ромы? – с надеждой спрашиваю я, но ответ меня ошарашивает:
– Нет, я его мама.
– Что? – от такой новости у меня даже голос охрип. Я совсем бесцеремонно окидываю девушку, то есть женщину взглядом. – Как? Вы... Вы такая молодая!
Она тихо смеется.
– Спасибо за комплимент. А ты к Роме, я так поняла? Он минут пять назад в магазин убежал. Если хочешь, можешь зайти и подождать, – женщина отступает назад, пропуская меня в квартиру.
– Спасибо... Эээ...
– Дася Григорьевна, – представляется мама Ромы.
– Спасибо, Дася Григорьевна, – послушно повторяю я.
– А тебя как зовут? – спрашивает она, когда мы заходим в довольно небольшую кухню.
– Паша, я одноклассник Ромы.
– Паша? – в голосе женщины появляется радость. – Ульянов, да? – я киваю. – Я много о тебе слышала. Рома довольно часто рассказывал о твоих проказах.
Я в шоке уставляюсь на женщину. Что? Рома обо мне говорил? Когда? Почему? Что именно? Хотя, вряд ли женщина так тепло меня приняла бы, если знала, что я делал с ее сыном... Только я тогда не понимаю, зачем Рома ей рассказывал про меня?
– Я рада, что у моего сына такой друг и что наконец-то увидела его, а то Ромка постоянно находил тысячу причин, почему не может пригласить тебя в гости! – добивает меня Дася Григорьевна. Я чувствую себя так, словно на меня ведро с дерьмом вылили, а ничего не могу поделать, кроме как стоять, улыбаться и кивать.
– Да я сам как-то не мог. Учеба, секции, сейчас вот еще и подготовка к экзаменам. Хотя вроде мы только десятый класс, но родители заставляют заниматься.
– И правильно делают! Я Ромку тоже постоянно гоняю, хотя последнее время он сам взялся за ум, – мама Ромы так тепло и открыто мне улыбается, что я понимаю, еще чуть-чуть, и я, не выдержав, начну каяться ей во всех смертных грехах.
– Дася Григорьевна, я почему пришел: мы с Ромой за одной партой сидим, и он сегодня случайно прихватил мою тетрадь по русскому языку...
– Забрать пришел? Она, наверное, в комнате Ромы. Направо по коридору и до конца. Там на столе поищи или в сумке, если он ее еще не разбирал.
– Спасибо, – через силу улыбаюсь я, поднимаясь со стула.
– Пожалуйста.
Черт, чувствую себя не просто настоящим уродом, а конченым уродом... Скорей бы Рома пришел, я просто не могу находиться с его мамой наедине! Стыдно настолько, что хочется провалиться под пол. Или в самый ад...
С этими мыслями я толкаю указанную мне дверь и замираю на пороге, оглядываясь... Да, блин, я даже слов не могу найти, чтобы назвать это! Это что угодно, кроме комнаты! Клетка для хомяка и то больше! Стены увешаны всевозможными плакатами с различными актерами, актрисами, певцами, певицами, группами, но мне почему-то кажется, что они висят здесь, не потому что являются кумирами Ромы... Окон нет. Из мебели – кровать, стол и шкаф и больше ничего. Ни компьютера, ни телевизора, даже музыкального центра нет. Зато куча книг возле стола и на столе. А так же красный кирпич с надписью: «Андрей». Он одновременно вызывает у меня удивление и улыбку. Я подхожу ближе к столу и вижу среди учебников стопку распечатанных фотографий с нашей поездки в Москву. Интересно, откуда они у Ромы? Неужели народ попросил сделать? Я начинаю их перебирать, тихо посмеиваясь, вспоминая наши экскурсии и то, как мы проводили свободное время. Вместе с этим вспоминается и первый день в Москве. Точней, вечер. Тело моментально охватывает дрожь, а внизу живота начинает гореть. Безумно захотелось увидеть Рому, обнять его, поцеловать... Так, стоп. Сейчас совсем не время и не место о таком думать.
Я откладываю фотографии в сторону и вновь оглядываю комнату. Ничего кроме тоски она на меня не нагоняет. С тяжелым вздохом я отхожу от стола и подхожу к шкафу. «Вот это уже совсем не прилично лазить по чужим вещам», – упрекаю я себя, но рука уже тянется к ручке. Я открываю дверцу, и в этот момент она вдруг полностью отваливается, чуть не ударив меня по голове. Я моментально ставлю ее назад и поспешно отхожу в сторону, при этом делаю такое невинное лицо, будто кто-то мог меня увидеть. Ничего себе защита от не прошеных гостей. А, может, не защита? Шкаф довольно старый... Может, она просто отвалилась именно в тот момент, когда я ее открыл? Надо спросить у Даси Григорьевны.
Я направляюсь к кухне, надеюсь, женщина все еще там. Да, она была там и, судя по всему, ругалась с кем-то по телефону. Я замешкался, не зная, показываться ей на глаза или подойти попозже.
– Нет, я не собираюсь возвращаться к Сереже! Я уже устала Вам это повторять, Евгения Петровна... Что? Вы сами виноваты, что воспитали такого сына, так что не надо его неудачи сваливать на меня!.. Нет, это Вы меня послушайте! Когда Сережа начал пить, я разве отвернулась от него? Бросила? Нет! Я терпела все его пьяные выходки и жалобы, я пахала днем и ночью, в то время, как он пьяный валялся на диване! Я боролась за него, пыталась отучить от этой привычки, но все было без толку! Я смирилась с тем, что мой муж – алкаш, но я ему сразу заявила, что, если он посмеет поднять на меня или на Рому руку, я тут же выставлю его за дверь. Он обещал, что никогда и ни при каких обстоятельствах нас не ударит, потому что любит! А что я выясняю месяц назад? Оказывается Ваш бедный, несчастный сынок почти каждый день избивал Рому!
Я словно окаменел. Мысли, как блохи, заметались в голове, но никак не могли сформулироваться в четкие предложения, представляя собой огромную кашу. Эмоции захлестывали. Ярость, злость, отвращение, изумление, недоверие, непонимание, жалость, боль... Все переплелось и смешалось в тугой комок. Хотелось пойти, найти эту сволочь и от души дать по морде. Не один раз. Хотелось обнять Рому. Хотелось удавиться. У меня не вызывал такое отвращение отец Ромы, как вызывал я сам у себя. Я был настолько себе противен, что хотелось выбраться из этой кожи, залезть в душ и тереть ее до тех пор, пока я не почувствую себя чистым, но что-то мне подсказывает, что я никогда не смогу оттереться от всей той мерзости, что облепила меня за столько лет.
Рома... Он действительно такой восхитительный. Выдерживать прессинг в школе, а потом еще и дома, но упорно продолжать идти вперед. Сколько же в нем силы?
От мыслей меня отвлек звук поворачивающегося ключа в двери. Я быстро метнулся назад в комнату Ромы и стал ждать неизвестно чего. Через две минуты на пороге появился изумленный, но в то же время злой парень. При виде меня он тихо зашипел, а я не смог сдержать улыбку. Прямо как маленький котенок.
– Ты что тут делаешь? – было видно, что ему хочется закричать, но он сдерживал себя, заставив шептать.
– Тебя жду.
– Зачем? Мы все уже прояснили! Что тебе еще надо?
– Поговорить.
– Я не собираюсь с тобой говорить!
– Придется, – обрадовал его я.
– Ну, уж нет! Это моя квартира и я имею право выгнать тебя отсюда! А если не уйдешь, то я вызову полицию! Участковый наш друг семьи! – похвастался Рома, победно складывая руки на груди и задирая подбородок.
– Ладно, – выдохнул я, кивая головой. На лице Ромы появилась широкая улыбка. Я подошел к нему. – Значит, поговорим у меня дома.
– Что? – нахмурился он, не понимая, что я имею виду. А я легко обхватил его за талию и перекинул через плечо. – Отпусти меня! Стой! Ты урод! Ненавижу! Пусти! – Рома заколотил руками меня по спине, но я не обращал на это внимание. – Мама, помоги! – закричал он, когда мы проходили мимо кухни. Дася Григорьевна удивленно обернулась на голос. Уголки ее губ поползи вверх.
– Рома, ты уходишь? Вернись домой к одиннадцати часам, завтра в школу.
– Не волнуйтесь, Дася Григорьевна, я сам его приведу, – пообещал я.
– Большое спасибо.
– Не хочу я никуда с ним идти! Пусти меня! – Рома начал дрыгать ногами.
– Не успокоишься, понесу тебя так, не дав надеть куртку и обувь, – предупредил я. Рома замер. Я услышал, как он шмыгнул носом, раздумывая над моими словами. На улице стоял конец октября, и хоть время еще было осеннее, уже ясно чувствовалась зима. Первый снег у нас выпадал всегда в начале ноября.
– Ненавижу тебя, – тихо прошипел Рома, но почему-то эти слова вызвали у меня улыбку.
– А я тебя люблю.
– Дурак! Не смей этого говорить! И отпусти меня уже, наконец, я не могу в таком положении одеваться!
Я послушно опустил его на пол, готовый в любой момент ловить парня, если он вздумает бежать, но к моему удивлению Рома, натянув ботинки и куртку, уставился на меня, ожидая, когда оденусь я. Я поспешно влез в свою обувь и куртку. Рома, кивнув чему-то, открыл входную дверь, и первый вышел из квартиры.
Я пропустил Рому к себе домой и хотел помочь ему снять куртку, но он отстранился от меня, мрачно при этом глядя. Хотя таким он был всю дорогу, и как я не пытался его разговорить, парень упорно молчал.
– Хочешь чай или кофе? – спросил я, на секунду останавливаясь у кухни.
– Хочу твою голову на плахе, – последовал ответ.
– Никогда бы не подумал, что ты такой кровожадный, – покачал я головой. Рома фыркнул.
– Кто бы говорил. Я только мечтаю, а ты свою кровожадность показал на деле.
Я виновато опустил голову, совсем не представляя, что на это ответить. Рома довольно хмыкнул.
– Давай ты мне уже побыстрее скажешь все, что хотел, я пропущу твою речь мимо ушей, и мы разойдемся. Как тебе идея?
– Да, давай так и сделаем, – кивнул я. Рома подозрительно прищурился, явно чувствуя подвох в моих словах. – Только я вначале хочу один фильм посмотреть.
– Что? – нахмурился парень. – Ты шутишь или издеваешься? Я не хочу с тобой ничего смотреть! Давай говори, что хотел, или я ухожу!
– Я дверь на ключ закрыл, – с улыбкой произнес я, крутя колечко, на котором висел ключ, на пальце. Рома зашипел, как сдувшийся воздушный шарик.
– Чай, – через минуту выговорил он. Я заулыбался и пошел ставить чайник...
...Фильм я выбрал «Живая сталь». Никогда не любил кино про роботов, но этот почему-то покорил меня. Даже не скажу, сколько раз я его пересматривал. Рома, беспрерывно ворчавший первые десять минут фильма, постепенно затихал, а затем и вовсе сполз с дивана на пол и перебрался к телевизору поближе. Я старался дышать как можно тише, чтобы не спугнуть парня. В конце фильма он уже подпрыгивал на месте от эмоций и восклицал: «Давай, Атом! Давай!», а я пытался сдержать смех, наблюдая за ним.
– Ну, вообще нечестно! – разочарованно воскликнул парень, когда пошли титры. – Атом выиграл! Он сделал этого гада! Скажи же?! – на меня уставились два больших горящих глаза.
– Выиграл, – согласно кивнул я, поднимаясь на ноги. Рома тоже вскочил с места, встав передо мной.
– Нет, а ты видел, как он его? О, этот первый удар был шикарным! Его никто не ожидал! Ваааа! У меня эмоции через край!
– Я вижу, – смеясь, кивнул я.
– Да чего ты ржешь? Фильм-то суперский! Я до последнего надеялся, что Атом оживет, станет разумным роботом! – уже с грустью произнес Рома. Я удивленно приподнял брови, потому что думал о том же, когда в первый раз посмотрел это кино. – Нет, ну все-таки, как же он дрался! Правой, левой! – Рома несильно ударил меня по груди вначале правой рукой, потом левой. – Правой, левой, правой, левой, апперкот! – кулак парня взлетел верх и ударил меня точно в челюсть, заставив клацнуть зубами. – Ай! Моя рука! Больно-больно! – застонал Рома.
Я опустил голову, которая задралась от удара, и приложил ладонь к подбородку. Рома перестал скакать на месте и недовольно поднял на меня глаза, но его взгляд тут же изменился. В его глазах появился ужас, он стал отступать назад.
– Эм... П-прости меня... Я не хотел... Это случайно... – дрожащим голосом заговорил парень. Он боялся меня. Моей реакции. Я оставил челюсть в покое.
– Хороший удар. Только силы маловато. Тренируйся.
На лице Ромы отразилось непонимание, изумление.
– Ты это серьезно? – нахмурился он. Я кивнул, а Рома почему-то вздохнул. – Паш, это ведь неправильно...
– Не правильно, что я не ударил тебя в ответ?
– Нет. Твои чувства. Это все неправда. Тебе просто... Не знаю, как сказать... Ты не такой. Ты, может, просто себя накрутил? Может, привык ко мне, – неуверено произнес Рома. – Привязался. Но это точно не любовь. Ты не можешь влюбиться в парня. Ты прирожденный гетеро и к двадцати пяти годам ты должен жениться, и, может даже, уже иметь одного ребенка.
– Не решай за меня мою судьбу! – слишком резко ответил я.
– А что мне еще остается делать, если ты собираешься ее загубить из-за какой-то мимолетной прихоти?! – заорал Рома. – Ты думаешь, твоя сила поможет тебе в школе? Да хрена с два! Когда на тебя нападают толпой, то будь ты даже профессиональным боксером, – Рома указал рукой на телевизор, где все еще шли титры. – Это тебе не поможет! Я уже не говорю про твой статус, которого уже и вовсе нет! Ты теперь никто! Понимаешь?! Никто! Пустое место, над которым можно поиздеваться! Но еще не поздно все исправить! Завтра, в школе, скажи Денису, что эта была ошибка, а потом избейте меня, как прежде. Я ничего не сделаю и не скажу.
– Заткнись или я ударю тебя сейчас! – не выдержав, воскликнул я, прерывая Рому. Меня всего потряхивало от слов парня. Я был зол.
– Да как ты не понимаешь, что я о тебе переживаю! – заорал в ответ, наверное, на всю квартиру Рома.
– Эм... Тук-тук... Простите, что помешала, – виновато произнесла мама, стоя на пороге гостиной. Рома моментально покраснел.
– Здравствуйте, – протараторил он, опуская глаза в пол.
– Здравствуй, – кивнула мама. – Пашуль, я зашла сказать, что уже вернулась. Может, вы чего-нибудь хотите перекусить?
– Нет, – покачал я головой, а потом взглянул на Рому. – Ром, а ты?
Вместо ответа он замотал головой из стороны в сторону.
– Хорошо. Я, если что, на кухне, – предупредила мама, но уходить не спешила, с улыбкой смотря на нас.
– Что? – не выдержав, спросил я.
– Это тот мальчик, который тебе нравится, да? – глаза у мамы горели, прямо как у наших девчонок-одноклассниц, когда они обсуждали чьи-то любовные дела. Рома при этих словах вскинул голову вверх и тут же опустил.
– Да, мама, это он, а теперь иди, – процедил я сквозь зубы, чувствуя, как сам начинаю краснеть.
– Симпатичный, – захихикала мама.
– Мама!
– Уже ухожу. Зачем так нервничать? – мама подняла руки вверх, словно намеревалась сдаваться, и скрылась в коридоре.
– Что значит «который тебе нравится»? – моментально задал мне вопрос, как только затихли мамины шаги. Я вздохнул.
– То и значит, – пожал я плечами. – Я же тебе говорил, что люблю тебя.
– Ты рассказал родителям, что являешься геем?
– Да.
– И как они к этому отнеслись?
– Сказали, что если я готов к препятствиям и последствиям, то в добрый путь!
Неожиданно Рома застонал и приложил правую ладонь к лицу, закрывая его на половину.
