Текст книги "Подземные тропы (СИ)"

Автор книги: . Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 17. Дракония

В Драконии не было дорог – только звериные тропы, протоптанные в густой, но побелевшей и выгоревшей траве стадами анкехьо, товегов и Двухвосток. От границы с Тарнавегой Речник ехал наугад, уворачиваясь от бегущих в панике ящеров, распугивая толстых чёрно-жёлтых змей на каждой кочке и прячась под невысокими, но раскидистыми дубками от мелькающих высоко в небе драконов.

Укрытия находились редко. Голая степь тянулась от границы до границы, очень редко попадались кусты мерфины, несколько дубов или Тунга, окружённая плешью выгоревшей земли. Травы иссохли до неузнаваемости, только драконий цвет, с его узкими стреловидными листьями, бодро зеленел, и Двухвостка фыркала, но упорно жевала его. Помня советы Джэйла, Фрисс завёл Флону в кусты мерфины, и животное неохотно потёрлось о пахучие ветви, чтобы отпугнуть мелких ящеров. Этих тварей вокруг было слишком много, днём Речник сам ловил их, но боялся, что ночью они нападут и объедят и его, и Двухвостку до костей.

Дракония вообще не была безопасной страной, а сейчас, в начале осени, редкий герой отваживался туда сунуться. Множество драконов недавно вылупилось из яиц, встало на крыло и шныряло по окрестностям в поисках еды. Они были слишком глупы, любопытны и голодны, чтобы привычные уловки против драконов защищали от них. Фрисс менее всего хотел стать драконоборцем – мелкие драконы слабы, но человек ещё слабее...

Через три дня горные вершины ушли за горизонт, уже нельзя было отличить их от облаков, а Речнику начали попадаться ручьи в окружении чахлого ивняка. Двухвостка сунулась было к воде, но стадо сородичей с рёвом и топотом прогнало её прочь и едва не затоптало. Фрисс никогда не видел столько Двухвосток в одном месте и не подозревал, что они так свирепы. Он отдал фыркающей Флоне остатки сена и пожалел, что не запасся кормом в Тарнавеге. Трава Драконии была несъедобна даже для Двухвостки...

Так, кормя Флону ветками ивы и ольхи, если не попадался драконий цвет, Фрисс спускался к озеру Грань. Он даже обрадовался, увидев поблизости хищную лозу – в отличие от обычных трав, она была зелёной, сочной. Фрисс порубил её на куски и скормил Двухвостке. Зверь остался доволен и долго крутил головой, высматривая другую лозу.

Сам Фрисс ел солонину, поливая её лиловой жижей, и пропах мерфиной насквозь. Он немного жалел, что не может посмотреть на себя в зеркало чистой воды – чем дальше, тем сильнее Фриссу казалось, что он уже не совсем человек. Он вспоминал по вечерам, как выглядит Река, пахнет тина, кричат чайки, всходит над степью зеленоватое солнце. Иногда прикасался к Верительной Грамоте, но даже она не всегда пробуждала воспоминания. Река была слишком далеко...

Посреди степи Речника застал ливень, и охапка травы, закинутая на спину, от холодной воды не спасла. Двухвостка пыталась втянуть голову в панцирь, жмурилась, но упрямо шла вперёд по примятой траве, мимо луж в низинах и тёмных зарослей белески вокруг. Дождь очистил небо от драконов и падальщиков, Речник заметил это и поторопил Двухвостку. Она проходила опасное место – здесь сходились территории двух драконьих кланов...

Когда выглянуло солнце, ещё два Акена пути оставалось до заводей Грани и спасительных папоротниковых зарослей над озером. Флона почуяла неладное, всхрапнула и припустилась бегом, но огромная чёрная тень уже приближалась, закрывая небо. Фрисс скатился с панциря, выхватил мечи и ещё успел увидеть то, что летело к нему.

Это был Чёрный Дракон, с высоким, но неокрашенным гребнем из переплетённых острых шипов – крупный подросток, разглядевший добычу сквозь иллюзию, но схватить не сумевший. Лапа с острейшими когтями рассекла воздух между Двухвосткой и Речником, Флона подалась в сторону и прижалась к земле, Фрисс развернулся и бросил водяную стрелу, целясь повыше крыльев. Он попал – и дракон 'нырнул' в воздухе и сердито рявкнул, когда вода залила ему глаза и ноздри. Речник отправил следом молнию и толкнул Двухвостку в бок, приказывая бежать к мокрым зарослям у озера. В следующее мгновение он сам покатился по сырой траве и лужам, сбивая пламя. Дракон не мог хорошо прицелиться, но край огненного выдоха зацепил Речника.

Фрисс резко поднялся, последние искры сбил рукой, подхватил меч. Дракон кружил невысоко над землёй, разглядывая сожжённую траву. Магия, отводящая взгляд, снова обманула его. Из папоротников опасливо выглянула Флона, и Фрисс очень медленно и осторожно пошёл к ней. Смотрел он только на дракона и водяную стрелу держал наготове.

И стрела понадобилась, когда трава предательски зашуршала под ногой. Дракон вскинулся и повернул голову, раскрывая пасть для очередного извержения пламени. Проглотив водяную стрелу, он взревел и закашлялся, и Фрисс в два прыжка добрался до зарослей и нырнул в них. Огонь подростка слишком слаб, чтобы поджечь такие мокрые папоротники, листья и заклинание спрячут от драконьих глаз, а сидеть в кустах Речник и Двухвостка могут хоть до вечера. Однажды дракону надоест караулить их...

Заросли защитили их, приняв огонь на себя. Листья съёжились и поникли, один язык пламени лизнул панцирь Двухвостки, броня Речника слегка задымилась, и тяжёлая туша с размаху вломилась в кусты и вцепилась когтями в Двухвостку. Один коготь задел шею, но основной удар пришёлся на 'воротник' панциря, а потом храп Двухвостки слился с изумлённым рёвом дракона. Флона сомкнула челюсти на лапе врага, да так, что кости захрустели. Увернувшись от перепончатого крыла, бестолково хлопавшего по кустам, Фрисс забрался на спину Двухвостки и вогнал водяную стрелу в драконью пасть.

Когда чудище вернуло себе зрение и способность дышать огнём, его лапа уже была перекушена пополам, крыло отсечено, а хребет перерублен чуть пониже шеи вместе с шипастым гребнем. Двухвостка с низким басовитым гудением топтала и рвала зубами драконий бок и уцелевшее крыло, Фрисс молча отделял голову от туловища. Мечи входили в непрочную чешую легко, неярко вспыхивая при рассекании. Последний фонтан чёрных искр посыпался на папоротники, прожёг Речнику сапог, оставил несколько отметин на панцире Флоны – и бой завершился.

Двухвостка выплюнула кусок чешуи и повернулась к дракону хвостами, всем своим видом выражая презрение. Фрисс осмотрел раны, которые она успела нанести, и подумал, что будет бояться Двухвосток. Он мельком вспомнил, что драконья плоть ядовита, и понадеялся, что Флона её жевала, но не глотала...

Дракон был даже немного крупнее, чем те Белые, которые служили в войске Реки. Фрисс помедлил, рассматривая тушу, покосился на Двухвостку – и рукоятью меча аккуратно выбил драконьи зубы, завернул их в большой лист и спрятал в сумку. У Чёрных Драконов зубы некрупные, но очень острые, и растут в два-три ряда. Свёрток получился большой. 'Себе на ожерелье, Кессе на амулет и Гедимину на цацки, – усмехнулся Речник. – Хоть какая-то польза. А теперь пора отсюда исчезать...'

В небе уже тяжело хлопали широкие крылья падальщиков. Ящеры слетались на пир. Фрисс поманил к себе Двухвостку и по краю воды быстро пошёл прочь. Флона тихо поспешила за ним, даже не отвлекаясь на листья папоротников. Движение воды привлекло было зубастого ящера, подстерегающего добычу за кочками, но колючий Озёрный Дракон всплыл, подмигнул Речнику, покосился на ящера – и зубастая тварь испуганно ушла под воду. Фрисс помахал хранителю озера, но стая падальщиков за спиной не позволяла задерживаться. На мёртвого дракона слетятся многие, в том числе и его сородичи, а на суше Озёрный Дракон не сможет защитить путников...

Когда шум крыльев затих вдалеке, а до границы Кигээла оставалось меньше Акена пути, Речник остановился. Руку и бок под бронёй сильно жгло, нога болела сильнее с каждым шагом, и даже терпеливая Флона странно подвывала и мотала головой. Когда Фрисс остановился, она плюхнулась в воду и жадно стала пить. Видимо, драконья кровь обожгла ей пасть...

Речник осмотрел царапину на шее Двухвостки – но нет, тревога оказалась ложной, дракон только порвал кожу. Пока зверь пил, воин смазал рану бальзамом. Флона жалобно посмотрела на него, но даже не шелохнулась.

– Проклятые твари ядовиты, – покачал головой Фрисс, отмывая панцирь от чёрной крови. – Подержи рот открытым, скоро жечь перестанет.

Двухвостка послушно разжала челюсти, и Речник залил внутрь немного зелёного масла – очень осторожно, помня о силе укуса. Флона перевалилась с лапы на лапу и громко чихнула, но подвывать перестала и успокоилась. Когда Фрисс, морщась от боли, обрызгал зелёным маслом свои ожоги и снова оделся, он увидел, что Двухвостка совсем пришла в себя и с жадностью глотает папоротниковые листья.

Фрисс тоже поел, но с меньшей охотой. Перед пересечением последней границы ему было очень неспокойно. Пытаясь отвлечься, он до блеска отполировал броню, мечи, панцирь Двухвостки и даже трофейные драконьи зубы. Проверил, все ли вещи уцелели после беготни по кустам – всё было на месте, и драгоценные ключи, и бочонок тацвы, и путаница верёвок, более не привязывающих никакой груз. На спине Двухвостки почти ничего не осталось, кроме тацвы и пары пустых бочонков, и Речник смотал и спрятал лишние верёвки. Он не стал ни рвать листья, ни черпать воду, помня, что в Кигээле ничего не нужно, а за Кигээлом – тем более. Перерыл сумку в поисках припасов, съел всё, что нашёл, повесил сумку на шип Двухвостки и подошёл к воде, чтобы взглянуть на своё отражение. Вода была тёмной, тина плавала у берега, папоротники скрывали небо – и Речник не увидел себя в мутном озере.

– Флона, как думаешь, я живой? – тихо спросил он, погладив Двухвостку по макушке, и она ткнулась носом ему в ладонь.

Хрупкие папоротники не сплетались намертво, как холги, легко сгибались и отклонялись в сторону, а потом и вовсе расступились. Двухвостка шла по моховому ковру, и туман клубился вокруг, цепляясь за гигантские мхи и гнилые коряги. Фрисс сжал в ладони ключ из красной яшмы, и туман вокруг потёк быстрее и, словно река, выбросил путников к причудливой зыбкой ограде.

Этот вал из мёртвых деревьев, поросших мхом и цветущими лозами, из живого холга, багряного и серебристого, источал туман из каждой щели. От него веяло холодом и гнилью. У самой стены земля ходила ходуном, то проваливаясь, то выпуская из разломов цепкие щупальца и острые шипы. Речник поднял руку и показал стене ключ бессмертных – и тут же туман потёк вспять, подземная дрожь прекратилась, а перед путниками появились ворота – зияющий провал, наполненный клубами зеленоватой мерцающей пыли. Яшмовый талисман неярко светился, и красное сияние текло меж пальцев Речника, согревая руку в ледяном ветре из Кигээла. Двухвостка опустила голову, зажмурилась и побрела к воротам. Фрисс крепко взялся за один из её шипов и стал ждать перехода.

'Сюда я и ехал, в конце-то концов...' – невесело подумал он, стараясь не отворачиваться от ветра и мертвенного сияния.

Глава 18. Кигээл

Вокруг сомкнулась чернота, и только тусклое свечение прядей тумана, медленно выползающих из-под лап Двухвостки, немного разгоняло мглу. Флона висела в пустоте, неуверенно перебирая лапами, и никакой опоры под ней Фрисс не видел. Потом яшмовый ключ в его руке вспыхнул ярким багровым огнём, и из черноты и тумана выглянула чёрная крылатая гиена.

Точнее, это была странная помесь гиены и дракона, с длинным хвостом, усаженным шипами, и яркими золотыми глазами. Речник узнал легендарного Ункойна, демона-разрушителя. Этот Ункойн ничего не разрушал – он просто преградил дорогу путникам и задумчиво смотрел на них, свивая хвост кольцами. Фрисс протянул к нему руку с горящим анхом.

– Я пришёл по делу, страж, и мне разрешили войти, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Ункойн посмотрел на ключ, и камень медленно погас. Несколько мгновений Фрисс не видел ничего, а потом опора из-под ног пропала, и Речник вместе с Двухвосткой полетел куда-то вниз. Часть ключа осыпалась по ладони Фрисса красной пылью – так тают вещи под взглядом Ункойна, и так рано или поздно растает весь анх, но сейчас он открыл для Фрисса врата Кигээла...

Темнота разомкнулась, сменившись тускло-серым с прозеленью светом пасмурного утра, а мгновение спустя Речник свалился в вязкую чёрную жижу, чуть прикрытую сетью серебристого мха. Фонтан грязи поблизости сообщил о том, что Двухвостка тоже мимо Кигээла не пролетела. Ей повезло немного меньше – она упала на плавучий мост, но меньше всех повезло мосту – и он теперь жалобно хрустел и пытался рассыпаться на гнилые ветки и кости. 'Топи Костяных Мостов. Вот и прибыли,' – подумал Фрисс, выбираясь из жижи на костяной настил. Неведомо кем сооружённая гать всё-таки выдержала и Двухвостку, и Речника.

Проверив, цела ли сумка, Фрисс огляделся по сторонам. Вокруг расстилалось серебристо-чёрное болото, на поверхности которого плавали беспорядочно разбросанные мосты и настилы. Чуть дальше сгущался туман, и он же закрывал тусклое подобие солнца, освещающее странную местность. Холодный ветер свистел в ушах, но разогнать дымку он был не в силах. Если не считать ветра, над болотом стояла мёртвая тишина. Фрисс устроился на спине Двухвостки и посмотрел туда, куда уходил костяной настил. Кто их разберёт, эти дороги мертвецов, куда они ведут...

– И не оглядываться, – еле слышно пробормотал он. В Топях Костяных Мостов всё изменяется, лишь отведёшь взгляд, и бесполезно искать в них верный путь...

Двухвостка брела по костяному настилу, проседающему под её весом, чёрная грязь под паутиной блестящего мха чавкала вокруг, белесое солнце пыталось пробиться сквозь серый туман, но с места не двигалось – и очень скоро Фрисс потерял счёт времени. Ключ бессмертных защищал его от холода, зловония, голода и жажды, которые обычно терзают мёртвых в Топях, но не мог спасти от растерянности и скуки.

Неустанный ветер высушил грязь на одежде Речника и панцире Двухвостки и мелкой пылью унёс её прочь. Фриссу казалось, что ветер полирует его кожу, как пески пустыни истачивают каменные стены. Однажды с неба начали падать крупные капли, и Речник обрадовался, но увидел, подставив руку, что это не вода, а тёмная, на лету густеющая кровь. Он прикрыл лицо, чтобы не выпить ненароком 'влагу' кровавого дождя. Вскоре капать перестало, и кровь на одежде путника высохла и стала пылью так же, как грязь чёрного болота.

Вдали Речник видел другие настилы и смутные силуэты существ, медленно идущих по болоту. Однажды такой настил пролёг совсем близко к пути Фриссгейна, и удалось разглядеть странников. Это были фарки – точно такие же, от каких Речник пытался защитить Урана. Фарки не видели живого – в туманах Кигээла никто никого не видит, если ключ бессмертных не освещает дорогу. А живой задумчиво качал головой. Хорошо, что по Кигээлу бредут фарки, а не Речники или жители Реки, но плохо, что война до сих пор не закончена...

Гать приподнялась и повисла на ветвях чёрных деревьев, увешанных гроздьями белых ягод. Двухвостка понюхала ягоды и отошла от них с видимой неохотой. Внизу, под настилом, неспешно плавали болотные грибы, огромные, как щиты, и обросшие белой бахромой. Фрисс тронул один из них носком сапога – гриб шустро отплыл в сторону от гати.

– Пища мертвецов... – пробормотал Речник, с тревогой глядя на мост под ногами. Здесь настил был сильно повреждён и во многих местах прохудился, кости и ветви расплелись, и жижа ползла из открывшихся прорех. А потом мост оборвался вовсе, оставив путников перед чёрной гладью болота с огромными грибами, плавающими по ней.

Фрисс переглянулся с Двухвосткой. Плыть по грязи она не хотела. Речник задумался, можно ли утонуть в мире мёртвых... от размышлений его оторвало сильное сотрясение моста. В оборванный край ткнулся гриб размером с обычную, неуменьшенную Двухвостку. Через несколько мгновений гриб отплыл в сторону и снова налетел на мост у самых ног Речника. Фрисс решил, что это приглашение, и не без опаски ступил на мохнатую шляпку. Флона, фыркая и мотая головой, последовала за ним. Без сомнения, это была очень смелая Двухвостка...

Плавучий гриб довёз путников до следующей костяной гати и скрылся в тумане, и прошло неизвестно сколько времени – может, Акен, а может, трое суток – прежде чем туман начал темнеть и сгущаться. Вскоре Фрисс оказался в плотном сплетении сияющих и чёрных прядей, клубящихся, извивающихся, текущих вокруг. Яшмовый ключ сверкнул в его руке, но ничего не разобрать было в этом свете. Речник шагнул на Границу Туманов, тот предел, из-за которого не возвращаются умершие...

Что-то следило за ним из тумана, чей-то холодный, жестокий и пристальный взгляд. Речнику невольно вспомнилась та ночь, когда Ожерелье Богини окончательно утратило силу, и когти ужаса сомкнулись на сердцах воинов Реки. Вот это существо и было тогда поблизости – Маровит, Туманный Страж, разделяющий миры живых и мёртвых...

Ключ пульсировал в ладони, как живое сердце, и по руке разливалось тепло, но вокруг стоял страшный холод, и одежда не спасала от него. Каждый шаг давался Двухвостке с трудом, она зажмурилась и даже не смела фыркать. Бог-страж был совсем рядом, и его цепкий взгляд тревожил Речника. Во власти Маровита изгнать чужаков-живых...

Фрисс высоко поднял ключ, направляя багряный свет в туманы.

– Боги Смерти дали слово, что граница для меня откроется, – сказал он, надеясь, что Маровит его слышит. – Туманный Страж никогда не нарушал обещаний.

Ключ похолодел, и туман потёк быстрее, обратился в чёрно-белый водоворот – и вдруг растаял. Двухвостка недоверчиво смотрела на выветренную каменную поверхность под своими лапами. Ничего тут не росло, даже мох не прицепился к этому камню, и всё же Фрисс порадовался твёрдой опоре. Граница Туманов осталась позади, но путь ещё был долог...

Флона понюхала воздух, радостно фыркнула и побежала, переваливаясь с боку на бок. Речник усмехнулся. Он тоже услышал плеск воды и почуял запах живых водорослей, рыбы и мокрого мха. Ещё немного – и отвесные скалы, покрытые многоцветным мшистым ковром, расступились перед Фриссом и пропустили его к бездонному озеру.

– Озеро Мшистых Гор, – кивнул Речник. – Не радуйся так, тут тебе придётся плыть!

Двухвостка ничуть не возражала – и тут же свалилась в озеро и нырнула в него с панцирем и бочкой тацвы на спине. Фрисс махнул рукой и разделся, положив вещи на камень. Воздух был тёплым, но не удушливо-жарким, а вода – прохладной, но не ледяной. И здесь было течение, хотя Речник и предположить не мог, какие реки сюда впадают...

Фрисс неохотно выбрался из озера, а Двухвостку вытащить не удалось вовсе – она так и осталась плавать у берега, время от времени оглядываясь на отставшего седока. Речник сидел у воды и видел, как разглаживаются и тают рубцы от старых ран на его теле, становятся едва различимыми... Большой ожог от драконьего огня, донимавший Речника с самой Драконии, пропал бесследно.

– Всё ли хорошо с тобой, пришелец из Орина? – голос, прозвучавший из озера, был негромким, но мох на скалах качнулся, как от сильного ветра. Речник не удивился – он уже долго ждал на берегу, и обитатели озера не могли не забеспокоиться...

– Всё хорошо, не беспокойся, хранитель, – ответил Фрисс и надел броню. – Мы готовы переплыть озеро.

– Вода удержит вас, – пообещал невидимый страж озера.

Фрисс забрался на спину Двухвостки, и она резво поплыла к далёкому берегу. Большая тень мелькнула под её брюхом, а потом Речник заметил, что Флона не перебирает лапами, а просто лежит на спине огромной рыбы, закованной в броню. Рыба-хранитель легко несла путников, а её сородичи скользили в глубине, сопровождая Речника.

– Лёгкого пути и удачного возвращения, – пожелал хранитель озера, вытолкнув Двухвостку на противоположный берег. Фрисс даже не удивился тому, что рыба говорит, а он на суше всё отлично слышит. По легендам ему всегда казалось, что голоса хранителей озера звучат только в мыслях...

– Спасибо, хранитель, – ответил Речник, провожая рыбу взглядом. Жаркий ветер дунул ему в лицо, когда он обернулся к темноте, в которую предстояло войти. Дорога, окружённая разноцветными факелами и фонарями, плавно извивалась перед ним, уходя во мрак. Отсюда начиналась Долина Факелов, над которой солнце не всходит с начала времён.

Ни светящийся анх, ни многоцветные огни вдоль обочины не могли заставить темноту отступить даже на шаг, и Фрисс ехал между двух подвижных стен мрака. То жаром, то холодом веяло из черноты, иногда издалека доносились обрывки слов, шорох и тихий смех, плеск воды и шелест свитков или травы под ветром. Но никто не встречался Речнику, он был один на этой дороге.

Бревенчатый мост дугой выгнулся под ногами, факелы отразились в чёрной воде – и узкая речушка осталась позади. Жаркий ветер прогнал мимо клубок сухой травы. Кто-то в темноте уронил чашу, и она разбилась с жалобным звоном, а следом прозвучал крепкий подзатыльник. Фрисс от неожиданности фыркнул.

– Смешно ему... – обиженно пробормотали во мраке. Речник оглянулся на голос, но, как и следовало ожидать, никого не увидел.

Всё стихло, только ветер свистел над тёмной долиной, и Фрисс ехал в одиночестве, пока с обочины не послышалась приглушённая перебранка, а потом на дорогу не вылетел жутковатый тёмно-фиолетовый демон с пылающими рогами и не встал на пути у Двухвостки, призывно размахивая пучком гигантских грибов.

Это был Шаски, страж и обитатель Кигээла, с гривой из шипящих и шевелящихся змей, облачённый в броню из костей и медных чешуй. Оружие Шаски, медный топорик на коротком древке, болталось за плечом на небрежно накинутом ремне, и в руках демон держал только грибы, похожие на рожки и флейты. Речник не мог понять, скалится Шаски или пытается дружелюбно улыбнуться, но на всякий случай остановился и показал хеску ключ бессмертных.

– Да вижу, что свой, – отмахнулся Шаски. Голос его напоминал вой ветра.

– Знаю, куда едешь. Я не мешать пришёл. Скажи, у тебя соль есть? Или ещё какие-нибудь ваши приправы? Или – ещё лучше – вино или брага?

Фрисс в растерянности заглянул в сумку.

– Соль есть. Ещё есть жижа из ягод Кууси и листьев мерфины. Браги нет.

– Славно! – Шаски схватил бутыль и трубку с солью и отдал кому-то, скрывающемуся в темноте. – Возьми, живой. Не вздумай есть! Вернёшься к себе – увидишь, во что превратится.

Он протянул Фриссу ярко-красный гриб, похожий на горн. Пока Речник в изумлении рассматривал подарок, Шаски пропал во мраке, и снова все звуки затихли. Двухвостка шла себе по дороге, гриб ни во что не превращался, и демоны больше не стремились поговорить с Речником...

Дорога расширилась, а походка Флоны стала очень неуверенной. Двухвостка поднималась на пологий холм, выложенный каменными трубками и медленно поднимающийся и опускающийся. На трубках виднелись чёрные значки неизвестной письменности, а где-то поблизости шелестели разворачиваемые свитки. Речник покинул спину Двухвостки и пошёл рядом с ней. Он входил во владения Флинса, Бога Смерти, и следовало проявить уважение к владыке.

На холме не было факелов, он сам светился изнутри, и чем выше поднимался Фрисс, тем яснее видел, что восходит на спину громадного и очень древнего дракона. Дракон, похоже, привык к мертвецам, забирающимся на его хребет, и даже не шевелился под лапами Двухвостки. Наверху в окружении корзин, набитых свитками, у наклонного стола сидел в резном кресле сам Флинс, Считающий Души, бог-шакал в доспехах из чёрной чешуи. Накидка, украшенная перьями, укрывала его плечи и шелестела при каждом движении. Флинс посмотрел на свиток, лежащий на столе, свернул его и отбросил в сторону. Прокатившись по драконьему боку, тот зацепился за трубки-чешуи и сам окаменел, став одной из них. Бог-шакал взглянул на Речника и горящий ключ в его руке и медленно кивнул.

– Фриссгейн Кегин, сын Гевелса и Айнин, Красный Речник Великой Реки, – произнёс он равнодушно. – Спускайся и иди в Кванду. Малахит укажет путь.

– Благодарю тебя, Считающий Души, – с трудом выговорил Фрисс. Тяжело было смотреть на бога смерти и стоять рядом с ним, ощущение страха и отчаяния накатывало волнами. 'Ещё никто не миновал Кигээла...' – прошелестело в голове Фрисса, как сухая мёртвая трава или свитки в руках Считающего Души. Речник помедлил, набираясь храбрости. Флинс, потянувшийся было за очередным свитком, встретился взглядом с пришельцем, отложил свиток и облокотился на стол.

– Спрашивай, – бесцветным голосом сказал он, и Речник невольно вздрогнул.

– Никто, идущий этой дорогой, не миновал тебя! – сказал он, склонив голову. – Скажи, где мне искать Кессу Скенесову? Не так давно она пришла сюда, не в свой срок и в неурочный день...

Речник замолчал, оборвав свою речь на полслове. Взгляд Флинса остался бесстрастным. Повелитель мёртвых покачал головой.

– Кесса Скенесова, дочь Гевелса и Ауны, Чёрная Речница, не проходила этим путём, – сказал он. – Ни в свой черёд, ни в чужой она не приходила в Долину. Здесь её не ищи.

Фрисс открыл в растерянности рот и тут же закрыл. 'Река-Праматерь... почему я сразу не спустился в то ущелье?!' – подумал он. 'Теперь – только ждать. Так полагаю, она пройдёт Хесс насквозь и вернётся невредимой, что с моей помощью, что без неё. Но почему я не спустился в ущелье, Вайнег меня побери?!'

– Спрашивай дальше, – велел Считающий Души, разворачивая новый свиток и прижимая к столешнице. Живой понял, что надоел божеству – и поспешил задать новый вопрос:

– Славные Речники, Гевелс Кегин и Айнин Кегина из рода Варла – найду ли я их в Кванде?

Флинс заглянул в свиток, неохотно повернулся к Речнику и ответил:

– Эти смелые люди тоже не проходили здесь. Ты пришёл в мир мёртвых, чтобы разыскивать в нём живых? Ступай, займись своими делами в Кигээле – а потом возвращайся к живым и ищи живых среди них...

Речник судорожно вздохнул и поклонился.

– Я... очень благодарен тебе, великий страж. Очень. Прости, что оторвал от счёта душ...

Дракон под ногами человека и лапами Двухвостки лениво поднял крыло и встряхнул его, и путники снова оказались на освещённой факелами дороге посреди бескрайнего мрака. Впереди виднелась развилка, и оба пути сияли зелёным светом – но на одном сияние переливалось, как блики волн на стене, а на другом – горело ровно, неярко и сильно резало глаза. Светильники над первой дорогой были сделаны из красивейшего малахита, над другой вознеслись друзы серебристо-серых кристаллов сингита, ирренциевой руды.

'Значит, все живы, и я найду их. Флинс не станет лгать, ему ни к чему. Кесса обрадуется, если узнает, что он назвал её Чёрной Речницей...' – Фрисс помотал головой, отгоняя лишние мысли, велел Двухвостке остановиться и долго смотрел на два пути. Один определённо вёл в Кванду, оттуда уже долетал свежий речной ветер, пахло тиной, жареной рыбой и печным дымом. Другая дорога дышала сухим жаром и пахла плавленым фрилом и едкими реактивами. Фрисс, щурясь, посмотрел на прямую гладкую ленту рилкара, освещённую радиоактивными кристаллами – и направил Двухвостку по ней. Где-то впереди был загадочный сарматский мир мёртвых, вечносияющие Пустоши Васка, и Речник не мог проехать мимо и не заглянуть туда. 'Вот и узнаю, правда ли, что даже в Кигээле у сарматов есть станции!' – подумал он.

У Пустошей Васка не было стен и ворот – лишь силовое поле, схожее с радужной плёнкой, трепетало под горячим ветром, несущим с той стороны клубы светящейся пыли. Фрисс видел серую равнину, земля на которой расплавилась и застыла вновь, силуэты непонятных зданий, разбросанные обломки – и сверкающие сотнями огней ветвистые мачты и полосатые трубы на горизонте. При каждом движении пылевого вихря Пустоши изменялись, и Речник ничего толком не видел, но все эти сооружения могли быть только станциями...

Двухвостка уткнулась носом в силовое поле и приветственно фыркнула. По ту сторону Фрисс увидел нескольких сарматов, облачённых в разноцветные скафандры – как будто излучение или жар ещё могли навредить им. Жутковатое оружие в их руках распыляло какое-то вещество, и клубящийся ирренций постепенно оседал, а из него вырастала громада станции, окрашенной в очень знакомые цвета. Фрисс мог бы поклясться, что это 'Скорпион' – вот купола и мачты над двумя альнкитами, вот труба с тёмно-багровыми полосами... Со станцией происходило что-то странное – она то растворялась в ирренциевой пыли и сама превращалась в пыль, то собиралась по частицам и складывалась в единое целое. Сарматы терпеливо рассеивали своё вещество и негромко переговаривались. На скафандре одного из них Фрисс, как ему показалось, разглядел надпись 'Скорпион' – и тут же со стыдом вспомнил Фанстона, ограбленного после смерти. 'Всё-таки это его дозиметр. Надо вернуть, раз уж повстречались,' – понурился Речник и громко окликнул сармата.

– Фанстон! Хаэй, Фанстон! Слышишь меня? Можешь говорить?

Сармат в багровом скафандре обернулся и медленно поднял руку в жесте приветствия. Он крикнул что-то, но свист пылевого ветра заглушил слова. Речник не видел его глаз под щитком шлема, и сам сармат норовил растаять в клубящейся пыли, но Фрисс понадеялся, что Фанстон слышит и понимает его, и поднял над головой дозиметр.

– Это твой прибор, и я пришёл вернуть его! – он шагнул к сармату – и ударился о силовое поле. Оно было прочнее любой стены и не собиралось расступаться перед человеком...

Фанстон крикнул что-то в ответ и отрицательно покачал головой. Он показал на свою руку, опоясанную широким браслетом, и на усатый прибор, встроенный в этот браслет. Фрисс понял – сармат говорит, что ему не нужен дозиметр из мира живых, в Пустошах Васка ему уже выдали новый.

– Ты не обижен на меня? – на всякий случай крикнул Речник. Сармат снова покачал головой, но тут соплеменники опустили оружие и укоризненно посмотрели на него, а потом жестами показали Речнику, чтобы он проходил мимо. Фрисс выкрикнул извинения и хотел спросить, что происходит со станцией, но тут земля под ногами шевельнулась, и Речник опомнился уже на дороге, освещённой малахитовыми фонарями. 'Похоже, Флинс на меня разозлился...' – встревоженно подумал он, но не мог не оглядываться на ирренциевую дорогу и невидимые в темноте Пустоши Васка. 'Интересно, беспокоят ли Владыку Мёртвых утечки и излучения из Пустошей...' – усмехнулся он про себя.

Впереди уже выступали из темноты затопленные заросли узколистного кустарника, оплетённые лозами и непроходимые, как силовое поле Пустошей, и это была граница Кванды, огромной долины, протянувшейся вдоль берегов Карны. Великая подземная река здесь разливалась широко, превращая Кванду в одну большую заводь с тысячами обычных и плавучих островов. Здесь было тепло и дождливо, сюда попадали те, кто жил и умирал у воды или в воде, и Фрисс был спокоен на пороге Кванды – тут, как он чувствовал, было так же безопасно, как на самой Реке.