Текст книги "Когда листья станут золотыми (СИ)"

Автор книги: Течение западных ветров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Вот кто, конечно, с нетерпением ожидал новую малютку, так это Гай-до. Ванда слишком выросла, чтобы нуждаться в нем, как в няньке, а интересами девочка пошла ни в мать, ни в отца, а в заезжа молодца. Она не впадала в восторг от межзвездных перелетов, зато готова была часами возиться с керамикой. В комнате Ванды стояли самодельные расписные кувшины, амфоры, вазы – и Алиса бы не смогла отличить их от подлинной хохломы или настоящих греческих амфор. Но девочка была ими недовольна, она искала свой стиль росписи, а результаты ей пока не нравились. На взгляд Ирии, дочь была просто слишком критична к себе. Гай-до же, в свою очередь, не разделял увлечений Ванды, и хотя девочку и космический корабль связывала самая нежная дружба, это было уже не то.

Хотя, Ванда может захотеть стать космическим археологом, к примеру… И тогда будет бороздить межзвездные просторы на своем живом корабле в поисках древних загадок. Как Громозека.

От Громозеки мысли Алисы перенеслись к Колеиде. Тогда, перед путешествием в прошлое и возможным спасением целой планеты она и то спала, как сурок. Правда, ей было десять лет. А сейчас почему она проснулась? Из-за завтрашней операции? Все должно пройти хорошо. Она поставила стакан на место. Надо ложиться. Летние ночи коротки.

========== 5. ==========

Как притворяться тем, каким я был?

Как жить, как жил когда-то в милом Шире?

Я больше не могу. Не хватит сил.

Мне не осталось места в этом мире.

Здание больницы было простым и строгим, в его очертаниях преобладали прямые линии. Только холл был полукруглым, с дымчато-прозрачной стеной. С трех сторон больницу окружал сад, который показался бы неопытному глазу запущенным. Но, приглядевшись хорошенько, можно было заметить, что причудливо перевившиеся растения образуют настоящие декоративные беседки, а дорожки покрыты совсем короткой и мягкой травой. От входа в холл до ворот шла широкая рябиновая аллея, вокруг которой был обычный газон.

Когда Алиса, Павел и Ричард подъехали к больнице, их уже поджидали. Молодая женщина в форме медсестры, улыбаясь, шла им навстречу по аллее.

– У нас уже все готово, – сказала она. – А ваше оборудование где?

– Наше снаряжение при нас! – Пашка хлопнул ладонью по сумке. – Ричард, мы больше никого не ждем?

– Нас будут контролировать прямо из Института.

– А в космосе как перемещаться будут? – спросил Павел, вытаскивая термокостюм из сумки. – Или на Марсе?

– На Марсе уже строят филиал, но в принципе, контроль не так уж и нужен. Одевайся, Павел. – Темпест обернулся к медсестре. – А вы приготовьте носилки, пожалуйста.

Девушка кивнула, вынула из кармана пульт и нажала на кнопку. В полупрозрачной стене холла образовалось отверстие, оттуда появились носилки. Алиса смотрела, как они плавно подъезжают к медсестре. Когда она повернулась к Павлу и Ричарду, те уже были облачены в термокостюмы. Темпест вытащил из сумки две маскирующих накидки, одну протянул Павлу, другую набросил себе на плечи и улыбнулся Алисе:

– Все будет в порядке, вот увидишь.

– Мы как водолазы-невидимки, – Пашка тоже надел плащ. – Ну что? Виден я?

– С такого расстояния, среди бела дня – конечно! – Алиса тоже пыталась улыбаться, но, видно, у нее это плохо получалось, потому что Пашка счел своим долгом приободрить ее:

– Не переживай, через пару минут уже все будет хорошо! Там же не белый день.

– Ну все, – Ричард дотронулся до кулона на шее, и тот снова развернулся в светлый диск. – Павел, давай. И помни – по команде. Вылезешь раньше – тебя заметят. Позже – спасать будет некого.

– Секунду! – Павел быстро отошел к клумбе, наклонился и вернулся назад.

Ричард шагнул на газон. По ободку диска ярко вспыхнули цифры. Павел подошел к временщику.

– Алиса, отойди чуть дальше, – скомандовал Ричард. – Все-таки электромагнитное поле. Лучше стой вон там, за той стороной аллеи. Мы вернемся самое большее через минуту.

Ричард сделал какое-то неуловимое движение рукой. Алисе казалось, что перемещение должно сопровождаться вспышкой света, но оба просто исчезли. Несколько секунд она смотрела на примятую по кругу траву.

Нет ничего хуже ожидания, даже совсем короткого. Как она только разрешила уговорить себя не принимать участия в операции? Из-за какой-то глупой жеманности…

Деревьев на газоне почти не было, лишь чуть в стороне от аллеи, смыкаясь корнями, стояли три старые березы. Опершись на корявый, давно утративший белизну ствол, Алиса глядела, как паук-крестовик притаился у края паутины. Ишь, какую сеть раскинул – между тремя деревьями. Век березы недолог, чуть больше ста лет. Интересно, сколько этим? Наверное, их посадили уже после… Алиса посмотрела на аллею – нет, ничего, лишь молодая медсестра ободряюще кивнула головой. Как они долго… Больше двух минут прошло. Она снова обернулась к паучьей сети, в которую уже залетела мушка. Символично: так и человек иногда бьется в паутине жизни. Взяв тоненькую веточку, Алиса помогла пленнице освободиться. Мушка полетит и не поймет, что случилось, а человек…

От дорожки послышался крик. Алиса резко обернулась – только на секунду она отвлеклась, и вот уже Ричард с Павлом укладывают кого-то на носилки. Она бросилась к ним, но медсестра уже нажала пульт, и носилки поплыли ко входу в больницу. Ричард только-только успел набросить на лицо лежащему простыню.

– Зачем с головой? – Алиса кинулась за медсестрой, Павел перехватил ее за руку. – Ричард, почему с головой? Так только мертвых… Вы не успели? Он умер? Он что, умер?

– Спокойно, Алиса! – Темпест схватил ее за другую руку. – Все хорошо, живой, просто без сознания. Он обгорел, там же пожар, поэтому я и накрыл ему лицо, но он поправится!

– Обгорел! – Алиса остановилась. – Что, настолько сильно? Неужели нельзя было раньше…

– Нельзя, – Ричард стянул термошлем. – Понимаешь, Спиридонов – тот, кто подпер дверь – он-то далеко не убежал. Наблюдал чуть ли не в окошко.

Пашка тоже снял шлем.

– Хорошо! Жара все-таки чувствуется. Ричард, а как я его?

– Молодец, догадался, – Ричард рассмеялся. – Он не понял ничего, он думал, что стекло от жара вылетело. А с дверью я угадал, я ведь попытался ее открыть из предбанника, так ничего не вышло!

– Да говорите вы толком! – взмолилась Алиса.

– Я и говорю толком. Паше, вон, спасибо скажи, – Ричард кивнул в сторону Гераскина. – Это он догадался разбить окно и бросить горсть камешков мимо этого типа. А я-то думал, что ты подбирал на клумбе?

– Они же гравием обсыпаны, – Пашка был явно доволен, что его таланты нашли признание. – А этот способ любой ребенок знает.

– Значит, я очень давно перестал быть ребенком, – вздохнул Темпест. – Ну что, операция прошла благополучно? Кто президент в Америке, Дойчер или Кент?

– Там же нет президента, – слегка растерялся Павел.

– Шутка, шутка. Развеселить Алису. Ты не рада?

– Рада. Но что с Колей? Он будет здоров?

– Будет! Сейчас мы переоденемся и пойдем с тобой. Ожоговая реанимация на втором этаже.

Робот-уборщик деловито (так показалось Алисе, а она не могла отделаться от детской привычки очеловечивать даже абсолютно непохожие на людей автоматы) подъехал к краю аллеи. Там, где пружинистое покрытие граничило с газоном, тлели несколько угольков. Пылесос прошуршал прямо по ним. Позади него покрытие осталось чистым.

– Поле захватывает и то, что не надо, – Темпест складывал термокостюм. – Пойдем?

В холле больницы молодой человек спорил с женщиной-врачом.

– Ну поймите вы, я себя чувствую совершенно нормально!

– Дружочек, у вас была травма берцовой кости, – доктор прямо-таки излучала доброжелательное спокойствие, которое так раздражает выздоравливающих. – Подождите еще день. Завтра я вам скажу наверняка, когда вы сможете отправиться домой.

– Но у меня же вечером соревнования, и сегодня, а не завтра!

– Филипп, если вы выпишетесь сегодня, вы не только о соревнованиях, но и о спорте забудете надолго.

– Погодите-ка, – Павел остановился. – Идите дальше, я знакомого встретил.

Алиса с Ричардом поднялись на второй этаж. Из двери реанимации выглянула медсестра.

– Подождите немного, сейчас выйдет врач.

– Жди, Алиса. А я с Институтом поговорю, – Ричард кивнул на большой экран видеофона в холле второго этажа, но отойти не успел. Из двери реанимации вышел седой мужчина в белом халате.

– Мое почтение, Виктор Андреевич! – приветствовал его Ричард. – А это Алиса Селезнева.

Алиса тоже поздоровалась.

– А вашего отца не Игорем зовут? – спросил доктор.

– Да, папа – директор Космозо.

– О, тогда я его знаю, и он должен помнить профессора Гельцера, и вас я помню совсем маленькой, – на этом профессор решил покончить с любезностями и обратился к Темпесту. – Мне не впервой выхаживать ваших сотрудников, но этот как-то чересчур уж вошел в роль. Уровень в три с лишним промилле я еще за всю свою жизнь не видел.

– Какой сотрудник? – не понял Ричард. – Этот молодой человек? Он не сотрудник. Я же объяснял Диане Александровне.

– Простите старика, значит, я ее не так понял. Я думал, это ваш агент в том времени.

– Нет, это просто житель того времени.

– Это мой знакомый, – сказала Алиса. – Как он себя чувствует?

– Пока никак, – профессор поглядел на Алису внимательнее, чем раньше. – Он без сознания. Но с ним все будет в порядке. Его и в конце двадцатого века спасли бы, насколько я помню историю медицины. Правда, скорее всего, остался бы инвалидом. До вечера он пробудет в искусственной коме и на вентиляции легких, а тогда уже я скажу точно, сколько времени понадобится на полную реабилитацию. Так что пока вы можете идти.

– А посмотреть на него можно? – спросила Алиса.

– Зачем? – поморщился профессор. – Он же вас не увидит и не услышит, лицо под маской.

– Я ведь и лица не видела. А вдруг не тот?

– Ну как не тот, – Ричард даже слегка обиделся. – Пропустите ее, пожалуйста. А я пока с Михаилом Петровичем поговорю.

– Ну что ж, проходите, – профессор открыл дверь, и Алиса прошла в палату.

Лицо лежащего на кровати человека закрывала белая маска. Дыхание было хриплым, тяжелым, но Алиса уже знала, что такой эффект дает искусственная вентиляция легких. Простыня оставляла открытой правую руку, от которой шел провод к капельнице.

– Правая рука почти не пострадала, – сказала медсестра, подходя к Алисе.

– Это называется «почти не пострадала»? – Алиса склонилась над кроватью. Кожа от запястья до локтя покраснела, на тыльной стороне ладони вздулись пузыри.

– Да. Вы не переживайте, ему не больно. Он будет в коме до вечера, потом переведем в состояние искусственного сна. У него же еще и интоксикация.

– Я даже лица не видела.

– Это поправимо, – медсестра села за монитор. – Вас Алиса зовут? А я Клара. Сейчас я покажу, вот так он будет выглядеть к вечеру.

Она как-то уж очень быстро развернула экран к себе, и Алиса поняла – только что там отображалось обожженное лицо, не отретушированное программой. Через несколько секунд Клара позвала:

– Теперь смотрите.

Алиса подошла к монитору.

– Ну что? Узнаете?

– Да, узнаю.

Повзрослел, конечно. Скулы стали заметнее, подбородок слегка вытянулся, веснушки сбежали с носа, но это именно он когда-то поглядел на нее с задней парты. Алиса даже снова вспомнила это постоянное выражение тревоги, не слишком умело скрытое под маской беспечности.

Вошел Ричард.

– Все в порядке, Алиса?

– Да. Спасибо.

– Тогда пойдем, не будем мешать. Можно вас попросить, Клара? – Ричард вынул из кармана небольшую коробочку. – Это контейнер с линзой, вечером поставьте ему под веко, как обычную корректирующую, на пару минут. Потом я заберу.

Алиса наклонилась к лежащему на кровати Герасимову поправить простыню, и ей показалось, что уже за эти несколько минут краснота стала бледнее и площадь ожога на руке слегка сократилась.

========== 6. ==========

Он и правда стал другим, вот только каким именно и насколько другим – пока не ясно.

– Конечно, ему сильно досталось, – сказала Алиса, когда они спускались на первый этаж.

– К сожалению, без этого было не обойтись. Я не хотел, чтобы ты видела, насколько сильно, поэтому и не допустил тебя к операции. Не из ложной застенчивости.

– Я догадалась. А что это за линза? Детектор из Института?

– Да. Ты же сама все понимаешь. Взрослому человеку трудно адаптироваться к новому времени. Эта линза – последняя проверка, но Михаил Петрович и без нее настаивает. Тем более, что, как ты сама знаешь, Николай – человек надежный, болтать не будет. Раз родных не осталось, вернется в Россию, но в какой-нибудь другой город, где легче будет устроиться, примерно в то же время, плюс-минус два-три года. Конечно, это после полного выздоровления, но затягивать тоже нельзя. Иначе у него возникнут сложности с привыканием уже там.

В холле их поджидал злой Пашка.

– Ну, дела, – сказал он сердито. – Хотели соревнования проводить по воздушному футболу – и вот, пожалуйста, наш нападающий ногу сломал. Он-то рвется в бой, но его не выпускают!

– Куда вы теперь? – спросил Ричард, когда они подходили к стоянке флипов.

– Да я уже никуда, – отмахнулся Павел.

– А ты, Алиса? Ты же вчера собиралась в Институт.

– Ох, да. А я совсем забыла. Мне нужно было в Санкт-Петербург в конец девятнадцатого века. Надо написать главу об экологии для диплома.

– Тогда поехали со мной. Я сделаю тебе такой же прибор, как у меня, – Ричард приподнял свой кулон за цепочку. – Выполним настройки на сетчатку глаза, на ментальное излучение и прочее – чтобы никто больше не мог воспользоваться. А то развелось темпоральных «зайцев». Полгода назад мне пришлось возвращать целую свадебную церемонию на Яве домой, в десятый век. Один из них, видите ли, нашел интересную пещеру и привел остальных.

– Вот так рождаются предания, – Пашка заметно повеселел. – Они тебя, наверное, за Индру приняли?

– Индра у индийцев, стыдно, по названию догадаться можно. На Яве верховное божество звалось Тунгалом. Ладно, поехали. Заодно и костюм Алиса подберет в музее. А машина времени может выглядеть и как кольцо, и как браслет – лишь бы смотреться естественно.

Дипломом Алиса в тот день не занималась. В музее она позорно перепутала одежду рабфаковки с костюмом курсистки, так что даже слабо знающий историю Пашка заметил:

– Мои Индра и Тунгал это полбеды, но вот блузка с юбкой по колено… В конце девятнадцатого века они вызовут чересчур нездоровое внимание.

– Кстати, а как тебе показалось перемещение?

– А никак. Делаешь шаг – и уже в другом месте. Ни ощущения падения, ничего. Секунды не прошло. Хочешь, проверишь сама? Сейчас.

– Ага, будто мы не будем странно одеты практически для любого времени!

– Да на один миг! Никто не заметит, а если заметят, решат, что привидения.

– Не-е, Паш. Тем более, я еще в настройках не до конца разобралась. Кстати, а вы перемещались вместе с Ричардом, от его аппарата, ведь так?

– Ну. Мне он такого браслетика, как тебе, не пожертвовал. Ты же слышала – «без самодеятельности»!

– Может, он решил, что нам достаточно одного на двоих?

– Может. К тому же я не люблю всех этих финтифлюшек – браслетики-бусики. На кого я буду похож?

Алиса подцепила мизинцем веревочку кулона-двойника.

– Но это же ты носишь…

– Ну, ношу. На память, помнишь, когда мы их сделали? Только из-за сентиментальности и таскаю. А если еще одни напялю – точно буду дикарским вождем. Под кольцо если замаскировать, еще туда-сюда. Под простенькое, типа обручального.

– А потом дамы Возрождения будут носики морщить – фи, Павел, что это вы с нами заигрываете? Вы несвободны! – рассмеялась Алиса.

– Какие дамы Возрождения?

– Да разные. Не обязательно Возрождения, может, просто те, с которыми ты Тихий океан фотографировал.

– Ага, да ты тоже ревнуешь!

– Не ревную, кое-кто слишком много о себе мнит. А это, – Алиса прикрыла ладонью браслет, – я пока и трогать опасаюсь. Это же возможности просто неограниченные! Ты представляешь, сколько можно сделать. Спасти практически любого погибшего гения…

– Историю менять нельзя, – напомнил практичный Пашка.

Она с жаром взмахнула рукой.

– Вот в том и дело, что ничего менять не придется. Возьмем, например, пассажиров «Титаника». Что изменится, если они не будут лежать на дне морском? Ничего, ведь так? А какие там люди были! Например, пастор…

– А что пастор? Именно он думал, что ничего и не теряет!

– А думаешь, ему не было страшно? Не было холодно, раз ты такой прагматист? Он ведь знал, что тонет, а плавал от одного человека к другому и каждого спрашивал: «Твоя душа спасена?» Исполнял долг до последнего!

– Долг? Душа? – Пашка вдруг стал очень серьезным. – А знаешь, что бы я сделал на месте тонущих, если бы ко мне подплыл такой заботливый? Набрал бы воды в рот побольше и плюнул. Чтобы не доставали с глупыми вопросами. Чтобы не лезли, когда я и сам могу о себе позаботиться. Не можешь помочь по-настоящему – оставь человека в покое.

– Ох, Паш, не заводись. Придумай лучше, чем мне заняться вместо Путиловского завода.

– Ну… поехали куда-нибудь, хочешь – вместе с Кириллом.

Алиса кивнула.

– Действительно, пока каникулы, повоспитываю-ка я Кирюшку. А то отец с ним не справляется.

– Да мы такие же были.

– Нет, он вообще не слушается. Ведет себя, как маленький взрослый. Спать не уложить, читает до полуночи. И это в семь лет. Архитектором хочет быть, как мама, и очень боится, что все построят до того, как он вырастет.

– Алиска, ты рассказываешь, будто про себя. Все нормально.

– Да в семь лет я слушалась… кажется, – добавила Алиса менее уверенным тоном. – Чего ты смеешься?

– А сама как думаешь? Ладно, поехали за Киром. Я его буду охранять от твоего сурового воспитания. Только еще хотел спросить…

– Что?

Пашка глядел в сторону.

– Насчет того парня. Ты бы так любого спасала? Ну, любого случайного знакомого, если бы узнала, что с ним что-то не так?

– Паш, ты не к тому ревнуешь.

– А к кому надо… – начал Пашка, но тут же взвился. – Кто тебе вообще сказал, что я ревную? Мне просто интересно.

– Ни к кому не надо. А здесь это вообще смешно. Человек с искалеченным здоровьем, поломанной судьбой, да еще выходец из могилы, – ответила Алиса как можно жестче. – К тому же, не переживай, пойдет на поправку – и вернется домой.

«Манипуляция чистой воды, – мысленно упрекнула она себя. – Но подействовало».

Пашка действительно немного смутился.

– Ну что ты из меня монстра какого-то делаешь. Будто я сочувствовать не способен. Просто спросил. Ты ведь не интересовалась судьбой никого другого десять лет спустя.

– Никто другой и не сгорал заживо совсем молодым. – Алиса сочла за лучшее переменить тему. – Может, сегодня опять наведаемся во Вроцлав? Или я покажу тебе фотографии из поездки.

Несколько секунд Павел глядел еще несколько настороженно, затем улыбнулся:

– Ладно, поехали. И Кира захватим по дороге.

Алиса быстро шла по аллее. Как она опоздала. Больше десяти часов, персонал наверняка спать уже ложится. И говорили ей, что достаточно звонка – нет, приехала. Только всех перебудоражит зря.

Молодая женщина в холле помахала ей издали рукой. Алиса узнала утреннюю медсестру.

– Это вы, – обрадовалась она. – Я думала, никого не застану.

– Нет-нет, у нас же больные. Подождите, я включу полив в саду.

Клара подошла к стенду, на котором мягко светилось изображение сада, провела рукой по нескольким клумбам.

– Вот и все.

За полупрозрачной стеной загорелись разноцветные фонари, через незакрытую дверь послышалось убаюкивающее журчание фонтанов.

– Пойдемте наверх, – позвала Клара. – Вы ведь к своему больному?

– Да. Как он?

– Все в порядке. Сейчас он спит, проснуться должен завтра к полудню. Но регенерацию еще не убирали, заживление идет медленнее, чем ожидали. Он еще в маске.

– А почему так медленно? И скажите, Виктор Андреевич здесь?

Медсестра не успела ответить. Гельцер спускался им навстречу по лестнице.

– Вы ко мне? Пойдемте. Хотите, в кабинете побеседуем, или выйдем в сад?

– В сад лучше, сейчас там очень хорошо, – вмешалась Клара. Алиса заметила, что на лице медсестры мелькнуло какое-то растерянное выражение. Размышлять, что бы это значило, было некогда – профессор пересек холл и вышел в сад.

Алиса прошла за ним. Профессор остановился перед клумбой, фонтан на которой был выполнен в форме подсолнуха. В воздухе разливалось какое-то удивительное, ни на что не похожее благоухание, будившее воспоминания о раннем детстве, о лукошке с земляникой, о колосках пшеницы, качающихся вокруг тебя, когда идешь босиком по тропинке, о прохладной речке после раскаленного песка пляжа. Пахло как будто не цветами, а догорающими красками неба.

– Эти цветы вывели в Фарсиде, – сказал Гельцер. – С виду невзрачные, зато запах, правда? Их можно поливать только после захода солнца, тогда такой эффект. Больные выздоравливают гораздо быстрее от одного аромата. Впрочем, что я вам рассказываю, вы же космобиолог.

– Я скорее зоолог. И как раз хотела вас спросить насчет быстроты выздоровления…

– Давайте-ка присядем.

Он подошел к скамейке, слегка приволакивая ноги. Алиса подумала, что профессор гораздо старше, чем кажется.

– Учтите, разговор будет неприятным. Сначала скажите, почему вам нужно было предотвратить гибель этого молодого человека? Он вам родственник?

– Нет, разве что очень-очень дальний. И даже не близкий знакомый. Но почему вас это интересует? Ведь подобные случаи бывали, редко, но бывали.

– Да, бывали. Обычно из прошлого вытаскивают талантливых людей, чья жизнь прерывается трагически рано. Или тех, кто стал для хронавта по-настоящему родным человеком.

Алиса распрямила плечи и с вызовом посмотрела на профессора:

– Да, это не те случаи. Но он очень помог мне однажды. И я чувствую себя виноватой перед ним – ведь в шутку пообещала ему совсем другую судьбу. Это не повод?

– Повод, королева Маргарита. Итак, вы хотите знать, почему заживление идет медленно. Сказать я вам могу одно: он очень подорвал свое здоровье. Вы знаете, что алкоголизм – генетическое заболевание?

– Алко… – Алиса запнулась. – В смысле, что он сильно пил?

– Что при этом происходит с человеком, знаете? Впрочем, откуда – вы слишком молоды.

– Нет, почему же. Мне приходилось видеть.

– Ну, алкоголиков вы не видели, – на лице профессора появилось снисходительное выражение, будто отсутствие подобного жизненного опыта было бог весть каким недостатком. – О том, что это… – он сделал паузу, – заболевание генетическое, узнали давно, несколько десятилетий назад научились и выключать нужный ген. Но только во внутриутробный период развития. Во взрослом возрасте это бесполезно.

– Вы вроде собирались мне рассказать, почему ожоги не затягиваются.

– А как им затягиваться? Регенерация вначале затронула не менее важные органы. Например, у него повреждена печень. Уже начинался гепатит. Дальше – сердце. Сердечная недостаточность. Гастрит. Панкреатит. Я впервые за пятьдесят лет составляю такую историю болезни – там же диагноз на диагнозе. Легкие… ладно, эмфизема – это уже от курения.

Профессор глядел на нее испытующе. Чего он ожидал? Смущения, шока? Ну уж нет! Алиса перешла в наступление.

– И наша медицина с этим не справится?

– С физиологией справится, конечно. Вашему знакомому придется провести здесь неделю, потом он будет практически здоров. Сложнее с изменениями психики. Тут уж никто не поможет, и вы не представляете, во что ввязываетесь. Деградация личности начинается уже на первых стадиях болезни. Впрочем, мой дед был наркологом, и он всегда говорил: «Это не болезнь, это распущенность».

– В таком молодом возрасте столь сильные изменения? Вы преувеличиваете. И потом, представьте, какой шок он испытает, узнав, что чуть не погиб из-за этого. Недостаточно, чтобы захотеть бросить?

Видимо, профессор не захотел продолжать спор. Он примиряюще улыбнулся.

– Ну-ну, не горячитесь, Алиса Игоревна. Будем надеяться на лучшее. Поздно уже, вам, наверное, давно пора домой. Вызовите флип прямо ко входу, если хотите.

– Спасибо, – Алиса встала. – Я лучше немного прогуляюсь. И я все-таки хотела зайти наверх, если вы не против.

– Заходите, просто ничего нового вы там не увидите. Ну что ж, счастливо. И не слишком переживайте из-за уханья старого сыча.

Попрощавшись, профессор направился в глубину сада. Алиса несколько секунд глядела ему вслед. На аллее послышались быстрые шаги. Алиса обернулась – к ней шла медсестра.

– Там что-то не так в реанимации?

– Нет, все в порядке. Виктор Андреевич в сад пошел? Он любит там побродить. Говорит, это успокаивает, – помолчав, Клара быстро добавила: – Не принимайте всерьез все, что он вам говорил. Он человек уже старый и со своим мировоззрением. Потом, у него в семье наркологи.

– Он говорил мне.

– Ну вот, для него каждый, кто выпил рюмку – уже испорченный человек. У нас недавно лежал один спасатель. Он попал в аварию и сильно повредил грудную клетку, а на другой день у него был юбилей – шестьдесят. К нему пришли друзья, принесли бутылку шампанского, они пригубили чисто символически. Так профессор этого уважаемого человека потом отчитал, как мальчика.

– Он был очень любезен и сам просил меня не расстраиваться. Все в порядке. Мне можно наверх?

– Если хотите, но, в принципе, все уже спят. Лучше приезжайте завтра после полудня, он уже должен будет прийти в себя. Хотите, я вам флип вызову?

– Спасибо, я лучше пешком. Когда еще погулять, как не в каникулы.

Алиса хотела уже идти к воротам, как медсестра снова окликнула ее:

– Ах, да. Вам же звонил ваш знакомый, тот молодой человек, что был сегодня, Павел.

– Прямо сюда? – Алиса растерянно поглядела на браслет: пропущенного вызова не было.

– Наверное, не хотел отрывать. Я сказала, что вы беседуете с профессором.

Ну, Пашка! Почему он сразу ей не позвонил? Он что же, подозревает, что она ему соврет? И как такое вообще возможно, если видеобраслет показывает окружающую обстановку?

Пашкин номер она набрала, когда уже летела домой и успокоилась.

– Да все в порядке, – голос Пашки был на удивление мирным. – Я просто подумал, что ты там и что ты занята. Мне так и сказали, что ты с врачом разговариваешь. Думаю, ну что я буду тебя отрывать. Что я, невоспитанный? Я просто хотел предупредить, что улетаю на пару дней. Практика.

– Зря ты забросил биологию, – сказала Алиса.

– Ты же знаешь, что я не забросил. Будет она у меня второй специальностью, вот и все. Пилоту лучше. Вот соберешься ты в какой-нибудь неисследованный участок Галактики – кто тебя повезет? Сама?

– Ну тогда чего мне беспокоиться – ты повезешь.

– То-то и оно. Полечу я на проверку передающих станций. Не тех, что замолчали, других, поближе, так что за меня не беспокойся.

– Я за тебя и не беспокоюсь, пусть станции беспокоятся. За себя. Они еще не знают, какое стихийное бедствие к ним приближается.

К подобному подтруниванию друг над другом они давно привыкли, так что Пашка не обратил на ее слова внимания.

– Что-то там все-таки не то на этих спутниках, которые замолчали. Я узнаю на месте и расскажу, когда вернусь. А сейчас пока, завтра всем вставать рано.

Отключив браслет, Алиса поглядела на ночную Москву. Вот уже и ее улица показалась.

– Одного только не понимаю, – сказала она сама себе. – Почему профессор назвал меня королевой Маргаритой?

========== 7. ==========

Устал бороться с притяжением земли —

Лежу, – так больше расстоянье до петли.

И сердце дергается, словно не во мне, —

Пора туда, где только «ни» и только «не».

В. С. Высоцкий.

На другой день Кларино дежурство уже закончилось. У дверей реанимации Алису встретил незнакомый молодой человек в белом халате.

– Вы медбрат? – спросила Алиса.

– Нет, я врач. Профессор в больнице, но спит – вчера ночью у него была операция.

– Как ваш пациент?

– В порядке. Маску сняли. Еще несколько дней он пробудет здесь, вам говорили? Печень и легкие ему придется восстанавливать.

– Когда он проснется? Я хотела бы быть рядом, понимаете, он же тут, кроме меня, никого не знает.

«Почти никого, почти. Может, тому же Вертеру он и обрадовался бы больше, чем мне. Но это я добилась спасения, и дело надо довести до конца».

– Пойдемте, – врач открыл дверь.

Форточка была открыта, и по палате разносился запах, напоминающий аромат вчерашних цветов, только более слабый. Алиса медленно приблизилась к лежащему на кровати пациенту. Маски на нем уже не было. Странно, но теперь она почему-то даже мысленно не решалась назвать его Колей – слишком велик был разрыв между мальчиком из прошлого и этим незнакомым молодым человеком. Нет, лицо то же… Он мало изменился. Кожа на левой щеке и виске была неестественно гладкой, розоватого цвета – контраст между пострадавшей и здоровой частями лица все же бросался в глаза. Алиса почувствовала острую жалость, представив, что должен был пережить несчастный парень. И одновременно ее затопила горячая волна радости, как десять лет назад на Колеиде.

– Действие наркоза закончилось, – сказал врач, поглядев на приборы. – С минуты на минуту он проснется. Подождите немного, сейчас я вернусь.

Алиса пододвинула стул и села у кровати. Дыхание спящего было тихим, почти неслышным. У нее возникло ощущение, что все это когда-то уже было. Да, действительно, было! Узнает ли он ее теперь?

Словно тень пробежала по лицу молодого человека. Приходит в себя? Алиса подошла к окну и открыла его нараспашку – пусть в палате будет больше воздуха.

… Сознание пробуждалось медленно, словно из глубокой холодной заводи он выплывал на согретое солнцем мелководье. Вначале мелькали какие-то обрывки кошмаров из недавнего сна. Старый ужас детства: он несется по темному проходу, позади, тяжело сопя, мчится кто-то огромный. Впереди дверь, за ней – спасение… но нет, дверь распахивается, и там тоже подстерегает какая-то неясная тень. Но в этот раз темный подъезд был заполнен дымом. Пронзительный визг над ухом: «Горим!». Дым становится все плотнее, по нему можно ходить, как по болоту, и вдруг ноги теряют опору, он проваливается сквозь удушливую горячую мглу. Обычно во сне падение было стремительным, в этот раз он падал медленно, успевая сообразить, что это всего лишь сон. Вернулось ощущение реальности. Он лежал на спине, сквозь сомкнутые веки светило солнце. Несколько секунд казалось, что сон продолжается, но другой, какая-то добрая волшебная мечта. Потом, как это уже бывало, он сразу и резко вспомнил все: похороны матери, переезд, собственную катившуюся под уклон жизнь.

Он открыл глаза и сразу же зажмурился – комната была совершенно незнакомой. Где же это? Блин, неужели вытрезвитель?

Нет, непохоже. Слишком уж тут чисто. Какое-то непонятное оборудование. Больница? Что же было вчера? Он даже не помнит, как вырубился.

Послышались шаги. Чуть приоткрыв глаза, сквозь полусомкнутые ресницы он увидел, как мимо его изголовья прошел кто-то в белом халате. Да, больница. Но и в Москве нет такой стерильной чистоты, что уж говорить о районке, в которой он, кстати, ни разу и не побывал. Даже после той драки. Он машинально провел языком по верхней челюсти, где не хватало двух зубов.