Текст книги "Зверь (СИ)"

Автор книги: Tesley

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 40 страниц)

– Однако, господа, – проговорил Рихард Борн, отвлекая внимание присутствующих от этой трогательной сцены, – даже если принц Ракан действительно погиб, теперь это не играет роли. Мы уже предприняли слишком многое, чтобы остановиться на пол-пути. Пусть Альдо мёртв, но мы должны встать за права её высочества Матильды. Если уж мы ввязались в это дело, нам придётся позаботиться о её интересах и об интересах младшей принцессы, присутствующей здесь.

Рихард Борн поклонился в сторону Мэллит.

– Нет! – воскликнула гоганни, поднимаясь со стула в сильном волнении. – Мне ничего не нужно, ничего! И царственная… царственная бабушка согласна в этом со мной!

– Вы не можете говорить от её имени, принцесса, – возразил Рихард Борн. – Она старшая в роду.

– Нет! – повторила Мэллит. – Я могу… Я могу говорить. Я отказываюсь от всего, что вы хотите нам предложить, от имени бабушки и моего будущего сына!

– Как? – воскликнули братья Борны в унисон. – Сына?

Робер, мягко отстранившись от матери, повернулся лицом к Мэллит и произнёс, указывая на неё маркизе:

– Жозина, это супруга принца Альдо Ракана, моего друга… Его вдова. Она ожидает ребёнка и нуждается в вашем попечении. Прошу вас присмотреть за ней.

Маркиза Эр-При за одну минуту собралась с духом. При всей её нежной впечатлительности, в ней жило истинное мужество.

– Ваше высочество… – почтительно обратилась она к Мэллит.

– Не называйте меня высочеством! – взмолилась бедная гоганни чуть не плача. – Я всего лишь недостойная изгнанница, одинокая и ничтожная!

– Не говорите так о себе, принцесса! – воскликнул шокированный Удо Борн.

– Принцесса не в себе! – сказал Дуглас Темплтон с горячностью. – Она слишком поражена смертью супруга, которого так любила. На что она обрекает себя и своего ребёнка, если отрекается от законных прав Раканов?

– Принцесса и её сын ни в чём не будет знать нужды, покуда я жив! – решительно отрезал Робер. – Мой дом отныне – их дом.

Маркиза Эр-При, мгновенно оценив ситуацию, шагнула навстречу плачущей Мэллит.

– Если позволите, я буду называть вас дочерью, – ласково сказала она.

Мэллит не сдержалась и тихонько заплакала, спрятав лицо на груди у маркизы.

Робер повернулся к Борнам, Темплтону и Саво.

– Друзья, её высочество сказала своё слово, – проговорил он. – Она не желает, чтобы за дело Раканов лилась кровь. Сложите оружие, распустите наёмников и оставьте гибельную идею возродить Талигойю.

– Всей душой солидарен с герцогом! – воскликнул кардинал Левий, чьи надежды склонить мятежников к миру сразу воскресли. – Необходимо сейчас же начать мирные переговоры!

– Ваша светлость! – произнёс епископ Риссанский, возмущённый до глубины души. – Неужели вы призываете ваших друзей сдаться Алве?

– Сдаться? – проговорил Удо Борн тоном человека, не верящего своим ушам. – Накануне сражения? Да все скажут, что мы просто струсили!

– Сдаться? – эхом повторил капитан Карваль. – Монсеньор, о чём вы? При чём здесь Раканы и Талигойя?! Разве ради них мы поднялись на борьбу с Олларами?

– Так у вас были другие цели? – удивлённо спросил Робер.

Никола Карваль с глубоким изумлением взмахнул руками:

– Мы сражаемся за вас, монсеньор, и за Эпинэ! – И его теньенты наперебой подхватили: – Мы за вас, за вас, монсеньор!

Робер остолбенел, недоверчиво переводя взгляд с одного лица на другое.

– За меня? – произнёс он, когда смог, наконец, выговорить хоть слово. – Кто внушил вам эту нелепую идею? Штанцлер?

– Ваш дед, монсеньор, должен был стать суверенным государем Великой Эпинэ! – заявил Карваль с горячностью. – Нам не нужны ни Оллары, ни Раканы! Мы призываем вас на трон и готовы сражаться за вас до последнего вздоха!

– Чем мы хуже Ноймара или Кэналлоа? – тут же подхватил граф Агиррэ. – Почему бы нам не иметь своего герцога или соберано? Разве мы обязаны терпеть над собою потомков марагонского бастарда? Нет!

– Все Оллары ублюдки и потомки шлюх! – звонко выкрикнул его оруженосец.

– Офицеры Резервной армии тоже присягнули на верность вашему дому! – заявил Роберу полковник Люра. – Если пожелаете, у вас под рукой сегодня же соберётся целая армия.

– Да здравствует герцог Робер, государь Великой Эпинэ! – зычно возгласил барон Горуа, и его оруженосец, барон Гайар, подхватил мальчишеским фальцетом:

– Виват!

– Вы с ума сошли, господа? – спросил потрясённый Иноходец, ошеломлённо поворачиваясь то к одному, то к другому.

Ну и дела творятся в родной провинции! Хорошенькую же кашу заварил его покойный дед в компании с покойным Штанцлером. Жаль, что Валме не прибил старого интригана раньше.

– Я полагаю, господа, – осторожно проговорил барон Гаржиак, вклинившись между Карвалем и Агиррэ, – что мы должны выслушать самого герцога, прежде чем навязывать ему наши идеалы.

– Да-да, выслушаем его светлость! – поддержал друга барон Шуэз.

– Великая Эпинэ?.. Но это же бред и химера, господа, – развёл руками Робер. – Если мой дед и верил в неё, то это простительно лишь потому, что он был стар и не здоров рассудком. Что же касается графа Штанцлера, то я убеждён: он ни на мгновение не разделял ваших заблуждений. Кансилльер умел пользоваться людьми, поддерживая в них иллюзии ради своих делишек, и весьма грязных к тому же. Что хорошего вы получили в результате? Разве вы способны сопротивляться силам Алвы? Он разобьёт вас, как всех и всегда.

Барон Горуа разочарованно лязгнул латами.

– Немыслимо! – произнёс он про себя. – Герцог Эпинэ – и трусит!

– Значит, вы готовы просто сдаться на милость Ворона? – презрительно поинтересовался у Робера епископ Риссанский.

– Однажды в Варасте я уже был в руках герцога Алвы, – ответил Робер. – И не имею причин жаловаться.

– Повторяю: герцогу Алве можно доверять, – снова настойчиво заговорил кардинал Левий. – Герцог Окделл свидетельствует это так же, как и его светлость!

Никола Карваль недоверчиво смотрел на Робера, словно надеясь, что тот шутит.

– Ваш дед посвятил последние годы жизни делу создания Великой Эпинэ, – проговорил он. – А вы, едва явившись, уже готовы предать его? Как это возможно?

– Великой Эпинэ не существует, капитан, и никогда не было, – повторил Робер терпеливо. – Я не стану подталкивать вас к гибели, соглашаясь потворствовать вашим несбыточным мечтам.

– Если так, – выкрикнул граф Агиррэ, – то нам не нужен предатель в наших рядах! Я сам стану герцогом и поведу войска в битву!

– О-о! – протянул барон Шуэз, оглянувшись на Агиррэ и пристально глядя на него. – Так вот что на самом деле у вас на уме, граф! Маленькая собственная корона, не так ли?

Граф Агиррэ спохватился, что ненароком выболтал свою заветную мысль.

– Я сказал это просто в качестве примера, – возразил он, быстро осадив назад. – Великая Эпинэ сама выберет себе короля, когда придёт срок.

Робер пожал плечами: тайные замыслы Агиррэ не вызывали у него ничего, кроме брезгливости.

– То есть вы намерены съесть зайца, которого ещё не поймали, сударь? Неужели вы полагаете, что способны справиться с армией Алвы, которая стоит в двух шагах отсюда?

– Это невозможно, дети мои, – произнёс Левий убедительным тоном. – Я был в ставке герцога и видел всё собственными глазами. У него есть артиллерия, которой нет у вас; у него есть обученная закалённая пехота, тогда как у вас – необстрелянное ополчение.

– В том, что говорит его высокопреосвященство, есть доля истины, – сдержанно заметил Гаржиак. – У нас в замке всего одна пушка да пара фальконетов. А набранные вами солдаты, Агиррэ, держат ружья как лопаты. Нам не стоит обольщаться насчёт своих сил.

– Могу подтвердить: пехотное ополчение крайне скверное, – подал голос полковник Рёдер впервые за всё время.

– Но у нас есть ваш полк и полк господина Пикмаля, – тут же возразил теньент Дюварри.

Рёдер и Пикмаль промолчали. Люра встревоженно покосился на них.

– Не нужно недооценивать моё ополчение, Гаржиак! – протестующе воскликнул граф Агиррэ. – Да, его составляет мужичьё, но против Алвы и Колиньяров они готовы драться как звери! Их преданность вне всяких сомнений. Они вцепятся в эту землю зубами, но не дадут врагу пройти.

А теньент Левфож добавил:

– Я сомневаюсь, что силы Ворона так велики, как пытается представить его высокопреосвященство. Алве пришлось оставить часть армии в Олларии для предотвращения бунтов.

– И подкреплений он не дождётся! – желчно добавил Карваль. – Губернатор Сабве со своими полками надолго застрял на юге. Готов поклясться, что граф Пуэн и Сэц-Ариж повыдёргивают перья из его хвоста. А с моря нас прикроет барон Феншо: он, хотя и не молод, но один стоит десятка. Старая сталь не ржавеет! Так что с юга и запада мы прикрыты. А если Алва выбьет нас из Эр-Эпинэ, мы отступим за стены Нежюра.

– В Нежюре нельзя держать оборону, – тут же возразил Гаржиак. – У нас будет больше шансов, если мы отойдём к Мон-Нуару, не дожидаясь боя здесь.

– Поддерживаю, – высказался Шуэз. – Город капитулирует, как только возникнет угроза осады.

– Никогда не думал, что вы настолько малодушны, господа! – возмущённо заявил граф Агиррэ. – Вы готовы бежать, едва заслышав имя Алвы!

– Если проблема только в этом, то она легко решаема, – вмешался Люра. – И не такие армии отступали, если теряли своего полководца. Один меткий выстрел и дело сделано! Чего будут стоить солдаты Ворона, оставшись без него? Я не дам за них ни суана.

И Люра пренебрежительно щёлкнул пальцами в воздухе.

– Берегитесь, сударь! – осадил его Робер. – Многие до вас мечтали о таком метком выстреле. Однако же Алва жив до сих пор, а его несостоявшиеся убийцы мертвы.

Люра было открыл рот, но мелодичный женский голос опередил его.

– Что вы решили, сын мой? – спросила маркиза Эр-При, о которой все немного позабыли. Она стояла позади группы мужчин, прижимая к себе Мэллит, немного успокоившуюся в её руках.

– Я предпочитаю мир, – произнёс Робер спокойным твёрдым тоном. – Я не желаю заливать кровью землю моих предков. Капитан Карваль! Приказываю вашему гарнизону сложить оружие. Эр-Эпинэ отказывается бунтовать против законной власти в лице Первого маршала герцога Алвы.

Карваль, поражённый в самое сердце, отступил от Робера с чувством близким к гадливости.

– Нет, – проговорил он. – Нет, монсеньор. Вы не сделаете этого. Ваш великий дед перевернулся в гробу от ваших слов!

– Капитан! – перебила его маркиза. – Вы можете думать, что угодно, но мой сын владелец этого замка. Вы обязаны исполнять его приказы.

– Ваш сын просто трус, эрэа маркиза, – презрительно бросил Симон Люра. – А я не стану подчиняться предателю и трусу!

– На вашем месте не стоит кидаться такими словами, полковник, – возразил ему барон Шуэз, усмехнувшись. – Разве вас самого не ославили предателем, когда вы изменили губернатору Сабве?

– Вы ответите мне за оскорбление, господин барон! – угрожающе зарычал Люра.

– Довольно, господа! – прикрикнул на них Гаржиак. – Только ваших ссор нам и не хватало!.. Её светлость маркиза права. Герцог Эпинэ здесь хозяин, и только он может распоряжаться и замком и силами, собранными его именем под знамёнами Эпинэ. Герцог Анри-Гийом решил бы иначе, но его больше нет среди нас. Мы обязаны подчиниться его светлости.

– Ваша правда, барон! – воскликнул Карваль, отскакивая к Леону Дюварри (тот всё ещё держал в руках пистолет). – Но в словах полковника Люра тоже есть правда!..

Барон Шуэз, стоявший справа от Робера, внезапно кинулся прямо перед ним, отталкивая Иноходца назад, к выходу. Грохнул выстрел. Шуэз, не издав ни звука, медленно сполз на пол. Робер с удивлением поднял взгляд: пистолет Дюварри дымился в руках у Карваля, а на лице капитана проступало выражение досады и полного замешательства.

– Ро! – воскликнула маркиза Эр-При, в испуге бросившись к сыну. Мэллит кинулась к нему с другой стороны, загораживая собой. Робер почувствовал тяжесть тела Шуэза, привалившегося к его ногам, и с недоумением переводил взгляд с него на Карваля и обратно.

– Вы хотели убить меня, капитан? – спросил он.

– Вы обезумели? – потрясённо воскликнул кардинал Левий.

– Убийца! – сказала маркиза Жозина, повернув к Карвалю бледное разгневанное лицо. – Так вот какова ваша верность нашему дому? Но вам не добраться до моего сына. Сначала вам придётся застрелить меня.

Карваль хмуро опустил разряженный пистолет.

Барон Гаржиак присел на корточки рядом с телом своего друга. Его лицо, когда он поднял его, искажала судорога.

– Барон мёртв, господа, – сказал он сухо и холодно. – Итак, кто из вас согласен с мнением его светлости и готов заключить перемирие с герцогом Алвой?

Эпинцы молчали. Рихард Борн кинул на друга взгляд, в котором читалось извинение, и произнёс:

– Если мы сложим оружие накануне сражения, нас сочтут трусами. Если мы взялись за это дело, то должны идти до конца.

– Никто из нас не капитулирует перед Алвой, – едко добавил епископ Риссанский, мстительно сверкнув глазами. – Он сам объявил нам войну и пусть пеняет на себя!

Барон Гаржиак выпрямился и посмотрел на Робера со спокойным достоинством.

– В таком случае я один пойду за вами, монсеньор. Я слишком долго жил на этом свете, чтобы бояться за свою репутацию. Я считаю, что вы правы, а там будь что будет!

Иноходец крепко стиснул протянутую ему руку.

– Это честь для меня, барон, – искренне сказал он.

Гаржиак повернулся к Карвалю.

– Не рассчитывайте больше на меня и моих людей, капитан, – сказал он жёстко. – Они уйдут со мной вместе с людьми барона Шуэза. Наши полки, монсеньор, – добавил он, обращаясь к Роберу, – составят конвой для принцессы Ракан и вашей матушки.

– Как угодно, – ответил Карваль угрюмо. – Я не возражаю. Герцог волен уйти и увести с собой своих женщин. Но вот господин кардинал, – бросил он насупленный взгляд на Левия, – останется здесь. Вы ведь желали мира, не так ли, ваше высокопреосвященство? Отлично: вы и останетесь заложником мира. Мы не причиним вам вреда, если Алва не станет вредить нам. Передайте герцогу, монсеньор, что если он ценит своего посла, ему стоит быть осмотрительнее в своих действиях! И уходите, пока солдаты не знают о вашем низком предательстве, иначе никто не поручится за вашу жизнь.

Глава 7. Смута. 4

4

Круг тому назад в обязанности оруженосца входило блюсти меч и кольчугу, а в преддверие битвы втискивать своего эра в боевой доспех, больше смахивающий на отполированную бочку. С тех пор многое изменилось: латы заметно полегчали, меч уступил место шпаге, а должность оруженосца стала приятной и необременительной – налить вечерний бокал вина и составить компанию своему эру за бутылкой-другой кэналлийского. Короче, герцогу Окделлу достались одни преимущества, а обязанность таскать замшелые регалии за господином регентом, разумеется, свалилась на виконта Валме!

Не то чтобы Марсель забыл о благодарности – нет, он испытывал глубокую признательность к надорскому герцогу за своевременное появление в ночь смерти Штанцлера. Но когда Рокэ предложил им поменяться местами при его особе, Марсель в глубине души рассчитывал на окделльские привилегии. Он не сомневался, что в присутствии Алвы ему не угрожает никакая опасность, даже потусторонняя, и с радостью ухватился за возможность вести задушевные разговоры, особенно после трёхмесячных квартир у капитана Карваля. Кроме того, ему и впрямь было нужно многое рассказать Рокэ и ещё больше выслушать – после сидения в подвале он оказался совершенно не в курсе текущих дел. И что же? Вместо дружеской болтовни он уже третий день безмолвно таскался за монсеньором регентом то в штаб, то в обоз, то к артиллеристам, то к спешно возводимой переправе, нагруженный потёртым кожаным кофром, который для верности ещё и пристегнули к его поясу цепью. Навьюченный таким образом, Марсель до отвращения напоминал самому себе бродячего хирурга-зубодёра, который в надежде на заработок тащится вслед за армией, ни на секунду не расставаясь с инструментами своего злодейского ремесла.

Рокэ обращал на него внимания не больше, чем на собственную тень. Единственный разговор между ними состоялся в тот же вечер, когда кардинал Левий и герцог Окделл доставили свою находку в ставку регента. Марсель, не обинуясь, рассказал всё: и как не преуспел в Сакаци, и как взялся за поручение принца Ракана, и как попался в плен графу Штанцлеру и едва не угодил в лапы выходцу после убийства бывшего кансилльера. Он был многоречив и откровенен и призывал благословение небес на герцога Окделла и его пса.

– Если бы не собака, ваша светлость, покойная королева наверняка схватила бы меня! А заслышав ваш голос, Кладбищенская лошадь тут же обратилась в бегство.

– Вот как? – спокойно проговорил Алва, разглядывая своего насупившегося оруженосца. – И какую же пакость вы успели сделать Кладбищенской лошади, юноша?

– Никакой, – хмуро бросил Окделл, но когда Алва с наигранным удивлением приподнял левую бровь, нехотя признался: – Кажется, в Лабиринте я попытался утопить её в камне.

Утопить в камне? В прежнее время Марсель обязательно поинтересовался бы, как это возможно, но сейчас благоразумно сдержал любопытство.

Алва удостоил Окделла долгим взглядом, который тот встретил недовольным сопением.

Вообще говоря, Марсель понимал Рокэ. Он сам недооценил надорского герцога. Внешне тот казался тихоней и скромником: Марсель помнил, как неприметно юноша вёл себя у Марианны в тот памятный вечер, когда Алва играл с Килеаном. Сам Марсель предпочитал людей ярких, обаятельных, бесшабашных, блистательных. Юный Ричард первоначально показался ему скучным и неуклюжим, как слепой щенок надорского волкодава. И вот пожалуйста – он гоняет выходцев и топит Кладбищенскую лошадь в камне! Положительно, к нему стоит присмотреться. Благородная патина тоже выглядит тускло, но именно она придаёт ценность металлу.

Сейчас упомянутая «благородная патина» находилась на посту недалеко от деревни Алейе́, которая соседствовала с замком Эр-Эпинэ. Утром Алва позволил своему оруженосцу проводить кардинала Левия вплоть до последней заставы, и Окделл остался там ожидать конца переговоров. Четверть часа назад он прислал одного из своих надорцев с докладом, что в деревне за рекой началось подозрительное движение, словно мятежники перебрасывали туда дополнительные силы. Но едва Алва с сопровождающим его денно и нощно Марселем подъехали, как офицеры дружно закричали им навстречу:

– Белый флаг, монсеньор! Белый флаг!

И точно: мятежники приближались к мосту через реку Жолле открыто и без оружия. Впереди них реяло белое полотнище, свидетельствующее о мирных намерениях.

– Неужели его высокопреосвященство совершил чудо? – пробормотал Алва про себя, привстав на стременах. Улочки деревни на том берегу заполняло эпинское ополчение – солдаты с красными тряпичными маками, пришитыми к правому плечу (отличительный знак восставших – его выбрал ныне покойный граф Штанцлер). Во главе солдатской толпы Марсель рассмотрел большую карету с гербами, окружённую несколькими всадниками.

– Похоже на герцогский экипаж, – сообщил он Алве. – Но кто бы мог им воспользоваться? Ведь Анри-Гийом умер несколько месяцев назад.

Герцог Окделл, завидев своего эра, бросился к Алве едва ли не бегом.

– Эпинэ готово сложить оружие! – воскликнул он в крайнем возбуждении. – Видите, эр Рокэ? А вы ещё не верили во влияние Святого престола!

– Вы восторженный эсператист, юноша, – проронил Алва, продолжая разглядывать улочки Алейе. – Но я не вижу самого кардинала.

Ричард, взобравшись на укрепления, принялся выглядывать серую рясу Левия. Тем временем солдаты, дойдя до переправы, принялись срывать с себя красные маки – вероятно, это означало разрыв с восставшими. Огромная масса пехотинцев ступила на мост; мушкеты и холодное оружие везли на телегах. Впереди всех ехал всадник, фигура которого показалась Валме настолько знакомой, что он даже протёр глаза.

– Герцог Робер Эпинэ! – зычно возгласил сопровождавший всадника почтенный дворянин в видавших виды латах. – Его светлость признаёт власть регента герцога Алвы и отдаёт себя и своих людей в его распоряжение!

– Герцог Робер Эпинэ! – повторил Марсель поражённо. – Надо же! Жив-здоровехонек. А я-то думал, что он уже давно покинул наш бренный мир и переселился в угодья Леворукого. Чудеса!

Как вскоре выяснилось, воскресшего герцога сопровождали только его мать, маркиза Эр-При, и два полка, готовых сложить оружие перед законным регентом Талига – Гаржиака и Шуэза. Барон Шуэз, впрочем, прибыл в виде бездыханного тела, что наглядно доказывало: не все мятежники согласились со своим новым сеньором.

Сдавшиеся солдаты держались угрюмо и подавленно. Они безмолвно оставили своё оружие на заставе по требованию Первого маршала; очевидно было, что никто из них не знает, чего ожидать в дальнейшем. Однако когда мост переехал герцогский экипаж, поднялась суматоха: маркизе Эр-При, сидевшей в нём с другими женщинами, стало нехорошо. Слуги засуетились – бестолково, как обычно и бывает в таких случаях. Робер Эпинэ не знал, чем помочь матери: то ли вынести её из кареты на обочину дороги, где барон Гаржиак и подскочивший к ним Окделл поспешно расстелили свои плащи, то ли, напротив, гнать экипаж до первого подходящего деревенского дома.

Маркиза всю жизнь страдала от слабого сердца, а события последних часов сильно потрясли её хрупкий организм. Мужество позволило ей переждать переправу через Жолле, но как только мост остался позади, силы её покинули. Испуганные горничные и Мэллит пытались помочь бедной женщине, но от них было мало проку.

К счастью, Алва сразу же понял, в чём дело. Благодаря его быстрым распоряжениям переполох улёгся. Маркизу вынесли из кареты и переложили на носилки, которые Алва распорядился подать. Военный лекарь-кэналлиец появился возле них как по волшебству.

Но больше врача с его снадобьями на улучшение самочувствия маркизы повлиял сам регент.

– Эрэа, – сказал он спокойным уверенным голосом, – вам не о чем беспокоиться. Даю вам слово: в моей ставке вашему сыну ничто не угрожает.

Его твёрдый тон унял тревогу матери, и вскоре лекарь смог объявить утешительные известия.

– Её светлости стало легче, – доложил он. – Но она нуждается в полном покое. Комнаты соберано – лучшие из всех, какими мы тут располагаем. Дозволено ли нам освободить их для маркизы?

– Безусловно, мэтр. Делайте всё, что нужно, – коротко ответил Алва, делая знак пропустить носилки с больной вперёд.

Робер Эпинэ в порыве горячей признательности бросился к регенту с протянутой рукой:

– Благодарю вас! – растроганно произнёс он. – Я бесконечно обязан вам за доброту к моей матери.

Эпинэ явно не подумал о том, что делает, но Алва мгновенно оценил обстановку и не колеблясь ответил на рукопожатие. На глазах у всей армии он дружески поприветствовал того, кого полагали номинальным главарём мятежа. Валме едва не присвистнул от удивления.

Однако именно этот жест словно прорвал плотину всеобщего недоверия. Он показался всем залогом будущего мира. Насупленные, настороженные люди выдохнули с облегчением, словно восприняв его как знак прощения за прошлые грехи. Все заулыбались, а солдаты Алвы принялись по-приятельски похлопывать по плечам разоружённых пехотинцев Шуэза и Гаржиака. Те в ответ несмело приветствовали своих новых товарищей.

Герцог Окделл, до этой минуты бестолково топтавшийся возле носилок маркизы, наконец-то пришёл в себя и оглянулся по сторонам.

– Робер! – воскликнул он, протягивая обе руки к Иноходцу. Тот радостно встрепенулся, широко шагнул навстречу юноше, и оба несостоявшихся мятежника крепко обнялись.

– Как же я рад видеть тебя, Дикон! – с чувством произнёс Робер, немного отстраняясь, чтобы хорошенько рассмотреть юношу. – Я-то уж думал, что потерял тебя. А ты вон каков: живой и вырос на полголовы с нашей последней встречи!.. Кстати: тогда ты дал мне добрый совет – может быть, самый добрый из всех, что я получал на своём веку. Тогда я не понял этого, но теперь я собираюсь ему последовать!

– О чём ты говоришь, Робер? – удивлённо спросил Дик: за множеством произошедших событий их последняя встреча в Граши́ выветрилась у него из памяти.

– О примирении с Алвой, – просто ответил Робер. – Я приехал сюда именно для этого. Я готов присягнуть на верность Олларам или их преемнику. Моего сюзерена Альдо Ракана больше нет в живых.

– Как?!! – воскликнул поражённый Валме, весь обращаясь в слух.

Дик потрясённо отстранился, глядя на Робера расширившимися глазами.

– Как?.. – повторил он следом за виконтом. – Что ты говоришь?!!

– Может быть, вы расскажете об этом и мне? – мягко вклинился в разговор Алва, который не таясь наблюдал за ними (Марсель, сгорая от любопытства, подглядывал из-за его плеча). – Но должен сказать, что такие вещи не обсуждаются во всеуслышание. Предлагаю вам своё гостеприимство, Эпинэ. Дом местного старосты отнюдь не дворец, но там найдётся угол и для вас.

Робер склонил голову в знак согласия.

– Надеюсь, вы примете как гостя и барона Гаржиака, – ответил он, представляя своего единственного сторонника. – Я не смог убедить других сложить оружие, но барон встал мою сторону и предпочёл мир войне.

– Барон разумный и отважный человек, – учтиво сказал Алва, отвечая на поклон Гаржиака. – В Ренквахе я имел честь сражаться с ним и не понаслышке знаю о его мужестве. Однако я нигде не вижу кардинала Левия. Мои худшие предположения сбылись, и мятежники оставили его у себя в качестве заложника?

– Какая низость! – возмущённо воскликнул Ричард, покраснев от негодования.

– Увы, – сокрушённо признался Робер, разводя руками. – Я не мог ничего сделать. Они полагают, что вы не решитесь на штурм, пока кардинал у них в руках. Не знаю, чего они надеются достичь. Я говорил им, что их намерения безумны…

– Их намерения прежде всего преступны, – холодно оборвал его Алва. – Но мы обсудим это позже. Пока же прошу вас ехать за мной.

– Одну минуту, – остановил его Робер. – У меня есть небольшой… э-э… подарок для тебя, Дикон. Эй, сержант! – крикнул он одному из всадников, которые замыкали колонну пехотинцев Гаржиака. – Езжайте-ка сюда!

Следуя полученному приказу, неведомый сержант выбрался из хвоста колонны. Ричард уставился на него как зачарованный – точнее, не на него самого, а на его лошадь. То была великолепная мориска вороной масти, отлично выезженная и явно дорогая, нисколько не соответствовавшая сидевшему на ней коренастому, крепко сбитому парню.

– Сона! – пробормотал Ричард как во сне и тут же крикнул во всю силу своих лёгких: – Сона!

Услышав его, лошадь заволновалась, заржала и бросилась навстречу прежнему хозяину, не слушая теперешнего. Застигнутый врасплох сержант едва успел соскочить, когда лошадь поравнялась с Окделлом. Юный герцог повёл себя как сумасшедший или страстный влюблённый: он опрометью кинулся на шею мориске, крепко обхватил её обеими руками и зарылся лицом в её гриву так, словно обрёл утраченное сокровище. Марсель вряд ли смог бы проявить подобный пыл, даже если бы перед ним внезапно явилась сама великолепная Марианна, Звезда Олларии.

«Разрубленный Змей! – подумал Валме, чувствуя себя слегка задетым. – Да это просто неприлично: так обниматься с лошадью!».

Сона с тихим ржанием склонила голову к Ричарду, касаясь его волос своими мягкими губами. Робер созерцал эту картину с довольным и растроганным видом и даже барон Гаржиак, этот старый вояка, казался тронутым.

Марсель почувствовал, что для восстановления душевного равновесия нужно отпустить какую-нибудь шутку и наклонился к уху Ворона.

– Герцог Окделл предпочитает кобыл? – вполголоса осведомился он, иронически скривив губы.

Ворон повернулся к нему вполоборота. Хотя он держался спокойно и сдержанно, человек, плохо его знающий, мог бы решить, что он тронут не меньше Эпинэ и Гаржиака.

– Герцог Окделл любит своих друзей, – обронил он через плечо. – Девиз его предка, Ричарда I, был «Верен!». Ричард III Окделл тоже следует ему, и меня это радует.

Марсель больно прикусил язык: полное имя оруженосца вызвало в нём желание сказать что-нибудь саркастическое. Но Алва явно не был расположен слушать его замечания.

– Кстати, где вы разыскали Сону, Эпинэ? – небрежно поинтересовался регент.

– В Гальтаре, – лаконично отозвался тот. – Её приютила одна крестьянка.

К счастью, в это время Ричард III Окделл наконец соблаговолил оторваться от своей лошади и протянул руку Эпинэ.

– Благодарю, Робер, – тихо произнёс он. – Я никогда не забуду этой услуги!

– Брось!.. – начал было Иноходец, но Алва прервал его.

– Что ж, юноша, – заметил он небрежно, – если вы закончили здороваться с вашими друзьями, то я прошу всех следовать за мной.

В домике старосты виконту Валме, офицеру Первого маршала и носителю регентских регалий, выпала высокая честь оказаться в одном обществе с самыми родовитыми людьми королевства: герцогом Алвой, герцогом Окделлом и герцогом Эпинэ. Чувствовал он себя при этом как лакей, несущий поноску за хозяином: треклятая цепь с кофром, что ни говори, унижала его. Однако Марсель изрядно утешился, заметив, что новый герцог Эпинэ тоже ходит с наплечным мешком, из которого торчит нечто вроде золотого коромысла. Последние неприятные ощущения улетучились из его души, когда к мужчинам присоединилась новая и совершенно очаровательная особа. Эпинэ разыскал её в покоях, отведённых его матери, и привёл в гостиную, где была устроена комната для совещаний.

Особой являлась молодая женщина в простом и пыльном дорожном платье. Но её золотистые газельи глаза были такими трогательными и показались Марселю настолько знакомыми, что он сразу же сказал себе мысленно: «Да ведь я знаю эту прелестную эрэа!».

– Позвольте мне представить вашей светлости, – заявил Эпинэ официально, обращаясь к Алве, – вдову моего друга Альдо Ракана. Однако она просит вас как о милости не называть её ни принцессой, ни высочеством.

Едва прозвучали эти слова, как в памяти Марселя что-то вспыхнуло. Ну конечно! Юная дикарка из дворца Сакаци! Алатская кузина обаятельного принца Ракана, который, если верить словам Эпинэ, умер таким молодым и так безвременно. Они действительно знакомы, закатные кошки побери!

Марсель сам не заметил, как выпрыгнул вперёд, оказавшись на полшага впереди Алвы, и раскланялся с принцессой со всей галантностью настоящего придворного.

– Ваше высочество! – с энтузиазмом провозгласил он, размахивая шляпой перед юной дамой. – Уверен, что вы помните меня. Я имел неловкость свалиться перед вами с крыши террасы в Сакаци, когда ваши соотечественники отмечали Огненную ночь. Проклятые гнилые решётки! Они коварно подвели меня. А этот кошкин хмель, чтоб его морозом побило!.. Никогда не забуду его запах.

Молодая женщина попятилась от него в замешательстве:

– С-сударь…

– Разве ваше высочество не припоминает? – с настойчивой любезностью продолжал Марсель. – Моё имя виконт Валме. Ваш кузен представил меня вашему высочеству, хотя я был смешон и неуклюж, как медведь на ярмарке!