Текст книги "Не забудь меня (ЛП)"
Автор книги: roberre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
– Отношения, – она говорит это с таким видом, будто груз свалился с её плеч, потому что это скорее признание, чем утверждение. Бремя, которым она только что поделилась с лысеющим бородатым мужчиной, что сидит рядом с ней на диване. – Я хочу знать, не рановато ли думать об отношениях.
Его брови подпрыгивают аж к середине лба (и ей кажется, что если бы он не снял кепку, когда вошёл в дом, брови бы скрылись под козырьком).
– Вау, ты уверена, что хочешь спрашивать меня об этом?
Она поджимает губы и смотрит в пол, чувствуя, как начинают гореть щёки.
– Вот видишь, поэтому я и не хотела говорить тебе – я знала, что ты так отреагируешь и…
– Эй, сестрица, я никак не реагирую. Я просто не уверен, что я именно тот, с кем тебе нужно говорить. Я и внешностью не вышел, да и вообще не числюсь в списках местных казанов.
– Не будь к себе таким строгим, – говорит она, наклоняясь вперед, чтобы неуверенно, успокаивающе потрепать диванную подушку рядом с ним. (К нему она не дотягивается, не касается его, но это предельная близость, с которой она может справиться, и, похоже, он уважает её попытку.) – Я думаю, что ты очень милый.
– Ну да, конечно, ты же только что спросила меня об отношениях с Голдом. Твое мнение определённо не совпадает со мнением большинства.
Она пожимает плечами.
– Это не значит, что я не права.
Он практически заталкивает в рот ломоть бананового хлеба (и если он пытается скрыть от неё, как румянец покрывает его шею и всё лицо – до блестящей макушки – то ему это не удаётся). Тяжело глотает. Смахивает несколько крошек с клетчатой рубашки, откашливается и говорит:
– Ты уходишь от темы. Мы тут говорили о тебе и… Голде, – то, как он делает паузу, совсем не внушает доверия, но он не смеётся, и не уходит, и не говорит ей, что делать, поэтому это её не беспокоит.
– Тебе он не нравится, – говорит она.
– Он мало кому нравится.
Она чувствует, как выражение её лица меняется, знает, что теперь оно становится напряжённо-нейтральным. Она вновь берёт кружку и делает глоток чая (её чай почти остыл и утратил крепость)
– Но слушай, – говорит он и улыбается, чтобы снять остроту своих предыдущих слов (чтобы хоть немного притупить правду), – речь же не обо мне. Очевидно, что тебе он нравится. – он улыбается ей (чуть кривовато), пока она не улыбается в ответ. – Расскажи мне, почему.
– Ну, он… он… – и это странно – говорить о Румпе (потому что он временами такой замкнутый, такой отчуждённый от остальных горожан), но Лерой наблюдает за ней без всякого давления, и она знает, что он скажет ей правду (потому что он был одним из первых – Лерой, Вэйл, Румп и Эмма), и, прежде, чем она успевает это осознать, её заикание сменяется потоком слов, которого она не может сдержать.
– Он был очень добр ко мне. Терпелив. Он понимающий. И милый. Очевидно, что мы были небезразличны друг другу… раньше… Но он никогда не давил на меня. Он вёл себя как джентльмен. И он был со мной честен. И он старается, он очень старается делать вид, что его сердце не разбито, хотя я знаю, что это так. И он всё ещё во всём мне помогает, даже если сам, я в этом уверена, нуждается в помощи так же сильно. Думаю, он очень одинок. Иногда я вижу, что у него много слоёв и…, – она останавливается, допивает чай и ставит кружку на столик. Она проводит руками по юбке, разглаживая ткань на коленях. – И я думаю, он правда любит меня.
– Ну… да.
Не такого ответа она ожидала.
– Да? – повторяет она.
– Да. Он тебя любит. Каждый, у кого есть глаза, видит это. – Лерой говорит так, будто это очевидно (и она думает, что, наверное, так и было с того самого дня когда она увидела Румпа впервые – разбитого и дрожащего на скользком от дождя асфальте, опасного и охваченного жаждой мести из-за потери Белль).
– Правда? – снова спрашивает она.
– Джейн, – говорит Лерой (и он произносит это как «сестрица», качая головой и криво улыбаясь), – Этот человек ел с тобой мороженое. На людях. Он подарил тебе библиотеку. Это же не наука о ракетостроении.
Она подавляет улыбку, но не может скрыть румянец, заливающий её щеки.
– Слушай, – говорит он, – я не собираюсь говорить тебе, что ты ничем не рискуешь. Ты же будешь встречаться с мистером Голдом. – Она бросает на него укоризненный взгляд, и он примирительно поднимает руки (но она не может на него злиться, потому что, скорее всего, он прав). – Но кое-кто однажды сказал мне, что любовь – самая удивительная и самая замечательная вещь на свете. Любовь – это надежда. И если ты влюблена… лучше наслаждайся этим, пока есть возможность. – Он смотрит на неё и пожимает плечами – и это сглаживает серьёзность его слов. – Это пословица, между прочим.
– Как мне… – она делает паузу, мягко прикусывая нижнюю губу и убирая прядь волос с лица, – как мне узнать, люблю ли я его?
– Сестрица, – говорит Лерой, снова качая головой, будто не веря, что собирается это сказать, – ты назвала его милым. Конечно, ты влюблена.
Она хочет сказать что-то ещё (задать миллион вопросов, высказать миллион опасений, потому что как она может завязывать отношения, если она едва знает, кто такая Джейн Френч, а он, возможно, всё ещё влюблён в женщину, которая исчезла много месяцев назад), но Лерой выглядит довольным, а она не может перестать думать о букете незабудок в вазе на кухонном столе. И, может быть, её опасения реальны… или, может быть, она просто боится попытаться. (Боится надеяться.)
– Спасибо, Лерой, – говорит она.
Он кивает. Затем потягивается, зевая и прикрывая рот рукой.
– Ладно, – говорит он, подавляя зевок, и закрывает рот, пристукнув зубами, – я снова работаю в ночную смену.
Они оба поднимаются, и она пытается подавить зевок, которым заразилась от него. Она прикрывает лицо обеими руками и эффектно терпит неудачу, когда ей не удаётся удержать челюсть закрытой.
– Лучше мне немного поспать, – говорит он, – и, судя по всему, тебе тоже.
Она пытается изобразить убедительную улыбку.
– Боюсь, сейчас это легче сказать, чем сделать.
Он пожимает плечами.
– Может быть, тебе стоит глотнуть немного виски. У меня есть лишняя бутылка, если хочешь – возьми, но обещай, что поделишься.
– Очень щедро с твоей стороны, – говорит она (и это так, потому что Лерой выпьет намного больше, чем она, а она видела ценники на бутылках в магазине), – но я планирую зайти в больницу чуть позже, чтобы раздобыть кое-что, что поможет. Так что, думаю, я буду в порядке.
– Как хочешь, – она провожает его до двери, и он берёт свой жилет и серую шерстяную кепку, – просто я думаю, это намного проще, чем глотать лошадиную дозу таблеток, вот и всё.
***
– Доктор Вэйл?
Дверь кабинета чуть приоткрыта и от её тихого стука открывается ещё шире. Она просовывает голову в проём и смотрит на беспорядок внутри. Фигура, одетая в белое с сине-зелеными полосками, стоит в углу кабинета спиной к двери, склонив голову. Джейн стучит ещё раз.
– Виктор?
В этот раз он поднимает голову на звук. Когда он оборачивается, у него в руках открытая медицинская карта – такая же, как и дюжина других, разбросанных по столу.
Миг он выглядит испуганным, увидев её, но потом его лицо смягчается – он непринуждённо улыбается и захлопывает карту. (На обложке написано «Белль Френч», «Белль» перечёркнуто и сверху надписано «Джейн», и ей тревожно видеть, как собственное имя взирает на неё.)
– Что я могу для тебя сделать? – спрашивает он. Он закрывает остальные карты, и складывает в кучу в углу стола.
– Я знаю, что обычно ты не работаешь по четвергам, но Ванда на ресепшне сказала, что ты был сегодня…
– Просто разбираюсь с давно залежавшимися бумагами, – говорит он.
– Да, она это упоминала. А еще сказала, что «пора бы».
Он улыбается шпильке. Она улыбается его улыбке.
– Итак… – он разводит руками, …чем я могу тебе помочь?
Оказывается, ей тяжело сказать это вслух – тяжелее, чем она ожидала – тяжелее, даже учитывая, что это доктор Вэйл – тот, кто помогал ей справиться со столькими страхами (и не то, чтобы он не давал ей снотворное и раньше). Но это ощущается как провал – возвращаться едва ли не ползком после одной лишь недели наедине с собой (даже несмотря на то, что она знает – нет ничего зазорного в просьбе о помощи). Поэтому она откашливается и прикусывает губу (и видит, как его лицо меняется, его брови выжидающе поднимаются и вновь опускаются, когда она медлит).
– У меня проблемы со сном, – говорит она.
Губы Вэйла сжимаются, и он кивает. Он поднимает руку к подбородку и потирает пальцем губу.
– О каких конкретно проблемах идёт речь?
– Проблема звучит: «Я не могу спать». На новом месте хорошо, – тихо говорит она, – но ночью там так тихо. Я совершенно одна, все магазины закрыты, на улице нет машин… и мне начали сниться кошмары. Мне тяжело засыпать, зная, что я проснусь в ужасе.
– Что тебе снится?
– Много чего. Иногда психбольница, иногда – та ночь на дороге.
Он кивает, придавая ей смелости, чтобы продолжать.
Она пожимает плечом и складывает руки поверх сумочки, прижимая её к груди.
– Пистолет. Крики. В меня стреляют. Часто всё вместе. Но там всегда темно, и я всегда одна, и это хуже всего.
– Одна? Мистер Голд не с тобой? – Вэйл выглядит заметно удивлённым. Он поднимает бровь и слегка наклоняет голову.
– Нет, – говорит она испуганно, – так вот, что все о нас думают? Нет, мы не… мы не вместе. Мы просто… – она делает паузу, на секунду устремляя взгляд в пол, прежде, чем ответить: – …я не знаю, кто мы друг другу.
– Я думал, он твоя «настоящая любовь».
Она смеется над неловкостью, что звучит в его голосе (и, должно быть, это неуютно для него так же как для Лероя – рассуждать о влюблённом мистере Голде).
– Ну, не знаю, можно ли так сказать. Пока ещё рановато судить. Но могу тебя заверить, что он вёл себя как настоящий джентльмен.
Мгновение Вэйл выглядит скептически (вспышка чего-то, похожего на раздражение, мелькает в его глазах, затем сменяется добротой и заботливостью). Он слегка пожимает плечами.
– Хорошо, я могу назначить тебе что-нибудь, что поможет уснуть, но не уверен, что это спасёт тебя от кошмаров.
– А что спасёт?
– Время, – это не тот ответ, который ей хотелось бы услышать. Но Виктор хотя бы не даёт ей фальшивую надежду, – а пока что можешь найти соседку, для своего же спокойствия.
Соседка. Где же ей найти соседку? (А она ведь даже не хочет жить с соседкой). Все, кого она знает, живут комфортно и без неё. Руби учится управлять гостиницей и закусочной, Эмме едва хватает места в тесной мансарде, где живут Мэри-Маргарет, Дэвид и Генри, и Джейн точно не переедет к Лерою. Она предполагает, что в доме мистера Голда найдутся свободные комнаты… но у неё есть библиотека, которой нужно руководить, и она не нуждается в няньке.
Должно быть, Вэйл заметил её нежелание, потому что он тепло улыбается, поднимает руку, выставляя ладонь, и говорит:
– Может быть, есть другой способ.
– Какой?
– Тебе он не понравится.
– Ночные кошмары мне тоже не нравятся.
– Я разговаривал с доктором Хоппером, и он предложил использовать метод десенсибилизации.
– Я… не понимаю, о чем ты говоришь.
– Это значит вытащить наружу все твои страхи в контролируемой среде, где мы со временем сможем заменить отрицательные чувства положительными. Дать тебе хороший опыт преодоления страхов, показать, что тебе нечего бояться.
– Что ты предлагаешь?
– Доктор Хоппер и я предполагаем, что для тебя было бы полезно снова оказаться у черты.
Она крепче прижимает к себе сумочку, и острые уголки врезаются в живот и грудь. Она смотрит в пол.
– Это не так страшно, как тебе кажется, – говорит Вэйл, – я поеду с тобой. Мы будем делать всё очень медленно. Я не позволю, чтобы с тобой случилось что-то плохое.
(Тёмный тротуар, блестящий от дождя, отражает всполохи фар, огненного шара и гнева, и она не помнит вспышки от дула пистолета, но она уверена, что улица отразила бы и это.)
– Не думаю, что это хорошая идея, – говорит она.
– Мы придадим всему положительные ассоциации, – говорит он, – это классическое обусловливание. С каждым разом ты будешь бояться всё меньше.
(Все кричат, и всё кричит, и она тоже кричит, потому что не знает, где она, её плечо ранено, и вокруг так много лиц, которых она никогда не видела – включая собственное отражение в тёмных окнах полицейской машины.)
– Я не уверена, – говорит она. Она выдавливает улыбку и пытается прогнать нервное возбуждение (но возвращение в больницу совсем не помогает – она вспоминает антисептики, белые халаты, и запах мёртвых роз всё еще таится в уголке сознания). Она не хочет снова иметь дело со всем этим. Не сейчас. Не когда впереди открытие библиотеки. Не когда она так устала.
– Это будет полезно для тебя, Белль. Принесет завершение.
Она моргает. Свинцовый кирпич падает в животе, и она смотрит на Вэйла, расширив глаза.
(Белль.)
Это имя зависает между ними на кратчайшую секунду, будто отблеск молнии перед громом.
– Я не Белль, – говорит она так тихо, что едва слышит собственный голос.
Брови Вэйла на миг поднимаются – он вспоминает свои последние слова – затем его глаза округляются.
– Джейн, – быстро говорит он, – конечно, Джейн, – он потирает подбородок, оцепенело качая головой. – Прости, – говорит он, – длинный день. Знаешь, как это бывает.
Она знает. (Именно поэтому она здесь.) Так что она кивает, улыбается и пожимает плечом.
– Насчёт черты, Джейн… – он произносит её имя с улыбкой, будто предлагает мир, наживку – чтобы вернуть её к теме разговора, которого она так пыталась избежать, – … это будет полезно для тебя.
– Я не уверена.
– Доверься мне.
Она не уверена. (Она очень, очень-очень не уверена, в самом глубоком смысле этого слова – сама мысль об этом вызывает дрожь в позвоночнике.) Но она правда ему доверяет.
– Когда? – спрашивает она.
– Отлично! – говорит он и хлопает в ладоши. (В конце концов, она его любимый пациент с амнезией.) Он собирает карты со стола и открывает картотеку, чтобы сложить их внутрь. – Так уж случилось, что прямо сейчас я свободен. Позволь мне только немного прибраться. Я поведу.
Она говорит, что это звучит неплохо (хотя на самом деле всё далеко не так), и ждёт снаружи, пока Вэйл убирается и переодевается. Он выходит через минуту, на нём бледно-лиловая рубашка и чёрный галстук, чёрный блейзер переброшен через плечо, в руке крепко зажаты ключи от машины.
Поэтому она вооружается всей своей храбростью и самой победной из своих улыбок и следует за Вэйлом на парковку, чтобы изменить свою жизнь.
Комментарий к Глава 15
Перевод главы выполнен Etan.
========== Глава 16 ==========
Глава 16
Рыхлый гравий хрустит под шинами серебристого Кэмри Виктора, когда автомобиль съезжает на обочину дороги.
Оранжевые блики рисуют полосы на чёрном асфальте, и она рада, что погода солнечная (потому что темнота и дождь несут с собой пули и крики), но часть её сознания мечтает, чтобы было темно (потому что в темноте она хотя бы могла спрятаться от терпеливого изучающего взгляда Вэйла).
– Ты готова? – спрашивает он.
(Нет. Совершенно не готова. Даже отдалённо.)
– Да, – говорит она.
– Это поможет, – Вэйл постукивает пальцами по рулю и смотрит на неё (будто хочет положить руку ей на плечо, будто она его друг и в то же время сулящий славу психологический эксперимент), – поверь мне.
– Ты уже это говорил.
– И это всё ещё правда.
Она улыбается ему, и он улыбается в ответ (хотя его улыбка нетерпелива, а её – слаба и неуверенна).
– Ладно, – говорит он так, будто вопрос решён, – я подожду тебя снаружи.
Она следует за ним через минуту (потому что Кэмри тесен, а её ремень безопасности слишком туг, и даже с открытыми окнами она чувствует, что стены давят на неё). Она не может сидеть здесь вечно, и даже асфальтовый ночной кошмар лучше, чем медленное удушение.
Вынув из кармана, она надевает солнцезащитные очки, и они с Вэйлом идут к черте.
Пять шагов. Десять шагов.
– Так это произошло именно здесь? – спрашивает Вэйл.
Она не знает, где точно. (Не помнит участок тротуара, на котором лежала, а дождь давно смыл следы её крови.) Весь асфальт выглядит одинаково – сухо и безобидно в лучах высоко стоящего солнца.
– Да, – говорит она.
– Это всё ещё пугает тебя?
Она пожимает плечами. Дорога покрыта трещинами и гравием – как и любая другая дорога, но во рту пересохло, а ладони вспотели, поэтому она кивает.
– Да.
– Расскажи мне, что ты помнишь.
Она уже рассказывала (по крайней мере, она так думает), но разговор – это лучше, чем тишина, поэтому она начинает сначала.
– Я упала вперёд, – говорит она, – в объятия мужчины. Это первое, что я помню. Он так сильно схватил меня за плечи, пытаясь удержать, что у меня остались синяки. Мы опустились на тротуар. Моё плечо было ранено, а в ладони врезались камушки.
Он ободрительно кивает и мягко кладёт руку ей на плечо. (Она вздрагивает, но ни он, ни она не отстраняются.)
Она сцепляет фрагменты оборванных предложений в слабой попытке описать дезориентацию, охватившую её после рождения в хаосе, посреди криков и боли. Вспышка пурпурной магии и огненный шар. (В прошлый раз она об этом не упоминала, но Вэйл не выглядит удивлённым, поэтому он должен знать). Она говорит о пирате, о шерифе, о долгом пути в больницу с раной, которая не болела и не кровоточила, о мыслях, наполненных лишь обрывками воспоминаний о психбольнице и дожде. Об ужасе, что так и не оставил её. Об ужасе, что разъедает сознание каждый день, вынуждая заполнять разум мыслями о счастье, а адресную книгу – именами друзей, и бодрствовать по ночам, занимаясь выпечкой куриных пирогов и бананового хлеба, вместо того, чтобы спать. В конце концов поток слов пересыхает.
В повисшей тишине раздаётся похожий на радиопомехи звук хрустящего под шинами гравия.
Чёрный автомобиль подъезжает к черте… с другой стороны.
Она смотрит на автомобиль. Тонированные стекла не дают разглядеть лицо водителя.
– Кто это? Доктор Хоппер? – (она едва ли в это верит.)
– Если я скажу тебе, то испорчу сюрприз.
– Виктор, пожалуйста, – говорит она, нервно улыбаясь, чтобы скрыть внезапный приступ паники, – что происходит?
– Всё хорошо, Джейн. Не о чем волноваться, – его голос звучит холодно и безразлично, а его рука на её плече кажется такой же тяжёлой, как шар Атласа.
Дверца машины открывается, и выходит женщина. (Её невозможно не узнать. Невозможно не узнать красные губы и тёмные волосы. Выражение жестокого удовольствия на лице и глаза, такие же чёрные, как и её блузка).
Реджина Миллс переступает черту Сторибрука, засунув руки в карманы брюк и улыбаясь.
– Здравствуйте, мисс Френч.
Некоторое время Джейн способна только смотреть. Воздух кажется слишком жидким (как в тех статьях, что она читала в National Geographic об Эвересте и Чилийских горах), как будто уровень кислорода слишком низок, и мозг постепенно начинает голодать. Она тяжело сглатывает и глубоко вздыхает; начинает кружиться голова. Она пытается отступить, но рука Вэйла крепче сжимается на её плече.
– Что вам нужно? – она смотрит на Реджину и поворачивается к Вэйлу, – Что происходит? Зачем ты это делаешь?
– Дорогая, ты задаёшь очень много вопросов, – улыбается Вэйл сквозь сжатые губы. Что-то сверкает в его глазах. – Пойдём с нами, и, возможно, мы на некоторые даже ответим.
Она отшатывается. Его пальцы крепко вжимаются в её тело между плечом и шеей.
– Нет, – говорит она.
Реджина достаёт руки из карманов.
– К сожалению для вас, это не было предложением.
(Джейн слышала голос Реджины только сквозь стальную дверь и в ночных кошмарах, но вряд ли она когда-нибудь сможет забыть его.) Лёгкое движение запястья Реджины (пальцы растопырены, а на губах жестокая усмешка) – и ноги Джейн связаны. Невидимые верёвки оплетают запястья, связывают руки. Часть Джейн хочет сбежать, но другая часть знает это ощущение, знает, что попытки тщетны (знает, что остаётся только выжидать, пока не представится подходящая возможность). Она вырывается, но магия Реджины поднимает её над землей так, что только босые кончики пальцев в открытых туфлях царапают тротуар, и ей остаётся только смотреть на Реджину так грозно, как только получается сквозь застилающие глаза слёзы.
Реджина и Вэйл достигают черты, таща за собой Джейн. Каждые несколько шагов она старается выпутаться, извиваясь в верёвках, но путы не поддаются (она лишь случайно ударяется головой о плечо так сильно, что начинает звенеть в ушах).
Реджина останавливается у самой черты. Она медленно опускает руку – и ступни Джейн касаются тротуара. Вэйл, однако, не останавливается. Он даже не замедляет шаг. Он просто переступает черту и… изменяется.
Это происходит мгновенно: образ Вэйла распадается (будто скинутый плащ или отброшенная газета), и шагать продолжает женщина. Лишние дюймы роста растворяются в мгновение ока, линии сглаживаются, а манеры изменяются. Светлые волосы превращаются в каштаново-рыжие.
Женщина поворачивается на каблуках; её лицо сверкает блестящими чёрными глазами и улыбкой, которая могла бы охладить даже поверхность солнца. У Джейн нет никаких сомнений по поводу личности этой женщины.
Это ночной кошмар. (Это происходит на самом деле.)
Она спит. (Она в сознании.)
– Кора, – говорит Джейн, едва слыша собственный голос за глухим стуком сердца.
Кора складывает руки на груди (красная комбинация выглядывает из-под чёрного блейзера) и улыбается ещё шире.
Джейн переводит взгляд с Реджины на Кору и обратно (и сходство между ними просто поразительное, несмотря на то, что у Реджины темные волосы).
– Что вам от меня надо?
Кора беззаботно смеётся и наклоняет голову, заставляя Джейн чувствовать себя ребёнком.
– О, дорогая, с чего ты взяла, что нам надо что-то от тебя?
– Ну, – говорит она, стараясь звучать уверенно, несмотря на дрожь в голосе, – вы похищаете меня.
Лёгкое удивление Коры (выраженное в приподнятой брови и чуресчур частом моргании) переходит в более хищное выражение.
– Да, говорит она, – похищаем.
Не успев ответить, Джейн ощущает сильные руки на лопатках. Кора кивает Реджине, невидимые верёвки исчезают, и Реджина толкает Джейн за черту.
Ничего не происходит.
Ничего похожего на потерю памяти (нескончаемую пустую темноту и засасывающую неразбериху) совсем ничего, никакой магии и никакой боли. Ничего, только смутное ощущение шока, завершающееся оцепенением. (Тяжёлым дыханием, ускоренным сердцебиением и взглядом широко открытых глаз в самодовольное лицо Коры.)
– Возьми её сумку, – говорит Кора, глядя на Реджину через плечо Джейн. – И спрячь машину.
Реджина уходит.
– Румп знает, что вы здесь, – говорит Джейн. Она надеется, что это звучит грозно. (Она надеется, что это звучит как угроза.) – мы собирались встретиться за завтраком. Он узнает, что я исчезла. Он найдёт меня.
– Я на это и рассчитываю.
Джейн не отвечает.
Кора продолжает, выпрямив спину и сложив перед собой руки, говоря тоном королевы, произносящей речь перед подданными:
– Видишь ли, когда у одного человека есть то, что нужно другому и наоборот, всегда можно заключить сделку, – она делает паузу и слегка пожимает плечами. – У него есть кое-что, что нужно нам… и теперь у нас есть кое-что, что нужно ему.
Это ловушка. (Конечно же это ловушка, потому что владеющий магией опасный ростовщик значит бесконечно больше, чем его беспамятная подружка-библиотекарша).
– Я предупрежу его, – говорит Джейн. – Я найду способ. Я выскользну под покровом ночи. – она сможет связаться с ним. Может быть, ей удастся добраться до телефона.
– Реджина говорила, что ты смела… но не глупа. Попробуешь сбежать – и моя дочь прострелит тебе оба колена.
– Вперёд, – говорит Джейн. Кора выглядит слегка удивлённой её ответом. (Что не странно, потому что Джейн удивляется сама себе.) Она не чувствует себя храброй. Руки трясутся, а голос дрожит, и ей холодно, несмотря на жаркий день. – Я не перестану бороться!
– Похоже, не перестанешь.
– Я выберусь. Или умру.
(Она не храбрая, но надежда – это всё, что у неё осталось, и ей хочется плюнуть в лицо этой ужасной женщины).
– В любом случае вы ничего не получите.
Кора издаёт короткое неодобрительное: “Хмм”.
Джейн оборачивается на звук шагов и видит, как Реджина переступает черту, зажав под мышкой сумочку Джейн. Мимолётный взгляд убеждает Джейн, что от машины Вэйла не осталось никаких следов. Будто Кэмри спрятана или скрыта с помощью магии.
– Она всегда создаёт столько проблем? – спрашивает Кора у дочери.
– Не всегда, – отвечает Реджина, – но я бы сказала: «скорее да, чем нет».
– Тогда меняем тактику, – Кора снова поворачивается к Джейн. – Если ты сбежишь, Румп, вероятно, сможет тебя защитить, это правда. – Она произносит «Румп», насмешливо улыбаясь, так, будто это имя – кульминация какой-то шутки. – Но он не сможет защитить всех. – Это неприкрытая угроза. И Кора делает её ещё более явной, продолжая: – Если ты будешь усложнять нам жизнь, мы отплатим тебе тем же. Начиная с доктора Вэйла и заканчивая мисс Свон. Но если ты пойдешь с нами добровольно, у нас не будет причин трогать жителей Сторибрука.
Ей стоит сбежать. Прямо сейчас. Она не связана, и ей стоит сбежать. (За чертой города нет магии – она это знает – Румп сказал ей, но они схватят её, как только она сделает шаг к границе.) Она может скрыться в лесу, но там не будет ни еды, ни воды, ни возможности предупредить город.
Не будет никакой возможности спасти доктора Вэйла (который звал её «Джейн», когда «Белль» ещё была открытой раной). Или Руби (которая приносила ей чай со льдом и улыбалась, даже когда Бабушка свирепо смотрела на её спутника за ланчем). Или Лероя (который пьёт виски и всевозможные напитки, но находит время для разговоров о любви и нежности). Или Эмму (которая говорит ей правду и прилагает все усилия, чтобы отыскать здравый смысл в этом безумном мире).
Если только она не останется. И тогда (лишь возможно) она сможет спасти их всех.
– Я согласна, – говорит она, – если вы пообещаете не причинять им вреда.
– Обещаю, – говорит Кора, и Джейн не верит ей ни на йоту.
***
Есть только «здесь». (Не существует больше ничего, потому что она здесь, и это всё, что у неё есть или когда-либо будет.)
Но она здесь, потому что в какой-то крошечной степени она сама выбрала быть здесь.
(Потому что её друзья заслуживают шанса жить, и, возможно, Белль сделала бы так же, и, возможно, Белль бы гордилась.) Поэтому она несет себя как принцессу, как непоколебимый дух, когда они ведут её из машины в заброшенную хижину далеко за пределами Сторибрука. Когда они приковывают её к батарее рядом с тонким лоскутом одеяла и оловянным горшочком супа (и ей становится так холодно, когда начинается дождь, и вода просачивается через пол). Но она не кричит. И не плачет.
Она ждёт.
Она здесь. (Она всегда была здесь.)
Но это временно. (Она останется здесь навсегда.)
Румп спасет её (или она сама себя спасёт) и у неё снова появится шанс жить (любить), она откроет библиотеку и проживёт остаток жизни в розовом доме, где магия реальна, а человек с карими глазами и огненными шарами стоит на страже у двери.
Если только это всё не было ложью или плодом её воображения. Может быть, она всё ещё находится в психбольнице и выдумала Эмму и мистера Голда (так же, как выдумала того мужчину в красном крокодиловом камзоле, с чешуйками и забавным смешком, очень-очень давно).
Или, может быть, всё было на самом деле.
И если это так, то, может быть, они сделали ей услугу.
Потому что, несмотря на месяцы познания и жизни (и любви), она не знала, кто на самом деле такая Джейн Френч.
Но теперь знает.
(Джейн Френч – герой.)
И Белль (трель колокольчика на санках, колокольчика на шее овцы и перезвон колоколов большого кафедрального собора) бы гордилась.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
Комментарий к Глава 16
Перевод главы выполнен Etan.
========== Часть 2. Глава 17 ==========
Часть 2. Формальности и лазейки
Глава 17
Эмма твердит себе, что не опоздала.
И отчасти это правда. Она сама устанавливает свой график (даже если на табличке у входа написано «График работы: 9.00 – 17.00»). Она справляется с бумажной работой (кроме последних нескольких дней). И никто никогда не приходит в офис раньше десяти (… обычно). Она дежурит в ночные смены, днём патрулирует улицы, а ещё – бегает по утрам за кофе, оставляя офис пустым. Она перенаправляет звонки на свой мобильный или мобильный Дэвида; поэтому, если кому-то что-то нужно, даже если её нет в офисе точно в девять часов, всё, что требуется – это позвонить.
Вот потому-то, въезжая на парковочное место с пометкой «Зарезервировано для шерифа» в 9.15, Эмма не опаздывает. Она выходит из машины, держа в одной руке ключи, в другой – дорожную кружку пересоложенного кофе, зажав под подбородком апельсин, а под мышкой – папку для бумаг.
И она почти роняет это всё на тротуар, когда, завернув за угол к главному входу, видит Голда, стоящего на бетонных ступеньках.
– Вы опоздали, – говорит он.
Стараясь восстановить самообладание (и не выронить апельсин), Эмма проходит мимо Голда к двери. Не глядя на него, она возится с ключами и открывает замок.
– А то, что вы ждёте у двери моего офиса в девять утра, – совсем не должно вызывать у меня мурашек?
– Мне нужно с вами поговорить.
Она смотрит на него, сузив глаза.
– Если вас снова ограбили, я бы серьёзно посоветовала вам потратиться на улучшение системы безопасности.
Он бросает на неё свирепый взгляд.
Она открывает дверь и придерживает её локтем.
Когда они заходят внутрь, он следует за ней в стеклянную кабину офиса. Она ставит на стол кофе, кладёт рядом апельсин, ключи и папку, затем вешает куртку на крючок в углу.
– Итак, – спрашивает она, опираясь на стол, – из-за чего этот сыр-бор?
– Джейн не пришла на завтрак, – он тяжело опирается на трость и смотрит на её лицо, ожидая реакции.
Эмма выгибает бровь.
– В последний раз, когда я уточняла, продинамить вас со свиданием не было преступлением.
– Нет. Но похищение – это преступление.
Она старается, чтобы в голосе не звучало недоверие, но у неё не совсем получается:
– Вы правда думаете, что её похитили?
Он выпрямляется и передёргивает плечами, отмахиваясь от её вопроса и выдавая своё волнение.
– Я бы пришел сюда, если бы думал иначе?
– Эй, это резонный вопрос. Откуда вам знать, может, она просто спит или что-то в этом роде?
Его руки крепче сжимают рукоять трости.
– Мы собирались встретиться утром и вместе позавтракать. Когда я заехал за ней – она мне не ответила. Я стучал в дверь и звонил. А когда вошёл внутрь – её кровать оказалась нетронутой, а на кухне не было никаких следов ужина или завтрака.
– Вы вломились в её квартиру?
– У меня есть ключ. – Должно быть, она подарила ему недоверчивый взгляд, потому что он закатывает глаза и поясняет: – она дала мне ключ.
Эмма не совсем уверена, что верит ему, но Джейн с этим разберётся. Когда они её найдут. Эмма постукивает пальцами по краю стола.
