Текст книги "Не забудь меня (ЛП)"

Автор книги: roberre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Джейн ведёт Мо вглубь библиотеки, подальше от хмурых лиц и открытого пространства. Она заходит за стеллаж и наконец останавливается у секции «История Америки». Книги поглощают звуки. А из полок выстроена её собственная крепость. Она пробегает руками по бокам и бёдрам, разглаживая складки на одежде, собираясь с духом рядом с томами, в которых описаны мировые войны. (Она ценит убийственные взгляды и угрозы применения скотча, но это её отец, и сегодня она должна поговорить с ним наедине.)

Он заговаривает, прежде чем успевает она:

– Прости меня.

Она устремляет на него пристальный взгляд.

– Мне стыдно, – продолжает он, теребя край своей незаправленной бледно-сиреневой футболки, – за то, что я сделал с тобой. Я был ужасным отцом. Я был трусом.

Он слишком отличается от окружающей обстановки и выглядит неуместно: лысеющий мужчина в одежде цветов сирени и хаки и парадных туфлях. Он соблюдает дистанцию, но Джейн видит стыд в его глазах – острый, как садовая лопатка.

Он продолжает теребить в руках край футболки.

– Мне не следовало давить на тебя. Я должен был тебя выслушать. Ты умная женщина и можешь делать собственный выбор и… и я никогда не осознавал, насколько был неправ, пока у меня на пороге не появился Дэвид и не сказал, что ты пропала. Я не знал, увижу ли тебя снова. Я так волновался, Джейн! Я не знал, жива ты или нет, и понял, что сделаю что угодно, лишь бы убедиться в том, что ты снова в безопасности. – Он опускает голову, его лицо хмурое, как скомканная в шарик бумага. – И это я виноват. Никто не заслуживает такого, но я твой отец, и я почти… – он прерывается и устремляет взгляд в пол, тяжёлые руки, запутавшиеся в сиреневой ткани, дрожат.

Зыбкая неуверенность («любит» или «не любит») превращает желудок Джейн в громадную колючку.

– Прости, что меня не было рядом, – говорит он.

Его признания обрывают лепестки надежды, которую Джейн давно оставила. Потому что он не был с ней. Он не дал ей того, в чём она нуждалась. Понимания, тишины. Улыбок, шуток, кофе и игр в боулинг. Он не был ей отцом.

Но сейчас она в спокойствии библиотеки; она одета в небесно-голубой кардиган и серую юбку, и у неё есть уверенность женщины, которая сама выстроила свою жизнь из осколков и пепла. Однажды она уже ушла прочь. И если понадобится – она сможет сделать это снова.

Мо нервничает. Но одевшись в новую одежду и набравшись решимости, он делает попытку исправиться.

– Ты рядом сейчас, – говорит Джейн после глубокого вдоха. Она улыбается ему (и ощущение такое, будто скрипят зубы, но давать вторые шансы и не должно быть легко). – Это что-то да значит.

Он не делает попыток подойти ближе и взять её за руку, не называет её «Белль» и не пытается обнять. Он ничего не требует, не осуждает её и ни о чём не умоляет. Он просто благодарит её. И она улыбается в ответ. (Его глаза выглядят грустными.)

– Я должен был отпустить тебя, – говорит он.

Джейн кивает.

– Я должна была вернуться.

– Думаю, ты очень занята.

– Да.

– Прости, что устроил сцену.

– Всё в порядке.

– Ладно, – он тяжело сглатывает и разжимает пальцы, убирая руки от края футболки. Он разглаживает ткань на животе и откашливается. – Было приятно увидеть тебя, Джейн.

Он поворачивается, чтобы уйти.

Какое-то время она просто наблюдает. Затем следует за ним.

Она настигает его раньше, чем он успевает миновать стойку библиотекаря, и касается пальцами его новой футболки на спине.

– Подожди.

Он оборачивается. Как и все остальные в вестибюле. От стола с закусками, где столпились её друзья-телохранители, раздаётся зловещий скрип скотча.

Джейн смотрит на компьютер (все системы работают благодаря стараниям Эммы) и на двойную дверь. Оглядывает полки с книгами. Затем смотрит на отца, лицо которого излучает надежду.

– Ты…

– Я – что?

Она закусывает губу – потому что это привычка, от которой она никак не может избавиться, и потому что ей нужно время, чтобы сесть за стол и порыться в верхнем ящике. Её пальцы нащупывают плоский кусочек пластика, и она выкладывает на стойку библиотечную карточку.

– Ты хочешь стать первым читателем?

Он уходит, как только библиотека официально открывается – с новой карточкой в кармане, зажав под мышкой журнал о гольфе и пообещав вернуть его раньше, чем закончится двухнедельный срок.

(Давать вторые шансы непросто, но, возможно, это стоит риска.)

***

В пять минут девятого Джейн выключает половину освещающих библиотеку ламп. Люди стекаются в вестибюль из отдалённых уголков. Некоторые – со стопками книг в руках – становятся в (относительно) аккуратную очередь у библиотекарской стойки. Остальные – без книг – просто выходят за дверь.

В двадцать минут девятого, как раз когда последняя семья начинает отмечать небольшую стопку взятых книжек, к очереди присоединяется мистер Голд.

Он возникает из-за стеллажа и становится позади мистера и миссис Талиб, опустив взгляд в пол, как будто из-за этого Джейн не заметит мужчину в застёгнутом на все пуговицы несмотря на вечернюю жару костюме-тройке, опирающегося на трость. Миссис Талиб осторожно оглядывается через плечо, пока её муж заполняет формуляры, и каждый из родителей прижимает ближе к себе одну из маленьких дочерей.

Джейн тоже смотрит на Голда, правда, по другой причине.

Ей удаётся отпустить Талибов с отмеченными книгами в рекордные сроки (не в последнюю очередь из-за молчаливого присутствия Румпа за их спинами). Когда они уходят, она ещё какое-то время вносит информацию о взятых книгах в компьютер. Затем встаёт, чтобы привести в порядок свой и без того безукоризненный стол (поставить единственную ручку в подставку и выбросить один отпечатанный чек). Она вытирает ладони о юбку. Затем поднимает взгляд.

Он кажется старше, чем она помнит (но не настолько старым, как она подумала однажды). Под его глазами залегли тёмные круги, виски окрашены седыми полосами, и его лоб нахмурен от волнения (и ей хочется отогнать прочь все его волнения, провести губами и кончиками пальцев по каждой морщинке). Она улыбается, потому что ничего не может с собой поделать.

– Привет, – говорит она.

– Привет, – отвечает он.

– Я не видела, как ты вошёл.

– Ты была занята.

– Да, – говорит она, – наверное так и было.

Отводя глаза от мистера Голда, она смотрит за его спину, оглядывает вестибюль. Когда-то чистый пол устилают камушки и следы обуви, а у дверей видны кусочки листьев и травы. Тележка «Библиотекарь рекомендует» отодвинута в дальний угол и завалена опустевшими плетёными корзинками для рекламных буклетов. На подносах со столика для закусок остались только крошки, чаша с пуншем пуста, а работа Мэри Маргарет не прошла даром: скотч всё ещё крепко держит на месте большинство – если не все – украшения и ярлыки.

Это был успешный день.

– Поздравляю! – говорит Румп, поворачиваясь, чтобы посмотреть через плечо. Он кривится от этого движения, но, повернувшись обратно к ней, улыбается. – Я знаю, ты ждала этого очень долго.

– Спасибо, что пришёл, – отвечает Джейн, – я… не думала, что у тебя получится.

– Я же сказал, что приду, – говорит он.

– Знаю, что сказал. Но я почти месяц ничего от тебя не слышала. – Снаружи тепло, но от кондиционера веет прохладой, и она потирает плечи. – Это долгий срок, Румп.

Он опускает взгляд на стойку и говорит:

– Джейн… (Её имя само по себе звучит как извинение).

Она снимает свой кардиган со спинки стула и укутывается в мягкую шерсть. Гнев, страх, негодование, одиночество – и ещё сотни других неясных и неуловимых эмоций бурлят под её кожей. (Они заставляют её дрожать сильнее, чем холодный воздух от кондиционера.) Ей одновременно хочется и обнять его, и поцеловать, и взять его за руку, и оттолкнуть его.

– Я волновалась, – говорит она.

– Я знаю.

– Ты мог бы отвечать на звонки.

Когда он кивает, волосы падают ему на лицо, скрывая его выражение. Но опущенные плечи говорят сами за себя.

У неё внутри всё дрожит (и она чувствует облегчение, увидев его после такого длительного перерыва, даже если он выглядит старым, бледным и измождённым).

– Я… я просто ничего не понимаю. Я понятия не имею, что с тобой происходит. Почему ты не сказал мне, что потерял магию? Я не знаю, смогла бы я чем-то помочь, но могла хотя бы попытаться. – Теперь, когда Джейн начала задавать вопросы, она просто не может остановиться. – Чего ты боишься? Ты боишься чего-то? Тебе больно? Ты злишься? Ты злишься на меня?

Он не отвечает. Он только крепче сжимает рукоять трости, не глядя на неё.

Тяжело разговаривать, когда их разделяет стойка. Прежде чем она успевает об этом подумать, ноги сами несут её вокруг стола. Она останавливается рядом с ним. Касается рукой его плеча.

– Румп… всё хорошо? Ты в порядке?

Его руки на трости сжимаются крепче. Он поворачивается к ней, и ему удаётся выпрямиться, не сбросив её руки со своего плеча. Карие глаза встречаются с голубыми, и он осторожно подбирает слова. Его большой палец блуждает по кольцу с синим камнем. (Всё равно, слова – это лучше, чем молчание).

– У меня были некоторые… трудности с привыканием. Боюсь, я не слишком хорошо с ними справился.

Джейн закусывает губу и пытается прочесть в его словах скрытый смысл.

– Тебе очень больно?

– Немного, – говорит он. Его улыбка натянута, будто он не улыбался целый месяц, и он тянется рукой, чтобы убрать прядь волос с её лица. – Но нет ничего такого, что не решится само собой за пару месяцев.

Она наклоняется к его прикосновению.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Спасибо. Но не думаю.

– Просто дай мне знать.

– Конечно.

Она подходит на шаг ближе, и её пальцы крепче сжимаются на его плече.

– Румп?

– Мм?

– Думаю, сейчас я тебя обниму.

Он разводит руки, и Джейн подступает ближе. Она прижимается лицом к его груди и так крепко сжимает ткань его пиджака на спине, что начинают болеть костяшки; его руки ложатся на её спину, а пальцы зарываются в волосы. Мир вокруг сжимается к шерсти под её пальцами, сердцебиению под её щекой и запаху одеколона и полироля для серебра. Может быть, ему больно (он напрягается, когда она крепче сжимает его в объятиях). Может быть, от него исходит запах медицинского спирта сквозь одеколон, потому что он потерял магию, и она забрала с собой частичку его жизни (и сейчас кажется, что он меньше человек, чем был раньше). И может быть, виновата в этом Джейн.

Но, может быть, всё это не имеет значения – потому что, виновата Джейн или нет, он обнимает её, пока она сама не решает его отпустить.

Когда она отстраняется, её глаза обжигают слёзы. Она откашливается и вытирает их тыльной стороной кисти, улыбаясь ему.

– Прости, – говорит она, – я просто… скучала по тебе. И это был длинный день.

(Возможно, это лишь игра света, но ей кажется, что он слишком часто моргает, когда улыбается ей в ответ.)

– У меня есть кое-что для тебя, – говорит он.

– Правда?

Румп тянется к карману пиджака и вынимает оттуда продолговатый предмет – почти такой же длины, как его предплечье, завёрнутый в несколько хрустящих платков. Должно быть, он надел пиджак с наибольшими карманами, чтобы подарок туда поместился – а она, должно быть, была слишком увлечена, чтобы заметить. Он протягивает предмет ей.

Что бы это ни было, оно весит как здоровенная книга в твёрдом переплёте. Предмет треугольный, и из-под платков сверкает что-то золотое.

Когда она разворачивает ткань, на неё смотрит имя «Джейн Френч», выгравированное на золотой пластинке, прикреплённой к тёмной деревянной подставке. (Её имя.) Под «Джейн Френч» чуть меньшими буквами написано «библиотекарь». (Её титул.)

Пока она смотрит на пластинку, не в состоянии говорить из-за пересохшего горла и подступающих слёз, он протягивает руку и проводит длинным пальцем по надписи.

– Это для твоего стола, – говорит он.

– Я поняла, – со смешком отвечает она.

– Я собирался принести её сегодня утром, но гравёр немного запоздал.

– Румп… она прекрасна. Спасибо!

На этот раз его улыбка затрагивает и глаза.

– Не за что.

Она поворачивается, чтобы поставить табличку на библиотекарскую стойку. Пластинка блестит в свете верхних ламп, тёплый металл поверх тёмного дерева. Она выглядит идеально. (Как будто стояла здесь всегда.)

Джейн закутывается в свой кардиган (шерсть – слабый заменитель человеческого тепла) и снова поворачивается к Румпу.

– У тебя есть время выпить чаю? Хочешь подняться наверх?

– Я не хочу тебя задерживать.

– Это мелочи. Если хочешь, могу принести чай сюда.

– Не сегодня, Джейн. Но спасибо.

– Хорошо, – она старается, чтобы в её голос не просочилось разочарование (но у неё никогда не получалось скрывать свои чувства – она не мистер Голд, у которого за каждой улыбкой прячется своя тайна).

Голд поудобнее перехватывает трость и поворачивается, чтобы уйти. Джейн идёт за ним по вестибюлю и решает отложить уборку до утра, которое, наверняка, начнётся где-то в четыре часа ночи. В воскресенье библиотека открывается лишь в десять часов, так что у неё уйма времени.

Голд останавливается на дверном коврике у выхода, крепко сжимая в руках трость.

– В котором часу завтра закрывается библиотека?

– В воскресенье мы закрываемся в пять, – автоматически отвечает Джейн (ей не нужно заглядывать в расписание, вывешенное на окне).

– Может быть, ты поужинаешь со мной завтра?

– Ты ещё спрашиваешь?

– Да, – говорит он.

Она усмехается.

– С удовольствием.

– «У Бабушки», в шесть?

– Лучше в семь.

– Встретимся там, – он делает паузу, и его рука на двери сжимается в кулак, – я буду там, Джейн.

– Я тебе верю, – отвечает она.

Он улыбается и открывает дверь, впуская тёплый ветерок.

– Я знаю.

***

Когда Джейн наконец добирается до квартиры – около полуночи, после того, как вымыла пол, привела в порядок полки и пролистала адаптацию «Макбета» в формате графической новеллы – её телефон мигает, оповещая о новых входящих сообщениях. Она тщательно его игнорирует, идя сначала в душ, а потом одеваясь в свободную хлопковую пижаму. Она заваривает ромашковый чай, ставит в плеер диск Шумана и забирается в своё любимое кресло, укрываясь пушистым пледом. Она кладёт рядом на прикроватный столик книгу Фолкнера «Когда я умирала» и прикладывает к уху телефон.

Четыре сообщения с поздравлениями. Сообщение от доктора Вэйла, с извинениями за пропущенное открытие; он объясняет: принимал роды и делал операцию, но обещает исправиться и прийти, самое позднее, в понедельник. Сообщение от Арчи, подтверждающего их следующую встречу и интересующегося её самочувствием. Сообщение от Эммы, спрашивающей, какая из экранизаций «Отверженных» нравится Джейн больше всего.

И сообщение от Голда, отправленное меньше часа назад.

– Джейн, – говорит он. Его голос в телефоне звучит тяжело, утомлённо и глухо. – Я хочу, чтобы ты знала: я не сержусь на тебя. И не виню тебя ни в чём. Не думаю, что смог бы, даже если бы захотел. Прости, что так долго тебе не говорил. – Он делает глубокий вдох. (А она, кажется, не может дышать вовсе.) – Увидимся завтра. Спокойной ночи.

Она отпивает чаю и берёт вместо Фолкнера свой потрёпанный томик Бронте.

Джейн Эйр возвращается в Торнфильдхолл как раз тогда, когда глаза Джейн Френч слипаются, и обед в семь часов вечера завтра, кажется, состоится через миллионы лет.

Комментарий к Глава 29

Перевод – Etan

Редакция – AnnabellH

========== Глава 30 ==========

Глава 30

Иногда, когда солнышко светит и в библиотеке роятся детишки – когда Голд звонит, даже если у него не получается прийти на ланч, а отец приносит букет ромашек для её стола – Джейн побеждает свои страхи. Она улыбается, и смеётся, и подкрадывается к незнакомцам (не боясь трогать их за плечо), чтобы отложить для них книги. Она чувствует себя новой женщиной и забывает, что когда-то на её месте была другая.

Это беспокоит её.

Потому что до Джейн была Белль. (Её имя продолжает жить – на форзацах книг и в глубинах наиболее скрытных выражений лица Румпа, и никто не заслуживает участи быть забытым.)

Иногда, даже если дни полнятся солнечным светом и цветами, Джейн всматривается в табличку со своим именем и вспоминает утрату. Она берёт с собой ланч и выходит на улицу. Вместо чтения она гуляет. Она исследует город: побережье океана, боковые улочки, детские площадки, пешеходные дорожки. Она пробует каждое блюдо в меню «У Бабушки» и даже катается на рыбацкой лодке (потому что, возможно, если она сполна проживёт украденную жизнь, то сможет заслужить право считать её своей собственной).

Возможно, Джейн Френч и обрела своё счастье, но иногда она задумывается, заслуживает ли его.

***

Джейн стоит в молочном отделе местного супермаркета, выбирая между сыром Бри и Камамбером, когда звонит её телефон. Переложив пластиковую корзинку с продуктами в другую руку, она с трудом вытаскивает его из сумочки.

– Алло?

– Привет, это Эмма.

– Привет, Эмма. Как дела?

– Не очень.

– Звучит волнующе, – Джейн зажимает телефон плечом, освобождая руку. Она берёт круглый брусок Камамбера и изучает указанные на этикетке ингредиенты.

– В общем, я тут подумала, что ты можешь помочь мне кое с чем, – говорит Эмма.

– Я сейчас в магазине, но, если хочешь, мы можем встретиться позже.

– Ничего страшного, можно поговорить и по телефону.

– Конечно, – Камамбер продаётся по скидке – так что в расчете на грамм получается дешевле, чем Бри, но, честно говоря, Джейн не уверена, что сможет съесть достаточно, чтобы оправдать покупку. Она берёт вместо целого бруска Камамбера четверть бруска Бри, бросает в корзинку и уходит подальше от прохлады молочного отдела. – Я тебя слушаю.

– Хорошо, – Эмма делает глубокий вдох, как будто готовится раскрыть величайшую тайну, – я пытаюсь придумать, что можно подарить Голду.

Джейн моргает.

– Подарить?

– Ага.

– Зачем? У него День рождения? – Это вполне вероятно. Джейн действительно не знает, когда у Румпа День рождения. Или когда её собственный, если уж на то пошло. Из-за более важных событий, что происходили в её жизни (таких как похищение и открытие библиотеки), у неё не было возможности отыскать в старых вещах Белль свидетельство о рождении.

– Не думаю, – очевидно, Эмма тоже не знает, когда у него День рождения. – Это просто подарок-благодарность за обучение. Что-то в этом роде.

– Очень заботливо с твоей стороны. Уверена, он оценит твой порыв.

– Ага… – голос Эммы звучит так, будто она скорее готова поверить в существование летающих обезьян, – в любом случае я хочу, чтобы это было что-то полезное. Ты же знаешь, что ему нравится, верно?

– Эм… Хорошо. – Джейн знает, что он ест. Знает, во что он одевается. Какой предпочитает парфюм. Она знает, какой он любит кофе, каким пользуется стиральным порошком и какие радиостанции слушает в машине. Она знает, что он редко говорит то, что думает, и редко подразумевает то, что говорит.

(Она знает, что он любит её.)

– Обычно он сам дарит подарки, а не принимает их.

– Может, ты поможешь мне хотя бы сузить круг. Давай, я назову тебе несколько вариантов?

– Давай. – Джейн сворачивает в отдел бакалеи и начинает один за другим бросать товары в корзинку: чечевицу, консервированные бобы, пачку крекеров.

– Ладно. Как насчёт запонок?

– Уверена, что у него их тысячи.

– Хорошо. А новая трость?

Джейн пожимает плечами, бросая в корзинку банку сгущёнки.

– На моей памяти он всегда пользовался только одной.

– Солнцезащитные очки?

– Возможно. Но он может быть очень привередливым.

Джейн не нравится отвергать каждое предложение Эммы, но Румпу точно не нужен ещё один галстук. Или ботинки. И он не будет есть шоколадки. И уж точно никогда не воспользуется вафельницей.

Судя по потрескиванию в телефоне, Эмма вздыхает.

– Ладно. Что скажешь о путеводителях для туристов? Если в библиотеке они есть, я могу один выкупить. А если нет – можно заказать онлайн и забрать в ближайшем городе.

– Это… очень специфический подарок. Я даже не знаю, чем он может ему пригодиться.

– Разве Голд не собирается в ближайшее время поехать в Нью-Йорк?

Джейн моргает.

– А он собирается?

– Я вполне уверена, что он сказал «Нью-Йорк». Хотя, думаю, могло быть и «Джерси», – Эмма делает паузу, и Джейн представляет себе, как она характерно поводит плечами или задумчиво хмурит лоб. – Как бы там ни было, он собирается на поиски своего сына или что-то вроде того.

Джейн роняет банку с тунцом. Та громко ударяется о пол и почти закатывается под стеллаж. Джейн качает головой и приседает, чтобы подобрать её.

– Ты сказала «сына»?

– Да.

– У него… есть сын?

– Ага. Удивительно, правда?

Трясущимися пальцами Джейн удаётся бросить банку обратно в корзинку. Она поднимается, опираясь на полку с продуктами.

– Эмма? – говорит она.

– Да?

– Можно… Можно, я перезвоню тебе позже? Насчёт книги? Я посмотрю, есть ли что-то подходящее в библиотеке и потом… перезвоню тебе.

– Да, конечно. Поговорим позже.

Джейн едва удаётся попрощаться, прежде чем она захлопывает телефон, уставившись на него пустым взглядом.

Каким-то образом она умудряется добраться до дома (вспомнив большую часть списка запланированных покупок). Она кладёт охлаждённые продукты в холодильник, замороженные – в морозилку, а всё остальное оставляет в бумажном пакете на кухонной стойке.

Она бредёт по лестнице вниз и исследует небольшую секцию путешествий в библиотеке, вытаскивая по пути «Путеводитель по Нью-Йорку» и журнал «Топ-10 городов Соединённых Штатов».

(Сын.)

Она обматывает плечи летним шарфом и, не взяв с собой зонтик несмотря на угрозу дождя, идёт к пляжу. Она бродит по песку босиком, пока не начинают болеть ноги. Бросает ракушки в волны прибоя. Она снова и снова выводит своё имя «Джейн Френч» длинной веткой. Она сидит, скрестив ноги, и наблюдает, как накатывают волны и смывают буквы, оставляя лишь гладкий песок.

(Нью-Йорк.)

Когда собираются тучи, и на горизонте видны вспышки молний, она поднимается, достаёт телефон из кармана своей цветастой юбки и приглашает Румпа на ужин.

(Прощальный?)

Он соглашается.

***

Джейн перезванивает ему за час до ужина, чтобы сообщить две вещи: задняя дверь не заперта, а сама она будет в детском отделе библиотеки. Она говорит ему, что занимается перестановкой, и это не ложь – она разделяет книги на группы по году издания, вместо того, чтобы просто расставить их по алфавиту, а потом – на художественную и научную литературу. Но это и не вся правда.

Джейн ждёт в детской секции, среди иллюстрированных книг и разрисовок и миниатюрной мебели, испачканной акварельными красками, потому что там, наверху, она не может соединить в воображении дизайнерские костюмы и Кадиллак с потрёпанной книжицей «Клиффорд, большой рыжий пёс». Здесь же, внизу, где дети на одном листе бумаги рисуют космические корабли и динозавров и искренне верят в счастливые концовки, произойти может что угодно.

А ещё ей хочется испытать кресло-качалку.

(Оно неожиданно удобное.)

К тому времени, как появляется Румп, Джейн почти лежит поперёк голубого хиленького кресла, забросив ноги на подлокотник и свесив голову со спинки. Она опускает книжку «Стюарт Литтл» в мягкой обложке на пол и предпринимает попытку выпрямиться, пока приближается звук его шагов, но, оказывается, кресло-качалка не только удобное, но и коварное, и когда он выходит из-за угла, Джейн только раскачивается ещё сильнее. В поле её зрения появляются его ноги в серых брюках и ботинках, затем перед ними приземляется трость.

– Привет, – говорит она, чуть извиваясь в попытке дотянуться ногами до пола.

Когда она вытягивает шею, чтобы взглянуть на его лицо, он не может сдержать улыбки.

– Всё в порядке? – спрашивает он.

– В полном. А у тебя?

Румп поджимает губы, как будто раздумывая над ответом. Затем коротко кивает.

– Помощь нужна?

Она щурится и убирает с лица прядь волос.

– Я скажу, если понадобится.

Быстро оглядев комнату, Румп подходит ближе и вытаскивает крошечный пластиковый стул из-под такого же крошечного деревянного стола и, кривясь, садится на него.

(Мысль о том, что Румп может растить ребенка, кажется чуть более правдоподобной.)

Очень удачно, что она решила надеть джинсы вместо юбки. Она опирается одной рукой о пол и, чуть извиваясь, поднимается на ноги.

– Ты голоден? – спрашивает она.

За все месяцы знакомства с Румпом Джейн никогда не слышала, чтобы он признавался, что голоден. Обычно он отвечал «Можно и поесть», или «А ты?», или просто улыбался и переводил разговор на другую тему. Поэтому она удивляется, когда он, улыбаясь, говорит:

– Вообще-то, да.

– Хорошо, – говорит Джейн. – Как насчёт пиццы?

– Звучит замечательно.

Она подбирает «Стюарта Литтла» с пола и встаёт, направляясь к секции «Серии книг», чтобы поставить книгу на место.

– Я подумала, что мы могли бы приготовить её вместе. Не могу вспомнить, какую ты любишь больше всего.

Он бормочет что-то уклончивое – она не может толком разобрать, что именно.

– Я нашла рецепт пиццы с корочкой «По-Нью-Йоркски». Слышала, это лучший вариант…

– Я знаю, что Эмма сказала тебе.

Она отворачивается от полки, опуская руки по бокам.

– Что?

– Про Нью-Йорк.

– Откуда?

– Ты… намекать тонко у тебя не очень-то получается, – говорит Румп без злорадства.

– Что… ты имеешь в виду?

Он многозначительно обводит взглядом детскую секцию, два путеводителя по Нью-Йорку, которые она (случайно) оставила рядом с креслом-качалкой, затем снова смотрит на неё.

(Он не выглядит как человек, наслаждающийся победой. Он выглядит как человек, признающийся в преступлении, опустивший глаза в молчаливой покорности.)

Он говорит:

– Пицца «По-Нью-Йоркски».

Она сжимает кулаки на бёдрах и сожалеет, что одета не в юбку, потому что разговаривать всегда легче, если в руках можно сжать ткань.

– Точно.

– Я планировал уехать через три недели, – говорит он.

Требуется немалое усилие, чтобы отвести взгляд от пола. Она закусывает губу и смотрит на его лицо.

– Я… когда ты собирался сказать мне?

– Я ещё не решил, – его пальцы чуть смещаются на трости.

– Ты же собирался сказать мне?

Секунду он колеблется, затем отвечает:

– Вероятно, да.

– Вероятно.

Не это слово она хотела услышать.

Он открывает рот, но извинения она хочет слышать ещё меньше, чем «вероятно», поэтому она складывает руки на груди и перебивает его.

– Правда, что ты ищешь сына?

– Да.

– Насколько я понимаю, ты нечасто с ним видишься.

– У нас были разногласия… очень давно. Я хочу всё исправить, если смогу.

Ей очень неприятно спрашивать (ворошить сразу двух призраков), но любопытство копошится где-то на краю её сознания, ища ответы, которые может предоставить только Румп.

– А… Белль когда-то с ним встречалась?

Его губы складываются в едва заметную улыбку, как будто он может прогнать тоску крепким усилием воли. (Нет.)

– Я бы хотела поехать с тобой, – говорит она. (На его щеке подрагивает мускул.) – Но я знаю, что ты должен сделать это один.

Он подавлено опускает взгляд в пол, будто её слова ранят его ножом в спину.

Она подступает ближе и опускается на крошечный оранжевый стул напротив него. Кладёт руку ему на колено.

– Может быть, однажды я тоже смогу с ним познакомиться?

Он поднимает взгляд. Она видит в его глазах своё улыбающееся отражение.

– Я был бы этому рад.

– Расскажешь мне о нём?

Губы Румпа складываются в улыбку.

Его сына зовут Бэлфайр – судя по рассказу, он добрый, чуткий и смелый мальчик.

(Он унаследовал это от отца.)

========== Глава 31 ==========

Глава 31

Джейн почти заканчивает мыть посуду после завтрака, когда раздаётся звонок. Вытерев мокрые руки влажным полотенцем, она хватает телефон со стойки.

– Алло?

– Привет, это Эмма.

– Привет, Эмма. Что-то случилось?

– Ничего такого, просто я подумала, возможно, ты захочешь пойти сегодня волонтером в больницу вместе с Мэри Маргарет.

Джейн вытирает всё ещё влажные руки о пижамные штаны и хмурится, глядя на посуду в мойке.

– И почему же я должна захотеть пойти?

– Потому что ты хороший человек?

– Точно, – выдавливает из себя Джейн. – Ну, я не могу, кто-то же должен быть в библиотеке.

– Я могу подменить тебя на пару часов, а Мэри Маргарет может заехать за тобой по дороге.

– А разве у тебя нет своей работы?

– Дэвид меня прикроет.

Джейн барабанит пальцами по столешнице.

– Там будет Голд?

– Возможно.

Джейн вздыхает. Она прикрывает глаза и потирает лоб свободной (немного липкой) рукой.

– Зачем ты это делаешь?

Голос Эммы становится гладким, как только что асфальтированная дорога.

– Делаю что?

– Играешь в шпиона.

– Я не…

– Эмма, я не вчера родилась, – на самом деле, её осознанная жизнь длится уже около полугода, – каждый раз, когда мы разговариваем, ты как будто вскользь упоминаешь какой-нибудь секрет о Румпе. «О, кстати, у него больше нет магии», «О, кстати, у него есть сын», «О, он собирается в Нью-Йорк».

Эмма замолкает. Джейн слышит в трубке шарканье ног.

– Я не играю в шпиона. Вернее, не совсем.

– Тогда что ты делаешь?

Эмма глубоко вздыхает и отвечает:

– Некоторое время назад я задолжала Голду услугу. Недавно он потребовал плату, и я считаю, что он просит слишком многого. Так что я пытаюсь немного уровнять баланс.

– Я понятия не имею, о чём ты говоришь.

– Это неважно. Всё равно мне не разрешено тебе говорить.

– Говорить что?

– Просто поверь мне, Джейн, – отвечает Эмма, – иди сегодня в больницу. А потом – если у тебя ещё останутся вопросы – ты знаешь, где меня найти. – Она отключается.

***

Большую часть утра Джейн расставляет цветы и пожимает людям руки, улыбается и рассказывает истории, следуя по пятам за Мэри Маргарет и стараясь не мешать ей. Она надела свой самый яркий свитер – и самую широкую улыбку, и она высказывает экстра-дозу ободряющих слов пациентке с аппендицитом, лежащей в знакомой палате под номером «223».

Она здоровается с каждой медсестрой. (Она отлично справляется. Она выглядит такой довольной. Им нравится, как она обустроила библиотеку.)

Она читает книжку маленькому мальчику со сломанной лодыжкой (и он делится с ней резиновыми червячками, потому что взрослые всегда читают «Чарли и шоколадную фабрику» лучше, если съедят перед этим резиновых червячков).

Она ест салат в кафетерии и пьёт посредственный кофе из автомата. (Кофе крепкий, а еда обычная, но теперь она посетитель, а не узник, и по ощущениям это как триумф.)

После ланча, когда Мэри Маргарет уходит в комнату отдыха для еженедельной партии в бинго со своими постоянными подопечными, Джейн скользит по больнице как Призрак Воспоминаний Прошлого. Она облетает крыло за крылом, пост медсестёр и офисное помещение, выслеживая доктора Вэйла. (Доктора Вэйла и Румпа, который маячит на задворках сознания, как надвигающаяся туча на ясном небе, как постоянная угроза чего-то ужасного, которую Джейн почти ожидает увидеть за каждым углом. Она уже готова оставить надежду на успех, когда у больничной аптеки взгляд ловит фигуру в белом халате со знакомыми светлыми волосами, покрытыми гелем.

– Виктор, – зовёт она и машет ему рукой.