Текст книги "Перепутья (СИ)"

Автор книги: slip

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)

Интриганка (Клеопатра II)

Маленький Цезарион с необычайно серьезным выражением лица передвигал деревянные фигурки солдатиков по столу, комментируя каждое свое действие. Клеопатра сидела рядом с ним и то и дело вставляла многозначительные реплики, поддерживая его игру, но ее мысли просто не могли быть еще дальше от этого стола и этой комнаты.

От ее некогда обширной сети информаторов в Риме почти ничего не осталось. Одни не выходили на связь, другие были вынуждены покинуть стены города, опасаясь за свои жизни, а те, кто ухитрился устоять на ногах во время накрывшей римлян бури и изредка выходил на связь, передавали только отдающие безумием слухи. Вместе со своими информаторами, она словно лишилась зрения и теперь была вынуждена тыкаться всюду как слепой котенок.

Антоний продолжал игнорировать любые попытки с ним связаться, только добавляя масла в огонь. Либо он договорился с Цезарем за ее спиной, либо…

Цезарион нахмурился и скинул солдатиков со стола. Те с грохотом упали на пол. Беззвучно стоявшие у входа в его спальню рабыни сорвались со своих мест и тотчас же принялись собирать игрушки.

– Я спать хочу, – Цезарион скривился, словно собирался расплакаться, – Мама, расскажи мне историю.

Клеопатра нежно улыбнулась и потрепала его по волосам:

– Пойдем. Расскажу тебе про Тесея и Минотавра.

Неожиданно, Цезарион скривился еще сильнее и захныкал:

– Но я не хочу про Тесея и Минотавра!

– Почему? – ласково спросила она.

– Я хочу узнать, что там с Дедалом и Икаром! Ты вчера не дорассказала! Сказала, что сегодня расскажешь!

Улыбка сползла с лица Клеопатры. Весь легкий настрой как ветром сдуло.

– Ты что-то путаешь, – не зная, кому верить, своей памяти или своему сыну, сказала она, – Вчера вечером с тобой были рабыни, я была занята.

– Нет, была! Была! – Цезарион больше не притворялся, теперь он действительно был готов разрыдаться, – Ты рассказала, как они сбежали из Лабиринта! Потом пришел Элпид, и ты ушла с ним! Мама, ты мне обещала!

Несмотря на удушающе влажную жару вечера, ее словно обдало холодной водой.

Вчера Еврикрат явился с отчетом позднее, чем обычно, и ей пришлось оставить Цезариона на рабынь против своей воли. Он был еще слишком мал для того, чтобы слышать, что иногда приходится делать для блага царства.

Но…

Но Цезарион был слишком мал еще и для того, чтобы обмануть ее.

– Хорошо-хорошо, – Клеопатра натянуто улыбнулась, – Ложись, сейчас я тебе расскажу.

Тишина внутреннего храма обычно настраивала на задумчивый лад, но сейчас навевала только тревожность. Цезарион давно мирно сопел в своей кровати. Когда Клеопатра начала рассказывать историю с середины, он не перебил ее, не признался во лжи, не попросил начать с самого начала – наоборот, как всегда, с упоением слушал.

И было в этом что-то глубоко беспокоящее.

За спиной раздались оглушительные шаги, и Клеопатра, вздрогнув, отвернулась от статуи Исиды. Свет светильников на стенах выхватил из темноты знакомую полную тень евнуха.

– Моя царица? – поравнявшись с ней, Каунос, как и полагалось, упал и поклонился ей в ноги.

Со всеми странностями она разберется потом. Сейчас имело значение совсем другое.

Дождавшись разрешения, Каунос поднялся с пола и спросил:

– Случилось что-то срочное?

– Можно и так сказать, – лицо Клеопатры было непроницаемым.

Он мог сколько угодно раз быть ее главным шпионом и верным придворным, но она не была настолько глупа, чтобы исключать саму возможность того, что и у него есть своя цена. У каждого, если он не совсем идиот, была своя цена. А Каунос идиотом не был.

– Есть информация, которую нужно донести до одного человека так, чтобы он не догадался, от кого именно она исходит, – она перевела взгляд на жертвенник под статуей. Исида точно ее поймет. Не может не понять, – Справишься?

– О ком идет речь? – спросил Каунос.

– О Цезаре, – ее голос отражался от стен храма многократно усиливаясь, – Нам ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Антоний заключил с ним союз. Нужно донести до его сведения, что Антоний знал о заговоре против него и молчал все это время.

Тогда у Антония не останется вариантов. Тогда он не сможет переметнуться, выставить ее виновной во всех бедах и подставить Цезариона под острие клинка. Тогда они действительно будут в одной лодке.

А его легионы будут на ее стороне.

После момента мимолетной задумчивости, Каунос спросил:

– Моя царица, ты не боишься, что Антоний поймет, что информация исходит от нас?

– Нет, – спокойно отрезала она, – Даже если он признался только мне, в чем я сомневаюсь, кто-нибудь еще точно знал все. Он ведь не договаривался со стеной. Пусть понервничает.

Каунос кивнул. Он лучше нее знал, как все провернуть.

– Деньги тебе выдадут с утра.

Спустя несколько минут Каунос выскользнул из храма, а следом за ним, выждав еще какое-то время, ушла и она. Только Исида была немой свидетельницей их разговора.

Элпид прибыл по ее приказу с первыми лучами солнца. Запыхавшийся и растрепанный – он явно решил, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

– Моя царица, – он привычно упал на землю в поклоне, а она – одним привычным жестом разрешила ему встать, – Моя царица, вызывали?

– Вызывала. Напомни-ка мне, Элпид, о чем мы с тобой говорили позавчера? – всем своим видом Клеопатра излучала спокойствие и превосходство, что резко контрастировало с разразившейся внутри бурей.

– Позавчера? – Элпид недоверчиво вздернул бровь, – Но… Моя царица, позавчера меня не было в городе, мы никак не могли с тобой говорить.

– Странно… – пробормотала она себе под нос. Маска абсолютного спокойствия на мгновение упала с ее лица.

– Что-то не так, моя царица? – обеспокоенно спросил Элпид.

С огромным трудом, но Клеопатре удалось взять себя в руки.

– Нет, ничего, спасибо, – с каменным выражением лица ответила она, – Свободен.

Элпид не помнил об этой встрече, она не помнила об этой встрече – и по всему выходило, что Цезарион просто ей соврал. Она бы выбросила этот инцидент из головы, если бы на пороге тронного зала ее не перехватил придворный врач.

– Моя царица, там что-то странное, – он даже не упал ей в ноги вместе с приветствием. Наоборот – ухватил за руку, пытаясь увлечь за собой.

Стражники дернулись в его сторону, но Клеопатра осадила их одним жестом. Казнить его они всегда успеют, сначала стоило его выслушать.

– Что случилось? – спросила она, аккуратно, но жестко вырывая руку из его захвата.

– У меня на операционном столе лежит труп смотрителя гробницы Александра Великого! – выпучив глаза, воскликнул врач, – Он… Я не знаю, как он там оказался! Пойдем же, я тебе покажу!

Клеопатра потрясла головой:

– Лучше расскажи так.

– Я не знаю, что рассказывать! – взвизгнул врач. Он явно впал в истерику, и впал давно, – Я не помню, как он там оказался, никто не помнит, как он там оказался! Никто… Совсем никто… Я всех расспросил!

Холодные мурашки строем шли по спине, как легионеры на триумфе.

– Успокойся, – холодно, под стать им, сказала Клеопатра, – Подумай, кто может что-нибудь знать.

Врач истерично замотал головой:

– Никто, совсем никто…

– Что ты можешь сказать по поводу тела?

– Не знаю… – врач отпрянул от нее. Разум вернулся в его взгляд словно по щелчку пальцев, – Я… Его не осматривал.

– Так осмотри, – приказала она, – Потом сразу с докладом ко мне. Без очереди, я предупрежу Кауноса.

Под пристальным взглядом стражи, нервно дергающийся от каждого звука врач удалился вглубь дворцового комплекса, а она прошла сквозь распахнутые тяжелые двери в тронный зал, где ее уже ждала целая толпа просителей. Что ж, им придется подождать еще немного.

Устроившись на троне, Клеопатра первым делом подозвала к себе Еврикрата.

– Моя царица, нам снова нужно, чтобы кто-то перестал болтать? – заговорщическим шепотом осведомился он. На его губах играла коварная улыбка.

– Нет, сегодня у меня для тебя более сложная задачка. Выясни все про смотрителя гробницы Александра Великого. Кто он, откуда, где сейчас находится, с кем последним общался. У тебя два часа.

Коварная улыбка сползла с лица Еврикрата, сменившись беспокойством:

– Зачем, если разрешишь…?

– Не твоего ума дело, – жестко отрезала Клеопатра.

Смутный червячок сомнения съедал ее заживо изнутри. Просители наперебой рассказывали о своих проблемах и молили о помощи. Посланники других государств размеренно излагали свои предложения, но она ждала только одного.

Еврикрата, который снова появился в тронном зале, когда солнце перестало слепить сквозь высокие распахнутые окна, и поднялось в зенит.

– Выяснил, моя царица, – пытаясь восстановить сбитое, словно после долгого бега, дыхание, сказал он, – Его зовут Милитад, он местный, родился в Александрии. Женат, трое детей. Последний раз появлялся дома вчера днем, в библиотеке его последний раз видели вчера вечером. Сегодня утром его сменщик пришел заступать в дозор, и не нашел его в гробнице. Только пятно засохшей крови на полу.

– Хорошо, спасибо, – отозвалась Клеопатра.

– Его жена очень беспокоится, она умоляла меня дать ей знать, если мы что-нибудь выясним.

– Обязательно дашь, – кивнула она, – Но пока нам нечем ее обрадовать или огорчить.

Врач прорвался через поредевшие ряды просителей, когда удушающая дневная жара стала практически невыносимой. Прием должен был закончиться совсем скоро, и Клеопатре недолго оставалось мучиться.

– Моя царица, – он выглядел куда адекватнее чем утром. Жилка пульсировала на его лбу, а с лысой макушки градом стекал пот. В руках он держал какую-то табличку.

– Докладывай, – разрешила Клеопатра.

– Я… Я не понимаю, как это произошло, но, похоже, я уже осматривал тело и забыл об этом, – он протянул ей табличку.

Кровоизлияние в мозг. Удар тупым тяжелым предметом в висок. Рядом с телом обнаружена золотая статуэтка Афины из сокровищницы гробницы со следами крови.

– Как давно это было? – Клеопатра посмотрела на него поверх таблички.

– Не знаю, – помотал головой врач, – Но трупу как минимум двое суток. Характерные признаки разложения…

– Я поняла, – она оборвала его на полуслове.

Два дня. Снова эти проклятые два дня.

– Ты уверен, что он мертв так долго? – Клеопатра протянула табличку назад. Врач кивнул, – Хорошо, спасибо.

Элпид, врач, смотрители библиотеки, жена этого несчастного, в конце концов она сама. Эти проклятые два дня словно выпали из памяти всех. Кроме Цезариона.

– Свободен, – Клеопатра отпустила врача и все ее внимание переключилось на Кауноса, – Пришли ко мне Еврикрата. У меня есть для него задачка еще сложнее, чем утренняя.

Прочесать весь город. Собрать все слухи, выяснить все детали. Понять масштаб катастрофы.

Клеопатра не находила себе места, пока Еврикрат не вернулся с докладом. Непрошенный гость, он ворвался на заседание совета прямо посреди обсуждения поставок зерна в Италию и издержек, что ложились на казну из-за постоянных набегов пиратов.

Не обращая внимания на распинавшегося Элпида, Еврикрат подскочил к ней и вывалил на стол целую гору табличек и папирусов.

До того скучающий Цезарион оживился. Будущий фараон, он должен был присутствовать при решении государственных вопросов с самого раннего детства – но эта обязанность не вызывала у него никакого энтузиазма.

– И что это все значит? – Клеопатра перевела строгий взгляд с горы табличек и папирусов на Еврикрата.

Дерганные движения, растрепанные волосы, взгляд, граничащий с безумием – все в нем выдавало крайнюю степень возбуждения, и даже ошеломления.

– Это какое-то безумие, – Еврикрат помотал головой, – Моя царица, пожалуйста, посмотри сама. Скажи мне, что ты тоже это видишь и я не сошел с ума.

Цезарион забрался на стол разве что не с ногами, пытаясь заглянуть в таблички. Клеопатра взяла одну из них сверху.

Накладная поставок сырья в лавку кожевенника. Двадцатый день Паини[1]. Счета лавки мясника. Двадцать первый день Паини. Накладная…

Взгляд быстро бежал по строкам, пока Клеопатра перекладывала таблички и свитки. Двадцатый и двадцать первый день Паини.

– Я… Ничего не понимаю… – Еврикрат сел на свободный табурет и обхватил руками голову, – Сегодня ведь только девятнадцатый…

– Двадцать второй, – мимоходом бросил Цезарион. Таблички без картинок быстро ему наскучили и теперь он с тоской смотрел на дверь.

– Мой фараон? – Еврикрат встрепенулся.

Но Цезарион не обратил на него внимания, продолжая всматриваться в такую близкую и такую далекую свободу делать все, что он хочет, вместо решения унылых государственных вопросов.

– Сынок? – Клеопатра подключилась к Еврикрату, и только тогда Цезарион ответил:

– Сегодня двадцать второй день.

– Почему ты так думаешь? – ласково спросила она.

– Потому что вчера был двадцать первый, ты сама так говорила, – логика в его ответе была убийственной.

Слегка отросшие волоски на руках встали дыбом.

– Но это еще не все, – сокрушенно сказал Еврикрат и, покопавшись в поясной сумке, высыпал на стол кучку каких-то маленьких металлических предметов.

Клеопатра взяла один из них в руки и покрутила перед глазами. Они напоминали маленькие снаряды для пращи, но в отличие от последних, были похожи друг на друга как братья-близнецы. На каждом из них с ювелирной точностью были высечены по две римских буквы и какие-то непонятные значки.

Едва уловимый незнакомый запах, отдающий дымом костра, ударил в нос.

– Что это? – Клеопатра перевела взгляд на Еврикрата.

– Кто бы знал, – он развел руками, – Мы нашли их у библиотеки. Прямо под тем местом, где немного обсыпался фасад.

– В библиотеке обсыпался фасад? – она нахмурилась. Еврикрат утвердительно кивнул.

– И… – начал было он, но быстро осекся.

– Давай, – немного раздраженно поторопила его Клеопатра, – Выкладывай, что еще.

– У меня есть свидетели, которые говорят что-то совсем странное.

– Какие свидетели?

– Мужчина и женщина. Пойдем, моя царица, они ждут нас в тронном зале, – Еврикрат поднялся и первым пошел к выходу.

Все, кто был в зале совета, последовали за ним – даже Цезариона его короткий рассказ заинтриговал достаточно.

Тронный зал встретил их приятной прохладой и легким бризом с моря, проникающим через распахнутые окна. Посередине зала топтались двое – мужчина-грек и женщина, что держалась за его плечо, стараясь не становиться на левую ногу. Заняв положенное ей место, Клеопатра подозвала их к себе:

– Скажите, кто вы.

– Никиас, моя царица, – первым представился грек, – Я ремесленник. А это моя подруга, Яна.

Женщина кивнула и скривилась от боли.

– Что вы хотели мне рассказать?

– Я… Даже не знаю, с чего начать, – замялся мужчина, – Вчера вечером на нас напали. Мы… Куда-то шли. Очень странно, я никак не могу вспомнить куда. Были… – после мгновения задумчивости, он неуверенно продолжил, – Были в квартале от библиотеки, когда появился он и… Я не знаю, что он сделал. У него была какая-то странная штука в руках, длинная, с выступающими частями, – он сопровождал свой рассказ активной жестикуляцией, насколько было возможно с держащейся за его плечо подругой, – Он нажал на что-то пальцем – и раздался жуткий грохот, а через мгновение Яна упала на землю и из ее ноги брызнула кровь. Врачи… Врачи достали из нее вот это.

Покопавшись в сумке, мужчина достал предмет, как две капли воды похожий на найденные людьми Еврикрата странные снаряды. Только этот был весь перепачкан спекшейся кровью.

– Кто такой “он”? – ровно спросила Клеопатра. Все силы уходили на то, чтобы держать маску спокойствия на лице.

– Магнус! – воскликнула женщина, – Я его знаю, это был Магнус, я же тебе говорила!

Пытаясь ее успокоить, мужчина положил ей на руку свою ладонь.

– Магнус? – переспросила Клеопатра, насторожившись, – Он римлянин, что ли?

Каунос не успел. Каунос не успел – и Антоний уже свил у нее за спиной паутину заговора. Это объясняло все.

Кроме двух пропавших из памяти дней.

– Не знаю, – всхлипнула женщина, – Наверное. Мы с ним плыли на одном корабле. Из Сирии в Испанию. Он сошел… Не помню где, где-то в Греции, а мы поплыли дальше и потерпели крушение на Китере.

– Кто он? Чем занимается? Как выглядит? – к допросу тут же подключился Элпид.

Женщина посмотрела на него с опаской, но все-таки ответила:

– Не знаю, может быть наемник? Мы просто плыли вместе, я с ним едва знакома. Рыжий такой, коротко стриженный, редко бреется. На нем были… – она замялась, словно пытаясь подобрать слова, – Длинные черные брюки и черная туника с длинными рукавами.

Какой… Странный выбор одежды для римлянина.

– Слышал ее, Элпид? – задала риторический вопрос Клеопатра. Элпид кивнул, – Прочешите весь город, весь Египет, если нужно, но найдите мне его.

Кем бы ни был этот Магнус, с кем бы он ни был связан, он был единственной зацепкой – и упускать его было нельзя.

Александрия всегда полнилась слухами. От самых заурядных, до поражающих воображение своей необычностью. Они неотрывно следовали за моряками, что прибывали в порт со всего Средиземноморья, а многочисленные уши, которые торчали из каждой стены передавали их куда нужно, обеспечивая стабильный поток информации.

В этот раз, однако, слухи пришли не с моряками, а зародились в стенах самого города. Словно растворившиеся в воде два дня так взбудоражили умы местных невежд, что однажды зародившиеся, разговоры о воплощении Ра, снизошедшем на Александрию распространились по умам со скоростью пожара – и только ученые библиотеки стойко держали напор этого всеобъемлющего безумия, не поддаваясь ему.

Слухи, которые приносили моряки с востока, не были и в половину такими же забавными и нереалистичными.

Каунос сидел в самом центре стола в зале совета. Его плотно сомкнутые зубы и жилка, что пульсировала на его виске, не оставляли никаких сомнений – вести, которые он принес, сложно было назвать хорошими. Стоило ему открыть рот, даже самые слабые и робкие надежды рассеялись, оставив после себя пустоту.

– Антоний пропал, вместе с пятью легионами, – сказал Каунос, – Так говорят слухи и все мои источники на востоке.

Пропал – или же сложил голову в этой бессмысленной войне, которая не имела к ним никакого отношения?

Иногда деликатность Кауноса только мешала – и сейчас был как раз такой случай.

– Когда? Где? Что произошло? – спросила Клеопатра.

Каунос развел руками:

– Здесь информация разниться, но все сходятся на одном… – он на мгновение замялся, а затем невпопад сказал, – У кочевников Месопотамии есть одна легенда о месте, где божественная сила настолько сильна и настолько близко подбирается к земному миру, что переплетается с ним. Они обходят это место стороной, опасаясь нарушить баланс, но поговаривают, что, если войти туда и пройти все божественные испытания, можно обрести невероятную силу.

Клеопатра нахмурилась:

– К чему ты ведешь?

– Моряки говорят, что Лабиен обманом заманил Антония с армией именно туда.

– Какой странный план, – подозрительно прищурилась Клеопатра.

– Не странный, – парировал Каунос, – Я навел справки. Из того места никто и никогда не возвращался. Кочевники считают, что они все просто провалили божественное испытание. Я ничего не считаю, но факт остается фактом.

Легенда – не легенда, пропал ли Антоний, либо же погиб в этой дурацкой чужой войне – исход оставался один.

Такой идеальный и выверенный, ее план развалился на глазах, оставляя Египет. Ее. Цезариона. Полностью беззащитными.

– А у тебя что, Элпид? – Клеопатра повернулась к командиру тех немногих войск, что все еще были под ее полным контролем.

Повесивший голову Элпид разглядывал свою обувь и был необыкновенно неразговорчив сегодня, как и все предыдущие дни.

– Мы прочесали весь Египет. Ни следа. Ничего, – встрепенувшись, невпопад ответил Элпид.

Как будто этот загадочный Магнус просто испарился, прихватив с собой два дня из жизни каждого в Александрии.

Когда-то просто подозрение превратилось в железную уверенность.

– Доставь мне этих Никиаса и Яну. Мне нужно с ними обстоятельно поговорить.

[1] Месяц египетского "народного" календаря. Календарь лунный, на юлианский/григорианский (на данный момент они совпадают) точно не транспонируется. Примерно апрель/май.

Всадник (Марк Лепид младший VI)

Мама была непреклонна. Никаким уговорам, мольбам и даже истерике, которую Квинт закатил под утро, не было под силу заставить ее изменить решение.

Они ехали в Рим и их с братом мнение по этому поводу никого не интересовало.

За долгую ночь сборов, что плавно и незаметно перетекла в утро, они перепробовали все. Без результата. Мамина решительность была непоколебимой.

Хмурый Марк сонно клевал носом в седле.

В любых других обстоятельствах, он прыгал бы до потолка от радости, узнав, что наконец-то ему разрешили поехать не в опостылевшем паланкине, вместе с мамой и вечно ноющим братом, но верхом, как взрослому. В любых других обстоятельствах, Цезарь, который уговорил маму разрешить ему такую вольность, стал бы в глазах Марка героем. Но только не сейчас.

Геркуланум остался далеко позади и уже даже не был виден из-за деревьев.

В паланкине Квинт ругался с мамой на повышенных тонах. Ветер доносил только обрывки их фраз.

– Ну почему-у-у-у… – плаксиво завывал Квинт.

Мама бубнила что-то в ответ, Марк не мог разобрать что именно.

Бестолковый и абсолютно ничего не решающий спор, но как же ему хотелось оказаться сейчас на месте Квинта. Просто отпустить все эмоции и высказать маме все, что он думал по поводу их внезапного и позорного… Бегства, пора было называть вещи своими именами.

Насупившись, Марк сверлил взглядом дорогу перед собой. Они двигались в абсолютной тишине, и даже начинавшиеся было время от времени тихие разговоры рабов быстро сходили на нет.

Мерные переругивания сзади и ритмичный стук копыт по брусчатке только навевали еще больше сонливости.

Тишину первым нарушил Цезарь:

– Марк, ты почему такой мрачный? Что-то случилось?

Марк едва подавил скептический смешок и издал совсем уж непонятный звук вместо ответа.

Даже с учетом того, что Цезарь проспал всю ночную драму, не заметить, что они с мамой рассорились в хлам, было невозможно. Во всяком случае, так ему казалось.

Цезарь ждал какого-то ответа, и Марк недовольно буркнул:

– А ты типа не понимаешь, – только чтобы он уже отвязался.

И, как ни странно, сработало. Цезарь только склонил голову на бок в немом вопросе, но не проронил ни слова. Комок обиды зародился где-то внутри и, спустя несколько минут Марка прорвало:

– Что лыбишься?! Там остались все мои друзья! – закричал он, – Зачем мне этот дебильный Рим, если оттуда все разбежались из-за этой тупой войны, а?! А?! – если бы они шли пешком, Марк со всей дури заехал бы по камню брусчатки ногой, – Да и вообще! Там происходит какая-то срань, а я еду куда подальше! Как трус какой-то, который спрятался мамочке под столлу и боится высунуть голову!

Почувствовав подступающие к глазам слезы бессилия, Марк резко отвернулся в сторону и с силой дернул поводья. Лошадь возмущенно заржала.

Пристальный взгляд ощущался даже спиной.

– Марк, – начал Цезарь, – То, что там происходит, действительно опасно. Поверь, я тоже был мальчишкой-подростком, и догадываюсь, что ты сейчас чувствуешь, но, просто на мгновение, представь себе, что тогда, в том коридоре, за вами со Сципионом закрылась бы дверь и вы бы остались наедине с тем красным существом.

Марк нервно сглотнул. Одно воспоминание о всеобъемлющей ненависти, волнами растекающейся от существа заставило его поежиться.

– Что бы вы стали делать? – Цезарь все не сдавался – и сейчас Марк уже жалел о том, что вообще ответил ему.

– Да какая разница! – голос предательски дрогнул, – Выбрались бы как-нибудь!

– Неправильный ответ, – отозвался Цезарь.

И тут Марка осенило. Резко обернувшись, он с подозрительным прищуром уставился на Цезаря:

– Ты что-то знаешь?! Так вот где ты пропадал все это время!

Цезарь отрицательно помотал головой, чем только усилил подозрения Марка.

– Простая логика, – сказал Цезарь, – Ты говорил, что коридор сменился обратно на школьный, как только ты закрыл дверь и открыл ее заново. Полагаю, внутри произошло то же самое.

– Ну и что! – Марк на мгновение отпустил поводья, собираясь обиженно сложить руки на груди. Лошадь фыркнула – и он тут же передумал и вцепился в поводья покрепче. Ну уж нет, он не ударит в грязь лицом на глазах у всех! – Это не отменяет того, что все мои друзья остались там! И им всем грозит опасность!

– Бальб займется этим вопросом, – парировал Цезарь.

– Да видел я как Бальб занимается этим вопросом! Даже от нас толку больше, мы вон хоть Филона нашли. Да, поехавшего крышей, но нашли же!

– То, что ты не видишь никакого результата, не значит, что его на самом деле нет, – Цезарь вроде бы ответил, а вроде бы и нет.

Да как же его это задрало!

– Чего мы тащимся как черепахи?! – раздраженно воскликнул Марк.

Претензии так и остались невысказанными и вместо этого он просто дернул за поводья, ускоряясь.

– Марк, не дури. Лошадь незнакомая, опыта у тебя мало.

Пф. Сейчас он покажет, у кого тут мало опыта!

Лошадь фыркнула, помотала головой, и послушно ускорила шаг, постепенно переходя на рысь. Ветер подул в лицо.

– Марк, стой! – раздалось сзади, но Марк даже не повел ухом.

Чаша терпения переполнилась, и больше он не собирался терпеть эту вопиющую несправедливость. Все взрослые были одинаковыми. Все требовали от него беспрекословного подчинения, но сами даже не собирались выполнять данные обещания взамен.

Он ударил поводьями, и лошадь поскакала еще быстрее.

Ситуация вышла из-под контроля неожиданно. В один момент раздраженный на весь мир Марк гнал покорную лошадь вперед, слушая перепалку за спиной и звуки копыт сбоку – а спустя какое-то мгновение лошадь уже неслась вперед, не слушая никаких команд и игнорируя поводья, а он искал перепуганным взглядом возможные пути отступления.

Падать на брусчатку, что проносилась под ногами, не казалось хорошей идеей.

Сквозь свистящий в ушах ветер пробивался голос Цезаря:

– Тяни за поводья и ударь ее пятками по ребрам. Только аккуратно.

Еще каких-то несколько минут назад Марк и не подумал бы его слушаться, но сейчас дрожащие руки сами вцепились в поводья. За мгновение до того, как потянуть, он почему-то отчетливо осознал, что это не сработает.

Так и случилось. Поводья натянулись, лошадь возмущенно заржала, но не притормозила ни на йоту.

– Ладно, не прокатило, – раздалось сзади. Ветер сдувал слова и их сложно было разобрать, – Держись крепче, наклони голову вниз и не давай ей уйти в бок. Она скоро выдохнется.

Проносящиеся по бокам дороги кусты выглядели такими мягкими и гостеприимными. Хотелось отпустить поводья, оттолкнуться как следует ногами, и упасть в их объятья, закончив эту безумную гонку раз и навсегда, – но, собрав волю в кулак, Марк отказался от этой идеи, и, наоборот, сделал все, как сказал Цезарь.

И это сработало.

Лошадь еще какое-то время скакала на полной скорости, но потом начала постепенно замедляться, сперва перейдя на рысь, а затем и на шаг, пока не остановилась совсем.

Едва это произошло, Марк тотчас же спрыгнул вниз и сложился пополам, пытаясь отдышаться. Вроде бы, бежала лошадь, а задохнулся все равно он.

Стук копыт сбоку тоже прекратился, и кто-то спрыгнул на брусчатку.

– Ты как? – Цезарь похлопал его по спине и схватил его лошадь за поводья.

От усталости, или же еще от чего, та даже не стала сопротивляться – и только возмущенно фыркнула.

– Нормально, – отозвался Марк.

Сердце бешено колотилось в груди, по лицу тек пот, но, учитывая все вводные, можно было сказать, что он отделался легким испугом.

– Лошади очень тонко чувствуют настроение всадника. Ты разозлился – она это почувствовала, испугалась – и понесла, – ответил Цезарь на крутившийся на языке, но все-таки незаданный вопрос.

Он явно хотел сказать что-то еще, но шаги многочисленных ног прервали его на полуслове. Рабы и мама с Квинтом их почти нагнали.

Что сейчас будет…

Едва выскочив из паланкина, мама сразу подбежала к ним. Где-то внутри Марк сжался, в ожидании ора и очередных обвинений, где-то снаружи – наоборот, разогнулся и с вызовом посмотрел ей прямо в глаза.

Ожидания не оправдались – и когда мама крепко обняла его, глаза Марка чуть не вылезли из орбит.

Какая муха ее покусала? Она что, перепутала его с Квинтом?!

– Марк, сынок, ты цел? – мама потрепала его рукой по волосам, как будто проверяя, не приложился ли он головой. Так знакомо, так ласково, как раньше.

– Да вроде цел, – ошарашенно отозвался Марк.

– Что случилось? – мама разомкнула объятья и положила ладони ему на плечи. Ее лицо оказалось напротив его – и в ее глазах читалось настоящее, неподдельное беспокойство.

Марк непроизвольно отстранился. Резкие перемены в настроении мамы вводили в замешательство.

– Ну… – неуверенно протянул он.

Сказать, что он разозлился и погнал лошадь сам, Марк просто не мог. Слова застревали в горле и не хотели звучать.

Цезарь избавил его от мучений:

– Его лошадь погнала, Юния. Он молодец, смог удержаться и остановить ее, – он повернулся к Марку, – Может махнемся? Моя поспокойнее.

– Ага, – неуверенно отозвался Марк, – Давай.

Взрослые словно чего-то надышались и сошли с ума – другого адекватного объяснения происходящему Марк не видел. Только язвительно корчащий рожи из-за маминой спины Квинт оставался верен себе. Островок стабильности в этом стремительно катящемся в Аид мире.

Инцидент был исчерпан. Марк с Цезарем обменялись лошадями – и их колонна продолжила путь.

– Эм… Спасибо, что прикрыл перед мамой, – неуверенно сказал Марк, поравнявшись с Цезарем.

Вслух прозвучало еще более странно, чем звучало у него в голове.

– Да не за что, – усмехнулся Цезарь и тут же спросил, – Марк, почему ты погнал лошадь?

Ожидаемый и предсказуемый, но от того не мене неприятный вопрос. Одно хорошо – мама с Квинтом давно вернулись в паланкин и не могли ничего слышать.

– Да задрало все, – после непродолжительного молчания отозвался Марк, – Вот скажи мне, почему нам никто не доверяет, а? Мама точно знала, что твориться в городе, но врала мне в глаза и утверждала, что это я заврался. Лентулл тоже ничего не говорил Сципиону, только запрещал. Да даже ты! Пообещал рассказать, откуда ты все знаешь, а теперь увиливаешь! И ноутбук не вернул!

– Я, конечно, не оракул, и мысли читать не умею, но… Знаешь, Марк, между «знать» и «верить» – огромная пропасть, – Цезарь был убийственно серьезен, – Даже если твоя мама знала что происходит, это не значит, что она верила в то, что такое действительно может быть в реальности. Она решила, что ты врешь не потому, что действительно тебе не верила, а потому что признание, что ты говоришь правду разрушило бы ее картину мира. А Лентулл… Думаю, он просто хотел защитить Сципиона.

– А ты?! – Марк с вызовом уставился на Цезаря.

– А я тебе уже говорил. Я не могу и не буду говорить при свидетелях. На твоем ноутбуке пароль, он не загружается без него. Когда остановимся на ночь, я тебе покажу, убедишься.