Текст книги "Зверь (СИ)"

Автор книги: Tesley

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 40 страниц)

Разве Каталлеймена не предупреждала его, что Паоло и лаикский священник стали выходцами?..

Отец Герман скупо улыбнулся Дику и сдержанно кивнул головой. Так перед боем один солдат кивает другому. Может быть, мелькнуло в голове у Дика, то, что раттонов в итоге оказалось не двадцать шесть, а всего шестнадцать – заслуга в том числе и этих двух людей?

Несомненно!

«Только осколок человеческой души не позволяет выходцам умереть окончательно, – всплыл в памяти Ричарда голос Каталлеймены. – Память о собственном “я” и бесконечные дурные желания – такова её природа».

Но если желания не были дурными, а душа сохранила память о человеческом достоинстве? Тот, кто являлся честным при жизни, останется таким и после смерти. Паоло и отец Герман сохранили себя и смогли стать истинными воинами Кэртианы.

Но знают ли они, пронеслось в голове у Дика, что они скоро умрут, если Каталлеймена сдержит своё слово, исполняя их договор?

Ричард вгляделся в молодое лицо однокорытника и усталое – священника. «Знают», – понял он.

Однако мысль о смерти после смерти явно не печалила их – они ждали её как избавления. Сегодня их путь подойдёт к концу, и им ничего стыдиться. И живыми, и мёртвыми они всегда оставались людьми.

Их спокойное мужество воодушевило Дика.

Он взмахнул рукой, приветствуя их, и его бывший однокорытник расплылся в широкой улыбке, радостно махая ему в ответ. Затем он указал на запад, словно желая к чему-то привлечь внимание Дика.

Ричард взглянул в указанном направлении и едва не ахнул.

Со стороны Эр-Эпинэ, по той же дороге, по которой приехал он сам, к Гальтаре на полном скаку приближалась целая процессия. Впереди на полузагнанном Моро летел Рокэ Алва. Он смахивал на яростный ураган – неумолимый и пугающий. При виде взбешённого эра Дик испытал смешанные чувства: внезапное облегчение и такой же внезапный страх, словно он всё ещё был тем глупым мальчишкой, который вмешался в семерную дуэль, а после невольно обрадовался появлению Ворона на месте драки.

Алва всё-таки выследил своевольного оруженосца и помчался ему на выручку! Виконт Валме сдержал слово, дав Дику два дня, но большего он сделать не смог.

«К счастью, – подумал Ричард, прикидывая расстояние, – до Гальтары ещё неблизко».

Рокэ, разумеется, откажется принимать жертву своего оруженосца. Но договор с Каталлейменой уже заключён, и смерть Ричарда уже продана. Герцог Окделл принял своё решение, и этого не в силах изменить даже герцог Алва.

Рокэ должен жить. От него зависит судьба всей Кэртианы. К тому же только Ракан способен заменить собой погибшего Повелителя Скал. Пусть будущий сын Ворона займёт место Окделла, когда наступит срок.

Следом за Алвой скакал Робер, удивительно похожий на Астрапэ, оседлавшую живой огонь. За его плечами болтался лук, сверкающий солнечным золотом даже в багровом сиянии Сердца Скал. Лицо герцога Эпинэ казалось встревоженным и напряжённым.

Увидев Иноходца, Дик успокоился: Робер заступится за него, даже за мёртвого.

Следом за обоими герцогами поспешал рей Суавес, чей несчастный конь едва дышал, догоняя Моро и Дракко.

«Хорошо, что Хуан здесь, – сказал Дик самому себе. – Он сможет позаботиться о монсеньоре».

Однако арьергард небольшого отряда привёл Ричарда в полное изумление.

В самом хвосте процессии уныло и неохотно плелась Пегая кобыла, хмуро свесив крупную морду до самой земли. А верхом на ней, постоянно понукая её каблуками, гордо сидел капитан Арнольд Арамона.

Капитан Свин! Вот так история!

Ричард так удивился, что не знал, что и думать. Он, конечно, слышал об исчезновении начальника Лаик, но никогда толком не задумывался об этом. Особа Арамоны не занимала его мыслей. А между тем Свин, оказывается, угодил в выходцы! Но зачем Каталлеймена приставила этого мёртвого дурака к Ворону и Роберу?

– Мои создания защищают Рокэ от раттонов! – произнесла Оставленная в его памяти.

Арнольд Арамона – защитник?.. Что за извращённая ирония, кузина!

«А ведь верно! – чуть не хлопнул Дик себя по лбу. – Я и сам только что едва не назвал Паоло и отца Германа по имени. Эр Рокэ, Робер или даже рей Суавес могли совершить такую ошибку, тем более, что Паоло родич Ворону. Каталлеймена не могла так рисковать. А Арамона никому не интересен. Иначе как Свином его никто не называет».

Но это означало, что других выходцев у Каталлеймены не осталось.

Пронзительный визг прервал мысли Ричарда. Раттоны уже добрались до Гальтары. Ричард увидел, как стая ведьм несётся навстречу Блуждающей башне, как саранча, а к северным воротам приближается каменный человекобык. С юга наступали русалы, а за ними следом львиными скачками неслись кошкоголовые раттоны. Крысы лезли отовсюду.

Пора было выпускать Изначальных тварей.

Ричард велел Блуждающей башне найти ближайший вход в Лабиринт. Он оказался совсем рядом – не в забытых каменоломнях или заброшенных выработках, а недалеко от Холма Ушедших, возле Северной башни. Каменная плита, серая, как окружающий её песок, закрывала зёв подземного колодца.

Ричард внимательно осмотрел запирающий камень: внутри у него скрывался магический замок, скреплённый кровью Ракана. Дик чувствовал это так явственно, словно сам делал его. Отпереть его было невозможно. Любая отмычка освободила бы защитную магию, которая превратила бы самонадеянного глупца в живую статую, навеки заперев взломщика в каменном саркофаге.

Но Повелителю Скал незачем было отпирать замок: ему было достаточно разрушить его.

Ричард напрягся и отдал камню мысленный приказ. Медленно, как сквозь загустевшую льдом воду, пришёл ответ: его услышали, но подчиняться не торопились. Старый камень был упрям – дремотный, суровый, он почти забыл о потомках Ушедших. Рассердившись, Дик мысленно ухватил строптивца за все четыре угла и затряс что было силы. Камень пробудился окончательно, упираясь и артачась. Он хотел, чтобы его оставили в покое!

Их возня привлекла внимание обитателей Лабиринта. Дик почувствовал, как глубоко под землёй зарождается осторожное копошение, мягкий тяжёлый топот – это Изначальные твари, неуклюже переваливаясь, спешили к месту их схватки. Ричард поднатужился и мысленно нащупал замок. Удар! Под его бесцеремонным натиском широкий каменный язык хрустнул и рассыпался; казавшаяся до этого цельной плита неожиданно разъехалась надвое, обнажив под собой зияющую дыру.

Это был вход в Лабиринт.

Ещё немного, подумал Ричард, утирая пот, и из этого глубокого колодца выберутся на поверхность самые страшные хищники Кэртианы – само воплощение голода.

Создания его предка Лита.

На мгновение его охватило ужасное сомнение: сумеет ли он справиться с ними? Однако первое посещение Лабиринта пришло ему на ум, и он повторил следом за Литом, воскресшим тогда в его памяти:

– Мой Лабиринт и мои все твари, живущие в нём!

Хищники словно только и ждали этих его слов. Они стали высовываться из дыры, блестя опасными лиловыми глазами.

Скоро раттоны станут им пищей.

Он тоже скоро станет пищей, подумал Дик отстранёно. Его смерть искупит преступление, которое он совершил, вырвав Сердце Кэртианы из тела земли и выставив его как приманку. Его собственная кровь напоит и успокоит Зверя.

Теперь, подумав о Звере, Ричард осознал то, что уже давно тревожно билось на краю его сознания. Земля под Блуждающей башней качалась словно палуба корабля. Первые её толчки были слабыми и едва заметными, но теперь пески пошли волнами, а камни вздрогнули и сдвинулись с места. Земля застонала как раненный зверь. У неё отняли сердце, и она потянулась за ним вверх, к небесам. Зарево над Эр-Эпинэ полыхнуло свежим огнём, словно почва там треснула и из глубины вырвалось подземное пламя. Со смотровой площадки Ричард увидел, как на северо-востоке, в Саграннских горах рождается чудовищный сель, а на юго-западе по поверхности моря пробежала первая гигантская дрожь.

Зверь выходил из недр, чтобы покарать преступного Повелителя.

Ричард отступил и бросил взгляд вокруг себя. Вся его свора уже собралась наверху Блуждающей башни: гончие Лита взбегали сюда прямо по стенам, скользя по ним тенями. Они ждали только приказа. Повинуясь жесту Ричарда, они окружили каменную чашу, где истекало багровым светом Сердце Скал. Их было ровно пятнадцать – пятнадцать чёрных литтэнов, огромных, как медведи, и яростных, как вепри.

Ричард расстегнул портупею и сбросил бесполезную шпагу вниз. В грядущей схватке единственным действенным оружием оставался только его кинжал. Рукоять привычно легла ему в руку, и он встал среди своей своры шестнадцатым, закрывая брешь, созданную когда-то раттоном.

Стая крылатых ведьм, визжа и скалясь, неслась из облаков прямо на него.

В последний раз Дик бросил беглый взгляд на далёкую дорогу из Эр-Эпинэ. Алва, Робер и рей Суавес продолжали мчаться к городу, но капитана Арамоны больше не было с ними. Он пропал, как пропадает предутренний морок, вместе с Пегой кобылой, которую так рьяно понукал совсем недавно. Вместо них на дороге виднелось лишь большое тёмное пятно, покрытое налётом плесени.

Ричард перевёл взгляд на Восточную башню, возле которой ему недавно привиделись Паоло и отец Герман. Сердце его сжалось: его друзья исчезли. Только кладка в том месте, где они стояли, сделалась сырой, будто сами камни плакали по ушедшим людям.

Все выходцы сгинули в небытие, как и обещала Каталлеймена. Огонь Этерны, дарованный им Оставленной Сестрой смерти, погас для них.

Агапэ сдержала своё слово.

Глава 8. Зверь. 4

4

Земля ходила ходуном и осыпалась у Рокэ под ногами. Она стонала и ревела как зверь, поднимающийся на дыбы.

Блуждающая башня стояла обманчиво близко – только руку протяни, но нельзя было определить, где именно она находится. Казалось, что до неё оставалось совсем чуть-чуть – и она могла парить бесконечно далеко отсюда.

Корона Раканов в руке у Рокэ горела нестерпимо ярко.

Это был простой золотой обруч, усыпанный драгоценными камнями. В центре выделялась огромная алая ройя – символ Сердца мира. Справа от неё располагались крупный прозрачно-коричневый карас и васильковый сапфир, а слева – аквамарин цвета морской воды и яркий, как кровь, рубин. По всему кругу обруч был усеян бесцветными ройями.

В багровом зареве, стоявшем над Гальтарой, корона сверкала ослепительно-белым огнём.

У Рокэ заслезились глаза, и он нахлобучил её себе на голову, чтобы высвободить левую руку. Корона села так плотно, словно была специально заказана по мерке последнего Ракана.

Развалины древней столицы впереди плясали какой-то безумный предсмертный танец. Город шатало, как пьяницу, и раскачивало, как корабль в штормовом море. Рокэ удерживал равновесие только благодаря инстинкту бывалого моряка. Вокруг него стояла вакханалия звуков: рёв земли, грохот камней и высокий, на грани слышимости, протяжный крысиный визг.

Казалось, что из недр самой Кэртианы поднимается на поверхность что-то неведомое, стихийное, первозданное.

Рокэ решил ориентироваться на Холм Ушедших, мечеобразные стелы которого сейчас горели как Закатные факелы. Но его взгляд, пока он карабкался по содрогающимся руинам, был прикован к Блуждающей башне. У её вершины, как стервятники, вились остроклювые крылатые ведьмы, виденные им когда-то в Хексберге. Они падали из багровых облаков и атаковали сверху и сбоку истекающее магией Сердце Кэртианы. Окружённое оранжево-золотым ореолом, отсюда оно казалось похожим на волшебный фонарь, в огромном глазу которого мелькали угольно-чёрные, увеличенные в разы тени. То в нём отражались алчно разинутые клювы и заострённые крысиные когти, то на смену им выступали тяжёлые, как камни, силуэты охотничьих псов. Но взгляд Рокэ выискивал тень человека, и она появлялась: высокий широкоплечий юноша успевал повсюду, а кинжал в его правой руке казался лучом пронзительно-белого света.

Дикон бился там, на башне!

Рокэ не стал окликать его: воина нельзя отвлекать от боя. Но ему требовалась помощь. Стиснув в правой руке меч Раканов, левой Рокэ высвободил из ножен собственную шпагу. В предстоящем бою она вряд ли стала бы подспорьем, но Рокэ не привык пренебрегать своим оружием.

Едва он пересёк границу Гальтары, как его атаковала стая крыс. Шевелящееся серое море, по которому пробегали омерзительные живые волны, преградило ему путь. Он уже видел подобное – совсем недавно, у Эр-Эпинэ. Крысы визжали и прыгали, норовя вцепиться в него зубами; их острые резцы угрожающе высовывались из пастей. Меч Раканов, старый и плохо сбалансированный, почти не помогал против них. Возможно, что он просто предназначался для другой руки.

Рокэ бил крыс, орудуя тяжёлой рукоятью меча как дубиной. Шпага в левой руке приносила почти столько же пользы; большой удачей было то, что, спешиваясь, он не стал снимать с себя шпор. Теперь он перепрыгивал с места на место, давя крысам хребты тяжёлыми кавалерийскими каблуками и вспарывая им брюхо острыми стальными звёздочками. Перед глазами у него время от времени вспыхивал белый огонь; земля вокруг трескалась и проваливалась. Ослеплённые крысы промахивались, лязгнув зубами в доле бье от него, и падали в ямы, отчаянно визжа и размахивая длинными лысыми хвостами. Казалось, что они заполонили всё вокруг, и сами руины превратились в толстый копошащийся грязно-серый ковёр.

Эта картина – почти ирреальная на фоне багрового неба – могла бы примерещиться в бреду разве что сумасшедшему тайновидцу Заката.

Имей Рокэ время задуматься о происходящем, он, вероятно, расхохотался бы от абсурдности собственного поведения. Первый маршал Талига – он сражался в одиночестве против полчища обезумевших крыс, наступающих на него отовсюду!

Этого сражения он мог и не выиграть.

Визг, переходящий в оглушительный свист, раздался сзади. Рокэ обернулся: прямо на него надвигался предводитель стаи – змеехвостая тварь с трепещущими за спиной узкими полупрозрачными крыльями.

«Птицерыбодура!» – мелькнуло у Рокэ в голове.

Так вот как на самом деле выглядит почтенная покровительница Фельпа!

Рокэ бросил быстрый взгляд вокруг себя, перехватывая неудобный меч. Нигде поблизости не виднелось стены достаточно высокой, чтобы прикрыть спину во время боя с раттоном. Это было плохо. Примерившись, Рокэ прыгнул туда, где серый копошащийся ковёр казался тоньше. Он удержался на ногах каким-то чудом: раздавленные им крысиные тела были слишком скользкими, а почва под ними сотрясалась, будто дрожала в ознобе. Повернувшись лицом к раттону, Рокэ поднял меч, но ударить не успел: снова полыхнул белый огонь. Горящие зеленью глаза русала внезапно выцвели и затянулись бельмами. Раттон истошно завизжал и заметался, пытаясь отступить под защиту своего воинства. Рокэ не позволил ему этого. Он снова прыгнул, занося меч, и раскроил ослепшую тварь напополам.

Крысы пришли в неистовое возбуждение. Забыв про живого человека, они с остервенением напали на труп своего предводителя, и принялись безжалостно рвать его зубами.

Расшвыривая их шпагой, Рокэ побежал по направлению к Холму Ушедших, то и дело оскальзываясь. Он видел: Дикон всё ещё бьётся на вершине Блуждающей башни. Его рука со светящимся кинжалом взлетала и опускалась, а литтэны прыгали, норовя вцепиться ведьмам в горло.

Но всё равно врагов было много, слишком много!

Сам того не замечая, Рокэ застонал от нетерпения. Но тут огненная стрела вспорола небо золотистой дугой. Молния клюнула в спину одну из ведьм, кружившихся над башней. Вспыхнувший раттон с пронзительным воплем рухнул вниз. Его тело горело и лопалось с сухим треском, словно туловище саранчи.

За первой молнией последовала вторая, ударившая с той же меткостью. Это Робер вступил в бой откуда-то из-под стен Гальтары! Ведьмы заметались, оказавшись в ловушке между двумя Повелителями, но алчность не позволяла им отступить.

Клац!

Стрельба Робера отвлекла Рокэ лишь на миг, но этим смогла воспользоваться огромная крыса. Она попыталась запрыгнуть человеку на спину и почти преуспела: она повисла на воротнике, вцепившись в край полотна зубами. Рокэ с силой ударился спиной о какую-то развалину, и оглушённая тварь, жалобно пискнув, свалилась. Но она была не одна. Новая волна наступала на Рокэ, возглавляемая кошкоголовой девицей с густой львиной гривой.

Она бросила на Рокэ всю четырёхлапую пехоту. Серые грызуны, мелкие, но проворные, способные уничтожить всё, что попадалось им на пути, вставали на задние лапы и взвивались в воздух, словно самонаводящиеся зубастые ядра. Они искали себе поживу в отчаянно отбивающемся человеке, чтобы превратить его плоть в жалкие кровоточащие лохмотья.

Рокэ дрался как никогда в жизни. Даже на Винной улице ему не приходилось так туго. Тогда ему противостояли только люди, и их было всего лишь около двух десятков. Здесь же на него наступала целая армия остервеневших маленьких хищников, потерявших инстинкт самосохранения.

Нет противника хуже, чем осатаневшая крыса!

Кошкоголовая девица, воспользовавшись тяжёлым положением Рокэ, подкрадывалась к нему осторожно, исподтишка.

«Дикон! – билась у Рокэ в голове навязчивая мысль. – Я должен подняться на башню!».

Но крысиная стая всё теснее сжималась вокруг него.

Вдруг в грязно-сером море, захлёстывающем Рокэ со всех сторон, выросли лиловые валуны. На улицы Гальтары выкатились, блестя лоснящимися боками, несколько неуклюжих бесформенных шаров. Казалось, они целиком состоят из одной смрадной, безостановочно чавкающей пасти. Крысы исчезали в ней сотнями.

Изначальные твари!..

На всякого мелкого хищника найдётся хищник покрупнее.

Рокэ отпрыгнул с их дороги и успел повернуться лицом к подбирающейся исподволь кошкоголовой девице. Вновь полыхнуло белым огнём.

«Корона! – догадался Рокэ. – Её камни ослепляют раттонов и заражённых крыс».

Закрывшиеся бельмами глаза твари подтверждали его мысль.

Ослепшая кошкоголовая девица панически заметалась и случайно оказалась на пути Изначальной твари. Миг – и раттон исчез в лиловой пасти, не успев даже взвизгнуть напоследок.

Взгляд Рокэ столкнулся с огромными, слезящимися, фиалкового цвета глазами.

Агонизирующая Гальтара натужно хрипела вокруг него, но сквозь её предсмертные вопли Рокэ услышал мелодичный смех Эмильены.

Он звенел как маленький серебряный колокольчик. Эмильена стояла у окна в лёгком светлом платье. Она радовалась весне – небу, умытому свежим дождём, запаху проснувшейся земли, зеленеющим садам и аромату распустившейся сирени, который кружил голову. Она была так счастлива, словно сама впервые расцвела вместе с этой весной.

Он слышал её смех только однажды.

Тогда она ещё не знала его.

Почему, почему он никогда не удивлялся этому?..

Той весной она приговорила его к смерти.

Однако сейчас она смотрела прямо на него открытым доверчивым взглядом, и на лице её сияли радость и восторг.

Рокэ невольно сделал шаг ей навстречу – и тут же отвернулся.

«Я не должен смотреть ей в глаза! – захлестнула его пронзительная догадка. – Нет! Она меня никогда не любила».

Юная девушка в рамке увитого плющом окна пропала. Рокэ с трудом перевёл дух. Однако едва он поднял голову, как столкнулся взглядом с кардиналом Сильвестром.

– Вы думаете, сын мой, что я тоже предатель? – осведомился тот вежливо. – Такой же, как ваша девица Карси? Нет! Всё обстоит совсем наоборот, Рокэ. Это вы предали все мои надежды и чаяния – так же, как и чаяния вашего отца. Много ли проку в преданности вам? Я жил и трудился ради вашего будущего! И чем вы отблагодарили меня за это? Тем, что бросили моё дело на поругание.

– Замолчите, ваше высокопреосвященство! – яростно приказал Рокэ. – Я не позволю вам снова втянуть меня в ваши игры!

Он хотел уйти и столкнулся с Каталлейменой.

– Я могла бы стать твоей Октавией, – произнесла она глубоким и мягким голосом, полным сожаления. – Я хотела спасти тебя. Но для тебя оказались важнее твои обиды и желания. И чего ты достиг? Мир рушится, а ты упрекаешь в предательстве всех, кроме себя!

– Полноте, эрэа! – криво усмехнулся Рокэ. – Вы всего лишь хотите использовать меня ради своей жалкой мести Ушедшим.

Звенящий смех Эмильены стал ответом на эти слова. Рокэ невольно шагнул вперёд, но какой-то спасительный инстинкт удержал его. Вместо этого он порывисто заслонил лицо рукой: образы прошлого терзали его хуже взбесившихся крыс.

Эмильена, Сильвестр и Оставленная пропали. Слушая гул собственной крови, Рокэ постепенно приходил в себя.

Где он? Что он здесь делает?

Он вспомнил, как поехал вслед за своим оруженосцем. Он сражался в Гальтаре с раттонами и заражёнными крысами. По всей вероятности, он всё ещё находится в городе.

У него была цель.

Ему уже давно пора подняться на Блуждающую башню!

Рокэ встрепенулся. Теперь он ясно понял, что произошло: взгляд Изначальной твари околдовал его.

Продолжая заслонять глаза рукой, Рокэ поднял голову, внимательно прислушиваясь к какофонии окружающих звуков. Ему показалось, что шум вокруг него неуловимо изменился.

И в самом деле: он не слышал больше истошного визга, доносившегося прежде из-под облаков. Крики крылатых ведьм, атаковавших Блуждающую башню, умолкли.

Встревоженный, Рокэ вслепую повернул лицо туда, где пылало вырванное из земли Сердце Кэртианы. Закрытые веки опалило жаром, и он медленно приоткрыл глаза. На вершине Блуждающей башни, как и прежде, покоилось огромное оранжево-багровое око; но никакие тени больше не мелькали в нём.

Ричард и его литтэны пропали.

Рокэ рванулся вперёд как багряноземельский чёрный леопард. Обиженная Изначальная тварь, обманутая в своих ожиданиях, захныкала ему вдогонку, но преследовать не стала: вероятно, она учуяла в нём божественную кровь.

Рокэ нёсся вперёд, но не мог сказать, в каком направлении он движется. Вскоре его снова атаковали крысы, и он отбивался от них на ходу как в затянувшемся кошмаре. Заметив краем глаза стену какой-то ротонды, он рванулся к ней, чтобы прикрыть спину от не знающих устали врагов. Но едва он коснулся камней, как стена расступилась. Сзади возник коридор.

Рокэ сбил с себя крыс и расшвырял их по земле. Избавившись от паразитов, он бросился наверх по винтовой лестнице, проложенной в каменном чреве ротонды. Его никто не преследовал.

Он выскочил на высокую смотровую площадку, парившую над землёй.

Он всё-таки поднялся на Блуждающую башню!

Здесь было пусто: ни одной живой души. Лишь в самом центре, на каменной чаше, свисающей на тяжёлых цепях, покоилось пылающее золотым багрянцем Сердце. Оно горело так ярко, что Рокэ инстинктивно отвернулся, заслонив глаза.

Дав зрению немного восстановиться, он внимательно осмотрелся по сторонам. Пол площадки, выложенный плотно пригнанными друг к другу плитами, был усеян останками ведьм. Всюду Рокэ натыкался на обугленные птичьи кости и клочки тонких кожистых крыльев; в воздухе кружил пух, похожий на перья. Камни были залиты чёрной дымящейся кровью. Но, к огромному его облегчению, следов человеческой крови или трупов дейт не было.

Ричард и его литтэны выиграли сражение. Они покинули Блуждающую башню по своей воле, вероятно, чтобы продолжить бой на земле.

Придя к такому заключению, Рокэ вложил шпагу в ножны и заткнул меч Раканов за пояс. Затем он шагнул к краю парапета, чтобы взглянуть вниз.

Вся Гальтара развернулась перед ним как на ладони. А вокруг неё, вдоль разрушенных стен, мчался табун пирофоров, окружая древнюю столицу стеной огня. Робер верхом на Дракко возглавлял этот магический хоровод.

Больше ни раттоны, ни крысы, ни Изначальные твари не могли вырваться за пределы Гальтары!

Рокэ одобрительно кивнул: Робер принял верное решение.

Однако раттоны и Изначальные твари больше не представляли главную опасность. Рокэ увидел, как волны гальтарского землетрясения распространяются повсюду концентрическими кругами, захватывая всё более широкие области. Земля трескалась, и из её глубин вырывался огонь, словно под слоем почвы прятались проснувшиеся вулканы. Воздушные смерчи закручивались то здесь, то там в гигантские чёрные воронки, а с гор спускались вспухшие водой грязевые сели.

Зверь выходил из недр Кэртианы.

«Нужно вернуть Сердце обратно земле, – тревожно подумал Рокэ. – Может быть, это хоть отчасти замедлит катастрофу».

Он повернулся лицом к каменной чаше – и ослеп. Багровое марево поплыло у него перед глазами, стирая очертания предметов.

Он шагнул наугад, протягивая руки вперёд. Их тут же опалило нестерпимым жаром. Но Рокэ упрямо двинулся в пламя, словно хотел с головой погрузиться в огненную лавину. Он почти перестал чувствовать своё тело, когда его ладони, наконец, коснулись средоточия огня – живого, бьющегося Сердца.

Он поднял его с чаши и вслепую шагнул туда, где по его расчётам находилась винтовая лестница. Одна нога его натолкнулась на ступеньку, и он стал медленно спускаться вниз. Он не видел, куда шёл, но путь оказался длинным, немыслимо длинным, будто каменное чрево башни превратилось в бесконечный туннель, уходящий под землю.

Его, потомка Раканов, приговорили сойти в Лабиринт.

Он шёл долго – настолько, что успел забыть, спускается он или поднимается.

Когда же он вышел на свет, его глаза не сразу привыкли к белизне дня после багровой ночи. Он оглядывался и осматривался, как посторонний, впервые очутившийся в незнакомом месте. В небе стояло солнце, и его лучи золотили выложенные мрамором мозаичные скамьи и стены.

Он находился в полукруглом амфитеатре, полном народу; люди вокруг перешёптывались и перемигивались, глядя на него. Однако главная странность заключалась не в том, что он почему-то стал предметом всеобщего внимания. Нет! Странным было то, что он никак не мог определить, где же именно пребывает: то ему казалось, что он – высокий представительный мужчина, восседающий на кресле, похожем на трон; то – что он стройный молодой человек внизу, охраняемый воинами в коротких кольчужных хитонах.

По-видимому, в амфитеатре вершился суд, однако он почему-то являлся и судьёй, и преступником.

Говорили свидетели и обвинители: бледная молодая женщина с лицом лисицы и благообразный старик в одеждах священнослужителя, но их слова отскакивали от его сознания, не оставляя на нём следов.

Наконец, он-судья поднялся, чтобы произнести приговор.

Он был анаксом Золотых Земель.

Он знал, что пришёл к трону через братоубийство и любил власть до самозабвения. Он упивался ею, как хищник кровью. И он нашёл сообщницу себе под стать: Катарину… Нет, её звали Беатриса. Он почему-то путал эти имена.

Он-судья внутренне ликовал, видя захлопнувшуюся ловушку, но он-преступник был подавлен и растерян. Он смотрел на совершающийся фарс, но не понимал его закулисного механизма. Эта часть его сердца не жаждала ни власти, ни богатства: он-преступник, хотя и скованный цепью, был свободен, и признавал только долг перед своей кровью.

Два его «я» отличались друг от друга как день и ночь, и они разрывали его существо пополам.

– Брат! – сказал он-судья себе-преступнику (победные трубы пели в потайном закоулке его души, но лицо выражало только приличествующую случаю скорбь). – Твоя вина неоспоримо доказана. Главы Высоких Домов вынесли тебе приговор, но я отдаю тебя на суд высших сил. Ты спустишься в Лабиринт, чтобы там принять уготованную тебе судьбу.

Ярость, пронзительная, как молния, вспыхнула в нём-преступнике. В одну минуту он прозрел, словно чья-то рука сорвала маску торжественной справедливости с него-судьи. Две половины его души столкнулись лицом к лицу и заглянули друг в друга, как в бездну.

Невинная обличила виновную.

Его кровь взбунтовалась и вынесла смертный приговор.

– Ты! – яростно крикнул он-преступник себе-судье. – Ты, который предал свою собственную кровь ради венца анакса! Так пусть же эта кровь падёт на твою голову и на весь твой преступный род вплоть до последнего колена! И пусть твоё последнее отродье терзается одиночеством, как и я, и четырежды пройдёт через предательство, через которое я прохожу по твоей милости! А я вернусь и посмотрю, как он проклинает того, кому обязан своей участью!

Сердце Кэртианы вспыхнуло, отзываясь на эти слова: оно озарило багровым светом весь амфитеатр. Он-Ринальди выпустил его из рук, с хохотом глядя, как оно плывёт к его-Эридани искажённому лицу.

Мир вспыхнул багровым пламенем и сгорел за доли секунды. Вокруг воцарилась темнота.

Рокэ пришёл в себя в Лабиринте.

Про́клятая кровь шумела у него в ушах. Он снова стал единым целым – последним Раканом, в котором соединилось прошлое и настоящее.

А будущего у него не было.

Он бездумно повернулся и направился к выходу. Меч Раканов легко ударялся о его правое бедро.

Далеко впереди замаячил лоскуток тускло-серого неба. Сколько времени прошло с той минуты, как за ним закрылась решётка Лабиринта? Он не помнил, да и не хотел вспоминать. Может быть, прошли столетия, а может быть – часы.

Выцветший лоскут неба вблизи оказался тучами песка и пыли. Воздух был полон ими; старинные каменные плиты сотрясались, подбрасывая сухую землю вверх, словно под ними ворочался проснувшийся гигант. Ветер ревел с ураганной силой, разнося повсюду клочки рыжего огня.

Удивлённый картиной стихийного бедствия, он замер, осматриваясь. За его спиной сквозь пыльную бурю неясно виднелся Холм Ушедших – каменные мечи на его вершине горели Закатным пламенем. А в паре десятков бье впереди неизвестный воин с обликом Повелителя Скал сражался с огромным песчаным минотавром.

Чудовище наступало, едва сдерживаемое сворой чёрных псов, вцепившихся в каменные бока и ноги. Воин был уже утомлён: его одежда вся пропиталась по́том, а сапоги висели лохмотьями, словно их долго рвали когтями остервеневшие крысы. Храбрец отбивался одним кинжалом; его левая рука была пуста.

– Ричард!

Почему выкрикнул именно это имя, он даже не задумывался. Неизвестный воин обернулся: у него оказалось лицо семнадцатилетнего юноши.

– Эр Рокэ! Вы?!!

Быстрый, как мысль, Рокэ выдернул меч Раканов из-за пояса, перехватил за лезвие и кинул рукоятью вперёд. В усталых серых глазах вспыхнул радостный блеск, и юноша поймал меч на лету. Он быстро перебросил кинжал в левую руку, и теперь его облик обрёл знакомую законченность.

Повелитель Скал твёрдо и незыблемо стоял на раскачивающейся земле. Секунда – и он пошёл в атаку на минотавра.

Чудовище склонило голову, норовя пропороть человека острым рогом. Но Ричард поймал рог на широкое лезвие кинжала и с усилием повернул морду врага в сторону. В тот же миг большая чёрная дейта с синими, как драгоценные сапфиры глазами, прыгнула и вцепилась минотавру в локоть, повиснув на нём всей тяжестью. Ричард отступил на четверть шага, продолжая удерживать морду раттона, и вогнал меч Раканов в каменную грудь до середины клинка.

Человекобык зашёлся неожиданно высоким крысиным визгом и начал осыпаться, как осыпается песчаник под резцом и молотком каменотёса.

Водоворот сухого крошева, в который в одночасье превратился раттон, закружился между Ричардом и Рокэ. Пыльная буря ослепила глаза, забила рот песком; Рокэ попытался окликнуть Дика, но горло ему свело судорогой. Над Гальтарой повисла плотная серо-жёлтая мгла, и если бы не пламя пожаров, занимающихся то здесь, то там, всё потонуло бы в её густом мареве.