Текст книги "Перепутья (СИ)"

Автор книги: slip

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)

От него исходили волны света и какого-то странного жара, который Марк явственно ощущал, но не кожей.

– Это что за… – ошарашенно пробормотал он.

Силуэт остановился – и пусть их все еще разделяло колоссальное расстояние, посмотрел прямо Марку в глаза. Ярость и ненависть ко всему живому захлестнула его вмиг, заставив на мгновение потерять ориентацию в пространстве. А затем пришел всепоглощающий страх.

– Валим отсюда! – закричал Марк и соскочил с подоконника, на ходу подхватывая штуковину. Сципион, не теряя ни мгновения, тут же залез на освободившееся место и замер.

– Какого…

– Оно нас видит, валим! – Марк подскочил к подоконнику и с силой потянул его за край туники вниз. Сципион быстро сориентировался – и спустя мгновение уже бежал за ним по длинному коридору тяжело дыша.

Вслед за светом и жаром последовал звук. Мерзкий металлический скрежет, вызывавший настолько сильное желание заткнуть уши хоть чем-то, что с ним сложно было бороться.

Дверь, через которую они сюда попали, была все еще открыта – и они, вознося молитвы всем богам одновременно, проскочили через нее и накрепко захлопнули, подперев спинами для надежности.

– Ч-ч-ч-что это было? – Сципион снова начал заикаться.

Марк ошарашенно покачал головой:

– Понятия не имею.

Солнце уже клонилось к закату. Они проторчали на этом странном этаже, в этом странном космосе, почти весь день, хоть он даже и не проголодался.

Это все уже было. Это все уже было с ним. Только тогда за дверью была плотная чернота, а сейчас – враждебное, ярко-красное светящееся нечто.

Отдышавшись, Марк осторожно отлип от двери и, одним жестом показав Сципиону отойти, потянул за ручку.

– Ты что идиот?! – как девчонка взвизгнул Сципион, но было уже поздно.

Дверь со скрипом открылась – и остановившееся было сердце Марка забилось вновь.

За дверью снова был привычный и хорошо знакомый коридор школы мелких.

Сдавленное «А» раздалось из-за спины. Сципион не смог выдавить из себя больше ничего.

Из школы они вышли в полном молчании. В голове роилась целая куча вопросов. Если бы с ним не было Сципиона, если бы сейчас он не сжимал в руках непонятную светящуюся продолговатую коробку для письма – Марк бы, пожалуй, решил, что сходит с ума.

– Что это было? – Сципион повторил свой вопрос только тогда, когда они уже прошли половину пути до его дома.

Марк неверяще помотал головой, пытаясь отогнать одновременно и образ плотной черноты, и образ красной фигуры, плотно засевшие в голове.

– Понятия не имею.

– Чур только взрослым не говорить. Еще одного домашнего ареста я не переживу, – Сципион нервно хохотнул.

– Заметано, – легко согласился Марк.

С чего бы ему вообще что-то говорить маме? Она точно не поверит, что они были в другом космосе – только посчитает его или сумасшедшим или фантазером.

– И еще, – Сципион открыл сумку и принялся в ней копаться. Они уже почти дошли до его дома, – Давай все это у тебя спрячем. У меня батя дома, мы проблем не огребемся, если он что-то найдет.

А маме Марка с Квинтом просто было на них плевать – Сципион, может быть, не сказал этого вслух, но его мысли были более чем очевидны.

– Ага, давай так, – сил ни спорить, ни обижаться на констатацию давно всем известных фактов, не было.

Сципион передал ему все, что стащил, – Марк теперь чувствовал себя вьючным мулом, – и как-то неуверенно махнул рукой:

– Ладно, Лепид, давай, до завтра.

– Давай, – кивнул в ответ Марк и поковылял домой, отчаянно пытаясь не упустить из рук ни штуковину, ни все то, чем нагрузил его Сципион.

Дом встретил его каким-то непривычным оживлением. Марк напрягся. Оживление не значило ничего хорошего уже очень и очень давно. Кроме того – сейчас оно было максимально неуместным.

Он разулся и аккуратно заглянул в атрий. Стопку всего, что они прикарманили, он положил на столик у входа – и теперь понятия не имел, куда ее девать.

Надежды на то, что звуки шли не из атрия развалились.

Мама сидела на стуле возле имплювия и сжимала в руках какой-то свиток. Взгляд ее был устремлен вникуда и было более чем очевидно, что она в глубоком потрясении. Сбоку от нее стоял Квинт и таращился в письмо так, словно увидел лемура. Рабы суетились вокруг, но смысла эта суета, на первый взгляд, не имела.

Марк кашлянул, пытаясь привести в порядок голос, и, как будто только что ввалился, прокричал:

– Мам, я дома! – а затем сразу же вошел в атрий, неся с собой только свою собственную сумку.

Услышав его, мама вздрогнула и обернулась. Марк удивленно поднял бровь и подошел ближе.

– Что это у тебя? – не нашел ничего лучше, чем спросить, он, коротко кивнув в сторону свитка.

– Ваш отец… – начала было мама, но ее голос быстро сошел на нет.

– Что, “отец”? – насторожился Марк.

Мама на мгновение запнулась, а затем, внимательно посмотрев на него, выдохнула:

– Я вам соврала. Не было никакого назначения и никакой Сицилии. Ваш отец просто пропал. Еще в январе.

Марк подозрительно нахмурился.

– Я знаю, – кивнул он, все еще не понимая, или скорее – не желая понимать, куда же она может клонить.

Мама удивленно посмотрела на него:

– Откуда?

Марк подтянул к себе стул и сел рядом с ней.

– Мам, извини, но вся эта история была настолько шита белыми нитками, что на нее мог повестись только Квинт.

Он в принципе никогда не делал из своего мнения секрета, а то, что мама была о нем не осведомлена было попросту обидно.

Квинт отвлекся от лицезрения письма и зло зыркнул на него.

Мама кивнула, прежде чем продолжить:

– Так вот, он пропал – и мне скоро намекнули, что, если я не хочу, чтобы вы остались сиротами, мне лучше не предпринимать по этому поводу никаких действий.

Ага, так вот почему она так быстро собралась и увезла их сюда.

– А сейчас… Не знаю даже как объяснить-то. В общем, Цезарь пишет, что… Есть шанс, что он жив.

Чего-о-о?!

Марк давно утратил всякую надежду на хоть сколько-нибудь положительный исход, что сейчас смотрел на маму примерно так же, как мама минутой назад смотрела вникуда.

– На, почитай, – мама протянула ему письмо и он, не думая ни мгновения, схватил его.

Взгляд бежал по строчкам.

Гай Юлий Цезарь Юнии…

Гай Юлий Цезарь? Он же мертв.

Ладно, потом.

Так, нет, это не то, это не то.

Рассмотрение дела твоего брата назначено…

Тоже не то.

Судьба дяди[6] Марка интересовала в последнюю очередь. Может быть, когда-то он и любил его, но это время осталось далеко позади, отрезанное несколькими днями, полными страха и неопределенности, которые он провел на Капитолии в заложниках. Дядя мог говорить все что угодно, но Марк точно знал, что они потребовали этого только для того, чтобы папа не убил их тотчас же.

И, что, если бы папа пошел на штурм, сам дядя и перерезал бы ему горло с тем же скорбным выражением лица.

Взгляд скользил ниже – и скоро Марк нашел то, что искал.

…но я могу утверждать, что последний человек, который видел твоего мужа, – один из рабов Октавия, – видел его живым. Мы с Луцием Марцием Филиппом продолжаем поиски, если нам удасться что-нибудь выяснить, я сразу тебе сообщу.

Батя был жив.

Последний раз, когда его видели, батя был жив.

Это… Меняло все. Больше, чем все. Больше, чем Марк мог себе представить.

Ошеломление уступило место широченной улыбке:

– Мам, батя жив! – проорал он так громко, что, казалось, должно было быть слышно на другой стороне вулкана.

– Марк, пока еще ничего не понятно. С тех пор прошло больше месяца, – резонно заметила мама, но Марк ее уже не слышал.

Батя был жив – и больше ничего не имело значения.

[1] Отец Сципиона. Там странное что-то в этой семье, у отца и сына разные когномены.

[2] В эпикурейской философии, и, вероятно, в целом, то, что мы бы назвали реальностью называется просто космосом.

[3] На двери написано “Alexander Jensen”. Буквы j нет в классической латыни.

[4] Чем светлее папирус, тем он дороже. Белого в античности не было как класса.

[5] Gaspard Dubois. При транскрипции с французского на русский – Гаспар Дюбуа, дети читают по правилам латыни.

[6] Марк Юний Брут. Юния, жена Лепида и мать Марка-младшего, его сводная сестра. У них одна мать, но разные отцы.

Альбин (Альберт III)

Он не мог поступить по-другому.

Если бы у него была возможность вернуться в прошлое, в тот самый день – он сделал бы все точно так же. Наверное, эта мысль должна была приносить успокоение, но этого не происходило.

Влажный деревянный потолок над головой медленно покачивался в такт волнам. Рука, закинутая за голову, затекла и неприятно покалывала.

Дни, проведенные в каменном мешке, смазались в один, подобие суда едва отразилось в воспоминаниях – и сознание в полной мере вернулось только здесь и сейчас.

На очередном чертовом корабле, который вез его к конечной точке жизни. К каменоломням.

Пусть его греческий и был далек от совершенства, остаться совсем в неведении не вышло – и очевидное скоро стало подтвержденным. На каменоломнях долго не выживали, и поэтому туда отправляли только тех рабов, кто серьезно проштрафился.

Сперва ему хотелось, чтобы Франсуа – эта предательская морда, – лежал рядом на этих прогнивших влажных планках, ожидая отложенной, но неизбежной казни – но это быстро прошло. Молодой дурак, он просто испугался – и вряд ли даже понял, что сделал, пока не стало слишком поздно.

К тому же, судьбу гладиатора сложно было назвать куда более завидной.

– Я вот не пойму, – сказал Ал в воздух. Шепотом, но в обреченной тяжелой тишине его голос прозвучал как набат, – Зачем его вообще купили? Какой из него гладиатор?

– Ты о чем? – сразу оживился щуплый мужичок, который сидел рядом.

– Да я на рынок этот проклятый попал вместе с одним знакомым. Дурак-дураком, ничего не умеет, только мышцы демонстрировать. Думал, он там проторчит до старости, ан нет – купили его. В школу гладиаторов, – хмыкнул Ал.

Несмотря на усмешку, на душе было до невозможности мерзко.

– Он мускулистый, говоришь? – неожиданно переспросил собеседник.

Ал кивнул и добавил:

– Любимчик женщин. Толпами на него вешались.

– И ты не понимаешь, почему его купили? Ну ты как будто вчера родился! – хмыкнул собеседник. Ал нахмурился, но пояснения не заставили себя ждать, – Такие смазливые красавчики каждой школе нужны, привлекают женщин на бои. Чем больше народу, тем больше продаж и ставок. Насколько я знаю, такие, как он, очень дорого стоят, но еще быстрее отбиваются.

Ал приподнялся и покосился в сторону стражников, что подпирали дверь. Обычно они быстро пресекали любые разговоры, но сейчас мирно дремали, оперившись о косяк, не обращая на них никакого внимания.

Шальная мысль появилась в голове и тут же ушла, когда один из соседей перевернулся на бок и скрипнул цепью. Шансов на второй побег просто не было.

– Слушай, а ты как тут оказался? – собеседник не собирался прекращать разговор.

– Устроил побег с рынка, – хмыкнул Ал, – Почти всех распихал на корабль, но вот сам не успел. А ты откуда столько знаешь про школы гладиаторов?

Собеседник грустно усмехнулся:

– Работал в одной на кухне. Ну как, работал, – он пошевелил ногой. Раздался красноречивый звон цепи, – Вот точно так же. Гладиаторы устроили побег, я к ним присоединился. Мы сбежали, удрали из Италии, я уж думал все, привет свободная жизнь – и тут на нас напали пираты. А я даже меч держать не умею с правильной стороны. Ну и вот. Я тут.

– И как оно? – спросил Ал больше для того, чтобы заполнить чем-то тишину.

В чем-то его новый знакомый был прав. Если всю дорогу лежать в трюме и молча размышлять о своей судьбе – так и вздернуться можно от безнадеги. Разговор, – какой-никакой, – все равно отвлекал от мыслей.

Их разделили на группы уже в Бриндизи, который местные называли Брундизием – и Ал снова остался один. Его новый знакомый отправлялся в какое-то крупное хозяйство, в числе таких же “счастливчиков”. Для каторжников, как Ал, была уготована другая судьба.

Затяжной и отдаленной казни.

Чем ближе маячил призрак каменоломен, тем сильнее были шепотки вокруг. Мужики пугали друг друга – и Ала заодно, – тем, что там не выживают дольше года, а поток рабов-преступников вполне позволяет восполнить такую смертность.

На душе было невероятно мерзко – и голову словно заволакивало туманом.

Но он не мог тогда поступить иначе. И был готов встретиться с последствиями.

Или просто выдавал желаемое за действительное.

Дорога казалась бесконечной. Звон цепей, ясное небо без единой тучки, пекущее прямо в темечко солнце. И минимум разговоров. На них просто не оставалось сил – все они уходили только и исключительно на то, чтобы идти, не отставая от колонны.

Так прошло три дня. К тому моменту, как они достигли конечной точки, его растертые в кровь ноги нестерпимо болели с непривычки к таким нагрузкам – и всем, чего ему сейчас хотелось, было просто лечь и отрубиться.

Стражникам, однако, было совершенно наплевать на его желания. Конечно, они не тащились пешком – у них были лошади, да и на ночных стоянках они спали во вполне себе комфортных гостиницах, а не вповалку на полу.

Загнав за мощные деревянные ворота, их первым делом выстроили строем на подобии плаца, где не было ни следа тени. Десяток-два человек, не больше. Мужик со списком, весь вид которого кричал “как же я задолбался на этой работе”, меланхолично наблюдал за этим процессом, и, когда он закончился, пошел вдоль строя, задавая всем одни и те же вопросы и записывая ответы.

Когда очередь дошла до Ала, мужик рявкнул ему прямо в лицо:

– Имя?

– Альбин, – отозвался Ал. Начал прикидываться местным – так изволь продолжать до конца.

– Откуда?

– С Китеры.

– Преступление?

– Организация побега.

Больше надсмотрщика ничего не интересовало. Он сделал несколько надписей на глиняной табличке – и перешел к следующему несчастному.

Или не несчастному, с какой стороны посмотреть.

Пусть сама идея того, что один человек находится в собственности другого, как какая-то табуретка, и вызывала тошноту и омерзение, те, кто сейчас стоял рядом с Алом, были преступниками. Некоторые – даже настоящими, а не такими надуманными, как он сам. Убийцами, насильниками, грабителями. Легко было относиться с сочувствием к обычным рабам. К преступникам – гораздо сложнее.

Противоречивые чувства вступали в непримиримую схватку раз за разом – и Ал не знал, что и думать.

Когда перекличка была окончена, с них сняли кандалы и повели, так же строем, в продолговатое одноэтажное здание. Барак, где им всем предстояло жить весь остаток их враз ставшей недолгой жизни.

Надсмотрщикам, может быть, и было на них наплевать. Для надсмотрщиков они, может быть, и были на том же уровне, что для самого Ала робот-пылесос или посудомоечная машина, но даже им было ясно, что гнать их работать после такого перехода было бы бесполезно, и даже немного вредно.

Одна большая комната, штук на тридцать коек, напоминала казарму и пробуждала старые воспоминания, с одним только “но” – сейчас Ал был здесь не добровольно, и его соседями были матерые суровые типы, а не восемнадцатилетние сопляки.

Как только голова коснулась твердой поверхности, только по недоразумению называющейся кроватью, он тут же провалился в черноту беспокойного сна.

Шаги и громкие разговоры разбудили его не сразу. Сначала они проникли в странный, мрачный сон, затем – заменили его собой, и только потом Ал приоткрыл один глаз.

Пусть ему и казалось, что он настолько вымотан, что даже выстрелу из пушки над ухом будет не под силу его разбудить, с этой задачей прекрасно справились несколько рабов, вернувшихся с работ.

– Опять пополнение, – хохотнул незнакомый голос – и Ал разлепил второй глаз.

Ноги нещадно крутило.

– Что-то много на этот раз, – еще один голос. Хриплый, словно простуженный, и, в отличие от предыдущего, в нем не было ни тени веселья.

– Очередные неудачливые повстанцы, наверное, – отозвался третий голос – и Ал наконец-то нашел в себе силы как-то сесть, чем сразу же привлек к себе внимание.

Остальные собратья по несчастью, с которыми он шел от самого Бриндизи, спали беспробудным сном.

– Здорово, – обладатель хриплого голоса подошел к нему и протянул руку для знакомства, – Гален, – представился он. Остальные продолжали стоять несколько поодаль. Похоже, именно он был здесь главным.

– Альбин, очень приятно, – отозвался Ал и пожал протянутую руку.

Гален усмехнулся:

– Какой же ты Альбин, когда ты Руф[1]? – по рядам мужиков пронеслись смешки.

Хотя смысл предположительной шутки и полностью ускользнул от него, Ал тоже выдавил из себя натянутую улыбку. Гален обвел взглядом дремлющих на остальных койках свежеиспеченных рабов, и цокнул языком, мгновенно переключившись обратно на серьезный лад:

– Многовато вас что-то сегодня.

– Не знаю, – Ал пожал плечами, – А сколько не многовато? Я в такой заднице первый раз в жизни.

По бараку снова раздались смешки – и снова Ал их поддержал.

– Не больше пятерых. Ты еще попробуй наскреби столько рабов-преступников, которых хозяин на месте не убил, – пояснил Гален.

– Пятерых? – Ал подозрительно сощурился, – Мужики говорили, что у вас тут долго не живут. С такими темпами пополнения, – он отрицательно помотал головой, – У меня цифры не сходятся.

– Врут, – махнул рукой Гален, – Работа, конечно, тяжелая, церемониться с нами никто не церемонится, выхватить плетей – да на раз два, но вон Агрос, например, тут уже года три, – он кивнул в сторону кучерявого чернявого мужика, – И как видишь, вполне живой.

Ал нервно усмехнулся. Так себе перспектива, как ни крути.

– Так откуда вас столько? – не отступал Гален.

– Не знаю, – Ал пожал плечами снова, – Я их всех в первый раз увидел уже в Брундизии, а меня самого пираты на Китере схватили. Не успел спрятаться за стены.

– И сразу на каменоломни? – подозрительно прищурился Гален.

– Не, – Ал отрицательно помотал головой, – Со мной на рынок попали мои соседи. И… Короче, я устроил побег, они успели сбежать, а меня поймали – и сюда.

Легенда уже успела сформироваться в голове – и теперь он планировал ее придерживаться до самого конца. Каким бы этот конец ни оказался.

Выражение лица Галена тут же смягчилось, и он ободрительно похлопал Ала по плечу:

– То есть ты гражданин Китеры?

– Ага, – кивнул Ал, – Только кому до этого есть дело?

Легенда начинала обрастать подробностями. Главное было их все запомнить.

– Ладно, Альбин, не вешай нос, – сказал Гален, – Живы будем, не помрем. А дальше как пойдет.

Ал кивнул и попытался улыбнуться. Получилось не очень.

– Есть еще что-то, что мне следует знать? – спросил он.

Некоторые вещи нужно было выяснять сразу. Особенно – если ты оказался в неволе.

– Ага, – Гален кивнул, – Не нарывайся на Ликаона. Это надсмотрщик, у него послезавтра смена, я покажу, как он выглядит. Лучше вообще с ним не говори, он долбанутый на всю голову, – в подтверждение своих слов Гален стянул с себя тунику и продемонстрировал ему испещренную свежими ранами спину. Ал сглотнул и кивнул, – Если начнет докапываться и чего-то требовать – лучше делай.

– За что он тебя так?

– Сказал ему, чтобы он отвязался от Карикса, – Гален натянул тунику обратно и кивнул в сторону светловолосого мужика, явно старающегося не опираться на правую ногу, – Он себе блок на ногу пару недель назад уронил, сломал, наверное, что-то. До сих пор ходить толком не может, не то, что работать. Так, что еще… – Гален задумался, – Ну как обычно. Халтурить можно, но осторожно, иначе, – он указал большим пальцем себе за спину, – Лучше не просыпать, но, если все-таки проспишь, мы попробуем прикрыть. Еда – говно, но не отравишься.

Звучало не так плохо, как могло бы, но что делать дальше было категорически непонятно. Ясно было только одно – Ал ни при каких обстоятельствах не собирался сгнить здесь. Сама мысль об этом вызывала сначала волну отчаяния, а затем – бурный внутренний протест.

Тот незнакомый ему тип оказался прав – остальные мужики, которых привели вместе с ним, оказались бунтовщиками. Гладиаторами из школы в каком-то городе, название которого абсолютно ни о чем Алу не говорило. Окружающие совершенно не удивились такому повороту событий – и он заключил, что бунты рабов были здесь делом привычным.

Утро на каменоломнях начиналось на рассвете, с громкого звука горна. Ал не мог себе представить, насколько крепко нужно было спать для того, чтобы не услышать такую побудку – но некоторым из гладиаторов это удалось.

Им дали какое-то время на утренние процедуры, после чего строем, – как в армии, – погнали на завтрак. Насчет вкусовых качеств местной еды Гален ничуть не лукавил – Ал понял это с первой ложки. Не отрава, но ничего хуже он в жизни не ел. Зато сытно.

На еду им выделили не более получаса, а затем все тем же строем, под надзором, повели в карьер.

Античный прообраз тюрьмы, за одним исключением – суд, который привел его сюда сложно было назвать справедливым. Ему не дали слова. Не предоставили адвоката. Просто быстро подмахнули несколько бумаг – и засунули его сюда гнить навсегда.

Злость обжигала изнутри. То ли на самого себя, то ли на ситуацию, то ли на Франсуа. Злость искала выхода.

Но не находила его.

Работа оказалась каторжной. После первого же часа бездумного махания тяжелой киркой под палящим солнцем, все мышцы полностью задеревенели, но каждый раз, когда Ал пытался остановиться и присесть на камень рядом, надсмотрщик окрикивал его – и приходилось продолжать.

К концу второго часа Ал понял, что сейчас его настигнет инфаркт. Сердце колотилось как сумасшедшее, перед глазами плыли черные пятна, и одновременно с этим грудь словно сдавило плотным обручем.

Те мужики недооценили масштабы катастрофы, когда предполагали, что проживут на каменоломнях не больше недели. День – вот был предел Ала.

На плечо легла тяжелая рука, и он одернулся.

– Эй, Альбин, тебе передохнуть бы, – сквозь черные пятна он едва смог разглядеть хромого парня, про которого ему вчера рассказывал Гален. Как его там звали? Карикс, что ли?

– Не могу. Видишь, – Ал кивнул в сторону надсмотрщика, – Он за мной палит. Я скоро здесь сдохну…

– Не сдохнешь, – хохотнул Карикс и похлопал его по плечу, – Даже не надейся. Смотри, вон там, где камень грузят на тележки, есть выемка, – он ткнул пальцем куда-то в сторону.

Ал обернулся в означенном направлении. Слишком резко, потому что Карикс тут же его одернул:

– Да не крути ты так башкой. Короче, с его поста не видно, чего ты там делаешь. Мы всегда там прячемся.

И дело сразу пошло веселее. Совесть не позволяла ему прохлаждаться в защищенном от взора надсмотрщиков тенистом углу бесконечно, но с перерывами он уже не чувствовал себя так, как будто сейчас сдохнет.

Однако, все имело свою цену. На следующий день Ал проснулся под звуки горна – и понял, что не может встать с кровати. Любая попытка пошевелиться отдавалась дикой болью во всех мышцах – и он мог только лежать и тихо стонать.

– Уработался, – проснувшись, констатировал Гален.

Их койки были расположены рядом – и, сквозь беспокойный, прерывистый сон, ночью Ал слышал, как он кричал. Так и подмывало спросить его "почему" – но только до того момента, как Ал попробовал сесть – и боль ярко вспыхнула в голове, затмевая все мысли.

– Да успокойся ты, – Гален положил ладонь ему на плечо, – После первого дня почти все встать не могут. Давай лежи, я попробую достать чего-нибудь обезболивающего у охраны, хорошо?

– А построение? – спросил Ал.

Гален фыркнул:

– Вчера была показуха, чтобы вам, новеньким, внушить, что здесь вам не тут, не более того. Не веришь мне – пойди сам посмотри.

Пришлось поверить ему на слово – встать с койки Ал сейчас был неспособен. Делать было нечего – и, когда все ушли и в бараке повисла тишина, он провалился обратно в сон.

Желудок позаботился о том, чтобы он был недолгим, напомнив о себе спазмами и болью. Нужно было достать какой-нибудь еды, иначе очередного обострения не избежать. Ал аккуратно перевернулся на спину и попробовал сесть. Пусть мышцы и отозвались болью, на этот раз у него хотя бы вышло.

В бараке больше никого не было, но с улицы раздавались какие-то звуки, и чем больше он к ним прислушивался – тем отчетливее понимал, что что-то случилось.

Крики и шум никогда не значили ничего хорошего.

Кряхтя и матерясь себе под нос, он поднялся с койки и, придерживаясь за все предметы вокруг, поковылял к выходу. Деревянные мышцы ног слушались очень плохо и отзывались на каждое движение болью.

На улице, у двери барака, оперевшись о стену, стоял Карикс и расслабленно жевал какую-то травинку.

– Отлыниваешь? – спросил Ал.

– Ага, вроде того, – хохотнул тот в ответ.

– А что за шум? – Ал кивнул в сторону, с которой раздавались непонятные звуки.

– А, – Карикс махнул рукой, – Гален идиот. Хотел спереть что-то у охранников. Ну его за руку и поймали.

Ал немедленно насторожился:

– И?

– Вот, устроили показательную порку. Всех согнали, а я под шумок удрал.

Выматерившись про себя, Ал подхватил с земли палку. С дополнительной точкой опоры передвигаться стало не в пример легче.

Не успел он сделать и пару шагов в сторону звуков, как Карикс крикнул ему в спину:

– Эй, ты куда?

– Туда, – с нотками убийственной решительности в голосе, не оглядываясь, отозвался Ал, – Это из-за меня. Я должен все исправить.

Паззл сложился – и чувство вины быстро стало невыносимым.

– Чего? Ты дебил?! – воскликнул Карикс, – Хочешь на его место?!

Тишина стала ему ответом.

Продраться через толпу товарищей по несчатью оказалось сложнее, чем доковылять до импровизированной площади, со стороны которой раздавались звуки. С каждым шагом они становились все громче и громче – и для сомнений очень скоро не осталось никакого места.

Толпа рабов, затихнув на секунду, разразилась хохотом, а следом – громко охнула. Нахмурившись, Ал обвел окружающих тяжелым взглядом. Да что здесь вообще…

Именно этот вопрос он и задал Агросу, только его завидев.

– Гален сказал, что он римский гражданин и они не имеют права, – пояснил Агрос, – А потом послал Ликаона в жопу и пригрозил, что сгноит его, как только выберется отсюда. По-моему, он сошел с ума.

Пока остальные кровожадно улыбались, как какие-то гиены, на лице Агроса читалось беспокойство. Маленькое наблюдение – но оно отпечаталось в памяти надолго.

– А почему не имеют права? – нахмурившись еще сильнее, перепросил Ал.

Агрос ответил ему подозрительным взглядом:

– Ты вчера что, перегрелся до кучи? Гражданин Рима не может оказаться в рабстве. Никак. Невозможно. Если такое произойдет, столько голов полетит, что проще не связываться.

Спереди раздался звук удара чем-то тяжелым об кожу – и сдавленный, но все равно громкий стон. Мгновенно позабыв об Але, Агрос вытянул шею, пытаясь разглядеть, что произошло.

– Они же его убьют… Идиот… – пробормотал Агрос себе под нос, – Весь план... – вздрогнув, он осекся и оглянулся на Ала, только добавляя смутных подозрений в копилку.

Но времени на размышления сейчас не было – и, задвинув подозрения подальше, Ал пошел дальше.

Когда он, наконец-то, смог увидеть что-то кроме потных вонючих спин, Галена как раз обдали водой, приводя в сознание. Вся его спина представляла собой жуткое кровавое зрелище, один взгляд на которое отзывался фантомной болью.

Это нужно было остановить.

– Стойте! – сделав пару шагов вперед, крикнул Ал настолько громко, насколько смог – и все взгляды тут же оказались прикованы к нему, – Это я его попросил. Он не виноват.

Сзади раздался неопределенный гул, незнакомый надсмотрщик, держащий в руках плеть, кровожадно ухмыльнулся – и всю решительность как рукой сняло.

Изучающий взгляд надсмотрщика грозил прожечь в нем дыру, а затем… Тот махнул рукой и сказал:

– Чего уставились? Расходимся, представление окончено. Рыжий, радуйся, что я сегодня добрый, – кровожадная ухмылка сменилась веселой в мгновение ока, – А с тобой, Гален, я потом закончу.

Было в последней фразе что-то настолько зловещее, что оцепенение на мгновение отпустило, и Ал смог выдавить:

– Но я же… Это же я виноват.

– В чем? – надсмотрщик повернулся к нему, недоуменно вздернув брови, – Ты меня в жопу не посылал. Или я чего-то не знаю?

Ал отступил на шаг назад. Дар речи снова покинул его.

Надсмотрщик быстро утратил к нему всякий интерес, но выдохнуть спокойно вышло только тогда, когда он пропал из поля зрения. Толпа за спиной медленно рассасывалась. Несколько человек выделились из нее и пошли в противоположном направлении. Не к баракам, а к Галену, который до сих пор валялся на животе на скамье.

– Слушай, у него точно к тебе что-то личное, – довольно громко сказал один из рабов, поравнявшись с ним.

В ответ Гален смерил его обреченным взглядом и уронил голову обратно на деревянную поверхность.

– Fututus sum[2], – тяжело выдохнул он, – Fortasse, e proprio sensu[3].

Мучимый вопросами, Ал поковылял к ним.

– Не думаю, что личное, – покачал головой второй раб, и Ал тут же узнал в нем Агроса, – Он новенький, месяц как тут. Такие всегда самые злобные. От хорошей жизни сюда на работу не нанимаются. Привыкнет к мысли – и успокоится.

– А кто это был? – спросил Ал.

Агрос обернулся:

– Ты имеешь ввиду… – и красноречиво махнул головой в направлении, в котором скрылся надсмотрщик. Ал кивнул, – Ликаон.

– А кто он такой вообще? – попытался распутаться Ал.

Что-то во всей этой ситуации сильно не сходилось, но он никак не мог взять в толк что.

– Да Харон его знает, – Агрос пожал плечами, – Говорят, сам бывший раб, чей-то вольноотпущенник.

Лицо Ала вытянулось:

– Подожди, но тогда же он должен… Не знаю. Понимать, каково это? Чего он…

Агрос подозрительно прищурился:

– Альбин, ты сейчас серьезно? Как ты до своих лет дожил-то такой наивный?

Ал не нашелся что ответить, и теперь просто таращился на него квадратными глазами, не в силах принять происходящее на веру.

Второй, незнакомый раб, тем временем, подошел к Галену и потряс его за израненное плечо. Стоило Галену зашипеть, он тут же отдернул руку. Уперевшись ладонями в скамью, Гален кое-как отжался от нее и, с очередным тихим стоном, сел.

– Слушай, а ты чего говорил, что ты римский гражданин? Они же тебя могли за это на месте забить, и были бы правы, – сказал раб, заставляя лицо Ала вытянуться еще сильнее.

Убить человека за вранье[4]? Да что здесь вообще за законы такие?!

Гален заметно вздрогнул:

– Я говорил?

– Ну да, – кивнул раб.

– Не знаю. Не помню. Все как в тумане, – скороговоркой выпалил Гален и помотал головой.

– Так, ладно, давай, хватайся за меня. Пойдем, – резюмировал Агрос и протянул ему руку.

Когда Гален кое-как встал, второй раб подхватил его под другую, и вдвоем они без проблем дотащили его до бараков, разве что несколько раз осадив дернувшегося помочь Ала.

Карикс все так же стоял у двери и, расслабленно улыбаясь, перекатывал травинку из одного угла рта в другой. Стоило им приблизиться, его взгляд скользнул по ним – и улыбка превратилась в оскал. Ала передернуло, но сил удивляться больше не осталось.