Текст книги "Замедленное падение (СИ)"

Автор книги: Rust Rowan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

3.4

***

Это смертный сон?

Над ним склоняется лицо той, кого он только что звал в бреду, даже не думая, что кто-то его услышит.

Красно-серый туман. В глазах и в ушах. Шумит, перекатывается волнами прибоя.

– Пауль? Пауль… – руки прикасаются к плечам, к лицу… Приподнимают веко. Режущий свет. Но как-то не больно режущий. Как будто и он лишь мерещится угасающему сознанию.

Тот самый свет в конце тоннеля?

Пауль всем существом тянется к нему, но не может пошевелиться, и свет отдаляется, отдаляется… Гаснет.

Не уходи…

Дневник Роальда Ругге (выдержки)

11 октября 1993

Сегодня почти весь день сидели на одном месте. Утром Дрейка скрутило – судороги, пена изо рта, похоже на эпилепсию. Вольф поставил транк., но, похоже, он не подействовал. Отпустило минут через пятнадцать. До сих пор сам идти не может. Ещё и голову о камень рассёк, пока бился в приступе.

Вольф решил выслать вперёд разведотряд. Я вызвался идти с Праттом и Лестер. Прошли полтора километра, нашли спуск на пятый слой. На обратном пути Лестер начала орать и размахивать руками. Вдвоём не без труда зафиксировали её. Успокоилась минут через десять. Плакала и повторяла «Реджи, Реджи».

Пратт ничего не видел, я – тоже. Договорились, что если кто-то видит что-то странное, немедленно называет вслух то, что видит. Может, так удастся отличать галлюцинации от реальных врагов.

К слову, на нас до сих пор никто не нападал. Кроме своих же товарищей. Это начинает пугать.

12 октября 1993

Напросился, называется. Выдвинулись к спуску на 5 и наткнулись на засаду. С потолка прямо на голову Пратту свалилось нечто вроде кучи перегноя, но с множеством конечностей. Я внимательно осматривал свод! Там ничего не было! Они так хорошо мимикрируют?

Пратт мёртв. Я даже подходить к телу побоялся.

Вольф застрелил монстра, но у Пратта уже была оторвана голова.

Меня тошнит. Дрейка тоже тошнит. Пратта вскрывает Вольф, ему ассистирует Лестер. Я её недооценивал.

Апрель 2008

В сознание привела резкая боль. Вначале Пауль осознал, что лежит на животе, уткнувшись лицом в кучу острых черепков, и один из них впивается в кончик носа. Потом, при попытке приподнять голову, пришла и боль из остальных частей тела – от пальцев рук и ног устремилась к центру, как огонь по сухой траве, и захлестнула всё его существо, выдавив из лёгких воздух вместе с хриплым криком.

Кричать тоже было больно. И глубоко дышать. И просто лежать, ощущая израненным телом каждую неровность пола. Тем не менее Пауль попытался расслабиться, насколько возможно. Надо чуть передохнуть и как-то попытаться перевернуться, что ли…

Об этом даже думать было страшно. Последним, что помнил лучевик, было видение устремляющейся к его лицу влажной фиолетовой пасти с тремя рядами острых зубов. Судя по всему, чудовище изодрало его в клочья. И почему он всё ещё жив, и где та тварь, и кто её прогнал – это вопросы пока тоже больно было обдумывать. Первоочередная задача всё-таки – понять, сможет ли он передвигаться.

Хотя бы определить, все ли конечности остались при нём… Пауль пока не ощущал ни рук, ни ног. Вот это было бы обидно… Собравшись с духом, он послал волевой импульс в правую руку – и сквозь затопивший сознание кровавый туман ощутил, как где-то бесконечно далеко от головы, справа, пальцы слегка проскребли по шершавому камню.

Вторая рука… Ноги. Вроде бы всё на месте и даже работает. Сознание от боли не потерял – предположительно, кости целы. Ну что ж, надо как-то перевернуться. Пауль повозил головой по полу, царапая щёки и лоб об осколки, устроился поудобнее и принялся медленно вдыхать и выдыхать, настраиваясь на рывок.

Терять-то уже нечего… Даже если от боли он отключится, чтотакого – очнётся на том же месте через некоторое время. А если просто лежать – выздоровление быстрее не пойдёт. Надо хотя бы воды попить, не говоря уж о том, чтобы принять антибиотик – мало ли что за инфекцию мог занести в раны этот монстр…

Так Пауль уговаривал себя в течение примерно двухсот вдохов и выдохов – пока невдалеке не послышались чьи-то шаги.

Тут уж стало не до того, чтобы жалеть себя. Опершись на немеющие руки, Пауль рывком приподнял голову и верхнюю часть туловища и напряг зрение. Адреналиновая волна заглушила боль, хотя и не прогнала совсем, но дала возможность встретить опасность лицом к лицу.

По коридору, странно вихляясь и переламываясь, словно конечности и туловище изгибались в произвольных местах, в сторону Пауля быстро двигалась фигура, замотанная в лохмотья фиолетовых полотнищ с алтарей. Края одеяния волочились по полу, цеплялись за крупные обломки камней и обрывались клочьями. Оружия в руках существа не было, но среди болтающихся лоскутов легко могли скрываться ножны, и не одни. Пауль напрягся, пытаясь заставить онемевшее и буквально горящее от боли тело подняться с пола, но только бессильно хрипло зарычал, наблюдая, как враг танцующей походкой приближается к нему.

В паре шагов от Пауля визитёр вдруг остановился, будто бы сложился втрое и сел-упал на пол, так что голова его оказалась почти вровень с лицом лучевика. Из лохмотьев вынырнули худые белые кисти, взметнулись вверх и на мгновение замерли у краёв скрывающего лицо капюшона. Пауль, оцепенев и судорожно смаргивая мутную пелену, смотрел на светлые пятна на фоне серо-фиолетовой ткани. Пятипалые человеческие руки…

Пришелец наконец откинул капюшон. С иссохшего бледного лица на Пауля уставились горящие лихорадочным блеском человеческие глаза. Такие знакомые глаза…

Откуда они так хорошо, так страшно и болезненно знакомы?

Паулю вдруг захотелось заплакать.

Неправда, это неправда…

Нет!

Зеркало в ванной.

– Здравствуй, сынок, – Арнольд Ланге улыбнулся беззубым ртом и провёл ладонью по испещрённому шрамами лысому черепу.

Пауль уронил голову на острые черепки и заскулил, захныкал, как ребёнок.

Затылка что-то коснулось, и по позвоночнику прокатилась волна ментоловой обезболивающей прохлады. Пауль судорожно вздохнул и, боясь доверять своим ощущениям, медленно напряг мышцы рук и снова приподнял голову – чтобы встретиться взглядами с копией своих глаз.

Точнее, посмотреть в глаза, копией которых являлись его собственные.

– Как… – вопрос рванулся из груди и застрял в горле, сдавленный новым приступом боли. Арнольд сильнее надавил на затылок Пауля, прогоняя жгучее пламя прохладой ладони.

– Сложно сказать, – голос его звучал спокойно и устало, так по-человечески, по-домашнему, что контраст между ним и невообразимой, ни на что не похожей внешностью говорящего был почти нестерпимым. – Я и сам не очень-то понимаю, как я выжил. А иногда всерьёз сомневаюсь, что на самом деле выжил… Тебе полегче? Ты сильно ранен. Я помогу чем смогу, но, к сожалению, здесь и сейчас я могу очень мало, – Арнольд так отчётливо выделил интонацией эти «здесь и сейчас», что у Пауля тут же возникло множество новых вопросов. Видимо, они не требовали произнесения вслух и безошибочно читались на его лице, потому что Арнольд тепло и понимающе улыбнулся. Убрав ладонь с затылка Пауля, он отодвинулся чуть дальше и уселся поудобнее, скрестив ноги. – Я расскажу тебе всё, что смогу, – сказал он. – Но не могу обещать, что ты всё поймёшь – и даже что всё запомнишь. Таковы правила этого места. Мы сами до сих пор не научились отличать галлюцинации от реальности во всех случаях. А ведь я здесь уже пятнадцать лет…

– Мы?.. – выдохнул Пауль, поднимая голову.

– Да, мы. Я здесь не один, конечно. Мы живём небольшой изолированной общиной – те, кто продолжает эксперименты на свой страх и риск.

– Л-люди?

– Не только. В нашем поселении шестеро людей и пятнадцать эорда. И иногда к нам присоединяется один Незримый, но появляется он очень редко, и я так и не понял, с какой целью. Но это неважно. Мы обосновались в заброшенной лаборатории на седьмом слое – туда даже сами эорда забираются нечасто – и продолжаем серию экспериментов по созданию гибрида, устойчивого к проклятию… У вас там, наверху, его называют нейрочумой. Мы пользуемся той терминологией, которая привычнее для наших коллег. Ты ведь знаешь, какова причина появления вируса?

Пауль отрицательно помотал головой.

– Знаешь, – Арнольд снисходительно улыбнулся, – просто не можешь поверить сам себе – в то, что знание, полученное таким образом, есть настоящее знание, а не выдумка и не галлюцинация измученного страхом рассудка. Так? – он пытливо уставился в глаза Паулю, и тот вынужден был кивнуть. – Вот видишь… Проблема заключается в том, что кто-то когда-то решил нарушить естественный порядок вещей. Вмешаться в жизнь и развитие целого биологического вида. Усовершенствовать его, подогнать под свои стандарты. – Арнольд скривился. – И что из этого вышло? Раса эорда вымирает, Незримые теряют влияние и ищут нового симбионта… Люди сопротивляются и создают некую вакцину, которая может защитить их разум от вторжения. Но времени на тестирование у них мало, и в результате побочный эффект от вакцины оказывается едва ли не опаснее, чем сама инвазия…

– Люди… создают?

– Да, ты удивлён? Там, наверху, – Арнольд с усмешкой помахал рукой потолку, – среди так называемых «бунтовщиков»-антицерковников распространено мнение, что Милфорд заключил союз с Незримыми, чтобы получить некую панацею от всех болезней, под видом которой ему как раз и подсунули вирус нейрочумы – в виде ребакта. На самом деле всё было не так. Наша экспедиция нашла доказательство того, что Незримые уже давно – может, пару веков – пытаются найти способ воздействия на человеческий разум. Но пока все их попытки заканчивались неудачей. Возможно, у людей изначально более слабая психика, и мы не годимся для того, чтобы быть носителями разума Незримых, кто знает… Но после визита группы Милфорда в Катакомбы у обеих сторон появились новые сведения друг о друге, скажем так… Кто-то из Незримых – тех, кого я с нашей, человеческой точки зрения мог бы назвать нормальными – передал Милфорду некий артефакт – можешь считать его установкой для синтеза препарата, повышающего устойчивость к ментальному воздействию. Вам он известен под названием Священного Сосуда. Милфорд, который видел здесь результаты экспериментов Незримых над людьми, был, мягко говоря, в шоке и немедленно приступил к изготовлению и распространению этого препарата. А побочные эффекты проявились позже. Впервые случаи заболевания нейрочумой были выявлены ещё в середине семидесятых. А в 1993 году, как раз за полгода до спуска нашей экспедиции в Катакомбы, вспышки участились. Возникла угроза эпидемии. И скрывать правду становилось всё труднее. Теперь понимаешь?

Пауль только молча кивнул. Руки, на которые он опирался, затекли, и он неуклюже перевернулся на бок и сел. Боль отступила, но он понимал, что это временно: тело ощущалось как наполненный ледяной водой мешок.

– Нас отправили на встречу с Незримыми, – продолжил Арнольд. – На переговоры. Но нас не хотели видеть, не хотели слушать. И… Закончилось всё плохо, – он отвернулся и глянул куда-то в сторону.

– А мы? – спросил Пауль. Что-то тут было не так, что-то не стыковалось в рассказе этого человека – предположительно, его отца… Или наведённого Незримыми морока? Или собственной галлюцинации? – Мы – тоже результаты каких-то экспериментов. Каких? Кто их проводил и с какой целью?

– А вот это самое сложное, – Арнольд строго посмотрел на него. – Мы девятеро – все члены экспедиции, за исключением Лестер – были служащими предприятия по производству вакцины. И мы первыми узнавали о её побочных эффектах. В конце концов, именно на нас и наших коллегах она тестировалась в первую очередь… Лаборатория в Берроуэне – это закрытый город, в котором расположен завод, ты ведь знаешь? – работала над проблемой устойчивости к проклятию и к ментальному воздействию Незримых одновременно. Они пробовали разные сочетания факторов – вакцинировали и не вакцинировали детей ребактом, вносили генные модификации – наверняка у кого-то из вас есть некие обострённые или наоборот, притуплённые способности, верно?.. В общем, узнай общественность об этих экспериментах, шуму было бы много, сам понимаешь. Поэтому – да, я признаю, мы отдали на лабораторный стол собственных детей. А что нам ещё оставалось? Ты поступил бы иначе, сын? На одной чаше весов – одно дитя, на другой – миллионы детей, которые или станут рабами монстров, или сами превратятся в чудовищ…

– Э-э, – протянул Пауль, – что-то мне это напоминает…

– Знаю, знаю, что тебе это напоминает, – отмахнулся Арнольд. – Я и не пытаюсь примерять белые одежды, так сказать. Что сделано, то сделано. И в конце-то концов, – он вскинул руки в жесте торжества, – у нас всё получилось!

Пауль, не скрывая скепсиса, покосился на отца.

– Что именно у вас получилось? Убить всех троих детей разом?

– Ну, во-первых, не троих, – довольно отозвался Арнольд. – Вас не трое, а намного больше. Ну… Намного – это громко сказано. Человек пятнадцать, в возрасте от десяти до тридцати лет. Во-вторых, вы все пока ещё живы. И мы приложим все усилия к тому, чтобы так и оставалось. Мы выведем вас на поверхность, чтобы вы послужили человечеству.

– С ума сойти, – вырвалось у Пауля.

– Нет уж, – хмыкнул Арнольд, – и сойти с ума мы вам не позволим. Да вы и не сможете. Уж к психическим расстройствам устойчивость у вас максимальная.

– Прекрасно, – с чувством сказал Пауль. – Даже свихнуться и перестать понимать, что за дрянь кругом творится, нам и то не дозволено. Сволочи вы… Папа.

– Это сложно понять, не спорю, – согласно кивнул Арнольд, не обращая внимания на ругательство и горькую интонацию сына, – но всё же вас наверняка не раз приятно удивлял тот факт, что вы постоянно крутитесь среди такого количества заражённых, а вас нейрочума обходит стороной. Так вот, неужели ты предпочёл бы заразиться, напасть на кого-то из близких, убить – и быть самому убитым охотниками?

– Не знаю, – буркнул Пауль, отворачиваясь. В словах Арнольда ему послышались отголоски его собственного недавнего бреда, и ему очень не понравилось это подозрительное созвучие: либо Арнольд в чём-то прав… Но как же противно с этим соглашаться! Либо Пауль галлюцинирует, воплощая собственный бред в образе своего давно умершего отца.

И что из этих двух вариантов приятнее осознавать – большой вопрос…

– Я думаю, ты был рад оставаться безопасным и даже полезным для окружающих, – уверенно заявил Арнольд. – Я неплохо знаю тебя. Я всегда следил за твоей жизнью, хоть ты об этом и не знал. Всё-таки… – он помолчал. – Что бы ты по этому поводу ни думал, вы никогда не были для нас просто объектами экспериментов. Мы… Всё равно любили вас. Нам было больно за вас. Мы делали всё, что могли, чтобы как-то помочь вам. Но могли мы немногое, это правда…

Пауль молча смотрел на отца. Голый череп. Ни бровей, ни ресниц. Синеватые росчерки старых шрамов на белой коже. Болезненная худоба, ни капли жира под кожей. Глубокие морщины. Сколько ему лет? Пятьдесят с небольшим, наверно. А выглядит как глубокий старик. Да ещё и страдающий неизлечимой болезнью. А что это за болезнь – в мире, где любая хворь мгновенно излечивается чудодейственным препаратом Незримых?

Один лишь недуг не вылечить ребактом – тоску.

И чувство вины. Гложущее желание изменить прошлое – и раздирающее осознание невозможности этого. И внутренний безмолвный безутешный плач по настоящему и будущему.

Отец… Что ты сделал с нами?

У Пауля предательски защипало в носу. Ещё чего не хватало… Жалеть этого монстра? Ни за что.

Дыхание перехватило.

Да что это такое?..

Мальчик Полли спрятал лицо в ладонях и тихо заплакал. Руки отца, которого он никогда в жизни не видел, гладили его по голове, незнакомый – и такой родной – голос шептал какие-то глупые и бессвязные слова утешения, которых Пауль не понимал – возможно, они были на эордианском? Но сердце безошибочно улавливало смысл через интонации.

«Всё будет хорошо, сынок. Я с тобой. Не бойся. Всё пройдёт. Я с тобой. Всё хорошо».

Успокоившись, Пауль отстранился, сел прямо и уставился в пол. Ему было до ужаса неловко смотреть в лицо отцу после этой тихой истерики.

– Что сделано, то сделано, – тихо повторил Арнольд. – Я не прошу у тебя прощения, сынок. И никто из наших не стал бы. Я пришёл просить помощи.

Пауль вскинул на него взгляд.

– Эксперимент необходимо завершить, – медленно произнёс Арнольд, глядя Паулю прямо в глаза. – Иначе Незримые не отстанут от людей, будут выдумывать всё новые способы заставить их… Нас подчиниться. Они – враждебная нам сила не потому, что они злые, коварные или что-то в таком роде. Они просто совсем, совсем другие. Мы для них не более чем биологические объекты, которые можно использовать ради своего удобства. Если ты делаешь из дерева табурет, чтобы на нём сидеть, ты ведь не задумываешься о том, как к этому отнесётся само дерево и его сородичи? Есть гипотеза, что растения могут испытывать эмоции. Но проверить её невозможно, потому что нам не дано понять образ мышления настолько отличающихся от нас существ – если предположить, что растения и в самом деле обладают чем-то вроде разума. Так и Незримые – они знают, что мы живые организмы, что мы обладаем разумом, но для них этот разум всё равно непостижим и непонятен, как для нас предположения о ходе мыслей табурета. Поэтому в нашем с ними взаимодействии не надо искать морально-этического подтекста – надо просто защищаться.

– А как же Идри?.. – вырвалось у Пауля.

– Идри… – Арнольд поморщился. – Незримый – отступник, еретик, как его назвали бы у нас. Он как раз и занимался тем, что пытался понять образ мышления людей. Возможно, ему это удалось, не знаю… Сородичи провозгласили его ненормальным и изгнали. По правде говоря, я не знаю, что у него на уме. Я-то не пытался их понять. Я слишком сильно их боюсь.

От последней фразы на Пауля словно дохнуло холодом.

– Боишься?

– Конечно. Больше всего на свете я боюсь стать чьей-то безвольной марионеткой.

– Вот, значит, как, – Пауль зло усмехнулся, – безвольных марионеток можно делать только из собственных детей…

– Да какие же вы марионетки?! – всплеснул руками Арнольд. – Вы всегда принимали решения самостоятельно. И даже тот факт, что вы услышали наш призыв и спустились сюда – всё-таки результат вашего собственного выбора. Вы легко могли его проигнорировать, но, видимо, в глубине души каждый из вас уже осознал и принял своё предназначение.

– Ох, только вот давай без этой фаталистической философии, – вздохнул Пауль. Ему снова стало сильно не по себе, боль возвращалась, туманя сознание. – Так что от нас… От меня требуется? Я не обещаю, что я это выполню, предупреждаю сразу… Но всё же – озвучь.

– Что требуется, говоришь? – глаза Арнольда вдруг словно вспыхнули изнутри. Мужчина, выглядящий как дряхлый старик, выпрямился, расправил плечи – и Пауль невольно сделал то же самое: вытянулся как солдат перед генералом, хоть и сидел на полу, а не стоял. Взгляд Арнольда Ланге резал воздух, как лезвие эордианского меча. Сила, решимость… Безумие?..

– Что это? – Арнольд вдруг указал на серый матерчатый свёрток рядом со спальником Пауля. Тот недоуменно оглянулся и вздрогнул: он уже и думать забыл о странной кроваво-красной фигурке.

– Похоже, какая-то эордианская реликвия, – нерешительно проговорил он.

– Похоже, – передразнил его Арнольд. – Естественно, это эордианская реликвия. Не ожидал же ты найти здесь реликвию с острова Пасхи?.. Но значение этой фигурки тебе известно? – Пауль отрицательно покачал головой. – Это так называемый Сосуд Чистой Крови. Предмет, используемый в ритуалах Наполнения Жизнью.

– Очень понятно объяснил, – пробурчал Пауль.

– А ты дослушал бы сначала, балбес, – беззлобно проворчал отец. – Ритуал связан с воспроизводством потомства Незримых. Как ты, наверно, и сам догадался, рожать детенышей обычным способом они не в состоянии. Им и в этом деле приходилось полагаться на симбионтов. А проблема в том, что после всего того, что произошло с эорда, они, естественно, утратили способность не только размножаться сами, но и вынашивать детей Незримых. И одним из главных направлений экспериментов над людьми как раз и является поиск способа передать эту почётную функцию им.

– Ну, я так понимаю, этот эксперимент как раз оказался удачным, – Пауль с невесёлой усмешкой ткнул себя пальцем в грудь.

– Не совсем, – возразил Арнольд. – Вы – не дети Незримых… Точнее, так: вы полукровки. Удалось получить несколько детей от матерей из человеческой расы и отцов из Незримых – и только одного ребёнка в обратном сочетании. Но таких случаев, чтобы выжило дитя, зачатое только Незримыми и развившееся в теле человеческой женщины, ещё не было. Хотя и ваше существование – уже серьёзный прорыв.

– Опасаюсь следующим пунктом услышать, что мы должны скрещиваться между собой и производить подходящее для этой задачи потомство, – мрачно заметил Пауль.

– Нет, нет, – Арнольд с улыбкой потряс головой, – ваша задача не в этом. Так уж вышло, что двое из вас – дети человеческих женщин и кхм… самцов Незримых, а третий…

– Айви… – прохрипел Пауль. Он как-то разом всё понял. – И ты хочешь, чтобы я… Чтобы она… – он беспомощно переводил взгляд с Арнольда на прикрытую серой тканью фигурку. – Но она ведь… Тьфу, ну и пакость! – он потряс головой и провёл рукой по лицу.

– Понимаю, – сочувственно вздохнул Арнольд, – неприятно думать такое о сестре. Но поверь, это единственный выход. И для вас с братом, и для всего человечества, впрочем… И для вашей Айви.

– Что ещё за выход? – Паулю даже слушать это всё не хотелось. Но, похоже, деваться было некуда.

– Незримые не отстанут от людей, ты же понимаешь, – медленно проговорил Арнольд. Эксперименты будут продолжаться, на смену нейрочуме могут прийти новые, ещё более жуткие болезни… Это необходимо остановить. Айви – единственный выживший плод женщины-Незримой. Она способна выносить и произвести на свет чистого ребёнка Незримых – так называемое Дитя Чистой Крови. Это уже установлено в теории, осталось только проверить на практике – и получить ожидаемый результат.

– То есть ты предлагаешь мне отдать сестру этим проклятущим вивисекторам, чтобы они приспособили её под инкубатор? – тихо спросил Пауль. Он просто не верил, что он только что услышал это. И что, осознав услышанное, до сих пор не убил своего так называемого отца. Ложного, фальшивого отца, как выяснилось.

Арнольд, похоже, почувствовал всколыхнувшуюся внутри Пауля волну ярости и ненависти. Он как будто съёжился, ещё сильнее усох и стал казаться ещё более старым и немощным.

– Сынок, – начал он и осёкся – Пауль вскинулся и сверкнул глазами в ответ на такое обращение. – Пауль… Пойми, прошу… У вас нет другого выхода. Поверь… Айви пока не вакцинирована ребактом. В ней нет заразы нейрочумы. Её кровь чиста! Понимаешь? Только существо с чистой кровью может выносить Дитя Чистой Крови! И тогда всё закончится…

– Что закончится? – звенящим от отчаяния голосом проговорил Пауль. – Для кого закончится? И как закончится?! – голос его сорвался. Как ни хотелось сопротивляться до последнего, Пауль откуда-то знал, что этот человек, называющий себя его отцом, говорит правду. Хоть кричи, хоть убей принесшего дурные вести, хоть убейся сам о ближайшую стену – ничего не изменить. Только так. Только один выход. – Чёртовы фашисты… – голос его дрогнул и затих.

– Она родит им Дитя. Станет их новой Белой Матерью. И они отзовут своих… лаборантов, – ответил Арнольд. – Что после этого станет с ней – я не знаю. Но могу предположить, что она как минимум останется в живых. И скорее всего, будет окружена заботой. Ей будут поклоняться как богине. Эорда поклоняются… всегда поклонялись Белой Матери. Ты сам видел.

Пауль обхватил себя руками и начал раскачиваться, тихонько постанывая.

Неужели… Так и есть… Неужели… Так и надо…

Айви… Неужели нет другого выхода?

Неужели придётся отдать её им?..

– А если она уже приняла ребакт? – спросил он, не поднимая головы.

– Тогда – всё, – просто сказал Арнольд. – Тогда человечество обречено на долгие годы безумия и вымирания. На десятилетия, как минимум.

– А если она умрёт…

– То же самое. Новый этап экспериментов. Поиски новой Белой Матери. Эпидемии, безумие, болезни и смерть.

– Фашисты… – простонал Пауль, кусая кулак. – Зачем они так с нами?..

– Зачем, зачем… Просто они тоже хотят выжить, – сурово ответил Арнольд. – Спросила бы тебя лабораторная мышь, на чьих сородичах тестировали антибиотики: «За что вы так с нами?». И что бы ты ответил?

– Мышь, значит, – Пауль внезапно успокоился, убрал руки от лица и выпрямился. – Ну хорошо. Мышь так мышь. Что от нас, мышей, требуется?

– Что-то ты быстро согласился, – Арнольд недоверчиво вгляделся в лицо Пауля. – Что ты задумал?

– Ничего особенного. Просто я пойду к Айви и всё ей расскажу. И пусть самая ценная лабораторная мышь сама принимает решение.

– Ну что ж, иного я от тебя и не ожидал, – Арнольд почему-то обрадовался. – Я же говорил – никакие вы не марионетки! Так вот, слушай. В этом артефакте – кровь Белой Матери. Её надо перелить Айви, и она понесёт Дитя Чистой Крови.

– Как именно перелить?

– Неважно. Можно ввести внутривенно. Можно рассечь кожу и вылить кровь на рану. Только вот пить не стоит, пожалуй, – Арнольд слегка усмехнулся.

– И то хорошо, – Пауль ответил такой же кривой усмешкой. – И как быстро развивается плод?

– Насколько мне известно, довольно быстро. Не как у людей уж точно. Может, дней десять.

– Что-о?..

– Ну, это же не обычный ребёнок, который в утробе матери проходит все стадии эволюции, – улыбнулся Арнольд. – Дитя Незримого – по сути сгусток энергии. До рождения он просто должен вырасти до жизнеспособного объёма, питаясь силой суррогатной матери. А форму Незримые принимают уже после появления на свет. Можно сказать, они сознательно выбирают её в соответствии с тем, чем планируют заниматься в жизни.

– Ничего себе!..

– Да, с людьми у них мало общего. Точнее, пожалуй, вообще ничего. Кроме того, что они так же, как и мы, хотят выжить – и так же любят своих детей.

Пауль, прищурившись, посмотрел на собеседника и отвернулся. Протянул руку к серым складкам футболки, нащупал фигурку, сжал в кулаке. Никаких необычных ощущений. Просто прохладный шелковистый камень.

– Ты так спокоен, – заметил Арнольд. – Не кричишь, не ругаешься. Не возражаешь. И я понимаю, почему. Ты мне так и не поверил.

– Нет, – устало вздохнул Пауль. – Не так. Я не поверил в тебя. Понимаешь, в чём разница? Я не поверил себе. Своим органам чувств. Мне гораздо приятнее думать, что всё это мне примерещилось.

– Понимаю тебя, – не менее устало отозвался Арнольд. – Знаешь, мы уже пятнадцать лет надеемся, что… – он с тоской огляделся по сторонам. – Что всё это нам мерещится. Что мы сами себе мерещимся. Но морок всё никак не рассеивается… Может, хоть тебе удастся наконец его прогнать?

Дневник Роальда Ругге (выдержки)

13 октября 1993

Нас осталось семеро. Сегодня утром Юнг разбил себе голову о камень. Меня снова тошнит. Не думал, что я такой слабонервный.

Вольф распорядился разбиться на пары и тройку и спать по очереди, чтобы если кого-то потянет причинить себе вред, второй мог его зафиксировать. А толку? Неизвестно ведь, на кого из пары подействует ГГ, может, как раз на бодрствующего, он примет спящего за монстра и прирежет. Все стали сторониться друг друга. Это плохо кончится.

Тем не менее, сегодня мы спустились на 5 слой. Здесь просто пещера сокровищ! Буквально через километр нашли святилище с 55 колоннами. Я в восторге. Я нашёл там словарь! Толковый словарь эорда. У нас в лаборатории есть два подобных, но гораздо меньше по объёму.

Кстати, расшифровка книг продвигается достаточно быстро. И то, что я там нашёл, требует особого пристального внимания. Похоже, мы недооценили наших партнёров. Точнее, переоценили. Но я ещё не уверен на 100 %, поэтому воздержусь от голословных обвинений.

14 октября 1993

Похоже, сегодня я глотнул ГГ, но эффект меня скорее радует. Я в таком блаженстве! Я ушёл от места стоянки и целый час бродил по тоннелям и святилищам в одиночестве, собирал образцы, делал снимки и испытывал истинное наслаждение.

Архитектура эорда не отличается разнообразием, но теряющиеся в темноте куполообразные своды святилищ, поддерживаемые такими хрупкими с виду колоннами, кажутся настоящим чудом. А эти статуи? Каждая складка одеяния, да что там – каждая нить ткани грубого переплетения вырезана с непонятной, чрезмерной, излишнейточностью. Завитки волос, выбивающихся из-под капюшонов, заусенцы на пальцах у оснований ногтей. Зачем они изображали своих святых такими живыми?

А эти белые скульптуры. Кажется, они дышат. Смотрят. Следят за тобой взглядом, куда бы ты ни пошёл. Говорят с тобой.

Вот тут мне приходится признать, что я оказался не в состоянии отличить галлюцинацию от реальности. Я слышал голос. Он пел, выводил какую-то невыносимо прекрасную мелодию, от которой я заплакал, как на могиле близкого человека, и долго ещё не мог унять сердцебиение. И до сих пор я испытываю тоску по этим прекрасным и печальным звукам. Они куда-то позвали меня. Но не объяснили, как добраться. И теперь я жду продолжения песни, чтобы уточнить направление.

Вернулся в лагерь, рассказал об этой галлюцинации. Лестер призналась, что с ней уже несколько раз бывало такое. Вольф жутко разозлился и заорал на неё. Сказал, что если впредь узнает, что кто-то скрыл важную информацию, лично пристрелит. Угроза прозвучала нелепо, но мы почему-то поверили.

***

– Пауль… Ответь! Пожалуйста…

– А-а-а… Айви…

– Сейчас, сейчас… Адам, дай обезболивающее! У меня в рюкзаке…

– Н-нет, не…

– Молчи! Тихо! Не разговаривай. Сейчас…

– Не на-до… Не… Ай…

Туман. Морок. Небытие. Навсегда?

Не надейся…