Текст книги "69 дней (СИ)"
Автор книги: Scarlet Heath
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Как же его все это достало. Снова появилось то ощущение, которое преследовало его некоторое время до знакомства со Степой. И ощущение это выражалось в трех словах: «хочу чего-то другого». Со Степой он в полной мере испытал это другое, и теперь начинал понимать, что возвращение к прежней жизни для него уже невозможно. Это было нелегко принять. ОЧЕНЬ НЕЛЕГКО. Женя вспоминал Степины советы: «В тебе определенно происходят какие-то изменения. Пускай ты сам еще ничего не осознаешь, но ты чувствуешь, что они происходят. И от этого тебе страшно. От неизвестности. Просто попробуй успокоиться и подождать, что будет дальше. Настанет день, когда ты сможешь ответить на все свои вопросы». Да уж, изменения происходили, но еще не настал тот день, когда Женя может ответить на все вопросы. Но ему нужны были ответы. Когда девица проснулась, Женя с руганью выгнал ее и взял с полки книгу, принесенную сегодня из библиотеки. Когда Степа читал ему, Жене казалось, что никакие ответы ему и не нужны, что он и так все знает. Может, этот фокус пройдет еще раз? Когда друзья звали его в клуб, Женя отказался. Ему просто хотелось почитать. День двадцать восьмой Ноги сами привели его сюда. Степа не выносил выходные, потому что отец все время был дома, а мать ходила по магазинам и наведывалась в гости к подругам. Вот и в эту субботу, как только мать начала собираться, Степа оделся быстрее ее и убежал, сказав, что идет в библиотеку. А на самом деле пришел сюда, в этот парк, к этой лавочке. Он сел, подобрал под себя ноги и открыл блокнот, как в тот день, но так и не смог ничего записать. Степа больше не мог прятаться от своего чувства. Никакой Иисус и никакая заброшенная церковь не могли помочь ему в этом. Вера в чудо не спасала его. И сейчас он пришел сюда, где был Женин призрак, где его образ особенно ярко оживал в его сознании. Он так скучал. Он уже даже больше не злился, тоска вытеснила всю обиду. Вчера он сделал небольшое усилие над собой и целый день не включал компьютер, а когда сегодня утром обнаружил, что никаких новых сообщений нет, боль стала такой сильной, что он просто уже не мог ее игнорировать. Наверное, поэтому он и пришел сюда. Это место внушало ему надежду, потому что именно здесь случилось главное чудо его жизни. Но чудеса – вещь изменчивая, и Женя не появится здесь, если Степа будет сидеть и думать о нем. И ничего с этим уже не поделаешь. День двадцать девятый Свернувшись в позе эмбриона, Женя снова лежал на полу. Он больше нигде не мог лежать. Он возненавидел свою кровать и всю свою пустую темную квартиру. Он не стал задвигать шторы, не стал включать свет, позволив темноте проникнуть в его комнату, в него самого, в его сердце и душу. Он больше не хотел прятаться. Быть может, это называется «сломался», но к Жене больше подходило слово «примирился». Женя еще многого не понимал, но ответы были уже совсем близко, они, подобно окружающему его сигаретному дыму, оседали в воздухе. Он почти видел их. И одно Женя знал уже совершенно точно: он не может жить без Степы. Каждый новый день без него убивает. И этому можно сопротивляться сколько угодно, но в итоге все равно будешь лежать вот так на полу и чувствовать текущие по щекам упрямые слезы.
====== День тридцатый ======
Степины глаза устали и начали слезиться, потому что он уже несколько часов не отходил от монитора. Он был занят вычислением верного маршрута до своей заброшенной церкви. Выписывал из Интернета в блокнот кое-какие сведения обо всех автобусах и электричках, идущих туда, изучал разные варианты маршрутов, подыскивая наиболее удобный для себя.
Пока что ему ничего выбрать не удалось, но сам процесс оказывал на него благотворное влияние, помогая Степе почувствовать, что он не сидит на месте, а продвигается к своей зыбкой, почти незаметной, но все же цели. Он на секунду отвлекся и потер уставшие глаза большим и указательным пальцами правой руки. Посмотрел на часы. Ровно восемь. На улице темно и шумит дождь, но Степа не задергивал шторы. Ему нравилось наблюдать за стекающими по темному стеклу потоками прозрачной воды. Когда раздался звонок в дверь, Степа подумал, что это вернулась, что-то забыв, соседка, заходившая к ним несколько минут назад. Но потом Степа услышал голос своей матери:
– Степа, к тебе пришли!
Степа не думал ни о чем, когда вставал со стула, не думал ни о чем, когда шел в коридор. В его голове была совершенная, очевидная, удручающая пустота. Поэтому, когда Степа увидел топчущегося в коридоре и слегка подмокшего Женю, это стало для него настоящим потрясением.
– Сынок, что случилось? Ты не хочешь предложить своему другу войти?
Но Степа не мог ничего сказать. Он бы так вечность простоял, если бы не появился отец. Он вышел из зала, со старой газетой в руках, видимо намереваясь ее выбросить, но так и застыл на месте, увидев Женю. По истине немая сцена. Увидев выражение лица своего отца, его дикие глаза и побелевшие губы, Степа сразу сумел взять себя в руки. Он тихо сказал:
– Пойдем. В мою комнату.
Женя разулся, повесил куртку на вешалку. Такие обычные движения, но Степа мог бы наблюдать за ним вечно. Ему хотелось просто смотреть на него. И сразу стало все равно. Все равно, что подумает отец, все равно, зачем пришел Женя, главное, что можно просто посмотреть на него. А потом они молча прошли в его комнату. Степа шел впереди и не верил, что слышит звук Жениных шагов за спиной. Он боялся, что если обернется сейчас, Женя исчезнет, как Иисус в его сне. Но Женя был сейчас здесь, это был не призрак и не оживший образ его сознания. Он стоял посреди его комнаты и не знал, куда девать взгляд. Капельки дождевой воды стекали с его волос на лицо. Степа закрыл дверь и заключил:
– Ты промок.
– Да. Немного…
– Я сейчас дам тебе полотенце.
Степа порылся в комоде, нашел маленькое бежевое полотенце и протянул Жене. Женя взял полотенце, но так и не поднес его к лицу. Они смотрели друг на друга.
– Как ты узнал, где я живу? – спросил Степа.
– Я… следил за тобой. Видел, как ты шел домой, и пошел следом.
– Да ты просто маньяк.
Женя неуверенно улыбнулся.
– Я и чувствовал себя маньяком. Но на улице так и не решился подойти.
– Странная логика. Значит, ко мне домой ты решился прийти, а на улице нет? Отец ведь теперь прибьет меня за тебя.
– Мне… очень нужно… поговорить с тобой.
Да уж, это Степа уже понял. Женя действительно хочет что-то сказать, но это дается ему с большим трудом.
– Говори, – Степе очень хотелось, чтобы его голос прозвучал как можно мягче, однако вышло как-то слишком сурово, так что аж ему самому стало не по себе.
Но, видимо, Женино намерение было твердо. Об этом говорил уже сам факт того, что он пришел сюда. Он, наконец, заставил себя посмотреть Степе в глаза и сказал так тихо, что Степа почти прочел по губам:
– Я не могу без тебя.
Степа вздрогнул. Он никак не ожидал этого услышать. Все что угодно, только не это. Он думал, что Женя пустится в дурацкие объяснения, сделает какие-то неуклюжие попытки извиниться и предложит продолжить общение. Но эти слова убили его. Степа стоял с широко открытыми глазами и слушал пульсацию в висках. Ему стало трудно дышать, потому что эти простые слова были лучшим, что он когда-либо слышал от Жени. И Степа даже понятия не имел, что на эти слова можно ответить.
– Я знаю, что обидел тебя, – сказал Женя. – Но хотя бы не прогоняй меня сразу. Позволь мне немного побыть с тобой.
Ну и ну. Вот это да. Степа набрал в грудь воздуха, чтобы сказать что-то важное, но вышло только:
– Вытрись. А то простудишься.
Женя послушно вытер лицо, волосы и протянул полотенце обратно Степе. На мгновение кончики их пальцев соприкоснулись.
– Садись, – вздохнул Степа, кивнув на кровать. – Долго стоять-то будешь?
Женя тут же сел на самый край, и у Степы создалось впечатление, что если бы он велел ему перевернуться на голову, Женя сделал бы и это, без лишних вопросов. Степа убрал полотенце обратно в комод, его сердце немного успокоилось, и он тоже сел на кровать рядом с Женей, как обычно подобрав под себя ноги и обхватив колени руками. Женя повернул к нему голову, долго изучал его лицо, а потом сказал:
– Ты уши проколол.
– Ага.
– Почему?
– Это была странная попытка забыть тебя. Я сделал это сразу после того, как ушел от тебя.
Женя опустил взгляд.
– Я большую глупость тогда сморозил. Никогда ничего подобного не говорил.
– Да уж, не то слово глупость.
– Знаешь, я просто маленький, вонючий, протухший и гниющий кусок дерьма.
– Ты о себе слишком высокого мнения.
Женя посмотрел на него с таким ужасом, что Степа не выдержал и рассмеялся.
– Дурак! Я же пошутил!
Женя улыбнулся. Его глаза прояснились
– Ты опять поймал меня… И ты… ты даже не представляешь, как я скучал по тебе.
Степа напрягся. Эти слова оказались для него еще одной неожиданностью.
– Ты позволишь мне снова быть с тобой? – спросил Женя.
Степа вздохнул.
– Только если ты согласишься на два моих условия.
– И что же это за условия? – Женя тут же насторожился.
– Первое: я не буду спать с тобой, пока ты не начнешь как следует соображать, что делаешь. Потому что я не хочу делать это с человеком, который сам не знает, чего хочет от меня. Попробуй сначала понять, что я значу для тебя.
Женя смутился и попытался возразить.
– Я уже начал понимать.
– Не-а. Тебе так только кажется. Тебе нужно время, чтобы осознать возможность таких отношений, как у нас. Я только хочу, чтобы ты снова смотрел на меня как раньше… а не как в то утро. И пока ты будешь разбираться в своих чувствах, никакого секса не будет. Согласен ты на такое условие?
– Да, но… можно мне хотя бы поцеловать тебя? Я соскучился.
– М-м-м… – теперь настала Степина очередь смущаться. – Наверное, это плохая идея. Я слишком хорошо помню, чем закончился наш прошлый поцелуй.
– Но ведь мы у тебя дома. Я, как только вспомню лицо твоего папаши, сразу всякое «хочу» отпадает!
Степа засмеялся, наклонился к Жене и сам его поцеловал. А потом спросил:
– Ну, что? Устроит?
– Нет. Мало, – Женя покачал головой и повалил Степу на кровать.
Степа разрешил себя еще пару раз поцеловать, а потом поднялся, освободившись из Жениных цепких ручищ, и сказал:
– Ты еще не выслушал второе условие.
– Ну? Внимательно слушаю.
– Ты должен помочь мне в одном очень важном дельце…
====== День тридцать первый – День тридцать второй ======
День тридцать первый
Только сделав над собой усилие и сходив к Степе, только помирившись с ним, Женя понял, чего он лишал себя все эти долгие десять дней, показавшиеся ему десятью годами. Его жизнь снова наполнилась смыслом, он был так счастлив и так любил весь мир, что пел вчера весь вечер и сегодня весь день, а по дороге в институт раздал все свои деньги нищим. Конечно, Степина затея его, мягко говоря, настораживала. Женя бывал в походах только два раза, да и то с группой и руководителем. А чтобы отправиться в такой довольно-таки дальний поход, предполагающий ночевку в лесу (или еще бог знает где) нужна была определенная подготовка. Но Степе удалось зарядить его азартом, так что Женя был готов взять всю подготовку на себя не только ради Степы и его условия, но и потому что сам заинтересовался этой заброшенной церковью и живописными местами Урочища Курилова. Все это обещало стать интересным приключением, как раз таким, какого так не хватало в его жизни. И все это как-то связано с мистикой… Степа сам по себе был каким-то мистическим созданием, но когда он начал рассказывать этот свой сон про Иисуса, у Жени мурашки побежали по коже. Женя любил мистику, все загадочное и волшебное, но у него никогда не было возможности проявить свои интересы. Он слушал Степу, а сам все время думал, что, если бы он продолжил гулянки со своими друзьями и бесконечными наглыми девицами, вся жизнь так и прошла бы мимо. Он пропустил бы столько интересного, интересного по-настоящему: так, что аж дух захватывает. Степа был прав. Ему нужно было время, чтобы осознать возможность таких отношений, как у них. И он не будет торопиться и копаться в себе. Однажды все ответы придут сами. А он в это время просто будет рядом с человеком, который ему теперь так дорог. День тридцать второй И снова среда, только на этот раз приятная и долгожданная для них обоих. Сегодня они снова договорились встретиться у памятника, потом сходить в клуб эзотериков, а после обсудить поездку в Курилово (ну и название, ей богу, больше терпения нет!). Когда Женя подходил к присевшему у памятника Степе, ему казалось, что все снова стало как раньше, словно между ними ничего и не происходило. Словно он и не обидел этого человека с глазами ангела и губами порочного демона. Но все уже не так, как раньше, и ему придется с этим смириться. Придется к этому привыкнуть. Степа поднялся ему навстречу, в зубах у него была наполовину выкуренная сигарета, челка падала на глаза. На шее снова шарф…
– Эй… – Женя подошел к нему и без лишних предисловий потянул шарф на себя, открывая свежие синяки.
Степа вытащил изо рта сигарету и пояснил:
– Вчера вечером, когда мать к соседке ушла.
– Из-за меня?
– Нет… нет, не бери в голову, не из-за тебя.
Но Степа смотрел в сторону, и взгляд его был потухшим, равнодушным и усталым, так что Женя понял, что он врет.
– Прости… я не должен был приходить. Надо было поговорить с тобой на улице.
– Ничего. Если бы не ты, он все равно нашел бы повод. Меня только больше всего бесит, что приходится в институте с этим шарфом ходить. Чувствую себя придурком полнейшим… Эй! Почему такое лицо? Хватит смотреть на меня, как на инвалида! Это всего лишь синяки! И отпусти уже мой шарф, а то на нас люди косо смотрят.
Женя тут же отдернул руку, позволяя Степе завязать шарф обратно, как был.
– Ты с Машей так и не помирился? – спросил Женя.
– Нет. Она сама виновата, вот пусть первой и мирится.
– А ты разве не скучаешь по ней?
– Скучаю. Время от времени.
– Нашел себе новых друзей?
– Нет. Мне вообще трудно найти того, кто сможет со мной общаться.
– А… те… парни, с которыми ты был тогда в столовой… мне показалось, что вы с ними очень дружны.
Степа нахмурился.
– Какие еще парни? Когда в столовой?
Женя успел пожалеть, что спросил, но он бы все равно не успокоился, пока не узнал ответ.
– Я видел тебя около недели назад в столовой с двумя парнями. Ты тогда надул жвачку.
Степа нахмурился еще сильнее.
– Ты что, все это время шпионил за мной?
– Нет… я видел тебя только один раз тогда. Честно. Вот мне и стало интересно, кто они такие.
– Они мои одногрупники. И не друзья мне вовсе. Просто один раз посидели вместе в столовке.
– Ну, извини! Может я и дурак, но тогда почему-то сильно приревновал тебя…
Степа перестал хмуриться.
– Это глупо. Я же не спрашиваю тебя, со сколькими девчонками ты переспал после меня, отчаянно доказывая себе свою мужественность.
Женя покраснел. Он что, видит его насквозь?
– А, кстати, со сколькими?
Женя не знал, что ответить. Он не мог даже поднять глаз. Он боялся, что они сейчас опять поругаются. Но Степа неожиданно положил руку ему на плечо и сказал:
– Жень… посмотри на меня.
Женя посмотрел.
– Давай больше не будем об этом говорить. Хорошо?
Он кивнул.
– И пойдем уже. Хватит здесь торчать. Тебя ведь могут увидеть со мной, а ты не хочешь неприятностей. И запомни, что тебе совсем не обязательно передо мной отчитываться. Я от тебя ничего не требую, кроме того, чтобы ты определил, кто я для тебя. Больше мне ничего не надо.
Женя вздохнул. Он, конечно, был рад, что Степа от него ничего не требует, потому что вряд ли Женя сумел бы объяснить свое поведения в те десять дней, что они были в ссоре. Но он не мог сказать того же о себе. Ему хотелось требовать от Степы объяснений за все, даже за простые разговоры с одногрупниками. Он даже не догадывался, что может быть таким ревнивым, но ему хотелось знать, что и с кем было у Степы до него. Он становился сам не свой, когда начинал думать об этом. Но подобный вопрос непременно повлечет за собой ссору. Вот это и отличало их нынешние отношения от тех, что были раньше. После окончания заседания клуба (которое на этот раз наступило для Жени слишком быстро), они решили зайти к Лоле и Жаку, а там уже как следует все обсудить. Жене было приятно смотреть на довольного Степу. В клубе как раз была затронута тема так называемых религиозных чудес, и теперь Степа трещал, не переставая о своих впечатлениях:
– Ну это же надо! Подумать только, какое совпадение! Хотя нет… не совпадение, это знак, я уверен, что знак. Ты веришь в знаки?
Женя с трудом успевал следить за потоком его мыслей, поэтому ответил не сразу:
– Ну… не знаю даже. Никогда не задумывался.
Степа вдруг остановился.
– А в судьбу веришь?
– Да. Верю. А как иначе объяснить то, что одни живут припеваючи, а с другими постоянно случается всякая фигня.
Степа улыбнулся, и улыбка вышла лукавой.
– Надеюсь, ты сейчас не себя имеешь в виду. А то я решу, что я – самая большая фигня в твоей жизни!
Женя пихнул его локтем и усмехнулся.
– Конечно, я не о тебе.
Лола и Жак встретили их как старых добрых друзей. Женю очень удивляло такое к себе отношение. Он вообще не привык к подобному отношению, потому что думал, его нужно заслужить. Всю жизнь он только тем и занимался, что работал на свою репутацию. А тут, оказывается, что можно и не стараться! Что есть люди, которые любят тебя просто за то, что ты есть. Когда Лола спросила, что они будут пить, Степа и Женя переглянулись и хором ответили:
– Чай!
Степа даже не стал заказывать своего монстра, заверив Лолу, что он не голоден и просто заглянул в гости. Когда же она, наконец, ушла, Степа сразу полез в сумку со словами:
– Я сейчас покажу тебе кое-что… это фото Иисуса. Помнишь, я говорил тебе, что сначала Он приснился мне, а потом я наткнулся на фотку в Инете? Так… где же она… ах, вот, – Степа достал свернутый пополам листок бумаги А4, развернул и положил перед Женей. – Смотри. Я, правда, его на принтере печатал, так что вышло не очень…
Когда Женя увидел эти глаза, весь остальной мир перестал для него существовать. Не потому, что его поразил чистейший и глубокий взгляд Христа, а потому, что он ощутил сильнейшее в своей жизни дежа-вю. То же самое, что в эту минуту (только, пожалуй, во много раз сильнее) он чувствовал, когда впервые увидел взгляд Степы. Всего один мимолетный взгляд, брошенный на него в парке, убил Женю на повал, так что он так и не смог подняться. И вот теперь это фото…
– Жень! Женя, посмотри на меня сейчас же! Тебе плохо?! Ау!
Женя с трудом оторвал взгляд от фотографии, чтобы увидеть нечто очень похожее в действительности.
– У него глаза, как у тебя, – прошептал Женя.
– Да ладно! Не говори ерунды…
– Я серьезно! Правда, как у тебя. Может, ты святой?
– Ты просто наглый подхалим! Даже не надейся, что я на это куплюсь! Это же просто кощунство – сравнивать меня с НИМ!
– Я и не сравниваю… просто говорю, что твой взгляд…
– Все, хватит! – Степа снова свернул лист с Иисусом и убрал его в сумку. – Лучше расскажи, какие у тебя есть идеи насчет похода.
Женя откашлялся.
– Ну, я так думаю, что лучше идти в пятницу. Потому что прогноз уже обещает в воскресенье первый снег, а по снегу там лазать не больно охота. Так что, нужно поймать хорошую погоду. Палатку я уже почти достал. Билеты на автобус до Шатуры тоже сам куплю. Карту, на которой твое Урочище обозначено, тоже достал. Причем, там даже указана эта самая церковь. Ну что еще… хлебные крошки, чтоб не заблудиться, возьмешь на себя!
Степа улыбнулся. Это была такая милая благодарная улыбка, что Жене на какой-то миг даже показалось, что Степа простил его. Хотя, он, конечно, еще помнил обиду, и ему требовалось время, чтобы снова нормально с ним общаться.
– Спасибо. Я уже начинаю чувствовать себя капризным мальчишкой. Мне даже неловко, что я все на тебя повесил, – проворковал он, продолжая так же мило улыбаться.
– Но я же сам согласился на твое условие и считаю его вполне справедливым. Правда, есть еще кое-что, с чем я пока не разобрался, но это тоже не такая уж проблема…
– И что же это?
– Это… оружие. Ружье, или еще что-нибудь.
– Чего?! А это еще зачем?
– Эх ты. Маленький, наивный Степа. Мы ведь идем туда одни, в ночь! Мало ли кого мы там встретим!
Степа задумался и сразу посерьезнел.
– Да, ты прав. Я об этом как-то даже не подумал…
– Слава Богу, что ты туда один не пошел! А то тебя бы потом месяц по кусочкам собирали.
– Ну! Ты уж меня совсем за идиота держишь! Как-нибудь бы справился, умник!
– Ладно, не сердись. Я же шучу. Просто вдвоем надежней… и веселей, так ведь? Будем спать в одной палатке…
– Даже не думай об этом! – его глаза сверкнули. – Это было первое условие, не вздумай нарушить его!
– Хорошо… хорошо… а ты такой милый, когда сердишься….
Женя сам не знал, что на него сегодня нашло. Наверно, он просто соскучился. А Степа сердился все больше и больше (и его можно понять), поэтому Женя решил сказать ему что-нибудь приятное.
– Помнишь вопрос, который ты мне задавал последним? О том, что, если бы я вдруг влюбился по-настоящему, что заставило бы меня отказаться от своей любви?
– Помню, – Степа опустил глаза, скрывая свое волнение. Он явно боялся Жениного ответа.
– Мой ответ: трусость. Она бы мне помешала. Она уже чуть не помешала мне однажды, когда я отпустил тебя в то утро. Это была только трусость, за которую я себя презираю. Пожалуйста, прости меня.
Короткий вздох, Степа бросил на него взволнованный взгляд и снова уставился в стол. То, что сказал сейчас Женя, было равносильно признанию в любви. Это значит, он признает, что влюбился по-настоящему. И Женя прекрасно понимал, что только что сказал. И слова эти были вполне им осознаны. Конечно, это еще не признание в любви, но уже хоть что-то. Потому что Женя знал, что никогда не сможет сказать Степе прямо то, что чувствует. Здесь ему опять же помешают трусость, сомнения, неуверенность в себе (которая никогда раньше не проявлялась) и еще бог знает что. Причин будет много, но самого важного он никогда не сможет сказать. Эта задача для Жени просто непосильна. Ему казалось, что если он попробует произнести: «Я люблю тебя», изо рта вырвется только беззвучное шипение. Для этих слов он всегда будет нем. Остаток вечера они пили чай и обсуждали предстоящий поход. Потом попрощались с Лолой и Жаком, которые еще раз напомнили им о предстоящей свадьбе и еще раз их пригласили. На улице накрапывал мелкий дождь, и им пришлось попрощаться на остановке, обойдясь без походов пешком. Расставаться не хотелось, хотелось сказать: «Пойдем ко мне», но Женя ведь держал слово. Хотя фраза «Пойдем ко мне» еще не означала, что они обязательно переспят. Женя готов был даже научиться вышивать крестиком, только чтобы Степа был рядом.
– Я так хочу, чтобы ты снова почитал мне, – вздохнул он.
– Сам виноват, – Степа хмыкнул.
Дуется, подумал Женя. Все еще дуется. Что бы я ни говорил ему, он все равно обижается на меня. Конечно, ведь это всего лишь слова. Однажды я уже обманул его. Для веры ведь нужны поступки. Женя огляделся. Темно, пустая остановка, закрытый на все ставни одинокий киоск… Не долго думая, Женя схватил Степу за рукав и потащил за собой.
– Эй! Да ты чего? Пусти! – был ему ответ.
Но Женя не пустил. Он затащил Степу за киоск, где их никто не мог увидеть, прижал к стене и начал целовать. Это был как раз тот поступок, отважившись на который, можно заслужить хоть маленькую толику прощения. Первые несколько секунд Степа пытался сопротивляться. Он явно был сердит и не хотел, чтобы с ним так обращались. Точнее, он думал, что не хочет. Да, Женя раньше ни с кем не позволял себе такую настойчивость, но это был особый случай. Надо бороться с трусостью, иначе она всю его жизнь испортит. Когда они остановились, чтобы отдышаться, Степа выдохнул (уже явно не такой сердитый):
– Нас же могут увидеть! О чем ты думаешь?
– О тебе. И больше ни о чем.
И это было чистой правдой. Они проторчали за киоском довольно долго, потому что слишком трудно было остановиться. Горячие губы, ледяной воздух, ветер и капли дождя, теплые руки, обхватившие Женину шею. Лед и пламя. Надежда и отчаяние. И чудовищная, всепоглощающая, исступленная любовь.
====== День тридцать третий ======
Женя курил на балконе, когда зазвонил телефон, поэтому он не сразу его услышал. Снимать трубку жутко не хотелось, потому что это могли звонить его институтские друзья с различными предложениями по поводу проведения выходных. Как жаль, что он не может сказать сам про себя: «Его нет дома». Пора бы купить автоответчик…
Однако, это оказалась его мать.
– Ты как там, сынок? Совсем пропал, не звонишь, не заходишь. Может, что-то случилось?
Да уж, случилось, подумал Женя. Очень даже случилось. Если бы ты только знала…
– Нет. Все в порядке, просто у меня совсем ни на что времени не остается.
– Мы с отцом волнуемся за тебя…
Эта ее фраза «мы с отцом» употреблялась ей с завидной регулярностью. Она никогда не сказала бы «отец волнуется». Она никогда не произносила слово отец без местоимения «мы», словно без нее он и не существовал вовсе. Иногда Жене просто казалось, что у него и нет отца, только одна лишь тень его матери.
– Я только хочу, чтобы ты был осторожен… Мы доверили тебе жить одному и хотим, чтобы ты проявил себя взрослым и ответственным человеком. Ты ведь прекрасно знаешь, какие безнравственные современные девушки, будь с ними осторожен! Не води их к себе домой, это может быть опасно, можно подцепить какую угодно заразу…
– Мам! Ну, перестань!
– Ладно, раз мы на это пошли, придется доверять тебе. И чтобы мы не волновались, звони хотя бы иногда.
Когда Женя положил трубку, он подумал: «Как же мало она обо мне знает». Она не знает почти ничего. Даже не догадывается, о чем я думаю сейчас. Интересно, что с ней будет, когда мне придется в один прекрасный день все ей рассказать? Женя знал, что он сам себя обрекает на одиночество и непонимание. Родители уже ничего не смогут ему посоветовать, а ему иногда так этого хочется: просто спросить совета.
====== День тридцать четвертый ======
Сегодня пары тянулись для Жени долго как никогда. Они договорились встретиться со Степой в час на автовокзале. Раньше не получалось никак. Степа ныл, что у него очень важные пары с утра, и даже ради чуда, он пропускать их не будет. И раз уж они все равно едут с ночевкой, не все ли равно, во сколько. А на завтра синоптики уже понообещали таких страстей, что Женя вообще сомневался, что они из этого похода вернутся.
Заскочив домой и взяв рюкзак, который весил пять тонн, никак не меньше, Женя побежал (быстро настолько, насколько это возможно с пятитонным рюкзаком) на автовокзал. Степа уже ждал его, и когда он заметил пыхтящего и надрывающегося Женю, лицо его озарила улыбка.
– Чего ты радуешься? – прошипел Женя. – Не хочешь помочь? Эта палатка просто нечто!
– Не, не хочу. Тащи сам. А то я фотик раздавлю.
– Издеваешься?
– Ага, – Степа улыбнулся еще шире.
Ладно, решил Женя, так мне и надо.
– Какой у нас рейс? – спросил Степа беззаботным тоном.
– Москва-Шатура… А тебе, по-моему, стоило потеплей одеться… – Женя смерил взглядом Степину легкую, совсем не зимнюю куртку, драные джинсы и кеды. Взгляд невольно остановился на шарфе, завязанном с необычайной тщательностью и аккуратностью, выпадающей из общего небрежного стиля.
– Чем богат, тем и рад, – ответил Степа. Он хотел что-то еще сказать, но осекся, заметил пристальный Женин взгляд. – Тебя действительно это так смущает?
– Знаешь… я просто… никак не могу понять, – Женя сделал над собой усилие и поднял взгляд. – Почему ты такой… такой добрый, чистый, светлый… почему не озлобился на весь мир из-за такого к себе отношения?
Степа никак не ожидал этого вопроса.
– Просто я такой, какой есть. Вот и все. Да и какой смысл в том, чтобы ненавидеть весь мир?
А Женя никак не ожидал этого ответа. Просто я такой, какой есть. Вот и все. А действительно, какой смысл? Ведь мир чаще всего отвечает тебе взаимностью. В автобусе Степа, конечно, занял место у окошка, точнее даже Женя сам ему это место уступил. Им предстояло провести в автобусе два часа, а потом так вообще сплошная неизвестность. Снова автобус, долгий путь пешком, да и палатку раскладывать часа два, не меньше. Так что, Жене было из-за чего понервничать. Он ощущал над собой эту ответственность. Он отвечал за этого наивного и в чем-то так и оставшегося ребенком парня.
– Слушай, Жень…
– Да?
– А у тебя есть друзья? Я имею в виду настоящих друзей, может кого-то из школы… а?
Жене никогда не приходилось отвечать на этот вопрос, вообще никогда, поэтому это моментально вывело его из равновесия. Женя, конечно, знал, что такое настоящий друг, но знал не по своему опыту, а по тому, что слышал от других, читал в книгах (преимущественно в классике) или видел в каком-нибудь геройском кино.
– Нет, боюсь, что нет, – ответил он, наконец. – У меня нет настоящих друзей.
– Но как же так? – Степа был совершенно искренне удивлен.
– Ну, вот так. Не повезло мне. Может, просто дружил не с теми, не знаю, в чем тут дело. А почему ты вдруг спрашиваешь?
– Просто мне всегда хотелось, чтобы у меня были настоящие друзья. Такие, которые умрут за тебя и прочая фигня. Такие, с которыми можно поговорить о чем угодно, на которых можно положиться всегда и во всем. И я надеялся, что мы с тобой станем со временем настоящими друзьями. Но… все вышло не совсем так.
– Ты все время упрекаешь меня в том, что я жалею о случившемся, – говоря это, Женя смотрел в сторону. – Но а сам-то ты жалеешь?
– Нет, конечно. Чего мне жалеть? У меня это не оставило никакой травмы, после которой мне требовалась бы длительная реабилитация в обществе прекрасных и развратных дам.
Женя потупился. Он никогда не простит меня. Как же я мог так поступить? Как мог так обидеть его?
– Но, если честно, – продолжал Степа. – Я с самого начала чувствовал, что у нас все так будет. Надеяться на светлую дружбу до гроба можно было сколько угодно, но я все равно знал, что этого не будет.
– Послушай… я хочу, чтобы ты знал. Я действительно не жалею. Ни о чем.
– Ты просто еще ничего не понял. Когда поймешь, начнешь меня ненавидеть, – он говорил это таким холодным тоном, что Жене захотелось развернуть его к себе лицом, посмотреть в глаза и заставить замолчать. Слишком страшные слова слетали с его губ. – Сейчас ты еще не начал осознавать. Осознавать того, что я тебе всю жизнь погубил. И это не просто слова, это правда. Ты вернулся ко мне потому, что с ними ты быть уже не можешь. И никогда не сможешь.
– А ты… знал, что я вернусь?
– Я не знал наверняка. Но теоретически это был один их самых возможных вариантов.
Женю затошнило от мысли, что его поведение можно просчитать теоретически. Он уже не мог удержать следующий вопрос.
