Текст книги "Эпоха Конца (СИ)"

Автор книги: SairusFS

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

В тени страдающих

Нарс-Велан был городом непростых людей – и только людей. Бола кроме них издревле закрыты дороги в подземный комплекс, раскинувшийся глубоко под столичной канализацией. Благодаря близкому расположению к межпластовому водному источнику, город процветал даже в отсутствие света. Хотя с самим Веланом он по размеру не мог даже сравниться, так что звать это место городом могли только его жители.

Кормить население под землей могло быть трудной задачей, если бы не особые растения. Обычно вся зелень гибла на такой глубине без единого луча солнца, но древние маги вывели специальные сорта, что не получали свет и росли без всяких проблем. Записей о том, как же это происходит, не осталось, а значит еще одна часть великого наследия города утрачена… быть может, навсегда.

У постели мечущегося в бреду юноши болезненного вида сидел мужчина в фиолетовой мантии с узорами, исполненными белым золотом. Его черные, подобные вороньему крылу волосы убраны назад, чтобы не загораживать вид на лицо страдальца. Взор этого человека ни на мгновение не отворачивался от юноши в постели, словно стараясь разгадать некую загадку, заключенную в его образе.

– *Он так мучается, господин Эйанд! Прошу, сделайте же что-нибудь! *

Женщина, прервавшая раздумья важной персоны, умоляла помочь парнишке, все тело которого взмокло от пота, изгибалось в неестественных позах, будто у раненого в агонии.

– *У него видения. Я ничем не могу ему помочь, только надеяться на выживание этого мальчика. Дар зреть глазами Судьбы ныне слишком ценен, и если бы я мог, я бы облегчил ношу твоего дитя, Фариэн*

– *Но как же так… неужели мне нельзя даже осушить его? * – в руках у матери было полотенце, что она держала наготове в надежде получить разрешение.

– *Не вздумай. Все переносимое телом необходимо для разума в своей связи с нитями бытия. Пусть магия утеряна, но она все еще рядом, нужно лишь коснуться…*

Мужчина ни на мгновение не отводил взгляд от юноши. Он хотел узреть попытки сказать слово в шевелении губ, увидеть порывы совершить жест в дрожащих руках. Но ничего не говорило о том, что мальчик передает окружающим образы из своего сна.

А в нем он постоянно занимал места тех, кто наверху сражался за благополучие столицы Империи. Раз за разом он переживал смерти десятков бола, ощущая в полной мере каждый момент их страданий. Разодранный заживо челюстями волколака стражник, расплавленный кислотой узура офицер… Для юноши каждая смерть была реальной, и потому с каждой из них его разум страдал все сильнее.

Но вместе с тем он слышал слова.

«Alyen zug vogt jah myux. Omth kri ij qulyuf. Myux qulyuf jah vogt gurz tilvac qulyuf omth. Vogt vogt jah paod uruuv omth, hekem paod crath, myux qulyuf. Hekem paod crath, vogt jah fahfil nazwu, omth erfem, qulyuf tilvac uruuv.»

Ни одно из них не было знакомо юноше, они даже не повторились снова – и все же остались в памяти пророка слишком прочно. И забыть их он не мог, как бы ни старался.

Эта пытка продолжалась около двух часов, почти столько же, сколько в ту ночь защищались стражи Велана на поверхности земли.

– *Подойди сюда, Фариэн. Твой сын скоро проснется.*

– *Какое счастье… Мое дорогое дитя…*

Женщина нежно гладила измокшее лицо парнишки, замечая, как наконец стали подергиваться его веки. Он открыл глаза и в ужасе закричал, вырываясь из объятий матери, даже не узнавая в ней родную кровь. Тут же она резко отстранилась, боясь навредить любимому чаду, а мужчина в мантии все оставался недвижим, глядя на беснующегося мальчика.

– *Что ты видел, Нелат? Ответь мне.*

– *Во имя Абсолюта, господин Эйанд, смилуйтесь! Он же не в себе, вы хотите выпытывать из него что-то прямо сейчас? *

Но длинноволосый не стал ее слушать.

– *Ты обязан ответить мне, Нелат. Так велит Эйанд нарсов, ты не вправе противиться.*

– *Господин Эйанд! Цердих! Одумайтесь! *

Тут же по щеке женщины ударила ладонь, заставляя мать упасть мимо кровати.

– *Ты забываешься, Фариэн! Тебе известно, что я – глава нашей расы, и никому не дозволено скрывать этот факт за моим бывшим именем! *

Свирепый голос облаченного в мантию человека заставил даже только что проснувшегося юношу смолкнуть. Под землей все знали его, но немногим известно былое имя. Бывшая подруга, которая когда-то росла с Эйандом на одной улице, была в числе этого меньшинства. Нерушимые традиции Нарс-Велана оказались под угрозой в Эпоху Конца, но закон чтить главу и подчиняться владыке оставался неизменен.

Юноша заговорил так же внезапно, как и смолк. Он все повторял и повторял слова, явившиеся ему в кошмарном сне, не в силах передать или объяснить что-то еще. Мужчина слушал внимательно, разбирая каждый звук, вспоминая все наречия, изученные по библиотеке своего города, но впустую.

– *Нелат, что это за язык? О чем ты говоришь? *

Но как бы ни обращался Эйанд к пророку, тот повторял одни и те же слова, смысл которых оставался неясен никому из присутствующих. С раздраженным вздохом подземный владыка поднялся на ноги.

– *Ничего не поделать. Пусть отдыхает, насколько это возможно. Надеюсь, он поправится, силы мальчика нам еще нужны.*

Поклонившись уходящему главе города, женщина едва сдержалась от вопросов. Приобняв свое дитя, она тихо прошептала:

– *Все хорошо, милый. Все в порядке… Что же власть сделала с тем, кого я знала?..*

Вскоре нынешний правитель города избранных отправился к другому жилищу, желая узнать о делах на поверхности. Несмотря на малое количество особых людей в Нарс-Велане, были и те, кто мог прямо из-под земли увидеть, что происходит во внешнем мире. Не без платы за это, разумеется

– *Лилли. Полагаю, ты в добром здравии? *

Вопрос был скорее риторическим, и подразумевал под собой использование силы одаренной.

– *Конечно, господин Эйанд. Прошу, присаживайтесь. Сами Монады благоволят нам, дети как раз уснули.*

Хлопоты по дому продолжались еще некоторое время, пока молодая девушка закрывала двери и готовила чай для своего важного гостя. На вид ей было не больше двадцати, но все равно та уже успешно выносила две беременности, родив в результате троих весьма здоровых детей. Короткие волосы Лилли цветом напоминали зрелый каштан, в голубых глазах горел задорный огонек, а тонкие руки изящно расставляли посуду с ароматным напитком на столик около кресла.

Усевшись поудобнее, многодетная мать выдохнула, и на ее лице выглянуло выражение усталости.

Даже не спрашивая о сведениях, которые могут интересны владыке, девушка начала использовать свой дар. Глаза ее приобрели более глубокий синий оттенок, а взгляд устремился в пустоту, словно пронзая ткань пространства и достигая желанного образа.

– *Я вижу орду. Тысячи монстров вокруг стен. Защитники… отбиваются. Думаю, город снова выстоит. Желаете, чтобы я посмотрела что-то иное? *

– *Нет нужды. Ты хорошо поработала, до встречи.*

Мужчина поднялся и вышел так же быстро, как и пришел. Лилли еще долго не находила сил встать с кресла, даже когда ее дети проснулись и заплакали. За великие дары приходится платить.

– *Уф… потерпите, малыши, мама скоро придет.* – в голосе девушки не было сомнений или тоски, лишь усталость. Она ощущала себя, будто пришла домой после тяжелого, но плодотворного рабочего дня, но никак не после увиденной бойни.

«Хм-м… кажется, монстры что-то ощущают. Надо скорее расшифровать послание пророка. Лишь бы этот щит не сломался раньше времени.»

Даже думая о городе на поверхности, Эйанд ощущал неудовольствие, будто его вещь портит бродячая тварь, проходящая мимо. Мысли мужчины занимали лишь слова Нелата, а не гибель бола снаружи.

С тех пор в течение почти месяца городскому владыке помогали самые ученые умы всего Нарс-Велана, ища в огромной библиотеке книги, свитки и записи, что могут помочь узнать смысл послания.

Сам пророк с тех пор не вымолвил ни слова – не реагировал на просьбы или речь, хотя ел и пил, мог даже передвигаться. Однако по обыкновению просто сидел прямо у Кратера, глядя в его центр, отчего на лице Нелата всегда было выражение ужаса, раскаяния и страданий… Но с тем, пусть и не спокойствия – облегчения.

Он видел, даже был на месте всех тех, кто отдал жизнь за него. За каждого обитателя подземного города. И неясно что хуже: незнание бола на поверхности о том, что их воспринимают как щиты, или столь кощунственное отношение жителей тайного города к своим спасителям.

Панихида

После боя всегда остаются трупы. Это нормально, и никто не станет говорить, что в смертельной схватке позволил бы себе оказаться на месте погибшего в угоду морали. Даже если бы кому-то все же такое взбрело в голову, скрыть лицемерие и ложь тут не выйдет. Ведь жить хочется каждому.

– Пустись, душа, в далекий путь…

Ауфиль была верующей. Иногда казалось, что в этом ее слабость, что в момент жестокого несчастья, не получив помощи от Всеотца, она сломается навечно. Однако же, тогда, глядя сверху стены на то, как внизу снуют гвардейцы, эльфийка не была готова сдаваться. Не в момент, когда надежда нужна больше всего на свете.

– Ей, Творец, не дай свернуть…

Нежный голос девушки, матери троих детей, был тихим и мягким. В своем пении она выражала то, чего не могла выразить ничем иным. Простые слова не передали бы ее состояние.

Каждая нота была пропитана нескончаемой грустью. Медленно, протяжно стражница начинала свое прощание с павшими в бою соратниками. Друзьями, недругами, знакомыми.

– Чтобы вновь и свет, и тень…

Она прекрасно знала, что пришел ее черед идти за стену. Поднимать на руки тела убитых. Снимать с них доспехи, забирать упавшие мечи, луки, стрелы, брошенные корзины.

Это занятие было, пожалуй, еще хуже самого боя. В сражении нет времени колебаться: убей или умри. Пока не угаснет шум битвы: и горестные мысли, и паника, и скорбь – все это уходит глубоко внутрь. И хорошо, если выйдет наружу после.

– Почившему полнили день.

Спускаясь вниз со стены, эльфийка не боялась выразить свои переживания, даже когда ее слышат. Многие смотрели на нее со смесью жалости и страдания. Быть может оттого, что сочувствовали эльфийке, а может потому, что в них самих от ее голоса болели старые раны.

Никому не сбежать от ужасов, однажды увиденных на стене. Если их не чувствуешь сейчас – ощутишь позже. И вот тогда не выйдет просто единожды пустить слезу. В момент, когда вскрываются старые травмы, многие не выдерживают: сходят с ума, в ярости вредят ближним, пытаются найти покой в собственной гибели.

Потому Ауфиль непреклонно, намеренно причиняет боль многим бола. Да, она заставляет страдать. От голоса этой, казалось бы, наивной мечтательницы каждый, кто нес в душе травму, вспоминал о ней. В ее пении было нечто берущее за живое, нечто поднимающее проблемы из глубины.

За это Ауфиль ненавидели, презирали, оскорбляли… Но все до тех пор, пока не наступит новый день. Ведь стоит пройти ночи в рыданиях и нестерпимых духовных муках – становится легче.

– Отправьтесь, души, напрямик…

Вновь набрав воздуха, девушка продолжала вскрывать застарелые и новые раны.

Слова, что разливались тоскливой, печальной мелодией, сплели вместе еще в старинные времена. Задолго до Эпохи Конца, может и раньше Эпохи Порядка.

То была песнь прощания. Отпущения. Та музыка, которой провожали умерших.

Древние маги так и не узнали, куда же направляются души бола после гибели. Кто-то считал, что они возвращаются в Абсолют, как изначальные частицы самой искры бытия. Кто-то думал, что Всеотец приглядывает за своими чадами даже в их посмертии, давая уставшему от жизни духу благой сон. Иные полагали, будто души растворяются в мировой мане. И хотя никакая теория не нашла себе подтверждений, эта песня была написана теми, кто верил в милость Обеллоса.

– В те места, где Отчий лик…

В какой-то мере эти строки – молитва. Творец никогда не поощрял подобное. Те, кто поклонялся Всеотцу, как высшему существу, не получали никаких привилегий, хотя и наказаний тоже. Но некоторые бола все равно до самой Эпохи Конца благодарили дитя Абсолюта за каждую пережитую ночь, находили умиротворение в исповеди и счастье в разделении радостей.

Обеллос не запрещал поклонение себе как богу – но так уж сложилось, что именно верующих в него всегда было мало. А спустя несколько столетий после завершения Эпохи Порядка они и вовсе почти исчезли.

Как можно верить в того, кто оставил своих детей? В того, кто глух к мольбам и жертвам? До Эпохи Конца бола считали, что незачем поклоняться истинно существующему создателю. А стоило грянуть Первой Ночи – просто разочаровались в своем Творце и покровителе.

– Всем подарит вам покой…

Но не Ауфиль. Она искренне верила. Надеялась. Пусть в ней всегда были сомнения и страх, редко эльфийка доходила до состояния, в котором готова отречься от своего идеала.

Незадолго до очередной волны монстров она ощущала, будто мир замолк. Казалось, словно и она сама замерла на месте, сколь бы ни хотела поменять себя или что-то вокруг. Юная, но уже достигшая половины своего жизненного срока красавица как могла боролась с чувством отверженности собственным создателем. И ей думалось, что не впустую.

Однако у нее тоже были раны. Мало-помалу, пропуская мелкие проблемы, Ауфиль копила в себе обиды и неверие. Они взащивали страх того, что вся ее жизнь – ошибка, сомнение в том, что ее идеалы праведны.

Кто поможет сходящей с пути веры, когда вокруг лишь заблудшие? Никто, кроме нее самой.

– Во грезах о жизни иной…

Эльфийка спустилась вниз, не прерывая своего мелодичного и ранящего пения. Даже опытные гвардейцы немного вздрагивали, внимая всякому ее слову. Будто сами их души отзывалась на чарующий зов голоса Ауфиль. На зов исцелиться, вспомнить прошлое, осознать его и отпустить. Не выбросить, забыв безвозвратно, но понять и более не терзать себя тем, что уже ушло безвозвратно.

– Изгонит Хаос Пустоту…

Выходя за открытые малые ворота, бола морально готовилась видеть то, что впоследствии может присниться ей в кошмарах. Обезображенные, обкусанные и обглоданные лица соратников. Разодранные в клочья тела, торчащие сломанные кости, оторванные от туловища конечности со следами зубов. Зрелище было поистине ужасным, но жизненно необходимо сделать то, что должно.

– С ветром скорби все уйдут…

Наклонившись к первому, кого девушка обязана была перенести внутрь, она так и не замолкла. Глядя в перекошенное от ужаса лицо, стражница закрыла веки умершему, не прекращая пения. Затем обошла ближайшие места, собрала все орудия: от клинков до мотыг. Сложила их на грудь погибшего, присела, чтобы подхватить тело под руки, и поволокла его к стене.

– Даст Начало свет огнем…

Несмотря на то, что груз, который тащила эльфийка, был почти в полтора раза тяжелее нее самой, дыхание ее не сбилось во время пения. Вдохнув больше воздуха перед следующей строкой, Ауфиль собрала все свои силы, дабы не прервать поминальный текст. Словно от этого зависела ее жизнь… А может и нечто большее.

– Согреются павшие в нем…

Только в момент, когда понадобилось набрать воздух снова, эльфийка остановилась. Ей было тяжело тащить такого крупного человека, особенно сложив на него несколько щитов, мечей и даже серпов, которыми орудовали сборщики. Не все из добравшихся к стене выжили – в том не было вины ни их самих, ни стражи на стенах… Однако это не делало положение проще.

– Тепло заменит хладный нрав…

Собравшись с силами девушка вновь потащила тело. Она была такая не одна, рядом десятки других гвардейцев точно так же тянули по земле почивших товарищей, знакомых или просто коллег. У каждого погибшего были те, кто скорбел о нем, но самыми первыми новости о смерти узнавали, конечно, стражи. Каждый, кто забирал трупы из-за стен.

– Глас Порядка снова прав…

Вот Ауфиль наконец дотащила тело до места, где будет его раздевать. То был крупный мужчина с разодранным шлемом, под которым видны короткие темные волосы. И медленно, часть за частью, девушка принялась снимать его доспех, а после и остальную одежду.

Да, ей приходилось, как и прочим стражникам и стражницам, видеть много погибших без всяких прикрас. И потому в свои двадцать четыре с небольшим года эльфийка ни капли не стеснялась наготы убитых.

– В землю вам пора уйти…

Всю одежду и снаряжение она сложила рядом в большую кучу. Когда каждый погибший будет возвращен в город, ее придется сортировать и разбирать. Но более важно спасти все тела, пока не нагрянули полуденные кавалеристы.

Эти призраки, сотканные из огненной магии, являлись лишь при свете солнца, ближе к полудню – за что и получили свое название. Убив всех противящихся и забрав трупы погибших, как только что умерших, так и тех, что не были убраны с поля боя, они отправлялись на таких же как и они сами солнечно-пламенных скакунах в лес… Никто не знает, что там делают с мертвыми, однако явно ничего хорошего.

– В пути свой Конец обрести.

Наконец пришла очередь самого страшного действа. В этот момент эльфийка даже прервала свое пение, не продолжая строк.

С силой подняв тело, она оттащила его в груду к другим умершим. Там были и люди, и прочие бола. Из уважения к погибшим процедура проводилась отдельно от тел монстров. Ведь всего через несколько мгновений все они станут удобрениями на полях.

– Пустись, душа, в далекий путь…

Глядя на то, как закрываются створки древней магической машины, Ауфиль всегда ощущала нестерпимую тоску и страх того, что следующей может стать ее тело. Иногда она позволяла себе выпустить эти чувства через слезы, но сейчас то происходило через песню.

И все же несмотря на сквозящую в каждой ноте скорбь, в мелодии было умиротворение. Казалось, что отпустив из себя всякую грусть, эльфийка освободилась от оков страдания и наконец обрела покой. Вместе с тем она позволяла почувствовать его и другим, принося мир в их души и разумы. Хотя бы на время.

– Мертвых, память, не забудь.

Девушка вызвала в воспоминаниях образ убитого, которого только что сама отправила в формацию переработки удобрений. Пусть он и был изуродован когтями и зубами, от него все же осталось достаточно, чтобы угадывались ужас и агония. Тяжело нести на себе эту ношу, но так нужно. Тем более, что приняв такую ответственность, Ауфиль становилось лучше.

– Чтобы сами мы потом…

Дверцы машины вновь открылись. Там оказалось пусто. Ни капли крови, ни даже волоска – все переработано и отправлено на волшебные поля вокруг столицы.

То была страшная необходимость – запретить захоронение павших и сделать каждого из них будущей едой. Сама мысль об этом часто пугала, но выбора нет.

– Покоились благостным сном.

Многие стражники вокруг тоже замерли, когда эльфийка смолкла. Пение ее словно раскрывало душу у ближних. И у самой певицы тоже… пусть и не до конца.

– Ах, сынок… Что же ты наделал, глупый.

Уже завершив своеобразную панихиду, Ауфиль, не сдержавшись, все же расплакалась. Страх собственной смерти в ней сменился боязнью за родную кровь. Она еще вчерашним вечером узнала, что Грим в тюрьме. И то, что досудебный процесс ведет ангел.

Мало какой многорукий выносил оправдательный приговор. Строгие, педантичные и безжалостные, они заставляли даже невинных дрожать от страха… Хотя, если вины и впрямь не было, то ангелы – лучший вариант.

Однако молодой эльф нарушил закон. И этот факт не изменить.

Твердо пройдя мимо коллег, девушка направилась к старшему по званию и своему непосредственному начальнику. Исполнив приветствие, она заговорила.

– Сэр, могу я…

– Иди отсюда. Я уж думал, что ты не решишься. Удивлен, сколько времени тебе потребовалось, чтобы отпроситься навестить сына. Иди, Лавьен. И… Мне жаль.

Старший по званию лейтенант был суров, но справедлив. Хотя отпускать эльфийку посреди дня неправильно, он это сделал. Ведь, как и многие, он ей должен. Но даже такое послабление не умалило чувство долга перед своей спасительницей.

– Благодарю вас, сэр.

С тоскливой улыбкой она вышла наружу и направилась в другую часть города. Туда, где уже две ночи провел ее сын.

Ангельский голос

«Хм… согласно опросу очевидцев, эти дети друг другу чужие. Тогда почему же он решился на столь опасное мероприятие ради незнакомки? Не понимаю. Впрочем, это не так важно.»

Нарак Сат – представитель министерства юстиции, блестящий карьерист, гордость своего рода. Ангел. Пусть у него только четыре руки, одна пара из которых расположилась основанием почти у лопаток, это не мешало ему развивать свой ум и запоминать законы Империи, дабы занять почитаемую среди ангелов должность в качестве судьи. В обязанности мужчины входили, конечно, и открытые заседания, но сейчас он был занят разбирательством до официального слушания. От решения этого бола зависит судьба двух эльфов, которым вменяется в вину неправомерное обращение с провизией.

Преступление юноши двенадцати лет более тяжкое, все же должность раздающего еду весьма ответственна, уж тем паче с точки зрения ангела. Везде должен царить Порядок, и исключений быть не может.

А вот вина девочки даже для Нарака выглядела сомнительно. Казалось бы, получив порцию она могла попытаться сбежать. Но эльфийка ничего не предприняла, а значит, злого умысла у нее не было. Тем не менее, судья хотел лично убедиться в этом, «поговорив» со своими «подопечными».

Еще днем ранее он приходил к ним, чтобы получить прямое подтверждение тому, что схвачены были именно провинившиеся. Для того он привел Барка Нейворда в темницу гвардейского поста на опознание. Тот с удовольствием и ухмылкой на лице сказал, что эти дети «покусились на право каждого на пищу, пока сами набивали свои животы».

Конечно же, ангел не поверил этому проходимцу. После ряда вопросов, уточняющих характер происшествия, многорукий удалил обвинителя из здания, не желая более выслушивать поток лжи. Но правда тоже есть – в том, что именно Грим и Нилья – основные подозреваемые, а не кто-то еще.

В практике Нарака был случай, когда по ошибке схватили сестру-близнеца одной человеческой девушки. Он едва не обрек невиновную на карательный поход за стену, и все же Порядок был восстановлен.

С тех пор ангел всегда проверял лично, кого судит, еще до начала разбирательства.

Эльфийские дети, увидев его, до ужаса испугались. И все же он не желал им зла. Мужчину интересовал только ответ на один вопрос. Виновны ли они? Если нет – будут свободны. А если да – будут осуждены.

Сегодня он, облаченный в потрепанную, но все еще сохранившуюся тканевую одежду, напоминающую рясу из белой шерсти, направился в нынешнее место заключения обвиняемых. На ходу пришлось вспоминать каждую мелочь, что могла бы пригодиться. Вместе с ним шла пожилая, чуть сутулящаяся дама-человек, ни разу не обмолвившаяся с многоруким ни единым словом.

«Принятие пищи – ложь. Выше отметки – правда. Сговор – уточнить. Намерения – проверить.»

Поток структурированных, последовательных мыслей судьи был похож на четко выверенный механизм. Ни единого проблеска неуместных желаний или идей. Лишь сосредоточенность на собственной работе.

С его низким ростом, светловолосому Нараку не пришлось пригибаться, чтобы пройти в здание, хотя некоторые родичи ангела были весьма высокими. Что примечательно, у тех в основном глаза оттенков красного цвета.

Поприветствовав сперва начальника караула, затем его заместителя, а после – тюремщика, ангел спустился вниз.

Дети вздрогнули, увидев знакомую белую мантию. Еще больше в их глазах отражался ужас, когда они подняли взгляд на сияющие медным цветом склеры судьи.

Даже спокойная аура пришедшей вместе с потенциальным губителем их жизни старушки не помогала переносить этот кошмар наяву.

Ангел принялся жестикулировать руками – лишь двумя, еще две оставались сложенными за спиной.

Чутко глядя за каждым движением Нарака, бабуля заговорила, стоило ему прекратить.

– Господа гвардейцы, судья Сат просит вас оставить помещение и желает уточнить, были ли обвиняемые достаточно накормлены.

Переглянувшись, стражницы пожали плечами.

– Да, конечно мы их покормили как следует, – среднего роста девушка едва заметно раздула ноздри и на мгновение приподняла уголки губ. Ее высокая напарница отвела взгляд чуть в сторону, стараясь не смотреть на пришедших гостей.

После очередной серии жестов старушка с вежливой улыбкой продолжила.

– Немедленно принесите им недоставшуюся часть еды, иначе вы будете обвинены в неправомерном распределении провианта.

На сей раз та, что отвечала, даже не скрыла своего презрения.

– Да на каком основании?! Моя коллега подтвердит, что…

Чуть посмеявшись, женщина прервала разгневанную стражницу.

– Боюсь, вы неверно поняли. У судьи Сата особый дар. Вам не укрыть от него свою ложь, милочка. А теперь уже я снова попрошу вас все о том же, дабы не утруждать своего партнера. Идите за едой, – женщина расправила плечи и стало ясно, что она весьма высокого роста… и крепкого сложения. Насколько это возможно в условиях вечного голода, – Живо.

Бросив недовольный взгляд на парочку ошарашенных эльфов, гвардеец поднялась наверх за припасенной порцией еды. Там осталось похлебки на целую миску, и даже почти полный бутылек зелья сытости. Увидев это, бабуля довольно хмыкнула, взяла принесенное и отправила стражниц восвояси.

*Высокую отпустить, другую – в темницу, как закончим.*

Кивнув на жесты судьи, старушка отперла дверь камеры и подала детям миску и склянку.

– Полагаю, вы голодны, милые? Надеюсь, вы сможете разделить еду честно.

– Ох, я… мы очень признательны вам, судья Сат и мисс… – запнувшись от незнания имени своей благодетельницы, эльф надеялся на подсказку.

– Зови меня Норой, малыш.

– Мисс Нора. Я не столь голоден, так что…

Женщина строго посмотрела на него прежде чем парнишка успел продолжить.

– Мне довелось немного научиться у господина Сата. Дам совет: юлить в присутствии своего судьи – не лучшая идея, – на сей раз голос старушки был грозным, ей явно не пришлась по нраву попытка Грима обмануть ее.

– Прошу прощения, мисс Нора… – он виновато посмотрел на Нилью, что все время стояла чуть позади него. Ее опасливый взгляд был направлен на бабулю, а потом она вышла из-за спины юного эльфа, принимая посуду с едой и кивнув в знак благодарности.

– Что, детка, ты тоже ангел? – немного посмеявшись, Нора отошла, давая двоим поесть отобранное за последние два дня, – Это я так шучу, не переживай. Говорить можно, я не кусаюсь без причины.

– Б-благодарю вас, мисс Нора.

Девушка, прекрасная в своем расцвете пышной даже в болезни эльфийской юности, снова кивнула, и принялась есть: сперва половину зелья сытости, затем половину супа. Удивительным образом вязкая субстанция из склянки будто втягивала в себя все проглоченное, запасая его и распределяя на некоторое время, а вместе с тем сама была питательной. Однако чертовски отвратной на вкус. Потому все пытались заесть или запить один из важнейших алхимических продуктов, лишь бы не дать ему выйти наружу из-за нестерпимого желания исторгнуть содержимое желудка.

Лицо у Нильи перекосилось от отвращения, а затем она поспешно сменила вкус во рту на суп. То же сделал и Грим, когда пришло его время. И до момента, пока оба не съели свою порцию, обвиняемые боялись сказать даже слово.

Только после того, как последняя ложка супа была съедена, а последняя его капля – вылизана, Нарак уселся на стул надзирателя, что находился неподалеку от камеры. Затем он совершил серию жестов – пришло время «заседания». Старушка переводила все исключительно целиком, не пытаясь делать это параллельно «речи» судьи.

– Итак, ребята, у господина Сата к вам несколько вопросов. Каждый из них является частью досудебного процесса, и не смотрите, что все так неформально – важность каждого от этого не меньше. Первый вопрос: «Были ли вы знакомы друг с другом до инцидента на раздаче?»

Девушка покачала головой, в то время как Грим говорил вслух.

– Нет, мисс…

– Полно. Отвечайте только на вопросы, когда я их задаю, не более. Если потребуется ваша версия событий – судья непременно спросит. Следующий вопрос: «Налил ли Грим Лавьен в день происшествия больше супа в миску Нильи Ифри, нежели положено?»

Эльфы не сразу стали говорить. Как иначе? Ведь от этих слов зависит судьба минимум одного из них. Признать вину – все равно что обречь себя на поход за стену. Пусть наказанных преступников охраняли так же, как и прочих сборщиков, это не отменяло отсутствия повышенного заработка за столь опасный и тяжелый труд.

Собрав волю в кулак, юноша ответил:

– Да.

Нилья так и не смогла выдавить из себя даже звука. Она понимала, что должна свидетельствовать против того, кто решился помочь ей наперекор всему, хотя и видел ее в первый раз в жизни.

– Если тебе тяжело говорить, дорогая, можешь отвечать жестами. Сейчас кивка головы достаточно, – тогда голос Норы был ласков и спокоен, в отличие от моментов, когда казалось, что одним лишь им можно запугать до смерти.

В ответ девушка только кивнула, подтверждая сказанное. Оба пленника уже убедились, что судья прекрасно видит ложь, и потому пытаться говорить неправду было бы еще хуже, чем признать произошедшее.

– Последний из заданных вопросов. «Съела ли Нилья Ифри в тот день более отведенной нормы?»

На этот раз Грим сначала решительно покачал головой, глядя прямо в источающие свет глаза ангела, который внимательно разглядывал их лица и тела. Казалось, что он смотрит глубоко в душу, видит ее насквозь и утаить от него даже самое сокровенное не вышло бы при всем желании.

Нилья ответила почти одновременно с Гримом: тихо, но вслух.

– Нет.

Кивнув, Нарак похлопал бабушку по плечу. Та обратила на него свой взгляд, чтобы читать жесты, а затем снова повернулась к эльфам – на ее лице было неподдельное удивление, видимо, вызванное посланием ангела.

– Кхм. Господин Сат спрашивает: «Зачем ты, Грим Лавьен, решился на противоправный поступок?»

Сам эльф тоже искренне удивился. Какая разница? Он правда сделал все то, в чем его осудили, пусть и надеялся не попасться.

– Я, кхм… – он немного запнулся, закусив губу и отведя взор в сторону Нильи, но после опустил глаза в пол, – А это важно?

Теперь уже пришла очередь судьи удивляться. Впрочем, заметно это было слабо – ангелы не отличались эмоциональностью. Потому, пожалуй, лишь старушка могла бы увидеть столь тонкое выражение на лице партнера. Если бы смотрела на него.

«Странно. Они сговорчивы. Почему мальчик не хочет говорить?»

После пары секунд внимательного изучения обвиняемых судья махнул рукой в отрицающем жесте. Затем последовала еще одна серия движений.

– Что ж, воля ваша. Господин Сат позволяет не отвечать на предыдущий вопрос и хочет знать еще кое-что. «Насколько больше положенного супа в тот день ты, Грим Лавьен, налил в миску Нильи Ифри?»

– Чуть меншье половины половника, – в словах эльфа была слышна уверенность, ведь на раздачу не ставили кого попало. У таких бола весьма хороший глазомер, чтобы с достаточной точностью накладывать не больше и не меньше необходимого.