Текст книги "35 килограммов (СИ)"

Автор книги: Серый Волк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7

Лес густой, тёмный, как чернила. Луны где-то там, за кронами, но их свет почти не пробивается сквозь сплетённые ветви. Я иду медленно, шаг за шагом, пригнувшись, пистолет в руке. Следы девушки-клерка едва заметны – оторванный кусок ткани на колючем кусте, мелкий отпечаток ноги в грязи. Она бежала. Быстро.

Но потом след меняется.

Я замечаю отпечатки сапог – крупные, глубокие. Двое. Они шли рядом с ней, но следов борьбы нет. Ни вырванной травы, ни сломанных веток. Она не сопротивлялась. Или не успела.

Я сжимаю пистолет.

Двигаюсь дальше, прислушиваясь. Лес живёт своей ночной жизнью – где-то скрипит дерево, шуршат листья, пискнула какая-то тварь. Но есть и другие звуки. Глухие шаги. Шёпот. Металлический лязг.

Я замираю.

Впереди, между деревьями, мелькает движение. Человек на коне. Дозорный. Он медленно проезжает, оглядываясь, потом исчезает в темноте.

Я жду.

Через несколько минут слышу голоса. Двое мужчин идут по тропинке, масляные фонари в руках. Они одеты не в городскую стражу – их доспехи крепче, кожаные, с металлическими пластинами. Нагрудники стальные, хорошо подогнанные. На поясе короткие мечи, за спиной – арбалеты.

Я прижимаюсь к стволу дерева, затаив дыхание. Они проходят в двух шагах, фонари скользят по кустам. Один из них останавливается, вглядывается в темноту.

– Что-то видишь? – спрашивает второй.

– Показалось.

Они идут дальше.

Я выдыхаю.

Но тут ветка под ногой хрустит.

Оба оборачиваются.

– Там кто-то есть!

Фонарь бьёт мне в лицо.

Я вскидываю пистолет.

Бах. Бах.

Первый падает, хватаясь за руку. Второй бросается в сторону, выхватывает арбалет. Я прыгаю на него, сбиваю с ног. Мы катимся по земле, он отбрасывает арбалет, выхватывает кинжал, пытается ударить в лицо – я уворачиваюсь, хватаю его за запястье, перекручиваю. Клинок падает. Я тяну его собственным весом вниз, бью головой о землю, хватаю оружие и вонзаю ему в горло.

Кровь тёплая на пальцах.

Первый, подстреленный, пытается подняться. Одна пуля попала ему в руку, вторая – в нагрудник, оставив глубокую вмятину, прошла по касательной. Он тянется за арбалетом.

Я снова поднимаю оружие.

Бах.

На этот раз – в голову.

Тишина.

Быстро обыскиваю тела. Ни документов, ни личных вещей. Только оружие, фляга с водой, небольшой мешочек монет. Но доспехи качественные, обувь – крепкая, прошитая. Это не бандиты. Не городская стража.

Профессионалы.

Зачем им гоняться за бандой грабителей?

Я снимаю с одного пояс с кинжалом и ножнами, прихватываю с земли короткий меч, прячу тела в кустах.

Лагерь уже близко.

Сквозь деревья видны огни – костры, фонари на столбах. Палатки выстроены в ряд, между ними снуют люди. Я подбираюсь ближе, прячась за стволами.

И тут слышу её голос.

– Это нелепо! Я ничего не знаю!

Писклявый, взвинченный, хоть и пытается говорить низким голосом. Девушка-клерк.

Она где-то в центре лагеря или еще дальше.

Я приседаю, достаю телефон, пишу заявку:

«Прибор ночного видения, Colt 1911 калибра .45 ACP, с резьбой для крепления дульного устройства, две запасные обоймы, коробка патронов, глушитель Hybrid 46, 10 кг петард, зажигалка»

Выскакивает новая менюшка. «Введите таймер исчезновения предметов». Не надо таймера, пусть не исчезают даже за пределами видимости.

Сумка жужжит. Внутри появляется тяжёлый кейс.

Открываю.

Кольт лежит на чёрном бархате, матовый, холодный. Рядом – глушитель, обоймы, патроны. Прибор ночного видения – лёгкий, с регулируемым ремнём.

Лесной воздух густой, пропитан запахом хвои и дыма от костров. Я приседаю за кустом, вытаскиваю обоймы из кейса и набиваю патроны. Пальцы двигаются автоматически – годы службы наемником не прошли даром. Каждый щелчок затвора, каждый щелчок магазина – привычный ритм.

Голос девушки-клерка доносится откуда-то справа, тонкий и пронзительный:

– Меня похитили, я не имею отношения к этим бандитам! Ничего о них не знаю. Перестаньте.

Кто-то отвечает ей грубо, но слов не разобрать.

Я надеваю прибор ночного видения – мир вспыхивает зелёным. Деревья, кусты, тропинка – всё чётко, как днём. Вставляю обойму в Colt, прикручиваю глушитель. Проверяю Glock во второй кобуре ещё раз – на всякий случай.

Выхожу из кустов.

Два солдата стоят у края лагеря, спиной ко мне. Один курит трубку, другой что-то бормочет, постукивая пальцами по рукояти меча. Я поднимаю Colt, целюсь.

Тьх.

Первый падает без звука, пуля – в затылок. Второй оборачивается, но не успевает понять, что происходит. Вторая пуля попадает ему в глаз. Он хватается за лицо, но уже падает, судорожно дёргаясь.

Звук гораздо тише, чем от Глока, но всё равно заметный. Они смогут понять, где я нахожусь, если захотят. Достаю из сумки большущую связку петард, поджигаю, кидаю в сторону.

Я уже иду между палаток, когда петарды начинают взрываться, одна за другой. Хоть какая-то звукомаскировка.

Иду дальше.

Лагерь – несколько десяток палаток, повозки,, ящики и бочки. Слева загон для лошадей, справа дымит кухня. Иду мимо палаток к открытому пространству. Костёр. Солдаты кучкуются у огня, трое. Один помешивает что-то в котле, двое других смеются, перебрасываясь монетами.

Тьх. Тьх. Тьх.

Три выстрела. Три тела.

Достаю из сумки ещё одну связку петард, швыряю в угли. Разворачиваюсь и ухожу, пока они не рванули.

Через секунду начинается очередная канонада из огня и дыма. Крики, беготня. Кто-то орёт:

– Это магия! Ищите мага!

Идиоты.

Продвигаюсь между палатками, избегая открытых пространств. Где-то впереди – большая палатка, украшенная гербом на флагштоке. Голос девушки доносится откуда-то справа из-за неё, но палатка привлекает моё внимание.

Прежде чем я успеваю подойти, палатка вздрагивает, и из неё выходит человек. Высокий, в легком кожаном нагруднике с позолоченными застёжками. Похоже, что он тут главный.

– Что за шум? – его голос резкий, командный. – По какому случаю праздник?

Он оглядывается, лицо искажено раздражением.

– Альрик! Где ты, чёрт тебя дери? Доложи обстановку!

Никто не отвечает.

Я выскакиваю из-за бочки, бросаюсь на него. Мы вместе влетаем в палатку, падаем на ковёр. Он крепкий, сильный, но я уже приставляю Colt к его виску.

– Кто вы такие? – шиплю я. – Что тут делаете?

Он щурится, глаза блестят в свете лампы.

– Кто мы такие? – он усмехается. – А ты кто такой, чтобы спрашивать? Это твой лес, что ли?

Его рука молниеносно хватает моё запястье, перекручивает. Боль пронзает до локтя, Colt выпадает. Он сбрасывает меня с себя, тянется за кинжалом.

Я не даю ему опомниться – выдёргиваю Glock из кобуры и стреляю.

Ба-ба-бах.

Три пули – в грудь, в живот. Громко, но со всем грохотом петард вокруг я надеюсь, что меня не заметят. Он оседает, глаза расширяются, губы шевелятся без звука. Кровь растекается по его камзолу.

Я откатываюсь, поднимаюсь на ноги. Осматриваю палатку.

Стол, заваленный бумагами. Карты, отчёты, приказы. Не могу прочитать, но понимаю, что это – важное. На столе – коробочка из тёмного дерева. Открываю – внутри медальон с гербом: дракон, обвивающий меч. Похоже на удостоверение.

Сметаю всё, что вижу на столе, в сумку.

Сзади раздаются шаги. Кто-то врывается в палатку:

– Капитан, что происходит?!

Я разворачиваюсь – Colt уже в руке.

Тьх. Тьх.

Два выстрела. Солдат падает.

Разрезаю дальнюю стенку палатки кинжалом и выхожу.

Лагерь в панике. Кто-то бежит к костру, кто-то кричит, размахивая оружием. Девушку-клерка по-прежнему нигде не видно.

Импровизированная конюшня под навесом.

Лошади ржут и бьют копытами, шарахаясь от грохота петард и выстрелов. Их глаза белеют от страха, ноздри раздуваются, а поводья натягиваются так, что кажется, вот-вот лопнут. Я проскальзываю мимо них, пригнувшись, Colt в одной руке, сумка на плече. В воздухе пахнет свежей лесной зеленью, порохом и чем-то кислым – то ли разлитым вином, то ли кровью.

Телега стоит чуть в стороне, в тени высоких сосен. Клетка на ней – грубая, деревянная, с железными прутьями. Внутри – она.

Девушка-клерк.

Только теперь она больше похожа на перепуганного парнишку. Мужская рубаха, слишком широкая для её хрупких плеч, заправлена в простые штаны. Поверх неё – жилет и куртка, для объёма. Волосы, раньше аккуратно собранные в пучок, теперь торчат из-под драной соломенной шляпы во все стороны, как у мальчишки после драки. Даже голос она меняет – низкий, грубоватый, с надрывом.

– Это недоразумение! – кричит она солдатам, цепляясь за прутья. – Меня похитили! Мой отец – владелец банка! Он заплатит вам вдвое, втрое больше, чем вам обещали за поимку этих ублюдков!

Солдаты хохочут. Их трое. Один – коренастый, с лицом, будто вырубленным топором, – тычет в неё палкой, целясь между прутьев. Она сидит в дальнем углу клетки – там где до неё не дотянуться.

– Ой, да ладно тебе, – хрипит он. – Ты – просто один из этих головорезов. Может, даже тот самый, что сбежал из банка.

– Зачем командир вообще оставил его? – бормочет второй, почесывая щетину. – У нас приказ – всех разбойников пустить в расход. Груз искать.

– Не знаю, – пожимает плечами третий, самый молодой. Он подныривает под телегу снизу, тянется тонкой рукой. Его пальцы уже дотянулись до девушки, и он ловко щипает её за бок.

Она вскрикивает – высоко, почти по-девичьи, но тут же сжимает губы и сипит:

– Эй, не трогайте!

– Хм, – молодой солдат прищуривается. – Парень или девка? С виду парень…

– Но ведёт себя как девка, – усмехается коренастый.

– Совсем молоденький, – добавляет второй, передразнивая. – Утю-тю. Не удивительно, что командир решил его оставить. Такой сладкий, ему такие нравятся. Да и Альрик ему уже надоел.

Солдаты громко хохочут.

Третий солдат прижимается лицом к прутьям, он высовывает язык, словно бы пытаясь дотянуться им до девушки.

– Командир уже напился, – шепчет он. – Дождёмся, когда уснёт, и стянем у него ключи от клетки.

– Это идея, – хрипит коренастый. – Ловкач, иди, попробуй спереть.

Третий солдат облизывается, но тут же морщится, услышав новый взрыв петард где-то в лагере. Вылезает из-под повозки.

– Что за праздник они там устроили?

– Нам этот шум только на руку, – говорит коренастый и снова тычет палкой в клетку.

Девушка отпрыгивает, но прутья не дают ей уйти далеко.

И тут третий солдат разворачивается – и нос к носу сталкивается со мной.

Я стою, меняя обойму в Colt’е. Металлический щелчок затвора звучит громко, несмотря на грохот вокруг.

– А ты кто ещё такой? – хрипит солдат, хватаясь за меч.

Тьх. Тьх.

Две пули – в живот, в грудь. Он падает, не успев вытащить клинок.

Двое других оборачиваются. Один замирает, глаза расширяются. Целюсь по ногам.

Тьх. Тьх.

Второй – коренастый – пускается бежать.

Тьх.

Пуля догоняет беглеца, впивается ему в спину. Он вскрикивает, падает на колени. Я подхожу, приставляю Colt к его затылку.

Тьх.

Шлем не спасает.

Возвращаюсь к клетке. Добиваю последнего выстрелом в голову. Очень аккуратно, чтобы не повредить шлем.

Тьх.

Девушка смотрит на меня, скрестив руки.

– Опять вы, мерзкое чудовище, – фыркает она, но в её голосе нет прежней злости. Почти рада видеть.

– Я как плохая монета, – отвечаю я, роясь в сумке. – Всегда возвращаюсь.

Достаю пачку бумаг с графиками и недочерченными пентаграммами, карандаш, сую ей через решётку.

– Вот. Надеюсь, ты закончишь расчёты к тому времени, как я тебя до города довезу.

Она закатывает глаза.

– Как вы мне надоели.

– Ты мне тоже, – говорю я и иду к ближайшему трупу.

Солдат – крупный, доспехи должны мне подойти. Снимаю с него шлем, нагрудник, наплечники. Стягиваю куртку и подшлемник. Переодеваюсь на ходу. Металл холодный, кожа пахнет потом и кровью, но лучше, чем ничего. Вдобавок меньше вопросов у людей.

Теперь лошади. Иду к “стойлам” и срезаю с привязи всех до последней. Отхожу подальше и кидаю зажженные петарды рядом с ними.

Возвращаюсь к телеге, забираюсь на козлы.

– Держись, – бросаю девушке и хлещу лошадей.

Сзади грохочут петарды, грохочут копытами лошади, разбегающиеся в разные стороны. Телега дёргается, колёса скрипят, выезжаем на дорогу. Она кажется знакомой – вроде бы именно по ней мы ехали к башне из города.

Сзади раздаются крики. Кто-то заметил нас.

– Стой! Стой!

Я не останавливаюсь.

Тьх. Тьх.

Два выстрела в темноту. Крики стихают.

Лошади несутся вперёд, подбрасывая телегу на ухабах. Девушка в клетке вскрикивает, хватается за прутья.

– Вы с ума сошли?! – орёт она. – Вы нас убьёте!

– Тише, – огрызаюсь я. – Или хочешь, чтобы тебя оставили тут?

Она замолкает, но её глаза сверкают в темноте.

Дорога петляет между деревьями, то ныряя в овраги, то взбираясь на холмы. Я подхлёстываю лошадей.

– Почему вы вообще вернулись за мной? – вдруг спрашивает девушка.

Я пожимаю плечами.

– Инвестиции.

– Что?

– Ты же специалист по деньгам. Разберёшься.

Она фыркает, но берёт карандаш и бумаги.

– Заодно вот это мне переведи, – говорю я, протягивая ей через решетку бумаги, что стащил со стола офицера наемников.

Она берет листы и разглядывает их.

– На какой язык перевести? Я знаю фарлонский, огли и язык огненных островов.

– На наш переведи, – говорю я.

– Тут и так на общем написано.

– Просто скажи, что там написано.

– Вы читать не умеете?

Не вижу её лица, но чувствую, что она улыбается.

А я сжимаю поводья и смотрю вперёд.

Столица.

Восточные ворота города возвышаются передо мной, массивные, обшитые железом, с резными гербами по бокам. Створки закрыты – не время для въезда, но караул на месте. На парапете, над аркой, двое стражников в латах и с арбалетами за спиной лениво переговариваются, изредка поглядывая вниз. Их тени вытягиваются в свете двух лун, сливаясь с камнем.

Зачем я снова здесь? Гарра не пришел и вряд ли появится. Разворачивайся и уезжай – говорит мне внутренний голос.

Ответ на вопрос, кто сжёг «Красного Петуха», явно не в столице. Гарра сказал, что Ворон скрывается где-то в другом городе. Но здесь, за этими стенами, живут трое: граф Морвен, барон Эльрик фон Штауфен и торговец Даррен Холт. Они – коллекционеры. Они могут знать, почему я здесь. Почему именно я.

Повозка скрипит под моим весом, когда я подъезжаю ближе. Девушка-клерк, закованная в клетку, ёрзает на месте. Она всё ещё переодета парнем – рубаха навыпуск, штаны пошире, волосы спрятаны под потрёпанной шляпой. Но если приглядеться – слишком хрупкие плечи, слишком тонкие запястья.

– Сиди тихо, – бросаю я через плечо. – И не вздумай открывать рот.

Она сжимает губы, но в глазах – вызов.

Стражник у ворот поднимает руку, преграждая путь.

– Стоп. Проезд закрыт до рассвета.

– Так уже почти рассвет, – киваю в сторону горизонта.

Горизонт над лесом чуть окрашен золотом.

Я протягиваю ему бумагу – гербовую, с печатью. Ту самую, что стащил из палатки капитана в лесу. По словам девушки, это лицензия на поимку преступников.

– Чёртова Дюжина, – говорю я, поправляя широкополый шлем. – Везу пленника.

Стражник разглядывает документ, потом медальон у меня на поясе – дракон, обвивающий меч. Его лицо расплывается в ухмылке.

– А, ваши уже проезжали. Несколько телег, битком набитых ублюдками. Ты, выходит, последний.

Я киваю, делая вид, что тороплюсь.

– Колесо в дороге слетело. Вот и задержался.

Его напарник подходит ближе, заглядывает в клетку.

– И это кто у тебя? Не похож на опасного преступника.

– Этот как раз самый опасный, – говорю я, хлопая по прутьям. – Из-за него дюжина наших полегла.

Стражник морщится, отходит на шаг – на всякий случай.

Из караулки вываливается ещё один – по виду старший. Рука на рукояти меча, взгляд острый.

– Кто это? – кричит он своим.

– Капитан Чёртовой Дюжины, – отвечает один из стражников. – Привёз ещё одного грабителя.

Старший караула хмыкает, лицо разглаживается.

– Отлично! У нас как раз твои люди внутри. Празднуют поимку.

Он оборачивается, кричит вглубь помещения:

– Эй, парни! Выходите, ваш капитан тут!

Я сжимаю поводья.

– Не надо никого звать. Я тороплюсь.

– Да ладно, минуту потерпи! – старший машет рукой. – Они тебе обрадуются.

Из караулки выходят двое. Не стражники – солдаты. Одеты также, как и те, из лагеря в лесу. Кожаные доспехи, арбалеты за спиной. Лица раскраснелись от выпивки, но глаза быстро проясняются, когда они видят меня.

– А где капитан? – спрашивает первый, оглядываясь.

– Он отправил меня вперёд, – говорю я, стараясь звучать уверенно. – Чтобы доставить пленника.

Старший караула разводит руками, смотрит на солдат.

– Обознался, значит. Ну ладно, идёмте дальше пить.

Но солдаты не уходят. Второй, коренастый, подходит ближе, вглядывается в моё лицо.

– Ты из какой группы?

– Из главной, – отвечаю я. – Я новенький.

– Из какой «главной»? – он хмурится. – Ты кто вообще?

Его взгляд падает на медальон у моего пояса.

– Откуда у тебя это? – голос становится резким. – Что ты с капитаном сделал?

Я медленно опускаю руку к кобуре под плащом.

– Ничего. Он жив.

– Врёшь! – солдат вскидывает арбалет.

Его напарник – тоже.

Стражники замерли в нерешительности, но старший караула уже кричит:

– Тревога!

На парапете над воротами появляются ещё трое. Арбалеты направлены вниз.

Я сжимаю пистолет под плащом.

Вскидываю руку – но не успеваю выстрелить. Арбалетный болт прибивает мне руку к дощатой спинке тележного сиденья. Еще один с грохотом втыкается в пол между ступней. Я скриплю зубами, пытаясь подавить стон.

– Еще раз дёрнешься – и ты труп! – кричит стражник с парапета, – И твой приятель в клетке – тоже.

– Я не с ним! – вдруг кричит девушка в клетке, поднимая руки. – Он похититель! Меня зовут Астра фон Штарк, мой отец – Абениз фон Штарк, владелец банка Гильдии!

Попался.

Глава 8

Каменные стены коридора сжимаются вокруг меня, как челюсти. Каждый шаг даётся с трудом – ноги ватные, голова гудит, словно в неё вбили гвоздь. Кандалы на запястьях звенят, цепляясь за бинты, которыми я кое-как перетянул рану от арбалетного болта. Пальцы правой руки почти не шевелятся – будто чужие. Жабье вино, оставленное Клыком, почти закончилось. Оно притупило боль, остановило кровь, но не вернуло сил. Как только окажусь в спокойном месте, нужно заказать у сумки физраствор и капельницу. Иначе просто сдохну от потери крови.

Сумка. Стражи раз десять её у меня отбирали, пока не поняли, что из этого ничего не получится. Каждый раз она исчезала из того места, где её оставляли и вновь появлялась у моих ног или даже на плече. Открыть её и заглянуть внутрь тоже ни у кого из парней не вышло.

Теперь сумка висит на спине, а кисти моих рук запрятаны в холщевые мешки – чтобы не мог открыть сумку и достать из неё что-нибудь.

Стражи толкают меня в спину, направляя к массивным дубовым дверям. Один из них, здоровенный детина с лицом, напоминающим потрёпанный сапог, бросает:

– Вот и приехали.

Я не отвечаю. Двери распахиваются, и меня вводят в зал суда.

Помещение огромное, с высокими сводами, украшенными гербами и фресками, изображающими «торжество правосудия». Длинная скамья для подсудимых заполнена людьми в кандалах. В воздухе витает смесь пота, страха и ладана – последний, видимо, должен скрывать первые два.

Глаза сами находят знакомые лица.

Мой клерк. Астра.

Она сидит в первом ряду, сгорбившись, будто пытаясь стать меньше. Её фиолетовые глаза опущены, пальцы судорожно сжимают край скамьи. Казалось бы, отец – владелец банка – должен был вытащить её сразу. Но нет. Она отчего-то здесь. В кандалах.

Парень со слоновьей кожей – громила из банды Гарры – сидит через несколько мест, мрачно уставившись в пол.

И Красавчик.

Он уже стоит у помоста, где восседает судья – сухопарый старик в чёрной мантии, с лицом, будто вырезанным из жёсткого дерева. Его голос, холодный и методичный, разносится по залу:

– ...незаконная магическая практика, изучение высших аспектов магии без контроля, отсутствие регистрации, участие в вооружённом ограблении, сопротивление аресту...

Список длинный. Красавчик, обычно такой самоуверенный, теперь бледен, как мел. Его рыжие волосы слиплись от пота, а пальцы дрожат.

– Смертная казнь, – завершает судья.

Красавчик вздрагивает, словно его ударили током.

– Ваша честь, я... я могу помочь! – его голос срывается. – Я знаю места, где прячутся остальные! Имена! Я...

– Приговор окончательный, – судья стучит в небольшой колокол на столе. – Следующий.

Стражи хватают Красавчика за плечи. Он вырывается, озирается – и вдруг его взгляд падает на меня.

Горькая ухмылка.

– Держись, Кречет, – бросает он. – Надеюсь, тебя ждёт та же участь.

Его уводят.

Я сажусь на скамью, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Оно бьётся слишком громко, слишком неровно.

Один за другим.

Преступники сменяют друг друга перед судьёй. Старик-вор – изгнание из города. Двое грабителей – каторга. Женщина с лицом, покрытым шрамами – исправительные работы.

Никого больше не приговорили к смерти.

Пока не наступает очередь Астры.

Её поднимают со скамьи, ведут к помосту. Она шатается, но держится. Встаёт в круг, выложенный на полу рунами.

Круг вспыхивает синим.

– Вы маг? – спрашивает судья.

– Да, ваша честь, – её голос тихий, но чёткий.

– Какую академию оканчивали?

– Никакую.

В зале ропот.

– Я планирую поступать в этом году, – быстро добавляет она. – Я выпускница пансиона для одаренных детей Бенелиуса Шваха.

Судья хмурится, молотит в колокол.

– Тишина!

Ропот стихает.

– Хорошо учились? – спрашивает судья.

– Да.

– Какую науку планировали изучать?

– Магию вероятностей.

Судья кивает, делает пометку в бумагах. Потом поднимает глаза.

– Так как вы маг, допрос будет проводиться с использованием детектора силы, чтобы вы не могли повлиять на меня или других членов суда. Вы согласны?

Астра нервно глотает, но кивает.

– Да, ваша честь.

На помост выкатывают странный аппарат – набор стеклянных трубок, сосудов с цветными жидкостями, лампочек. Оператор подключает шланг к её руке. Девушка вскрикивает.

Лампы загораются.

– Всё готово, – объявляет оператор.

Судья складывает руки.

– Вы знаете, в чём вас обвиняют?

– Нет, – Астра качает головой.

– Обвинение выдвинул ваш отец, Абениз фон Штарк.

Она замирает.

– Он утверждает, что вы вступили в сговор с преступниками и помогли им ограбить банк. Более того – что вы могли быть организатором.

Астра резко поднимает голову.

– Это ложь!

– У нас есть показания свидетелей, – судья листает бумаги. – Они видели, как вы перемещались по банку вместе с грабителями, подсказывали им, где ключи от хранилища, где архивы...

– Меня удерживали силой! – её голос дрожит. – Я ничего не делала!

Судья смотрит на парня в халате.

– Детектор молчит, – оператор смотрит на лампы.

Судья хмурится.

– Более того, свидетели утверждают, что видели вас с одним из членов банды задолго до ограбления. Кроме того, письма, предоставленные вашим отцом...

– Нет! – Астра сжимает кулаки. – Я... Ваша честь, я…

– Приговор, – судья перебивает её. – Соучастие в вооружённом ограблении, заговор против попечителя, заговор против города, сопротивление аресту, повлёкшее смерть двух и более людей, незаконное использование магии...

Список длинный. Очень длинный.

– Смертная казнь.

Астра падает на колени.

– Я никогда... – её голос срывается. – Почему он... почему?..

Стражи подхватывают её под руки, уводят. Она не сопротивляется. Кажется, она даже не понимает, что происходит.

Я сжимаю кулаки.

Только этого не хватало.

Графики, которые она начертила, лежат у меня в сумке. Она обозначила курс валют на две недели вперёд. Через пару дней можно покупать доллары, в следующий четверг – продавать.

Но что потом? Искать другого мага-предсказателя?

Возможно. Если в городе целая кафедра этих самых вероятностей, то и выпускников должна быть куча. Нужно всё это хорошенько обдумать.

Пока обдумываю, судья успевает отправить на галеры ещё пару бедолаг.

– Следующий! – раздаётся голос судьи.

Стражи хватают меня за плечи.

Моя очередь.

Меня ведут к столу, и каждый шаг отдаётся болью в предплечье, куда вонзился арбалетный болт. Кровь уже засохла, но рана пульсирует, будто напоминая: ты здесь чужой.

Судья – высокий, сухопарый мужчина с седыми висками и холодными, как монеты, глазами – поднимает руку, останавливая стражников.

– Почему подсудимый изранен? – его голос резкий, как удар хлыста. – Разве ему не оказали помощь?

Один из стражников, коренастый детина с голосом, пахнущим луком, пожимает плечами:

– Наш лекарь ничего не смог поделать. Раны, по всей видимости, нанесены магическим оружием. Так просто не заживают.

Судья изучает меня взглядом, будто разглядывает странное насекомое под стеклом.

– Вы можете отвечать на вопросы?

– Да, – говорю я, чувствуя, как губы растягиваются в усмешке. – Никаких проблем.

Меня выводят в центр зала, где на полу выложен рунный круг. Камни вспыхивают ярким светом, как только я ступаю внутрь.

– Подсудимый, вы маг? – спрашивает судья.

– Нет.

– Вы обязаны говорить правду, – предупреждает он.

– Я и говорю.

Судья хмурится, его пальцы барабанят по столу.

– Может, это сумка, – предлагаю я, кивая на свою вечную спутницу, висящую за спиной.

Судья переводит взгляд на неё, затем на стражу:

– Почему подсудимый с вещами?

– Это артефакт, – бормочет один из стражников. – Проклятый или привязанный договором крови. Их не разлучить.

– Снимите с меня наручники, – говорю я. – Я выброшу сумку из круга, и вы сможете проверить меня снова.

Судья качает головой:

– В этом нет необходимости.

Он делает знак кому-то из служителей, и через мгновение ко мне подкатывают тот же прибор, что я видел при допросе Астры. Вблизи он выглядит ещё более жутко: трубка, идущая от аппарата, оканчивается длинной иглой.

– Это детектор магии, – объясняет судья. – Он не позволит вам накладывать заклинания на членов суда.

Техник – тощий паренёк в очках-консервах и с трясущимися руками – подходит ко мне, игла блестит в его пальцах.

– Вы меняете иглы между тестами? – спрашиваю я.

Техник смеётся:

– Она очень дорогая, из лириума. Сменных у меня нет.

– Хотя бы продезинфицировали её?

Он снова смеётся и всаживает иглу мне в вену.

Боль.

Но не та, что я ожидал.

Словно мне ввели что-то наркотическое – мир на секунду плывёт перед глазами, звуки становятся глухими, как под водой. Прибор жужжит, но не включается. Техник крутит какие-то рычажки, хмурится, бьёт по корпусу ладонью.

– Всё в порядке? – спрашивает судья.

– Прибор не реагирует на подсудимого, – бормочет техник. – Я не могу настроиться на его частоту.

– Значит, он не маг?

Техник пожимает плечами:

– Я не уверен даже, что он... живое существо.

В зале раздаётся шёпот. Судья бьет в колокол, требуя тишины.

– Это к делу не относится. Отключите его от прибора.

Иглу выдёргивают, и странное ощущение тут же проходит.

Судья берёт со стола пергамент, разворачивает его:

– Расскажите, как и при каких обстоятельствах вы оказались в банке в день ограбления.

– Я проник туда с бандой грабителей, – говорю честно.

– С какой целью?

– Чтобы навести кое-какие справки.

– Какие именно?

– Я искал людей. Коллекционеров.

Судья поднимает бровь:

– Вы знали, что это незаконно?

– Догадывался.

Он кивает, берёт другой лист, зачитывает:

– Обвиняемый признаётся в участии в вооружённом ограблении, сопротивлении аресту, повлёкшем гибель двух и более человек, а также в незаконном ношении и использовании артефактов на территории города.

Пауза.

– Приговор: смертная казнь.

Я киваю.

Разворачиваюсь и иду к выходу.

Стража, слегка ошалевшая от такой реакции, догоняет меня и для порядка подхватывает под руки.

–

Телега скрипит, подпрыгивая на булыжниках. Я сижу в клетке, прикованный к прутьям толстыми наручниками. Где-то потерялся шлем, он мне нравился, хорошо защищал от местного палящего солнца. Волосы слиплись от пота, а солёный ветер с моря бьёт в лицо, смешиваясь с пылью дороги.

Старый город – это гнилые зубы, торчащие в небо. Один из стражников сказал, что вся столица из него выросла. Выросла и забыла. Кривые дома с облупившейся штукатуркой, балконы, готовые рухнуть под тяжестью горшков с увядшими цветами. Улицы узкие, как щели между зубами, и так же забиты грязью. Жители копошатся в тени – торговцы с тухлой рыбой, нищие с пустыми глазами, женщины в выцветших платьях, выкрикивающие цены проходящим морякам. Всё пахнет солью, рыбой и чем-то сладковато-гнилым – то ли испорченные фрукты, то ли незахороненные трупы.

Лошади фыркают, телега въезжает в портовый пригород. Здесь ещё хуже. Дома срослись друг с другом, как больные органы, крыши покрыты плесенью и птичьим помётом. Над дверями кабаков болтаются вывески с похабными картинками, из-за ставней доносятся пьяные крики и визги. Где-то в переулке дерутся – звон разбитых бутылок, матерная брань, потом глухой удар и тишина.

А потом – порт.

Вдали, в туманной дымке, виден черный остров с отвесными берегами. Жуткий и уродливый с несколькими одинокими башнями, поднимающимися над волнами.

Ветра тут больше – а значит вони меньше. Он рвёт паруса кораблей, застрявших в грязной воде, качает прогнившие причалы. Вода чёрная, маслянистая, с плавающим мусором и дохлыми крысами. Рыбаки чинят сети, их пальцы шустро двигаются, будто плетут паутину для очередной жертвы.

И над всем этим – утёс.

Тюрьма.

Она врезана в скалу, как клык в десну. Высокие стены из тёмного камня, покрытые мхом и ржавыми цепями. По углам – башни с узкими бойницами, где мелькают тени часовых. Ворота – чёрные, с шипами, будто пасть, готовая сомкнуться на каждом, кто осмелится войти.

Телега подъезжает к подножию утёса. Дорога идёт вверх, вырубленная в скале, узкая и скользкая от вечной сырости. Лошади напрягаются, копыта скребут камень. Я смотрю вверх – там, за стенами, маячит силуэт виселицы. Пустой. Пока.

– Держись, сволочь, – хрипит один из конвоиров, тыча в меня древком алебарды. – Скоро будешь любоваться видом с высоты.

Телега въезжает в тень высоких стен. Ворота скрипят, открываясь, и нас проглатывает темнота.

Тюремная камера пахнет сыростью, потом и чем-то кислым – будто здесь годами выливали прокисшее вино на каменный пол. Стены покрыты плесенью, а в углу плещется лужа, оставленная протекающей трубой.

Я вхожу, оглядываюсь по сторонам, пробегая по лицам сидящих. Ни одного знакомого – хотя нет, вижу парочку. Астра и Красавчик – этих ни с кем не спутаешь. Хмурятся и демонстративно уходят на другую сторону камеры, когда я сажусь в угол, неподалеку от них. Кроме них одни чужаки. Ни парня с кожей слона, ни тех, с кем сидели на одной скамье в суде. Меня, судя по всему, засунули в камеру к магам. Смешно, ведь колдовать я точно не умею. Камера каменная, но внутри её клетка, в ней мы и сидим. До стен не дотянуться сквозь прутья, как и до хрустальных шаров, висящих под потолком по периметру. Какие-то датчики, а может камеры наблюдения – кто их разберет.

Я сижу на деревянной лавке, прислонившись спиной к холодным прутьям, и разглядываю графики курса валют. В камере кандалы сняли и теперь ничто не мешает возиться с сумкой. Бумага слегка помята, но цифры и линии всё ещё чёткие. Те самые, что нарисовала Астра, пока я ездил кругами, выискивая дорогу к восточным воротам.