Текст книги "Наследие Говорящих (СИ)"
Автор книги: Рэйя_Гравис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
За бронёй социального статуса и шелухой из продиктованных кем-то (скорее всего родителями) принципов, скрывались обычные люди, со своими плюсами и минусами, слабостями и пороками. То, что они выросли в другом мире, которого до одиннадцати лет Гарри не знал и до сих пор не очень-то понимал, не меняло того, что они мало от него отличались.
Все они были такими же пленниками чужого мнения, как и он, и они так же старались «соответствовать» каким-то общепризнанным стандартам. Возможно, через несколько лет некоторые превратятся в послушных зомби без собственного мнения, без возможности самостоятельно оценивать что-либо или кого-либо, и этих волшебников ему придется опасаться, если конечно он к этому времени не успеет что-нибудь предпринять во избежание подобного сценария. Но были среди его однокурсников и те, кто в будущем останутся индивидуальными единицами, с которыми возможно вести конструктивный диалог без опасений, что они будут просто тупо следовать приказам. Впрочем, таких далеко идущих планов Гарри не строил.
По правде сказать, все эти мысли жили на задворках его сознания, являя собой некую несформировавшуюся массу, которая могла когда-нибудь стать полноценным пониманием ситуации. Всё это было скорее предчувствием и интуицией, нежели аргументированными логическими доводами. Возможно, если бы он поставил своей целью вербовку союзников и приобретение связей в самом меркантильном и циничном понимании этого слова, тогда он, вероятно, ухватился бы за эти свои «предчувствия», стараясь оценить каждого потенциального сторонника в грядущей войне. Но Гарри не интересовала война, и он ни разу не задумался ни о друзьях, ни о врагах, его интересовали люди, а не та выгода, которую можно из них извлечь. Хотя, по сути, его интересовали даже не сами люди, а его собственное место среди них. Наблюдая за своими слизеринскими сокурсниками, мальчик быстро понял, что нейтралитет в его случае – лучшая позиция. Он не выказывал интереса ни к одной из сторон, позиционируя себя как самого обыкновенного ученика, которого не интересуют ни война, ни межфакультетские распри. И подобный подход неплохо действовал, по крайней мере, многие слизеринцы, последовав его примеру, «забыли» о том, чем именно он прославился, и предпочли общение с Гарри Поттером, а не Мальчиком-Который-Выжил, что вполне устраивало обе стороны. Те студенты, кто не разделял это установившееся равновесие, предпочитали просто смириться с положением вещей и на всякий случай следить, чтобы мальчишка Поттер не осрамил факультет своими гриффиндорскими выходками. Они и сами не поняли, почему к концу года понятие «насторожено наблюдать» вдруг сменилось на «дотошно опекать», но многие старшекурсники негласно и ненавязчиво взяли Поттера под свое крыло, решив, что раз они не могут изменить его происхождение и историю, то, по крайней мере, попытаются воспитать из него порядочного слизеринца. Кто знает, вдруг однажды мальчик, который выжил, предпочтет львам змей? Сам Гарри на подобное поведение старшекурсников внимания не обращал, потому что никто не навязывал ему своё мнение, лишь приглядывал из осторожности и любопытства.
Слизерин, на первый взгляд казавшийся разобщенным факультетом, где каждый был сам за себя, в определенных ситуациях превращался в единый организм, очень устойчивый и иногда очень опасный. Но здесь никто никогда не лез с расспросами и не докучал советами, нарушение правил факультета каралось выговорами и отработками, но личные дела студентов оставались исключительно их личными делами, даже если о них знал весь факультет. Их староста Маркус Флинт, инструктируя первокурсников, сказал, что если внутри факультета начинается разлад, то это грозит всему факультету, поэтому такие вещи, как бойкоты и травля, на Слизерине были запрещены. В открытую, по крайней мере.
Каждый студент, ставший слизеринцем, был кирпичиком в их собственной крепости, ненужных и лишних не было (но иногда были те, кого предпочитали не видеть). Это не значило, что слизеринцы обязаны были связать друг друга крепкими узами дружбы, что было как раз свойственно Гриффиндору, наоборот, большинство слизеринцев считали дружбу слишком шаткой конструкцией, чтобы строить на ней что-либо. Как правило, здесь ценились «выгодные знакомства» и «перспективные связи». Этот стереотип с ранних лет прививался родителями каждому чистокровному волшебнику и с годами только укреплялся в их сознании, превращаясь в образ жизни. Но для своего удобства выгодные связи называли дружбой, хотя все чаще Гарри начинало казаться, что всё совсем наоборот, и на самом деле многие его сокурсники, громкими заявлениями о выгоде и перспективе прикрывают обыкновенную дружескую привязанность, впрочем, они бы в этом никогда не признались.
Чем больше Гарри узнавал об этом факультете, тем больше ценил свою к нему принадлежность, и постепенно мысли о том, что он кого-то предает, отступили и развеялись. Недоверие к сокурсникам позволило ему узнать их получше и если не подружиться с ними то, по крайней мере, найти с ними выгодный компромисс. В конце концов, глупо было привязываться к людям, которые рано или поздно тебя предадут, а вот поддерживать вежливые приятельские отношения ему никто не мешал. Жизнь со слизеринцами учила мыслить многогранно, сразу в нескольких направлениях. Здесь ценились терпение, осторожность, внимание и способность отличать внешнюю шелуху от настоящей личности. Слизеринцы как никто умели давать оценки и… хранить секреты. На змеином факультете было много секретов, но о них не знал никто, кроме самих слизеринцев, и это было правилом.
«Все, что происходит внутри факультета, должно оставаться внутри факультета». Это знал каждый первокурсник, и было в этом негласном девизе что-то мистическим образом связывающее всех студентов.
Как-то Том сказал, что он любит Слизерин за то, что ни один слизеринец не станет спасать тебе жизнь, если, истекая кровью у них на глазах, ты будешь молчать. Ни один из них не поможет тебе, если ты будешь умолять о помощи, стоя на коленях. Но стоит тебе пару раз чихнуть и пожаловаться на усталость, они не отвяжутся от тебя, пока не выяснят что с тобой не так.
– И в чем смысл? – Гарри тогда непонимающе моргнул, пытаясь уловить, что имел в виду его друг.
– В том, что они не помогут тебе до тех пор, пока ты достаточно их не заинтересуешь, – провозгласил Арчер.
– Но разве «молить о помощи» не достаточно? – Поттер нахмурился.
– Молить о помощи унизительно, это удел слабаков и трусов. Слизерин не любит слабых. Если ты настолько жалок, чтобы умолять, значит и жить ты не достоин.
– Знаешь Том, – задумчиво улыбнулся Гарри, – мне думается, это не прерогатива Слизерина, а твоя собственная.
Том отозвался брюзгливым ворчанием и ушел от прямого ответа, но почему-то эта мысль засела в голове Поттера как заноза, и он обдумывал её снова и снова, пока не перефразировал размышления лучшего друга в более удобную для себя формулировку. Слизеринцы не терпят слабости, но если один из них слишком слаб, чтобы идти самостоятельно, но при этом достаточно горд, чтобы скрыть это, они подставят ему плечо, сделав при этом вид, что просто идут рядом. Гарри не совсем понимал эту позицию, но молчаливо уважал её, как один из вариантов выживания.
Почему-то представителям змеиного факультета нравилось казаться бездушными лицемерами, и довольно часто они так себя и вели по отношению к окружающим, но своих старались поддерживать до последнего, хотя порой это выходило у них довольно своеобразно. Например, с упрямством Поттера они боролись, обступая его со всех сторон и доводя до той степени гнева, когда он взрывался и позволял им делать, говорить и думать все, что заблагорассудиться, лишь бы они от него отвязались. Слизеринцы нравились ему тем, что у них к каждому был свой подход. Они всегда изучали оппонента, прежде чем вступать с ним в переговоры, это казалось полезным навыком, и Поттер наделся, что однажды он тоже сможет научиться этому. Арчеру повезло больше. Он был прирожденным слизеринцем разделяющим их точку зрения,… по крайней мере, частично. Для Гарри же такие убеждения были в новинку, но игнорировать их было бы глупостью с его стороны. Он быстро понял, что на змеином факультете есть чему учиться. Никаких обещаний и громких слов, ни благородства, ни верности, ни преданности. Холодный расчет, выгода, хитрость и изворотливость. Пусть никто здесь не бросится наперерез смертельному проклятью, чтобы спасти тебе жизнь, но они научат тебя ловкости, чтобы ты смог избежать его без посторонней помощи. Слизерин учил индивидуализму и независимости. По мнению Гарри, это были весьма ценные качества.
Оставался только один вопрос. Почему все так упрямо твердят, что на этом факультете учатся одни негодяи? Это оставалось выше его понимания, хотя втайне он надеялся, что однажды сможет доказать окружающим, что Слизерин тоже достоин восхищения. Правда, его сокурсники были вполне довольны своей репутацией хладнокровных подлецов, и сами, кажется, в это искренне верили. В прошлом году у Гарри даже случился довольно напряженный диалог с Драко Малфоем закончившийся банальной потасовкой, парой фингалов и немного потрепанным самолюбием, и с тех пор Поттер решил, что впредь не стоит так открыто демонстрировать всем и каждому, что слизеринцы на самом деле милые и дружелюбные. Это грозило… последствиями. Причем не только со стороны его однокурсников, но и других факультетов. Удивительно, какая тонкая грань разделяет понятия «дружба» и «фамильярность». На каком-то этапе люди перестают «изучать» тебя и начинают «препарировать». Гарри только жалел, что у него ушло слишком много времени, на то чтобы додуматься до этого. Но чем больше проходило времени, тем больше Поттер задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь стать таким же, как его однокурсники. Как Том. Его не покидало ощущение, что он всегда будет белой вороной среди этих людей и никогда до конца не поймет их мотивы и принципы.
Том ткнул друга пальцем в бок, заставив того дернуться в сторону от неожиданности.
– О чём задумался? – с легкой усмешкой поинтересовался он.
– О том, что без людей тут слишком мрачно, – признался Поттер. – Идем, нужно переодеться и разобрать чемоданы.
Вдвоём они поднялись в спальню, которую делили ещё с двумя сокурсниками, и не спеша, принялись раскладывать по местам свои вещи. Собственно, по большей части этим занимался Том, так как заботливый Виви, оставленный наедине с вещами хозяина, всё сделал сам. Мальчику оставалось только проверить, что где лежит, спрятать подальше пару книг, которые он позаимствовал у Хельги, и приготовить школьную мантию. Маясь бездельем, Поттер прогулялся до совятни, где уже расположилась его белоснежная сова, и проверил, как она поживает, попутно скормив ей пару совиных лакомств с неаппетитным названием «Мыши домашние сушеные». Вернувшись в подземелья, он сходил в душ и даже немного подремал, пока Арчер с тихим ворчанием раскладывал по полкам свою одежду и пытался определить, какие из вещей нужны ему в первую очередь, а какие можно пока оставить в чемодане. К тому времени как в школу приехали ученики, мальчишки уже не знали, куда себя деть от скуки. На праздничный ужин они отправились со всеми, незаметно затесавшись в группу слизеринцев.
– Поттер, Арчер! – Драко увидел их, когда друзья садились за стол. – Вас не было в поезде.
– Мы приехали вместе со Снейпом, – зевнул Том, разглядывая преподавательский стол, за которым проходила вежливая беседа между профессорами. – У нас случилась неприятность с барьером.
– Что за неприятность? – полюбопытствовал Блэйз Забини, приветливо улыбнувшись Гарри и Тому.
Поттер поведал сокурсникам о случившемся, ужав свой рассказ до пары предложений. Новость о закрывшемся барьере оказалась не такой уж интересной, но Поттер заметил, что некоторые слизеринцы выглядели возмущенными таким недосмотром со стороны Министерства.
– Да уж, Поттер, – Забини весело усмехнулся, – похоже, ты становишься слишком значимой фигурой, раз уже не можешь пролезть через барьер, смотри, как бы в следующем году не пришлось выламывать двери школы, чтобы ты смог пройти.
Гарри предпочел прореагировать на шутку сухой улыбкой, а вот Том и Драко с удовольствием подобрали ещё пару язвительных замечаний, после чего это им быстро наскучило, и мальчишки пустились в обсуждение грядущего учебного года. Большой зал гудел, пока ученики рассаживались по своим местам и обменивались приветствиями с теми, кого не успели увидеть в поезде. Слизеринцы, как и остальные юные волшебники, весело переговаривались, делились летними впечатлениями и с любопытством поглядывали на двери, в ожидании первогодок. Наконец появилась МакГонаглл, за которой семенили напуганные одиннадцатилетки, и гул голосов постепенно стих, скатившись до еле слышного шепота.
Наблюдая за распределением со стороны, Гарри подумал, что, в общем-то, это довольно скучная процедура, хотя, стоя там среди таких же первогодок в прошлом году, для него это казалось целым событием, которое навсегда изменит его жизнь. По правде сказать, так оно и было.
Когда последнего ученика торжественно отправили на Рейвенкло в сопровождении бурных аплодисментов, из-за преподавательского стола поднялся директор со своей приветственной речью. В прошлом году, находясь в полной прострации, Поттер её прослушал, но сейчас заключил, что не так уж и много потерял. Дамблдор напомнил студентам основные правила школы, сообщил о том, что очень рад всех видеть и пожелал приятно аппетита. На столах появилась еда, и в Большом зале стало значительно веселее. На другом конце стола Маркус Флинт, высокий широкоплечий шестикурсник устрашающей наружности, с опасным блеском в глазах осматривал своих квиддичных игроков, явно строя планы предстоящих тренировок. Его взгляд дважды задержался на Гарри, и мальчик отметил некую мрачную задумчивость, словно капитан слизеринской команды по квиддичу пытался понять, сколько побед ему удастся заполучить с помощью своего самого юного игрока… и сколько проблем с этим самым игроком может возникнуть. Когда ужин подошел к концу, Маркус, слава Мерлину, вспомнил о своих обязанностях старосты и принялся собирать вокруг себя немного ошалевших от передозировки новых впечатлений первокурсников, чтобы сопроводить их в гостиную Слизерина. Остальные слизеринцы в провожатом не нуждались, но всё же терпеливо дождались, пока Флинт выстроит первогодок в аккуратную шеренгу, и потянулись следом за ними к выходу из Большого Зала.
Уже сидя на своей кровати в спальне для мальчиков, Гарри понял, насколько он устал за этот бесконечно долгий день… и как сильно это первое сентября отличается от того, что было в прошлом году. По крайней мере сейчас он не испытывал такого удушающего смятения. Том уже переоделся в пижаму и, выудив из-под подушки какой-то увесистый томик, погрузился в чтение, их соседи Драко и Блэйз со скучающим видом разбирали свои вещи, обмениваясь редкими приглушенными репликами. Во время праздничного ужина все четверо достаточно устали друг от друга, чтобы сейчас в спальне царило чудесное умиротворение. Поттер улегся на кровать и, пожелав соседям по комнате спокойной ночи, задернул полог, оставшись один на один со своими мыслями, коих на данный момент было не так уж и много. В груди медленно разливалось приятное тепло и спокойствие, а в голове лениво всплывали обрывочные воспоминания, и мальчик сам не заменил, как погрузился в сон.
*
Том зевнул и уселся поудобнее, подперев голову рукой, словно издалека до него долетало монотонное бормотание профессора Бинса, что совершенно не мешало мальчику пребывать в легкой дрёме. Получив за завтраком расписание занятий, он с удовольствием обнаружил, что первым уроком на этот день была История магии, которую преподавало самое тоскливое привидение, которое можно было отыскать в Хогвартсе. Ходили слухи, что ещё в бытность живым человеком Бинс вводил студентов в гипнотический транс, читая свои лекции, и смерть, к сожалению, не привнесла никакого оживления в его уроки. Том мысленно усмехнулся над мрачной иронией последнего заключения. Поговаривали, что Бинс умер во время урока и, не обращая внимания на ужас учеников и собственное бездыханное тело на полу, как ни в чем не бывало, продолжил читать лекцию уже в призрачном виде, даже не заметив, что скончался. Среди слизеринцев, да и не только, ходили шуточки, что смерть Бинса наступила ввиду чудовищной скуки. По другой версии, профессор все же удосужился скончаться в учительской, не травмируя психику студентов, и явился на урок уже прозрачным и мертвым.
Том снова зевнул и покосился на своего лучшего друга, рисующего на полях своей тетради… Арчер склонил голову набок, пытаясь понять, что именно Гарри старается изобразить с таким сосредоточенным видом, тут мальчик остановился и обратил на него свои зеленые глаза, в которых читался ленивый вопрос: «Чего тебе?»
– Ты пытаешься запечатлеть лекцию в картинках? – скучающе спросил Том, тема разговора была глупая, но так, по крайней мере, он не рисковал погрузиться в здоровый, крепкий сон, Поттер моргнул и бросил недоуменный взгляд на хаотичную комбинацию кругов и черточек в своей тетради.
– А ты что-то имеешь против? – шепотом уточнил Гарри.
– Нет, но позаботься о том, чтобы не забыть потом, что означают эти каракули и разобрать свой шифр хотя бы перед экзаменом.
– О, разбирать шифры я умею превосходно, твои лекции мне во многом помогли.
– Мои лекции – это образчик абсолютной точности и аккуратности, – оскорбленно заметил Том.
– Никто и не спорит, – Гарри взял перо и вернулся к своим записям-рисункам, Арчер пожал плечами и оставил бессмысленный спор, думая о том, что если бы не смешинки в глазах друга, можно было бы подумать, что он говорит серьезно.
Гарри вообще большую часть времени казался чудовищно серьезным, и если бы Арчер за годы их дружбы не научился распознавать за этим каменным спокойствием бурлящие в душе друга эмоции, он бы, наверное, решил, что тот напрочь лишен всяких чувств. За десять лет Дурсли преподали Гарри много ненужных уроков, но лучше всего тот научился скрывать от окружающих свои чувства, и Том, пожалуй, был единственным человеком, которому Поттер доверял настолько, чтобы скинуть эту безразличную маску, хотя иногда Арчеру казалось, что она к нему уже слишком крепко приросла.
Поступление в Хогвартс удивительно изменило это замороженное состояние лучшего друга, и Тому все чаще удавалось обнаружить проявление других, более… живых эмоций на его лице, хотя Арчеру почему-то казалось, что Гарри всего-навсего подобрал себе кучу новых масок. Наверное, в какой-то мере Поттер был одним из самым изворотливых лицемеров на свете, только похоже он и сам этого не осознавал. Его искренность, доброжелательность и открытая симпатия притягивали людей словно магнитом, они влюблялись в него с первого взгляда, даже не понимая, что их дурачат. Том усмехнулся. Гарри действительно казался открытым и дружелюбным, эдаким хорошим, правильным мальчиком, который всех любит и понимает. Он и сам в это верил. Только вот Арчер очень хорошо научился видеть настоящие мысли и чувства друга, скрывающиеся за этой широкой улыбкой и сияющими глазами. Там не было ничего. Ни доверия, ни симпатии, ни любви, только абсолютное равнодушие, умноженное на чудовищный страх.
Гарри боялся людей. Не того, что они о нем подумают или скажут, а того, что они сделают. Он так старательно учился подстраиваться под них, что забыл о собственных желаниях и как бы Том ни пытался привить другу осознание собственного «я», Гарри продолжал заниматься удивительным самообманом, навязывая себе «правильные» мысли и чувства. Арчер ненавидел то, как его друг погребает самого себя под грудой ненужных принципов, заключив свою истинную сущность с жесткие рамки надуманных предубеждений, только вот сделать Том ничего не мог. Гарри был упрям, несгибаем и глух к чужим аргументам. Ему нельзя было навязать собственное мнение, нельзя было сломать, подстроить под себя, запугать или разрушить. Гарри умел возводить вокруг себя мир, который не причинит ему боли, по крайней мере, душевной. Он принимал на веру лишь то, что можно было выгодно подстроить в неудобную реальность и сделать её менее тяжелой, но менять её он не пытался, даже не задумывался об этом.
До одиннадцати лет, он жил в чулане под лестницей, окруженный презрением, отвращением и пренебрежением, исходящими от Дурслей в той же пропорции, что и любовь, забота и нежность, которые они дарили родному сыну. Понимая всю несправедливость и унизительность подобной ситуации, Гарри убедил сам себя в том, что это правильно и естественно, что другого он не заслуживает, потому что для него жить с таким убеждением было гораздо проще, чем осознавать истину и страдать от этого, не имея возможности изменить что-либо. Гарри привык жить в раковине, прячась там ото всех своих страхов и переживаний.
Он никогда не боялся физической боли, относился к ней как чему-то совершенно естественному и обыденному, но любая мелочь, способная ранить его сердце и душу повергала его в ужас. Том по этому поводу любил ехидно заметить: “Ты, Гарри, большую часть времени предпочитаешь жить, засунув голову в задницу, тебе самому-то не тошно?” – на что друг обычно страшно обижался.
Так закрадывалась ли хоть на мгновение в головы этих очарованных его искренностью болванов мысль, сколько на самом деле места выделено для них в его душе? Видел ли хоть один из них ту непреодолимую стену вокруг его сердца? Они думают, что он любит их? Ха! Для этого нужно было сначала пробраться за все эти баррикады. Том был единственным человеком, которого Гарри беспрекословно и доверчиво впускал в свой мир, и это доверие для Арчера было дороже всего на свете, потому что в нём крылось куда больше, чем могло показаться на первый взгляд.
Ощутимый удар под ребра заставил Тома вырваться из своих размышлений и взглянуть на ухмыляющегося друга.
– Доброе утро, – поприветствовал он, – выспался?
Мальчик повел рукой по лицу, словно пытался стереть остатки сонливости, и огляделся: ученики, шумно переговариваясь, собирали свои вещи и спешили к выходу из аудитории. Поняв, что урок окончен, Том поспешил побросать в сумку тетрадь, перо и чернильницу и с максимальным достоинством прошел мимо друга, который просто излучал злорадство.
– Великий Томас Арчер уснул на уроке, – страшным шепотом вещал он, когда они выбрались в коридор. – Какой позор! Что подумают люди?
Мальчик одарил Гарри высокомерным взглядом, но веселья в глазах Поттера не убавилось.
– Я смотрю, ты сегодня просто сама жизнь да энергия, – язвительно заметил он. – Не поделишься секретом?
– Мы же вернулись в Хогвартс, – Гарри заявил это с таким видом, словно транслировал миру сакральную истину. – Есть чему радоваться.
– Ах, ну как же я не заметил, – Том закатил глаза. – Ну раз ты сегодня так солнечно настроен, то сделай милость, узнай, что у нас идёт дальше по расписанию.
Лучший друг скользнул по Арчеру насмешливым взглядом и на ходу полез в сумку за расписанием занятий, Том отвлекся, наблюдая за ним, и в итоге ни тот ни другой не успели среагировать, когда в кого-то врезались. Точнее врезался Гарри, а Том только недоуменно моргнул и с отстраненным интересом уставился на разлетевшиеся во все стороны книги и перья. О да, столкновение вышло что надо. Арчер бросил индифферентный взгляд на рыжеволосую девчонку, которая, ойкнув, упала на колени, пытаясь разом собрать все свои вещи, Гарри, верный себе, тут же опустился на пол рядом с ней. Том закатил глаза, ну да, Поттер иногда просто сама благотворительность.
– Прости, – тем временем забормотала рыжая, которая, при ближайшем рассмотрении оказалась гриффиндорской первокурсницей и носила гордую фамилию Уизли, судя по цвету шевелюры, – я тебя не увидела.
– Ну, я тоже по сторонам не смотрел, – Гарри выдал эту свою приторно доброжелательную улыбку, от которой у Арчера тут же возникали мысли о диабете.
Услышав его голос, девчонка подняла голову и встретилась с ним взглядом, её голубые глаза широко распахнулись, на мгновение улыбка на губах Поттера застыла, а в глазах проскользнуло то усталое раздражение, что вызывала в нём эта его известность. Правда Том сомневался, что кроме него кто-то заметил это выражение на лице друга, потому что оно исчезло так же быстро, как и появилось. Рыжая Уизли внезапно пошла пятнами и испуганно пискнула, после чего подскочила на ноги, прижимая к груди свои книжки, и умчалась в неизвестном направлении.
– Эй, подожди, ты забыла свою… – Гарри замолчал и досадливо поморщился, – тетрадь… – он запустил пальцы в волосы и недоуменно покосился на Тома. – И что это сейчас было?
– Побег с максимальным ускорением, – вежливо подсказал Арчер, Гарри раздраженно скривился и повертел в руках тетрадь.
– Что мне с ней делать теперь? Выглядит как дневник…
– Дай-ка сюда, – Том выхватил тетрадь из рук друга и, быстро оценив её как потрепанное старое барахло в кожаном переплете, взялся за обложку, намереваясь открыть. Тут к нему подлетел взволнованный друг.
– Эй, ты же не собираешься это читать? – он с подозрением уставился ему в глаза, после чего возмущенно отпрянул. – Ты собираешься это читать! Так? Том! Это же девчачий дневник!
– Подумаешь, – Арчер пожал плечами, – если бы там было что-то ценное, она бы им не разбрасывалась.
– Она его забыла, – сухо поправил Поттер, взглянув в ту сторону, куда умчалась Уизли. – Не пойму, чего я сделал-то? – пожаловался он. – Она так быстро убежала…
Том хмыкнул.
– Все Уизли неадекватные.
– А, так это была младшая Уизли, – без особого интереса протянул мальчик. – А то я подумал, что она мне кого-то напоминает, – он переключил свое внимание на друга и неодобрительно нахмурился, когда тот открыл тетрадь. – Знаешь, это, между прочим, ужасно невежливо, к тому же мне казалось, что ты выше чтения чужих…
– Тут пусто.
– Что?
– Пустая тетрадь, – Том с легким разочарованием пролистал её до конца и закрыл. -Ничего ценного в ней нет, так что хватит паниковать.
– Я не паникую, – с важным видом заявил Поттер, – я выражал протест.
– Угу, – Арчер задумчиво уставился на тетрадь, – вообще-то учитывая, что это просто чистая тетрадка, я не думаю, что этой Уизли она так уж и нужна.
– Хочешь оставить себе? – пошутил Гарри, но, заметив опасно задумчивое выражение лица друга, удивленно изогнул, брови. – Тебе-то она зачем?
– Для заметок, – пожал плечами Арчер, – наше самодельное учебное пособие скоро закончится, а если мы вклеим туда ещё пару страниц, то боюсь, оно просто развалится.
– И что, так важно украсть чужую тетрадь? – язвительно уточнил Гарри. – Купить никак?
– Зачем тратить деньги?
– А ты вообще понимаешь, что это воровство? – осторожно уточнил Поттер, словно сомневался в этом.
– Какое воровство? – невинно моргнул Том, – разве мы только что не нашли её валяющуюся здесь посреди коридора, брошенную и совершенно никому не нужную?
– Если она спросит меня, я врать не буду, – строго предупредил его друг, хотя Арчер заметил искры затаённого смеха в его глазах.
– Судя по всему у неё на тебя аллергия, приятель, – он фыркнул, – как увидела тебя, тут же пошла пятнами и умчалась с такой скоростью, словно у неё торпеда в… хм… короче она быстро бежала. Так что последний человек, к которому она подойдет по доброй воле, это ты, – Том медленно улыбнулся. – А если она спросит меня… – он сделал глубокомысленную паузу, – то я, пожалуй, просто об этой встрече и не вспомню.
– Но она может быть важна для этой девочки, – Поттер привел свой последний аргумент.
– Ой, умоляю тебя, не будь занудой, – Том ехидно посмотрел на друга. – Это обычная старая тетрадка, кому она нужна?
Гарри нахмурился, а в зеленых глазах явственно читался вопрос: «Тебя не переубедить, да?»
Арчер широко ухмыльнулся: «Именно!»
========== Глава 7. Ящик Пандоры ==========
Гарри закинул на плечо сумку, прихватил завернутый в салфетку бутерброд и поднялся из-за стола.
– Ты идёшь? – он вопросительно глянул на Тома, внимание которого было полностью сосредоточено на бланках дополнительных дисциплин, которые нужно было заполнить и сдать до конца года.
– А куда ты собрался? – отстраненно спросил Арчер, изучая описание курса по древним рунам.
– Хочу зайти в библиотеку, мне для эссе по трансфигурации нужна пара книг, – Гарри поморщился. – Первый учебный день, а они завалили нас таким количеством домашних заданий, что в них можно утонуть.
– Ха, – Том сделал какую-то пометку на полях бланка, который выдал каждому второкурснику Снейп, и задумчиво поцокал языком, что-то прикидывая. Про Поттера он определенно забыл, Гарри громко прочистил горло, Том чуть вздрогнул. – Нет, нет, иди без меня.
Пожав плечами, мальчик бросил на задумчивого приятеля насмешливый взгляд и отправился к выходу из Большого Зала. Уже свернув в сторону библиотеки, Гарри замедлил шаг и подавил острое желание выпрыгнуть в окно, потому что у него на пути, словно из под земли, выросла невысокая девочка с таким пугающе суровым выражением лица, что в пору было начать задаваться вопросом, чем же он её так разозлил. Гермиона Грейнджер, ученица второго курса факультета Гриффиндор, резким движением руки откинула за спину прядь волос, обрамляющих её сердитое лицо пышной копной каштановых кудряшек, и свела брови у переносицы, при этом её карие глаза заблестели ещё опаснее, чем до этого.
– И чем, позволь спросить, я тебе так не угодила, что ты игнорируешь меня вот уже целую вечность? – опустив приветствия, начала она, Гарри моргнул.
– Игнорирую?
– Не прикидывайся! – она вдруг обижено насупилась. – За последние две недели я от тебя не получила ни одного письма! В Хогвартс-Экспрессе я тебя не нашла, а ты видимо не посчитал нужным разыскать там меня, а сегодня ты даже ни разу не взглянул в мою сторону! – она выдохлась и замолчала, Поттер виновато потупился.
– Эм… хм… Гермиона, я вообще-то… м-м-м, – он беспомощно оглядел коридор в надежде, что кто-нибудь его спасет, но вокруг было удручающе безлюдно. – Может, пойдем на улицу? – предложил он, втайне надеясь, что тёплый солнечный день ранней осени немного остудит пылкий настрой гриффиндорки.
Грейнджер оказалась достаточно проницательной: она бросила на друга подозрительный взгляд и недовольно поджала губы, после чего коротко кивнула, и они вместе отправились к выходу из школы.
Пока они в молчании шли в сторону главного входа, Гарри пытался выстроить в голове план спасения собственной жизни, исключающий вариант позорного бегства под каким-нибудь предлогом. Итак, все началось с его переезда к Хельге, где события закрутились так стремительно, что он забыл обо всем на свете, включая Гермиону. В последнем своем письме, ещё у Снейпа, он обещал сообщить ей, когда отправится на Косую Аллею, после чего… слизеринец подавил желание застонать… забыл про это. И с тех пор он вообще ей не писал, как и она ему, к слову. Потом был досадный инцидент с барьером, в результате которого на поезд он не попал, а дальше… дальше уже был Хогвартс, сокурсники, тысяча тем, которые нужно было обсудить, расписания уроков, занятия, Флинт с его «Великой стратегией абсолютной победы», тонна домашнего задания, море впечатлений и полное отсутствие времени.
