Текст книги "35 килограммов (СИ)"

Автор книги: Серый Волк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

35 килограммов

Глава 1

                              

Боль.

Она пронзает затылок, пульсирует в висках, растекается по всему телу – будто кто-то вогнал тебе в череп раскалённый гвоздь и теперь методично проворачивает его. Я пытаюсь пошевелиться, но тело не слушается, будто накрыто свинцовым покрывалом. В нос бьёт тошнотворная вонь – гниющая органика, помои, что-то ещё, от чего желудок сжимается спазмом. С трудом поворачиваю налитую свинцом голову чуть в сторону – только чтобы вздохнуть.

Где я?

Последнее, что помню: холодный ветер, тротуар под ногами, тряпичная, не привлекающая внимание сумка-авоська. Внутри – деньги. Три миллиона. За минуту до этого я шел по улице чуть ли не пританцовывая, хоть и на одной ноге. Квартира. Пусть и убитая халупа на окраине города – зато своя. Наконец-то. Десять лет копил армейскую пенсию, отказывал себе во всём, а теперь – вот оно, ключи от новой жизни. Больше никаких съемных углов. И тогда…

Удар.

Глухой, тяжёлый, сзади – по затылку. Вспышка белого перед глазами. Падение. Чьи-то руки, хватающие авоську из рук. А потом… ничего.

Тьма.

А теперь – это.

Я лежу на чём-то мягком и в то же время колючем. Мусор? Тряпьё? Похоже, меня выбросили, как ненужную ветошь.

Но как я остался жив?

Мысль проносится, горячая и нелепая. Удар был смертельным, я это знал ещё в тот момент, когда падал на асфальт. Так бьют, чтобы наверняка. Череп не должен был выдержать. Он и не выдержал – до сих пор в ушах этот хруст. Но вот же я – дышу, чувствую, бьюсь в липком ужасе.

Вдруг – шорох. Чьё-то сдавленное дыхание.

Рядом кто-то есть.

Мгновенный прилив адреналина заставляет веки дёрнуться, но я не открываю глаза. Притворяюсь безжизненным. Чьи-то цепкие пальцы скользят по моему боку, лезут в карман куртки. Вор. Пришел забрать то, что осталось?

Я резко переворачиваюсь на спину, хватаю незваного гостя за запястье.

– Отвали! – хриплю.

Другой рукой шарю в поисках костыля. Без него мне не подняться.

Надо мной – тень. Худое, грязное, неестественно вытянутое лицо с длиннющим носом, всклокоченные волосы, глаза, расширенные от испуга. Кожа. Красная. Из высокого лба выпирают два маленьких рога.

– Черт... Ты черт?

– Ты живой?! – сипло выдавливает он и дёргается, пытаясь вырваться. – О-отпусти. Отпусти, обезьяна – не то прирежу!

Я не отвечаю. Потому что в этот момент вижу небо.

И застываю.

Две луны.

Одна – большая, желтоватая, привычным серпом. Другая – меньше, с синеватым отливом, почти полная. Они висят рядом, холодные и чужие, заливая переулок мертвенным светом. Да и переулок какой-то странный. Узкий, с кривыми карнизами крыш. Двухэтажные деревяшки в каком-то грязно-германском стиле. Фахверк? Черт его знает, как называется. До ранения думал, что на пенсии себе такой же куплю. Где-нибудь в Нижней Саксонии. Ага, купил.

– Этого не может быть… – слова вырываются сами, голос звучит как чужой.

Вор пользуется моментом – вырывается и исчезает в темноте, но мне становится почти всё равно. .

Я мёртв.

Я должен быть мёртв.

Но вместо этого я здесь. Где-то, где две луны.

Боль в затылке снова накатывает волной, и я сжимаю голову руками, словно пытаясь удержать её от раскола. Шарю пальцами по затылку – там, где ударили. Ничего. Ни дыры, ни вмятины, ни крови. Даже кожа цела. И волосы какие-то пушистые. Непривычно длинные – у меня таких никогда не было. Может, это галлюцинация? Может, я в коме, и мой мозг рисует бредовые картины, чтобы спастись от небытия?

Но грязь под пальцами – липкая, холодная и реальная. Запах – слишком отвратительный, чтобы быть вымыслом. А эти две проклятые луны…

Да где же этот чертов костыль?! Неужели и его сперли?

Резким рывком сажусь. Руки ложатся на колени. Меня обдаёт жаром с живота до головы. Обе ноги на месте. Крепкие и здоровые.

Я встаю. Ноги дрожат, в глазах темнеет, но я не падаю.

– Где я? – спрашиваю вслух, но ответа нет.

Только ветер гуляет между стен, да где-то вдали раздаётся странный, протяжный вой – ни на один земной звук не похожий.

Топот ног за поворотом сменился грохотом. Воришка во что-то врезался, убегая от меня со всех ног.

Я мёртв.

Но я жив.

И этот мир – не мой.

Сколько сейчас времени? Поднимаю запястье к лицу – часов нет.

– Ах ты !@#ный выродок! – кричу я и бросаюсь следом за мерзавцем.

Эти часы мне отец подарил. Плевать, сколько они там стоят и насколько модные.

Я рвусь вперёд, едва успевая подумать. Ноги, крепкие и здоровые, отталкиваются от земли с непривычной силой. Каждый шаг отдаётся в висках, но это уже не та боль, что раньше – не хромота, не скованность, а просто адреналин, перехлёстывающий через край.

Вор, мелкий и юркий, мелькает впереди, петляя между узких улочек. За собой он волочит по земле огромную по сравнению с ним сумку. И как у него сил хватает тащить её? Его красная жилистая спина то исчезает за углом, то снова появляется, будто дразня. Не могу понять, карлик это или ребенок. Похож на существа из мультфильмов, что смотрел в детстве. Я бегу, и город вокруг меня оживает – не так, как в моих снах или книгах, а по-настоящему.

Переулки смыкаются над головой, словно щупальца. Дома – кривые, с резными ставнями и фонарями, горящими синим пламенем, – лепятся друг к другу, оставляя лишь узкие щели для прохода. Где-то сверху доносится смех, звон посуды, чей-то протяжный напев на языке, который я не понимаю. По крышам скачут тени – то ли кошки, то ли что-то покрупнее.

Я сворачиваю за угол и едва не врезаюсь в группу каких-то существ – высоких, с кожей цвета старого пергамента и длинными ушами, заострёнными, как у лисиц. Они переговариваются между собой, бросая на меня равнодушные взгляды. Один даже недовольно фыркает, когда я, спотыкаясь, задеваю его пестро вышитый плащ.

– Простите! – бросаю я на ходу, но они уже отворачиваются, словно я пустое место.

Чёрт тем временем юркает в арку, ведущую куда-то вниз. Я следую за ним, и меня накрывает запах сырости, специй и чего-то кислого. Под ногами хлюпает – то ли вода, то ли что похуже.

– Стой! – кричу я, но в ответ слышу только его сиплый смешок.

Он бежит, волоча за собой сумку Adidas. Теперь я хорошо могу её рассмотреть. Она бьётся о камни, цепляется за выступы, но он не отпускает её. У меня такой точно не было. Значит, в этом мире есть и другие как я?

Сердце колотится так, что кажется, вырвется из груди. Но я не останавливаюсь. Я чувствую, что способен на это. Моё тело – крепкое, сильное и молодое.

Наконец, в одном из тупиков – узком, зажатом между двумя домами, – я настигаю его. Дьяволенок оборачивается, его глаза, круглые и жёлтые, сверкают в темноте. Вблизи он оказывается совсем крошечным. Чуть выше метра ростом.

– Отстань! – шипит он и выхватывает нож. Лезвие блестит в свете двух лун.

Я не думаю. Тело само реагирует – шаг вперёд, захват запястья, резкий поворот. Черт под весом моего тела падает в грязь. Прижимаю его коленом, не давая пошевелиться. Нож звенит по камням, поблескивая грязным светом. Воришка взвизгивает. Снимаю у него с руки свои часы.

– Рука! Рука! Не ломай! – он ёрзает, пытаясь вырваться. – Без рук я сдохну!

Я сжимаю его запястье сильнее.

– Ты украл мои вещи, – шиплю я. Голос звучит чужим, низким, полным ярости.

– Отдам! Всё отдам! – он кивает, тыча свободной рукой в сумку. – Бери! Там твоё!

Я толкаю его и рывком поднимаюсь с земли. Сумка лежит между нами, полураскрытая. Рогатый, не сводя с меня глаз, пятится к стене.

– Я не хотел… – начинает он, но я перебиваю:

– Ты ударил меня по голове.

– Это не я! – он мотает головой. – Я просто нашёл тебя! Она! Она тебя принесла, а я просто нашёл. Ты уже лежал!

Я знаю, что он врёт. Или нет? Может, и правда не он. Но кто-то же сделал это. Кто-то ударил, кто-то украл мою жизнь.

Вор тем временем пользуется паузой. Он быстро нагибается, подцепляет с земли и швыряет мне в лицо комок вонючей слизи. Я слепну на миг. Рывком он подхватывает сумку у моих ног, закидывает себе на спину. Разворачивается, подпрыгивает, вцепляется в выступ на стене и начинает карабкаться вверх, словно ящерица.

Слизь жжёт глаза, но на неё нет времени.

– Стой! – я бросаюсь вперёд, хватаю лямку сумки.

– Отстань! – он дёргается, пытаясь выскользнуть, но я не отпускаю.

Лямка давит ему на шею. Он хрипит, начиная задыхаться.

– Да забери этот хлам! – вдруг взвизгивает он, выныривая из лямки. – Она всё равно не работает! Грогов хлам, всё из-за неё! Мама всегда говорила – от вещей обезьян одни беды…

Он разжимает пальцы, будто бы с неохотой, и исчезает на крыше, продолжая ругаться и бормотать что-то невнятное.

Я остаюсь один, сжимая в руках большую спортивную сумку. Тяну за молнию, она послушно открывается.

Внутри лежит всё, что он успел стащить: мои кошелёк, телефон, даже один кроссовок. Пуговицы. Какой-то пестрый бесполезный хлам. Моя фотография? Не помню, чтобы носил её с вобой. И ещё – золотой подсвечник, горсть монет с чужими лицами, какая-то безделушка, похожая на компас, но без стрелки. Несколько смятых листков бумаги. Разворачиваю один: «Баланс отрицательный. Пожалуйста внесите средства» – написано аккуратным убористым почерком. Ерунда какая-то. Комкаю бумагу и отбрасываю в сторону.

И только сейчас замечаю, что бегаю босиком. Ноги в грязи и царапинах, но не болят.

«Надо вернуться», – думаю я.

К той куче мусора. К тому месту, где очнулся.

Может, там ещё что-то осталось.

Может, там будут ответы.

Я возвращаюсь к той самой подворотне, где очнулся. Ноги сами несут меня сквозь узкие улочки, будто ведомые каким-то внутренним компасом. Воздух здесь густой, пропитанный запахом тухлятины чего-то кислого – как будто кто-то оставил мясо гнить под палящим солнцем.

Куча мусора на месте моего «пробуждения» теперь кажется ещё больше. Будто её специально разворошили, перекопали в поисках чего-то ценного. И среди этого хлама – они.

Деньги.

Те самые бумажки, ради которых меня, наверное, и убили.

Пачки, перетянутые банковскими лентами, валяются в грязи, некоторые разорваны, купюры разметаны ветром. Я падаю на колени, хватая их, сгребая в охапку. Грязные, мокрые, но – настоящие. На большинстве даже печати целы. Чертила, судя по всему, вскрыл пару брикетов, понюхал, потрогал и выбросил обратно. Чувствую, как слезы начинают бежать по щекам.

– Бумага, – хрипло смеюсь я. – Дома они чего-то да стоят. А здесь… едва ли дороже, чем бумага.

Но я всё равно собираю их. Каждую пачку, каждую купюру, которую успеваю поймать. Ветер швыряет их в лицо, но я не сдаюсь. Руки дрожат, в голове пульсирует одна мысль: Кто и зачем меня убил?

Если не ради денег – то зачем?

Или это какие-то другие деньги?

Я приглядываюсь к купюрам – те же водяные знаки, та же знакомые цвета. Ничего необычного.

– Проклятая жизнь… – бормочу я, засовывая последнюю пачку в сумку.

Теперь она отяжелела, набитая деньгами и прочим хламом, который удалось собрать. Закидываю её на плечо и выхожу из подворотни.

Город вокруг живёт своей жизнью. Улицы освещены синеватыми фонарями, в воздухе витает смесь запахов – жареного мяса, специй, дыма и чего-то острого, от чего сводит скулы. Совсем не похоже на вонь в подворотне.

И я понимаю, что умираю от голода.

Живот сводит так, будто кто-то вырвал из него всё содержимое. Голова кружится, ноги подкашиваются.

– Еды… – хриплю я и иду на запах.

Встречных прохожих просто расталкиваю в стороны. Не извиняюсь. У меня нет на это времени.

Впереди – вывеска с красным петухом, размалёванным так ярко, что кажется, будто птица вот-вот сорвётся с деревянной доски и закричит. Из-под двери тянется тёплый свет, доносится гул голосов, звон кружек, смех.

Таверна.

Я толкаю дверь и вваливаюсь внутрь.

Тёплый воздух, пропитанный запахом пива, жареного мяса и дыма, бьёт в лицо. Внутри – шумно, тесно и… живо.

За столами – пестрая смесь существ.

В углу сидит компания ящеров – зелёнокожих, с клыками, торчащими из-под губ. Они что-то горячо обсуждают, размахивая кружками, из которых пенится тёмное пиво. Один из них, самый крупный, с шрамом через глаз, вдруг громко хохочет, хлопая соседа по спине так, что тот чуть не падает в тарелку.

У стойки – двое странных существ, вроде тех, на которых я натолкнулся, гоняясь за воришкой. Высокие, в зеленых одеждах с откинутыми на спину капюшонами, с кожей цвета тёплого мёда, большими миндалевидными глазами и длинными ушами, украшенными тонкими кольцами. Они пьют что-то прозрачное из крошечных рюмочек, переговариваясь на языке, который звучит как шёпот ветра.

А рядом, почти в углу – человек. Ну, или что-то похожее. Лицо скрыто капюшоном, но из-под него торчит седая борода. Перед ним – карта, испещрённая непонятными значками. Он что-то чертит пером, изредка бросая взгляды на дверь, будто ждёт кого-то. Недоверчиво косится на меня. Я криво улыбаюсь и отворачиваюсь.

Стены таверны увешаны оружием – мечи, топоры, даже голова какого-то чудовища с раскрытой пастью. Над камином – чучело того самого петуха с вывески, только в пять раз больше тех, что я видел в своей жизни. Размером с пони. Его стеклянные глаза сверкают в свете пламени.

Я пробираюсь к свободному столику у дальней стены. Мимо меня проскальзывает официантка, неся над собой поднос с целой батареей из пивных кружек. Сажусь в углу. Скамья скрипит под моим весом. Откидываюсь к стене и закрываю глаза на миг. Сижу так некоторое время, пытаясь осмыслить всё произошедшее.

– Тяжёлый день? – раздаётся голос рядом.

Я поднимаю голову.

Официантка.

Высокая, с тёмной кожей и длинными рыжими, собранными в беспорядочный пучок волосами. Глаза – зелёные, как у кошки, с вертикальными зрачками. На шее – ожерелье из зубов. Фигуристая, в яркой пышной юбке и блузке, оголяющей плечи и ложбинку на груди.

Она смотрит на меня с лёгкой брезгливостью.

И я понимаю, как выгляжу: грязная рубаха, какие-то нелепые шаровары в сине-желтую полоску, перепачканные в чём-то липком, волосы, наверное, всклокоченные.

– Ты даже не представляешь, насколько, – отвечаю я.

Она хмыкает.

– Что будешь?

– Всё, что есть в меню.

Брови официантки взлетают.

– Всё?

– Да. И тебя в придачу.

– Раскатал губу, – она улыбается, обнажая зубки, – Тебе лет-то сколько мальчик?

– Больше, чем кажется, – отвечаю я, неуверенно разглядывая свои ладони.

А действительно – сколько лет моему телу. Кожа слишком гладкая.

– Что? Парню нельзя и помечтать? – я хлопаю ладонью по столу, – Может, хотя бы на свидание сходим.

– Если отмоешься, – отвечает она, – Ты точно всё собрался заказывать? У нас меню большое.

– Точно, – говорю я, – Не жрал с прошлой жизни.

Она некоторое время изучает меня взглядом, видимо пытаясь определить мою платежеспособность, потом пожимает плечами.

– Как скажешь.

Стол передо мной уставлен так, будто здесь пировал целый отряд голодных призывников. Тарелки, миски, кружки – всё заполнено едой, от которой в нос бьёт такой аромат, что слюна течёт рекой. Я даже не помню, когда в последний раз чувствовал такое животное желание наброситься на пищу.

Первое, что приковывает внимание – огромный кусок мяса, зажаренного до хрустящей корочки, покрытой густым соусом из тёмных ягод и пряностей. От него идёт дымок, а под золотистой коркой скрывается сочная розовая плоть, испещрённая прожилками жира. Я впиваюсь в него зубами, и сок брызгает на подбородок. Вкус – взрывной, насыщенный, с лёгкой горчинкой и сладковатым послевкусием.

Рядом – миска с чем-то вроде густого рагу: куски нежного мяса, тушёные с кореньями, грибами и чем-то, напоминающим картофель, но более плотным и сладковатым. Всё это плавает в густом бульоне, приправленном травами, от которых во рту слегка пощипывает. Я хватаю ложку и начинаю есть, почти не жуя, чувствуя, как тепло разливается по животу.

На деревянной доске лежат лепёшки, ещё тёплые, с хрустящей корочкой и мягкой сердцевиной. Я разламываю одну, и из неё вырывается пар, смешанный с запахом свежего хлеба и чего-то острого – видимо, в тесто добавили специй. Макаю в соус от мяса и отправляю в рот.

А ещё есть сыр – острый, с голубой плесенью, от которого сводит скулы, и копчёная рыба, и что-то вроде пирожков с мясом и луком, и даже странные шарики, обжаренные в масле, хрустящие снаружи и сладкие внутри.

Я запиваю всё это пивом – ледяным, тёмным, густым, с горьковатым послевкусием. Оно пенится, оставляя на губах солоноватый налёт. За одной кружкой следует другая, потом третья. Я пью, не считая, чувствуя, как тепло разливается по телу, а голова становится лёгкой.

И самое странное – я не могу остановиться. Каждый кусок, каждый глоток приносит невероятное удовольствие. Вкусы такие яркие, будто раньше я ел через тряпку, а теперь впервые почувствовал настоящую еду.

Я вспоминаю свою прошлую жизнь. Инвалид. Без ноги. Скудные обеды в дешёвых столовых, где всё было пресным, как картон. Даже когда позволял себе кафе – еда казалась безвкусной, будто что-то внутри меня давно перестало работать.

А теперь…

Теперь я чувствую всё. Каждый запах, каждый оттенок вкуса. Кажется, будто моё новое тело жадно впитывает пищу, превращая её в силу. Я уже ощущаю, как мышцы наполняются энергией, как дыхание становится глубже.

Я опустошаю тарелку за тарелкой, даже не замечая, как вокруг меня начинают коситься.

Когда стол уже почти пуст, а передо мной выстроился строй пустых кружек, я откидываюсь на спинку скамьи, удовлетворённый, как удав, проглотивший кролика.

И тут подходит она – официантка с кошачьими глазами. За ней – здоровенный детина с бородой, заросший, как медведь, и с взглядом, который ясно говорит: «Сейчас мы разберёмся, заплатишь ты или нет».

–Ну что, сыт? – спрашивает официантка, скрестив руки на груди.

–Ещё бы, – бормочу я, чувствуя, как пиво ударяет в голову.

Я громко рыгаю, выпуская ароматное облако воздуха.

–Тогда давай посчитаемся.

Я киваю и делаю уверенный жест рукой “Сейчас всё будет, босс”. Наклоняюсь к сумке, которая всё это время стояла у моих ног. Рука расстегивает молнию, ныряет внутрь, шарит по дну…

И не находит денег.

Ни одной пачки.

Я резко выпрямляюсь, откидываю сумку на колени, заглядываю внутрь, практически ныряя в утробу.

Пусто.

–Чёрт, – вырывается у меня. – Меня обокрали.

Хозяин таверны и официантка переглядываются. Она давит улыбку.

–Конечно, обокрали, – говорит хозяин, и в его голосе слышится насмешка. – Наверное, у тебя там было целое состояние, да?

–Было! – я хлопаю по сумке. – Три миллиона!

В таверне на секунду воцаряется тишина, а потом раздаётся хохот.

–Три миллиона! – кричит кто-то из зала. – Да я вчера корону потерял, а так я король! Меня тут бесплатно кормить должны! Но мне не верят!

–Я видел, это Незабудка украла! – орет другой. – Обыщите её!

Официантка – Незабудка, значит – шипит на шутника и отталкивает его, когда тот тянется к ней с похабной ухмылкой. Он оступается и падает под стол, сопровождаемый общим хохотом – этот залился больше моего.

Но мне это не нравится. Не нравится быть посмешищем.

Я снова лезу в сумку, нащупываю что-то твёрдое – монеты. И подсвечник. Высыпаю всё на стол.

–Вот, – говорю я. – Берите.

Хозяин смотрит на подсвечник, морщится и отпихивает его ко мне.

–Извини, приятель, у нас тут не притон. Иди к своему барыге.

Потом пересчитывает монеты и качает головой:

–Не хватает.

Я лихорадочно шарю в сумке снова. Кошелёк! Да, вот он. На месте.

Раскрываю. Внутри – карточки, несколько купюр и ещё монетки. Протягиваю всё это хозяину.

Тот пробует монеты на зуб, неохотно кивает, а потом разглядывает купюры.

–Это что? – спрашивает он.

–Деньги, – говорю я.

–Деньги? – хозяин таверны фыркает. – Слыхали, парни? Бумажные деньги!

Снова смех.

–А так можно было? – орет кто-то.

–Дайте я и себе нарисую!

–Я видел, в сортире такие валялись!

–Это какие-то расписки?

Я сжимаю кулаки.

И тут раздаётся спокойный голос:

–Я видел такие у коллекционера.

Это бородатый старик, который сидел один за соседним столиком. Он смотрит на меня серьёзно из-под своего капюшона.

–Не отдавайте их за бесценок, молодой человек. Эти бумаги очень редкие. Коллекционеры дадут хорошие деньги.

–Где их искать? – спрашиваю я. – Коллекционеров этих.

–В столичном банке поспрашивайте. Они обычно там свои сокровища хранят и часто туда наведываются.

Я киваю, забираю купюры и встаю. Закидываю сумку за спину.

–Разберёмся, – говорю хозяину. – Я вернусь. Очень скоро.

Тот пожимает плечами, но в его взгляде читается: «Вряд ли».

Я делаю шаг мимо него и здоровенная ручища тут же ухватывает меня за шиворот.

– Извини приятель, – говорит он, – В кредит не работаем.

Глава 2

Утро.

Я мою посуду.

Руки в мыльной пене, спина ноет от неудобной позы, а в голове – каша из мыслей. Но я не злюсь. Поел – заплати. Или отработай. Так всегда было, так и должно быть. Я не из тех, кто сбегает, оставляя за собой долги. Да и драку с хозяином затевать не собирался – Марк здоровый, как медведь, а я хоть и в новом теле, но пока не разобрался, на что оно способно.

Справедливость – вот что важно.

Сквозь узкое окошко кухни виден зал. Там почти никого. Парочка завсегдатаев в углу, да пара чертей, жующих что-то липкое. Я скребу ложки, счищая засохший жир, и думаю о деньгах. О тех самых пачках, которые исчезли из сумки. Может, они и правда были галлюцинацией? Может, удар по голове всё-таки сдвинул мне мозги?

– Эй, что такое!

Незабудка проносится мимо с подносом, задевает мою сумку, лежащую в проходе, и три тарелки с грохотом летят на пол.

– Я скоро убьюсь здесь! – кричит она, размахивая руками. – Пабел, или как тебя там? И зачем ты притащил свою барахло сюда? Его никто не украдёт!

Павел. Так меня зовут. Или звали. Я оборачиваюсь и гляжу на черную сумку.

– Я не приносил её сюда.

– Что?

– Я оставил её в подсобке.

Незабудка закатывает глаза.

– Марк! – орет она в сторону зала. – Ты опять сумками разбрасываешься?

Ответа нет.

Я вытираю руки о фартук и сажусь на корточки возле сумки. Молния скрипит, когда я её открываю. Внутри – всё то же: подсвечник, раскрытый кошелёк, телефон, один кроссовок, компас без стрелки.

Но денег нет.

Я замираю. Кошелёк.

Раскрываю его.

Пусто. Ну да, когда хозяин отказался брать купюры в качестве платы, я просто бросил их в сумку.

– Да что вообще происходит?

Я перебираю вещи снова. Ни одной купюры, что достал из кошелька. Ни единой.

Паника накатывает волной.

– Ты куда их дела?! – шиплю я, тряся сумку. – Сожрала?!

Смешно. Это же просто кусок ткани.

Но вдруг – звук.

Тихий. Знакомый.

Вибрация.

Я хватаю телефон, но экран тёмный.

– Чёрт!

Швыряю его обратно в сумку и замечает листок.

Маленький, сложенный пополам. Раньше его не было

Разворачиваю.

"Ваш баланс пополнен. Текущий баланс: 2.985.400"

– Какой ещё баланс?! – я трясу бумажку перед сумкой, будто она может ответить. – Ты о чём вообще?! Деньги верни!

Сумка молчит.

Из зала доносится грохот. Незабудка кричит что-то грозное, пытаясь кого-то остановить.

– Да ё-моё...

Я чертыхаюсь, хватаю швабру и иду на шум.

Наверное, кто-то опять перевернул стол.

А значит, мне снова убирать.

Смена не окончена.

Я толкаю дверь таверны плечом, и первое, что вижу, – хозяина, распластанного на барной стойке. Его лицо прижато к дереву, одна рука заломлена за спину, а в волосах блестит темная кровь. Держит его здоровенный ящер в цветистой рубахе и поношенных кожаных брюках. Существо размером с медведя, с чешуйчатой кожей и желтыми, узкими зрачками.

Напротив – двое. Один, совсем молодой, рыжий и тощий, в шелковой рубашке и дорогом по виду жилете, склонился над хозяином и что-то шепчет ему в ухо. Второй, коренастый, с лицом, будто вырубленным топором, держит за запястье Незабудку. Она пытается вырваться, но у нее не получается – пальцы бандита впились в ее кожу, оставляя красные полосы.

Остальные работники забились в углы. Официантки, повар, пара подвыпивших посетителей – все замерли, будто боясь пошевелиться.

– Где деньги, старик? – рыжий бьет хозяина ладонью по затылку. – Ты должен был отдать еще вчера!

– Я плачу Махаону! – хрипит хозяин. – Вы кто вообще такие?!

– Махаона свалил из города. Всех его людей перерезали, дед. Теперь ты платишь Ворону. – рыжий ухмыляется. – А я – его человек. Так что не упрямься.

Ящерицеобразный детина – Клык, как я позже узнаю – дергает руку хозяина сильнее. Тот кричит, но не сдается.

– Не дам! Пусть ваш Ворон сам придет, если ему так неймется!

Рыжий вздыхает, потирая переносицу. Видно, что терпение у него на исходе. Второй бандит тем временем тянет Незабудку к себе, прижимаясь всем телом. Она резко бьет его локтем в лицо – тот аж подпрыгивает, но не отпускает.

– Эй! – мой голос гулко разносится по залу. – А ну отпусти мою девушку!

Бандит и Незабудка одновременно оборачиваются ко мне. У нее глаза округляются – то ли от удивления, то ли от возмущения.

Рыжий медленно поворачивается.

– Раз твоя, то сам держи её – пусть не вмешивается, а то вы оба тоже получите!

Он кивает своему напарнику, и тот, наконец, разжимает пальцы. Незабудка мгновенно вырывается и отскакивает. Я ловко подхватываю ее за талию и оттягиваю за спину, прикрывая собой.

– Может, уйдем? – шепчу я.

– Если уйдем, они тут всё разнесут, – так же тихо отвечает она.

– Вызовем стражу.

– Марвин уже побежал. Но они не придут – хозяин им не платит.

Я вздыхаю.

– Значит, все равно придется убираться.

– Наша смена уже кончилась, – говорит Незабудка. – Как только эти свалят – мы уходим. А тебе – удачи.

Она делает шаг назад, и я понимаю, что остаюсь один против троих.

Тем временем рыжий окончательно теряет терпение.

– Ладно, хрен с тобой. Толстый, круши тут всё.

Его напарник, тот самый, что только что лапал Незабудку, с диким воем начинает носиться по залу. Он опрокидывает столы, швыряет стулья, смахивает со стен украшения. Одна из официанток не успевает увернуться – он бьет ее кулаком в плечо, и она падает.

Бандит несется дальше, пока не замечает чучело огромного петуха, висящее на стене. Глаза у него загораются.

– О, это я заберу!

Он вцепляется в стену, пытаясь дотянуться.

– Петуха не трогай! – рычу я и бросаюсь вперед.

Бандит оборачивается, но не успевает среагировать. Я хватаю его за шею, резко закручиваю руку и со всей дури вмазываю головой об стол. Раздается глухой удар, и он оседает на пол без сознания.

Рыжий даже не замечает этого. Он уже швыряет кружки в стойку, потом хватает бутылки и бросает их в полки. Стекло звенит, разноцветные потоки пива и вина растекаются по полу.

Я подбираю валяющуюся швабру подхожу к нему сзади и, размахнувшись, бью его по затылку.

Рыжий падает, но мгновенно вскакивает. Его жилет и рубаха теперь в винных пятнах, волосы слиплись.

– Ты что, парень, бессмертный? – он оскаливается.

Я отпрыгиваю, ожидая удара, но вместо этого рыжий хватает тонкую книгу в кожаном переплете, висящую у него на поясе. Раскрывает ее перед собой.

Незабудка кричит:

– Не делай этого! Он новенький, он не знает!

Но рыжий уже не слушает. Его пальцы, занесенные над раскрытыми страницами, дрожат от ярости. Он держит книгу на вытянутых руках, направив на меня. Будто бы целится.

Я делаю шаг назад.

Краем глаза замечаю, как все вокруг – Незабудка, остальные официантки, даже Клык – медленно отходят от меня. Будто знают, что сейчас случится что-то ужасное.

Рыжий держит книгу на вытянутой руке. Вторая его ладонь зависает над страницами.

Меж ними вспыхивает огонь.

Я не жду. Бросаюсь вперед – и в этот момент мир взрывается.

Яркая вспышка. Боль.

Невыносимая, пронизывающая каждую клетку.

Я не могу вздохнуть. Тело будто рвут на части.

Темнеет в глазах. Я падаю на колени. Мир вокруг дрожит и плывёт, будто бы отражение в воде.

Боль немного отступает, но не исчезает. Я поднимаю голову.

Пол вокруг почернел. Мебель разлетелась на горящие обломки. Огонь. Говорят, когда горишь, то не видишь пламени.

Я встаю. Делаю шаг вперёд. Затем ещё один. Колышущееся марево перед глазами начинает ослабевать.

Рыжий смотрит на меня с удивлением, которое с каждым моим шагом медленно превращается в ужас.

Он замер, будто боится пошевелиться. А я боюсь посмотреть на себя. Наконец, решаюсь – гляжу на руки. Одежда цела, да и кожа не похоже, чтобы обугливалась. Значит, не огонь. Что-то другое.

Я подхожу, забираю у него книгу. Листаю – какие-то каракули. Закрываю.

И начинаю бить его ей по лицу.

– Ты только посмотри, скотина, что вы тут устроили!

Удар.

– Мне тут до вечера теперь всё в порядок приводить!

Еще удар.

– Ты знаешь, как тяжело отмывать барную стойку от крови?!

Рыжий падает на колени, закрывается руками.

– Хватит! Остановись!

Я бью снова. Он валится на спину, кричит:

– Клык! Что ты стоишь?! Он же убьёт меня нахрен!

Ящер хмыкает и швыряет хозяина таверны в сторону. Тот падает под стойку с стоном.

Клык поворачивается ко мне.

Он выше меня на голову. Шире – в полтора раза.

– Нельзя бить Красавчика. Красавчик – друг.

– Хреновые у тебя друзья, – хриплю я.

Клык хватает меня за горло и поднимает в воздух.

Я пытаюсь вырваться – бесполезно.

Он бьёт меня по лицу, разворачивается и швыряет на барную стойку, выбивая из меня весь воздух.

Через секунду прихожу в сознание, собственная кровь попала в горло.

Я хватаю его за лапу, которой он держит меня, обвиваю ногами его плечо и шею, закручиваюсь – болевой на локоть.

Клык ревет, отпускает меня, стряхивает с руки как мошку, отступает.

Я вскакиваю – а он уже летит на меня, тараня стойку.

Едва успеваю отпрыгнуть.

Клык пробивает дерево насквозь, падает на четвереньки.

Я прыгаю ему на спину, вцепляюсь в шею.

Удушающий.

Ящер хрипит, мечется, но я держусь.

Пока он не решает задачу радикально – трется спиной о полки с бутылками.

Стекло и острые щепки впиваются мне в спину и бока. Десятки осколков. Новая вспышка боли, не той, что от рыжего – теперь настоящей, освежающей. Я отпускаю хватку, падаю.

Клык наваливается сверху, снова душит. Теперь ноги уже не помогут.

В глазах темнеет.

Руки шарят по полу, хватают осколки, режутся снова и снова, обжигаются вином.

И натыкаются на что-то знакомое.

Сумка.

Как она тут оказалась? Я же её на кухне оставил.

Неважно.

Я расстегиваю молнию, засовываю руку внутрь.

Ищу подсвечник. Он точно там был. Крепкий, увесистый.

Но пальцы натыкаются на что-то металлическое. Пальцы касаются отверстий в холодной пластине, и будто бы сами скользят в них.

Кастет.

Надеваю и хорошо ухватываюсь.

Размахиваюсь – бью Клыка в морду.

Тот взвывает, отпускает меня, закрывает лапами лицо.

– Больно. Зачем бьёшь так больно? Не хочу с тобой драться.

Я поднимаюсь.

Клык трясет головой, пытается встать – но я уже бью снова.

Он оседает. А я едва сдерживаю стон. Башка у него будто бы из гранита – каждый удар прошивает руку иглами до самого плеча. Надеюсь, ещё одного удара хватит.

Я сажусь на него сверху, заношу руку для третьего удара.

И тут слышу мягкий голос:

– Клык уже понял, что с тобой лучше не связываться. Не убивай его.