Текст книги "Скажи мне, чего ты боишься?..(СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Держись, – прошептал Малик и выдавил из себя слабое подобие улыбки. Спазм – вот что это напоминало, но это всё же было лучше, чем ничего. Гораздо лучше.

– Та девочка… – прохрипел Найл, сжимая ладонь друга. – Думаешь?..

– В порядке, – перебил его пакистанец. – Я успел свернуть. Точно.

С сердца Хорана словно рухнула глыба весом с «Британик». «Жива», – набатом звенело у него в голове. Светлые волосы в алом мареве – этот образ сжимал разум ирландца раскаленными тисками, заставляя сомневаться, было ли это лишь видением или и впрямь черная Ауди окрасила кудри ребенка закатным цветом жизни. Но Зейну он верил. Не мог не верить. А потому образ начал отступать. «Это чудо», – подумал парень и вздохнул с облегчением.

Глупые смертные, вы и впрямь верите в чудеса? Чудес не бывает, даже если они стучатся вам в дверь. Ведь всё, что происходит, имеет причину. И эту причину можно найти, понять, объяснить. А чудо – это то, что понять невозможно.

Спазмы в теле блондина начали стихать, тошнота улеглась, глаза перестали слезиться, а в горле прочно воцарилась засуха с мерзким кислым привкусом на губах, на деснах, на языке, разрывавшая рецепторы и кричавшая: «Воды!» Но Найл Хоран не был бы Найлом Хораном, если бы сказал это вслух. Не здесь и не сейчас – не в момент, когда опасность в воздухе была настолько ощутима, что становилась даже сильнее непонимания происходящего. Блондин шумно выдохнул, собрался с силами и медленно сел. Зейн сжал его ладонь и тихо спросил:

– В норме?

– Почти, – хмыкнул Хоран, подумав: «Какая, к чёрту, норма?» – но понимая, что этот вопрос был нужен им обоим, равно как и такой ответ. А потому он и сам задал его: – А ты?

– Тоже, – и снова нечто, похожее на спазм, но символизирующее улыбку. Этот мир вообще был полон символов, так почему бы не добавить еще один? Теперь спазм лицевых мышц Зейна Малика – это его улыбка, от которой сходили с ума девушки, которых он менял как перчатки, не задумываясь об их чувствах. А зачем? Ведь это не любовь. Это просто физиология. А химические процессы организма не обязывают раздумывать о том, что будет твориться в душе другого человека.

Пакистанец отпустил руку друга и огляделся. В который раз. И вновь не понял, где они находятся. Столь странных пейзажей он прежде никогда не видел. Да и не мог видеть, разве что в каком-нибудь фильме ужасов. Серый шершавый необработанный бетон с влажными темными пятнами и потеками давил монотонностью, однообразием и безразличием. Темное небо, отдаленно похожее на ночное, но лишенное звезд, луны и намека на свет, было надежно скрыто серой дымкой. Асфальт окутывал ледяной, липкий, как сладкая вата, туман, лизавший босые ступни игроков и оставлявший на них неприятные, противоестественные влажные следы, тут же застывавшие морозным белым инеем, хотя воздух назвать ледяным было невозможно. Он был… никаким. Ни горячим и ни холодным. Просто пригодным для жизнедеятельности, не более того. В этом городе температура воздуха вообще не ощущалась, словно его и не было. Однако, несмотря на то, что небо было темно-серым, укутанным вязкой дымкой, а источников света в этом мире просто не существовало, если, конечно, он не порождал их специально для игры, каждый дом, каждая ставня, каждое пятно на бетоне и каждая подведенная инеем полоса разлома на дороге были отчетливо видны. Потому что в городе царила не ночь. В нем застыли сумерки. Навечно. Ведь времени здесь не существовало.

– Не понимаю, что за место, – пробормотал Малик, с раздражением осматривая дом слева от себя.

– И как мы здесь оказались, – добавил Хоран, глядя направо.

– И откуда эта одежда, – кивнул брюнет и подумал, что зря это сделал: в висках тут же зазвенело, а перед глазами потемнело.

– Может, это сон? – не веря своим словам, тихо спросил Хоран. Почему-то сейчас он чувствовал себя абсолютно беспомощным, и его это раздражало. Полагаться на Зейна в мелочах он любил, но вот серьезные проблемы предпочитал решать сам. Просто потому, что сваливать свои проблемы на других ему казалось бесчестным.

«Смешной Вы человек», – процитировали бы стены Уильяма Сомерсета Моэма, если бы им было дело до принципов смертных. Ведь эти стены не ведали, что такое «рассчитывать только на себя» – они доверяли своим соседям, ощущая, что нет деления на «они» и «я»: этот город был одним целым – живым организмом, состоявшим из отдельных частиц и считавшим себя монолитом. А затем стены бы добавили: «Взаимопомощь, взаимопомощь! В одиночку вам не выжить!» Но стены молчали. Ведь им было всё равно.

– Для сна слишком реально всё, – поморщился Зейн и зарылся пальцами в собственные волосы. Попытка прочистить разум, не более. Бесплодная попытка.

– Тогда как?..

– Не знаю.

Тишина давила на виски. Неестественная тишина. Тишина, которую хотелось разрушить. Но каждое слово давалось с неимоверным трудом: жажда разрывала глотку куда сильнее, чем ее рвут стрептококки или стафилококки при ангине. Брюнет вздохнул и подумал, что оставаться на месте нельзя. Здесь и впрямь было слишком тихо. Как в могиле. И почему-то от этой мысли пакистанец вздрогнул сильнее, чем от только что покинувших его тело спазмов. «А что если это?..» Нет, Зейн Малик. Ты не в Аду. И тебя не посадят в кратер вулкана, полный бурлящей лавы, чтобы насладиться твоими криками и запахом обуглившейся плоти. Ты в месте, где слово «наслаждение» отсутствует как данность. Где пыток физических довольно мало, зато душу рвут на части постоянно. Где нет ни жизни, ни смерти, ни наказания за грехи. В этом мире есть лишь игра. А вы – игроки. Впрочем, чтобы узнать правила, надо сначала найти кукловода. Но ведь незнание закона не освобождает от ответственности. А потому первый кон начнется строго по расписанию, ведь этому миру наплевать, знаете вы правила игры или нет.

Так почему вы всё еще сидите на месте, глупые смертные?

Найл внимательно смотрел на Зейна. Непонимание в карих глазах вдруг сменилось ужасом, и пакистанец резко обернулся к другу. И без того бледные губы приняли синюшный оттенок. Паника. Она исходила от него волнами. И Найл понял. Понял, чего испугался Зейн.

«Ад», – закончил мысль брюнета блондин, не говоря ни слова. Просто читая в его глазах леденящий душу ужас. Ужас от осознания того, что он, Зейн Малик, человек, поклявшийся защищать Найла Хорана от бед, лишил его жизни. Убил. Превратил в кровавый дым, переломав ребра и разорвав внутренние органы. Уничтожил. Предал.

«Смешной Вы человек», – снова процитировали бы стены роман «Луна и грош». Ведь каждый из вас сам подписал себе приговор.

Скрип.

Ставни судорожно вздохнули, разгоняя тишину. Хором, слаженно, единым стоном. Игроки вздрогнули и резко обернулись. Плевать на головокружение. Главное не это. Главное…

Скри-ип.

Ставни словно издевались над парнями, сидевшими в центре дороги, у разлома, перед покрывшейся инеем мерзкой лужей из желудочного сока. Они словно смеялись. Вот только на самом деле им было всё равно. Просто так должно было быть. Найл вздрогнул, синие глаза испугано метались от одного пустого безжизненного окна к другому, а руки судорожно сжимались в кулаки. «Началось?» – таким же стройным дуэтом, как хор ржавых петель, подумали друзья детства. Нет, пока еще нет. Это лишь пробный камень.

Медленно, очень медленно, распахивались деревянные веки, обнажая пустые глазницы с темными стеклами. Медленно, крайне медленно закрывались они с легким стуком, преумножавшимся многократно и оттого похожим на взрыв. Громко, очень громко, надрывно стонало железо, словно ведьма в руках палача. Тихо, очень тихо, подкрадывалась к сердцам глупых смертных паника. Им повезло лишь в одном. Их было двое, и они были вместе.

– Зейн, – голос Найла был едва различим, словно шорох опавшей листвы под ногами ребенка. Плач ставень заглушал его, как рев разъяренной толпы, а, быть может, как сотни плакальщиц, рыдающих над одной могилой, но Малик услышал. Или, может, почувствовал? Он схватил друга за руку так, словно это могло спасти его. Могло оживить. Могло вернуть сердцебиение в искореженное где-то там, в иной вселенной, тело. Не могло, Зейн, не могло. Но это могло его успокоить.

Хоран сжал влажную и липкую от пота ладонь друга, теплую, живую. Такую неестественно-реальную в этом ледяном мире серого уныния, что становилось еще страшнее, но… вместе с тем умиротвореннее. Ведь он всё же был рядом. А значит, Найл Хоран не один. Пока не один.

Осторожно, стараясь не рухнуть из-за слабости, разливавшейся по телу, как яд кобры, брюнет поднялся и потянул друга за собой. Ноги подкашивались, руки дрожали, а головы гудели. Глаза бегали по пейзажу из дурного фильма ужасов и отказывались осознавать, что происходящее – не кино. Реальность. И она уничтожит игроков, если они не поторопятся.

– Надо идти, – прохрипел Зейн и потянул блондина вперед. Ирландец пошатнулся, но сделал неуверенный шаг вслед за другом.

«Скрип…» – рассмеялись петли безучастно.

Шаг.

«Хлоп», – воскликнули ставни безразлично.

Еще шаг.

«Дзынь!» – отозвались стекла бесчувственно.

И еще. И еще. И еще.

Торопитесь! Времени не осталось! Бегите! Бегите-бегите-бегите, смертные! Отсчет пошел! Что же вы медлите? Вперед!

Скрип-бам-дзынь-хлоп-вжик-звяк-скрииип!

Какофония звуков взорвала стройную последовательность, ставшую уже привычной. Быстро-быстро заморгали окна деревянными веками. Вразнобой. Как попало. Хором, распавшимся на отдельных солистов. «Бе-ги-те!» – кричал каждый звук, рождая в душах людей панику. Изменения? Люди не любят их. Особенно если не могут понять.

Две пары ног, всё еще терзаемые несуществующими иглами, онемевшие, вдруг перешли на бег. Неровный, медленный, судорожный, но всё же бег. Город добился своего: он гнал жертв вперед страхом. Страхом перед изменением. Гнал к иному страху. К неизвестности. И друзья детства, взявшись за руки, бежали по изрытому рваными ранами асфальту, не замечая, как капли пота, срываясь с висков, обращались в лед еще в полете.

«Звяк!» – разлетались льдинки на сотни частиц, врезаясь в холод бесконечного полотна дороги. Но этот звук терялся в сотне других и был не нужен. Зачем людям знать, что в этом мире жизни нет, и она застывает, словно вода на морозе?..

Босые ступни отталкивались от асфальта, оставляя на нем всё больше алых пятен. Щебень рвал кожу, но беглецы этого даже не замечали. Страх гнал их вперед, удавкой затягиваясь на шее и перекрывая кислород. Он просто играл.

Но вы ведь любите играть со страхом, смертные?

Ноги подкашивались, в висках звенело, вспышки перед глазами сменялись темнотой – по кругу, по кругу, по кругу! Но игроки упорно бежали в неизвестность, словно не верили, что впереди может быть хуже, чем позади. Глупые смертные, право слово. И смешные. Цитата Моэма здесь и правда была бы кстати.

Тишина упала на парней наковальней, придавившей их ноги к асфальту. Последний всхлип ставень замер так резко, словно его и не было. Туман поглотил звуки. Эха в этом мире не существовало. Игроки замерли, как вкопанные, не в силах обернуться. Казалось, что там, за их спинами, обязательно таится что-то ужасное. Что-то, что заставило замолчать глупые ставни, создававшие пугающую какофонию хохота-грохота. Два сердца пропусти один удар. Общий. Две вспотевшие ладони с силой сжали друг друга – так, что кости захрустели. Но боли парни не чувствовали. Они просто ждали.

Капли пота, холодного, липкого, как туман, срывались вниз и разлетались на сотни осколков, обращенные этим туманом в лед. Смертные всего лишь ждали сигнала. Шороха, который погнал бы их вперед с новой силой. Грохота ставень, который бы их теперь успокоил, сказав, что опасность миновала. Чего-нибудь… И ожидание убивало.

Дрожь губ. Дрожь рук. Дрожь век. Паника-паника-паника…

Прерывистое дыхание. Бешеный ритм срывавшегося в галоп сердцебиения. Мириады мурашек, терзавших спины. Ужас.

Смертные просто ждали решения судьбы.

Но решение было принято давно, в миг, когда был вынесен приговор, и потому никто не собирался ни нападать на них, ни помогать им.

«Запомните, смертные! Нам всё равно!» – сказал бы город, если бы захотел с ними поговорить. Но ему и впрямь было всё равно. А потому он, как всегда, промолчал.

Паника начала стихать. Медленно, но верно разжимались стальные тиски ужаса, сдавившие души игроков. Осторожно и несмело выравнивалось сердцебиение. Робко и просительно восстанавливалось дыхание. А пот продолжал градом бежать по телам, срываясь вниз ледяными осколками.

Зейн сжал руку друга еще сильнее и перевел на него взгляд. Сфокусировался. Спазм. Точнее, улыбка, но Найл его понял верно. И еще небольшое движение. Брюнет обернулся.

Дорога была пустынна. Ставни наглухо закрыты. Туман лениво и безучастно змеился по серому полотну, уходившему в бесконечность. А небо грязным покрывалом сливалось с ним где-то там, на линии горизонта, наглухо скрытой от любопытных глаз вратами сумрака. Сердце бешено забилось. Облегчение накатило волнами. Малик издал звук, символизировавший смешок, но больше похожий на сдавленный всхрип. Символы здесь – это нормально. Привыкайте, любители преодолевать себя.

– Нормально, – улыбнулся он судорожно. – Найл, всё о’кей. Смотри.

Хоран резко обернулся и почувствовал, как железные тиски паники окончательно разлетелись на куски. Ржавые, никчемные куски, которые не должны были восстановиться. Он не хотел, чтобы они склеились. Он хотел, чтобы они испарись, распались на атомы, обратились в ничто. Но кто же прислушивается к желаниям игроков, если они подписали контракт? Подписали собственной кровью.

– Точно, – усмехнулся ирландец. – Чего мы так испугались? Это просто… пустой город.

– Да, просто город, – пробормотал Зейн и вымучено улыбнулся.

Лгать нехорошо, смертные!

Но им нужна была эта ложь. Потому что она позволяла сломанным тискам ужаса подольше оставаться в нерабочем состоянии.

Малик усмехнулся и отпустил руку блондина. Тому это крайне не понравилось, но он промолчал. Ведь если Зейн его отпустил, значит, бояться нечего. Значит, самому Зейну это не нужно. А навязываться у него права нет. Даже если учесть, что ладонь друга всегда его успокаивала. Пакистанец внимательно осмотрел серую бесконечность за их спинами и вздохнул. Точно такая же бесконечность простиралась и впереди, это он знал точно. Вернее, думал, что знал, но ему было этого достаточно. Пока. Дома стояли группами – по три, соприкасаясь стенами, а разделены эти группы были узкими проулками.

– Может, свернем? – неуверенно спросил Хоран, разглядывая черный провал переулка слева от себя. Блондин тоже обернулся к тому месту, откуда они прибежали, и теперь Малик стоял справа от него.

– Можно, – кивнул брюнет. – Но, думаю, надо пройтись еще немного: вдруг это оптический обман, и дорога не бесконечна? Бесконечности, в конце концов, не бывает.

– Давай, – с готовностью кивнул Найл, отрешенно подумав, что сам бы он наверняка давно уже свернул и стопроцентно влип в неприятности. Он верил Зейну и искренне полагал, что в такой ситуации резкий, взрывной, но очень сильный и волевой пакистанец сможет разобраться в происходящем куда лучше, чем он сам – ехидный, мягкий и веселый провокатор безумств родом из Ирландии.

Брюнет кивнул в ответ и обернулся. Карие глаза устремились к краю бесконечности, к которому их хозяин стремился изначально. Зрачки его расширились от удивления. Потрескавшиеся губы плотно сомкнулись. Сердце пропустило один удар, но радость тут же сменилась страхом. Неизвестность ведь пугает даже больше изменений.

Хоран заметил, что друг побледнел сильнее, чем секунду назад, и тоже повернулся. Шаг назад. Непроизвольный. Рефлекторный. Хотя, казалось бы, пугаться было нечего.

Перед парнями застыла высокая, под два метра, но безумно худая фигура. Казалось, ее может переломить любое дуновение ветра, настолько она была хрупкой. Вот только ветра в этом мире не бывает. Алебастрово-белая кожа, тонкие длинные пальцы с черными острыми ногтями (или когтями?..), волосы, цвета воронова крыла, водопадом ложившиеся на плечи и исчезавшие под воротом странного одеяния. Косая челка, доходившая до груди и полностью скрывавшая левую половину лица незнакомца. Острый нос, бровь, тонкая и изящная, как росчерк пера по белому полотну. И безразличный, спокойный, но полный уверенности взгляд алого глаза с черным расширенным зрачком. Это был мужчина, красоте которого могла позавидовать любая женщина, но отрешенное выражение лица и взгляд, лишенный и тени эмоций, пугали своей неестественностью. Одет он был в багряное кимоно, лишь слегка запахнутое и перевязанное черным поясом, а под ним виднелось нижнее одеяние – черное, как ночь, плотно запахнутое и скрывавшее от мира даже шею мужчины высоким воротником-стойкой. Ступни его спасали от ледяного асфальта черные носки и японские шлепки гета кроваво-алого цвета. Мужчина молчал, безразлично глядя на пришельцев и даже не пытаясь предугадать, выиграют они или проиграют.

– Вы кто? – хрипло спросил Зейн, собравшись с духом. Отчаянно хотелось взять Найла за руку, но не при посторонних же?.. Точнее, не при таких посторонних.

– Не важно, – прошелестел тихий безразличный голос, однако мужчина в алом даже не разомкнул губ. Его слова были настолько тихие, что их невозможно было услышать, но почему-то они заполняли всё пространство вокруг даже при том, что он не произносил их вслух. Парни поежились. – Важно иное. Вы ступили на игровое поле. Вы игроки. Имя поля – «Разрыв». И… игра началась.

– Какая еще игра? – раздражение вскипало в груди Малика, как ртуть при температуре триста пятьдесят шесть целых и семьдесят три сотых градуса по Цельсию.

Но ответа не последовало. Последовал страх. Ведь за спиной мужчины в алом игроки вдруг увидели то, что скрывал «оптический обман»…

По белым комнатам разливался холодный рассеянный свет. Воздух наполняло мерное жужжание приборов и их тихий писк. Писк, дававший людям понять, что два лихача, врезавшихся в столб, еще живы. Белые стены и такого же цвета потолок давили на людей, сливаясь с белыми простынями, но тем было всё равно. Те, кто лежал на кроватях, не могли ни увидеть этот цвет, ни услышать звук, издаваемый реанимационными мониторами. Люди в белых халатах периодически подходили к мониторам, проверяли показатели, вводили препараты в подключичные катетеры и вздыхали. Нет, не сочувственно. Раздраженно. Еще двое идиотов свалились им на голову. Двое идиотов, не справившихся с управлением и врезавшихся в фонарный столб. Зейн Малик и Найл Хоран лежали в соседних реанимационных палатах. Врачи чудом вытащили их с того света. Однако вытащили не до конца. Оба пациента находились в коме, и на вопросы их родственников и друзей медики лишь разводили руками.

«Мы сделаем всё, что в наших силах».

Стандартный ответ для типичной ситуации. Вот только ситуация была не типична, а ответ этот был бесполезен. Потому что помочь этим двоим выйти из комы могли лишь они сами. Но врачи этого не знали. Они безуспешно пытались бороться за жизнь двух тел – оболочек, мешков с костями. В то время как спасать надо было их души. Души, что туман Разрыва вырвал из бесполезных искореженных тел, оставив лишь тончайшую связь – астральную «ленту», что связывала души, находившиеся в Разрыве, с телами, что лежали в реанимационных палатах. И два друга детства, ставшие игроками со страхом, не умрут. Не умрут до тех пор, пока не оборвется эта связь. А оборвется она лишь тогда, когда тела исчерпают свой срок. Ведь время смерти человека предопределено с рождения, и его не изменить ни самим людям, ни тому, кто превыше них. Люди могут лишь пытаться улучшить, сделать насыщенней и прекрасней тот отрезок времени, что им отмерен. И если Зейн Малик и Найл Хоран выиграют у Разрыва до того момента, как в Книге Судеб будет записана последняя строка их жизни и тела начнут разлагаться, а кровь перестанет бежать по венам, они пройдут по этой тонкой «ленте», что связывает души с телами, и выйдут из комы. Если же богини Судьбы щелкнут ножницами, обрезая нити их жизней до их победы, или смерть настигнет новые тела, выданные им Разрывом, это будет означать проигрыш. И тогда эти двое станут вечными пленниками Разрыва. Вечными скитальцами по миру бесконечного ужаса.

Ну что же, смертные? Начнем игру!

====== 3) Правила ======

«В играх без правил правила нужно знать особенно тщательно». (Александр Самойленко)

Разрыв. Что это за место? Кто его создал? Для чего? Ответов на эти вопросы не найти. Лишь только люди решили, что могут стать сильнее смерти, возник где-то в бесконечности Вселенной и Разрыв. Мир, состоящий из страха. Мир, предлагающий пленникам «сыграть», поставив на кон свои жизни. Мир, на самом деле существующий лишь с одной целью: спасти сильных духом. Мало кто может преодолеть себя и выйти из игры победителем. Но те, кто сумеет, обретут то, что ускользало от них в суете простой жизни. Они сумеют познать себя. А тот, кто поймет самого себя, никогда не рискнет своей жизнью, гоняя по ночному городу на предельных скоростях или забираясь на крышу поезда. Потому что они познают вкус настоящего страха и цену собственной жизни…

Туман лениво перекатывался по холодному асфальту. Дома безразлично взирали на новых игроков с судьбой. А Найл и Зейн с ужасом и непониманием смотрели на то, как за спиной странного мужчины в алом кимоно бесконечная пустынная дорога вдруг начала менять очертания. Тишина, до этого оглушавшая своей нереальностью, развеялась, и воздух наполнили звуки. Звуки, от которых парни синхронно подумали: «Лучше бы их не было…» И впрямь, лучше слушать тишину, чем стоны, всхлипы, крики, ругань, мольбы о пощаде и плач. Туман всё так же окутывал город, впитывая в себя излишний шум, но слабые, приглушенные крики отчаяния до слуха друзей всё же долетали. Ведь туману больше не надо было скрывать этот звуковой фон ни от кого в этом мире – просто потому, что «игра» уже началась.

Дорога всё так же казалась бескрайней, сливавшейся с горизонтом, но в некоторых переулках мелькали фигуры людей. Иногда кто-то выходил, выбегал, а то и выползал на главную дорогу, но тут же скрывался в соседнем провале между унылыми зданиями. Окна домов мертвыми глазницами смотрели на своих гостей и порой позволяли им увидеть перекошенные от ужаса лица тех, кто смог зайти в квартиры, а точнее тех, кого туда заманили. Но самым страшным были даже не звуки и не то, что город населяли безумцы, боявшиеся собственной тени. Самым ужасным было то, что на этих людей никто не нападал.

Какая-то женщина выбежала из проулка и упала на асфальт. Тонкая черная ткань спортивных штанов с резким, почти неслышным треском порвалась на колене. Острые края щебня окрасил алый. Но женщина не замечала ни ран, ни крови, ни боли – она пыталась отползти от… пустого места? Ведь на нее ничто не нападало, так почему же она смотрела на туман глазами, полными панического ужаса? «Безумцы», – промелькнуло в мыслях друзей. Вот только подойти к женщине они не решились: мужчина в алом всё еще преграждал им дорогу и сейчас куда важнее было понять, что здесь происходит. Потому что… «Им уже не помочь!» – звенело колокольными переливами в висках друзей детства. И они были правы. Тем, чье тело на Земле умерло, было уже не помочь. Их души были заточены в Разрыве навечно.

– Итак, – прошелестел голос брюнета в кимоно, – вы ступили на поле. Я поясню правила игры. Они просты. Этот мир не Рай и не Ад, здесь не платят за грехи.

Парни переглянулись, и Зейн нахмурился. Неужели они не умерли? Тогда как они оказались в этом странном городе? И что вообще происходит?..

– Это место, – продолжало существо в алом, – иной мир. Измерение, если пожелаете. Он существует отдельно от мира, из которого прибыли вы. Он соткан из ужаса, и всё, что здесь происходит, реально. Попасть сюда можно лишь одним способом: душа должна быть отделена от тела и перенесена в этот мир. Однако тело без души умрет, а потому мы всегда оставляем тончайшие нити, связывающие тела игроков и их души. По этим нитям вы сможете найти дорогу домой, в свою реальность, однако лишь в случае победы. Вашим душам ныне дарованы временные тела, точные копии старых, сохранившие все физиологические особенности, включая моторику, память и навыки. Эти тела реальны, и любое повреждение, полученное ими, вызовет те же ощущения, что вызвало бы в вашем мире. Итак, правила игры просты. В Разрыве есть четыре уровня, четыре круга, но это не Ад. Это место страшнее Ада. С каждым кругом испытания будут становиться сложнее. От простых страхов вас подведут к ужасу, сводящему с ума. И если в конце четвертого уровня вы сумеете выполнить определенное условие, задание, победа будет считаться вашей. У каждого игрока свое условие, и узнает он его лишь добравшись до финала четвертого уровня. Сбежать из Разрыва невозможно: он существует в иной реальности, и весь этот мир состоит из одного города, выхода из которого нет. Но вы можете попытаться уйти: передвижения игроков не ограничены. Однако у вас ничего не получится: вы подписали контракт и…

– Ничего мы не подписывали! – буквально выплюнул Зейн. Он сжимал руки в кулаки от бессильной ярости, но точно знал, что не сможет ничего поделать. Этот мир был слишком реален для сна, а его возмущение и претензии вряд ли здесь кого-то будут волновать. Вот только и молчать он уже не мог: как какая-то анорексичная тварь посмела играть его судьбой и судьбой Найла?! А где-то на краю сознания теплилась глупая мысль: «А может, это всё же сон?» Ведь люди так любят надеяться на чудо… Даже если не верят в мистику.

– Вы подписали его собственной кровью, – не разжимая губ, не шевелясь и лишь безразлично глядя прямо в глаза Малика, ответил мужчина в кимоно. – В день, когда вы врезались в столб, судьба давала вам шанс спастись. Избежать этой игры. Вы здесь, потому что не вняли ее предупреждениям.

Щёлк.

В тумане раздались звуки бесплодных попыток завести мотор, и парни синхронно вздрогнули.

Щёлк!

Настойчиво, очень настойчиво, кто-то пытался заставить несуществующую машину поехать. А может, существующую? Может, они даже знают, что это за машина? И может, они даже знают, кто пытался повернуть ключ в этом замке зажигания?..

– Вы не вняли совету.

Щёлк…

– Вы выехали на дорогу, рискуя не только своими жизнями, но и чужими.

Щёлк-щёлк.

– Вы могли уничтожить тех, кто не должен был погибнуть.

Щёлк-щёлк-щёлк!

– Как та девочка.

Кара! Этот мир – не наказание за грехи. Он – попытка их предотвратить. Но поймете ли вы это, смертные?

Белые волосы, обагренные кровью. Образ, настолько реальный, что дыхание перехватывало, возник перед глазами парней, затопляя всё вокруг. Не было больше ни города, ни черноволосого мужчины в странном одеянии, была лишь ночь – беспроглядная, беспросветная, и светлые локоны маленькой девочки, медленно, но верно окрасившиеся в алый. Так неотвратимо. Так обыденно. Так безразлично. Смерти ведь плевать на тех, кого она забирает. Так же, как Разрыву плевать на игроков.

– Убийцы.

Тихий вкрадчивый голос заставил парней вздрогнуть, как от удара хлыстом, а наваждение – развеяться. «Она… умерла?» Паника накрыла с головой. Губы парней дрожали, глаза судорожно пытались отыскать в бесстрастном выражении лица оратора оттенок лжи, но не находили. Ведь там не было вообще ничего – ни единой эмоции.

– Нет, – пробормотал Найл, делая шаг назад. Колени подгибались, а руки дрожали, как и хриплый голос, иссушенный жаждой. – Она жива… Жива… Мы не убивали… Нет…

– Кто знает, – спокойно, без тени сарказма ответило существо, похожее на восковую фигуру. – Ни один из вас не помнит аварию. Осколок стекла, отлетевшее колесо или металлическая деталь – всё это могло привести к летальному исходу. Как для вас, так и для нее.

– Нет… – пробормотал Хоран. Шаг. Еще шаг. Подальше от реальности, которую разум отказывался принимать. – Нет! Нет!!!

Его схватили за руку, и блондин дернулся в сторону, но, поймав взгляд карих глаз, полный решимости, замер. Зейн снова держал друга за руку и пытался спасти. Спасти, не давая окунуться в пучину отчаяния. В его голове звенела лишь одна мысль. «Спасти любой ценой». Он защитит друга. Не важно, чем ему придется ради этого пожертвовать. Он вернет его в мир живых. Даже если придется играть по идиотским правилам этого аномального мира! Такое решение Зейн Малик принял в миг, когда увидел в глазах друга отчаяние. Отчаяние, которое сжигало его душу сильнее, чем одиночество в детстве. А ведь пакистанец поклялся защищать друга ото всего. Даже от него самого.

– Девочка не умерла, – уверенным голосом прохрипел Зейн, хотя уверенности в этом у него всё же не было. – И мы вернемся, чтобы увидеть ее своими глазами.

Ладонь Найла судорожно сжалась. Именно эти слова были необходимы ему, чтобы заглушить чувство вины, рвавшее душу на лоскуты. «Жива, жива, она жива!» – как мантру повторял блондин мысленно. «А жива ли?» – шептал на краю сознания ехидный голос. Чужой, излишний, раздражающий… Но игнорировать его не получалось.

– Для этого вы должны выиграть, – спокойно ответил единственный настоящий житель Разрыва, не являвшийся игроком. – Пройдите четыре круга, выполните каждый свое условие в финале последнего уровня и найдите свой свет, который приведет к дому. К жизни. Иначе вы навсегда останетесь здесь.

Зейн покосился на Найла. В синих глазах застыл немой вопрос. «Что нам делать?» И пакистанец понял, что решение придется принимать ему. Вот только в глубине голубых омутов всё же теплилась решимость, и потому Малик обернулся к палачу и уверенно, четко, осипшим голосом произнес:

– Мы выиграем.

– Попытайтесь. Выбора у вас, всё одно – нет, – безразлично ответил тот. – Правил в этом мире не существует. Но есть то, что вы должны усвоить. Первое: помощи ждать неоткуда, другим игрокам до вас дела нет, равно как и мне. Я Хранитель Разрыва, тот, кто следит за порядком в нем. Вам не убить меня, не покалечить. Но можете попытаться. Я часть Разрыва, и уничтожить меня невозможно. Второе: у каждого свой страх. Разрыв видит вас насквозь, знает все ваши мысли, желания и чувства. Ваше прошлое, настоящее и мечты о грядущем. А потому каждый здесь видит то, чего боится. И у каждого испытание свое. Как и страхи на уровнях. Третье: этот мир реален. Если вас ранят, боль будет как в реальной жизни. Если вам отсекут конечность, новая не появится. Если вы умрете здесь, станете пленниками Разрыва навечно, потеряв шанс вернуться. И когда ваши тела в том мире исчерпают свое время, они перестанут функционировать.

Это было сказано так обыденно, так буднично, словно смерть не имела для говорившего никакого значения. Словно он частенько пил с Ее Костлявым Величеством на брудершафт, спокойно глядя в пустые глазницы, моргавшие истлевшими веками, и говорил с ее устами, покрытыми струпьями. Умрут еще двое? Да какая разница? Очередные мешки с костями, привыкшие рисковать своей жизнью.