Текст книги "69 дней (СИ)"
Автор книги: Scarlet Heath
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– Определенно, мне стоило поспорить с тобой, – сказал Степа со вздохом. – Сейчас выиграл бы кучу денег.
– Ты о чем? – и снова этот убитый тон.
– О том, что я был прав.
Женя не стал больше задавать вопросов. Он сразу понял, в чем именно был прав Степа, а именно: в том, что нельзя Жене было набрасываться на Степу, как голодному волку на ягненка. Вообще-то, именно так Женя и вел себя. И сейчас Степа ясно видел, что Женю мучает не столько сам факт того, что они переспали, сколько то, что ему это понравилось.
– Да, ты был прав, – сказал Женя. – Мы не должны были этим заниматься.
Эти слова полоснули Степу острейшей бритвой. Но он и виду не подал.
– Я же говорил, что выиграл бы кучу денег…
– Мне не до шуток.
– Я понимаю. Прекрасно понимаю. Но ты сам этого хотел. И ты сам настоял.
– Но ты мог бы отказаться! – Женя посмотрел на него. И в его взгляде была обида. Степа чуть не задохнулся от негодования.
– А я, по-твоему, что делал? Я с самого начала был против! Потому что хорошо представлял, чем это закончится!
– Ты мог бы… ну, не знаю, отшить меня.
Степа не верил своим ушам. Неслыханная наглость.
– Отшить тебя?! Я, кто, по-твоему, девчонка? Может, мне стоило бить тебя по рукам и визжать: «Уйди, противный!»?
Женя начал краснеть, и Степиному оскорбленному самолюбию это доставило некоторое удовлетворение.
– Просто запомни раз и навсегда. Я не девчонка. Я тоже мужчина, как и ты. Попробуй хотя бы осознать это, – Степа встал из-за стола. Он знал, что в этом доме ему больше делать нечего. Здесь ему не рады, и его присутствие заставляет Женю краснеть и говорить гадости.
– Пожалуй, мне лучше уйти, – сказал Степа, накинул неглаженную рубашку и пошел обуваться.
Женя продолжал все так же сидеть, глядя в одну точку. Бог знает, что твориться сейчас в его голове. А Степе и не хотелось этого знать. Его еще никогда так не оскорбляли. Вчера Женя готов был поклясться ему в чем угодно, а сегодня оказывается, Степа во всем виноват. Уму не постижимо. Охренеть. Вообще-то, Степа даже не надеялся, что Женя начнет его останавливать, но ему стало еще обидней, когда он действительно не стал этого делать. Степа еще никогда не чувствовал себя таким грязным. Ему так хотелось побыстрее уйти отсюда, чтобы не видеть его. Забыть, выбросить из головы. Дурак, зачем же ты влюбился? Степа надел куртку, открыл дверь и последний раз оглянулся на человека, которого теперь едва ли не ненавидел. * * * Степа сам не знал, как оказался здесь. Но, когда он входил в тату-салон, идея казалась ему вполне разумной. Степа надеялся, что физическая боль поможет ему забыть боль другую. Он вообще не помнил, как пришел сюда. Когда Степа вышел из Жениной квартиры, он понял, что сил идти дальше у него нет. Тогда он сел прямо на лестницу и разрыдался. Сейчас Степе было стыдно вспоминать об этом, он презирал себя за эту слабость. И он поклялся себе, что больше никогда не прольет ни слезинки из-за этого человека. Ни одной гребаной слезы. Когда Степа пришел в себя, он обнаружил, что сидит в высоком кожаном кресле, а стоящий напротив парень смотрит на него с каким-то странным сожалением.
– Одно или оба? – спросил парень.
Степа сначала ничего не понял, а потом вспомнил, что попросил этого парня проколоть ему уши.
– Оба, – выдохнул он. И если бы у Степы было три уха, он бы все три проколол.
– Хорошо, – парень взял фломастер и наклонился к Степе, чтобы наметить места проколов. Степа стал рассматривать его руки. На каждом пальце у парня было по кольцу, а то и по два. Практически все руки до плеч исколоты различными изображениями. В ушах по нескольку колец, также проколоты бровь и губа, и еще бог знает что. Наверно, именно так и должен выглядеть настоящий татуировщик. Во всяком случае, Степа именно таким его всегда представлял.
Когда парень взял в руки длинную иголку, Степе сразу стало не по себе. Он ненавидел боль. Просто не переносил ее. Наверное, потому что отец всегда бил его, и боли, в общем-то, Степе хватало. Отец, наверное, с ума сойдет, когда увидит, что Степа уши проколол. Ну и пусть. Ему теперь на все плевать. Было больно, но, пожалуй, не так сильно, как Степа ожидал. Он думал, будет больнее. Того, что он только что испытал, явно было недостаточно. Парень протянул ему зеркало и сказал:
– Вот. Можешь полюбоваться.
Степа посмотрел на сверкающие колечки в ушах, но остался совершенно равнодушен. Чтобы не обижать татуировщика, он все же вымучил улыбку и сказал:
– Круто.
– Эй? Не хочешь тату?
– Э-э-э… боюсь, что у меня недостаточно денег.
– А я тебе сделаю скидку. Пятьдесят процентов, а? Что скажешь?
– А чем это я скидку заслужил?
– Своим лицом. Оно у тебя такое несчастное, что я по совести вообще с тебя денег брать не должен.
Степа усмехнулся.
– Что есть, то есть.
– А есть ли причина? Не хочешь поделиться, пока я буду рисунок подбирать?
– Меня обидели. Очень сильно.
– Кто?
– Человек, в которого меня угораздило влюбиться, и который был моим другом.
– Это серьезно. Но не расстраивайся. Связаться с дерьмом каждому из нас случалось. Думаю, тату поможет тебе забыть об этом типе.
– А ты… тоже?
– Угу, – он улыбнулся. – Только мне в последнее время с парнями везет. Просто с возрастом я научился определять, чего им от меня надо. И проблем сразу стало меньше. Ты еще такой юный… Тебе обязательно повезет. Сколько тебе?
– Восемнадцать. А тебе?
– Двадцать семь. Но, говорю же, с годами опыт у тебя появится. В твоем возрасте я влюблялся в одних озабоченных недоумков… О! Кажется, я придумал для тебя рисунок! Как тебе этот? – он протянул Степе альбом с татуировками и указал пальцем на изображение ангела в стиле манга с огромными печальными глазами, терновым венком на голове, и прикрывающем крыльями свое тело.
– Да… – выдохнул Степа. – Это как раз то, что нужно.
– Я знал, что тебе понравится. Ну что, где набивать будем?
– Черт… не знаю даже. У меня сейчас с фантазией проблемы. На плече уже банально…
– Может, на спине? Чуть выше лопатки? По-моему, круто будет смотреться.
– Ну, давай.
А вот это уже оказалось больно. Но все равно не так, как хотелось бы. Степа морщился и кусал губы, но знал, что ему хочется такой боли, от которой можно потерять сознание. Когда ювелирная работа татуировщика была закончена, он спросил:
– А это случайно не твой благоверный тебя наградил?
Степа заметил, что смотрит парень на его щеку.
– Нет. Он бы не стал меня бить. Вообще-то, он не такое уж и дерьмо. А щеку разбил отец.
– Помню, когда мне было семнадцать, отец застукал меня целующимся с одним парнем. Тогда он тоже влепил мне хорошую затрещину, а моего парня пригрозил убить при первом же удобном случае. А потом как-то примирился…
Для Степы такое отцовское поведение казалось просто невероятным.
– А как он примирился? Что ты такого сделал?
– Ну… просто поговорил с ним. Конечно, он был не в восторге, но отреагировал довольно спокойно… Эта твоя тату просто прелесть… я не хвастун, но получилось круто… вот, посмотри в зеркало.
Когда Степа выходил из тату-салона, он чувствовал себя еще хуже, чем, когда забрел туда. Но плечо горело огнем, и это помогало отвлечься. Хоть немного… Почему у него все не как у людей? Почему у всех понимающие родители, которые готовы принять даже такую личную потерю, как гомосексуальность своего ребенка? А этот парень (Степа забыл спросить его имя) так и излучал позитив. Сразу видно, что и в личной жизни у него все прекрасно. Он еще долго бродил по городу. Было очень холодно, и он мечтал простудиться, хотя почему-то каким-то внутренним чутьем ощущал, что ничего у него с этим не выйдет. Когда Степа очнулся во второй раз за сегодняшний день, он заметил, что стоит перед воротами церкви. Ворота были такими высокими, что Степа поднял голову и увидел церковные купола на фоне серого неба. Степе хотелось верить, но он был так подавлен сейчас, что вера превращалась в тающую дымку. Ему хотелось верить, но эти ворота были навсегда закрыты для него. Степа верил в Бога, но он знал, как Бог относится к таким, как он. Так что, не видать ему покоя ни здесь, ни там. Но ведь почему-то он родился таким? Значит, была на это чья-то воля? Спаситель, милосердие, вера, любовь… Именно любовь проповедовал Иисус. Но что бы Он сказал о Степе? Что бы Он сказал ему? Степе так хотелось взглянуть в глаза тому Иисусу, в которого он верил. Ему хотелось найти ответы сразу на всё. А Степа никогда не успокаивался, пока не находил ответы. 2 Только когда снова пришла ночь, просочившаяся в окна и принесшая холодное дыхание удушающей тоски, Женя в полной мере начал осознавать, что он натворил. Степа ушел, и он больше никогда не вернется. И никто на его месте не вернулся бы. Конечно, эти слова были ужасны. Женя сам не знал, как ему только пришло в голову сказать такое... Ты мог бы отшить меня. Подумать только! Ну и придурок! Женя лежал на полу, подобрав под себя ноги. На лице была написана смертная мука. Степин резкий ответ до сих пор звучал у него в ушах. … я не девчонка. Я тоже мужчина, как и ты. Попробуй хотя бы осознать это… И как же он был прав. Женя действительно этого не осознавал. А теперь все произошедшее казалось ему просто чем-то немыслимым. Нет, это как будто случилось не с ним. Он бы никогда такого не допустил. Черт, ну ладно, я переспал с парнем. Пусть так. Но почему меня это так мучает? Я не понимаю… это был просто секс. Или не просто? До Жени постепенно начало доходить, что именно так мучает его сейчас. Не сам факт того, что он переспал с мужчиной, а то, что он ни с одной девушкой такого не испытывал. Женя снова начал краснеть. Он, хоть и был вчера пьян, помнил каждую секунду, каждый стон. Черт, он ведь сам никогда раньше так себя не вел, никогда не выявлял в сексе своих чувств, которых у него, в общем-то, и не было (опять же, речь о чувствах, а не об ощущениях). Неужели он любит его? Женя сморщился. Его тошнило от этого слова «любовь». Он еще мог принять такое слово, как «влюбиться», потому что для Жени оно значило всего лишь увлечься. И до того, что произошло вчера между ним и Степой, Женя был уверен, что просто увлекся Степой. Всякое ведь бывает? Он думал, что, если переспит с ним, это пройдет… но все стало только хуже. Все это просто абсурд какой-то… мужчина с мужчиной – это отвратительно. В Женины честолюбивые планы никак не входило такое будущее. Какой все-таки позор. Ему лучше поскорей забыть то, что случилось. Но как это сделать?
====== День двадцатый – День двадцать пятый ======
День двадцатый
Первое, что начал делать Степа после того, как вернулся из института – это читать Библию. Духовники всегда говорят, что там есть ответы на все вопросы. Но почему-то у Степы не получалось ничего найти. Может, он тупой? Или просто ищет как-то не так? Степа даже попробовал задать вопрос и открыть Библию на загаданной странице, но ничего не понял. С тяжелым чувством, что его в чем-то обманули, Степа пошел в зал, чтобы положить Библию обратно на полку. Но по дороге столкнулся с отцом.
– Чего это ты затеял? – спросил Вячеслав.
– Библию читал. А что в этом такого?
– Тебе никакая Библия не поможет, можешь хоть учитаться. Все равно тебе в аду гореть. Почитай лучше «Божественную комедию» и напомни мне потом, на каком круге ада все пидоры.
Ну что тут можно сказать? Вот и Степа решил промолчать и пошел дальше. Отец крикнул ему вслед:
– Не думай, что я твои пидарки в ушах не заметил. Когда-нибудь я тебе их выдеру.
Вообще-то, Степа удивился, что он до сих пор их не выдрал. Отец проявлял какое-то странное спокойствие после того, как Степа сбежал позавчера к Жене. Скорее всего, задумал что-то и ждет удобного случая. Степа вернулся в свою комнату и сел за стол. Думай. Где еще могут быть ответы, которые ты так жаждешь получить? Где? Знаменитый слоган «Яндекса» тут же всплыл в памяти: «Яндекс. Найдется все». Вот и Степа решил попытать удачу. Около получаса он бесцельно бродил по разным сайтам, а потом наткнулся на информацию о Туринской плащанице. Степе срочно требовалось чудо, а плащаница – это величайшее из чудес, точного объяснения которому до сих пор не найдено. Да и как вообще можно чуду дать объяснение… Степа начал с жадностью читать. Различные сведения, факты, все это Степа тут же проглатывал и все продолжал искать что-то… читая о следах крови и всех ранах Иисуса, отпечатавшихся на плащанице, о том, как его били и истязали, Степа вдруг ощутил такую жуткую боль и сожаление, что из глаз брызнули слезы. Он не понимал, что с ним происходит. А слезы все текли, и Степа не мог их остановить. Он как будто чувствовал боль того человека, который умер и воскрес две тысячи лет назад. Он чувствовал его страдания, но было и что-то еще… Степа чувствовал его любовь. День двадцать первый А начиналось все со слов Жениного приятеля: «Что-то ты закис в последнее время. Сегодня же все-таки суббота. Почему бы тебе не развлечься вместе с нами?». И пошло-поехало. Весь вечер они мотались по клубам и пили так много, что… Женя должен был бы опьянеть в хлам, но у него ничего не получалось. И тем не менее, он был как в тумане. Перед глазами все мелькало: огни, темнота, снова огни, яркие вспышки ослепительного света, от которого ломит глаза. Женя и сам не заметил, как оказался у себя дома в обнимку с какой-то девицей. Кажется, ее зовут Аня… только бы не ошибиться. Сначала они говорили ни о чем, а потом Аня решила проявить активность и зачем-то начала раздеваться. Женя плохо соображал. Аня и вся комната плыла у него перед глазами. Все, что он делал в ту ночь, запечатлелось в его сознании моментальными снимками или, если точнее, короткими отрывками какого-то бредового кино. Вот он целует ее шею и чувствует, что задыхается от запаха духов. Он поднимает голову и смотрит в ее затуманенные глаза. Она ловит его взгляд и спрашивает хрипло:
– Что-то не так?
– Нет. Все отлично.
Женя уже так привык лгать. Ему так намного проще. Но сколько бы Женя ни целовал эту девушку, образ Степы не отпускал его сознание. Он вспоминал запах его волос – как у первых цветов, легкий, свежий. Он не мог не сравнивать… Это сводило с ума. Когда Женя выдохся и начал засыпать, только одна мысль стучала в его воспаленном мозгу: с ним было не так. Все было не так. Все было так… Удивительно. Почему я ни с кем не испытывал подобного?
День двадцать второй
Когда Степа был уже просто не в состоянии читать дальше, он откинулся на спинку стула и подумал, что, наверное, знает о Туринской плащанице больше, чем она сама знает о себе. Но всего этого было мало. Степа жаждал чуда, ему хотелось не просто услышать о чуде или прочесть о нем. Ему хотелось увидеть самому, хотелось прикоснуться к чуду. Но, конечно, путь к плащанице для него закрыт. Степа читал историю фотографа Секондо Пиа, которому посчастливилось запечатлеть портрет Христа. Когда Пиа проявил дома фотографию плащаницы, он увидел на темном фоне негатива позитивный портрет Иисуса – Лик с неземным выражением красоты и благородства. Как бы Степе хотелось посмотреть ему в глаза. Тогда он бы точно узнал все ответы. Хотелось дотронуться до чуда, поверить. Еще долго он читал о плачущих иконах, а потом понял, что и это ему не поможет. Какими бы достоверными ни были факты, Степе требовалось почувствовать все это самому. Еще какое-то время он тупо сидел в Интернете, читая различного рода ересь о Христе. Как Степе удалось выяснить, каждый представляет Спасителя по-своему: негры считали, что Иисус был чернокожим, воинствующие феминистки утверждают, что Он был женщиной, а кое-кто даже рискнул заявить, что Иисус был геем. Прочитав небольшую статью под названием «Иисус Христос был еще и геем?», Степа ощутил дурноту, закрыл «Explorer» и положил голову на руки. Он мог бы выключить компьютер, потому что тот больше не понадобится ему сегодня, но Степа этого не делал. Он ждал, сам не зная чего, и сам не знал, на что надеялся. День двадцать третий В этот очередной мрачный понедельник Жене едва удалось разлепить глаза в десять утра, чтобы пойти в институт. Воскресенье прошло для него по тому же сценарию, что и суббота. Его уже тошнило от всего, однако наглая девица Аня буквально прилипла к нему и не отпускала ни на секунду. В конце концов, когда Женя не хотел уже ничего, а она продолжала свои настойчивые приставания, ему пришлось попросить ее уйти. В ответ на что девица заявила:
– Ты мог бы хотя бы сделать вид, что я тебе нравлюсь, а не сидеть с таким лицом! Я так стараюсь, а ты в упор меня не видишь! Сидишь, как обкуренный! Да что у тебя вообще не уме? Так бы и сказал сразу, что я тебя не возбуждаю, я бы хоть время не теряла даром!
А потом она ушла. Женя ничего ей не говорил, он только хотел остаться один. А потом вдруг неожиданно наступило утро. Всю ночь Женя провалялся как в бреду, не зная, спал он или бодрствовал. Ему просто не хотелось жить. День двадцать четвертый Сегодня у Степиной матери был день рождения. Сорок пять, и, конечно, такую дату они решили отметить. И хоть Степе было совсем не до праздника, он все равно мило улыбался всем гостям, а своей матери подарил бессчетное число улыбок. Это было для него сейчас не так уж трудно, потому что Степины мысли были заняты другим. Он думал о своем сегодняшнем сне.
Во сне Степа видел Иисуса. И это был самый странный сон, который он вообще когда-либо видел в жизни. Степа стоял на пустынной площади. Вокруг ни души, казалось, что весь мир замер и затаил дыхание. Как будто время вдруг остановилось. И тогда Степа увидел Иисуса. Он был облачен в белую рясу, полы которой развивались от легкого ветра. Но Степа не мог увидеть его лица – было слишком темно. Непроглядная ночная тьма мешала Степе посмотреть в глаза Спасителю.
А потом Иисус пошел к нему. И стоило ему только сдвинуться с места, как повалил снег. Огромные белые хлопья, такие же чистые, как ряса Христа. И сразу стало светлее, и когда Иисус приблизился к нему на расстояние пары шагов, Степа смог увидеть его лицо. Не такое как рисуют на иконах: волосы, усы и бородка светлые, глаза голубые. И этот взгляд. Он смотрел на Степу так, словно знал о нем все. Выражение бесконечной печали и мудрости. А потом он вытянул руку и дотронулся кончиками пальцев до Степиного лба, отнял руку и указал куда-то позади него. Степа оглянулся и увидел церковь, но не ту, перед воротами которой он стоял недавно. Эта церковь была старой и по всей вероятности заброшенной. Полуразрушенные стены из красного кирпича, кажущегося почти черным в этой темноте, черные провалы окон, сырые деревянные балки на колокольне. Создавалось впечатление, что церковь горела, потому что кое-где кирпичная кладка была как будто покрыта сажей. Степа снова повернулся к Иисусу, потому что вид этой церкви нагонял на него ужас, но Его уже не было. А Степа тут же проснулся и обнаружил, что вся его подушка в слезах. Слезы все еще текли по его щекам, но Степа не спешил их вытирать. Было только пять утра, но он больше так и не смог уснуть.
Степа был уверен, что этот сон что-то значит. Только он пока не мог понять, что. Ясно только, что Иисус хотел, чтобы Степа нашел ту церковь, и, по всей видимости, сходил туда. Так что у Степы была теперь новая идея фикс похлеще любых инопланетян, которая полностью заняла его разум, вытеснив оттуда всяческое упоминание о Жене. Степа так умел, он просто полностью погружался в любимое дело и не думал больше ни о чем. И уж тем более, он не думал о том, что происходило вокруг. Он сидел за столом с отрешенным выражением, и до его слуха издалека долетал оживленный гомон собравшихся гостей.
Но внезапно Степу что-то отвлекло от его интереснейших мыслей, и он совершенно нечаянно услышал, о чем говорили за столом. Точнее, говорил. Его отец травил анекдоты о геях. Боже, ну сколько можно уже. Когда кто-то из гостей спросил у отца, откуда он знает столько анекдотов на эту тему, он ответил (прежде бросив на Степу злорадный взгляд):
– Их все рассказывал мне Степа. Просто у него в институте есть один знакомый педик, над которым они все дружно ухохатываются. Вот уже и набралась целая коллекция анекдотов.
Степа вздохнул. Отец никак не мог обойтись без того, чтобы хоть как-то унизить его. Подождав, когда всеобщий смех стихнет и каждый даст свой пошлый комментарий относительно гомосексуалистов, Степа вышел из-за стола. Нельзя сказать, что его это сильно задело, но задело. Он думал: «Да чем вы лучше меня? Почему вы так кичитесь собой? Кто дал вам право судить?».
Потом Степа мысленно отругал самого себя за гордыню и решил, что больше не будет переживать из-за этого и злиться на этих людей.
Степа сел за стол и начал думать, что же ему делать дальше. К завтрашнему дню надо был очень много выучить, а если он сейчас займется поисками чуда в Интернете, то может запросто не вернуться оттуда и наплевать на все. А так дело не пойдет. Он и без этого много пропустил из-за Жени. Мысль о Жене прокралась в его голову тоненькой незаметной змейкой, но, прочно обосновавшись там, она начала шипеть гадюкой.
Степа решил, что лучший способ вытравить ее, – это все-таки хотя бы полчаса побродить по просторам всемирной паутины. В поисковик Степа ввел всего одно имя: Иисус Христос. Ужаснулся количеству найденных страниц и начал смотреть все по порядку. Но ему сразу же повезло. Степа нашел как раз то, что ему требовалось вот уже несколько последних дней. Это было фото Иисуса, сделанное по отпечатку на Туринской плащанице и отретушированное с помощью графического редактора.
Пока открывался нужный сайт, и пока Степа искал нужную страницу с этой самой фотографией, его сердце колотилось в такт с одной мыслью: только посмотреть ему в глаза. Посмотреть в глаза.
Фотография была маленькой, но когда Степа сохранил ее и увеличил, но его телу прошла дрожь. Это был настоящий священный трепет. Потому что он увидел то же лицо, что и во сне. В этом трудно было усомниться, потому что это был тот же взгляд, только теперь Степа видел его в реальности и мог как следует оценить. Степа часто слышал выражение: глаза бездонны как озера, но сам раньше никогда не видел таких глаз. Он думал, что это банальность и выдумка глупых романтиков, любящих цветистые, но пустые выражения. Однако теперь он смог сам убедиться в точности этого высказывания. Взгляд Иисуса был бездонным.
И снова по Степиным щекам побежали слезы. Он отвык плакать, а теперь чувства переполняли его. Все его чувства натянулись в тончайшую звенящую струну. Степа даже как будто слышал ее звон.
Он видел настоящую любовь в Его глазах и теперь ни секунды не сомневался, что Иисус – олицетворение любви. Любовь благословенна во всех ее проявлениях. Степа знал, что греха за ним нет, грехи выдумали люди. А он действительно любил Женю, когда случилось то, что случилось, и любит до сих пор. Как бы он ни хотел спрятаться от этих чувств, любовь находила его повсюду. Любовь была ответом на все его вопросы.
Но Иисус хотел сказать ему что-то еще. Ведь он указал рукой на ту старую церковь, а значит, Степе придется найти ее…
Степа закрыл глаза, чтобы восстановить в памяти образ этой церкви. Он хорошо помнил ее и был уверен, что не забудет еще долгое время.
Стоп. Хватит, пожалуй, не сегодня. Займемся церковью в другой раз.
И опять Степа не выключил компьютер. Ведь он любил, а потому надеялся.
День двадцать пятый Сегодня была среда, а потому Женя с самого утра чувствовал себя прескверно. Среда напоминала ему о Степе сильнее всех других дней. Он сотни раз прокручивал в голове тот вечер, неделю назад. И сотни раз проклинал себя за трусость и неспособность просто принять случившееся и постараться разобраться в себе и в своих чувствах. Но Женя боялся разбираться. Боялся того, что он мог понять в результате этого разбирательства. С самого утра он уже знал, что что-то произойдет. И кое-что действительно случилось. На большой перемене, когда Женя пришел в столовую, он увидел его. Сначала Женя не понял, что парень, сидящий за дальним столиком, и есть Степа, потому что не видел его лица, которое почти полностью закрывал огромный пузырь из жвачки. Степа сидел не один, с ним были еще два парня, и когда пузырь лопнул, они начали хохотать. Степа тоже смеялся, они что-то говорили, и он снова и снова заливался смехом. Глаза его сияли.
Похоже, что он неплохо без тебя обходится. Смеется так же, как и с тобой. Глядишь, скоро найдет тебе достойную замену. От этой неожиданной мысли Женю всего передернуло. Но он уже не мог остановиться. А сколько у него уже было парней до тебя? Со сколькими он уже проделывал то, что делал с тобой?
Женю трясло. Он не понимал, что с ним происходит, и что это за ужасное удушающее чувство, самое ужасное из всех, что ему когда-либо доводилось переживать? «Только не говорите мне, что это ревность, а то я точно застрелюсь», – подумал он. Женя поспешил уйти из столовой, пока Степа его не заметил. Но противное чувство не покинуло его. Жене и так-то было плохо, а теперь стало в тысячу раз хуже. Мерзкий голос в голове твердил: а чего ты ждал, дорогуша? Что он будет плакать по тебе? Да по такому идиоту, как ты, даже и грустить не стоит. И он это прекрасно понимает. Женя ударил кулаком стенку. Заряд боли заставил голос заглохнуть, а Женя начал ловить на себе удивленные взгляды.
– Ну, чего вы уставились? – заорал он. – Хватит пялиться на меня!
На этот короткий миг Женя забыл об общественном мнении.
====== День двадцать шестой ======
Сегодня Степа нашел ее, свою церковь. Он много часов просидел в Интернете, просмотрел сотни фотографий, причем к некоторым из них несколько раз возвращался, потому что ему все время казалось, что он что-то упустил.
Степа был в отчаянии. Он решил, что в Москве и Подмосковье вообще нет той церкви, которая была ему нужна, и ему придется искать ее по всей России, а то и за рубежом. А потом он вдруг увидел ее. Степа сразу понял, что это та самая церковь, и от осознания того, что она существует на самом деле, по его коже пробежали мурашки. Сначала он увидел фото Иисуса из своего сна, теперь фото этой самой церкви. Но радость Степы длилась недолго. Он узнал, что эта церковь одна из самых труднодоступных в московской области. Сначала его это замечание нисколько не смутило, но после того, как он прочитал подробные описания походов смельчаков, уже побывавших там, его уверенность в себе сразу поникла. Церковь стояла в Мещерских лесах, Пустопольского погоста, у заброшенной деревни Урочища Курилова, в 7 км от поселка Северная Грива, города Шатуры, Московской области. Это была кирпичная церковь Рождества Богородицы с Никольским приделом*, также известная как церковь Никольская Николо-Пустопольского погоста. Первое документальное упоминание о нем относится к 1628 году – в окладных книгах упоминалась “Церковь великого Чудотворца Николы в пустом полена погосте”. Известно также, что в 1774 году на погосте была построена новая деревянная церковь. А каменный храм, останки которого можно видеть сегодня, был заложен в 1832 году (по противоречивым сведениям старая церковь сгорела). Степе удалось вычитать кое-какие исторические сведения о своей церкви: «В 1832 году вместо деревянной церкви была начата постройка каменного храма с величественной колокольней. Престолов в храме было три: главный – в честь Рождества Пресвятой Богородицы, а также в честь святителя Николая Чудотворца и преподобного Сергия Радонежского. В серебряных позолоченных окладах находились иконы Христа Спасителя, Казанской Божией Матери, Рождества Пресвятой Богородицы, а также крест напрестольный серебряный вызолоченный с частицами святых мощей, серебряный ковчег 1793 года для хранения святых даров, серебряные с позолотой сосуды и другая богатейшая утварь... В церковной библиотеке хранилась Триодь постная с надписью 1720 года: «Владимирского уезда польской волости и церкви Николая Чудотворца приложили все прихожане той церкви попе Максиме Игнатове да при попе Игнатии Борисове... а кто сию книгу из церквей божьих изымет или заложит и он будет извержен на суде общем Господнем...» Владельцами земель вокруг Николо-Пустопольского Погоста начиная с
XVII
века были князья Голицыны, богатейшие люди своего времени. Несколько поколений этих князей и других родовитых бояр покоилось на кладбище при погосте. Вплоть до революции кладбище содержалось в полном порядке, а на множестве богатых мраморных и гранитных надгробий хранились надписи: «граф», «князь», «купец» и т.д.» «В 1953-м году все находящиеся в этих лесах деревни были уничтожены, а гражданское население переселено в другие места по причине формирования военного полигона». Но особенно Степу добила следующая фраза: «В настоящее время в этом огромном лесном массиве нет ни деревень, ни полигона, именно поэтому это местечко привлекает ценителей нетронутой природы и искателей приключений». Его желание попасть туда сразу многократно увеличилось. А после того, как Степа просмотрел несколько десятков фотографий потрясающих видов тех мест и самой церкви, он чуть не завыл. Но туда слишком сложно добираться, а у него нет совершенно никакого опыта в этом деле. Не будет же он в одиночестве скитаться по лесу в поисках заброшенной церкви, которую можно увидеть только в непосредственной близости! Конечно, он мог бы раздобыть старые карты (потому что на новых картах это место уже не обозначено), но у него еще не было денег на дорогу. Степа потратил свои последние деньги на серьги и тату. Да, пожалуй, он тогда слегка погорячился… И что ему теперь делать? Денег можно попросить у матери, она не откажет, но он не может идти туда один. Особенно после страшных Интернетовских легенд о том, что в тех местах все время пропадают люди. Степа не хотел сгинуть по глупости, потому что у него была цель и твердая решимость ее осуществить. Как же ему сейчас не хватало Маши, с ее азартом и готовностью поддержать любую его дурацкую затею. Они могли бы отправиться туда вместе… Но Степа не хотел ей звонить, потому что не считал себя виноватым перед ней. Она сама напала на него неизвестно зачем, с такими упреками, словно он ей что-то должен, и Степина гордость кричала изо всех сил, что лучше быть одному, чем сделать первый шаг к примирению. Что ж… Значит, с церковью придется подождать.
*ПРИДЕ́Л – боковая часть храма, примыкающая к гл. церк. зданию или входящая в его объем. (прим. авт.)
====== День двадцать седьмой – День двадцать девятый ======
День двадцать седьмой
Еще даже не наступила ночь, а Женя уже был пьян, и в его постели уже лежала девица со странным именем (или прозвищем), которое он никак не мог запомнить. Она спала, и на ней не было ничего, кроме ее ужасных гремучих браслетов. Они были большие, железные, и страшно действовали Жене на нервы, когда ударялись друг о друга.
