Текст книги "Пыль поднимается в небо (СИ)"

Автор книги: Tin-Ifsan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава 5

Привычное течение утра в доме Разды нарушил громкий стук в дверь. На пороге стояло двое вооруженных людей – Вестники городского судьи. Оказалось, что соседка все же донесла о том, что сделала Крина. И Вестники пришли за ней. Мать Разды попыталась как-то оправдать Крину, но Вестники были неумолимы и потребовали выдать им ее. Из комнаты выглянули Разда, Тави и Тебрину. Отец молча смотрел на Вестников, не показывая никаких чувств, будто пришли вовсе не за его дочерью.

– Когда будут разбирать дело? – спросил он одного из Вестников.

Тот презрительно взглянул на него и ответил:

– Послезавтра.

– Целых два дня в темнице! – воскликнула мать. – Нет, оставьте ее, она явится на суд!

– Не велено. Велено привести. Она серьезное преступление совершила. Приказ судьи мы не можем нарушить.

Мать с причитаниями бросилась в ноги Вестникам, умоляя их не трогать Крину, поскольку та молода и глупа, нечего ей делать в темнице, она никуда не денется. Вестники только ухмылялись, затем один из них оттолкнул женщину и направился к стоявшим в дверях сестрам.

– Кто из вас? – спросил он.

– Крина там, – чуть испуганно ответила Тави и повела его в комнату.

Разда нервно теребила край платья, глядя на второго Вестника и на мать, все еще рыдавшую у него в ногах. Отец все так же стоял поодаль, ничего не говоря. Он и рад был откупиться, но у их семьи не было таких денег. К тому же Вестники и Гарваны, следившие за исполнением законов, любили взяточников казнить, особенно если те были знатны и занимали видное положение в Гафастане. Тех, кто был проще, чаще всего прилюдно били плетьми и отпускали. Оставалось надеяться лишь на справедливый исход суда.

Несколько минут спустя послышался шум, и Вестник выволок Тави из комнаты.

– Ее нет! – гневно крикнул он. – Где она? Отвечайте!

– Как нет? – удивилась Тебрину, опустив дрожащие руки на плечи стоявшей рядом с ней Разды.

– Нигде нет! – прорычал Вестник, не отпуская Тави, которая пыталась вывернуться.

– Мы не знаем, где она! – крикнула Тави.

– Лжешь!

Второй вестник вышел за порог, но тоже вскоре вернулся.

– Нигде нет, никто не видел, – сказал он.

– Тогда мы возьмем эту, – сказал Вестник, еще сильнее сжав руку Тави чуть выше локтя.

– Нет! Я же ни в чем не виновата! – крикнула Тави.

– Если сестра не явится – ответишь ты. И вся твоя семья.

Мать снова запричитала, бросилась к Вестникам, стараясь высвободить Тави из сильных рук, Тебрину что-то возмущенно забормотала, в тот же момент подошел ее муж, привлеченный шумом и тщетно пытавшийся понять, что происходит. Только отец стоял все так же молча, и Разда не шевелилась и не говорила, наблюдая за возникшей суматохой. Вестники вытащили Тави на улицу, где не меньшим шумом их встретили соседи и случайные прохожие. Мать Тави бросилась за уводимой Вестниками дочерью, но на дороге столкнулась с донесшей на Крину соседкой, которая, злобно смеясь, сказала: «Я предупредила тебя! А ты не послушалась! Получишь по заслугам!» Тогда чуть не в безумии та бросилась на ненавистную Энсинне с кулаками, а подоспевшие прохожие и Тебрину, догнавшая мать, пытались их разнять.

День был изодран и скомкан. Отец и его подмастерье ушли работать, вернувшаяся мать рыдала, сидя в темной комнате, Тебрину утешала ее. Разда пыталась хлопотать по хозяйству, но это у нее никак не получалось: разные мысли приходили в голову. Тревога за Тави, предположения о том, куда могла подеваться Крина, и что их ждет после суда. Сосредоточиться ей не удавалось: начав что-то делать по дому, она вскоре замирала, глядя в одну точку, и, ничего вокруг не замечая, увязала в своих мыслях.

Ближе к вечеру к Разде пришла Тебрину. Она не стала отчитывать ее за неприготовленную еду и прочие мелочи, но Разда была бы рада этому больше, чем последовавшим вопросам.

– Разда, – молвила Тебрину, – я знаю, вы с Криной были достаточно дружны.

Разда удивленно посмотрела на сестру.

– Нет.

– А я знаю: вы одинаковые, мне со стороны виднее. И ходите вместе чаще, чем со мною или с Тави, так что я уверена, ты знаешь, где Крина.

– Я не знаю.

– Знаешь! – прикрикнула Тебрину.

Разда сжалась.

– Крина слишком молчалива, и я не знаю, где она обычно пропадает.

– Она должна прийти и расколдовать эту козу. Тогда наверняка Тави отпустят, а Крину простят. Ты же не хочешь, чтобы позор лег на нашу семью?

Разда покачала головой.

– Я не знаю, где она.

Тебрину закатила глаза, мучительно выдохнув.

– Не верю я тебе, Разда, не верю. Ты тоже хороша – ходишь незнамо где, наверняка вы с Криной в одних и тех же местах бываете.

Разда снова покачала головой, не желая ничего говорить.

В глазах Тебрину заплясали недобрые огоньки. Она сдвинула брови, пронизывая сестру строгим взглядом. С синяками и ссадинами, с которых уже ссыпалась целебная мазь, Тебрину выглядела почти устрашающе.

– Я с трудом успокоила мать. Ты не понимаешь, каково ей? Хельм бросил нас, из братца ничего дельного не выходит, и только мы – надежда семьи, мы не должны ее позорить.

– Пусть Крина отвечает за свои поступки, – молвила Разда.

– Слушай! – раздраженно сказала Тебрину. – Если ты не найдешь Крину, я тебя сама задушу, помни мои слова! Без Крины и Тави – все и так будет кончено, так что твоя судьба уже будет не так значима. Как хочешь – выкручивайся – но найди ее, приведи ее, хочешь – отдай Вестникам, а лучше пусть она сама придет. Только ты могла ее предупредить и дать ей уйти, ведь ты утром стояла на крыше, я знаю, и только ты могла заметить идущих сюда вестников. Только ты не удивилась, когда они пришли. А Крина не появилась.

– Так не было. Я не стану, – ответила она.

Тебрину ударила ее по щеке. Разда отпрянула, непонимающе глядя на сестру.

– Только ты знаешь. Так что давай, – она сверкнула глазами.

Разда выбежала из дома и, обиженная, разозленная, поспешила к реке. На берегу было пусто, в дрожащей воде отражалось солнце, клонившееся к закату.

«Почему? Почему я? Разве я что-то сделала? Почему я должна страдать из-за Крины? Она колдует – а я ее ищу. Вот же глупа моя бледная сестра! Лучше бы сдалась Вестникам, да по дороге превратила их в баранов. И все. Зачем ей ворожба, если у других нет? Чем мы хуже? Чем я хуже? Вот теперь ищи ветра в поле, – она посмотрела вдаль. – А Тави жаль. Попадись Вестникам тогда Крина, забрали бы не Тави, а ее. Хорошо, что не я пошла за Криной, иначе сидела бы в темнице сейчас».

– Ах, Тави-Тави! – вздохнула Разда.

В этот вечер, как и днем, все было не так: и вода была слишком бурна, и ветер слишком пылен, и песок у реки – слишком горяч, и крупные песчинки и мелкие камешки слишком больно впивались в кожу. Потом Разду напугали рыбаки. Они громко уронили что-то в воду, один из них нырнул, с трудом выплыл через некоторое время, держа в руках какой-то большой тяжелый предмет. Вытащив лодку на берег, они долго чистили найденное «нечто» недалеко от Разды, которая спешно оделась и внимательно наблюдала за рыбаками. Вскоре любопытство взяло верх, и она подошла ближе. Рыбаки заметили ее и показали находку: перед ними на песке, покрытом счищенным илом и водорослями, лежала каменная голова. Камень был бел, но в рельефе лица темнел въевшейся грязью, оттеняя черты. То была голова человека, но невозможно было понять, женщины или мужчины. Должно быть, ее откололи от древней статуи и выбросили в воды Великой Реки специально, попирая изваяние, или это произошло случайно, а, возможно, и остальная часть статуи до сих пор лежала где-то на дне. Разда не могла оторвать взгляд от идеальных черт древней головы.

– Что смотришь как зачарованная? – улыбаясь, спросил молодой рыбак.

Разда несколько раз моргнула, потом посмотрела на говорившего, но не ответила.

– Что вы с ней будете делать?

Молодой рыбак пожал плечами.

– Продадим, наверное.

– Отдайте в Этксе, – сказала Разда.

– Нет, – хрипло протянул рыбак постарше, который мог быть как отцом первого, так и братом – сказать наверняка было трудно, – Гарваны мало денег дадут. Если вообще дадут. Кому нужен этот кусок камня?

– Мне, – зачарованно выдохнула Разда.

Рыбаки переглянулись.

– Нет, что уж, лучше продадим перекупщику ул-Лаельма. Если ты так очаровалась, наверняка на эту вещь клюнет какая-нибудь шахиня или кто помельче, попроще и с деньгами.

Разда вздохнула: рассчитывать на милость рыбаков не приходилось, потому она собралась уходить.

– Вы не видели, – спохватилась она, – тут одну, похожую на меня, но белую, как молоко? Не проходила ли она мимо?

– Нет, не видели, – ответил молодой рыбак. – Тут никого диковинного не было, даже северян.

Она не стала благодарить их, но поспешила прочь. Искать Крину – гиблое дело, гораздо выгоднее было бы найти способ вызволить Тави. На улицах привычное кипение жизни сменилось медленным и вялым, точно с солнцем всех покидали силы, и люди расходились кто куда. Становилось небезопасно: как Гарваны ни карали преступников, все равно находились те, кто считал, что может остаться безнаказанным. Хотя когда-то было гораздо хуже. Время терять было нельзя: до суда оставался один полный день, а после – для Разды, Тави и прочих – все будет кончено.

«Кто может мне помочь? Какая сила может указывать судье, кроме закона? – Разда кусала губы, ища подсказку. – Ну конечно!»

Быстро сориентировавшись, она направилась к Гарван-Этксе. Караульные не пустили ее внутрь. Пятясь назад, она столкнулась с каким-то человеком.

– Снова ты, – услышала она и обернулась. Перед ней стоял атгибан, ученик Старшего Гарвана.

– Зачем рвешься в нашу обитель? – спросил он.

– Мне нужна помощь.

– По тебе не скажешь, – сказал Кадор, оценивающе глядя на Разду. Она заметила, что он пытается подражать спокойному взгляду Наставника.

– Мою сестру увели Вестники...

– Если увели – значит, было за что. Просто так они не приходят.

– Так это не та сестра! – возмущенно, но не очень громко воскликнула Разда. – Она ничего не совершила, виновата другая!

– И ты – эта другая, – молвил Кадор. Взгляд его казался не спокойным, а ленивым, с каплей притворной усталости.

– Нет! – решительно ответила Разда. – Я тоже ни при чем. Виноватая сбежала, я и так пытаюсь ее отыскать, но невиновную-то отпустить следует...

Кадор покачал головой. В его темных глазах появилось презрение:

– То есть ты приходишь в Гарван-Этксе, чтобы заложить собственную сестру? Не принять ее вину на себя, дабы выпустили ту, за которую просишь, а обвиняешь иную... Нехорошо. Это поведение, недостойное сестер. Негоже так поступать. В таком деле не ищи помощи у Воронов. Вот если бы ты приняла вину сестер... А так-то что? – он вздохнул, глядя свысока. – Закон решит. Если твоя сестра ни в чем не виновата – ее отпустят, а если виновата – сама знаешь. Никто не пойдет в обход закона.

– Почему невиновные должны страдать за чужие проделки? – слабо возмутилась Разда.

Кадор не счел нужным что-либо ответить.

– Уходи. Здесь ты помощи не найдешь.

Караульные впустили Ворона в крепость. Разда осталась стоять, сдерживая слезы. Ей хотелось увидеть Тави и наказать Крину... Она понимала, что время есть, что еще не все потеряно, потому постаралась взять себя в руки.

Сгущалась ночь. Поблескивало испещренное звездами небо.

Глава 6

После того, как нойры обосновались в Гафастане, они стали собирать те немногие летописи и архивы, которые там были. Позже некоторые отреченные и атгибан отправлялись в соседние страны за тем, чтобы выпросить или выкупить из какой-нибудь библиотеки редкую книгу или же сделать с нее список. За долгие годы они собрали много редких трудов на самые разные темы, и их библиотека могла сравниться с библиотеками Эрмегерна и далекого Мольд. Сами же нойры вели летопись событий и учет всех тех, с кем вели дела. Все убитые неугодные фигурировали в документах, равно как и все ученики Этксе. Смертных атгибан, которым по душе была работа в архиве, допускали до ведения прижизненных летописей, иногда позволяя анализировать события из истории. Основную летопись в Гафастане вела Сванлауг. Она, как и прочие нойрин, не так часто принимала участие в вылазках: патриархальный Юг не принимал женщин ни как воинов, ни как власть имущих. Лишь иногда их отправляли выполнить какое-нибудь задание: например, убить неугодного сановника, но так, чтобы кто-то обязательно увидел, что убийца – женщина. Подобное считалось оскорбительным для самого убитого и его родственников. Что он есть, если его лишает жизни какая-то слабая, как и любая женщина, по представлению южан, ничего не могущая северянка?

Все время находиться в Гафастане, лишь изредка выбираясь из города, было скучно. Хотя оставшиеся нойрин-Маги и проводили время в науках и искусствах, составлении летописей и написании мемуаров, они жаждали прежней жизни, исполненной воли и действия, а не пассивного наблюдения.

Овеянная охристым полумраком комнаты, Сванлауг задумчиво откинула назад свои белые волосы и небрежно бросила калам на стол. Она силилась записать что-то из хроники последних событий, но слова вились нескладно, сухо, так что ей самой было неприятно. Давно уже не происходило ничего значительного, оттого Сванлауг просила богов послать нечто такое, что взбудоражило бы Гафастан, разбавило серый быт древнего города. Но все оставалось, как прежде, и летописи были все так же пресны.

Потирая запястье тонкими белыми пальцами, давно не знавшими клинка и боя и не забывавшими лишь о магии, Сванлауг выглянула в прикрытое плотным ставнем окно, выходившее на двор, где нередко тренировались Вороны. В этот час там было всего пять воинов: трое что-то сдержанно обсуждали, чертя какие-то линии на белесом песке. Еще двое, о чем-то переговариваясь, стояли у мишеней, из которых вытаскивали застрявшие в них метательные ножи. Сванлауг узнала Гарванов: это были Эмхир и его друг из смертных по имени Скарпхедин. Последнего она узнала по темной повязке, скрывавшей его слепой глаз.

Сванлауг тяжело вздохнула. Ей хотелось присоединиться к беседе: весь день сидеть в Библиотечной башне было невыносимо, но Сванлауг не была уверена в том, что Эмхир и Скарпхедин куда-нибудь не уйдут, пока она будет спускаться. Грустно улыбнувшись, нойрин оперлась об узкий подоконник и осталась смотреть.

– Ты не знаешь, Скарпхедин, Сульбрэн уже вернулся?

Скарпхедин в ответ покачал головой.

– Мы ждали его вчера, но он не приехал. Возможно, его стоит ожидать в ближайшие дни. Я не отправил никого навстречу.

Эмхир ничего не ответил.

– Почему ты не хочешь, чтобы с тобою судил жрец Илму? – спросил Скарпхедин.

– Не вижу смысла тогда менять судей. Служители Илму и так всегда присутствуют. Жрец Тид – это воплощение высшей справедливости. Того же ждут и от меня.

Он помолчал.

– Если честно, я бы не стал вмешиваться во все это.

Скарпхедин поднял брови, непонимающе глядя на Гарвана.

– Я не люблю судить. И не имею на это права.

– Почему?

– Редко какое дело бывает решено так, что всем по нраву. Но главное не это. Я не вижу всех путей, не знаю всей истины, как я могу распоряжаться судьбами людей?

– Быть может, Матери Пустыни направляют нашу волю, наши мысли, так что всякий путь верен.

– Возможно. Но я не чувствую их прикосновения. Не слышу их подсказок. Потому я предпочитаю не вмешиваться. Пусть другие решают, – Эмхир бросил взгляд в сторону троих воинов, беседовавших в противоположной части двора; один из них, что-то объясняя другому, всплеснул руками, чем заслужил неодобрительное замечание товарища.

– Мне кажется, или сейчас какой-то шум в городе? – спросил Эмхир.

Скарпхедин пожал плечами.

– Я ничего не слышу. Тебе Дар подсказывает.

– Не знаю, – задумчиво протянул Эмхир, щуря глаза и прислушиваясь к чему-то.

На мгновение Гарванам показалось, что свет померк: большая тень накрыла двор, и все взгляды тут же устремились в небо. Огромная птица, тело которой было сплошь покрыто золотисто-коричневыми перьями, закрыла солнце. В когтистых лапах она держала какое-то серое безволосое животное, мертвое и истекшее кровью. Птица минула крепость, унося за собой свою широкую, как маленький остров, тень.

Наблюдавшие за ней воины замерли в удивлении, в то время как Скарпхедин с Эмхиром побежали к крепостным стенам Сердца Гафастана, чтобы проследить, куда летит птица. Караульные на стенах стояли в изумлении, а птица со своей добычей, тем временем, медленно растворилась в голубизне неба.

– Что за чудо? – выдохнул молодой дозорный.

– Не к добру это, – заметил Скарпхедин.

– Кто-то знает, что это было за существо? – спросил Эмхир тех, кто находился на крепостной стене.

Гарваны отрицательно качали головами.

– Нет, не знаем, – сказал другой дозорный.

– Это птица рукк или рух, – послышался чей-то голос совсем рядом.

– Откуда ты знаешь, Мастер Орм? – спросил Скарпхедин.

– Я был в Мольд, я видел книги. Торговцы и мореплаватели описывали свои странствия, зарисовывали диковины и чудеса неизведанных земель... Эта птица тоже там была. В нашем архиве есть список «О далеком и неизвестном» и «О морских далях». Знающие язык могут прочесть, – сказал Орм. – Стоит поискать рукк. Она может нападать на наши земли.

– Пошлем на поиски, – сказал Эмхир.

– Я поеду, – вызвался Скарпхедин.

– Возьми еще людей, сколько может потребоваться, – Орм с одобрением взглянул на своего ученика. – И не медлите.

Скарпхедин бесшумно удалился. Дозорные стали расходиться к своим постам, по-прежнему удивленные и взволнованные. Орм смотрел в спокойную, пустующую даль, уж не хранившую памяти о птице, и она почти не тревожила его чувств.

***

Солнце утопало в галдящей толпе городского базара, поднимая в воздух запах пыли, специй, кож и тканей. Люди шумели, но казалось, что шум рождается ниоткуда. Разда пробиралась мимо торговых рядов, высматривая Гарванов. Она хотела встретиться с Эмхиром или с кем-то еще из Высоких – но их не было, не было никого, кроме привычных атгибан и городской стражи. «Только день, только сегодня – потом – кончено», – думала Разда, судорожно ища глазами в толпе того, кто мог бы ей помочь. Оставалось попытаться подслушать атгибан, они вполне могли бы упомянуть что-то, было бы полезным; среди них можно было встретить и учеников Высоких Гарванов или приближенных к ним Мастеров.

Базар напоминал шумящую реку, и водами в ней были обычные люди. Точно щепку, Разду относило то в одну часть площади, то в другую – утро перетекло в день, и народу стало больше. Она перестала сопротивляться, надеясь, что Эсгериу приведет ее куда нужно. Завидев двоих атгибан, стоявших около прилавка с пряностями, она подкралась к ним, но те заметили ее, и, взглянув на нее косо, продолжали стоять молча. С другими выходило так же: на то они и были Гарваны – одни из лучших воинов, которые умели действовать не силой, но тайной и тайну, против них направленную, видели еще издалека.

Отчаявшись узнать что-либо из разговоров, по-прежнему внимательная, Разда решила попытаться снова проникнуть в Гарван-Этксе. Если ночью это не удалось, думала она, то днем наверняка никто не ждет вторжения. Не успела Разда покинуть рынок, как в прежде всего лишь суетливое течение этой базарной реки ворвалось нечто враждебное: послышался чей-то возглас, кто-то сорвался с места, расталкивая людей.

– Вор! Вор! – кричала женщина.

Торговцы насторожились, городская стража очнулась от своего наблюдательного небытия, в то время как вора уже поймали какие-то горожане. Смуглый темноволосый мальчишка, в порванной одежде бился в руках схвативших его кузнеца и крестьянина. На те несколько мгновений после его поимки шум поисков улегся, но лишь для того, чтобы обратиться в гнев. Стража спешила, атгибан пропали, а воришку уже волокли куда-то в центр базара, чтобы отсечь ему руку. Вновь разношерстное базарное сборище сдвинулось с места, влекомое жаждой кровавого зрелища, и Разда не смогла противостоять общему движению, уносившему ее от дороги к Гарван-Этксе.

Стража не могла пробиться к вору: стражников было слишком мало, а людей – много, и они желали расправы, поскольку нечасто им доводилось вершить суд самим, без Гарванов и чиновников.

Казалось бы, предопределенное происходящее изменила внезапно появившаяся огромная птица, что закрыла собою солнце. Ее широкая, густая тень поползла по толпе, люди поднимали головы, и взглядами, исполненными страха и удивления, провожали диковинное создание. Птица улетала, медленно, величественно, но с нею сходило на нет и оцепенение толпы. Первым очнулся вор, который без труда вырвался из рук державших его горожан, и, расталкивая людей, бросился прочь. Снова поднялся ропот, кто-то пытался догнать беглеца, пока остальные соображали, в чем дело. Вор бежал быстро, вертя головой, в поисках наиболее легкого пути. Резко повернув, он сбил с ног Разду, которая больно ударилась о камень улицы и рассекла себе руку. Никто не думал ей помочь, люди были заняты: кто вором, кто увиденным, а кто-то уже возвращался к своим обычным делам. Толпа стала вновь рассеиваться, успокаиваться. Течение жизни возвращалось в привычное русло.

«Рух, – думала Разда, вытирая слезы, наворачивавшиеся на глаза от боли и обиды, – такая птица – и у нас. Сколько веков ничего слышно не было, я думала, они только в сказках и остались. Что бы это значило?»

Иной болью отозвалось в душе осознание того, что времени до следующего дня оставалось все меньше, а Тави по-прежнему находилась в тюрьме. Тяжело вздохнув и поспешно вытерев кровоточащую руку о платье, Разда снова пошла к Гарван-Этксе, но караульный, как и в предыдущий вечер, не пустил ее.

– Это снова ты? – спросил он. – Ты вчера говорила с учеником одного из Старших Гарванов, и если он тебе не разрешил войти, то едва ли найдется кто-то, чья воля была бы сильнее. Только если кто-то из Высоких или Мастеров бы разрешил тебе пройти... А так нет.

– Но позовите тогда кого-нибудь, кто может разрешить или запретить, – молвила Разда.

Послышался смешок караульного.

– Есть безумцы, которые рвутся сюда просто так. Мы не можем по каждому поводу звать Высоких Гарванов. Нет, уходи.

– Но как ты можешь знать? Позови же, позови хоть кого-то! Мне очень нужно поговорить с...

– Я же сказал, – в голосе караульного послышалась угроза.

– Ты ничего не потеряешь, ведь мне разрешат.

– Нет.

– Но...

– Иди куда шла.

– Я шла именно сюда.

– Значит, иди обратно, – он раздраженно вздохнул. – Ты не туда пытаешься обратиться. Если ищешь справедливости – ищи ее в судах и у чиновников. Если они не смогут тебе помочь, и дело будет достойно внимания Гарванов – они решат. Тем более, завтра Суд, и судьей будет Гарван из Правящей Четверки. С ним и поговоришь.

– Завтра будет поздно... Потому я и пришла сегодня. Поздно будет. Поздно!

– Не велено. Уходи.

Сжав кулаки, Разда развернулась, и, давясь слезами, пошла прочь.

Гарван-Этксе еще не скрылся из виду, когда Разда села на землю у порога чьего-то дома, скрывшись за бочками. Сколько времени она там провела в подобии забытья, замученная тревожными мыслями, точно кошка, исклеванная воронами, Разда не знала.

Появление птицы Рух не прошло бесследно для жителей Гафастана. Диковинное создание внесло смятение в их умы, взбудоражило кровь. Стали вспоминать никогда не существовавшие пророчества, древние приметы, сказки; будничные разговоры приобрели новый оттенок и потекли живее, рождая все новые и новые чаяния и страхи; так кружится песок в неспокойной воде, и свет в его неоднородности создает причудливые узоры.

Из мучительного водоворота мыслей Разду вытащил услышанный ею отрывок разговора: два Гарвана из атгибан прошли мимо нее и остановились неподалеку, что-то высматривая и не прекращая беседы. Разда осторожно выглянула из своего укрытия и прислушалась. Воины были недостаточно бдительны (не иначе как Рух смутила их), потому, должно быть, в этот раз не заметили, что их слушают.

– Разве вернулись гонцы?

– Вернулись, я сам видел, – отвечал атгибан. – Но вернулись не все – значит, они нашли, что искали, тем более я сам слышал, что сегодня после захода солнца они отправятся посмотреть на птицу... Или что они нашли.

– И что, вся Четверка поедет?

– Нет, так они не поступят. Наверняка отправятся несколько Старших из Гафастана и еще кто-нибудь важный. Кто знает, дошла ли весть до прочих городов?

– И правда. Все-то они успевают... – второй атгибан вздохнул. – Как бы и нам с ними поехать?

– Да никак, – усмехнулся атгибан. – Кто нам позволит оставить пост?

– Ну да...

И они прошли дальше, а Разда, не сдерживая улыбку, смотрела им вслед. До ночи оставалось ждать совсем не много.