Текст книги "Замедленное падение (СИ)"

Автор книги: Rust Rowan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Замедленное падение

I. ПОРОГ. 1.1

I. ПОРОГ

«But beware, secrets are secrets for a reason.»

Simon, Seeker of secrets

Bloodborne™ videogame, Old Hunters DLC

Из-за реки снова тянет дымом. Странно, но это кажется даже приятным, потому что резкий сырой ветер, треплющий полы плащей редких прохожих и шелестящий обрывками пакетов по узким улочкам, на этот раз доносит всего-навсего запахи горящих гнилых деревяшек и тряпья, а не омерзительную вонь обугленного мяса и паленой шерсти.

Эти запахи не перебить ничем. И повязка, пропитанная антисептиками, нисколько не защищает от удушливых миазмов, намертво въедающихся не только в волосы и одежду (ничем не отмыть, не отстирать), но и, кажется, в сами легкие. И пора бы уже привыкнуть к отвратительному сочетанию аптечных запахов и теплой, тошнотворной вони горелой плоти, но как к такому привыкнешь?.. Как мутило пять лет назад, так мутит и сейчас.

Тяжело жить на свете с обостренным обонянием. В умирающем, насквозь пропитанном заразой городе – и вовсе невыносимо. Впрочем, в этом городе жить вообще невыносимо. Но – живут же как-то. Пока еще живут…

А обостренный нюх превращает каждый вдох в пытку. Бесчисленное множество запахов, даже таких слабых, которые обычный человек и не заметит, способно свести с ума. А уж такие сильные, как запахи далеких пожарищ и погребальных костров, становятся сущим кошмаром и преследуют даже во снах. Самые отвратительные сочетания – запахи дерьма и дешевого парфюма; крови и цветов; могильной земли и формалина. И, конечно, обугленного мяса и антисептика-деодоранта.

Люди, как могут, борются с всепроникающей вонью: повязки, маски, противогазы… У кого на что хватает средств. Но каждый из живых в этом городе уже насквозь пропитан этими запахами – запахами болезни, смерти и страха.

Ветер сегодня дует из-за реки. Горят старые строения. Странно… Неужели там еще осталось чему гореть?

***

Город, название которого было высечено на полукруглой каменной арке на въезде, но никем с начала эпидемии – а значит, с начала изоляции от остального мира – не называемый иначе как просто Город, давно уже умирал – и никак не мог умереть окончательно. Начавшаяся пять лет назад эпидемия неведомой болезни, получившей за набор жутких симптомов название «нейрочума», постепенно выкашивала население. И самым страшным в ней являлось то, что численность жителей сократилась за эти годы не так уж значительно – а вот число людей становилось все меньше и меньше.

Нейрочума поражала центральную нервную систему и давала огромное количество разнообразных симптомов – от полного паралича до легких нервных тиков. Поначалу это и помешало вовремя заметить начало эпидемии – просто участились случаи обращения к невропатологам с различными жалобами, возросло количество рецептов на успокоительные… Люди думали, что просто переутомились, перенервничали. А потом…

А потом семью такого «утомившегося» клерка находили зверски убитой, буквально разорванной на куски, с четкими следами зубов отца семейства на коже.

И самого его – в углу супружеской спальни, с головы до ног покрытого кровью жены и детей, трясущегося от ужаса и ничего не помнящего…

Бедолагу запирали в лечебнице для душевнобольных, наблюдали, расспрашивали… Ничего не могли понять. Пациент оставался адекватным, искренне горевал о смерти близких, проклинал себя и порывался наложить на себя руки. В общем, вел себя как абсолютно нормальный человек!

До тех пор, пока его не находили в палате (камере?) с перегрызенными венами на обеих руках.

А потом проводивший вскрытие прозектор, который имел привычку работать без маски, без всяких видимых причин голыми руками душил ассистента, а затем разбивал себе голову о стену в коридоре морга.

И так далее и тому подобное… Конечно, закономерность была выявлена достаточно быстро. И вот тогда началась паника.

В том, что причиной происходящего является некий вирус, уже ни у кого не оставалось сомнений. Проблемой оказалось то, что обнаружить этот вирус в крови заболевших и умерших не удавалось.

Прошло полтора года. Врачи и ученые работали не покладая рук. Изобретались новые методы диагностики, приборы и реагенты для анализов крови. И строились новые лечебницы – с камерами, предназначенными для полного обездвиживания пациентов.

Странно, что Город не обезлюдел, не вымер до последнего жителя еще тогда. Стоило кому-то крикнуть чуть громче обычного, дернуться чуть резче – и перепуганные до полуобморока соседи, родные или просто прохожие немедленно сдавали его отрядам «специальной медицинской службы». А нервы у людей, само собой, были тогда на пределе. Так в лечебницах оказалась едва ли не половина населения Города. Это в конечном итоге и спасло от заражения тех, кто попал в изоляторы просто из-за своей нервозности и паники окружающих.

После – когда всё более-менее прояснилось – те, кто выжил и не заразился, потому что вовремя был заперт в изоляторе, даже стали чувствовать смутную благодарность к тем, кто сдал их патрулям. Но поначалу… Вышедшие из клиник здоровые люди, получившие почему-то в народе прозвище «марля», нередко находили доносчиков и расправлялись с ними. А это означало вновь продемонстрировать подозрительную нервозность и агрессию – и вернуться в не успевшую еще толком проветриться камеру с мягкими стенами и привинченным к полу прочным стулом с ремнями, надежно фиксирующими «пациента».

Через восемнадцать месяцев после того, как было официально признано, что в стране разразилась эпидемия, ученые наконец определили в крови зараженных вирус. Коварный, мутирующий быстрее, чем успевали совершенствовать методы диагностики. Абсолютно устойчивый ко всем известным противовирусным препаратам. Живучий, как сама смерть.

Казалось бы, перед лицом смертельной угрозы, видя перед собой общую цель, люди должны были бы объединиться, оберегать друг друга и единым фронтом противостоять опасности. Но горожане повели себя типичным для человечества образом. А именно – принялись исступленно истреблять друг друга в отчаянных поисках того, кто «виноват и должен ответить за всё», превращая Город в пустынные, пропахшие обугленной плотью руины. Облегчая смертельной болезни её миссию.

Что сильнее – страх или жажда власти?

Спросите у «Луча».

Что сильнее – страх или потребность внушать страх другим?

Спросите у «Факельщиков».

Что сильнее – страх или научный фанатизм?

Лучше не спрашивайте. Особенно у «Святых».

***

Река, за извилистость русла предсказуемо получившая название Серпентайн, делила Город на две неравные части. На западном берегу к самой воде жались кварталы бедноты, прозванные в народе Ветошами. На северо-западе к реке спускались цеха фабрик и мелких заводиков, в былые времена снабжавших город всем необходимым – и нещадно отравлявших воздух разноцветными дымами из труб и извергавших в реку не менее вонючие едкие разноцветные жидкости.

На противоположном берегу реки напротив заводского квартала было пустынно – никто не хотел селиться там, даже самые бедные и опустившиеся, пришлые и потерявшие всё в этом городе предпочитали хотя бы даже и зубами выгрызть себе место выше по течению. В Ветошах избушки, сарайчики и хибары лепились одна к другой, наползали друг на друга, карабкались друг к другу на крыши, подпирали стены заваливающихся собратьев – в общем, ухитрялись посреди нищеты и хаоса по мере сил поддерживать и согревать соседей – как и их жители. Пожалуй, именно в Ветошах люди, как ни странно, в наибольшей степени остались людьми – даже тогда, когда Город наполнился чудовищами.

Восточный берег с самого начала застраивался по определенному принципу. Серпентайн своими изгибами образовывал что-то вроде схематичного рисунка человеческой глотки со свешивающимся сверху «язычком»: длинный полуостров, очерченный двумя бухтами, и две плавно изгибающихся впалых «щеки» справа и слева. Центральный полуостров занимали строения Церкви Священного Сосуда – собор, здания монастыря, хозяйственные постройки и жилища служителей. На правой «щеке» неподалеку от набережной расположились кварталы военного гарнизона, на левой – корпуса и студенческий городок медицинской академии. Жилые кварталы опоясывали группы зданий расходящимися кругами, по мере удаления от центра становясь все беднее и непригляднее.

До начала эпидемии Город насчитывал примерно двести тысяч жителей, сейчас же – около восьмидесяти. И несмотря на давящий страх, на ощущение дышащей в затылок смерти, на всеобщую подозрительность, Город продолжал жить. Сапожники шили обувь, столяры изготавливали мебель, булочники пекли хлеб, и люди на пропахших гарью и кровью улицах с удовольствием принюхивались к ветерку, доносящему ранним утром аромат свежей выпечки. Аптекари продавали микстуры от кашля, акушерки принимали роды. Да-да, и страсть вспыхивала между людьми в больном городе, и новые жизни зарождались темными ночами под вой чудовищ, в комнатах за надежно запертыми дверями и ставнями, и появлялись дети, и учителя на дому собирали стайки ребятишек и обучали чтению и письму, истории и математике. Люди хотели жить. И они жили – вопреки логике происходящего.

Что сильнее – страх или усталость?

Усталость, конечно. Люди просто устали испытывать страх.

***

Раннее утро принесло не только запах гари из Ветошей, но и донесение ночного наряда патруля о стычке с зараженными в районе городского универмага. Пауль, боец группировки «Луч», хмурясь, выслушал сообщение по устройству дальней связи, на жаргоне вояк называемому «треском» из-за постоянных специфических помех в эфире. На патрульных напала группа горожан, вооруженных не только выломанными из оград кольями и выдранными из мостовой булыжниками, но и огнестрельным оружием, что не могло не настораживать – оборот оружия и боеприпасов в Городе находился под строгим контролем Луча. Все прекрасно понимали, насколько зараженный с дробовиком опаснее зараженного с булыжником. А первоочередной задачей Луча – по крайней мере, изначальной целью его создания – была охрана здоровых от инфицированных.

Собственно, группировка «Луч» возникла на основе старых отрядов специальной медицинской службы, которые с самого начала эпидемии занимались «отловом» зараженных и препровождением их в лечебницы. Название «лечебницы» имело оттенок злой иронии: как известно, лечения от нейрочумы не существовало, и даже средства для облегчения симптомов действовали далеко не всегда, их эффект не подчинялся никаким закономерностям. Как результат – лечебницы давно превратились в то, чем и должны были стать по логике ситуации: в лаборатории, где над зараженными ставились опыты по испытанию новых лекарств и методов уничтожения вируса. Пока что, правда, уничтожать вирус удавалось только вместе с носителем.

Лучевики патрулировали Город днем и ночью, собирая заболевших и предположительно заразившихся и препровождая их в упомянутые «лечебницы» – и, естественно, не спрашивая их согласия. Здоровым людям предлагалось добровольно проследовать в закрытый лагерь Луча – с условием не покидать его до окончания эпидемии, что, скорее всего, означало по нынешним меркам «никогда». Тех, кто отказывался, лучевики отпускали с миром, предупреждая, однако, что при следующей встрече патруль может оказаться не столь дружелюбным.

С теми же, кто демонстрировал хотя бы малейший даже косвенный признак заражения, разговаривали совершенно по-другому. Точнее, не разговаривали вовсе.

Лучевиков в городе ненавидели и боялись: прошли те времена, когда «марли» чаще всего, проведя в зафиксированном положении время, в полтора раза превышающее инкубационный период заболевания, возвращались домой целыми и невредимыми. Теперь любой, кто попадал в «лечебницы» Луча, почти неминуемо становился подопытным, живым объектом для тестирования очередного препарата с побочными эффектами, которые зачастую умерщвляли пациента еще быстрее и мучительнее, чем сам вирус. Сопротивление при «госпитализации» расценивалось как крайнее проявление симптомов нейрочумы и часто заканчивалось расстрелом на месте.

Именно поэтому патрули Луча давно уже утратили репутацию «спасательно-эвакуационных отрядов», а патрульные постоянно рисковали получить пулю в спину или булыжник в затылок. На стороне лучевиков были городской арсенал, где хранилось всё огнестрельное оружие, на стороне горожан – численность и скрытность. В жилых кварталах, поделенных на картах Луча на пронумерованные квадраты, велась настоящая тихая война.

Переключив канал на «треске», Пауль проговорил в пыльную черную решетку микрофона:

– Туша, на связи Штык. Ответьте.

– Хр-р-р… Ш-ш-ш… Штык, Туша на связи. Что там?

– Слышал доклад Вышки? В одиннадцатом квадрате столкновение.

– Да… Хр-р… Надцать наших… Тш-ш-ш-ш… Ник…

Пауль с раздражением покрутил туда-сюда регулятор настройки каналов.

– Туша! Плохая слышимость! Повтори последнее сообщение!

Голос напарника неожиданно зазвучал громко и чисто, будто Фредди, позывным которого было «Туша», стоял совсем рядом.

– Понял, повторяю. Только что получил на «доску» текстовое сообщение с Вышки. Патруль из пятнадцати человек столкнулся с группой зараженных человек в сорок. Потери с нашей стороны – пятеро. Еще трое ранены и предположительно заражены. Убито одиннадцать объектов, семеро захвачены, остальные разбежались. В одиннадцатый квадрат направлено подкрепление. Всем свободным от патрулирования приказано подойти к границам одиннадцатого квадрата для оказания помощи по необходимости.

– Понял, принял. Направляюсь к границе одиннадцатого квадрата через десятый, – Пауль с силой надавил на кнопку и отключил «треск». Ничего себе… Сорок штук. Да что за черт?.. Они ведь всё держали под контролем. Не могло набраться столько зараженных в одном квадрате! Пятеро патрульных погибли… Ну как же так…

Пауль помотал головой, пряча «треск» в сумку, прикрепленную к поясу комбинезона химзащиты. Полученные сведения никак не хотели укладываться в голове. Уже больше полугода при стычках патрулей с зараженными со стороны Луча не было смертельных случаев – ни одного! С десяток ранений, да и то скорее полученных по глупости и неопытности. А тут сразу пять трупов. Надо бы узнать, какой отряд попал в переделку…

Пауль быстрым шагом направился к границе одиннадцатого квадрата. Держа автомат наготове, он шел по краю тротуара одной из широких центральных улиц, на ходу цепким взглядом сканируя подворотни и переулки по обе стороны дороги. Сейчас была не его смена, но патрульный Луча – всегда патрульный Луча. Даже дома, за столом в кругу семьи.

Нет, Пауль не чувствовал печали, скорби или сожаления о погибших соратниках. У него не было друзей ни в Луче, ни среди простых горожан. Семьи у него тоже не было – четыре года назад мать и старшая сестра заразились и убили друг друга. После этого парень, чудом избежавший заражения и смерти от рук и зубов своих родных, сам попросился в патрульные Луча.

Паулю было тогда двадцать три. Он учился на стоматолога-протезиста, пока в медицинской академии окончательно не забросили занятия на факультетах, не имеющих отношения к вирусологии, фармакологии и биохимии. Все силы преподавателей были брошены на борьбу с эпидемией. А студентам оставалось либо проситься в помощники, либо… просто молиться о том, чтобы не оказаться в числе подопытных.

Когда через полтора года после начала эпидемии наконец-то был найден способ диагностики вируса в крови, и вскоре после этого разработана и выпущена первая партия портативных анализаторов, распространение заразы вроде бы удалось взять под относительный контроль. Именно с этого момента Город начал возвращаться к некоему подобию нормальной жизни. Вновь открылись магазинчики, заработали мелкие фабрики и мастерские. Только заведениям общественного питания и бытового обслуживания, наподобие парикмахерских, было запрещено возобновлять работу ввиду повышенного риска передачи инфекции.

Еще через полгода выяснилось, что и с анализаторами не все так просто.

Вирус мутировал быстрее, чем к нему подбирались маркеры. В результате каждые пару недель возникали новые вспышки заболевания среди тех, кто вроде бы прошел тест, был признан здоровым и ограничил контакты с другими людьми. Город накрыла вторая волна паники.

И тогда на сцену выступила Церковь.

Людям, разочаровавшимся в науке и почти отчаявшимся, оставалось только верить – и молиться тем, в чью милость они так жаждали поверить.

Церковь Священного Сосуда в благополучные времена держалась в тени – государство было подчеркнуто мирским, и религиозная структура не имела ни малейшей возможности, ни желания вмешаться в политику или как-то влиять на общественную жизнь. Однако в бедственном положении те, кто формально оставался у власти, предпочли, склонив головы, уступить трибуны тем, кому было что сказать испуганным и обессиленным людям.

В один из оптимистично-солнечных весенних дней третьего года эпидемии Патриарх выступил перед горожанами на площади перед Собором. Своим глубоким и сильным, но мягким, как у детского врача, голосом он говорил о том, что у страха глаза велики, что вот уже почти полтора года число заболевших не возрастает в сколько-либо значительной прогрессии, что элементарные меры предосторожности оказались достаточно эффективными против угрозы заражения – и что в конечном итоге все, кто имеет возможность в этот миг слушать его, Патриарха, речь – счастливчики, избежавшие смерти в самые черные дни. А значит, надо и впредь уповать на волю тех высших сил, что ниспослали Городу это испытание: раз уж упомянутые силы для чего-то оставили именно этих горожан в числе живых и здоровых, значит, для них уготована какая-то особая судьба, которую нужно принять с благодарностью и смирением.

Удивительно, но в Городе с этого дня стало намного спокойнее. А у Церкви закономерно прибавилось прихожан.

Что сильнее – страх или жажда чуда?

Ответ Патриарху был хорошо известен. Иначе он не был бы Патриархом.

1.2

***

По мере приближения к одиннадцатому квадрату улицу заволокло дымом. Да не таким, что «приятно» пахнет горящими прелыми тряпками и деревяшками, а удушливым плотным дымом с ядовитой вонью паленого мяса. Пауль, выругавшись, перешел на бег, на ходу доставая из сумки «треск». Проклятущие Факельщики уже здесь…

«Факельщиками» именовалась группировка, возникшая на базе расквартированной в Городе военной части. Несмотря на поведение, по своей жестокости немногим отличающееся от поведения потерявших рассудок зараженных, Факельщики ухитрились сохранить военную иерархическую структуру и некое подобие порядка в своих рядах.

Расположенная на правом полуострове военная база, в которой находилось убежище Факельщиков, именовалась у них Чистилищем. Члены этой группировки полагали, что единственный способ выжить – это уничтожить все возможные источники заражения, а попросту говоря – уничтожить всех людей. Нет переносчиков – нет заразы. Как следовало из названия, излюбленным методом «зачистки» у Факельщиков был огонь. Применяли все виды зажигательных смесей, бомбы, огнеметы. Группировка не имела в своих рядах врачей, раненых не лечили. «Если ты ранен, значит, ты заражён». Без промедления сжигали любого из своих, если тот демонстрировал хотя бы малейший признак болезни. И при всем этом Факельщики были самыми отъявленными и беспринципными мародёрами в Городе: вытаскивая жителей из квартир и устраивая костры из тел – хорошо если из предварительно умерщвленных – они не упускали возможности обшарить разоренные жилища и утащить на базу всё мало-мальски ценное. Тут, видимо, страх перед заразой давал сбой, уступая место алчности.

Естественно, такой подход не мог не поставить эту группировку вне закона. А закон в Городе с начала эпидемии представлял Луч. Причем лучевики еще и ухитрились разграбить оружейные склады военной базы, чем тоже не заслужили любви нынешних ее «квартирантов». И в столкновениях с Факельщиками патрульные Луча получали ранения и гибли гораздо чаще, чем в стычках с зараженными.

Что сильнее – страх перед чудовищами или страх перед людьми с фанатичным блеском в глазах?

Спросите у горожан – и они невольно покосятся в сторону величественных шпилей Собора.

***

Группа Факельщиков из восьми человек двигалась по одной из улиц. За ней тянулся дымный и зловонный след из полыхающих домов и догорающих тел. Не менее двух десятков горожан нашли сегодня смерть от рук карательного отряда. Заражены ли их жертвы, здоровы ли – полубезумных, опьяненных жаждой убийства бандитов это не волновало. Тех людей, что могли передвигаться, грубо выталкивали наружу и там предавали огню. Ослабевших, стариков и детей сжигали в собственных квартирах.

Молодому парню, шедшему немного позади всей группы, до смерти надоело все это безумие… Огонь, человеческие крики, полные боли и отчаяния. Жар и… И отвратительный запах горящей плоти, от которого не спасала маска. Все это он видел каждый день наяву и каждую ночь – во сне. Лица тех, кого он безжалостно убил, сжёг, уничтожил… Их крики, их слезы. Все это начинало сводить с ума. И начинало пугать – а где грань между первобытным, кровожадным упоением чужими смертями и безумием нейрочумы?..

Надо как-то вырваться, освободиться… Пока не поздно. Пока есть еще шанс умереть честной смертью.

А почему бы и не прямо сейчас?

Парень немного замедлил шаг, воровато покосившись на командира их отряда, матёрого головореза лет сорока пяти с уродливым шрамом через всё лицо, которого, впрочем, всё равно не было видно под защитной маской.

Да, почему бы и нет? Либо смерть, либо… Тоже смерть, но не такая грязная.

Отряд проходил мимо подворотни, из которой тянуло гнилью и сыростью. Парень чуть подотстал, сделав вид, что услышал какой-то шум. Командир оглянулся и нетерпеливо махнул рукой, на что парень в свою очередь отмахнулся – мол, не ждите, сейчас догоню! – и, держа наготове ручной огнемет, сунулся в арку, ведущую в темный двор.

Парень, которого звали Адам, родился и вырос в этом районе. И он, в отличие от командира, прекрасно знал, что этот двор – проходной.

Адам бежал, пытаясь не оглядываться, пытаясь экономить дыхание, закинув за спину мешающий огнемет. Бежал, потеряв счет времени и расстоянию, задыхаясь и боясь остановиться. Знакомые улицы родного пяти-шестиэтажного квартала давно сменились стеклом и бетоном многоэтажек делового центра. Время от времени на пути попадались спокойно прогуливающиеся горожане, которые в ужасе шарахались от бегущего вооруженного человека, черный огнеупорный плащ которого безошибочно выдавал в нем Факельщика.

В груди уже невыносимо жгло, дышать сквозь маску было все тяжелее и тяжелее, а снять ее Адам не решался: кругом было слишком много людей – потенциальных источников заразы. Выбежав из очередного переулка, парень едва не налетел на патруль Луча и только чудом успел затормозить и скрыться за выступом здания, прежде чем его заметили.

Осторожно отступая вглубь двора, Адам с трудом переводил дыхание. Ему казалось, что воздух с оглушительным шипением вырывается из фильтра маски. Сейчас его обнаружат, и тогда… От Луча пощады ждать не приходилось. И не докажешь, что вот прямо сейчас решил завязать с разбойным прошлым и начать новую жизнь. Никто и слушать не станет. И правильно сделают. Не те сейчас времена. Сначала стреляй, потом спрашивай.

Перебежав ко входу в ближайший подъезд, Адам заглянул в дверной проем и прислушался. Дверь была сорвана с петель и валялась в паре метров, бетонное крыльцо было заляпано какой-то мерзко пахнущей жижей. Кровь чудовищ?.. Адам принюхался. Из прохладной темноты сладковато тянуло гнилью, но не кровью и не порохом. Адам, мысленно вознеся молитву Незримым, в которых он отродясь не верил, шагнул в подъезд.

Крадясь от площадки к площадке, он прислушивался к происходящему за дверями квартир. На первом этаже все двери были выбиты, проемы завалены обломками мебели и разным тряпьем. Ни малейшего звука, кроме тихих шагов самого Адама, в подъезде не раздавалось, и парень позволил себе слегка расслабиться, поверить, что здесь он в безопасности…

Ох, как напрасно.

Всё случилось в считанные доли секунды. Чья-то рука ухватила его за капюшон плаща и с нечеловеческой силой рванула назад. Адам ударился затылком о стену так, что лязгнули зубы и потемнело в глазах, и начал беспомощно заваливаться на бок. Ворот плаща впился в горло. Раздался выстрел, по правому плечу словно ударили стальным прутом. Рука сразу же онемела и повисла, как чужая. Мелькнула мысль: «Тут же никого…». Следующая пуля огненно-ледяным лезвием чиркнула по виску, и Адам потерял сознание.

***

Пауль остановился под прикрытием фигурного выступа одного из зданий и достал «треск». Включив автонастройку, поймал сигнал ближайшего устройства.

– Штык – Кроту. Я на углу Пятой и Оружейной. Помощь требуется?

– Крот – Штыку. Да, на Оружейной в седьмом доме, похоже, кто-то засел. Сейчас выстрелы слышал. Мы подойдем минут через десять. Ты один?

– Один.

– Тогда жди, – лаконично приказал Крот и отключился. Пауль устало привалился к стене, убирая «треск» в сумку. Хотя Крот и не был его командиром, все же тот, кто находился в патруле согласно графику, имел преимущество в принятии решений и мог руководить действиями добровольных и недобровольных помощников из других отрядов.

Через восемь минут из-за поворота показался отряд Крота – пятеро бойцов Луча, вооруженных автоматами и ручными гранатами. Пауль шагнул навстречу, приветственно кивая – и вдруг невольно отпрянул, жестом показывая «Обернитесь!». Крот и его ребята отреагировали мгновенно: крутнувшись на месте, вскинули автоматы и направили дула в сторону поворота улицы, из-за которого неторопливо вышла женщина в темно-сером защитном костюме и с тканевой повязкой на лице.

– Не стреляйте, – спокойно сказала она. – Я из Церкви.

– О, преосвященство, – осклабился Крот – впрочем, его сальная ухмылка все равно не была видна под маской. – Какими судьбами? Что такая хорошенькая мадам…

– Заткнись, а, – устало перебила его женщина. – Здесь стреляли. Я хочу собрать уцелевших. Пропустите?

– А что нам за это будет? – продолжал паясничать Крот.

Глаза женщины блеснули вороненой сталью. Она шагнула вперед. Лучевики вскинули автоматы.

– Стоп, стоп, – Пауль примирительно поднял руки и выступил вперед. – Крот, уймись. Куда именно вы направляетесь? Вы ведь в курсе, что тут творится? В одиночку я вам туда соваться точно не советую.

– Вот, другой разговор, – по голосу женщины было понятно, что она слегка улыбается. Лучевики, помедлив, опустили оружие.

***

Часом ранее Анна, которую с самого начала эпидемии никто не называл иначе, чем по прозвищу Айви – «Плющ», командир одного из отрядов Святых, с виду хрупкая, но гибкая и выносливая женщина двадцати шести лет, с коротко стриженными темными волосами и острым взглядом почти черных глаз, стояла перед Учителем, почтительно склонив голову, и выслушивала очередное задание.

– Мы получили сообщение о том, что в одиннадцатом квадрате произошла стычка между большой группой зараженных и отрядом Луча, а теперь туда направляется банда Факельщиков. Опередить их мы, конечно, уже не успеем, но как минимум попытаться следует… У нас есть информация о нескольких незараженных в том районе. Примерные координаты я тебе скинул. Возьми… – Учитель задумался, – Раста, Базальта и Сокола, одним вам, скорее всего, не справиться. Попробуйте вытащить хотя бы кого-нибудь. Можешь идти, – Учитель исподлобья глянул на Айви и отвернулся. Коротко поклонившись, она вышла из помещения.

Ее отряд сидел в коридоре прямо на полу. На данный момент в него входили двое церковников, трое медиков и еще один воин. Увидев командира, они торопливо поднялись на ноги.

– Одиннадцатый квадрат, Факельщики, – коротко сказала Айви. – Жук, – она глянула на воина, – сходи за Растом, Базальтом и Соколом. Учитель распорядился взять подкрепление.

Здоровяк Жук, кивнув, скрылся в коридоре. Остальные потянулись вслед за Айви во двор монастыря.

Когда к отряду присоединились трое воинов, Айви оглядела своих ребят, удовлетворенно кивнула и пошла к воротам. Сейчас ее экипировка представляла собой легкий комбинезон химической защиты, укрепленный бронепластинами, от которых против огнестрельного оружия было немного толку, зато такой костюм не мешал легко двигаться, перебираться через препятствия, перепрыгивать их и вообще перемещаться по возможности неслышно. Вооружена она была двадцатизарядным автоматическим пистолетом, который терпеть не могла, и парой длинных изогнутых кинжалов, которые весьма охотно пускала в ход. Кроме того, у нее имелись несколько метательных ножей и прочная веревка с грузом на конце.

Пробираясь по городу, незаметно перебегая от укрытия к укрытию, Айви, как обычно, краем глаза следила за подчиненными, но они были достаточно опытными и не требовали ее внимания. Гораздо больше сил уходило на то, чтобы оставаться незамеченной. Город патрулировали лучевики, которые, хоть и не трогали незараженных, дружелюбием и крепкими нервами, бывало, не отличались. Проходя по центру города, мимо здания бывшего универмага, она заметила как раз одного из таких: он был один и, судя по всему, ожидал кого-то. Айви заинтересовалась и решила подойти и заговорить. Вдруг кому-то понадобится помощь? А целью существования группировки Святых с самого начала эпидемии как раз и была помощь всем нуждающимся – даже тем, кто о ней не просил.

***

«Святые» представляли собой объединенную группировку служителей Церкви Священного Сосуда и преподавателей и студентов Медицинской академии. Когда зараза пришла в Город, этим группам жителей пришлось тяжелее всего: на первых обрушилась ненависть горожан за то, что боги, которым они так долго и истово возносили молитвы, не собираются помогать своей пастве в беде… Вторым досталось за то, что от чумы не существует лекарств. Люди во все века одинаковы.

Большая часть служителей Церкви заразилась первыми, потому что они, стремясь помочь как можно большему числу людей, пренебрегали элементарными правилами безопасности. С медиками дело обстояло несколько лучше, но и риск, который они принимали на себя, был неизмеримо выше. Медики входили в любой дом, склонялись над любым пациентом, требующим помощи… И как результат – и тех, и других ко времени описываемых событий осталась едва ли десятая часть: около пятидесяти человек церковников и около сотни – медиков.

Естественно, они ни дня не прожили бы в зачумленном городе, контролируемом вооруженными до зубов группировками полубезумных фанатиков и безжалостных «чистильщиков», если бы им на помощь не пришла третья сила – Академия боевых искусств, где в спокойные времена всех желающих обучали обращению со всеми видами оружия – от пулеметов до сюрикенов, от автоматических пистолетов до арбалетов, а также всевозможным методикам ведения боя без оружия. Адептов этой Академии, не просто учеников со стороны, а постоянных ее членов и жителей, набралось к этому моменту около полутора сотен человек, но они представляли собой грозную силу.