Текст книги "После измены. Месть мне к лицу (СИ)"

Автор книги: Софи Вирго

Соавторы: Алла Ветрова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Глава 35

Глава 35

Марго

Я стою посреди огромного склада мебели. Вокруг стоит густой запах свежей древесины. Воздух тяжелый, спертый, будто здесь давно не открывали окон. Где-то вдалеке слышен монотонный гул погрузчика, но он кажется таким далеким, будто доносится из другого мира.

– Этот стол слишком громоздкий, – говорю продавцу. – Посмотрите на эти ножки, они занимают полметра! А мне нужно компактное решение. Дети же вечно крутятся вокруг столов, толкаются. Если он будет таким неустойчивым, кто-нибудь обязательно перевернет на себя горячий кофе.

В голове тут же рисуется картина: ошпаренный ребенок, крики, суматоха...

Продавец, молодой парень в фирменной жилетке с логотипом компании, беспомощно перебирает страницы каталога, его пальцы нервно листают листы, будто он чувствует, что что-то не так, но не понимает, что именно. Его лицо покрывается мелкими каплями пота, хотя в складе прохладно.

– Есть модель поменьше, но она дороже на пятнадцать процентов. Или вот этот вариант, складной, но он не такой прочный... – его голос дрожит, он явно новичок и боится потерять клиента.

Я уже не слушаю. В голове крутятся цифры, как бешеные хомяки в колесе: двадцать столов, сорок стульев, доставка завтра к восьми утра, иначе не успеем к открытию... Мысли путаются, перескакивают с одной на другую, но все это кажется таким неважным, таким мелким, таким... А-ааа.

И тут тишину склада нарушает телефонный звонок. Звонят из садика, и все внутри леденеет от тревожного предчувствия.

– Алло? – подношу трубку к уху, отворачиваясь от продавца. Что случилось? Нет, не могло ничего случиться, все же хорошо, Саша под присмотром...

– Маргарита Сергеевна, это Елена Викторовна, заведующая детским садом «Солнышко». Мы… у нас возникла непредвиденная ситуация.

Черт, мне не нравится ее тон. Что-то не так. Что-то очень не так. Но разум еще цепляется за последние остатки надежды. Может, просто заболел? Может, упал? Все же дети вечно падают...

– Какая ситуация? – сжимаю телефон, в глазах темнеет.

– Сегодня у нас была запланированная экскурсия в зоопарк. И… ваш сын… – голос в трубке прерывается, и в этой паузе слышится что-то ужасное, что-то непоправимое.

Тишина. Гулкая, давящая. Даже шум погрузчика куда-то исчез. Кажется, весь мир замер в ожидании.

– Что с Сашей? – я не узнаю свой голос. В горле першит, будто там застрял комок колючей проволоки.

– Мы потеряли его. Он пропал куда-то.

Нет, этого не может быть. Это какая-то ошибка. Они перепутали. Это не мой ребенок пропал. Не мой Саша. Не мой мальчик с его смешными веснушками на носу и непослушными кудряшками...

– Как. Вы. Его. Потеряли?! – кричу так, что продавец мебели отпрыгивает к стеллажам, роняя каталог, но мне все равно. – Он шестилетний ребенок, а не сумка, которую можно забыть на лавочке! Вы что, вообще не следили за детьми?!

В голове уже рисуются страшные картины: темные переулки, чужие руки, хватающие за маленькую ладошку... Нет, только не это. Только не с моим ребенком.

– Маргарита Сергеевна, пожалуйста, успокойтесь… – голос заведующей только разжигает ярость. – Группа остановилась у вольера с обезьянами, воспитательница отвернулась буквально на минуту, помочь одному из малышей завязать шнурки…

– На минуту?! – голос срывается до хрипоты. – Вы серьезно?! Вы думаете, дети в таком возрасте просто стоят на месте, как столбы в такой ситуации?! Сколько, блин, воспитателей было на группу?!

– По нормативам полагается двое на двадцать пять детей… – господи, они даже не понимают, что натворили.

– Двое на двадцать пять детей в зоопарке?! – кричу так, что в глазах темнеет. – Вы совсем с ума сошли?! Это же не песочница во дворе! Где он сейчас?! Что вы уже сделали?!

– Мы сразу подняли всю охрану зоопарка, обыскали все вокруг, проверили туалеты, кафе… – голос звучит растерянно, и это значит только одно.

– И?!

– Его нигде нет.

Нет.

Пол под ногами становится ватным, колени подкашиваются, и я хватаюсь за ближайший стол, чтобы не упасть. Нет, этого не может быть. Это какой-то кошмар. Сейчас я проснусь, и все будет хорошо. Саша будет спать в своей кроватке, а этот звонок окажется просто дурным сном...

– Если с моим ребенком что-то случится… – голос дрожит, но не от страха, а от ярости. – Я вас всех… Я вас…

Не договариваю, вешаю трубку, потому что больше не могу слышать этот голос, эти жалкие оправдания.

Руки трясутся так, что трижды промахиваюсь, набирая Раевского. Каждая неудачная попытка набрать номер – это еще одна секунда, которую мой ребенок проводит один, напуганный, может быть, в опасности...

Мужчина отвечает со второго гудка.

– Марго, что-то случилось? – его голос такой спокойный, такой обычный, будто это просто рядовой рабочий звонок. Как же он далек от понимания, ведь он не знает, что сейчас рушится весь мой мир.

– Сашу… – голос предательски срывается на полуслове, превращаясь в хрип. – Его потеряли в зоопарке. Сказали, что обыскали все, но… его нет. В глазах стоит картина: мой мальчик, такой маленький, такой беззащитный, один в толпе чужих людей. Его любимая красная курточка, которую он так гордо надевал сегодня утром...

Тишина. Короткая, но невыносимая. Каждая секунда – это пытка. Где он сейчас? Кто с ним? Плачет ли он? Зовет ли маму?

– Я выезжаю. Где ты сейчас?

– На каком-то складе мебели… Черт, я даже адрес не запомнила! – смотрю по сторонам, но вывески не видно, только бесконечные ряды стеллажей с мебелью, которые вдруг кажутся такими ненужными, такими чужими. Какой смысл во всех этих столах и стульях, если где-то там, в огромном городе, потерян мой ребенок?

– Скинь геолокацию в мессенджере. Выходи на улицу, я буду через семь минут.

– Он мог… он мог пойти куда угодно, его могли увести…

Все худшие сценарии, все страшные новости, все ужасы, о которых когда-то читала, теперь кажутся такими возможными, такими реальными...

– Марго, – он резко обрывает меня, но не зло. В его голосе есть какая-то сила, какая-то уверенность, которой мне так не хватает сейчас.

– Дыши. Мы его найдем.

Я стою посреди склада, и весь мир теперь сузился до одного вопроса, одного всепоглощающего ужаса, одной невыносимой боли.

Где мой сын?

Глава 36

Глава 36

Марго

Машина Раевского резко тормозит у ворот детского сада. Сердце колотится так сильно, что кажется, вот-вот остановится. Я выскакиваю, даже не дожидаясь, когда он заглушит мотор, и холодный ветер хлещет по лицу, смешиваясь с горячими слезами.

Ноги подкашиваются, будто налитые свинцом, но я бегу к зданию, где в распахнутых дверях уже стоит бледная, как мел, заведующая. Ее руки дрожат, пальцы теребят жемчужные бусы на шее, губы шевелятся, но я прохожу мимо.

– Где он?! – от моего крика воспитательница, молодая девушка с заплаканными глазами и растрепанными волосами, вскакивает со стула в приемной, роняя папку с бумагами. Листы разлетаются по полу, как опавшие листья, и почему-то это кажется страшным предзнаменованием.

– Маргарита Сергеевна, мы… мы сделали все, что могли… – ее голос прерывается, словно она вот-вот задохнется.

– Где он?! – кричу так, что стекла в дверях дребезжат, а со стен срываются детские рисунки, яркие, наивные, такие несовместимые с этим кошмаром.

В голове все еще теплится безумная надежда, может, они ошиблись? Может, он просто заснул где-то в углу, свернувшись калачиком, как котенок? Может, сейчас выбежит из-за двери, смешной, с растрепанными волосами, и закричит: «Мам, ты что так поздно? Я тебя ждал!».

Но коридоры пусты. Никто не ждет.

Раевский входит следом, в его глазах, таких холодных и острых, мелькает что-то нечеловечески жесткое.

– Сколько воспитателей сопровождало детей? – сходу спрашивает, а мне на это плевать. Сколько бы ни было, не уследили.

– В группе пятнадцать человек, по нормам на двадцать пять детей два взрослых.

– По нормам, – усмехается Раевский. – Вы понимаете, что ваша халатность, это уголовное преступление? – его голос низкий, опасный. – Двое воспитателей на двадцать пять детей в зоопарке? Это не просто нарушение, это преступная беспечность, за которую кто-то ответит.

Директриса, Елена Викторовна, складывает руки, будто молится, ее накрашенные губы дрожат, а тушь размазалась, оставив черные подтеки под глазами.

– Мы подали заявление в полицию, все сотрудники зоопарка помогают в поисках… – ее слова звучат как оправдание, и от этого я чувствую, как ненависть растекается по венам, отравляя меня.

– Это не ответ, – перебивает Раевский, и в его голосе впервые слышится нечто большее, чем раньше. – Я лично добьюсь проверки вашего учреждения. И если вы думаете, что отделаетесь выговором, то ошибаетесь.

– Пожалуйста, не надо скандала! – ее голос дрожит, словно она вот-вот развалится на части. – Мы сделаем все, чтобы найти Сашу!

– Скандала не надо? – хватаюсь за спинку стула, лишь бы не упасть. Голова кружится, земля уходит из-под ног. – Вы потеряли моего ребенка, а говорите о скандале?! Вы понимаете, что прямо сейчас он может быть где угодно? Что его могли увезти, украсть, он мог попасть под машину?!

Хочу кричать дальше, но у меня звонит телефон в дрожащих руках и не глядя принимаю вызов.

– Алло?! – почти кричу в трубку, прижимая ее к уху так сильно, что оно начинает ныть от боли.

– Ну что, нашла уже своего сыночка? – голос Игоря заставляет меня вздрогнуть. Я моментально понимаю, что произошло и мне становится плохо.

Кровь стынет в жилах. Ладонь, сжимающая телефон, дрожит так сильно, что я боюсь уронить его, но не могу ослабить хватку, кажется, если отпущу, связь прервется, и я потеряю последнюю ниточку, ведущую к Саше.

– Ты… Ты знаешь, где он? – голос срывается на шепот. Где-то в коридоре слышны шаги, чьи-то приглушенные голоса, но все это кажется таким далеким, будто происходит в параллельной реальности.

– Конечно знаю. Он у меня. Сидит тут, мультики смотрит, – в трубке слышится детский смех, такой знакомый, такой родной, и от этого сердце разрывается на части.

Мир переворачивается с ног на голову, земля уходит из-под ног, и я хватаюсь за стену, чтобы не рухнуть. Обои под пальцами шершавые, холодные, но это единственное, что удерживает меня в реальности, пока сознание пытается осмыслить чудовищность происходящего.

– Ты… Ты его похитил?! Это же преступление!

Где-то в глубине души теплится надежда, что он испугается, что эти слова заставят его опомниться, но его ответ добивает последние остатки иллюзий.

– Ой, какое громкое слово, – он усмехается, и слышно, как хрустит что-то похожее на орехи. – Я просто взял сына погулять. Отец ведь, имею право. А верну его, только если ты откажешься от всего имущества после развода.

– Это шантаж! – в глазах темнеет, и я вижу только одно перед глазами, его лицо, такое спокойное, такое самодовольное, будто он уже победил, и не важно, что его нет рядом.

– Назови как хочешь, но, если через три дня ты не подпишешь отказ, Сашка останется со мной. Насовсем. Оформим опеку через суд.

– Ты не получишь его! – голос дрожит от ярости, в висках стучит кровь. – Суд никогда не оставит ребенка с таким…

– Какой суд? – перебивает он, и в голосе слышится презрение, будто он уже заранее торжествует. – Я зарабатываю больше. У меня стабильная работа. А ты что имеешь? Кафе сгорело, денег нет. Кто, по-твоему, выиграет? Сын по мне скучает и тебя не зовет.

– Ты об этом пожалеешь, шиплю в трубку.

– Три дня, Марго, – не дает договорить, говорит и сбрасывает вызов.

Я стою посреди кабинета, и вокруг все плывет, как в дурном сне. Яркие краски стен, детские голоса за дверьми, даже голос Раевского, доносящийся сквозь туман.

– Марго? Что случилось?

Но я уже не слышу. В голове только одна мысль.

Он украл моего сына.

Глава 37

Глава 37

Марго

– Ты что, совсем спятил?! Открой сейчас же! Ты не имеешь права меня запирать! Он держит моего ребенка!

Кричу, бросаюсь к двери и бью по ней ладонями.

Раевский сказал мы заедем за документами к нему в фирму, которые помогут закрыть мужа навсегда, и я ему поверила, пошла с ним по его просьбе, а он запер меня по сути похитил.

Как он не понимает, я не могу сидеть здесь сложа руки, просто не могу. Мне нужно идти с ним. Я умру здесь в ожидании.

– Выпусти меня, – уже отчаянно прошу, но за дверью тишина. Только мое собственное прерывистое дыхание нарушает эту тишину.

– Марго, – говорит спокойно, но так уверенно, что мне становится все ясно. Дальше можно и не говорить, его не прошибить. Осел упертый. – Если ты сейчас выйдешь, все испортишь. Игорь этого и ждет. А мне не нужны твои эмоции. Я все сам сделаю. Верь мне.

– А я что, должна просто сидеть и ждать?! – снова кричу и бью по двери. – Ты слышал, что он сказал? Три дня, или Саша останется с ним навсегда. Это не шутки! Я хочу вернуть сына сегодня. Я не вынесу, как ты не понимаешь.

– Я понимаю все, Марго, поэтому… – он запинается, между нами пауза. В ней столько уверенности, что хочется кричать. – И именно поэтому ты останешься здесь. Пока я не разберусь.

– Нет! Он не имеет права! Я его мать, я должна быть там, должна его найти! Ты вообще понимаешь, что он может с ним сделать?!

Он не отвечает. Я слышу лишь удаляющиеся шаги. Он все решил. У меня ничего не спросил. Ненавижу.

Отшатываюсь от двери, ноги подкашиваются, будто кто-то выдернул из-под них опору. Падаю на диван у стены. Кабинет Раевского, стерильный, холодный, как операционная. Массивный дубовый стол, заваленный аккуратными стопками документов, компьютер с потухшим экраном. На стене старомодные часы с маятником, тиканье которых заполняет пространство, как отсчет до казни.

Тик-так.

Тик-так.

Каждый щелчок, как нож в спину.

Невольно сжимаю голову руками, пальцы оттягивают волосы до боли. Где он? Где мой сын? Что если... Если он уже вывез его за город? Если сменил номер, исчез? Если я больше никогда... Нет, не могу и не хочу об этом думать.

Горло сжимает ужасный спазм, слезы подступают, горячие, едкие, как кислота. Я стискиваю зубы, не сейчас, нельзя сейчас поддаваться эмоциям, но слезы льются сами, оставляют соленые дорожки на щеках, и капают на колени, оставляя темные пятна на светлой ткани юбки.

– Где ты, малыш... – шепчу в пустоту.

Проходит час.

Два.

Не знаю сколько. Я потерялась во времени и пространстве.

В какой-то момент встаю, подхожу к окну. За стеклом вечерний город, огни, люди. Они идут домой, смеются, живут своей жизнью, а у меня украли самое дорогое, я стою здесь, запертая, беспомощная, как пойманное животное.

Как он посмел? Ну как он посмел так поступить со мной?

А что если муж его перекупил? Что если они в сговоре? Да нет, это уже бред воспаленного сознания.

– Откройте дверь! Я не шучу, открывайте! – снова бью кулаком в дверь, надеясь, что кто-то поможет мне, но нет, в ответ тишина.

Черт. Поворачиваюсь спиной к стене и оседают на пол. Голова раскалывается, в висках тупая, нудная боль, как будто кто-то методично вбивает в нее гвозди. Закрываю глаза, и перед ними всплывает Сашино лицо с этими веснушками на носу и смешными кудряшками.

Саша...

Мальчик мой, вернись ко мне.

И тут слышу щелчок замка, вздрагиваю, резко поднимаю голову. Дверь открывается.

Резко подскакиваю, начинаю кричать.

– Ты вообще... – дыхание перехватывает, слова застревают в горле, потому что в дверях мой маленький, помятой красной куртке, которую я сама застегивала утром. Лицо бледное, глаза огромные, испуганные, с мокрыми ресницами.

– Мама?

Мир переворачивается с ног на голову.

Бросаюсь к нему и падаю перед ним на колени, сгребаю в охапку, прижимаю к себе так сильно, что он кряхтит, но мне все равно, я должна почувствовать его тепло, его запах, его сердцебиение, чтобы убедиться, что это не сон.

– Сашенька... Солнышко... – голос срывается, слезы душат, текут ручьем, но я даже не пытаюсь их сдержать. – Где ты был? Что он с тобой сделал?

Он цепляется руками за меня в ответ, его пальцы впиваются в мою кофту, будто он боится, что я исчезну.

– Папа сказал... Это игра. Что мы едем к дяде в гости. Но я хотел домой, а он... Он кричал на меня, когда я плакал...

Я глажу сына, успокаиваю как могу, пока он не затихает в моих руках, и только когда всхлипы сына исчезают, поднимаю голову.

Раевский стоит и смотрит на нас, руки в карманах, лицо каменное, но я вижу в его глазах удовлетворение от того, что видит.

Он молчит. Просто смотрит. И нам не нужны слова, чтобы понять друг друга.

Я киваю ему в знак благодарности.

Он кивает в ответ.

Глава 38

Глава 38

Марго

Не могу поверить, что уже прошло полгода.

Эти месяцы перевернули нашу жизнь с ног на голову.

Я иду по парку, вдыхая полной грудью смесь ароматов свежескошенной травы и нагретого солнцем асфальта. Весна в самом разгаре, воздух густой, сладковатый от цветущих лип, рядом слышны радостные крики детей, беззаботный смех, веселая музыка из каруселей.

Саша бежит впереди, давно забывший кошмар с отцом, да и не вспоминает он о нем вообще.

– Мам, смотри скорее! – он резко оборачивается, размахивая рукой, и я ловлю его сияющую, беззаботную улыбку, от которой становится тепло внутри. – Там катают на пони! Можно, пожалуйста?

– Конечно, можно, солнышко, – киваю, уже доставая из сумки кошелек.

Он тут же срывается с места, как ураган, мчась к площадке, где стоят ухоженные пони в ярких разноцветных попонах. Я неспешно иду следом, чувствуя, как теплый ветерок играет с моими распущенными волосами, развевая их по плечам.

Полгода.

Суд. Раздел имущества. Официальные бумаги с сухими печатями, которые наконец-то раз и навсегда отрезали Игоря от нашей жизни. И... Он.

– Поздравляю, – знакомый низкий голос за спиной заставляет меня замереть на месте и медленно обернуться. Раевский стоит в двух шагах, на нем темные джинсы и просторная белая рубашка с расстегнутым воротом, открывающим смуглую кожу. В его крупных, сильных руках подарочный пакет в нежной голубой упаковке.

– С днем рождения, Марго.

Я замираю, чувствуя, как учащается пульс... Я понимала, что поздравит, но не думала, что здесь и сейчас.

– Спасибо, – тихо благодарю, принимая подарок. Пальцы слегка дрожат, когда я осторожно ощупываю упаковку – внутри что-то мягкое, но я не решаюсь распаковывать его сейчас.

Он смотрит на меня своим проницательным взглядом, и в его обычно холодных глазах я вижу то, что он не всегда показывает миру, нежность, любовь, желание о ком-то заботится.

– Саша! – вдруг громко зовет он, и мой сын мгновенно оборачивается, заливаясь заразительным смехом.

– Дядя Андрей! Ты пришел!

Сын добегает к нам, и Раевский ловко подхватывает его, как перышко, сажая на сгиб локтя. Саша визжит от восторга, хватает его за плечи своими маленькими ручками.

– Ты же обещал покатать меня на плечах! Ты помнишь? В прошлый раз не успели!

– Обещал и помню, – смеется Раевский, и в его голосе звучит непривычная мягкость. – Но сначала нужно поздравить маму с днем рождения. Разве не так?

Саша тут же вспоминает про праздник и выдает целую взволнованную речь ему о том, как меня поздравил: что он нарисовал мне огромного дракона, хотя на самом деле это больше похоже на зеленую собаку, что бабушка испекла торт с клубникой, и что он теперь совсем взрослый и сам поможет задуть все свечи.

Я слушаю этот поток детского восторга, улыбаюсь, но внутри меня полная неразбериха.

Раевский терпеливо ждет, пока Сашу уводят кататься на пони, и затем поворачивается ко мне вполоборота.

– Марго, – он произносит мое имя особенно, будто это не просто имя, а что-то гораздо более важное.

– Я уже дважды говорил тебе, что ты мне нравишься. В больнице... И когда привез тебе те бумаги после суда. Сегодня третий раз.

Ясное солнце слепит глаза, и я прикрываю их ладонью, пытаясь скрыть замешательство.

– Я хочу построить с тобой что-то настоящее, – продолжает он, не отводя взгляда. – Не мимолетное, а крепкое, долгое, – мужчина делает небольшую паузу, будто давая мне время осознать его слова. – Давай начнем встречаться. По-настоящему.

Где-то вдалеке Саша визжит от восторга, размахивая руками, а его пони фыркает в ответ.

Я перевожу взгляд то на Раевского, то на сына, и в голове полная пустота, будто все мысли разом испарились.

– Мам! – Саша внезапно подбегает, запыхавшийся, с сияющими от счастья глазами. – Я теперь настоящий рыцарь! Там дядя дал мне меч!

Раевский без слов снова берет его на руки, и Саша тут же начинает взахлеб рассказывать что-то про мечи, драконов и спасенных принцесс, а потом, заметив мое смятение спрашивает у своего друга.

– Почему мама грустная? – я удивленно моргаю, застигнутая врасплох этим вопросом.

– Я не грустная, солнышко. Просто... Дядя Андрей задал мне очень интересный вопрос. И я согласилась.

– На что согласилась? – Саша наклоняется ближе, его нос почти упирается в мой, а глаза горят любопытством.

– Узнаешь, когда подрастешь, – улыбаюсь я, гладя его по растрепанным ветром волосам.

Раевский в этот момент смотрит на меня и в его глазах благодарность и восторг.

– Ты не пожалеешь о своем решении, – произносит он тихо, но так, что каждое слово отдается в груди.

И прежде чем я успеваю что-то ответить, он целует меня, держа на руках моего сына, который уже вовсю кричит что-то про мороженое и новых друзей.

А между тем наша жизнь кардинально меняется.