Текст книги "Альтернативная анатомия (СИ)"
Автор книги: Шеол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Я настороженно прильнула ухом к дверной щели, думая, что не хватало еще быть спаленной в этой позе американского разведчика. Там сначала вообще ни слова было не разобрать, а потом я начала улавливать за шагами, звоном медицинских инструментов и обрывки отдельных фраз:
– …помер, говорят, прям во время секса, счастливчик. А вот девчонке той не позавидуешь, – это вздохнул гениальный студент.
Ден что-то мрачное пробормотал в ответ, лениво скрипнула койка.
– Сейчас, подожди.
Дверь неожиданно распахнулась и я буквально ввалилась внутрь. Еще буквальней – на руки к Громову.
– Подслушиваем, значит, – биолог осуждающе нахмурил брови.
Ладно, второй раз за день это не могло пройти удачно.
– У неё на тебя чуйка, – радостно констатировал студентик, разрешая внутренние противоречия Дениса, который, непонятно было, чему больше удивлён: тому, что я подслушиваю, или тому, что я вообще здесь.
– Зачем ты пришла, Мирослава?
– Мне нужно было поговорить. И я вообще-то беспокоилась о тебе, мало ли что могло случиться. Разгуливаешь тут с дырочкой в боку, на звонки не отвечаешь.
Я прямо хотела сказать что-то ещё, но осеклась на середине фразы. В голову нечаянно пришла мысль не из радостных: да кто я такая, чтобы говорить ему всё это. Обязан он передо мной отчитываться, что ли… Наверняка ведь только под ногами досадно путаюсь. Но Громов ничего не сказал, забрал с врачебного стола ключи от машины и вышел вслед да мной, только в дверях обернулся.
– Сообщишь мне, когда он придет в себя?
– Ну конечно, – доктор понимающе кивнул.
Громов был мрачен, как черт, и всю дорогу я не решалась выкашлять из себя хоть слово, а когда она кончилась, выяснилось, что машину он подогнал к моему дому.
Деликатнейший намёк.
Я чуть наклонилась вперед, стараясь, чтоб волосы закрыли лицо, и он не видел.
– По школе слухи поползли…
– Знаю, слышал.
– Ничего хорошего в этом, да?
– И в том, чтобы прогуливать уроки – тоже.
Вот же.
– Послушай, мне правда неловко, что всё так вышло. Не хочется на глазах превращаться в параноидальную шизофреничку, но… я же волнуюсь.
– Волнуется она, – биолог раздраженно цокнул языком и вышел из машины, так что и мне пришлось выскакивать следом. – Тебе мало было несколько недель сидеть с гипсом?! Мирослава, ну совсем дуреть-то не надо, я же сказал, тебе не место в…
С гипсом?
Я даже заяву в тот раз катать не стала, потому что кому сдалось отлавливать этих ебучих лихачей, которых наверняка в ментовке ещё и крышуют. Так значит, дела обстоят гораздо хуже.
– Громов, – я беспардонно прервала его дурную тираду, дёрнув за рукав. – Ответь мне честно. Ты когда-нибудь… ну… убивал людей?
– Откуда вдруг такие вопросы? – он среагировал так болезненно, сначала удивлённо, а потом всё больше мрачно. Действительно, откуда вдруг такие вопросы, которые не стоит даже задавать.
– Чего тебе стоит ответить «нет»? – я уставилась вниз, на носки балеток, чувствуя, что у меня сейчас очень шумит в ушах. Я думала, что готова буду к любому ответу, а оказалось, не готова совсем.
– Да потому что не «нет», – вымученно вздохнул Денис, будто я нож ему к горлу приставила. – И это далеко не худшее, не ужаснейшее из всех зол. И ты можешь… можешь не быть дополнением к моим проблемам?
Громову надо работать инквизитором. Моральным насильником особой жестокости. Как поразительно умело он делает больно одними только словами. Всего за минуту и надежду на светлое и безоблачное отнял, и нахуй послал. Но я, на удивление, всё ещё стою на ногах.
И он – тоже. И мы никуда не падаем. Хотя мне очень сильно кажется, что падаем.
– Ну и пожалуйста, Громов, ну и на здоровье, – кивнула я, разрываясь между желаниями здорово ему врезать и поцеловать.
Побила все рекорды в итоге, оставив разномастных истеричек мира далеко позади, даже самых распоследних. Сначала влепила ему смачную пощёчину, так что самой аж больно стало, а потом притянула за ворот рубашки и прижалась к губам. Около пяти секунд горячего безумия – и я уже опомнилась от того, что творю.
– Мудак! – сообщила негодующе и шибанула подъездной дверью.
========== 16. Труп и булочка с корицей ==========
Я думала, что ключ вел себя в замочной скважине, как мудак, оттого что я его от нервов как-то неправильно туда сунула. Оказалось, дома просто кто-то уже был.
Запах мужского парфюма и грязные тарелки на кухне безошибочно выдали блудного папку. Я заглянула к нему в комнату, повиснув на дверной ручке, жалобно скрипнувшей от такого сурового испытания.
– Папка, – со вздохом констатировала я, – ты сегодня рано.
Он сидел на кровати с ноутбуком в обнимку и хомячил целиковый батон колбасы без зазрения совести и с преогромным аппетитом.
– Здоровеньки, дочерь! – лучезарно улыбнулся отец, приветливо помахивая провиантом.
– Разговор есть, – я просочилась внутрь, прикрывая за собой дверь, и присела рядом на цветастое вышитое одеяло. – Я связалась с одним человеком и… Думаю, я хочу быть с ним. Проблема только в том, что мне кажется, душа у него добрая, а вот факты говорят совсем обратное. Он, оказывается, жуткие вещи делает, страшные. И ещё… он на одиннадцать лет меня старше.
– Что-о?! – отец аж ноутбук выронил.
Ах, то есть новость о противозаконных делах его не так взбудоражила, как наша возрастная разница? А-то ещё удивляюсь, что я такая ебанутая.
– Да-а, пап, ему уже почти тридцать. А сегодня он меня вообще отшил, но это уже дело десятое. Просто сам боится меня близко подпускать из-за своих проблем. Мне очень нужен совет, – я доверительно ткнулась лбом отцу в плечо. – Пап, что делать, подскажи?
– Иди сюда, горемычная ты моя. Я, конечно, как примерный родитель, должен сказать «держись от него подальше». А лично от себя все же кое-что добавлю. То, что у человека прошлое не самое хорошее – это ещё не приговор. Если уж тебе кажется, что человек хороший, не надо ставить на нем крест. Только будь осторожна. Ну а если кто-то обидит, сразу говори мне.
Папка притянул меня к себе, замочаливая, и задушевно пригладил по голове. Как-то сразу стало спокойней.
Кто-то будильник ненавидел, а меня вот этот пидорас пугал. Может, потому что на звонке сирена «тревоги» стояла. А тревога была та ещё: тащиться в школку в несусветную, нечеловеческую рань, или вот как сегодня, скорбно выстроиться на посещение специальное престранного мероприятия, все той же школкой вероломно организованного.
Вчера я мучительно пыталась найти ответы на свои многочисленные вопросы, но гугл, так верно помогавший мне даже в самые отчаянные минуты жизни, на этот раз дал непростительную осечку. Я силилась нарыть что-то на упомянутую в больнице «Салвинию», но тырнет выдал мне только описание какой-то гадской водоросли. А точнее, плавающего папоротника, корнями уходящего глубоко под воду.
Вот же биологи хреновы, и сюда ботанику приплели. Нет, мне определённо стоило больше внимания уделять этой дисциплине.
И теперь вот судьба, решив взять бычка за самые рожки, тут же предоставила мне удивительную возможность.
Надпись на крыльце с чёрной железной дверью гласила: «Городской морг No4». У нас давно ещё была запланирована классная экскурсия в сие весьма экзотическое для этих целей место. Директриса просто от природы была крайне активной женщиной и яро считала, что будущие врачи, надежда отечественной медицины, должны были сразу, не отходя от кассы, осваивать типичные докторские примочки: привыкать к трупам, писать неразборчивым почерком и оставлять за плечами все человеческое сочувствие к несчастным больным. Короче, психику нам ломали целенаправленно и заранее. Не удивлюсь, если под конец года вообще всем классом на кладбище пойдём. Не как посетители, так на вечное поселение.
Я и в группу, на беду, угодила к этому биологу, а не к химичке. Ещё б вчера обрадовалась, но сейчас понимаю, что нужно побыть какое-то время вдали от этого любителя папоротников. А то оно как-то уж совсем неловко получается.
Он чеканно вышагивал перед той самой железной дверью, как какой-нибудь вертухай, и давал последние напутствия.
– Трупы не фотографировать, руками не мацать, пальцы в ноздри им не совать, слушать команды врачей. Напоминаю, что посещение добровольное, те, кто вчера не отдал отказы от родителей, может сделать это сегодня и бодрой походкой отправляться домой. Остальные – милости прошу получить практические знания по модулю «анатомия».
Те, кто облажался с записками от родителей, могли отвертеться от посещения «режимного заведения» очень просто. Достаточно было при виде первого же хладного тела изобразить слабость в ногах и картинно бухнуться наземь. Обычно это помогало, и полуобморочного старшеклассника-таки отпускали домой, но в этот раз компания собралась немногочисленная, зато воодушевленная. И картинно бухаться наземь от их энтузиазма обещали уже местные врачи.
Кристюха, вон, вообще на седьмом небе была от счастья, ибо уже с седьмого класса профессию патологоанатома себе прочила.
– А что, работенка не пыльная, пациенты не привередливые, платят неплохо, – она деловито одёргивала подол синей замшевой юбки, стоя в приемном коридорчике мрачного заведения.
– Это называется, дети мои, меркантильный подход. В медицину надо идти, чтобы людям помогать, – невесть откуда блистательно материализовался – ох ты ж мать! – тот самый гениальный студент, что биолога штопал. – Всем добрый день, – он одарил нас характерной счастливой лыбой. – Меня зовут Вик Аверич, я прохожу здесь практику и сегодня буду выступать в должности вашего экскурсовода. Для страждущих скажу сразу: морозилка с телами у нас запланирована на конец, для самых стойких. Для всего остального наше начальство уже приготовило специальные манекены. Вот этого, например, зовут Максим, не бойтесь, он искусственный, ему даже пальцы в ноздри засунуть можно, – Вик, сияя, тут же выполнил озвученное.
Сзади послышался характерный звук, будто ладонью по лбу хлопнули. Я мельком обернулась, вон, Громов сокрушается. Все его напутствия прахом пошли.
– Вам жалко бедного Максика? – мелодично пропела Козлова низким голосом, плавно придвигаясь к горе-биологу.
Ее подозрения на Громова все же пали. Дашка – баба неглупая. Но чтоб она его ещё и таким гадским способом прощупывать надумала? Бесстыдство какое-то, бестолковость. И ведь двух зайцев одним махом!
А этот придурок ещё и уши развесил, радостный. Он ещё и вопросы каверзные по ходу задавал с условием, мол, кто на больше ответит, тому пятюню в журнал.
– Кто скажет, что такое гликоген? – вопросил биолог, с умным видом перелистывая свой блокнотик.
– М-м… – томно протянула Даха, расправляя плечи, – что-то мне подсказывает, что это гормон передней доли гипофиза.
– Правильно, Козлова, – очаровательно улыбнулся Громов.
Что? «Правильно, Козлова?» Это уж какая-то альтернативная анатомия получается.
– А разве ж гликоген это не полимер глюкозы, не? – я кашлянула в кулак, но этот деликатный вопрос так и отсталая без внимания, так как Громов был, очевиднейшие, слишком занят кое-чем.. кхм… другим.
Заигнорил меня, подлюка! Как низко!
Пока Вик вдохновенно рассказывал, как правильно резать трупы, чтоб ничего лишнего не повредилось, я гневно дёрнула ручку двери «вход только для персонала», и она на удивление поддалась.
Я горестно ела булочку с корицей на скамейке в коридоре напротив свежеприбывшего пациента, отличавшегося, как и все здешние, крайней неразговорчивостью. Оттого он был, кстати, прекрасным слушателем.
– Понимаете, Александр Иннокентич, дела сердечные идут у меня неважно. Биолог этот ваш, однако, какой-то мудак, – вздыхала я с набитым ртом.
Александр Иннокентич Раца понимающе молчал.
– Конечно, куда мне до таинственной высокомерной Дахи. Простая – все как на ладони.
– Ты что тут делаешь? – от голоса Дениса я аж вздрогнула, и не мудрено, здесь все такие тихие.
– Вы посмотрите, кто пришёл, – ядовито зашипела, кидая в его сторону умерщвляющие взгляды.
– Возвращайся к классу, – он момент не просек и преспокойно приземлился рядышком.
– Не могу. Не могу я смотреть на, то как вы там милуетесь с этой Козловой, – как унизительно-то. – Это оказалось гораздо больнее, чем я думала. Давайте, я уйду домой, а вы скажете там, что мне поплохело, а?
– Погоди-ка, погоди-ка, – Громов придвинулся ближе и за подбородок меня цапнул, – ты что, плачешь?
– Ничего не плачу, – выдралась я.
Но это была неправда.
На мою многострадальную булочку и впрямь капали слезы со щёк. И она оттого из сладкой превращалась в соленую.
– Эй, ну ты чего это? – выдраться-то удалось, но Громов придвинулся ещё ближе, оттесняя меня совсем в угол.
– Сашку жалко.
– Какого ещё Сашку?
– Ну, Александра Иннокентича, – пояснила я, кивая на вышеупомянутого.
– Ох ты гос-спади, – биолога аж передёрнуло, – я смотрю, вы прям поладили.
– Он хотя бы с одноклассницами моими не флиртует, – я отодвинулась уже на самый край, чуть было не упав на рифленый кафель
– Я вчера признался тебе, что профессионально убиваю людей, а ты переживаешь из-за какого-то флирта с одноклассницами. Неадекватная.
– Да, – решительно согласилась я, но на его дальнейшие попытки придвинуться ближе среагировала болезненно.
Вскочила с места и быстрым шагом под настойчивые требования остановится направилась дальше по коридору и заскочила в первую попавшуюся дверь за углом. Беда только, что и Громов следом за мной зашел, зажал к стене, так что и не выкрутишься.
– Ну постой, Мирослава, ну чего ты такая дурная, успокойся, пожалуйста, – ткнулся носом мне в лоб и легонько чмокнул.
– Денис… – порывисто вздохнула я, – не лучшее место.
– Ну здрасьте.
– Выбрали момент, – фыркнула Козлова.
– Эх, любимые бранятся – только тешатся, – добродушно вздохнул Вик.
А мы были в конечном пункте сегодняшней экскурсии. В морозилке для трупов. Под любопытными взглядами одноклассников.
– Неловко, – кашлянула я, – неловко получилось.
========== 17. Совершенно мёртвенькие! ==========
– И правда что! – я деликатным, но уверенным тычком биологу в грудь заставила его отстраниться. – Как можно в морге-то так беспощадно попирать биологию! Набила я шишку и говорю: холодное надо приложить, а он все: рассосётся, рассосётся.
Я едва закончила свою сумбурную тираду, как заметила с десяток острых игл – взглядов, устремлённых в нашу сторону. В них идеально читалось, какая я распоследняя грешница, и что невинную практически душу ко греху свела, и что вот они-то – они-то почти святые, потому что не крутят шашни с учителями в выпускном классе. В этот момент одноклассники напоминали больше моих родителей, которые с завидным упорством все норовили дьявола какого-нибудь из меня изгнать. Что ж, чудно.
– Как так вышло? Ну, с шишкой, – Вик неопределённо махнул рукой, больше, наверное, стараясь развеять присущую для чего места тишину, чем правда интересуясь всем этим делом.
– Страсть, как боюсь я этих трупов! – на помощь пришлось призывать весь свой практически стопроцентно отсутствующий актерский талант. Выходило эпатажно, но ни капельки не правдоподобно. – А ну как он встанет и на меня – шасть! Шла я в коридоре, а там Сашка лежит, ну, то есть, Александр Иннокентич. Совершенно мертвенький! Меня так ужас обуял, что я вписалась лбом прямо в угол, и теперь – вот…
Взгляды с осуждающих переменились на любопытствующие и местами явно подозрительные.
Не верят, значит. Ещё бы, какой идиот поверит в эту нездоровую чушь? Но болезненное напряжение было снято.
Мне почему-то очень хотелось закрыться, спрятаться от этих взглядов-спиц где-нибудь, лучше всего, за спиной у Громова, и он, как будто по наитию, действительно встал так, что частично закрыл меня собой. Ну и… ткнуться носом ему между лопаток было бы совсем добивающим, но мысль такая все равно возникла, свернулась клубочком где-то в сердце и добавила безысходности положению.
– А был у нас, между прочим, такой случай, – шутливо заметил Вик, – оперативники привезли ночью труп бабуськи, а мест свободных не было, так они её к стулу и привязали, сдюжили, а на утро уборщица пришла, увидела, значит, это чудо и в обморок – хлоп! Так её вместо бабуськи на вскрытие и увезли. На стол разложили, инструменты приготовили, а она возьми да глаза открой и ка-а-ак сядет с замогильными воплями. Там все чуть не поседели, один даже в больницу с сердечным приступом едва не загремел. Поэтому в таких делах осторожней надо быть, дети мои, – он перешёл обратно на наставительный тон и, как ни в чем не бывало, продолжил лекцию о вспомогательности судмедэкспертизы во всяческих расследованиях, в медицине и вообще по жизни так, от души.
Гениальный студент завершил свою многопознавательную экскурсию словами о том, что морг – это дело хорошее, бояться тут нечего и вообще, все там будем. После окончания мероприятия в хладной обители «совершенно мертвеньких» остались только Вик, потому что у него были ещё дела, Громов, потому что хотел с ним поговорить, и я, потому что хотела Громова. Вид сделала, будто забыла чего-то, а потом тихонько в дверной проем наблюдала, как Денисова дырка в боку подвергается тщательному осмотру. Оно и понятно, он все ещё по-тихому страдашился от раны, и было немудрено, когда на лице его изредка вспыхивала странная болезненная хмурость. Это заставляло изводиться прямо, жутко злиться на себя от осознания, что вот этот растрёпанный несчастный недо-учитель биологи так меня заботит и что помочь мне нечем. Я вся превращалась в маленькую злую беспомощность, и от этого было тошно.
– Мирослава, будь другом, зайди внутрь, а то этот красавец вертится все время на дверь, сил нет работать, – как ни в чем не бывало обратился Вик.
– Только не думай, что я тебя преследую, а то ещё шарахаться начнёшь, как от яндерички. Впрочем, если хочешь, я снова начну прогуливать твои уроки.
– Не аттестую, – коротко, но весомо пригрозил Громов страшным голосом, и мне показалось, будь он не в положении раненого вепря сейчас, с удовольствием треснул бы мне по лбу.
– Нравится, как он преподаёт? Эт я даю ему уроки биологии, – с гордостью сообщил Вик.
Ах во-от откуда он понабрался столь избирательно точных знаний, нашёл себе, значит, экспресс-репетитора. Я вздохнула.
– Нравится. Пройдёмся?
Вообще, я хотела поговорить, но едва вышли на улицу и ветер встрепал волосы, сразу как-то все забылось, а то, что вспомнилось, показалось неловким.
Мы стояли друг напротив друга, и это было как-то бестолково.
– Денис, – начала я, напряжённо раздумывая, прибавить ли отчество и приведёт ли его в восторг, если я все-таки восстановлю этот барьер между нами.
Пытаясь понять, подняла на него глаза и – зря. Вот этот вот усталый взгляд, и добрый, и подавленный одновременно, меня просто добил. Так, как будто у него было много того, о чем бы он хотел рассказать, но не мог. Так, будто хотел одновременно оттолкнуть и крепко прижать к себе.
– Грустно, – резюмировала я, – и хочется на ручки… – и тут же почувствовала, как меня отрывает от земли, что заставило нешуточно паникнуть. – Ай, Громов, ну не в буквальном смысле! Хотя в буквальном, но не настолько! Ты ж так опять в больницу загремишь, голова дурная.
Денис усадил меня на бортик цветочной клумбы, пригладил. Сделал вид, что не заметил, как задыхаюсь.
– Хочешь сказать, что твой отъявленный грубейший флирт с Дахой – это ничего.
Интересно, я вообще в том положении, чтобы закатывать ему сцены ревности? Неловко. Неловко, но очень тепло.
– Это для дела нужно, – с непробиваемой и совершенно бесстыдной физиономией ответствовал Громов. – Такой уж и грубейший?
– Она тебя видит, как облупленного. И вообще, эта деваха не простая, с ней по-другому надо. Хочешь подобраться поближе – держись подальше, вот что. Стоп! – неожиданно взвыла я, лихорадочно хлопая себя по бокам.
– Что? – Громов аж не на шутку перепугался, от такой эмоциональности.
– Сумку забыла! – досадливо объяснила я, прямо дивясь своей «удачливости». – У Сашки забыла сумку. Если постоишь здесь, я очень быстро вернусь, ладушки?
Я почему-то надеялась, что он постоит, хотя ему это было совершенно не нужно. Будь я им, использовала бы, наверное, шанс, чтоб смыться.
Сумка действительно все ещё лежала напротив Сашки, и действительно, кто ж её тронет, тут все не особо-то активные. Ну, разве что окромя пары тройки уборщиц, которые несмотря на возраст, чудом из обслуживающего персонала не превратились в обслуживаемый, ну и жизнерадостного Вика, задушевно играющего в телефон.
– Отлыниваешь? – я отскочила, чудом избежав столкновения лоб в лоб, потому что оба перед собой не смотрели.
– Да и дел особо нет, – как-то даже печально протянул он. – Нынче все спокойно. В былые времена и Денис клиентиков поставлял, было повеселее.
– Денис? – топорно, прямо в лоб переспросила я, волоча за собой сумку по полу и нисколько об этом не беспокоясь.
– Ну да, – студентик спокойно пожал плечами, – надо ж их, бездыханных, прятать где-то после выполнения заказа. Где ж ещё трупы прятать, кроме как не в морге.
– В смысле, Денис, морг, прятать трупы? – я остановилась, выкашливая слова одно за другим, от испуга даже не в силах связать их во внятное предложение.
– Есть профессия такая, – мягко заметил Вик, перекладывая на ходу какие-то бумажки, – людей убивать.
– Ясно, – обронила прибито и изумлённо куда-то в пол.
Коридор как будто искривился, поплыли, мигая, длинные уродливые лампы вдоль потолка, потемнела и смазалась без того облезшая настенная штукатурка. В целом эффект был такой, будто меня бутылкой по голове приложили.
Потому что я думала, что кто угодно, но не вот этот добродушный легкомысленный и тёплый мужик.
Потому что думала, что один два, но никак не несколько десятков.
Потому что думать по-нормальному меня отродясь никто не учил!
Выходила я через черный ход, несколько шатаясь, как пришибленная.
========== 18. Звонки в тёмное время суток ==========
Комментарий к 18. Звонки в тёмное время суток
Немножк апдейтед
Простояв с полчаса в лёгкой куртке на холодном ветру, но прекрасной дамы так и не дождавшись, Громов от безысходности направился обратно в мрачное здание морга. Хиловатого вида охранник на входе, увлечённый серой газеткой с экстравагантным названием «Светские сплетни» даже взглядом посетителя не удостоил. Коридоры в вечерний час мрачнели и пустовали. Вик вполне ожидаемо обнаружился в кабинете суд-мед эксперта: дремал, нагло устроившись в чужом кресле, и все также сжимая в руках мобильник. Будить его Денис не стал, лишь аккуратно коснулся кнопки блокировки смартфона, чтобы экран с тихим щелчком погас. В морге, как и положено, стояла холодная угнетающая тишина, только сквозняк из старых окон гулял по коридорам, слегка поскрипывая дверьми и создавая тем самым эффект дешевого фильма ужасов.
Недо-биологу чертовски тоскливо было глядеть на затянутое мрачными тучами небо в безмолвном обществе спящего Вика. Дурёха Мирослава сбежала, как шальная невеста из-под венца, забрав с собой и крохи того потрясающего тепла, которым дышат обычно семейные чаепития в вечернем часу и тихие осенние прогулки. Громов сокрушенно вздохнул, прислонившись лбом к грязному оконному стеклу, со временем посеревшему. Возможно, смутил ненароком, или же Барковская просто разговорилась с Виком и о какой-нибудь ерунде и забыла по легкомысленности. О чем думать не хотелось, так это о том, что она боится. Обижается, издевается, что угодно, но черт возьми.
Денис отпрянул от окна, сделал несколько шагов назад и замер, спрятав замерзшие пальцы в карманах. Нет, все вроде правильно. Все, кроме этого изматывающего одиночества и давящей печали. Последний год почти удавалось не тонуть в боли совсем, загнать её внутрь как можно глубже и не думать о лишнем. Не думать. Появившаяся надежда угасла, как и должна была, пусть и так некрасиво. Хорошо, что Мирослава узнала наконец разницу между образом Пономарёва и той личностью, что за ним. Какая-то глупая и неуместная надежда. Нет, всё отлично.
Громов окинул спящего Вика равнодушным взглядом, а затем, почему-то попрощавшись, поспешно покинул кабинет. Ох и достанется же студенту, если его кто заметит в неположенном месте, но говорить сейчас ни с кем не хотелось. Как-нибудь обойдётся.
Словно назло именно в этот момент назойливой мелодией разразился мобильник. Громов специально на звонок ставил такую, чтобы нельзя было подолгу игнорировать важные, но неприятные вызовы. У звонившего на заднем плане заливисто хохотали какие-то девицы, разливалась приятная музыка, и Денис будто сквозь трубку почувствовал тяжёлый выдох табачным дымом. И сразу догадался, кто это.
– Василиск? – невольно вырвалась невесёлая усмешка напополам со вздохом.
– Фи, как грубо, молодой человек, и даже без приветствия, – судя по голосу, женщина на той стороне ничуть не обиделась. – Видеть тебя хочу для разговора не телефонного.
– Что-то ещё случилось? – Громов с хмурым лицом сел в машину и устало сполз вниз по сидению.
– Разве что-то должно случиться, чтобы мне захотелось поболтать с другом, которого я давно не видела?
– Ясно. Сейчас подъеду.
Денис сбросил звонок и повернул ключ зажигания. Мало кто мог прослушивать его приватные разговоры, и шифрование от этих избранных, мягко говоря, Громова настораживало.
Через двадцать минут он был уже на месте. За это время уже заметно стемнело, и повсюду зажглись рекламные вывески, загорелись вычурные неоновые огни, заставляя нервно щуриться от всей этой чрезмерной раздражающей яркости. Громов явился на порог уже порядком вымокшим: мелкий дождик неожиданно обратился ливнем, зонта с собой не нашлось, и нескольких метров от машины до главного входа хватило, чтобы выглядеть, будто из ведра водой окатили.
– Здравствуйте! – К Громову подбежала рыжая девушка в строгом официальном костюме. – Наш клуб является закрытым, являетесь ли вы его членом?
От обилия яркого освещения у Дениса начало резать глаза.
– Я к Василиск… Василисе.
– Она вас ждёт? – девушка искренне удивилась, растерянно захлопав длинными ресницами.
– Да.
– Секундочку…
Рыжая убежала вглубь здания по коридору и скрылась в дверном проёме. Двое массивных шкафоподобных охранников-мордоворота тем временем вперились в нежданного гостя подозрительными взглядами. Громову жуть как горело сказать им не пялиться так, будто у них сейчас глаза выпадут, но для подобного места это звучало бы дерзковато, а он, как назло, явился с совершенно пустыми руками. К счастью, девушка вернулась довольно быстро, своей дежурной улыбкой хоть немного сбивая накал страстей.
– Проходите.
Василиса была красивой броской женщиной чуть за сорок, с хитрющими глазами, густо накрашенными. Она едва заметно усмехнулась и жестом пригласила гостя сесть в массивное кожаное кресло напротив. Едва посторонние ретировались, любезно приглушив перед уходом освещение, показной самоуверенности поубавилось. И только Василиса открыла рот, чтобы что-то сказать, как Денис перебил её.
– Позвольте заметить, вы все ещё хороши так, будто вам вчера исполнилось восемнадцать.
– О, перестань, Ромео, – она кокетливо отмахнулась, откидываясь на спинку. – Льстец. От таких комплиментов чувствую себя ужасно старой. Да и сегодня ты уже успел назвать меня Василиском. Ничто в этом мире не способно научить тебя понимать сердце девушки, ни желание, ни даже время.
– И всё же, – Громов демонстративно кашлянул в кулак, выдав своё смущение. – Что случилось?
– Слушай меня внимательно, Ромео. Одна девочка, замешанная в смерти владельца, пожаловалась мне на муки совести. На убийство был заказ. Кто заказчик, она не знает, чей-то агент приходил.
– Они совсем, что ли, страх потеряли? – Денис возмущённо хлопнул по столу, да так, что в соседних комнатах люди подскочили. – Уже и на законы плевать?
– Клуб неприкасаем, да, – вздохнула женщина. – Но сильным мира сего закон – не преграда. Однако больше меня смущают некоторые расхождения…
На улицу Громов выходил в чрезвычайно дурном расположении духа. Сев обратно в машину и затребовав с неё тепло, он задушевно обнялся с рулем, чувствуя себя донельзя измученным, словно все силы выжали.
Город все плотнее кутало одеялом вечерней мглы, а здание, словно стараясь перебороть её, все бесстыднее играло неоновыми огнями. Людей вокруг становилось с каждой минутой больше, а потому Денис рассудительно решил, что ловить здесь больше нечего и пора бы возвращаться домой. И думалось ему совершенно не о чужих преступлениях.
***
До дома я добралась, вся задушенная в мрачных противных мыслях. Квартира вроде бы была прежней: небольшой дежурный бардак, запах вчерашних бутеров с кухни и отцовского средства для бритья. Но нет, кое-что изменилось, неуловимо, но от того ещё более неприятно. Первая волна оцепенения схлынула, а под тёплым одеялом и вовсе пришло подобие покоя. Но смутная тревожность все же прилипла намертво, и наверное, это ненормально, что я теперь мучаюсь только ей. Гоняла по кругу мысли, снова и снова возвращаясь к Громову, пока не поймала себя на том, что от всех этих нервов окончательно пересохло во рту.
Выбравшись из-под одеяла, я, босая, прошлёпала на кухню, шугаясь окон, как параноик со стажем.
– А на первый взгляд до-обрый – обиженно протянула я в сторону понимающе шипящего чайника.
Хотя, с другой стороны, что ему мешает с блаженной улыбкой постреливать своих жертв из винтовки, попутно желая им хорошо провести время на том свете и передать привет его двоюродной бабуле.
Стоило оборвать эту нашу связь, ибо оставаться с ним и дальше не иначе, как осознанное самоубийство. Если вдуматься, меня вообще никто не просил оставаться, ну, это не беря в расчёт голос моей сорок седьмой хромосомы.
Звонок телефона заставил вздрогнуть, уставившись на экран с подозрительным прищуром и судорожно соображать, как бы так изящно объясниться перед Денисом, ведь бросила его дубеть на улице. Может, заигнорить этого киллера хренова к чертям? Нет, ладно, вряд ли от него можно будет скрыться, если он захочет нести возмездие во имя луны, так что стоит хотя бы принести ему свои покорные извиняшки.
– Да? – голос опасно дрогнул, и я пару раз кашлянула, делая вид, что это простуда забодала, а не он звонит так не вовремя.
– Могу я осведомиться, куда это ты делась, юная леди? – голос просто лился патокой. Он был то ли пьян, то ли зол, то ли с ума сходил.
– Ну, я… заблудилась?
Дурость, конечно, ляпнула и оснощнав оплошность, досадливо залепила себе ладонью по лбу. Громов, услышав это сквозь трубку, снисходительно усмехнулся.
– Понятно.
И только я хотела извиниться уже наконец, как Громов меня опередил, и от тяжести клубившейся внутри холодом тревоги пришлось сесть.
– А что там с Козловой?
– А что с Козловой? – конечно, наивное недоумение не сработало, но попробовать стоило, что уж.
