Текст книги "69 дней (СИ)"
Автор книги: Scarlet Heath
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– Ты не против, если я залезу тебе на плечи и посмотрю, что там впереди?
Степа был легким, так что Женя мог без труда поднять его. Он только сбросил с плеч рюкзак, который с чавкающим звуком опустился в грязь, и присел на корточки, чтобы Степа мог сесть к нему на плечи. Оказавшись на верхотуре, Степа сложил руку козырьком, и был сейчас еще больше похож на какого-нибудь отважного капитана из Жениных недавних фантазий. А потом он выкрикнул:
– Я ее вижу!!! Я вижу ее! Женя, скорей, дай мне слезть!
Женя чуть-чуть опустился, и Степа, тут же спрыгнув, помчался к своей звезде. Женя решил наплевать на свой рюкзак и побежать за ним. Вряд ли какому-нибудь медведю понадобится когда-нибудь раскладывать палатку, и он украдет их вещи, если найдет их валяющимися здесь. И Женя бежал, слушая, как под ногами хлюпает грязь, бежал за своей звездой (или, правильнее, звездуном, который даже не догадывается, кем является для него). И чтобы ни ждало их впереди, на трудной дороге жизни, Женя точно знал одно: он хотел, чтобы Степа всегда был рядом с ним. Чтобы он всегда воплощал свои безумные идеи, а Женя помогал ему в этом и улыбался на его кажущиеся детскими и наивными рассуждения. И даже, если у всего в мире есть конец, Женя был уверен, что это чувство легкости, которое дарит только любовь, навсегда останется с ним. Церковь оказалась как раз такой, какой была на фотографиях. Ничего сверхъестественного: заросшая настолько, что казалось, будто она уже и сама стала частью окружающей растительности, стала живой. От мысли о том, что церковь живая, Жене сразу стало не по себе. В его сердце поселился необъяснимый первобытный страх, и одна только мысль: «Не стоило приходить сюда. Мы ввязались во что-то ужасное».
– А ты когда последний раз был в церкви? – спросил вдруг Степа.
Женя задумался. А действительно, когда? Наверное, когда был еще ребенком, раз не помнит этого.
– Давно. Очень давно, – ответил он. – А ты?
– Я тоже давно. Но ведь сейчас мы рядом с церковью, и хоть она и разрушена, своего статуса от этого не утратила. Поэтому перед тем, как зайти за ограду, мы должны перекреститься.
И они перекрестились. После этого неприятное предчувствие немного отступило. Женя вдруг вспомнил фильм «Омен», который смотрел еще в детстве. Когда мальчика с тремя шестерками на голове везли в церковь, он жутко бесновался в машине. Этот момент: сочетание диких воплей и мелькающих на фоне серого неба крестов, произвел на Женю сильное впечатление. Может, и у Жени появилось это чувство оттого, что его душа нечиста.
– У тебя нет нехорошего ощущения? – спросил он у Степы, который как раз сделал шаг по направлению к церкви.
– Нет. А что, у тебя есть?
– Нет. Забудь. Пойдем уже.
Они вошли внутрь и оказались под церковными сводами. Когда-то церковь была белокаменной, но теперь белый цвет кирпича сохранился только в отдельных местах, все остальное пространство занимал красный кирпич, кое-где выпавший и оставивший в кладке темные зияющие пустоты. Довольно унылое зрелище. И все же, несмотря на царившее здесь сейчас запустение, церковь была большая, и ей каким-то непостижимым образом удалось не утратить былого величия.
– Эй, иди-ка сюда! – воскликнул Степа, подошедший к стене вплотную и что-то разглядывающий.
Это был сохранившейся фрагмент росписи. Едва заметный: ясно только, что это фигура человека в коричнево-синих одеждах, но лица нет. Оно было полностью стерто. Осталась только приподнятая в неведомом жесте рука. Росписи сохранились еще в некоторых местах, но они были еще хуже первой, и вскоре Степе и Жене надоело приглядываться к стенам. Было ясно, что до них здесь уже побывало много народу, причем далеко не все с ознакомительными целями. Кое-кто видимо просто решил подпортить и без того еле дышащее здание огромными надписями нечитабельного содержания. Женя поднял голову к церковному куполу, и у него почему-то закружилась голова, хотя купол был невысоким. Шесть симметричных окон впускали в себя тусклый свет, который, казалось, так и оставался там вверху, а к ним не спускался.
– И что ты думаешь здесь найти? – спросил Женя.
– Понятия не имею. Мне теперь уже кажется, что я не найду ничего.
Эта фраза прозвучала так печально в этом мертвом месте, что Жене снова стало страшно. Он не мог допустить, чтобы Степа ушел отсюда с пустыми руками. Когда начало казаться, что они обошли там абсолютно все и рассмотрели каждый камешек, Степа сказал:
– Поверить не могу. Неужели все зря? Неужели все это напрасно? Может, я как-то не так ищу? Может, я что-то не так понял?
Женя смотрел в его огромные глаза и видел в них такую гнетущую печаль, что казалось, она может уничтожить и Женю, и самого Степу и все, что их окружает.
– Давай сделаем так, – сказал Женя, беря контроль в свои руки. – Я сейчас пойду во двор и обойду всю церковь снаружи. А ты еще раз сделаешь обход изнутри. Если я что-то найду, скину тебе маячок. Только ты никуда не уходи. Будь здесь, хорошо?
– Хорошо. Только я уверен, что уже ничего здесь не найду.
– Ну и что! Поделай хотя бы фотографии. Мало ли что. Вдруг потом проявишь их, а там Иисус? Всякое ведь бывает.
Степа только слабо кивнул. Но взгляд его уже потух, и это пугало Женю больше всего. Женя вышел в церковный двор. Вокруг только деревья и кусты. Что он надеется здесь найти? Все равно, что. Он найдет, Женя знал это. Это что-то или нечто было совсем рядом, и Женя это чувствовал. Сам не знал, как, но чувствовал. Все его органы чувств вдруг разом обострились. И, может, это было страшно глупо, но Женя на какой-то миг даже перестал ощущать себя человеком. Он словно стал чем-то несоизмеримо большим, в этом Богом забытом месте, ведомый только одним огромным чувством. Может, в нем даже открылись в этот момент какие-то экстрасенсорные способности. А возможно, это были, наоборот, какие-то звериные инстинкты далеких предков. Но это определенно было что-то. Женя оказался перед кладбищем. Точнее, он не сразу понял, что это кладбище, да и назвать так это место язык никак не поворачивался. Скорее это были какие-то древние захоронения. Несколько обросших мхом каменных плит, и несколько зияющих глубоких ям – разграбленных могил. Женя подошел к сохранившимся памятникам и попытался прочесть надписи, когда-то бывшие на них. Но время уже успело хорошо над ними поработать, так что Женя ничего разобрать так и не смог. Он продвигался все дальше. Обходил ямы, рассматривал памятники. Все его чувства превратились в одну огромную ВНИМАТЕЛЬНОСТЬ. Он знал, что может упустить что-то важное. Только внимательность поможет ему найти то, ради чего они проделали весь этот путь. И вот, кажется, он нашел то, что искал. Возможно, это было всего лишь совпадение, но Степа научил его не верить в совпадения. Тем более, что это действительно трудно было назвать совпадением даже самому заядлому скептику. На одном из надгробий, единственном, на котором сохранилось еще хоть что-то, были вырезаны крупными буквами Степино имя и фамилия. Только отчество было другим. Годы жизни стерлись, но зато осталась должность, которую занимал Степин далекий предок. Он был священником. Женя бы еще долго мог сидеть вот так с открытым ртом и думать о совпадениях, знаках, Судьбе и вещих снах, если бы не вспомнил, что ему нужно позвонить Степе. Объясняя по телефону, где он находится, Женя ни словом не обмолвился о своей находке. Ему хотелось не то чтобы поизводить Степино любопытство, скорее просто устроить ему сюрприз. В голове вертелось только одно: МЫ НАШЛИ ЭТО. МЫ ЭТО СДЕЛАЛИ. Сзади послышались шаги, и Женя оглянулся. У него уже затекли ноги от сидения на корточках, но при виде Степы он не стал подниматься. Он сгорал от нетерпения. Хотелось посмотреть на Степино лицо, когда тот прочитает надпись на надгробии.
– Ну и что там у тебя? – спросил Степа. Все тот же потухший взгляд. Жене предстояло стать свидетелем того, как эти глаза засияют.
Женя не говорил ни слова. Своим молчанием он вынудил Степу пролезть через другие могилы, испачкав свои и без того грязные кеды еще больше и сесть рядом с ним. Перед тем, как начать читать, Степа бросил на него сердитый взгляд, словно Женя отвлек его от какого-то важного дела из-за глупости. Теперь Жене оставалось только наблюдать. Сначала Степа нахмурился, потом морщинки на его лице разгладились, глаза расширились и снова сузились несколько раз, словно Степа хотел убедиться, не ошибся ли он при чтении имени и фамилии. А потом Степа посмотрел на Женю. И это был уже не тот взгляд, который он видел несколько минут назад.
– Не может быть! – воскликнул Степа. – Это ведь не совпадение, да? Этот человек может быть моим предком?
– Может быть и предком, но даже, если это всего лишь твой однофамилец, совпадение более чем странное. Я уверен, что оно должно что-то значить. Посмотри на его должность. Степа снова вернулся к памятнику и тут же выкрикнул:
– Священник?! Неужели у меня в роду были священники?
– Думаю, об этом тебе придется спросить у своего отца. И надейся, что он хорошо знает свою родословную.
Степа поморщился.
– Блин, меньше всего мне бы хотелось с отцом об этом говорить. Ну да ладно… Главное, что мы нашли это! Вернее ты нашел… – и Степа подарил ему взгляд, полный благодарности и восхищения. За такой взгляд Женя мог бы отдать все сокровища мира. – Придется мне как-то отблагодарить тебя.
– О! И что бы мне такое придумать? – Женя многозначительно подмигнул Степе, за что тут же получил увесистую затрещину.
– У тебя одно на уме, – проворчал Степа, хотя Женя знал, что он совсем не сердится.
Степа достал фотоаппарат, включил его и нацелил объектив на каменную плиту. Короткая вспышка, и дело сделано.
– Вот так, – сказал Степа. – А теперь нам пора убираться отсюда. Нутром чую, скоро пойдет снег.
И как скоро выяснилось, Степино нутро их не подвело. Они шли так быстро, как только могли, но не преодолели и трех километров, как повалил снег. Снег был первым, и в этом году он заметно запоздал (все-таки уже последние числа ноября), а потому, видимо, решил оторваться по полной. Сначала снег падал крошечными крупинками, которые тут же исчезали в грязи, поэтому Степа и Женя не очень расстроились. Потом он повалил крупными бесформенными хлопьями, больно бьющими в лицо из-за внезапно усилившегося ветра. Снег уже не успевал таять, садясь на землю, и очень скоро Степа и Женя поняли, что их следы, по которым они так уверенно двигались, почти исчезли. Конечно, это еще не повод волноваться. Женя достал карту, и, отвернувшись от ветра, принялся сверяться с направлением. А ветер, словно старался вырвать карту из рук и унести ее в своей безумной пляске. Еще через какое-то время им начало казаться, что они свернули куда-то не туда, потому что места уже не были знакомыми. Вот теперь появился реальный повод заволноваться. Женя посмотрел на часы: ровно четыре. Скоро начнет темнеть. И они заблудились. Степа с ужасом посмотрел на него:
– Нам хана. Черт, Женя, что делать-то будем?!
– Придется ночевать здесь.
– Да мы же замерзнем к чертовой матери! Нам не из чего разводить костер! И у нас почти не осталось еды! Даже чертовых сигарет нет! Тогда и до Жени начал доходить весь ужас их положения. Он огляделся: вокруг только молчаливые деревья, которые словно наступали на них. Ну вот, только клаустрофобии в лесу ему сейчас не хватало.
Если снег будет так валить всю ночь, то к утру, от Степы и Жени останется только одинокий холмик. Но Женю всегда учили, что мужчина должен сохранять хладнокровие, что бы ни случилось. Мужчина никогда не должен терять контроль над ситуацией. Никогда не должен предаваться панике….
– А-а-а! Степа, мы замерзнем здесь! – заорал Женя, наплевав на все, чему его учили.
Степа закусил нижнюю губу. На щеках появился яркий румянец (еще немного, и они могут побелеть), а руки уже приобрели непонятный фиолетовый оттенок. Вдобавок ко всему, у него наверняка промокли ноги в этих его старых кедах. Но ведь Женя пообещал себе, что будет защищать его. Оберегать от всего. Неужели он допустит, чтобы Степа до смерти замерз или получил воспаление легких? Да не бывать такому! Не бывать и все тут!
– Мы раскладываем палатку, – заявил он. – В такую метель и на ночь глядя нет никакого смысла искать дорогу. Мы только заблудимся еще больше.
– Мне страшно.
Какие же огромные у него глаза…
– Не бойся. Все будет хорошо.
Со Степиной помощью Женя управился с палаткой быстрее, чем в прошлый раз, и у них вышло бы еще быстрее, если бы не мешали пронизывающий ветер и снег. Когда они залезли внутрь, Степа был уже никакой. Он был похож на мокрого птенца, беспомощного и напуганного.
– Скоро здесь станет тепло, – говорил Женя. – Воздух прогреется от нашего дыхания. А ты снимай пока мокрую одежду и обувь.
Женя закрыл поплотнее все щели, какие только были, и они оказались в полумраке. Женя быстро нашел фонарик, включил его и положил на пол. А сам снял обувь и носки. Куртку он расстелил на полу и сел на нее. Степа последовал его примеру. Он двигался очень медленно, словно с огромным усилием. Словно каждое движение причиняло ему сильную боль. Видимо, он так замерз, что не мог даже двигаться. Когда мокрая одежда лежала рядом с ним, Степа обнял себя руками и сказал:
– У меня уши болят.
– Почему? – не понял Женя.
– Потому что дырки еще не зажили, а я их уже два дня ничем не обрабатывал.
– Да… это, конечно, фигово.
– Я не хочу остаться без ушей.
– Не волнуйся, не останешься.
– Если у меня не будет ушей, ты меня бросишь, – гнул свое Степа.
Женя расхохотался. Почему-то эта фраза показалась ему дико смешной в их дико несмешном положении.
– Чего ты ржешь? – удивился Степа и посмотрел на него из под мокрых волос.
– Ничего. Это у меня просто нервное. Давай залезем в мешок и погреемся.
Степа не стал возражать. Он погрузился в молчаливую апатию. Женя понятия не имел, что может сделать, чтобы развеселить его. Во всяком случае, сначала им стоит немного согреться, тогда, может, и их положение покажется не таким уж и плачевным. Так и вышло. Через полчаса сидения в мешке, застегнутом до конца, им уже стало весело. Женя щекотал Степу, и они дурачились в кромешной темноте. И как-то так вышло, что они поцеловались. Если бы Женю спросили, кто был инициатором, и как так вообще получилось, что они вдруг так крепко впились друг в друга, он бы ни за что не вспомнил. Короткое помутнение рассудка. Причем это помутнение зашло так далеко, что Женя расстегнул все пуговки на Степиной рубашке (и это в темноте-то!) и почти добрался до штанов, когда Степа вдруг поймал его за руку и выдохнул:
– Хватит.
И тут Женю словно током ударило. Нет, на самом деле, у него было такое ощущение. Это был короткий, но сильный удар, который моментально привел Женю в чувство. Он подумал только одно: Это же ужасно. То, что мы делаем, ужасно. Но почему-то Женя уже не мог остановиться. Как бы ужасно это ни было. Но он знал, что если бы у них сейчас со Степой снова что-нибудь произошло, он бы снова начал сожалеть. И от этого стало страшно. Так страшно, что трудно дышать. Он начал лихорадочно искать молнию, чтобы расстегнуть мешок. Ему срочно требовался воздух. Хотелось снова оказаться на морозе, упасть в снег и забыть обо всем. Да так и замерзнуть… словно уснуть. Но, когда ему удалось, наконец, открыть мешок и вдохнуть воздух, гораздо более холодный, чем в мешке, мысли немного прояснились. Фонарь еще горел. Женя встретился глазами со Степой и увидел в его взгляде такую растерянность, какой не видел ни у кого. Растерянность и страх. Женя снова испытал отвращение к себе. Вечный эгоист, думающий только о своей шкуре и своих мелких мерзких эгоистичных чувствах. Тогда Женя бросился Степе на шею с глухими причитаниями:
– Прости… прости меня, прости!
– Ау! Уши больно… осторожней!
– Прости, пожалуйста, прости меня, – продолжал убиваться Женя.
– За что? – голос Степы был таким тихим и слабым, что Жене стало только еще хуже. Ему казалось, что он лишает этого человека всего: сил, радости, желания жить. Один неверный поступок, и он рассыплется на тысячу осколков. Один только неверный взгляд… и он потеряет его навсегда.
– За все. Если не скажешь, что прощаешь, я прямо сейчас умру.
– Шантажист, – Степа тихонько усмехнулся. Женя никогда не слышал такой усмешки: как шелест листьев, как шепот волн в морской ракушке. – Лучше прислушайся. Ветер стих. Может, и снег перестал идти.
Женя прислушался. Действительно, стало очень тихо. И от этого почему-то страшно. Когда выл ветер, Женя не чувствовал себя таким уязвимым. Тишина всегда пугала его.
– Есть хочешь? – спросил Степа.
– Конечно. Но у нас же ничего нет.
– Еще кое-что осталось.
Они доели консервы и хлеб, съели по мандарину и запили сладким чаем, оставив еще немного на утро, а потом Женя все-таки решился выглянуть наружу. Снегопад и в самом деле прекратился. Кромешная тьма и тишина. Почему-то прошлой ночью, несмотря на все страшилки, Женя не испытывал такого ужаса как сейчас.
– Как думаешь, мы завтра выберемся? – спросил он.
– Не знаю, – ответил Степа, а Женя подумал, что лучше бы иногда Степа все-таки врал.
– Я не думаю, что мы сильно отклонились от курса. Завтра по компасу и карте мы быстро сориентируемся, куда идти.
– Конечно, – глухо отозвался Степа, а Женя подумал, что если бы все было так просто, опытные путешественники не пропадали бы в лесах.
Организм человека – странная штука. Какие бы разумные доводы мы не приводили, он все равно остается при своем мнении. И, если он знает, что у вас нет еды и нет тепла, он впадает в такую панику, что вы тут же покрываетесь холодным потом и начинаете выдумывать всякие ужасы.
– У меня телефон разрядился, – как бы подводя итог, сказал Степа.
Женя нашел свой мобильник, который обещал продержаться еще, по крайней мере, до завтрашнего дня. Но телефон был совершенно бесполезен там, где они были сейчас, так что его наличие или отсутствие ничего не меняло. Женя попробовал включить радио, и как ни странно, оно поймало какую-то волну. Сразу появилось чувство оторванности от цивилизации. Где-то идет жизнь, а они сидят здесь, далеко от того мира, к которому привыкли. Однако, сводка погоды их порадовала. Сильных снегопадов больше не будет, и температура начнет подниматься. По-правде говоря, потепление уже ощущалось. Хотя, может, просто воздух в палатке нагрелся, и ветер стих.
– Выключи телефон, – посоветовал Степа, когда погода закончилась. – Побереги батарею.
– Да какая нам разница, будет он работать или нет? – Жене не хотелось снова очутиться в гнетущей тишине, радио вселяло в него хоть какие-то надежды.
– Никогда не знаешь, что может понадобиться. Просто мне будет спокойнее, если у нас останется рабочий телефон.
Женя послушался. И от наступившей тишины у него вдруг заколотилось сердце и засосало под ложечкой.
– Что-то я опять замерзаю, – сказал Степа. – Давай залезем обратно в мешок.
– Да, только я возьму с собой кое-что, – Женя полез в рюкзак, освещая его содержимое фонарем (который, кстати сказать, горел уже не так ярко).
– Что ты ищешь? – спросил Степа, забираясь в мешок и дуя на замерзшие руки.
– Вот что, – Женя извлек из рюкзака пистолет.
– Пистолет? – изумился Степа. – Где ты взял его?
– У дяди. Лицензия есть, так что все нормально.
– И дядя тебе разрешил?!
– Ну, может, это и не совсем законно, но дядя знает, что я не псих и не убийца. К тому же я рассказал ему о нашем походе.
– А ты хоть умеешь им пользоваться? Не застрелишь меня по ошибке?
Женя сделал обиженное лицо. Конечно, он ни за что бы не признался Степе, что держит пистолет в руках второй раз (причем, первый был, когда дядя протянул его ему со словами: «Натворишь что-нибудь, кастрирую!»), и что он ни разу не стрелял из него. Это, как говорится, была лишняя информация. Но, конечно, дядя подробно объяснил, как этой штукой пользоваться, и Женя был уверен, что все понял правильно. Сжимая ледяной ствол в руке, Женя залез в мешок.
– И куда ты положишь его? – спросил Степа.
– Положу рядом, – решил Женя и накрыл пистолет сверху своей курткой.
Степа только покачал головой.
– Неужели ты думаешь, что на нас кто-нибудь нападет?
– Сам же говоришь, что никогда не знаешь, что может понадобиться.
– И то верно.
Степа уже не ложился к нему так близко как раньше. Он молчал. А Женя, хоть убей, не мог придумать, что сказать. Снова эта проклятая неловкость. Ведь ему каким-то чудом удалось от нее избавиться, и опять все сначала. Я просто хочу, чтобы ты опять смотрел на меня как раньше. Это было слишком сложно. Женя задумался над последним Степиным вопросом. Есть ли в его жизни что-то такое, что он хотел бы изменить? Конечно, ясно, на что намекал Степа своим вопросом. Он хотел, чтобы Женя подумал о том, какой была бы его жизнь, если бы они не встретились? Лучше или хуже той, что он ведет сейчас? Но та жизнь казалась Жене такой далекой. Словно тогда это был и не он вовсе. Из той жизни он помнил только, что безумно хотел чего-то другого, и вот теперь другое во всей красе развернулось перед ним. Женя пытался представить, каким бы он был сейчас, если бы не встретил Степу. Если бы тогда в парке он просто прошел бы мимо его лавочки и не попросил закурить. Каким бы он был тогда?
Наверное, жил бы себе, не зная забот, выпивая по выходным и цепляя девчонок. Но где-то в глубине его затуманенного и не желающего ни о чем думать разума, жила бы смутная мысль, что он что-то упускает. Что-то очень важное.
Нет, определенно, Женя не хотел выкидывать Степу из своей жизни. Мысль о том, что он не знал бы его, внушала только ужас. Но что тогда? На этот вопрос действительно очень сложно найти ответ.
– Степ?
– Чего?
– А что ты хотел бы выбросить из своей жизни?
– Ты первый должен ответить.
– Но я еще не нашел ответа. Может твой ответ наведет меня на какие-нибудь мысли?
– Хорошо. Я расскажу, что хотел бы изменить, – Степа кашлянул и натянул рукава на кисти рук. Жене хотелось обнять его, но он уже не решался. – Это не так уже интересно. Ничего сверхъестественного, но я очень жалею об этом. Если бы я начал жить заново, я бы ни за что не послушался отца и не бросил играть на пианино. Все говорили, что у меня есть талант. Да я и сам это чувствовал. Я мог бы добиться в этом больших успехов. И может, тогда будущее не представлялось мне таким бессмысленным и жалким. Потому что теперь я стану каким-то дурацким психологом. Кому я нужен? Конечно, склонность к психологии у меня есть, но ведь это всего лишь склонность. Склонность – это еще далеко не талант. Я часто думаю, какой была бы моя жизнь, если бы я продолжал играть. И всякий раз прихожу к выводу, что тогда в ней был бы хоть какой-то смысл. И этого я никогда не смогу простить своему отцу.
Его голос был таким холодным, тусклым, что Жене становилось только страшнее от каждого его слова. Словно Степа ускользал от него, медленно утекал сквозь пальцы как песок.
– Ты мог бы продолжить заниматься сейчас, – сказал он.
– Да ты что? Уже поздно.
– Хотя бы просто для себя.
– Отец продал мое пианино. И если бы он увидел меня играющим, сошел бы с ума…
– Давай жить вместе, – Женя и сам не знал, откуда взялись эти слова. Они как будто всегда были в нем, только ждали удобного момента, чтобы выбраться наружу.
– Что? – Степин голос уже не был тусклым. Он искренне удивился и посмотрел на Женю. А Женя и сам удивился, что сказал это, чувствуя теперь еще большую неловкость. – Ты это серьезно, что ли?
– Конечно. А с чего бы мне шутить такими вещами?
– Нет. Ты пока слишком плохо знаешь меня, чтобы даже думать об этом.
– Я так понимаю, что твои слова можно перевести так: «Я тебя еще плохо знаю, не доверяю тебе и не хочу жить с тобой». Так ведь?
– Нет, не так. Я-то как раз хорошо тебя изучил за прошедший месяц. Но то, что ты предлагаешь – очень серьезная вещь, а ты говоришь о ней так, словно это все равно что пойти выпить пива! Ты ведь понятия не имеешь, что предлагаешь. И пока, как я уже заметил, ты не можешь нести ответственность за то, что говоришь. А ведь он прав. И хоть Женю и обижали его слова, он не мог не признать, что они верны. Еще парочка таких вот фразочек, и они поругаются. Жене казалось, что Степа отдаляется от него с каждой минутой. Он должен что-то сделать. Должен хоть раз в жизни распорядиться этой самой жизнью самостоятельно. И Женя взял его за руку. Холодные тонкие пальцы, пальцы настоящего пианиста. Наверное, Степа прав, и у него действительно был талант. Потрясающе красивые руки. Женя боялся, что Степа сейчас отдернет руку, но, наверное, он действительно плохо его знал, потому что Степа этого не сделал. И тогда Женя поднес его руку к губам и начал целовать. Степа ничего не говорил. Только было слышно, как участилось его дыхание.
На секунду Женя заглянул ему в глаза. В них были только растерянность и недоумение. Ясно, что Степе еще никто никогда не целовал руки. В его тусклых печальных глазах снова вспыхнуло что-то таинственное и прекрасное.
– Не сердись на меня, – шептал Женя. – Не начинай строить стену…
– Какую еще стену?
– Не важно, какую. Просто не сердись, пожалуйста.
– Я и не сержусь. Просто немного устал и замерз. И еще мне страшно здесь.
– Мне тоже страшно, – сказал Женя, теперь уже без опасения обнимая его. – Страшно, когда ты так отдаляешься от меня.
– Не говори ерунды, – Степа провел рукой по его волосам. – Я не сержусь и не отдаляюсь.
Женя знал, что Степа говорит неправду. Но ему было достаточно и того, что они лежат вот так рядом, и Степа гладит его по волосам. И пусть хоть всю оставшуюся жизнь он не получит от Степы ни одного поцелуя, ему будет достаточно просто быть рядом с ним. Хотя бы быть рядом. Потому что жизни без него для Жени уже не существовало. Перед тем как погрузиться в какой-то бредовый сон, Женя подумал, что Степа так и не сказал, что прощает его.
====== День тридцать шестой ======
Нельзя сказать, что Женя спал. То состояние, в котором он пребывал, было больше похоже на бред. Вместо снов какие-то обрывки, сохранялась частичная ясность сознания, и Женя то и дело открывал глаза и снова погружался в темноту.
А потом он вдруг окончательно проснулся. Так иногда бывает: просто проснешься и не знаешь, от чего. Было темно. Женя глянул на свои часы с фосфоресцирующими стрелками. Еще только час ночи. Степа спит. Его дыхание ровное. Женя не мог понять, почему ему больше не хочется спать. Какое-то смутное ощущение тревоги. Совсем как в детстве, когда родители тушили свет в его комнате. Женя просто лежал какое-то время и прислушивался. А потом он понял, что его разбудило. Это были чьи-то шаги. Женя слышал, как хрустит снег вокруг их палатки. Женю тут же бросило в холодный пот. Он высунул нос из спального мешка и сразу почувствовал, что в палатке очень холодно. Это потому, что она была слегка приоткрыта, словно кто-то заглядывал внутрь и не смог закрыть, как было. Инстинктивно Женя начал шарить рукой под курткой, ища пистолет. Другой рукой он начал расталкивать Степу, который вздрогнул и сразу проснулся.
– Что такое?
– Тс! Прислушайся, – прошептал Женя.
Шаги на какое-то время стихли, но Женя знал, что этот некто просто остановился, словно чего-то ждет. А может, он тоже прислушался? Снег опять заскрипел. Степа вцепился в Женину руку, он тоже заметил, что палатка открыта. Осторожные размеренные шаги. Степины ногти впиваются в Женину кожу, пробуждая воспоминания, до сих пор не дающие ему покоя. Как-то раз Степа уже впивался так в его кожу, на спине даже остались царапины… Они просидели так довольно долго: Женя, выставив вперед пистолет и готовясь пристрелить на месте любого, кто зайдет, а Степа – вцепившись в его руку. Шаги слышались то ближе, то дальше, то замолкали, то возобновлялись снова. Как будто кто-то ходил вокруг их палатки с сантиметром и измерял какие-то расстояния. В какой-то момент Женя почувствовал, что у него уже сейчас рука отвалится держать этот пистолет, и он на пару секунд опустил руку и снова поднял. А потом они ясно услышали, что шаги отдаляются. Все тише, тише… Женя подполз к выходу из палатки и выглянул наружу через неизвестно откуда образовавшуюся щель. Ночь была светлой: луна и ослепительно белый снег. Но, конечно, это была все-таки ночь, и Жене вполне могло показаться, что он видел какую-то темную фигуру, удаляющуюся в лесную чащу. Степа тоже подполз к нему, и Женя уступил ему дорогу, чтобы тот тоже мог посмотреть. Степа прошептал:
– Там кто-то есть. Ты его видел?
Теперь уже Женя не сомневался.
– Да. Видел.
– Чего ему было надо?
– Да кто его знает. Главное, что он ушел…
Однако, оттого, что черная фигура ушла, Жене стало ненамного легче. Ведь она могла в любой момент вернуться. Они так больше и не смогли уснуть этой ночью. Заделали щель в палатке, залезли в мешок и так и просидели до рассвета. Женя не выпускал из рук пистолета, а Степа – Жениной руки (только он уже не впивался в нее как в начале). И только на рассвете, когда в палатку проник слабый свет, Степа и Женя ненадолго отключились. Когда Женя открыл глаза, он ощутил такую сильную резь, что тут же зажмурился снова. Голова раскалывалась. Мысль о том, что надо вставать и искать дорогу, представлялась равной полету на Луну в самодельной ракете. Женя снова открыл глаза и обнаружил, что пистолет все еще лежит в его руке. На часах половина одиннадцатого. Степа тоже заворочался. Еще через несколько секунд он простонал:
– Я сейчас сдохну.
– Надо вставать.
– Сам знаю, – он приподнялся на локтях и посмотрел на Женю одним глазом. – Сколько времени?
Женя сказал, и Степа со вздохом сел. Женя вылез из мешка и вытащил свои носки, которые, как он надеялся, высохнут от тепла. И носки действительно, были теплые, но все еще влажные. Ботинки, наверняка, были в аналогичном состоянии.
– Мне еще никогда так не хотелось курить, – простонал Степа, напяливая свои носки. – Знаешь, наверное, если бы сейчас вернулся «ночной тип», я бы даже глазом не моргнул. Мне уже все равно.
Женя был того же мнения. Он убрал в рюкзак пистолет и представил, как возвращает его дяде со словами: «Мне так и не пришлось его использовать. Зато я почти не выпускал его из рук». Они допили холодный чай и отправились собирать палатку. Снег уже начал подтаивать и превратился в рыхлую водянистую массу. Но Женя был рад даже такой противной погоде, потому что она давала им хоть какой никакой, но шанс выбраться отсюда. Все остальное происходило с ними как в бреду или кошмарном сне. Женя не смог бы восстановить последовательность событий даже под гипнозом. Он помнил только дикое, валящее с ног ощущение усталости. Казалось, что болело все тело, то одновременно, то по очереди: сначала ноги, потом голова, потом глаза и горло. Вооружившись компасом и картой, они долго бродили между деревьями, пока, наконец, не вышли на тропу, по которой шли в церковь. Однако, это не вызвало у них абсолютно никаких эмоций. Все равно что умирающему сказали бы, что он выиграл в лотерею. Всего на дорогу у них ушло три с половиной часа вместо положенных двух, и это не считая того пути, что они проделали вчера, перед тем как заблудиться. Когда они ждали автобус, люди пялились на них как на уродов в цирке. И это не удивительно, учитывая их грязный и мятый вид. Интересно, как на них тогда посмотрят в городе? Ноль эмоций. Ну а когда после долгих скитаний они, наконец, оказались в автобусе, следующем рейсом «Шатура – Москва», Женино сознание отключилось, и он провалился в глубокий сон без сновидений. * * * Сознание снова включилось только, когда Женя сидел за столом в своей кухне. Степа сидел напротив. Он не стал спорить, когда Женя предложил ему остаться у него. Видимо, Женя все-таки заслужил какое-то доверие своим примерным поведением за две ночи в палатке. По дороге они купили целых два блока сигарет, хотя Степа и утверждал, что этого ему будет мало. На деле же оказалось, что хватило и трех штук.
