Текст книги "Тысяча ключей Мерлина (СИ)"

Автор книги: Tom Paine

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Глава 15

«Хранитель корпуса не может бросить вызов ключнику ни своего корпуса, ни другого напрямую. Для того чтобы это осуществить, хранитель должен направить обращение в совет ключников.

Поединки с участием ключников проходят на территории Стоунхенджа и нигде более.

Если хранитель победил ключника, он забирает его ключ, но не место ключника.»

Статья 24 «Кодекса хранителей»

* * *

– …А те двое англичан сбежали, догнать мы их не успели к сожалению, – закончил рассказывать историю о предательстве Топора Иваныч, стоя посреди зала, где вновь собрались хранители во главе с ключником, Довлатовой и двое чтителей.

– Садитесь, Петренко, – произнесла Довлатова, поглядывая на задумавшегося Морозова, нахмурившего брови и лоб. На ложбинках морщин на лбу начали скапливаться капли пота.

Морозов, достав платок из внутреннего кармана черного пиджака, одетого поверх белой водолазки, вытер пот со лба и, посмотрев на меня и Иваныча, спросил:

– Вы уверены, что Топор нас предал и те двое якобы англичане?

– Абсолютно! Я слышал их говор также, как и вас сейчас, я видел их клинки, они абсолютно точно хранители, и они абсолютно точно не из нашего корпуса, – вновь встав, ответил Иваныч.

– Кроме вас двоих никто больше не может подтвердить того, о чем вы рассказываете, верно? – спросил Морозов, явно пытаясь заставить нас отступить от своих слов. В его голосе явно чувствовалось волнение. Вероятно, разбирательство на более высоком уровне с другими корпусами его явно страшило или, по крайней мере, очень тревожило.

– Не совсем, господин ключник. С нами был еще один хранитель… хотя он не любит, когда его так называют. Его нет в этом зале, и, я думаю, вы понимаете о ком я, – с некой ухмылкой произнес Иваныч.

– Мудрец… – тихо вырвалось изо рта Морозова. Его лицо побледнело, а глаза налились страхом, словно он увидел призрака, но не тем, который дает сил, а скорее тем, который полностью опустошает тебя и лишает хоть каких-то сил.

– Именно… если вы не верите мне, спросите у него, он, правда, немного изменился, если вы понимаете о чем я, – продолжил Иваныч.

Морозов ничего не ответил, лишь слегка кивнул широко открытыми глазами, словно царские монеты.

– Погодите! Я слышала об этом хранителе отступнике, но его неуважение к нам, ставит любое его слово под сомнение, это при том, что если он явится и даст свои показания. Но самое главное здесь это то, что он не явится сюда! Очень интересный вы выбрали способ представить свидетеля, который никогда не явится, крайне удобно, но мы не будем брать его во внимание…, – пылко высказалась, привстав, Довлатова, но была остановлена рукой Морозова, которую тот положил ей на плечо.

– Я вынужден вас остановить, не думаю, что Петренко в трезвом уме стал бы приплетать Мудреца к вранью. Я прекрасно знаю, что у него есть пути получения информации, в том числе с наших собраний, и если бы он узнал, что кто-то прикрывается им, он бы с ним разобрался быстро и без промедлений. Товарищ Петренко использует имя Мудреца не просто так, он не хуже меня знает, что это за хранитель, – немного осмелев, произнес Морозов.

Наблюдая во время рассказа Иваныча за Добровольским, я заметил, что его выражение лица с каждой секундой становилось более довольным. Ему явно нравилось, что его слова об английских шпионах подтверждаются даже не смотря то, что это говорят те, кого он сам подозревал. Хотя если признаться честно, то по сути шпион был среди нас, его не распознал даже Иваныч, вот и получается, что Добровольский был близок к истине.

Алина же, сидевшая рядом с отцом, тоже довольно улыбалась время от времени, кидая на меня стеснительные взгляды. Я же старался делать вид, что не вижу этого, чтоб ее еще больше не смущать и случайно не встретиться глазами.

Выждав небольшую повисшую в воздухе паузу после слов Морозова, Добровольский покашлял, после чего, не поднимаясь, с места произнес:

– Вот видите, шпионы сами признались в своей вине и даже сдали одного из своих. Я оказался прав, может теперь господин ключник прислушается к моим словам?

– Вообще-то на собраниях не принято…, – начала говорить Довлатова, как вдруг замолчала, поймав на себе гневный взгляд Добровольского, и уже очень тихо, но я все же смог прочитать по губам, она сказала, – отвечать с места, не поднявшись, проявив неуважение к ключнику.

– Я понимаю вашу неприязнь к Петренко и Осипову, хоть и причину не знаю. Однако я сомневаюсь, что они являются шпионами, и даже без общего решения мы зафиксируем этот факт под мою ответственность, – произнес Морозов, посмотрев на Довлатову. Женщина кивнула и что-то записала в своем блокноте. – Однако факт «работы» шпионов в нашем корпусе имеется. Хочу услышать ваши предложения.

– Мне кажется, или Морозов и так знает, что нужно сделать, но боится произнести это? – спросил я шепотом у Иваныча, присевшего обратно рядом со мной.

– Тебе правильно кажется, он должен будет обратиться в совет ключников, и он не хочет говорить об этом первым в качестве проявления инициативы. А может, он хочет услышать альтернативный вариант, до которого он сам не догадался, иначе бы уже его объявил. Одно могу сказать точно, он сейчас не на шутку взволнован, слова о Мудреце усилили этот страх, и, думаю, это заметили все присутствующие, – ухмыльнувшись, ответил Иваныч.

В зале начался гул. Хранители наперебой задавали вопросы, не относящиеся к сути обращения Морозова, поэтому по его глазам было видно, как он игнорировал подобные вопросы и пытался отыскать в зале того, кто предложит что-то дельное. В мгновение я заметил, как он остановил свой взор на довольной физиономии Добровольского. Взгляд Морозова изрядно опечалился, но прекращать начавшийся в зале балаган он не спешил.

Через полминуты Добровольский, изрядно насладившись моментом, громко настолько, чтобы все остальные тут же замолчали и начали его слушать, произнес:

– Мне кажется, или первостепенное действие на пути решения этой проблемы всем очевидно?

– Вы сомневаетесь в компетентности ключника, если сомневаетесь в том, что он может найти очевидное для всех решение? – строго спросила Довлатова, поправив очки, устремив взор на Добровольского.

– Нет, что вы, госпожа Довлатова. Вопрос, который поднялся, сложный, и решение может быть непростое и неоднозначное. Но я имел в виду, что первое, что нужно сделать – обратиться в совет ключников и поднять вопрос о шпионаже английским корпусом на наших территориях. Могу предположить, что совет примет решение о расследовании данного факта. Наша организация настолько же бюрократизирована, как и государственные службы. Это не даст нам решения этой проблемы, однако мне видится, что расследование остановит шпионов, на время разумеется, пока идет расследование. Это время даст нам самим разобраться, сомневаюсь, что англичане дадут всплыть факту шпионажа или еще хуже убийства хранителей других корпусов.

– Это не решение проблемы… это не остановит охоту на наших хранителей…но вынужден согласиться, что расследование может дать небольшое затишье. Кто за то, чтобы выступить с обращением перед советом ключников? – спросил Морозов, поднявшись с места, устремив взор в зал.

Хранители начали поднимать один за одним свои руки вверх. Рук было подавляющее большинство, что отметало надобность их считать, и так было все понятно.

– Хорошо. Значит, в ближайшее время обращение будет отправлено в совет ключников, – выдохнув и присев на место, констатировал Морозов, после чего повернулся к Довлатовой и добавил, – прошу вас подготовить официальное обращение сегодня же.

Довлатова недовольно кивнула. Было видно, что ей не нравилась эта идея. То ли, потому что она считала ее бессмысленной и угрожающей ключнику быть снятым, либо оттого, что принадлежала Добровольскому. На мгновение мне показалось, что она недолюбливает нас с Иванычем, однако реакция на Добровольского, как мне показалось, гораздо резче и агрессивнее, чем даже на нас. Может, просто она злая женщина, не знаю, узнаю я когда-либо правду…

Оглядев еще раз зал, Морозов поднялся со своего место и громко сказал:

– Учитывая текущую ситуацию, всем хранителям следует соблюдать предельную осторожность и осмотрительность. Старайтесь держаться в группах и по возможности укрываться в своих карманах до того времени, пока мы не решим эту проблему.

По залу прошел волнительный ропот, словно до всех только дошла вся опасность ситуации.

Морозов еще раз оглядел зал и поспешил покинуть зал собраний. Вслед за ним последовали и чтители. Довлатова же заканчивала что-то записывать в свой блокнот, нервно поправляя свои очки.

Мы с Иванычем поспешили покинуть зал, однако уже в центре вестибюля нас догнал Добровольский. Схватив меня за плечо, он с силой развернул меня к себе лицом. Добровольский был в сопровождении двоих своих охранников, которые также, как и Самойлов, были хранителями.

– Вы, конечно, молодцы, что сдали своего подельника. Но я не Морозов, я не снимаю с вас подозрений в игре на стороне английского корпуса и продолжу за вами следить, – строго выпалил Добровольский, глядя мне в лицо, после чего, поморщив нос, добавил, – но Морозов передал мне послание и просил не убивать тебя. Я из уважению к нему пока не буду убивать тебя. Но только ты оступишься, как мой клинок будет в твоей груди.

Я очень хотел ответить Добровольскому, что его друг Самойлов говорил тоже самое, а теперь он сами знаете где, но сдержался, особенно после того, как я заметил поодаль от Добровольского неторопливо идущую по проходу зала Алину.

– У вас все? – пересилив себя, выдавил я.

– Пока все! – сказал, словно выплюнув, Добровольский и поспешил в сопровождении своих охранников покинуть здание.

Через мгновение после того как Добровольский отошел на несколько метров, ко мне подбежала Алина. Она как всегда потрясающе выглядела. Белоснежные штаны с высокой талией и коричневой рубашкой с расстегнутыми верхними пуговицами, образуя весьма глубокий и манящий вырез. Она схватила меня за руку, и я почувствовал, что она что-то положила мне в нее, и, улыбнувшись, она тут же поспешила вслед за отцом, сверкая своими белыми кроссовками.

Я долго не мог оторвать от нее взгляд, провожая ее, пока она не вышла из здания и не села в машину вместе с отцом, которая была уже припаркована у крыльца здания. Опомнившись, через несколько мгновений я поднял сжатый кулак и медленно его разжал. Внутри лежала аккуратно сложенная бумажка из маленького блокнотика с розовыми полями.

Развернув бумажку, я увидел, что она оставила мне послание:

«Встретимся сегодня в восемь вечера. Я заеду за тобой к дому твоего деда»

Буквы были красиво выведены, а от самой записки пахло ее духами. Я поднес записку к носу и вдохнул ее аромат, запах сводил меня с ума. В тот же момент я уже начал придумывать, что мы будем делать, но вмиг ход моих мыслей остановил голос Иваныча.

– Чего она там написала? – спросил Иваныч, вырвав записку, и быстро ее прочитал.

– Нет! Нет! Нет! Ты же не думаешь пойти? – обеспокоенно произнес Иваныч.

– Вообще-то думаю, – сказал я и хотел продолжить, но замолчал, увидев, как к нам с недовольным видом приближалась, как всегда поправляя очки, Довлатова.

– Я вас в прошлый раз, кажется, предупреждала? – раздражительно спросила Довлатова, нервно поправив очки.

– О чем? – непонимающе спросил я.

– О том, чтобы вы не создавали проблемы ключнику! Я одновременно молюсь, чтобы ваши слова были правдой, и Морозов не поплатился за ложные заявления и молюсь, чтобы ваши слова оказались неправдой, ибо если дела действительно таковы, то беды пришли на все наши головы, – нервно ответила Довлатова.

Как ни странно, в ее голосе я услышал не только гнев, но и страх и даже капельку сопереживания за нас. Удивительно, но эта женщина не так проста, как мне казалось раньше, она весьма многослойна и ей не чуждо сопереживание. От этого открытия я начал немного ее уважать. Но, думаю, мое уважение ей все же не нужно или, по крайней мере, неинтересно.

– Наши слова они верны. И да, вы правы, беды придут во все наши дома. Мы не знаем, что им нужно конкретно, даже сам Добровольский не знает, что им нужно, хотя и не первый день пытается узнать. Ваше страхи не безосновательны. Но пытаться запугивать нас смертью очень недальновидно с вашей стороны. Хранителям нужно сейчас объединиться, а не устраивать распри и угрозы наказаниями, – ответил Иваныч, посмотрев пристальным взглядом на Довлатову.

Женщина изрядно призадумалась над словами Иваныча, явно не ожидав от него отпора. Не найдя слов, она с гордым видом развернулась и направилась обратно в зал, откуда уже почти вышли все хранители.

– Хорошо ты ее осадил, – радостно и не сильно громко произнес я.

– Это была скорее вынужденная мера, чтобы она нас оставила в покое хотя бы на время. На самом деле она не такая, какой старается казаться, – произнес Иваныч, направившись к входной двери здания.

Выйдя на улицу, мы оба выдохнули. Солнце все еще ярко светило, но уже ощущалось, что уже наступило послеполуденное время.

– Времени еще не сильно много, может, съездим в больницу к маме? Ведь я же один точно не могу поехать? – спросил я, наблюдая, как хранители покидали здание дворца культуры и разбредались по своим делам.

– Без меня ты уж точно не поедешь в больницу. Топор знал про больницу, и там может поджидать засада из его английских дружков, – произнес строго Иваныч.

– Ну я так и подумал, – с улыбкой сказал я. – Тогда поехали! – добавил я и направился к парковке, где мы оставили машину Мудреца.

Усевшись в машину, Иваныч быстро довез нас к больнице, постоянно приговаривая, что нужно успеть до пробок. Хотя и он, и я понимали, что без пробок доехать никак не получится.

* * *

Оказавшись в больнице, мы поднялись на этаж, где находилась мама. Оказавшись в длинном коридоре, я заметил вдалеке знакомый силуэт врача. Я сразу узнал человека, с которым договаривался об операции. Стремительным шагом я направился к нему. Иваныч немного растерялся, но, собравшись, пошел за мной.

– Добрый день, – произнес я, протянув руку врачу.

– Добрый. Напомните мне, чей вы родственник? – спросил врач, пожав мне руку и внимательно вглядываясь мне в глаза.

– Я Андрей Осипов, сын Татьяны Осиповой.

– А точно, клапан сердца, – улыбнувшись, видимо, вспомнив, сказал врач.

– Как она? – с опаской спросил я.

– Не переживай. Операция прошла успешно, сейчас наблюдаем, отслеживаем работу сердца и в целом состояние вашей мамы. Через неделю, думаю, можно будет отправить ее домой. Мы пропишем ей ряд лекарственных средств, которые помогут, скажем так, организму «дружить» с новым клапаном. А после выписки ей следует записаться к кардиологу и вести с ним консультации по поводу нагрузок, которые ей допустимы и необходимы для правильной реабилитации, ну и остальные рекомендации по дальнейшему образу жизни, – произнес врач, похлопав меня по плечу.

От слов врача о том, что операция прошла успешно, у меня словно груз упал с плеч. Выдохнув, я спросил:

– А к ней сейчас можно?

– Да. Часы посещения еще не вышли, но поспешите.

Я уже собрался идти к палате, где я последний раз ее навещал, однако, сделав несколько шагов, врач меня окликнул.

– Ваша мама лежит в общей палате, спросите на посту у медсестры. Кстати, тот мужчина, который вносил оплату, его с вами нет? Он показался приятным человеком, наверное, какой-то друг семьи?

– Можно и так сказать. С оплатой ведь нет никаких проблем? – спросил с подозрением я.

– Не беспокойтесь, все оплачено вплоть до выписки. Об этом можете уже не волноваться, – улыбнувшись, ответил врач и направился по своим делам дальше.

– Хоть какая-то польза от Топора, – пробормотал я себе под нос и направился к посту, который показался впереди напротив лестницы, по которой мы поднялись на этаж.

На посту стояла приятная женщина лет пятидесяти, которая довольно мягким голосом объяснила, в какой палате находилась моя мама, и после того как поблагодарили медсестру, мы направились к нужной палате.

– И давно у нас в больницах появились вежливые медсестры? – с удивлением спросил Иваныч, отойдя на десяток метров от поста, чтобы женщина его не услышала.

Я ничего не ответил, лишь улыбнулся. Я стремился быстрее добраться до палаты и, наконец-то, увидеть маму.

Подойдя к нужной двери, Иваныч уселся на небольшой диванчик, стоявший напротив палаты.

– Я тебя тут подожду. Думаю, сейчас не стоит мне показываться ей на глаза и объяснять кто я такой. Лишние нервы ей сейчас не нужны, – произнес Иваныч, устраиваясь на диване.

– А не боишься, что на меня там нападут? – с улыбкой спросил я.

– Ты бы поменьше шутил, а то придется зайти туда вместе со мной. Скажу, что я твой одногруппник, – улыбнувшись, произнес Иваныч.

Постучав и услышав женские голоса, разрешающие войти, я, повернув ручку двери, зашел в палату.

В палате было шесть женщин разных возрастов, от молодой девушки моего возраста до бабушек, которым, наверное, уже давно за семьдесят. В правом дальнем углу возле окна я увидел лежавшую маму, которая читала книгу. Она подняла глаза и, не скрывая радости, улыбнулась, увидев меня.

Я подбежал к ней и аккуратно обнял ее. Она поцеловала меня в лоб, а после чего спросила:

– Как дел, а сынок? Я так много всего хотела сказать, но вот теперь не могу собраться с мыслями, – слегка покраснев, сказала мама, после чего, опустив виновато глаза, спросила, – дорогая была операция?

– Не переживай, все нормально. Я добыл денег, отдыхай, главное, сейчас не думай об этом.

– Мне точно можно не переживать о том, как ты достал эти деньги? – слегка обеспокоенно спросила мама.

– Тебе вообще сейчас лучше лишний раз ни о чем не беспокоиться. А про деньги на операцию точно можешь не переживать. Все законно, я их заработал, – сказал я, почесав затылок. Я не любил врать маме, но и говорить правду обо всем, что со мной сейчас происходит, не могу, да и потом, видимо, не смогу ей рассказать про хранителей, не потеряв жизни.

– Хорошо, – немного успокоившись, ответила мама. – Врач сказал, что через неделю можно уже будет ехать домой, – радостно сообщила мама.

– Ага, я тоже уже с ним говорил, – произнес я, поддержав улыбкой маму. – Ты прости, что долго не навещал, пришлось много работать, – сказав маме, я протянул ей небольшой сверток денег, поглядывая по сторонам, чтобы никто особо не смотрел, затем добавил, но немного потише, – купишь себе чего-нибудь из еды, если захочется, или лекарства, если скажут какие, то тоже бери. Я не уверен, что смогу навестить тебя еще раз до выписки, но постараюсь тебя забрать.

– Много работы? – негромко спросила мама.

– Да, плюс днем еще много учебы, которую никак нельзя пропускать. Преподаватель новый строгий появился, и, говорят, он уже много студентов отчислил, которые прогуливают пары, – произнес я, и меня самого от себя воротило от произнесенного такого количества вранья, но деваться было некуда.

– Учись, конечно, а за меня не переживай, у меня тут вон сколько новых подруг, – сказала мамы, указывая на остальных женщин в палате, которые, искренне мне улыбаясь, помахали руками. – Спасибо за деньги, – негромко добавила мама.

Оглядевшись в палате, я заметил, что у большинства стояли пакеты с фруктами и прочими съедобными вещами. Повернувшись к маме, я, вновь извиняясь, произнес:

– Я совсем забыл тебе купить чего-нибудь, местная еда, наверное, уже надоела?

– Не извиняйся, сынок, я все понимаю. Я знаю, что ты бы обязательно что-нибудь принес, если бы не был такой запыханный и занятой. Не переживай, если мне чего-то захочется, я попрошу, чтобы родственники моих подружек захватили мне тоже чего-нибудь. Тем более деньги у меня есть, – улыбнувшись, произнесла мама, продемонстрировав сверток бумажных купюр, которые я ей передал.

– Ладно. Но, если что-то нужно – скажи, я принесу сейчас же, – уверенно произнес я.

– Да ничего не надо, тут, кстати, кормят не так уж и плохо. Тебе, наверное, уже нужно бежать? Тем более часы посещения скоро закончатся.

– Хотел бы сказать, что не нужно, но к сожалению, ты права. Извини, что так сумбурно приехал и так быстро убегаю, – сказал я, держа маму за руку.

– Все хорошо, не извиняйся ты постоянно, – улыбнувшись, ответила мама.

Ее улыбка мне растопила сердце, и стало как-то полегче. Но, вспомнив, что Алина должна была меня забрать от дома деда, а до него еще нужно доехать, я, поцеловав маму в лоб, произнес:

– Ладно, мне уже, и правда, нужно бежать. У меня телефон сломался, поэтому не звони мне, я сам тебе наберу, когда починю телефон или возьму у кого-нибудь позвонить. Все, отдыхай, я побежал, – сказал я, еще раз поцеловав в лоб маму, и, отпустив ее руку, поспешил покинуть палату, заметив на себе доброжелательные взгляды остальных женщин в палате.

Выйдя из палаты, я заметил слегка прикимарившего на диване Иваныча. Я подошел к нему и слегка потряс плечо. Тот резко вскочил и смотрел на меня непонимающими глазами. Через пару мгновений он словно подгрузил информацию и вспомнил, где мы находимся.

– Ну что едем? – спросил Иваныч.

– Едем. Поехали к дому деда. Думаю, там сейчас не так уж и опасно, учитывая, что Добровольский уже не охотится за нами. Ну и тем более у меня сегодня встреча с Алиной, – с улыбкой произнес я, направившись в сторону лестницы.

– Погоди! Мы ничего не решили! Я против, чтобы ты с ней встречался! – выкрикивал Иваныч, догоняя меня.

– Иваныч, я понимаю, что ты думаешь, что будет тоже самое, что в прошлый раз, но ты же сам слышал Добровольского, что он не собирается пока меня убивать.

– Верить Добровольскому – гиблое дело. Ему соврать ничего не стоит.

– Ты сам уверен в том, что говоришь? Мы оба с тобой были на собрании, и ты прекрасно видел, что он не врал.

– Ну, возможно, но на тебя же могут напасть шпионы эти!

– Поверь, с Алиной, которая явно находится под наблюдением отца, будет куда безопаснее, чем с тобой, ты уж прости. И к тому же мы явно куда-то поедем, и подкараулить у них, по крайней мере, не получится, – улыбнувшись, произнес я, дойдя до лестницы и поспешно начав спускаться.

– Не беги! Не забывай, что я вообще-то пожилой уже человек, – гордо произнес Иваныч, начав медленно спускаться по лестнице.

– Ну не знаю, видел, как ты орудовал клинком, так бы и не сказал, – улыбнувшись, произнес я, предвкушая скорую встречу с Алиной.

– Но я все равно против! Ну будь по-твоему, как никак ты справился с Самойловым, да и против Топора один бился, – сдавшись, согласился Иваныч.

Я довольно улыбнулся и, развернувшись, продолжил спускаться так, чтобы Иваныч сильно от меня не отставал.