Текст книги "Замедленное падение (СИ)"

Автор книги: Rust Rowan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Ну, вот прямо сейчас я сижу и жалею, что все-таки не треснула Пауля по башке и не связала, – призналась Айви. – А что?

– Да нет, не об этом я… А вот есть же кто-то, кого тебе в самом деле жалко больше никогда не увидеть? Или наоборот – что вот скоро ты умрёшь и встретишься с кем-то на том свете. Ну, такое поверье… У тебя есть… был парень? Муж? Да, может, и дети – ты же старше меня…

Айви медленно выдохнула.

– Я не хочу наносить тебе травмы, – сказала она ровным голосом, – ты пригодишься мне целым и здоровым. Поэтому я настоятельно рекомендую, – и, молниеносным движением вскочив на ноги и подлетев вплотную к парню, схватила его за куртку на груди, приподняла над полом и тряхнула так, что он ударился затылком о стену, – заткнуться и никогда, – она тряхнула его еще раз и закончила отрывисто, повышая интонации с каждым словом: – Не. Поднимать. Больше. Подобные. Темы, – отшвырнув парня, Айви развернулась и шагнула в темноту, шипя сквозь зубы от боли – время для таких рывков, конечно, ещё не пришло… Но уж очень сильно взбесил щенок своим бредом.

– Эй, ты куда? Прости, я больше не буду! – нагнал её испуганный голос. Айви только дёрнула плечом и вышла из святилища в коридор, со злостью топча хрустящие черепки на полу.

Отойдя шагов на тридцать – сюда свет лампад уже не проникал, и вокруг сомкнулась уже привычная смоляная тьма – Айви остановилась и шагнула в сторону, вытянув руку. Ладонь задела прикрывающее стену полотнище, от прикосновения рассыпавшееся в пыль. Остатки украшений в святилище, такие же пыльные и истлевшие, как и сами божества, которым здесь поклонялись…

Айви, скрестив ноги, уселась на пол и прислонилась к стене плечом и виском. Камни древней облицовки стен, любовно обтёсанные почти до зеркальной гладкости безвестными, умершими много веков назад строителями, приятно холодили вдруг запылавшую голову сквозь ткань капюшона.

«Парень… Муж. Дети».

«Да пошёл ты!»

Айви даже передёрнуло.

Что значит быть чьей-то женой?

«Ты не посмеешь! Ты моя жена! Я запрещаю тебе!».

Вот что это означает.

«Да, дорогой, не кричи так, разбудишь…».

«Во-от, сейчас ты о дочери вспомнила! А что с ней будет, если ты там сгинешь, ты подумала?.. Да что ты за мать? Посмотри на себя!..».

Грохот мебели, сдвоенные быстрые шаги.

«Отпусти, я поняла! Прости меня. Больше не буду заводить разговоры на эту тему».

«Надеюсь, ты мне не врешь».

«Да как я могу, дорогой…».

Да, она не врала. Больше она не заводила разговоров на эту тему. Просто однажды собралась и покинула дом. Ушла туда, куда её звали беспокойный ум и сердце. Ушла, оставив мужа и дочь – Айви, которую тогда еще звали Анной…

Отец, как мог, старался сгладить ситуацию для дочери. Говорил, что мама просто уехала в экспедицию и скоро вернётся, показывал какие-то сводки из Археологического университета о результатах исследований… Но Анна прекрасно понимала, что случилось на самом деле. Ночами беззвучно плакала, прощаясь с матерью – и училась ненавидеть отца.

«Не вставай между человеком и делом его жизни…»

И вот школа окончена, преподнесённый отцом сертификат на обучение в университете на юриста разорван и выброшен в окно.

Здравствуй, Археологическая академия.

Прощай, папочка.

Мать оставила немного денег в банке, поручив бабушке Люсии распоряжаться счётом до совершеннолетия Анны. Поэтому отцовские чеки и переводы отправлялись назад, а Анна жила в университетском кампусе скромно, но со спокойной совестью. Подрабатывала вечерами в баре мойщицей посуды, чтобы тратить как можно меньше маминых денег. Они должны были остаться на покупку снаряжения для экспедиций…

Бабушка в письмах иногда вскользь упоминала об отце. И Анне было этого достаточно. Жив – и ладно.

Две клятвы произнесла Анна в свой одиннадцатый день рождения – первый из череды грустных праздников вдвоём с отцом.

Первая: она станет археологом.

Вторая: она никогда не станет чьей-либо женой и тем более – матерью.

Осознание ужалило внезапно и больно, как оса, попавшая в складки одежды. Айви тихо заплакала.

Только сейчас она поняла, как это было глупо.

Она думала, что этой клятвой противодействует попыткам отца установить контроль над её жизнью. А что в итоге получилось?

Именно через это решение отец и контролировал её жизнь.

Она не стала врачом или учительницей, актрисой или водителем автобуса. Она стала археологом – только потому, что этого не хотел её отец. Только поэтому… Весь мир она променяла на глупую детскую месть. Месть непонятно кому и за что. Месть самой себе – за непонимание и страх.

И теперь эордианские лабиринты, которые должны были открыть ей тайны о ней самой, позволить свершить возмездие, примирить со своей жизнью – хотя бы и прямо перед смертью, станут просто её могилой. Пыльной, заброшенной могилой. Без имени, выбитого на камне. Без дат начала и окончания земного пути. Без слов скорби и памяти.

Сама виновата…

Айви плакала горько и искренне, как в детстве – в том раннем, настоящем детстве, которое закончилось для неё в возрасте одиннадцати лет. И сквозь слёзы звала единственного, кто мог бы её утешить и защитить:

– Папа. Папочка…

III. ПУСТОТА. 3.1

III. ПУСТОТА

And if you're taking a walk through the garden of life

What do you think you'd expect you would see?

Just like a mirror reflecting the moves of your life

And in the river reflections of me

Just for a second a glimpse of my father I see

And in a movement he beckons to me

And in a moment the memories are all that remain

And all the wounds are reopening again

Iron Maiden – Blood Brothers

Дневник Роальда Ругге (выдержки)

1 октября 1993

Состав экспедиции:

1. Начальник – Питер Вольф, антрополог, заведующий лабораторией

2. Хорэс Пратт – геолог

3. Джозеф Вернер – геолог

4. Франц Штарк – биолог, химик-фармацевт

5. Арнольд Ланге – биолог, генетик

6. Кристоф Темари – археолог, спелеолог

7. Питер Юнг – археолог, антрополог

8. Роальд Ругге – археолог, старший научный сотрудник (я)

9. Вернон Дрейк – фельдшер

10. Джунипер Лестер – археолог, старший научный сотрудник

Спуск в Шлюз осуществлён в 10.00 по местному времени. В первый день за 4 часа прошли 2,5 км. Подробности пути записываю в альбом с картами. Сегодня особых трудностей не было, за исключением того, что почти каждого хотя бы по разу стошнило. Здесь как-то необъяснимо воняет – то одним, то другим. Непонятно чем: кругом ничего, кроме камней, чему тут вообще вонять?

Собрали материалы:

1. Образцы ткани, из которой изготовлены занавеси на стенах и покрывала на алтарях. Судя по первоначальному осмотру, ткань сейчас используется другая. (Вывод: цивилизация не вымерла, продолжает отправлять ритуалы, возможно, видоизменяет их. Следовательно, может появиться новый материал и для фармацевтов).

2. Образцы ритуальной утвари, скульптур и пр. Пока всё хорошо знакомо, подобные есть у нас в хранилищах. Но мы всё равно возьмём хотя бы минимальное количество, чтобы произвести сравнение.

Очень душно. Возможно, системы вентиляции тоннелей всё-таки разрушились, и эорда не стали их чинить. Перссон высказывал гипотезу о том, что обитатели Эо спускаются всё глубже, чтобы мы, жители поверхности, не могли до них добраться. Обидно было бы так и не найти их нынешнее место обитания. У меня обширный план исследований – другого случая попасть сюда может никогда не представиться.

Дневник Анны Лестер

Запись 1. Апрель 2008

Я не знаю, какое число. Да и неважно. Мы спустились в Шлюз 12 апреля 2008 года. Значит, сейчас точно 2008 год и, скорее всего, по-прежнему апрель. Начну вести записи. Не ради пользы или научной ценности. Просто чтобы с ума сходить помедленнее.

Пауль ушёл. Думаю, уже не вернётся. Адам стал тихим и ещё более пугливым. От каждого шороха дёргается и чуть не подпрыгивает. Во сне опять плакал. Держу в кармане дозу транквилизатора. Если начнёт буянить, не знаю, как буду с ним справляться.

Раны у меня почти зажили. Сегодня мы прошли 4 км. Почти без сложностей. В одном месте пришлось разобрать завал. Затишье пугает больше, чем шум и нападения.

Чувствую себя отвратительно. Тут, в подземельях, чем глубже спускаешься, тем яснее становятся мысли. Странно. Но я многое поняла о себе. Там, наверху, я наделала столько глупостей, что мне сейчас просто до смерти стыдно и тошно. Я свою жизнь сама в полное дерьмо превратила. Не хочется жить. И даже радует, что жить мне и не придётся – во всяком случае, наверху уж точно.

Только папу жалко. Он будет по мне скучать. Я напишу это здесь, вдруг мой дневник когда-нибудь найдут:

Папа, прости меня за то, что я была такой. Я всё поняла, хоть и поздно. Прости.

П Р О С Т И. Я тебя люблю. Твоя дочь Анна.

11 апреля 2008 года. Резиденция Церкви Священного Сосуда

– Вызывали? – Айви остановилась на пороге, склонив голову и согласно этикету не глядя на хозяина кабинета.

– Входи, Анна, – раздался усталый низкий голос, и она подняла взгляд.

Её отец, Реджинальд Лестер, Патриарх Церкви Священного Сосуда, сидел за массивным дубовым столом у стены напротив двери. Всю обстановку кабинета составляли этот стол, жёсткое кресло, шкаф с книгами справа от входа и три стула для посетителей. На один из них Патриарх и указал дочери.

Айви послушно села и сложила руки на коленях.

– Мне доложили, что ты слишком часто лезешь куда не следует, – ровным голосом начал Лестер. – Что берёшь со своей группой самые опасные квадраты и лезешь в самые крупные заварушки. Позволь поинтересоваться, что тобою движет? – он неожиданно замолчал. Айви ожидала длинной тирады и приготовилась с покорным видом выслушать всю причитающуюся долю ворчания с разными степенями громкости и строгости, но недвусмысленная пауза дала понять, что поставленный вопрос был не риторическим, от неё в самом деле ждут ответа – и немедленно.

Она подняла взгляд на отца.

– А что? Вы ведь знаете, ваше преосвященство, что наш отряд – один из самых результативных в плане спасения выживших и доставки их на базу. Естественно, что мы с нашим опытом и подготовкой…

Патриарх ударил ладонью по столу. Негромко. Но Айви мгновенно замолчала и с трудом удержалась, чтобы не втянуть голову в плечи.

– Я спросил тебя, зачем ты лезешь в пекло, – не меняя тона, произнёс он. Тихо, спокойно произнёс… Спокойствие и гладкость смыкающегося над головой свежезамешанного бетона. – Я могу ответить за тебя, если ты боишься произнести это вслух. А ты только подтверди, что я прав.

– За меня? Ответить?.. Да что ты вообще можешь обо мне знать! – выкрикнула Айви, забыв про подчёркнуто подобострастный тон обращения солдата к командующему.

– Ты моя дочь, – спокойно заметил Лестер. – Я знаю о тебе достаточно, чтобы… Всерьёз опасаться за твою жизнь и здоровье. Особенно психическое.

– Ты меня в психи записать решил? – Айви зло прищурилась и засунула руки в карманы, что являлось уже прямым и вопиющим нарушением этикета.

– Не я, – тон Патриарха оставался таким же ровным и спокойным. – Ты сама с этим успешно справилась. Ты знаешь, какая у тебя репутация среди других воинов?

– Думаю, да, – Айви вздёрнула подбородок.

– А я думаю – нет, – отец снисходительно посмотрел на дочь. – Они считают тебя чокнутой. Считают, что у тебя перегорели предохранители, – Патриарх выразительно постучал по лбу согнутым пальцем. – От страха.

– Что-о?.. – Айви даже привстала со стула. – От страха?!

– Да, представь себе, – в голосе Лестера впервые проскользнули какие-то нотки человеческих эмоций – бесконечная усталость, разочарование… Боль? – Они считают, что ты рехнулась от постоянного страха, и поэтому как командир представляешь опасность для своих подчинённых. Никто добровольно не пошёл бы к тебе в отряд, спроси любого. И твоим ребятам все искренне сочувствуют.

– Да как так? – Айви не верила ушам. – У меня за полгода даже серьёзных ранений ни у кого не было! И людей мы приводим в среднем больше остальных! Что за хрень ты несёшь?..

– Не ори, – Патриарх чуть повысил голос – как раз настолько, чтобы командирские интонации в нём прорезались, но не возобладали над ледяным спокойствием – так коротко сверкает сталь меча, на пару миллиметров вытянутого из ножен. Демонстрация силы – ненавязчивая, но убедительная. – Ты же не хочешь, чтобы вся база узнала, что нас с тобой связывают… не совсем иерархические отношения?

Айви захлебнулась воздухом и села-упала на стул.

Патриарх откинулся на спинку кресла и сцепил руки в замок.

– Ты теряешь связь с реальностью, – тихо сказал он. – И это меня пугает.

– Ты о чём? – буркнула Айви.

– У меня такое ощущение, что с начала эпидемии ты заигрываешь со смертью. Не чума – так пуля. Не пуля – так зубы мутанта. Зачем, Анни?

– Не называй меня так!.. – зашипела Айви.

– Как хочу, так и называю. В конце концов, это имя тебе дал я.

– Ну так забери обратно!

– Ну и что ты мне сейчас демонстрируешь? – Лестер подался вперёд. – Именно то, о чём я говорю. Ты не в себе. Ты путаешь воспоминания со своими фантазиями. Ты искала виноватого – и создала монстра из того, кто попал под руку. Из меня. Но этот монстр существует только в твоём воображении.

Айви исподлобья глянула на него, постаравшись вложить в этот короткий взгляд всю многолетнюю, тщательно взращенную ненависть.

– Ты её бил, – сказала она. – Я слышала.

– Я тысячу раз повторял, – устало вздохнул Патриарх, – и повторю ещё раз, хоть это и бессмысленно. Я – её – не бил. То, что ты слышала, исходило от неё самой. У Джун были серьёзные проблемы с нервами. Она могла…

– Знаю! – Айви снова сорвалась на крик. – Знаю всё твоё враньё, выучила до последнего слова! И то, что ты ей лечиться предлагал, и что каких-то психотерапевтов именитых приглашал… Всё слышала! Но я-то совсем другое знаю…

– Что – другое? – Лестер вдруг как-то перекосился набок, словно внутри него сломался несущий стержень. – С тобой она на такие темы не говорила, это точно… Откуда ты можешь что-то знать? Ты всё сама напридумывала…

– Она говорила во сне!.. – выпалила Айви – и осеклась.

– Вижу, что-то начало доходить, – Лестер едва заметно улыбнулся. – Послушала собственный бред и уловила несостыковку. Как бы я хотел, чтобы и с Джун такое происходило… хоть иногда.

Айви обхватила себя руками и поёжилась, будто в кабинете внезапно стало холодно.

– Ладно, хватит уже этих… Семейных воспоминаний, – буркнула она. – Зачем вызывали, ваше преосвященство?

– Хотел лично довести до твоего сведения, что ты отстранена от патрульной службы по моему представлению и по результатам голосования на заседании Триумвирата. Чтобы не смотрела на Учителя как на врага. Он был, мягко говоря, недоволен. Но Ректор меня поддержал. Он тоже знал Джун. И хорошо знает тебя. Два голоса против одного.

– Вот! Учитель-то лучше вас знает, чего я на самом деле стою! Это ведь он давал мне задания и принимал донесения!..

– Да-да. И поскольку докладывала ему ты сама, он знал ситуацию только с твоих позиций. А вот у Ректора другие сведения. Среди медиков уже давно распространилось мнение, что в твоём отряде плохо вооружённые и необученные ребята из медицинской академии выживают только благодаря внимательности Лафоре. Который в числе прочего и тебе не раз жизнь спасал.

Айви дёрнулась, хотела было возразить, но… Вспомнила один эпизод, другой. Промолчала.

– Так что теперь именно он стал командиром твоей группы – теперь уже официально. И без такого дестабилизирующего фактора, как ты. А что делать с тобой – мы пока ещё не решили. Ты опасна для других – с этим мы разобрались, хотя бы временно. Но ты опасна и для себя, и нам ещё предстоит понять, как справиться с этой проблемой.

– Да что вы прицепились-то ко мне? Какая во мне такая уж ценность?

– Я просто не хочу потерять… ещё и тебя, – тихо сказал Лестер. – Анни… Посмотри на меня. – Айви, не поднимая взгляда, помотала головой. – Пожалуйста. Прошу. Ты же Святая не по должности, а по призванию… Ты милосердна по своей природе. Посмотри на папу, девочка…

Это было неожиданно. И… Это был запрещённый приём. Айви услышала в голосе отца интонации, которые помнила с детства. Ласковые, успокаивающие… Любящие. И сердце подвело, сыграло злую шутку. Оно… откликнулось.

Айви… вернее, Анна нерешительно подняла голову и встретилась взглядом с Реджинальдом Лестером. С отцом.

И будто тёплая вода заструилась по сердцу. Щекочущие, ласкающие струйки.

Это слёзы. А может, кровь.

Айви захотелось заплакать. Броситься к отцу, как в детстве, обхватить за шею и ощутить, как сильные руки самого сильного в мире человека обнимают, надёжно укрывают от всех бед…

Нет. Это всё обман. Он тобой играет…

Айви опустила взгляд и изо всех сил вцепилась в сиденье стула.

– У тебя глаза Джун, – сказал Лестер. – Я просто хочу смотреть в них… Хоть иногда.

Айви сорвалась с места и вылетела из кабинета. Дверь с грохотом ударилась о стену коридора.

Дневник Роальда Ругге (выдержки)

2 октября 1993

Мы спустились на второй уровень. Здесь легче дышать. Похоже, моя гипотеза насчёт вентиляции верна. Образцы тут интереснее. Я нашёл несколько ритуальных сосудов, подобных которым у нас нет. Дрейк и Штарк сразу же вцепились в них, но Вольф запретил проводить эксперименты на участниках экспедиции. Похоже, Д. и Ш. вознамерились изловить живого эорда. Они не отступятся. Уже наливали в эти сосуды воду и проводили анализы. Хоть у нас и нет с собой точного оборудования, но то, что они получили при помощи походных анализаторов, похоже, привело их обоих в состояние научной эйфории.

Кстати об эйфории. Было несколько странных эпизодов – то один, то другой вдруг начинали хохотать без видимой причины. Когда мы спрашивали, над чем они смеются, те не могли внятно объяснить. Да, нас предупреждали, что тут могут быть галлюциногенные газы. Хорошо бы, если их действие ограничивалось веселящим эффектом.

3 октября 1993

Третий уровень. Спускались по длинной лестнице в узком колодце. Я испытал на себе воздействие галлюциногенного газа (дальше буду обозначать ГГ) и чуть не свалился и не сбил спускающихся передо мной. Было очень страшно. Прямо из каменной кладки на меня вдруг вытаращились страшные глаза – с красными радужками и двойными чёрными зрачками. Зрачки вертелись, и это было так противно, что меня чуть не стошнило. Ещё и запах появился мерзкий. Как гнилая трава. Ненавижу этот запах. В общем, день для меня начался неважно.

У всех разные галлюцинации. Темари сказал, что будто погружался в кисель или сильно солёную воду – его просто выталкивало назад давлением. Вернер тоже ощутил запах, но не противный, а скорее слишком сильный запах цветов или парфюма – такой, что даже голова закружилась, и он едва не сорвался. Дрейку достались голоса – они выкрикивали что-то прямо в уши, пугали и будто бы пытались добиться, чтобы он потерял концентрацию и упал. Вольф сказал, что слышал бормотание на эордианском – что-то на тему «белый камень, чёрный камень», насколько он смог перевести. В общем, стараются как могут.

За день прошли 12 км. Это немало, учитывая, что на третьем уровне чаще попадаются завалы из разрушенных стен и перекрытий.

Нашли несколько святилищ эорда. Архитектура и убранство во всех почти одинаковы, кроме числа колонн, поддерживающих своды. Оно всегда кратно 11. У эорда, напомню, одиннадцатеричная система счисления. На третьем уровне самый большой зал был с 33 колоннами. Говорят, что на более глубоких слоях находили и с 55. Хочу увидеть это собственными глазами.

Апрель 2008

Пауль споткнулся и едва не упал. Пока восстанавливал равновесие, скользнул взглядом по сторонам – и заметил нечто, заставившее споткнуться ещё раз.

Он был в тоннеле один.

И тоннель был совершенно незнакомым. Квадратного сечения, стены сложены из длинных узких блоков, похожих скорее на плиты, а не на кирпичи, как было раньше. Некоторые блоки чуть торчали из кладки, как миниатюрные полочки. То тут, то там на этих полочках прилепились серо-жёлтые свечи, освещающие коридор…

Стоп. Тут Пауль окончательно очнулся, остановился и выронил рюкзак, который почему-то нёс в руке, а не на плече.

Освещающих – как? Тусклым, дрожащим желтоватым светом.

Человеческим светом обычных человеческих восковых свечей.

Что вообще происходит? Где все?

Ногой отшвырнув рюкзак к стене, Пауль заметался по коридору. Пробежал шагов двести в одну сторону, вернулся, пробежал столько же в другую. Сквозь тяжёлое хриплое дыхание под конец «спринта» начали явственно пробиваться истерические всхлипы.

Коридор казался бесконечным. Луч мощного ручного фонаря, выкрученный на максимальную дальность, не высвечивал вдали ничего, кроме таких же, словно сходящихся в одной точке буро-коричневых стен, подсвеченных будто бы плывущим в воздухе желтоватым сиянием.

Пауль на подгибающихся ногах отошёл к стене, к своему рюкзаку. Осторожно сел, привалился спиной к неровной кладке. Ребро одной из «полочек» впилось в затылок. Пауль надавил сильнее. Ну же, голова, работай. Вспоминай…

Последним, что он помнил, был тяжёлый запах крови. Склонённая над чем-то – или кем-то? – спина Адама. Так, что случилось? Крик, слёзы…

Крысы.

Пауль вскинулся, чувствуя, как все волоски на теле встают дыбом, и огляделся по сторонам. Прислушался. Тихо. Всё тихо. Это было не здесь. Это было не с ним.

Айви изгрызли крысы. Он вытащил её, точнее, их обоих вытащил чёртов эордианский полукровка. Самого Пауля, может, цапнули пару раз, он не заметил…

…А вот с этого места попродробнее. Пауль, мгновенно покрывшись ледяной испариной, торопливо вскочил и стянул штаны. Осмотрел и ощупал ноги. Нет, укусов нет. Спокойно. Спокойно… Нет заражения.

Усевшись снова, Пауль нащупал затылком выступ, проясняющий мысли, стиснув зубы, до боли надавил на него и попытался сосредоточиться. Что же было дальше-то? Почему он один? Где остальные?

Что было дальше… Он смутно помнил какую-то то ли ссору, то ли просто истерику. У кого она случилась? У Адама, наверно. Хотя… Всё тонуло в сером тошнотворном тумане. Как же это, оказывается, неприятно – терять память…

Покопавшись в обрывках воспоминаний, Пауль решил, что всё-таки сам, на своих ногах покинул лагерь. Вот только с какой целью – он так и не понял, как не смог определить и того, где он сейчас находится и как вернуться. Карт он при себе не обнаружил, что неудивительно: Айви ни за что не отдала бы их… Добровольно. Ну что ж, уже хорошо – значит, чтобы отделиться от группы, он никого не пришиб. Пауль усмехнулся. Вот, значит, какие вы, галлюциногенные газы и магнитные поля… Завели куда-то, поиграть решили. Ну что ж, как завели, так и выведете. Пауль решительно поднялся на ноги, закинул рюкзак на спину и двинулся в том направлении, откуда пришёл.

Через час ходьбы он не на шутку забеспокоился. Коридор тянулся и тянулся – без ответвлений, подъёмов и спусков, обстановка – если можно так назвать её полное отсутствие – также не менялась. Красно-бурые стены, торчащие края плит-блоков, огарки свечей… Пауль, чертыхнувшись, остановился и оглянулся назад. Точно такой же бесконечный коридор. Так… Что-то тут не то.

Порывшись в рюкзаке, Пауль выудил самую бесполезную в нынешних условиях вещь – тёплый свитер, скатал валиком и положил на пол в центре коридора. Затем вскинул рюкзак на плечи и, не оглядываясь, быстро зашагал дальше.

Пройдя сто шагов, оглянулся… И крепко выругался звенящим от страха почти детским голосом. Валик шерстяной ткани болотно-зелёного цвета лежал в шаге позади.

– Ну и чего вы от меня хотите? – выдохнул Пауль, кривясь то ли в сардонической улыбке, то ли в гримасе боли. – Зачем я вам? Чего вам надо? – последние слова он выкрикнул, резко разворачиваясь на пятках и бросаясь бежать в обратном направлении.

Сто шагов. Стоп. Обернуться. Вот он, чёртов свитер, никуда не делся. Лежит, злорадно ухмыляясь, посреди пыльного красно-коричневого коридора.

– Чёрт тебя дери! – заорал Пауль и изо всех сил наподдал ногой по ни в чём не повинной тряпке. Свитер отлетел к стене, а Пауль плюхнулся на его место на колени и жалобно застонал.

Сознание затопила паника, густая и обжигающая, как раскалённое масло. Пауль содрал с лица маску и очки, сдёрнул перчатки и обхватил руками голову. Раскачиваясь, как в приступе боли, он тихонько мычал сквозь стиснутые зубы и пытался ухватить за скользкий хвост последние остатки самообладания.

«Пропал… Не вернуться… А как там они… Как там Айви… Адам, сопляк… Он один её не вытащит…»

«Так. Стоп. Успокоиться. Как это не вытащит? А кто разогнал крыс, когда ты, могучий храбрый лучевик, стоял как статуя и только что в штаны не напустил?»

«Но Идри же не вселяется в него по заказу. В другой раз может и не прийти на помощь…».

«Не тебе судить, паникёр чёртов. Адаму виднее, что там у него за отношения с папашей. Да и сама Айви Незримым не чужая…».

Так. Пауль отнял руки от лица и глубоко вздохнул. Задержал дыхание и медленно выдохнул. И снова вдохнул – резко и со всхлипом.

Он вспомнил! Вспомнил, почему и как он ушёл от группы.

Он дико обозлился на этих «чёртовых эордианских выродков» за то, что они якобы скрывали от него истинные причины своего стремления в Катакомбы. А он, значит, поймал их на вранье…

Пауль застонал и бессильно плюхнулся на задницу.

Он. Поймал. Их. На вранье.

Он запрокинул голову и засмеялся, срываясь на вой.

2004 год. За месяц до смерти семьи Пауля

– Ты куда? Элизабет, я с кем разговариваю?! Стой!

– Мам…

– Что «мам»? Куда собралась на ночь глядя, спрашиваю?

Ильса стоит у двери, положив одну руку на кованую ручку, а второй сжимая какой-то свёрток. Всё тело её напряжено, будто она опасается, что мать сейчас выберется из продавленного кресла и бросится за ней.

– Что в руке? – мать тяжело дышит, пытаясь выпутаться из складок рваного одеяла. Ильса быстро взглядывает на неё и снова отворачивается. – Отвечай, чертовка! – голос пожилой женщины срывается на визг.

– Мам? – из своей комнаты высовывается Пауль. В гостиной горит лампа, и он щурится после темноты своей спальни с плотно занавешенными окнами. Силуэт сестры у двери кажется непроницаемо-чёрным.

– Уйди! – шипит на него мать. – Скройся!

– Да в чём дело-то? – Пауль, естественно, не слушается приказа и выходит в гостиную. Останавливается посреди вытертого малинового ковра и растерянно переводит взгляд с сестры на мать. – Чего ты орёшь-то на неё? Ей уже не шестнадцать, хочет уйти на ночь глядя – пусть идёт…

– Ты погляди, что она с собой взяла! – визжит мать, наконец отбрасывая одеяло и тяжело поднимаясь на ноги. Делает шаг к дочери, та отступает, прижимая к себе таинственный свёрток.

– А что это такое-то? – Пауль всё не может сообразить, в чём суть конфликта. Сестра что-то похищает у мамы? Выносит из дома какие-то ценности?

– Незачем тебе знать, – шипит мать, боком-боком подбираясь к Ильсе. Та дёргает ручку вниз и выскакивает на лестничную площадку. Мать с криком бросается за ней, но налетает на захлопнувшуюся дверь и бессильно молотит по ней руками с узловатыми пальцами и пергаментно-сухой кожей.

Пауль перехватывает запястья матери, разворачивает её к себе.

– Ну-ка тихо. Сядь, – он осторожно ведёт её назад к креслу. У Гертруды пару месяцев был инсульт, и такие волнения ей точно ни к чему. Усадив мать и закутав ей ноги одеялом, Пауль садится перед креслом на корточки, берёт худые кисти матери в руки и легонько сжимает. – Ну что такое-то? Расскажи, а то, может, мне пойти догнать её?

Гертруда выпрямляется, в глазах её ненадолго загорается давно потухший зелёный огонь.

– Нет уж, Полли, – горестно вздыхает она. – Если уж дочь Арнольда Ланге что-то вбила себе в голову, никто её не остановит…

Пауль медленно поднимается на ноги.

Арнольд Ланге.

Пакет из коричневой крафт-бумаги.

Шкатулка, всегда запертая на ключ, у маминого изголовья.

Почему ни он, ни сестра ни разу не слышали настоящего имени своего отца?

– Она стащила какие-то документы? – хрипло спрашивает он.

– Да, сынок, – голос Гертруды звучит как звон треснувшего медного колокола – тревожно и мёртво. – Она нашла ваши метрики. И пошла с ними в Церковь. Считает, что они что-то нам… То есть вам ещё должны.

– Церковь? – Пауль снова опускается на плешивый ковёр. – А причём тут Церковь? Мама… Мам?..

Мать больше не произнесла ни слова. Пауль сначала насмерть перепугался – думал, что её парализовало, пропала речь. Но всё же он был медиком, хотя и стоматологом-младшекурсником.

Поняв, что мать просто ушла в себя, замкнулась в своей тревоге, он отступился от неё с расспросами, не без труда уговорил прилечь, и она, повздыхав, всё же забылась тревожным сном. Сам он погасил свет, уселся в кресло, поставив локти на колени и уткнувшись лбом в сцепленные руки, и стал ждать возвращения сестры.

Ильса вернулась за полночь. Входная дверь открылась беззвучно, в прихожую скользнула невидимая в темноте чёрная тень. Пауль вскинулся и зажёг припасённый крошечный фонарик. Рассеянный луч высветил заострившееся, какое-то разом постаревшее лицо сестры.

– Куда ты ходила? – еле слышным шёпотом спросил он. Ильса дёрнулась, закрываясь рукой от света, и Пауль заметил, что пакета при ней нет.

– Полли, – выдохнула она, – ну зачем ты в это лезешь? Не надо тебе знать…

– Надо, – перебил её брат. – Я тоже сын Арнольда Ланге, так ведь? – при этих словах Ильса явственно вздрогнула. – А значит, тоже имею право знать всё…

– Ладно, братик, – горько вздохнула Ильса. – Наверно, ты прав. Тебе тоже надо знать. Мало ли что… Только пойдём на кухню. Чтобы мама не проснулась.

– Пойдём, – Пауль на цыпочках последовал за сестрой по коридору.

То, что той ночью он узнал от сестры, не особенно его шокировало. Да, он подозревал, что с их с Ильсой отцом всё совсем не так, как объясняла мать – да она, по правде говоря, и не утруждалась сочинением такого уж правдоподобного вранья. По версии Гертруды, отец её детей был кадровым военным, который служил в закрытых гарнизонах и не имел права официально заводить семью. Выходило, что однажды он приехал в отпуск – и через девять месяцев родилась Ильса, потом он приехал ещё раз – через шесть лет – и родился Пауль.

Фамилия у детей была материнская – Грочек. И за все двадцать два года жизни Паулю ни разу не пришло в голову выяснить, какую фамилию они с сестрой носили бы, зарегистрируй отец отношения с их матерью…

А оказалось – всё так, да не так.

Их отец и в самом деле не имел права заводить семью. Только вот не военным он был, а сотрудником секретного предприятия по производству ребакта.

Из этого следовала ещё одна «любопытная» деталь: сотрудникам упомянутого предприятия строжайше запрещалось покидать его территорию. Ильса ни разу не видела отца, а стало быть, он не появлялся в доме Гертруды с тех пор, как поступил на секретную службу – с года рождения дочери. Родственников на территорию завода тоже не пропускали. И как тогда появился на свет Пауль?..