Текст книги "После измены. Месть мне к лицу (СИ)"

Автор книги: Софи Вирго

Соавторы: Алла Ветрова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 31

Глава 31

Марго

Шум перфоратора и стук молотков оглушают своей монотонной какофонией. Я стою у стойки, перебирая счета, когда сквозь грохот строительных работ доносится скрип открывающейся двери. Поднимаю голову и вижу Раевского.

Он стоит в своем привычном темном костюме, но без пиджака, рукава закатаны, обнажая сильные предплечья с едва заметными венами. В его руках букет из полевых цветов с несколькими розами, смотрится мило.

– Приехал проверить, как идут дела, – его голос звучит спокойно, но в глазах, этих пронзительно-серых глазах, я вижу что-то новое, чего не замечала раньше, теплоту, заботу, то, от чего в груди неожиданно становится тепло, как будто внутри тает кусочек льда, который я носила в себе все эти месяцы

Я откладываю документы в сторону.

– Спасибо, что поговорил с Игорем, – голос звучит неожиданно хрипло. – Не думала, что он вообще способен отступить.

Раевский пожимает плечами, и в этом простом движении нет ни капли той театральности, к которой я привыкла у Игоря. Я вижу только искренность и какую-то мужскую простоту, которая почему-то заставляет сердце биться чаще.

– Он не отступил, он испугался. Это разные вещи, – его слова падают тяжелыми каплями правды, от которой становится одновременно и легче, и больнее.

Легче, потому что наконец кто-то видит ситуацию такой, какая она есть.

Больнее, потому что это признание означает, что я действительно жила с человеком, для которого страх был единственным мотиватором.

– Это тебе, – он протягивает мне букет, и пальцы, еще дрожащие от недавнего напряжения, неловко принимают его.

Цветы пахнут... Пахнут так, как будто в этом разрушенном кафе вдруг распахнулось окно в летнее поле.

Тепло, трава, свобода.

Этот аромат такой несовместимый с запахом гари и строительной пыли, что на мгновение кажется я вдыхаю не воздух, а само воспоминание о чем-то хорошем, давно забытом. О том времени, когда я еще верила, что мир может быть добрым, а люди честными.

– Спасибо, но зачем? – спрашиваю, поднимая на него взгляд, и чувствую, как щеки краснеют.

Неужели я на это еще способна? После всего, что пережила? После всех тех унижений, после того, как меня убедили, что я ничего не стою? Губы сами собой складываются в улыбку, робкую, неуверенную, как у подростка на первом свидании.

– В голосовом сообщении ты плакала, после того, как он ушел, – он говорит это так просто, будто плакать это нормально. Будто мои слезы чего-то стоят. Будто я имею право на слабость. – Решил поднять настроение.

Прижимаю цветы к груди, ощущая, как лепестки мягко касаются кожи через тонкую ткань блузки. В горле стоит ком, но теперь другой, не от боли, а от чего-то такого, чего я не могу назвать. От чувства, что кто-то наконец увидел не только мою силу, но и мою боль.

– Не стоило, – шепчу, опуская глаза, потому что не могу выдержать его взгляд, такой открытый, такой честный. – Но... Мне приятно. Очень. Последний раз мне дарили цветы... Даже не помню, когда. Кажется, это было в другой жизни.

Он смотрит на меня, и в его взгляде нет ни восхищения, ни осуждения, которые я научилась читать в глазах мужчин как открытую книгу. Только понимание. Только принятие. Как будто он видит всю меня, и сломанные кусочки, и те, что еще держатся, и принимает именно такой. Без условий. Без требований измениться.

– Ты ни в чем не виновата, Марго, – начинает внезапно не о том, словно чувствует все мои беспокойства. – Твой муж ничтожество. А ничтожества всегда боятся, и от страха творят глупости.

Пальцы перебирают лепестки цветов. Они такие хрупкие, такие беззащитные... Как я сама была когда-то. Но теперь нет. Теперь я другая. Теперь я знаю цену и цветам, и словам, и людям, которые их дарят.

– Сильный мужчина никогда не винит женщину, – продолжает он, и его слова, как капли живой воды на обожженную душу. – Если она ошибается, значит, он не смог помочь ей реализоваться.

– Где ты таких слов набрался? – пытаюсь пошутить, но голос предательски дрожит, выдавая все, что творится внутри.

– В жизни, – он пожимает плечами, и в уголках его глаз появляются лучики морщинок, которые говорят о том, что он умеет не только страдать, но и искренне улыбаться. – И в книгах. В хороших. Тех, что заставляют думать, а не просто развлекают.

Я опускаю глаза, чувствуя, как по щекам катятся предательские слезы. Но теперь я не пытаюсь их скрыть. Пусть видит. Пусть знает, что его слова попали точно в цель

– Спасибо, – шепчу, и это единственное слово, которое я могу выдавить из себя. – Давно не слышала... Такого. Что я не одна. Что я... Не виновата. Что я имею право быть слабой, иметь право на ошибки. Что я все еще человек, а не робот, созданный для того, чтобы терпеть и молчать.

– Ты сильная, Марго. Не сдаешься, идешь вперед, – его голос звучит так близко, что я поднимаю голову и вижу, что он сделал шаг навстречу. Теперь между нами меньше метра, и я чувствую легкий аромат его духов, древесный, теплый, без навязчивой сладости. – Это восхищает. Если будет плохо мой телефон всегда включен.

Я смотрю в его глаза и вижу там что-то такое, от чего сердце начинает биться чаще. Это не просто профессиональная вежливость адвоката. Это... Больше. Намного больше. В глубине этих серых глаз я вижу понимание, сочувствие и что-то еще, чего боюсь назвать, потому что после всего пережитого мне страшно даже думать о том, что кто-то может испытывать ко мне нечто большее, чем жалость.

– Ты... – начинаю, но слова застревают в горле, будто боятся вырваться наружу и разрушить этот хрупкий момент. Что я могу сказать? Что боюсь поверить? Что после всего, что было, я не знаю, как принимать доброту? Что каждая клеточка моего тела кричит "осторожно", даже когда разум понимает, что передо мной другой человек не Игорь, не тот, кто предаст при первой же возможности?

Он смотрит на меня, и вдруг его рука медленно тянется к моему лицу. Я замираю, чувствуя, как все внутри сжимается от страха... И чего-то еще. Его пальцы осторожно касаются моей щеки, смахивая пылинку, но в этом жесте столько нежности, что дыхание перехватывает.

– Ты заслуживаешь большего, чем страх, – говорит он тихо, и его слова звучат как обет, как обещание чего-то нового, чего-то светлого.

Я не дышу. Мир вокруг будто замер, ни шума перфоратора, ни стука молотков, только его глаза, его рука на моей щеке и бешено колотящееся сердце.

Он наклоняется...

Глава 32

Глава 32

Марго

Дверь в квартиру Розы распахивается еще до того, как я успеваю нажать звонок во второй раз. Она стоит на пороге, в растянутом свитере с выцветшим принтом какого-то рок-фестиваля и спортивных шортах, которые явно куплены исключительно для дома.

Волосы собраны в небрежный пучок, из которого уже выбилось несколько рыжих прядей.

– Ты выглядишь так, будто тебя только что ограбили, – заявляет подруга, отступая и жестом приглашая войти.

В прихожей пахнет кофе и чем-то сладким, вероятно, Роза только что пекла печенье. Ее квартира всегда выглядит так как уютный хаос: разбросанные вещи, но при этом тепло и по-домашнему. – Или, что хуже, ограбили морально. Хотя с твоей-то жизнью, может, тебя и правда ограбили. Все-таки кафе сгорело, бывший коричневая куча, а любовница его теперь в Италии с каким-то мачо вынуждена подчиняться на уровне рабыни.

Я захожу внутрь, чувствуя, как ноги подкашиваются от напряжения последних дней. Сбрасываю туфли, которые тут же падают вразнобой, и падаю на диван, зарывая лицо в подушку.

– У меня ЧП, Роз, – выдавливаю из себя, голос приглушен подушкой.

– О-о-о, – Роза плюхается рядом, откладывая телефон на журнальный столик, заваленный журналами и пустыми чашками из-под кофе. Ее глаза блестят любопытством, но в них читается и тревога.

Она знает, что если я приползла к ней в таком состоянии, значит, дело серьезное.

– Звучит интригующе. Что на этот раз? Игорь подал на алименты? Или Ольга чего-то хочет?

Я поднимаю голову, смотрю на нее, и у меня внутри все сжимается от одной только мысли о том, что сейчас придется признаться. Сердце колотится так сильно, что кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. Ладони влажные, а в горле стоит ком, мешающий говорить.

– Я... Чуть не поцеловалась с Раевским.

Тишина. Громкая, оглушающая. Даже шум города за окном кажется далеким, будто меня накрыло стеклянным колпаком. Роза замирает, ее брови медленно ползут вверх, а в уголках губ появляется знакомая хищная ухмылка, та самая, которая всегда означала, что она почуяла что-то интересное.

– Чуть?

– Да! – вырывается у меня, голос звучит резче, чем я планировала.

– А почему "чуть"? – она склоняет голову набок, как любопытная сорока, изучающая что-то необычное. – Он передумал? Или ты? Хотя нет, подожди, это же ты здесь с лицом "я только что увидела призрак". Значит, ты.

Сжимаю кулаки, чувствуя, как щеки горят. В груди что-то сжимается. Стыд? Вина? Или просто страх перед тем, что я сама не понимаю, что со мной происходит?

– Потому что я отпрянула! Потому что это ненормально! Я еще не разведена, он мой адвокат, он не должен был... Не должен был так себя вести!

Роза закатывает глаза так, будто я только что заявила, что земля плоская. Ее реакция вызывает во мне странную смесь облегчения и раздражения.

Почему для нее все так просто?

– Марго, ты дура, – вздыхает она, разваливаясь на диване. – Ты сама только что описала идеальную ситуацию. Мужик зачетный, это раз. В тебя явно втюрился, это два. В отличие от твоего бывшего мужа не псих, не поджигатель и не трус, это три. Что тебе еще надо? Золотую табличку с надписью "Одобрено Розой"?

– Все не так просто! – вскакиваю с дивана и начинаю метаться по комнате, задевая локтем стопку журналов. Они с грохотом падают на пол, но мне все равно. Ноги сами несут меня вперед, будто пытаясь убежать от собственных мыслей. – Я не могу просто так... Переключиться! Я еще даже не отошла от всего этого кошмара с Игорем, а тут...

– А кто говорит про "переключиться"? – Роза скрещивает руки. Ее голос становится тверже, но в нем нет осуждения, только понимание. – Я говорю не отшивай человека, которому на тебя не наплевать. Ты же сама видела, как Игорь к тебе относился. А этот? Помогал, поддерживал, цветы тебе принес, в конце концов! Да ты сама вчера мне двадцать минут рассказывала, как он тебе чай в больницу принес, когда ты с Сашей сидела.

Я останавливаюсь, сжимая виски. В голове каша – одна часть меня кричит, что Роза права, другая – что я не имею права даже думать об этом.

– Но что, если он просто... Не понимает, в каком я состоянии? Что, если он потом разочаруется? Или решит, что я его использую? Или...

– Ой, да перестань! – Роза встает и хватает меня за плечи. Ее пальцы словно пытаются удержать меня от падения в пропасть собственных страхов. – Ты не сломанный товар, Марго. Ты живой человек. И если он тебе нравится, да, черт будь с ним, это нормально. Ты имеешь право на чувства, даже если у тебя в жизни сейчас бардак.

Я закусываю губу до боли, пытаясь заглушить дрожь в голосе.

– Но как теперь с ним работать? Как смотреть в глаза?

– Поставь на паузу романтику, но не отталкивай его совсем, – говорит Роза, отпуская мои плечи. – Скажи ему, что тебе нужно время. Но не делай вид, будто ничего не было. Просто... Дай себе передышку. Но не закапывайся в свои страхи, ладно?

Я закрываю глаза, и тут же всплывает его лицо, те самые серые глаза, которые смотрели на меня так, будто видели не только мою боль, но и что-то еще, что-то, чего я сама пока не могу понять.

– Ты только запутала меня еще больше.

Роза смеется, возвращаясь на диван.

– Я не запутала. Я сказала как есть. Ты заслуживаешь нормального отношения к себе и крутого мужика. И если из-за козлов вроде Игоря ты решишь, что все мужики сволочи, это будет твоя потеря, а не их.

Я молчу, глядя в окно, где за стеклом медленно темнеет небо. Где-то там, за горизонтом, идет своя жизнь, чужая, незнакомая, в которой, возможно, есть место чему-то новому.

– Так, ладно, заканчиваем дискуссию, – заявляет Роза и тянется за телефоном. – Давай закажем пиццу, потому что я голодна, а ты выглядишь так, будто тебе нужно срочно углеводов и выпить. Или выпить, а потом углеводов.

Я опускаюсь обратно на диван, и напряжение потихоньку отпускает. Может быть, она и права. Но черт возьми, как же это сложно, поверить кому-то снова.

Глава 33

Глава 33

Марго

Дверь распахивается с такой силой, что от удара о стену дрожат фотографии в рамках на прихожей тумбочке. Ольга врывается в квартиру, будто ураган, сметающий все на своем пути. Ее каблуки оставляют на паркете глубокие вмятины, будто когти разъяренного зверя. Запах ее духов, сладковато-удушливый, с дешевыми нотами ванили, мгновенно заполняет все пространство, смешиваясь с привычным ароматом домашнего уюта.

– Что ты, стерва, наговорила Игорю?! – ее голос звучит как хлыст, разрезающий воздух. Глаза горят бешеным огнем. – Ты довольна? Добилась своего?

Я замираю на месте, ощущая, как сердце резко колотится в груди. Во рту пересыхает, а пальцы непроизвольно впиваются в край дверного косяка. Мысли путаются. С чего вдруг внезапный визит? Что она вообще хочет?

– Я не понимаю, о чем ты, – голос звучит спокойнее, чем я ощущаю себя на самом деле. Внутри все сжимается от нарастающего напряжения. – С каких пор я вообще должна что-то объяснять тебе?

Ольга резко швыряет свою кожаную сумку на пол. Удар такой сильный, что содержимое рассыпается по паркету, пудра, помада, ключи, все разлетается в разные стороны.

– Не ври мне в лицо! – она делает шаг вперед. – Он мне все рассказал! Ты ему какую-то чушь втюхала, будто я ему изменяла с каким-то итальянцем, и теперь он вообще не берет трубку! Ты счастлива теперь?

Я медленно скрещиваю руки на груди, чувствуя, как внутри поднимается волна раздражения, смешанного с горьким удовлетворением.

– Если твой новоявленный принц тебе не верит, это исключительно твои проблемы, – намеренно говорю медленно, выделяя каждое слово. – Я ему ничего не говорила, кроме правды о нашем разводе.

И я не вру, не я ее сдала.

Она в ярости, и делает еще один шаг. Теперь между нами меньше метра. Я чувствую запах перегара от нее, какой кошмар.

– Врешь, как дышишь! – Ольга так кричит, что слюна брызгает мне в лицо. – Ты специально все подстроила! Разрушила наши отношения, а теперь еще и квартиру хочешь отобрать через суд! Какая ты все-таки мразь!

Невольно усмехаюсь, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в холодной, безрадостной улыбке. В зеркале вижу наше отражение, две женщины, стоящие друг напротив друга, как гладиаторы перед схваткой. Только одна из нас одета в домашний халат, а другая в дорогой костюм, который выглядит нелепо в этой ситуации.

– С такими тараканами в голове тебе не ко мне, а к хорошему психиатру надо идти, – намеренно говорю спокойно, хотя внутри все дрожит от напряжения. – Он тебе мозги вправит, а я не помощник.

Ольга фыркает, скалится, обнажая чуть неровные зубы, и в этот момент замечаю, как дрожат ее руки.

– Если я лишусь квартиры, я тебя уничтожу, – она произносит это почти шепотом, но с такой ненавистью, что по моей спине пробегают мурашки. – Ты вообще представляешь, что ты мне сделала?! Какую жизнь разрушила?!

Медленно поднимаю брови, делая вид, что задумываюсь.

– Давай-ка уточним, что именно я тебе сделала, кроме того, что не позволила спокойно развалить мою семью?

– Ты мне всю партию сорвала! Лишила того, что мне было так нужно! Я столько лет ждала нормального мужчину, столько терпела!

Качаю головой, чувствуя, как внутри нарастает усталость от этой нелепой сцены. В воздухе витает запах ее духов, смешанный с алкогольным перегаром, и мне вдруг становится физически плохо от этой смеси.

– Повторяю в последний раз, ваши отношения с Игорем, это ваши личные проблемы, – говорю уже сквозь зубы, с трудом сдерживаясь. – Я тут вообще ни при чем. Тем более мы официально разводимся, если ты забыла.

Она вдруг замирает, потом резко наклоняется ко мне слишком близко,

– Как ты вообще узнала про эти... – она делает паузу, с трудом выговаривая слово, – ...измены? И как у тебя, у твари, совести хватило использовать это против меня?!

Повторяется, а я медленно выдыхаю, стараясь не поддаваться на провокацию, хотя пальцы сами собой сжимаются в кулаки.

– Как узнала, совсем не твое дело, – тихо отвечаю, чем сильно злю. – И как посмела, тем более. А вот мое дело, это как ты, гадина, посмела залезть в чужую семью и теперь еще возмущаешься ответке судьбы.

– Ты... – она шепчет с такой ненавистью, что мурашки снова бегут по моей спине, – ...тварь бездушная. Я тебя ненавижу всей душой.

Я смотрю ей прямо в глаза, не моргая, чувствуя, как внутри все сжимается от холодной ярости. В этот момент я понимаю, что больше не боюсь ни ее, ни ее угроз, ни ее истерик.

– Знаешь что? Это абсолютно взаимно. И знаешь почему? Потому что ты именно та, за кого себя выставляешь, обычная продажная тварь, которая получила по заслугам.

Она замирает на секунду, будто ждет, что я скажу что-то еще, ее глаза бегают по моему лицу в поисках слабости. Но я просто отворачиваюсь, глядя в окно, где за стеклом мирно течет день.

Ольга резко разворачивается, хватает свою сумку с пола, не утруждая себя собрать рассыпавшиеся вещи, и выходит, хлопнув дверью с такой силой, что невольно вздрагиваю.

Я остаюсь стоять посреди прихожей, слушая, как ее каблуки яростно стучат по лестнице. В квартире воцаряется тишина. Запах ее духов еще витает в воздухе, напоминая о только что произошедшем.

– Ну и черт с ней. Пусть подавится своей ненавистью.

Я подхожу к окну и вижу, как Ольга выбегает из подъезда, не замечая ничего вокруг. Она садится в такси, и машина резко трогается с места, оставляя за собой клубы выхлопных газов.

Только тогда я позволяю себе расслабиться, чувствую, как дрожь охватывает все тело.

Но это дрожь не страха, а скорее облегчения.

Наконец-то я сказала ей все, что думала.

Глава 34

Глава 34

Марго

В детской царит мягкий полумрак, горит только ночник в форме луны. Я сижу на краю кровати, держа в руках потрепанную книжку со сказками. Саша устроился рядом, уткнувшись теплым бочком в мою руку, его пальцы вцепляются в край одеяла, будто он боится, что оно сейчас улетит.

– «...И тогда Элли сказала Страшиле: „Ты всегда был самым умным, даже без мозгов. Ты помог мне найти дорогу домой, хотя сам боялся огня. И никогда не бросал друзей в беде"», – заканчиваю и закрываю книгу, проводя ладонью по потрепанной обложке.

Саша не шевелится, глаза закрыты, дыхание ровное, но я знаю, он не спит. Его ресницы дрожат, а брови чуть сдвинуты.

– Все, солнышко, – глажу его по волосам, стараясь говорить мягче, но голос предательски дрожит, выдавая ту боль, что скребется внутри до сих пор, как раненый зверь в клетке. – Уже поздно. Завтра в садик, нужно отдыхать.

Он молчит, но его пальцы крепче сжимают край одеяла, будто пытаясь ухватиться за что-то, что может ускользнуть в любой момент. Саша вдруг поворачивается ко мне, и в его глазах та самая детская тоска, чистая и беззащитная, от которой у меня внутри все сжимается.

– Мам... – голос у него тихий, прерывистый, его тон разбивает хрупкое спокойствие вечера. – Я очень скучаю по папе.

Всего несколько слов, а у меня сердце болезненно сжимается. Как же бывший нагадил мне своим скотским решением изменить. Мне нужно держаться, быть сильной. Хотя бы сейчас. Хотя бы для него.

– Я знаю, малыш, – отвечаю, но слова звучат так фальшиво, что мне кажется он это почувствую. – Но такова жизнь.

Такова жизнь, что отец сволочь, и как вырастить тебя другим я не знаю.

– А где он? – Саша поднимается на локте, его теплая ладошка ложится мне на руку, и я чувствую, как мелко дрожат его пальчики, такие маленькие, такие беззащитные. Наш дом становится слишком пустым в этот момент, сердца такими одинокими… – Почему он не приходит? В прошлый раз он обещал, что мы пойдем в зоопарк... Он сказал, что покажет мне настоящего тигра.

Я не знаю, что сказать. Как объяснить шестилетнему мальчику, что его отец выбрал другую жизнь? Что он не просто ушел, а сбежал, бросил его одного в темноте с температурой под сорок, а теперь даже не звонит, даже не спрашивает, как его сын?

– Он... Уехал по работе, – выдыхаю, подбирая слова так, будто иду по тонкому льду, который вот-вот треснет подо мной, увлекая нас обоих в ледяную пучину правды. – Надолго. Возможно... На очень долго.

– Но когда он вернется? – Саша смотрит на меня так доверчиво, так надеется, что у меня есть ответ. В его глазах та наивная вера, которую я не в силах разрушить. – Может, в субботу? Или... Или в воскресенье? Я могу подождать до воскресенья.

У меня нет ответа на его вопрос. Вот просто нет этого ответа. Только пустота в груди и ком в горле, который не проглотить.

– Не знаю, малыш, – глажу его по щеке, чувствуя, как горяча его кожа под пальцами, как хрупко его доверие. – Я... Я не знаю.

Он погружается в свои мысли, его пальцы теребят край подушки, в комнате тихо.

– А ты можешь позвонить ему? – вдруг спрашивает, и в его голосе столько надежды, что мне хочется кричать, разбить что-нибудь, но я только сжимаю его руку в своей чуть крепче. – Пожалуйста, мам. Скажи ему... Скажи, что я скучаю. Что я нарисовал новую картину в садике, корабль, как в его старом журнале. И что... – он глотает ком в горле, и этот маленький звук раздается громче любого крика в тишине комнаты, – что я каждый день чищу зубы, как он учил, чтобы он поскорее приехал.

Его слова режут по живому. Губы дрожат, но я стискиваю зубы так, чтобы не закричать от душевной боли. Проклятый Игорь. Проклятый, бессердечный урод. Как ты мог бросить его?

Как он мог оставить нашего мальчика, который до сих пор верит, что он вернется?

– Я... Попробую, – лгу, потому что не могу сказать правду. Не сейчас. Не когда он смотрит на меня такими глазами, полными детской веры, в этом уютном гнездышке, которое когда-то было нашим общим домом. – Но он может быть очень занят, Саш. У него... Много работы.

Саша улыбается, слабо, но искренне, и эта улыбка разбивает мне сердце на тысячу осколков, каждый из которых впивается в душу.

– Скажи, что я его очень жду. И что буду слушаться. И... – он замолкает, потом добавляет шепотом, будто сообщая большой секрет. – И что я его люблю. Даже если он долго не звонит. И не за машинки, которые обычно привозит, – которые покупаю обычно я. – Я все равно люблю.

Я киваю, потому что, если попробую заговорить сейчас, сорвусь, и тогда все, все эти месяцы попыток быть сильной пойдут прахом. Быстро наклоняюсь, целую его в лоб, вдыхая родной запах, и боль немного отступает.

– Спокойной ночи, мам.

– Спокойной ночи, солнышко, – шепчу в ответ, выключая ночник, и комната погружается в темноту, где только силуэт кровати и его маленькая фигурка под одеялом еще видны в слабом свете из коридора.

Выхожу, прикрывая за собой дверь, оставляя щель ровно настолько, чтобы слышать его в случае чего. В коридоре темно, только свет из кухни падает узкой полосой на пол, освещая край фотографии на стене. Мы втроем в прошлом году, на море, где Игорь держал Сашу на плечах, а я смеялась, не зная, что это наш последний общий отпуск.

Устало прислоняюсь к стене и медленно оседаю на пол, и чувствую, что сейчас заплачу от желания крушить все вокруг за сына.

– Как ты мог, Игорь? Как ты мог сделать это с ним? С нашим сыном, который до сих пор верит в тебя, несмотря ни на что?

Но естественно ответа нет.

Только тишина в ответ.