Текст книги "Первопричина: Лагерь смерти (СИ)"
Автор книги: Stereoman
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
– Бать…
– Ну что? Ты же не султан какой-нибудь многожёнство творить? Слушай меня. Если так невмоготу, то можешь вечерком сходить. Я Катьку отвлеку. Но только енто, не злоупотребляй.
– Эх, мужики, – смеётся в голове голос Серафины.
– Спасибо, бать, – качая головой улыбаюсь. – Спасибо.
Нда…
Глава 21
Первым делом прибываем к станции и устраиваем разведку. То есть, Преображенская взлетает повыше и наблюдает передавая нам с Ломакиным то что видит. А видит она не очень приятную картину.
ЖД станция охраняется лучше чем говорил Осип. Танки, шесть штук, не Тигры, но тем не менее. Много зениток, штук наверное десять. Солдаты, много собак. Периметр огорожен забором с колючей проволокой. Везде вышки, прожекторы и всё сопутствующее. Но место удобное. Сразу у забора крутой склон, под который поезд и сойдёт. Главное хорошо разогнать его.
– Да, вот это я понимаю, разведка, – качает головой Ломакин. – Всё увидела, и нам передала. В вашей Империи, Владислав, таких специалистов было…
– Навалом, профессор, навалом. А ещё мы развивали технику. Шагающие боевые машины, танки, самолёты с реактивными двигателями, ракеты, лучевое оружие, боевые скафандры разных модификаций и много чего ещё. Но пока не об этом. Нам нужен план, желательно надёжный. Варианты есть?
– Разобрать рельсы, – хмурится Ломакин. – Немного, поезд сам сойдёт.
– А всю эту гниль на станции предлагаете не трогать?
– Владислав, вы меня знаете. Всю эту гниль, я бы голыми руками передушил и сжёг. Но увы… Может у вас есть варианты получше?
– Множество, – злобно улыбаюсь. – Серафина, хватит, возвращайся. Думать будем.
Думать сразу не начинаем. Уходим в горы, занимаем позицию и глядя вниз на рельсы, начинаем совещание.
Озвучиваю свой безумный план, получаю согласные кивки Серафины и полный сочувствия взгляд Ломакина. Который, как позже выясняется, считает что я не потяну. В чём я и сам не уверен, но попробовать всё же можно.
Ждём, по прошествии нескольких часов, Серафина говорит что поезд приближается. Пока ещё в десяти километрах, но скоро будет здесь.
– Предельное внимание. От плана не отходим. Действуем так, как решили. Никакой самодеятельности. Эх, до чего я дожил? Тёмный Император, устраиваю диверсии на железной дороге. Воюю с фашистами, ползаю в снегу. Не обращайте внимания, это я так, ностальгирую. Ждём.
Ждём ещё полчаса, и наконец из-за поворота, пыхтя и пуская клубы пара выползает состав. Проходит поворот, ползёт в гору.
Внушительно. Уже вагонов пятнадцать видно. Да и локомотив… Серьёзная штуковина. Вот только она советская, а не немецкая. Я конечно не знаток, но прям вижу места где с локомотива спилили звёзды и присобачили кресты. Но сейчас не об этом.
– Серафина, не спи. Начинай.
Серафина начинает или же внушает машинисту и кочегарам, что с гор на них нападают партизаны. Заставляет их забыть о мыслях покинуть машину и внушает что котёл надо из всех сил кочегарить. Что они тут же и делают.
То есть машинист с помощником поддают пару, кочегары как обезумевшие хреначат в топку уголь. Скорости это не добавляет, да и не надо пока. Но давление в котле заметно растёт, что мне на руку.
Закрываю глаза, концентрируюсь и созерцая светящийся локомотив всматриваюсь в механизмы. Клиню аварийные клапаны. Блокирую двери кабины и сцепки.
Поезд, несмотря на то что поднимается в гору, заметно добавляет ход. Быстро проезжает под нами… Считаю вагоны. За локомотивом тянутся. Два пассажирских, десять грузовых, и десять цистерн. Силён, локомотив, умеют строить.
– Я думал паравозы меньше тянут.
– Это тут местность неудобная, – поясняет Ломакин. – подъёмы, повороты. Если на прямых участках, то такой красавец и шестьдесят утащит. Крестами изрисовали, сволочи.
– Пошли. Серафина, дорогу помнишь?
Кивнув, Преображенская берёт нас за руки и скачками по два-три километра переносит к станции. Где падает и говорит что пока ничем помочь не сможет, но паники машинистам добавит и нас от посторонних глаз прикроет. Я же…
Зажёвываю горсть кристаллов и жду. И действовать придётся быстро, потому как вижу я, всего лишь метров на двести. Плюс на станции очень много металла. Колючка, танки, зенитки, вооружённые солдаты, всё это отвлекает. А мне надо сработать быстро. Так чтобы едва попав моё поле зрения, паровоз превратился в бомбу. Хотя, я же могу помочь?
Ожидание надолго не затягивается. Сначала на станции начинают выть сирены. Видимо солдаты сами не понимают с чего состав взбесился. Вскоре слышу стук колёс и как только в пределы поля зрения врывается светящийся локомотив, клиню ему всё что можно.
Раскочегаренный до предела котёл как будто раздувается. Некоторые трубки лопаются. Понимая что проскочит, собираюсь и создаю в котле трещины. Тут же заставляю костыли на путях превратится в порошок и кое-как изгибаю рельсу.
За забором слышится оглушительный хлопок. Скрежет металла, грохот. Разогнавшийся локомотив сходит с пути и принимая вправо ползёт по земле. Проламывая забор, снося вышки и солдат, разорванный изнутри паровоз съезжает вниз. Вагоны по инерции следуют за ним, весь состав переворачивается. Начинается паника.
– Извините, но нихрена ж себе! – восклицает Ломакин.
– Ага, – вытирая прошедшую из носа серебристо-красную кровь киваю. – Именно.
На станции творится вакханалия. Перевернувшиеся цистерны изливают бензин. Из вагонов буквально валятся снаряды и ящики с патронами. Из одного, выбираются люди, заключённые.
– Получилось, – глядя вперёд киваю. – Теперь два варианта. Ждём пока бензин дотечёт до останков паровоза и загорится. Или, я взрываю один из снарядов и мы уходим. Вы какой выбираете?
– Владислав, подождите, – морщится Ломакин. – Там…
– Люди, я знаю.
– Нет, Владислав, я не об этом. Смотрите, вон там. Человек…
Человек, в полосатой робе, с очками на носу. Стоит и явно не понимает что здесь происходит. Прижимая руку к окровавленной голове озирается…
– Профессор?
– Это мой знакомый. Доктор наук, его надо спасти. Если он умрёт, это будет невосполнимая потеря. А если его заставят работать фашисты, а они могут, то Союзу конец. Владислав!
– Вы не ошибаетесь? Далековато будет, метров сто. Да и потом, в любой момент вспыхнуть может. Там бензина… Может просто похож? Какого хрена здесь доктор наук будет делать?
– Владислав, отвлеките их. Я спасу товарища.
– С ума спятил? – усаживая подорвавшегося профессора в снег спрашиваю. – Убьют сразу. А человек и правда полезный?
– Очень… Сергей Андреевич Лазарев, мой коллега. Поймите, Владислав, такие как он…
– Да блин. Подкинули вы мне головной боли, профессор. Ладно, я попробую. Но если это не он, то с вас пристава. Серафина?
– Подождите, пять минут и я вытащу его.
– А вот пяти минут у нас как раз и нет, – глядя как солдаты сгоняют заключённых в кучу выдыхаю. – Я пошёл.
Вот ведь… Сейчас, как только отойду от Преображенской, меня сразу увидят. Стрелять начнут, а поскольку я не в лучшей форме, то…
Не придумав ничего умнее , скидываю тёплый комбез и переходу на бег. Выращиваю на лице пластину из металла, на груди небольшой щиток закрывающий сердце. Больше ничего вырастить без ущерба для себя не могу. Разгоняюсь сильнее и тут… Не обращая внимания на разлитый бензин, который вперемешку со снегом течёт по склону, офицер выхватывает пистолет и стреляет в заключённых.
– Hitler kaput! – понимая что не успею кричу.
Работает, офицер поднимает пистолет, поворачивается и увидев меня. То есть местами блестящую металлом человекоподобную хреновину со светящимися в прорезях маски глазами замирает. Кричит…
Солдаты сразу открывают огонь. Пули свистят мимо, но тут… Бедро обжигает болью, потеряв равновесие падаю. Зарычав встаю и прихрамывая бегу дальше, но уже на четвереньках. И то ли я на самом деле такой страшный, то ли ситуация не из лёгких, но солдатики сделав ещё несколько выстрелов убегают. Офицер же стоит круглыми глазами смотрит на приближающегося всего такого меня. Резко поднимает руку и приставив пистолет к виску самоустраняется.
Добегаю до пленных, торможу около севшей на снег цели…
– Лазарев Сергей Андреевич?
– Он самый, – безучастно глядя на меня выдыхает человек.
– Идёмте…
– Извините, – сглотнув мотает он головой и убрав от живота руку показывает на рану. – Поздно.
– Никогда не поздно. Я…
И тут начинается. Слышатся крики, из разрушенного забора выезжает танк. Вываливают солдаты и все как один начинают стрелять.
Получив пулю в плечо, разворачиваюсь и падаю. Подползаю к Лазареву, хватаю его на руки и петляя бегу обратно. За спиной же начинается ад. Грохот выстрелов, просыпается танк и хреначит по мне. Пулемёты выдают длинные очереди.
– Ай! Больно в ноге! – получив во вторую ногу кричу. – Суки!
Суки не вняв моим словам продолжают стрелять. Но видимо удача на моей стороне, а может бегу быстро… А может…
Боль в спине, кашлянув останавливаюсь, пытаясь устоять на ногах смотрю на охреневшего Лазарева, и зачем-то улыбаюсь. Понимаю что из-за маски этого не видно, но… Даже в такой ситуации, нахожу его выражение лица забавным.
Бреду вперёд, как вдруг. Сразу две пули и обе в левую лопатку. Ещё одна в правую, в бок, ягодицу и бедро.
– Я умер, а вы извините, кто? – бормочет Лазарев. – Чёрт?
– Сам ты чёрт, – выплёвывая кровь рычу. – Я его спасаю, а он обзывается. Свои мы. Я от профессора Ломакина. Я…
Ещё несколько пуль попадают в спину. В глазах темнеет. Откинув Лазарева падаю на колени…
– Серафина, уходим. Серафина?
Серафина раскинув руки взлетает вверх. Рыча и скалясь летит вперёд, как вдруг… Оборачиваюсь и вижу как солдат скручивает и разрывает на части. Танк складывается как картонная коробочка. Вышки со скрипом гнутся. Солдаты хватаются за головы и с криком падают. Ещё один выехавший танк, замирает, поворачивает башню и начинает стрелять в своих из пулемёта. Вакханалия принимает чудовищный вид. Солдаты сходят с ума и начинают стрелять друг в друга. Те что рядом, выхватывают ножи и идут в рукопашную.
Выстрел танка, взрыв снаряда и вся станция вспыхивает.
– Идиот! – глядя на меня светящимися белым глазами кричит Серафина. – Нахрена? Зашибу недоумка! Прости!
Преображенская смотрит на станцию, резко снижается и держа Ломакина за ногу летит к нам, падает на нас, хватает…
Яркая вспышка и мы падаем в глубокий снег. Слышится грохот, над лесом поднимается пылающее грибовидное облако. Тут же звучат сотни взрывов, лес подсвечивается огнём…
– Чуть не сдохли, – выдыхает Серафина. – Профессор?
Профессор осмотрев Лазарева, вздыхает и заявляет что он нежилец. Подходит ко мне и взглянув говорит что я тоже. От чего Серафина звереет, говорит что не отдаст, телекинезом слепляет нас в кучу и телепортирует. Потом ещё, ещё и ещё. И так пока мы не падаем на пол в коридоре.
Ломакин тут же вскакивает, хватает меня за ноги и тащит в лабораторию. Укладывает на лежанку, приносит горсть кристаллов и засыпав мне их в рот убегает. Затащив Серафину укладывает её на меня и снова убегает. Затаскивает Лазарева, прямо на полу разрывает его робу и обкалывают лекарствами. Помыв руки спиртом, хватает инструменты и вскрывает живот.
Нда, ситуёвина. И Лазарева не спасли, и сами засветились. Я едва жив, Серафина вообще без сознания. А… Девочки ругаться будут. Кажется сейчас начнут. Вот уже…
Там же. Белка.
Картина страшная. Выбежав на грохот стоим и смотрим на то как профессор копается в животе заключённого. Окровавленный Влад, почему-то в одних трусах, лежит и глядя в потолок пускает слюни. На нём бледная, больше похожая на труп Серафина.
– Нет, не смей! – рычит профессор. – Не смей умирать. Маришка, помогай.
– Что делать? – подскочив садится она рядом.
– Держи края раны, попробую пулю вытащить.
Профессор хватает щипцы, засовывает их в рану, шурудит там. И матерясь отшатывается. Пробует ещё раз, бесится и зашвыривает щипцы в стену. Вскакивает, бежит к шкафу…
– Чёртова пуля. Так засела… Да где тут у меня. Умрёт же.
– А Владик? – пищит Маришка.
– Девочка моя, Владик у нас особенный. Давай мы вытащим пулю, заштопаем вену и кишки, и я сразу брошусь к Владику.
– Не вопрос, – пожимает плечами Маришка. – Только сразу. Сейчас…
Маришка превращает руку в густую синеватую жидкость и заливает её в рану. Сразу же достаёт пулю, отбрасывает её. Смотрит на вытянувшееся лицо профессора, хмурится и…
По столбу жидкости или же руке Маришки поднимаются сгустки крови и падают рядом с раненым.
– Хорошо! – восклицает Ломакин. – А теперь мне надо зашить…
– Да уже не надо, – бормочет Маришка. – Я залечу. Тут, кажется получается.
– Ты можешь лечить?
– Да, заметила когда Серафине помочь пыталась. Вот только с ней не работало, а тут. Сами видите. Профессор, я не врач. Вы скажите, я правильно делаю?
– Правильно-провильно, – потирает руки Ломакин. – Всё замечательно, у вас талант.
– Не у неё, а у Влада, – еле ворочает языком Серафина. – И не талант, а знания. Из всех нас, они Маришке передались. Волкова, заканчивай с этим доходягой и раз ты вся такая санинструктор, помогай нашему Владу. Он на дуршлаг похож.
– Сейчас.
Вместе со Спичкиными подходим ближе, смотрим и видим как она лечит. Её вода, как будто заменяет собой повреждённые ткани. Заменяет недостающие, а повреждённые исцеляет. Мышцы, кожа, вообще проблем не доставляю. После чего Маришка вскакивает и бежит к Владу. Сталкивает с него Серафину, ощупывает…
– Маришка, – едва ворочая языком улыбается Влад. – Я тебя так люблю. Гы… Ты у меня такая красивая. Пойдёшь за меня замуж?
– Подожди, – краснеет Волкова. – А где? Где раны? Заросли уже? А…
– Ему это не страшно, – трясущимися руками пытаясь прикурить сигарету бормочет Ломакин. – Его пулей не убить. Правда последствия… Свинец для него… Кхем… Два-три дня, он будет не в состоянии.
– Тогда какого хера, ты старый кретин, сказал что он не жилец? – подняв голову рычит от злости Преображенская.
– Чтобы быстрее попасть сюда, – отворачивается профессор. – Извините.
– Пришибу, кретина! Вот только встать смогу, как ты у меня сразу ляжешь. Хрен ты старый. Да я чуть не поседела. Уведите его отсюда, пока я ему шею не сломала.
– Извините, – вставая и топая к выходу мямлит Ломакин. – Я же не для себя, для общего дела.
– Ты Влада под пули отправил. И за кого? За это чучело?
– Он доктор наук…
– Да хоть академик! Вон отсюда! Уйди с глаз моих! Владик…
Всхлипывая, Серафина с трудом заползает на Влада и обнимает его.
От греха подальше вывожу профессора и в коридоре отчитываю за неосмотрительность. Ломакин же, как школьник опустив голову, стоит и извиняясь соглашается. Просит разрешение высказаться и как только я киваю, вываливает на меня ворох информации о Лазареве. Кто он, что совершил и как поможет в будущем.
– Профессор, не волнуйтесь. Сера скоро отойдёт. А Влад, за такого товарища, вам спасибо скажет. Вы только скажите, с ним точно всё хорошо.
– Да, Катенька. Понимаете, я слышал как в него попадали пули и успел осмотреть. Они пробили только кожу. Мышцы уже не получилось. Скоро свинец растворится и Владислав придёт в норму. Нет, это не яд, для него свинец как сильнейшее успокоительное. Обещаю вам, всё будет хорошо. А теперь извините, я должен быть с ранеными.
Нда, вот ведь история. Хотя… Если вспомнить то, что показывала нам Серафина, то Влад в своём репертуаре. Будучи Императором, на войне, он был мастером ходить в самоубийственные атаки или рисковать собой пытаясь сохранить войска. Про жён вообще молчу, тех кто был с ним в бою, он берёг как зеницу ока и защищал не жалея себя.
– А ведь мне повезло, – понимая кого именно отхватила себе улыбаюсь. – Очень повезло. Можно сказать неимоверно. Джек-пот! Что такое джек-пот?
Пока не знаю. Не все значения возникающих в голове слов понимаю. Но почему-то кажется, что это большой такой выигрыш. Правда нервы… Да и обстановка. Но он Император, он может. Он перевернёт этот мир. А мы, будем идти рядом с ним. Вместе.
Улыбаясь возвращаюсь в лабораторию. Вытаскиваю Спичкиных в коридор, киваю помогающей профессору Маришке, целую Влада в нос и выхожу.
Не хочу мешать. Кричать и плакать не буду. Придёт в себя, выскажу за неосмотрительность. Пока же истерики только помешают.
Глава 22
Следующее утро. Импровизированная лаборатория. Влад.
Пробуждение выходит крайне тяжёлым. Отходняк походит на тяжелейшее похмелье. Во рту холодящий, отдающий мятой вкус свинца. Глаза разлепить не получается, тело как ватное. Шевелиться крайне сложно, потому что даже от движения пальцами, моя постель по ощущениям взлетает под потолок и вращаясь падает вниз. Тошноту вызывает даже дыхание.
В ушах шумит, голова гудит. Добейте меня кто-нибудь. Ещё голоса. Видимо в лаборатории многолюдно, потому как шумят, спорят, вроде как звенят стеклом и кто-то, как падла, мешая в чашке чай звенит ложечкой. Звенит так, что хочется встать и как минимум обматерить.
Поверх всего этого почему-то противный писклявый голос Маришки. Грубоватые возражения Белки и как всегда спокойный и убаюкивающий голос Серафины.
Для начала пробую успокоиться. Глубже вдыхаю, выдыхаю, прислушиваюсь.
– Нет, товарищ профессор. Нет, нет и ещё раз нет. Вы, к сожалению, ошибаетесь.
О, Лазарев. Раз говорит, значит живой. Нда, какие умозаключения. Это даже не уровень капитана очевидность, а адмирал ясен хуй. Ладно…
– Но… Позвольте, Сергей Андреич, я не мог так ошибиться. Нет, это невозможно. Моя память, Осип, найденные нами газеты. Нет…
– Да как нет, когда да, – режет уши писк Маришки. – Ну ошиблись, с кем не бывает.
– Но не так же сильно! Вы же не думаете что я сошёл с ума и потерял счёт времени?
– Может вы переволновались? – спрашивает Белка.
– Нет, ну не мог я…
– Послушайте, профессор, – ласково говорит Серафина. – Давайте разбираться. Начнём издалека и расставим всё по полочкам. Итак, сейчас февраль сорок пятого. Война идёт четыре года. Вы здесь десять лет. Но вы не могли попасть сюда десять лет назад. Потому что война началась в сорок первом, а не в тридцать пятом. Тем более, Сергей Андреич, более чем уверен что вас похитили в сорок четвёртом. Вас никто не обвиняет, просто стресс…
– Нда, – выдыхает Ломакин. – Вот это я опростоволосился. Бывает же так… Кхем.
Вот это новости. То есть дед настолько поехавший, что даты перепутал? На два года.
– А что это меняет? – стараясь не проблеваться спрашиваю.
– Да, собственно, ничего, – судя по звуку подходит ко мне Лазарев. – Всё что вам говорил товарищ профессор, происходит на самом деле. Только вот даты. Позвольте представиться, Лазарев Сергей Андреевич. В прошлом доктор наук, химия-биология, сейчас военно пленный. Попал а руки предателей, был похищен и отправлен в тыл врага, работать.
– А здесь вы как оказались?
– Занятная история получилась. Работать на врага я не хотел. Несмотря на предоставленное мне оборудование, ресурсы и целый штат помощников, многие из которых являлись перебежчиками, изучать «Первопричину» я не стал. Точнее стал, но для своих целей. Я собрал бомбу, потом устроил побег и уничтожил исследовательский комплекс. Далее меня поймали, долго истязали и дабы не потерять ещё один исследовательский комплекс, отправили сюда. Герр Мюллер, настоятельно рекомендовал мне не выделываться. Потому что здесь, в Идельштайне, обитает некая фрау Бригг. И она, с его слов, должна была сделать из меня нечто похожее на человека. Однако, как я понимаю, хоть я и попал в Идельштайн, встретиться с ней мне не суждено.
– Надеюсь что так. Как себя чувствуете?
– Спасибо, тронут вашей заботой, уже лучше.
С трудом разлепляю один глаз и первым кого вижу, является мужичок лет сорока. Лысый, тощий, в сером комбезе явно не по размеру и очках с проволокой вместо дужек. Взгляд умный, злой, сволочь одним словом. На меня смотрит как на чудо природы и судя по взгляду желает препарировать.
– Биолюминесценция, – упав на колени бормочет Лазарев. – Поразительно. Радужка вашего глаза, светится серебристо-голубым. Извините за настойчивость, но что вам это даёт?
– Я вижу металл. Вижу и могу манипулировать им. Взаимодействовать, менять форму.
– А, извините, кушать его вы тоже можете? Профессор меня не разыгрывает?
– Нет.
– Это надо изучить. С этим надо разобраться. Я назову этот феномен… Владислав, как ваша фамилия?
– Константинов.
– Я назову сей феномен… Феномен Ломакина-Константинова. Точно, в честь первооткрывателей. Профессор, мне нужны образцы тканей и крови Владислава. Оборудования и реактивов мне хватит. Давайте, начинаем.
– С этим можно подождать. Вы здесь и, возможно, скоро завернёте ласты от излучения. И это…
– Ну что вы, – подбежав к столу и взяв колбу с красной жидкостью улыбается Лазарев. – Мы уже несколько часов как решили эту проблему. Вот… Это называется экстракт красных кристаллов. Или же, если просто то – красные кристаллы растворённые в спирте. Инъекции весьма болезненные, побочные эффекты в виде озноба, нервного напряжения и панических атак. Но потом, даже сильное излучение не страшно. Позвольте объяснить. Так значит…
Со слов Лазарева, опасно только излучение «Розочек» или розеток кристаллов. Их три вида, растут они всегда вместе, и когда растут в одной розетке, излучением своим убивают всё вокруг или вызывают спонтанные, не всегда одинаковые мутаци, тут всё зависит от соотношения кристаллов в розетке. Больше одних, мутация будет полезной. Больше других и человек, животное или даже растение исказятся.
Разделённые кристаллы, особой опасности не несут, а красные лечат и даже омолаживают. И вот как раз таки всем этим, то есть изучением влияния «Первопричины» на живые организмы и предстояло заниматься Лазареву. Но он, вместо того чтобы выводить Германию в лидеры, как самый распоследний урод, сделал ноги взорвал весь комплекс вместе с ресурсами, передовым на наш теперь уже сорок пятый год оборудованием, светилами германской науки и самое главное – огромными запасами «Первопричины.» Чем нанёс колоссальный урон немчуре, их науке и сильно ударил по карману. Опять же, стараниями Лазарева, огромный участок земли, несколько воинских частей и даже оккупированный город где производили оружие и технику, превратились в пустыню.
Расстрелять негодяя на месте, не позволила его ценность. Пытать сильно не стали, очень нужен. Не каждый из мусора сможет бомбу на несколько десятков килотонн собрать. Психологическое давление, включая казни, иногда даже массовые, Лазарев игнорировал. Как игнорировал странных людей из Аненербе, которые как-то пытались на него воздействовать, гипнотизировали и занимались прочей оккультной хренотенью.
Тогда, руководство, решило отправить его сюда, под крылышко Марты. Которая, поскольку большой специалист, должна была сломать его, не убивая. Короче, Лазарева списали. И как мне кажется. большие начальники просто махнули на него рукой. Мол справится Марта – хорошо. Не справится и убьёт Лазарева… Ну, тоже неплохо. Вреда от него всё равно больше.
И вот таким образом, Лазарев и оказался здесь, в спущенном нами под откос поезде. Который…
Ну, тут у меня три варианта. Или нас по пятам преследует укуренная в хлам удача, или нам кто-то помогает, или это всё части одного плана и Лазарев здесь за тем, чтобы работать, но делать это… Паранойя какая-то. А ну-ка…
Прошу Серафину подойти и спрашиваю о нашем госте. На что Преображенская сразу же отвечает что проверила его черепушку вдоль и поперёк. Заглянула даже в детские воспоминания и пришла к выводу что он не врёт. На мой вопрос как она это поняла, Серафина устраивает мне мысленную лекцию по теме. Но если просто, то у человека со временем искажаются воспоминания. Что-то забывается, другое меняется… Лазарев же точно и без изменений помнит только химию и биологию. Может слово в слово пересказать прочитанную лет десять назад книгу. Помнит даже где ставил запятые в диссертации. А вот в остальном, всё как у всех.
Не как у всех только разум. Серафина уверенна что Лазарев думает быстрее, лучше запоминает и обрабатывает информацию. К тому же он мечтатель, энтузиаст и фанат своего дела.
В обычной жизни – оболтус. Раздолбай каких свет не видывал, невероятно рассеян и забывчив. Любитель выпить, покурить и зависнуть с девушками посимпатичнее.
– Наш человек, – мысленно улыбаюсь.
– Я бы попросила.
– И я тебя попрошу, Серафина. Попрошу следить за ним и если что, сначала бить, а уже потом спрашивать. Мы договорились? Если да, то передай остальным.
Хм… Как же всё-таки это странно.
****
Ближе к обеду, начинается транспортировка меня всего такого больного, в другую комнату. В лаборатории теперь жить невозможно, там два безумных учёных. В спальню тоже соваться не стоит, там пять девушек. Поэтому, меня вместе с лежанкой переносят в одну из пустых комнат где уже навели порядок. Приносят воду, консервы, металл и кристаллы. После чего поцеловав уходят.
И я, спокойно могу подумать. Вот только мысли почему-то крутятся не о проблемах, не о том что кругом враги, а о девушках. Нет, мысли не пошлые, хотя они тоже есть. А немного другие.
Мы, не то тёмные духи, не то элементали… От чего, у нас, скорее всего не будет детей, потому как тёмные духи если смотреть на двух моих жён этого не могут. И я как бы переживу, но вот они… Но опять же, если мы похожи на элементалей, то они прекрасно размножаются привычным способом и никаких проблем у них нет. Опять же, мы могли в какой-то степени остаться людьми. И это тоже даёт надежду.
Надежду на что? Почему их всего множества вопросов, меня беспокоят именно эти? Почему я не думаю как выжить, как захватить мир и достичь мирового господства, а заморачиваюсь о счастье девушек которых едва знаю.
Может быть едва, но попа Серафины из головы не выходит и я хочу ещё. Может быть вспомнив почти всё я прихожу в норму? Становлюсь собой? Или я просто наскучался по жёнам и теперь вспомнив их пытаюсь заменить этими? Нет, не правда. Здесь определённо что-то большее. Что-то такое… Может быть я на самом деле люблю их? Скорее всего. Эх, Кастиан, рожа ты императорская, тебя уже ничто не исправит.
– Серафина, – закрыв глаза говорю. – Мне тебя ждать сегодня?
– Увы, мой дорогой, но сегодня нет, – шелестит в голове едва различимый голос Преображенской. – Нет, не подумай. Я сама хочу к тебе. И более того, если бы не обстоятельства, я бы уже была у тебя. Но нет.
– Что это за обстоятельства такие? Что может помешать двум влюблённым побыть наедине? Мне вообще-то плохо, я болею и мне срочно нужно прижаться к твоей роскошной з…
– Хи-хи, – весело смеётся она и вздохнув начинает считать. – Три, два, один. И!
– Владислав! – вламывается в комнату Лазарев. – Я тут подумал…
– Да блин. Я же тут умираю. Может позже?
Лазарев отрицательно мотает головой. Хихикнув убегает и возвращается с целой коробкой всякой всячины и мрачным Ломакиным. После чего два безумца берутся за дело, то есть за меня.
Первым делом идёт тщательный внешний осмотр. В ходе которого, выясняется что у меня аномалии в скелете. То что руки длиннее видно сразу. Но два чудика, замечают что кости ног у меня стали толще. Строение стопы изменилось, то есть каким-то образом упростилось. Коленные суставы претерпели изменения.
Больше всего долбанутую парочку, особенно Лазарева интересуют мои кожа и волосы. Кожа, по его мнению невероятный сплав металла и живых клеток. А вот волосы, чистый металл. Однако ведёт он себя…
По мнению Лазарева, если бы я каким то чудом выжил, то спокойно стоял в углу и не шевелился. Потому что уже с такой кожей, я бы просто руки согнуть не смог. Металл, он по заключения химика так себя не ведёт.
Рассказывать кто я, не спешу. Вместо этого удлиняю клыки и с целью напугать скалюсь. От чего меня тут же ловят за уши, поднимают голову и заглядывают в рот. В глаза, в уши, нос… Заглянуть туда, куда не следует, не позволяю. Бью разошедшегося доктора по рукам.
– Феномен, – потирая ушибленную кисть шипит Лазарев. – Удивительно.
– Вы закончили?
Заканчивать Лазарев не собирается. Высыпает передо мной горсть кристаллов всех трёх видов и по очереди подносит ко мне. Смотрит на их свечение, просит съесть. Сыплет безумными теориями, предположениями, ругается с Ломакиным. Кричит, матерится, повторяет эксперимент, снова материться. Профессор ему не уступает и сыпет своими не менее зубодробительными теориями. Все теории им же самим и опровергаются, на вопрос почему, Ломакин строит серьёзную рожу и глядя на Лазарева выдаёт мол тебе пока не понять.
Спор угасает, у меня берут пробу крови, выклянчивают кусочек кожи и пучок волос, после чего все удаляются.
Лежу, смотрю в потолок, слушаю весёлый смех Серафины и её ехидные комментарии. Ну и…
– Идут, – выдыхает Серафина. – Готовься.
– Маришка и Белка? А…
Договорить не успеваю, открывается дверь, в комнату входят рыженькие. Первой идёт судя по всему Рая, потому как не боится. За ней Фая… Держит сестру за руку, вздрагивает, отводит глаза и вздыхает.
– О, – улыбаюсь им. – Пришли. Ну что я могу сказать. Двойная доза красоты, лучшее лекарство. Мне уже лучше.
– Рада помочь, – присаживаясь рядом и целуя меня в губы улыбается Рая. – Ну ты как?
– Если честно то хреново, – взяв её за руку и целуя пальцы выдыхаю. – Отходняк ужасный. До вашего прихода жить не хотел. А сейчас…
– Ты смешной, – гладя мои волосы жмурится Рая, наклоняется и ещё раз целует вот только теперь с языком.
– Эй! Вы чего тут при мне сосётесь? Бесстыжие. Рая, хватит его слюнявить. Ты девушка серьёзная, хорошо воспитанная. А я…
– А ты чего собственно пришла?
– Я? Ну это… Спасибо сказать. Но ты не надейся, то что ты нас спас ничего не значит и целовать я тебя не буду.
– Даже в щёчку? – глядя на неё спрашиваю.
– Ну если только в щёчку, – помыжает она плечами. – Но только быстро.
Вздохнув, Фаина садится рядом, отталкивает сестру и целует меня. Краснея встаёт и закрыв руками лицо хихикает.
– Слабовато, – качает головой Рая. – Смотри как надо.
Третий поцелуй, более интересный. Девушка очень горячая. Её губы и дыхание буквально обжигают. Но при этом, она очень нежная.
– Отдыхай, – отстраняясь улыбается Рая и поправляет на мне одеяло. – Завтра продолжим. Фая?
– Я? А что я? Я вообще пошла.
– Какая застенчивая.
– Это только в таких делах, – кивает Рая. – А вот в драке или в случае опасности, её не остановить. Она вооружённому солдату без страха между ног заехала. Потом в лицо пнула. Я так не могу. Но… Всё это потом. Отдыхай. Я завтра зайду. Или, если что-то понадобится, попроси Серафину позвать меня. А сейчас всё. Ты спи.
– Спасибо. А мне и правда лучше.
Хихикнув, девушка убегает. Выдыхаю, поудобнее устраиваюсь и сам не замечаю как начинаю засыпать.
Ночь. Коридор. Маришка и Белка.
Шикая и ворча друг на друга, две девушки крадутся к комнате Влада. По их мнению все условия для ночных похождений складываются идеально. Дед умотал на разведку, сёстры спят. В убежище тишина…
