Текст книги "Однажды под Рождество (СИ)"
Автор книги: Tamashi1
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
– Попытайся: чем нас больше, тем нам веселее! Хотя это явно не про него…
– Не вредничай, Лили. Он очень хороший человек.
– Да знаю я, знаю. Звони уже.
Я долго слушала монотонные телефонные гудки и уже, было, отчаялась дозвониться, как вдруг в динамике раздался мужской голос:
– Здравствуй.
– Эрик, я уж думала, с тобой что-то случилось! – возмутилась я.
– Телефон стоял на беззвучном режиме, я не слышал звонка, извини.
– Да всё в порядке. Что ты сейчас делаешь?
– Работаю.
– Неудивительно. Ты ведь завтра уезжаешь, да?
– Уезжаю, а что?
– А ты не хочешь… Ты не хочешь отпраздновать Рождество сегодня, со всеми нами? – спросила я, очень боясь услышать его обычное равнодушное: «А зачем?»
– Когда?
– Прямо сейчас.
– Хорошо, я подъеду, – ответил он и положил трубку. Сердце бешено забилось, и я подумала: «Да что со мной не так?» Эрик подъехал через десять минут и, как только он зашел, я сразу поняла, что что-то случилось. Лили и Робин весело перешучивались и ничего не замечали, а я заметила. Заметила, что мужчина был белый, как полотно, а глаза его были пустыми. Не мертвыми, как обычно, а именно пустыми, словно его никогда не существовало.
– Эрик, – я отвела его в сторону и тихо спросила: – что с тобой? Что-то не так?
– Всё хорошо, – ответил он, словно робот. – Сегодня чудесная погода.
Я посмотрела в окно и ужаснулась. Начиналась снежная буря. «Там же Джейсон и Тим! Господи, что же это?!» – подумала я и кинулась к телефону. Но не успела я набрать номер, как в дверь постучали. Это был Тим. Он влетел в холл и, стуча зубами, начал причитать:
– Ох, жуть какая, вот это холодина! Хорошо, что я на машине – добрался, пока еще хоть что-то видно. Сейчас совсем вразнос пойдет, и уже двух шагов не сделаешь – потеряешься.
Я побледнела.
– Джейсон… Джейсон!
– Что такое? – спросил Тим.
– Он еще не пришел, – ответила Лили.
– Вот черт, – Тим стукнул кулаком по стене. – Звони ему! – крикнул он мне.
– Я звоню, но он не отвечает! – я судорожно сжимала в руке телефонную трубку, Тим ходил взад-вперед по комнате, Лили уткнулась носом в плечо Робина и изредка всхлипывала, а Эрик стоял у окна и невидящим взором смотрел на снег. Он ничего не видел. Он вспоминал. – Алло! Скажите, Джейсон дома?.. Это Мериан Вейнс… Я ничего не хочу от него, просто скажите, он дома или нет?.. Да вы можете замолчать и посмотреть в окно?! – я сорвалась на крик. – А теперь скажите, Джейсон дома или нет?!
Трубка выпала у меня из рук.
– Что там?
– Он ушел… Он давно уже ушел.
– Ребята, не паникуйте, возможно, он просто зашел в какой-нибудь магазин переждать бурю, – выдвинул предположение Робин.
– Невозможно. Когда начинается буран, у нас всё закрывают. Ему негде было спрятаться… – ответил Тим. Мне стало жутко. Я вдруг представила, как Джейсон падает в снег и медленно замерзает.
– Нет, так не должно быть, так не может быть! – я кинулась к двери и прислонилась к ней лбом.
– Я позвоню в службу спасения, – сказал Робин.
– Они у нас буранов боятся, пока не пройдет – не пошевелятся. Там работают одни трусы, – зло бросил Тим.
– Но надо же что-то делать?! – крикнула я.
– Мы ничего не можем сделать, прости, Мери, – ответил Тим.
– Да как ты можешь?.. Он же твой друг…
Сама не понимая, что делаю, я схватила пальто и выскочила на улицу. Стуча зубами, я двигалась в направлении, где, как мне казалось, находился дом Джейсона. Я ничего не видела – вытягивая руку вперед, чтобы не врезаться в дерево, я не видела даже собственной ладони. Мне было холодно и страшно, но я упорно шла вперед. Внезапно я споткнулась обо что-то, наклонилась и замерла: это был Джейсон. Он был еще в сознании, но уже не понимал, что происходит. Я кое-как поставила его на ноги и развернулась на сто восемьдесят градусов. «А что, если я не найду дорогу домой?» Ужас железными тисками сковал сердце, но я упорно шла вперед. Когда я споткнулась обо что-то во второй раз, и поняла, что это кованая урна, я возликовала: такие урны стояли возле нашего дома. Я рассчитала направление и сделала еще пару шагов. Впереди забрезжил свет. Из последних сил мы с Джейсоном взобрались по ступенькам и упали прямо на крыльцо.
Открыв глаза, я поняла, что лежу на своей кровати под кучей одеял, а в углу комнаты сидит Эрик. Его глаза были закрыты, а лицо периодически сводила судорога.
– Эрик… что случилось? – спросила я и удивилась, почему мой голос был таким хриплым.
– Очнулась? – спросил он. – Я позову остальных.
– Эрик? – я не понимала его: он словно не замечал меня, создавалось впечатление, будто меня вообще нет. Когда в комнату зашли Лили, Робин и Тим, я дико обрадовалась: был момент, когда я подумала, что никогда больше их не увижу. Эрик же так и не вернулся. – Ребята, что случилось?
– И ты еще спрашиваешь? Сумасшедшая! – крикнул на меня Робин, а потом крепко обнял.
– Ты нас так напугала, так напугала, Мери, – причитала Лили, шмыгая носом.
– Я не могла бросить Джейсона, – прошептала я.
– Ты очень храбрая, но абсолютно безрассудная. Вот куда ты полетела? А если бы вы оба там замерзли? – сказал историк.
– Знаешь, Тим, я как-то не думала об этом, когда на кону стояла жизнь моего друга. Я сделала бы это для каждого из вас.
– О, Мери… – Лили крепко обняла меня и заплакала.
– Как ты вообще его нашла, не понимаю,– протянул Тим.
– Честно говоря, я об него споткнулась. Он уже терял сознание от холода, когда я на него наткнулась, – тихо ответила я. Воспоминания были такими жуткими, что мне становилось холодно от одной мысли о том, что произошло.
– Это нас и удивляет. Ты чертовски везучая. Ну, и Джейсон тоже, – улыбнулся Тим.
– Но это всё равно было глупо. Нельзя так рисковать. Всегда нужно думать, прежде чем что-то сделаешь, – укоризненно сказал Робин.
– Я понимаю. Спасибо, что открыли дверь, это очень помогло.
– Я ее открыла, чтобы удержать Робина. Он сам рвался на улицу, но мне кое-как удалось его вразумить. Правда, он зачем-то велел открыть дверь и встал у косяка.
– Свет из холла мог стать маяком, – пояснил Робин.
– Так и получилось. И что ты мне только что говорил о безрассудстве и о том, что нужно подумать? – усмехнулась я. Робин скорчил недовольную физиономию и ответил:
– Я подумал и остановился. Хотя, если честно, это не делает мне чести.
– Ты хотя бы остановился, в отличие от Эрика… – протянул Тим.
– В каком смысле? – не поняла я.
– Понимаешь, как только ты выбежала, он кинулся за тобой, причем даже не оделся. Я успел схватить его и втащить в дом, благо, он худой, как спичка, но он так сильно вырывался, что мне пришлось толкнуть его на пол и скрутить. Не думал, что в таком слабом на вид человеке может быть столько силы. Я еле удержал его, хотя выкладывался по-полной. Но когда вы с Джейсоном рухнули на порог, он сразу обмяк и словно потерял сознание. Я кинулся к вам и отнес Джея в комнату для гостей, а Робин оттащил тебя сюда. Лили разрывалась между вами, но Эрик вызвался оказать тебе первую помощь, и мы с ней ушли к Джейсону, – объяснил Тим.
– А мы с Эриком натянули на тебя все твои свитера, накрыли одеялами, и он растер тебе чем-то ступни и ладони, – добавил Робин. – Дальше ты знаешь.
– Эрик… побежал за мной? – переспросила я. Сердце сжималось от боли. Его родители погибли именно так, именно в такую бурю, он же ее боялся, как я не поняла?! Эрик… Он испугался, что я тоже замерзну. Как я могла с ним так поступить? Я заставила его заново пережить тот кошмар… Но я не могла бросить Джейсона на верную смерть!
– Робин, пожалуйста…
– Что такое?
– Позови Эрика…
Парень встал и вышел. Через минуту он вернулся с тем, кого я так хотела увидеть. Ребята молча встали и вышли.
– Эрик, прости меня… Я не подумала о тебе…
– Нет, ты не подумала о себе.
– Да при чем тут я, тебе же пришлось заново переживать весь тот ужас…
– Это неважно, – он чеканил фразы бесцветным, словно механическим голосом.
– Нет, важно. Твое состояние очень важно, ты же вспомнил…
– Ты и впрямь не понимаешь?
Я удивленно посмотрела на него.
– Ты не понимаешь, что могла умереть?
– Я понимаю, но я не могла бросить Джейсона, иначе бы умер он.
– Ты знаешь, как умирают от переохлаждения? – спросил он и ту же сам ответил на свой вопрос: – Сначала начинает бить дрожь, потом сердце бьется так часто, будто готово выпрыгнуть из груди, и ты не понимаешь, что тебе холодно, но вскоре оно замедляется, становится нечем дышать, тебе всё безразлично, ты плохо видишь и почти ничего не слышишь, начинается окоченение, и температура тела падает ниже двадцати градусов, потом ты теряешь сознание и больше не просыпаешься.
От одной мысли о такой смерти мне стало страшно.
– Ты понимаешь, как могла умереть?
– Да, но… если бы я не пошла туда, именно так умер бы Джейсон! Я не могла бросить его, он мой друг!
– Друг, друг! Когда же ты начнешь думать! – крикнул Эрик. Он сжимал и разжимал кулаки, а взгляд его метался по комнате. – Ты просто кинулась на смерть, вот и всё!
– Я что, должна была бросить Джейсона, так, по твоему?! Что я должна была сделать? – крикнула я в ответ.
– Ты должна была подумать! Если это должна была быть ты, ты могла тепло одеться и привязать веревку к двери, чтобы не заблудиться! А ты просто решила умереть!
Он выдохнул, опустил голову и замолчал. Я же ощущала себя полной идиоткой. «И почему я никогда не думаю, когда это так необходимо? Как я могла так сглупить, что не предприняла даже простейших мер предосторожности? Я такая никчемная…» – подумала я.
– Ты прав… я просто идиотка… я ни о чем не подумала и ни о ком… – прошептала я. – Прости, Эрик… прости, что я так поступила…
Он медленно опустился на стул рядом с моей кроватью:
– Ты просто не понимаешь. Не понимаешь, как ты важна… – мужчина сгорбился и закрыл лицо руками. Сейчас он казался семидесятилетним стариком, который нес на своих плечах все печали мира.
– Эрик, я…
– Ты принадлежишь, не только себе, но и тем, кому ты дорога. Если тебе плевать на собственную жизнь, подумай хотя бы о них, – внезапно перебил меня он своим обычным голосом и встал. Я сбросила одеяла и села на кровати, но меня тут же пробил озноб.
– Эрик, прости меня. Я всегда буду думать, прежде чем что-то сделать, обещаю…
– А сейчас ты думаешь? – устало вздохнул он. – Тебе нельзя вставать.
Он подошел ко мне и осторожно уложил меня обратно на кровать, а затем укутал в одеяла.
– Боюсь, ты никогда не начнешь о себе думать…
Я схватила его за руку:
– Я начну, я правда начну. Прости меня! Пожалуйста, прости…
– Хорошо, – ответил он, развернулся и вышел, а я погрузилась в тяжелые раздумья, но через некоторое время незаметно для самой себя уснула.
Следующим утром меня разбудил Джейсон. Он чуть ли не вбежал в мою комнату с криком: «Мери, прости меня!» – но как только увидел, что я сонно выбираюсь из груды одеял, поспешил ретироваться.
– Ты куда помчал? Раз уж разбудил, говори, что хотел сказать, – улыбнулась я, а Джейсон затараторил:
– Я болван, нет, кретин! Я совсем не разбираюсь в погоде! Когда я вышел из дома, был очень сильный ветер, но я решил, что успею добраться сюда до того, как начнется буран. Я побежал, но на полпути перестал разбирать дорогу. Я сам не знаю, куда брел, просто шел и шел. Я подумал постучаться куда-нибудь, но не видел, есть ли поблизости магазины, к тому же знал, что их закрывают, и боялся просто-напросто сбиться с примерного направления, а потом мне стало всё равно. Я еще немного прошел и упал… А потом помню только, что меня схватили и куда-то повели. Я помню, как кто-то вел меня и поддерживал, но я не знал, что это была ты. Я просто… когда мне рассказали, как ты рисковала, я просто… Я такой никчемный, из-за меня ты могла умереть!
– Джейсон, перестань. Я уверена, ты для меня сделал бы то же самое.
– Да, конечно, но я… Как я мог подвергнуть тебя такой опасности?
– Ты меня ничему не подвергал, это было мое решение, так что успокойся и давай радоваться, что мы живы и здоровы. Что за похороны, когда надо улыбаться?
– Ты правда не сердишься? – спросил он.
– Конечно правда. Но больше не выходи на улицу в такую погоду: всегда лучше переждать, – улыбнулась я.
– Хорошо, – он радостно кивнул и вышел: оказалось, что за ним приехали родители. Я встала, приняла душ и пошла искать Лили.
– Привет, героиня! – радостно прощебетала девушка. – Мы с ребятами идем праздновать в клуб, Тим с нами. Ты пойдешь?
– Нет, как-то не хочется… Если честно, я хотела бы побыть одна.
– Да? Ну, тогда скажи об этом Робину, а то он решил остаться с тобой.
Тут в комнате появился мой лучший друг и спросил:
– Я правильно понял, ты хочешь праздновать Рождество одна?
– Робин, прости, я знаю, что мы всегда праздновали вместе, просто… Нет, конечно, оставайся, ты же ради этого такой путь проделал…
– Слушай, ну имей совесть, а? Я же просил тебя хоть немного полагаться на других и думать о себе!
«Думать о себе… и Эрик этого хотел», – подумала я обреченно.
– Робин, я… я правда хочу побыть одна, – сказала я и грустно улыбнулась.
– Понял, тогда пойду с ребятами в клуб.
– Спасибо тебе…
Парень вышел, а Лили тихонько спросила:
– Ты его любишь, да?
– Кого?! – воскликнула я.
– Эрика, конечно, – ответила моя кузина.
– Нет, о чем ты, я не… я не могу, он ведь…
– Да ладно тебе, я же вижу, как ты на него смотришь – ловишь каждый жест, каждое слово. Ты не умеешь скрывать свои чувства, сестренка.
– Я просто…
– Ладно, ладно, на столе пирог, так что не скучай. Я ушла.
– Еще только девять утра, куда ты?
– Гулять, конечно. А что такое?
– Да нет, ничего…
В доме было пусто и одиноко. Я бродила по комнатам и думала: «Почему Лили так сказала? Я правда люблю Эрика? Но ведь он такой холодный, он никогда не сможет меня полюбить… А хочу ли я, чтобы он меня полюбил?.. Да какая теперь разница? Он ненавидит меня, ненавидит за мою глупость. Не знаю… мне страшно. Мне очень страшно. Я боюсь, что завтра уеду из Олд-Гемпшира и больше никогда не увижу его взгляд, такой завораживающий и глядящий словно сквозь тебя, не услышу его голос, такой холодный, но такой успокаивающий, не почувствую его пальцы на своей щеке…» Я вдруг поймала себя на том, что улыбаюсь. Мне было хорошо от одних мыслей о нем, так как бы мне было хорошо, если бы он был рядом?
– Эрик…
Внезапно тишину прорезала трель звонка. Я ответила, даже не посмотрев, кто звонит, и чуть не уронила телефон.
– Здравствуй.
Я ошеломленно молчала.
– Ты не хочешь меня слышать? – спросил до боли знакомый голос.
– Эрик… я… я не думала, что ты мне позвонишь. Я думала, ты больше не захочешь говорить со мной… – ответила я. Он помолчал, а потом спросил:
– Как ты будешь праздновать Рождество?
– Праздновать? Никак, я одна.
– Тогда… не хочешь поехать со мной? До Вашингтона лететь пять с половиной часов, и нужно выезжать уже сейчас.
«Я не могу, мне слишком больно будет потом с ним расставаться… нет. Я хочу еще хоть раз его увидеть. Побыть с ним вдвоем. Хотя бы еще один день. Всего один день… но он мне нужен».
– Я согласна.
– Тогда возьми с собой мой подарок, – сказал он и отключился.
«Что я творю? Сейчас он зол на меня, и так расстаться было бы проще, зачем я потакаю своим желаниям? Но я так хочу побыть с ним… Пусть он никогда меня не полюбит, но я… я люблю его и хочу хоть раз взглянуть ему в глаза, понимая, что чувствую», – я наконец призналась себе в собственных чувствах. И больше убегать не имело смысла. Пора было признать, что как бы ни была жестока реальность, ее надо принимать такой, какая она есть. Но и пасовать перед ней, прячась ото всего за семью замками, нельзя. Иначе просто не сдвинешься с места, и ничто никогда не изменится. А я хотела двигаться вперед. Даже если следующий день принесет мне потерю самого дорогого человека… Ведь до этого момента я смогу быть рядом с ним.
Как только я оделась, в дверь постучали. Эрик протянул мне роскошный букет белых лилий и спросил, готова ли я. Я быстро поставила цветы в вазу, накинула пальто, подхватила пакет с платьем и туфлями и вышла. Сев в машину, я поняла, что никого не предупредила, и сказала, что мне нужно сообщить Лили, куда я еду, но Эрик ответил, что она всё знает.
– Откуда? – удивилась я.
– Сегодня утром она пришла ко мне и сказала, что тебе плохо.
Меня словно пырнули ножом в спину.
– Понятно. Останови, пожалуйста, машину.
– Зачем?
– Мне нужно выйти. Я передумала лететь с тобой.
– Я не остановлюсь. Не теперь.
– Останови, пожалуйста.
– Я не могу.
– Да останови ты эту чертову машину! – сорвалась я. Эрик лишь тяжело посмотрел на меня и спросил:
– Почему? Почему ты передумала?
– Потому что мне не нужна жалость. Ты делаешь это из-за того, что Лили сказала, будто мне плохо. Мне хорошо, просто остановись и дай мне выйти.
– Ты не права. Я делаю это не из-за Лили.
– Да что ты говоришь? – съязвила я.
– Я просто следую твоему совету.
– Интересно, какому?
– Пытаюсь сделать что-то, чего никогда не делал.
– Похищаешь человека?
– Нет, провожу вечер с тем, кто мне дорог.
От этих слов мое сердце сразу оттаяло. Говорят, словом можно убить, а можно и оживить, и это чистая правда. Я откинулась на сидении и закрыла глаза. Я даже не заметила, что проспала всю дорогу до аэропорта. Когда мы прибыли, Эрик осторожно коснулся моей руки и сказал:
– Мы на месте. Так ты полетишь со мной?
– Да, полечу.
Хотелось добавить: «Я полечу с тобой куда угодно», – но это было бы просто глупо. Перелет был жутко утомительным, но интересным: мы с Эриком обсуждали предстоящую вечеринку. Оказалось, что это мероприятие проводится каждый год, там собираются ведущие конструкторы Соединенных Штатов, и это, скорее, место научных диспутов, нежели действительно прием, однако в конце вечера устраивают импровизированный бал. Моего спутника пригласили туда впервые, и он является самым молодым гостем вечера. Ученых мужей очень заинтересовали разработки Эрика, по которым совсем недавно началось производство для государственных нужд. Объяснить мне, что же именно он изобрел, конструктор отказался, нарисовав в воздуха гриф «секретно». Я поняла, что спрашивать бесполезно, а потому переключилась на более доступные темы. Когда мы приземлились в аэропорту «Даллес», я с облегчением выдохнула: всё же летать я не любила, Эрик же, как оказалось, привык к перелетам: когда он заканчивал Йель, то часто летал по стране, помогая своему декану. Когда мы подъехали к огромному пятизвездочному отелю «Мандарин Ориэнтл», часы показывали половину седьмого вечера.
– По крайней мере, мы успели, – сказал Эрик, помогая мне выйти из такси. Оказалось, что для участников встречи забронированы номера, так что переодевалась я в поистине королевских апартаментах. Когда я вышла к нему, он сказал:
– Ты прекрасна, как ангел. Жаль, что тебе обрезали крылья.
Было грустно оттого, что он думает, будто у меня нет крыльев. «Они есть, просто я разучилась летать…» – подумала я.
В огромном зале играла красивая музыка, на маленьких столиках стояли изысканные закуски, повсюду сновали официанты с шампанским. Умудренные сединами ученые мужи вели неторопливые интеллектуальные беседы, в то время как их жены обсуждали новости. Атмосфера праздника, напоминавшая резвые весенние ручейки, которая царила на улице, превращалась здесь в неторопливую полноводную реку, спокойно несущую свои воды к морю. Все, кто здесь был, знали, чего они стоят и чего хотят, это были состоявшиеся люди, многое повидавшие на своем веку. Настоящие ученые всегда отличаются тем, что главное в их жизни – именно наука, а всё остальное вторично, а потому жаркие споры могли возникнуть только из-за разногласий по поводу расчетов, но никак не из-за того, что кто-то надел костюм, не сочетающийся с рубашкой, да и сами споры быстро стихали – интеллигентные люди в обществе стараются вести себя максимально вежливо, это не вечеринка начинающих певцов, которые, как правило, заканчиваются драками.
Эрик быстро освоился и что-то обсуждал с тремя коллегами, а я решила пройтись. Сейчас идея прийти сюда уже не казалась мне такой замечательной – я бы с большим удовольствием осталась в номере, нежели бродила в толпе. Через некоторое время ко мне присоединился мой спутник, которого периодически у меня забирали, да я его и не особенно держала: это был его вечер, и он должен был им наслаждаться. Один раз я совсем потеряла его из виду, а обнаружила лишь через двадцать минут. По правде говоря, это было жутковато. А когда вечер подходил к концу, Эрик подхватил меня под локоть и повел к выходу из зала.
– А как же танцы? – расстроено спросила я. Надо признаться, я очень ждала бал – это была самая желанная часть вечера. Но мой спутник лишь покачал головой и продолжил свой путь. Вопреки моим ожиданиям, мы пришли не в наш номер, а в ресторан. Там был накрыт всего один столик, свет был выключен, и тьму разгоняли лишь свечи, правда, на сцене я заметила двух скрипачей и пианиста. Эрик был сама галантность: он ухаживал за мной, как за королевой, рассказывал интересные истории, а в конце вечера мы даже танцевали. В воздухе парила красивая музыка и легкий аромат романтики. «Я мечтала о таком вечере всю свою жизнь… Похоже, иногда мечты сбываются», – думала я. Мы вернулись в номер уже глубокой ночью, но спать мне совершенно не хотелось. Я хотела продлить сказку, но часы уже пробили полночь, и карета превратилась в тыкву. Я переоделась в теплый пушистый халат и собиралась улечься на диване, когда Эрик подхватил меня на руки и перенес на кровать.
– На диване должен спать мужчина, – спокойно сказал он.
– Ты настоящий джентльмен, – улыбнулась я. – Почему ты это сделал? Этот вечер?..
Я с замиранием сердца ждала ответа, ведь такой вечер невозможно подарить тому, кто тебе безразличен. Разве не так?.. Но его ответ заставил меня понять, что сказка – это плод больной фантазии автора, и этим автором была я.
– Потому что это наша последняя встреча.
– Ха… ха… ха-ха-ха… – я рассмеялась, нет, скорее, истерически расхохоталась. – Какая же я дура, – прошептала я и откинулась на подушки.
– Я хотел подарить тебе хоть одно хорошее воспоминание обо мне, – его голос был напряжен.
– Подарил. Благодарю, – моим голосом можно было заморозить…
– Что с тобой? Я думал, тебе понравилось.
– О, да. Мне понравилось. Всё, кроме финала. Впрочем, он логичен. Иди спать, Эрик.
– Я тебя не понимаю, что не так? – он явно нервничал, а я, напротив, взяла себя в руки.
– Всё в порядке, прости. Нервы. Это был замечательный вечер. Я буду его вспоминать, когда уеду.
– Уедешь… Вот именно, уедешь, – в его голосе промелькнуло раздражение, и я устало спросила:
– О чем ты?
– Ни о чем, просто я…
– Просто ты – что?
Неожиданно Эрик подошел к кровати и сел рядом со мной. Его глаза блестели, а щеки горели нервным румянцем.
– Я люблю тебя.
Я застыла. «Что? Что он сказал?»
– Я, наверное, сошел с ума… Я ведь знал, что не нужно тебе этого говорить, что тебе будет тяжело, но я… я такой эгоист…
– Это правда? – спросила я.
– К сожалению, правда. Я понимаю, что тебе это неприятно, поэтому обещаю больше ничего не говорить, только не плачь…
«Не плакать? О чем он?» И тут я поняла, что по моим щекам текут слезы. Впервые за столько лет я заплакала, но я не чувствовала, что нарушила обещание, ведь это были слезы радости. Нет, это были слезы счастья.
– Эрик… я…
– Прости меня.
Он попытался встать, но я схватила его за руку.
– Скажи это. Скажи это еще раз, прошу…
– Что?
– Пожалуйста, скажи, что мне не послышалось, пожалуйста… – шептала я. Эрик внимательно на меня посмотрел и впервые за пятнадцать лет улыбнулся. Улыбнулся широкой, доброй и открытой улыбкой.
– Я люблю тебя, – повторил он, и я кинулась ему на шею. Я смеялась и плакала одновременно, а он уткнулся носом в мои волосы, гладил меня по спине и повторял, словно мантру: – Я люблю тебя, люблю, люблю…
Сказка? Сон? Иллюзия? Или реальность взяла выходной, решив позволить смертным хоть ненадолго вздохнуть полной грудью? Не важно. Судьба, фатум, предопределенность? Или чудо, позволившее пойти против них? Без разницы. Потому что он был рядом. Он улыбался. И он не хотел уходить… А большего мне было и не нужно. Только эти мгновения, только это бешеное сердцебиение живого – да, да, живого! Совсем не мертвого в эту секунду! – такого родного сердца. Сердца, бьющегося о ребра в унисон с моим…
Я поймала свое счастье. Поймала… Или оно поймало меня? Не знаю. Но это и не важно. Потому что это не сон. И когда взойдет солнце, его слова не испарятся как рассветная дымка. Я осознала это благодаря такому родному, но такому новому для меня звуку. «Тук-тук, тук-тук». За этот бешеный пульс можно было вытерпеть что угодно. Главное больше никогда его не потерять… И я не потеряю. Ни за что не отпущу его… Никогда.
Наконец я сумела успокоиться и даже перестала плакать. Улыбнувшись Эрику, я почувствовала, как ноги подкашиваются от усталости, и, потянув его за рубашку, сказала:
– Ложись со мной, – на его лице промелькнула тень сомнения, но он всё же послушался, а я свернулась клубочком, прижалась к нему и прошептала: – Эрик, я тебя тоже люблю…
Я не видела, но чувствовала, что он улыбается.
***
Первой мыслью при пробуждении было: «Это был сон?!» – но тело просыпалось вслед за разумом и сообщало мне, что если это был сон, то я до сих пор не проснулась: сильные руки нежно обнимали меня, горячее дыхание опаляло мне лоб, а чужое сердце билось в такт с моим собственным. Я улыбнулась. «Это не сон. Он со мной, он меня любит, он меня не оставит», – думала я, легонько теребя пуговицу его рубашки. Эрик что-то почувствовал и открыл глаза.
– Прости, я тебя разбудила? – пробормотала я. На лице моего любимого сменился целый калейдоскоп эмоций, от неверия в то, что происходит, до сумасшедшей радости. Чувства, так долго спавшие в нем, пробудились и были настолько яркими и сильными, словно пытались наверстать упущенное за эти долгие годы. Он крепко обнял меня и прошептал:
– Не сон… Всё-таки не сон…
– Нет, не сон. А если это сон, то я не хочу просыпаться, – ответила я и прижалась щекой к его груди.
Когда я начала ворочаться, одна пуговица на его рубашке оторвалась, и я увидела его тело. У меня из груди вырвался глухой стон: небольшой клочок кожи, который я видела, весь был исполосован тонкими шрамами. Я быстро расстегнула его рубашку и шокировано замерла. На нем не было живого места – он весь был исполосован тонкими белыми линиями, складывавшимися в какой-то причудливый узор, очень смутно напоминавший число «тридцать».
– Это сделал твой отец? – прохрипела я.
– Да, – бесцветным голосом ответил Эрик.
– Что это значит? – указала я на узор.
– Это Ом – древнетибетский символ, визуальная форма мантры. Считают, что он открывает состояние озарения, очищает разум и отрешает от земных дел так, чтобы быть достойным постижения высших истин, достичь единства с наивысшей Духовностью.
– Жестоко… – прошептала я.
– Не знаю. Мне кажется, он хотел, что бы этот знак меня защитил, и я смог достичь просветления – то есть простить…
Я легонько коснулась пальцами шрама, идущего вниз от левой ключицы, Эрик вздрогнул. Я провела подушечками пальцев по каждой белой полоске, обводя весь символ целиком.
– Знаешь, теперь я тоже его на тебе нарисовала. Больше он не будет болеть… – я прижалась щекой к его обнаженной груди и закрыла глаза.
– Эрик… Помнишь нашу первую встречу? – немного погодя спросила я. – Ты сказал тогда, что тебя не за что любить. Ты ошибался. Но сколько бы ни было в тебе замечательных качеств, я люблю тебя за то, что ты есть…
Он улыбнулся и шепнул мне:
– А еще я сказал, что ты не живая, и снова ошибся. Ты не просто жива – ты сумела воскресить и меня…
Мы долго лежали и говорили: Эрик рассказал, что с первой нашей встречи понял, что с ним что-то не так – почему-то ему всё время хотелось видеть меня, слышать мой голос, но когда я пришла к нему за помощью, он испугался, впервые за столько лет испугался, что не сможет мне помочь. Он понимал, что мы слишком похожи, но не понимал, почему, когда видит меня, его сердце начинало биться быстрее, а в абсолютной пустоте души появлялись чувства. Это были лишь отголоски настоящих чувств, но для него это было сродни цунами, ведь он совсем забыл, что это. Но в тот момент, когда я выбежала в бурю, чувства в нем пробудились и разрывали его на части: он боялся потерять меня, боялся, что я никогда больше не смогу улыбнуться, боялся, что я умру. Я вернулась, а он понял, что его жизнь изменилась, понял, что полюбил, и понял, что эта любовь безответна и безнадежна. Он не верил, что такая, как я, может полюбить такого, как он. На мой вопрос: «какая – такая?» – он ответил: «Настоящая», – и этим было всё сказано. «Люди – фальшивки», – говорил он. Я же для него была «настоящей». Возможно, он заблуждался на мой счет, возможно, заблуждался насчет других людей, но это были его чувства и его жизнь. Я не стала ничего говорить и лишь подумала: «Как же здорово быть особенной для того, кого любишь». Эрик рассказал, что когда Лили пришла к нему, он уже собирался уезжать, но она сказала, что я очень переживаю, что мне плохо, и что я очень хочу с ним помириться. Этого он выдержать не смог и, несмотря на то, что решил больше со мной не видеться, чтобы случайно не проболтаться о своих чувствах, пришел за мной. Он не хотел говорить мне, что любит, но моя истерика выбила его из колеи, он не понимал, что происходит, чувства словно взбесились, и он не смог промолчать.
– Как же я рада, что иногда истерю, – улыбнулась я, а он прошептал:
– А я рад, что не смог остановиться и промолчать.
Ближе к полудню мы решили выбираться из кровати. Эрик встал, но я притянула его к себе и прошептала:
– Поцелуй меня…
Он с ужасом посмотрел на меня, а потом осторожно и неумело коснулся моих губ своими. Это был мой первый поцелуй, и я была безумно счастлива, что подарила его мужчине, которого любила всей душой. Когда он оторвался от меня, я улыбнулась и сказала:
– Спасибо… Я хочу, чтобы ты был единственным мужчиной, который будет меня целовать.
– Погоди, – до него медленно доходил смысл сказанного, – Хочешь сказать, что ты никогда ни с кем не встречалась?
– Нет, – резко засмущалась я.
– Встретились два человека из средневековья, – усмехнулся он.
– Ты что, хочешь сказать, что никогда…
– А зачем? Плотские утехи без чувств – это разврат, и ничего больше. Чувствовать же я не мог…
Он поцеловал меня в щеку и вышел из спальни, а я зарылась в одеяло и весело рассмеялась: я была самой счастливой женщиной на свете. И надеялась, что никогда не потеряю это ощущение полета наяву…
– Я тут нашел интересную информацию, – сказал Эрик за завтраком. – Оказывается, Смитсоновский музей сегодня работает.
– Ого, что это вдруг? Двадцать седьмое же…
– Не знаю, но быть в пятнадцати минутах ходьбы от жемчужины Вашингтона и не попасть туда было бы верхом глупости.
