Текст книги "Волкодав (СИ)"

Автор книги: Quintinu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Вместо меня управление границей взял на себя Белгород.[3] Для меня его решение так и осталось немного странным: хоть брат и находился теперь ближе к рубежу, он всё ещё оставался слабее меня и Брянска. Но я не стал препятствовать его желанию. В любом случае то, что он тоже выбрал в качестве основного военное дело, было похвальным и для меня даже радостным. Вот только бы берёг себя, а не как прежде.

От этой мысли меня невольно передёрнуло. Случись что с Белгом снова, я же себе не прощу… Но он так меня уверял…

«Я просто не мог ему отказать. Ничего нового. – Вздохнул я, грустно улыбаясь. – Но он знает, что всегда может на меня положиться. Как и на остальных, думаю…»

Отодвинутая далеко на юг граница позволила Орлу и вовсе бросить службу. Я был не против, так как знал, каких трудов стоило ему стать пограничником. Пожалуй, мне просто было немного жалко терять пусть и не лучшего, но уж точно хорошего – моими стараниями! – воина, но я понимал, что это занятие было совершенно не тем, чему хотел посвятить свою жизнь Орёл. А потому я не стал перечить ему. Тем более, что новое время открыло для него новые возможности: внезапно оказавшись на важной торговой дороге между Россией и Малороссией, где ныне требовалось множество не только людского труда, но и товаров, он смог сосредоточиться на торговле.

А ещё он вдруг открыл в себе писательский талант. Теперь Орёл уже не ограничивался только дневником – в его голове то и дело рождались всё новые сюжеты, которые он спешно записывал на бумаге. Но он ещё не был уверен в том, что они будут кому-то важны и интересны, кроме него самого. И потому они так и оставались лежать в его комнате.

Окончательно он отошёл от военных дел после крупного пожара в его крепости. Он решил не восстанавливать её вообще, и с временем она совсем разрушилась, будто бы знаменуя своим отсутствием новую эпоху в жизни парня.

Мне было жаль видеть это, ведь это сооружение не раз спасало и самого Ваню, и всю страну от множества угроз извне. А ещё оно было символом подчинения Орла мне. Может быть именно поэтому я так за неё держался?..

И, чем сильнее приходили в запустение старые укрепления, тем яснее я понимал: Орёл становится самим собой, он, наконец-то, обретает своё место в жизни.

А я… А я, наверное, должен был просто порадоваться за него, но почему-то не мог.

Лошадь несла меня на юг, а я почти не смотрел по сторонам. Было жарко, в воздухе витали ароматы цветов и трав, призывая к ним пчёл или других насекомых. Они мелькали чёрными точками совсем рядом, в траве, в кронах деревьев, и до меня изредка, но всё же долетало их жужжание.

Повсюду цвела и шумела жизнь: вместе с природой оживали и люди, и я часто встречал в дороге сновавших туда-сюда торговцев. Казалось, во всей стране только у меня одного и было скверное настроение, но о его причинах лучше было и не вспоминать.

Но иногда, обычно на ночных привалах в пути картины из прошлого всё-таки врывались в моё сознание. Они проходили смерчем, оставляя после себя лишь тоску и уныние, а ещё – желание всё вернуть и исправить. Но такой возможности, увы, быть уже не могло.

И, чтобы забыться, я вновь доставал из своего скарба флягу с огненной водой и отпивал несколько глотков. Хранившиеся там же в поклаже яблоки завершали дело, сослужив службу хорошей закуски.

Успокоившийся и отделавшийся ото всех мыслей, я, наконец, засыпал кротким и беспокойным сном, чтобы затем опять проснуться разбитым и продолжить свой путь.

В Российской империи мы снова жили вместе. Сначала в Киевской губернии, затем Петербург отделил меня, Орла и Белгорода в отдельную – Белгородскую. Это было довольно странным решением, ведь я оказался будто меж двух огней: Орлом, который всё-таки время от времени предпринимал небольшие попытки сблизиться и стать парой, и Белгородом, явно невзлюбившим Ваню и всячески пытавшимся меня от него отгородить и отвлечь. Благо, это было нетрудно – я и сам всё ещё думал также, как и в тот день нашего первого поцелуя. Постоянно прогоняя от себя чувство вины и уговаривая, что так будет только лучше, я старался не поддаваться на чары Орла. А они были, да ещё и какие! То, что он очень привлекательный внешне, сам Ваня прознал уже давно, ещё до своего шестнадцатилетия, и в годы нашей совместной жизни пользовался этим во всю!

Неужели он так и не понял моих слов в тот раз? Или просто решил не опускать руки? К счастью для меня – или к сожалению, не знаю – он так и не решился вновь заговорить о наших отношениях прямо. Но даже если бы и заговорил, что бы я сказал ему нового?.. А ещё этот Белг, вечно настраивавший меня против него…

Доходило и до скандалов: Белгород цеплялся к Орлу, а я не знал, что делать, ведь с одной был мой брат, а с другой… Мой бывший подопечный, к которому я испытывал очень и очень смешанные и непонятные ещё пока что и самому себе чувства.

После очередного выяснения отношений Орёл и ушёл. Боже мой, теперь я понимаю, что он терпел это всё около пятидесяти лет, но зачем?.. Неужели и правда ради меня?..

Тогда это казалось мне бредом, но ныне это снова и снова заставляло меня задуматься: а что, если Орёл всё ещё любил меня? Меня, дурака, слишком во многом слушавшего своего брата…

Но ушёл он недалеко. Вот честно, лучше бы я и не отпускал его тогда, чем знать то, что произойдёт дальше.

О том, что Орёл и Брянск счастливо живут вместе в губернии первого, я сначала узнал. Узнал – и не поверил.

А потом как-то раз вдруг увидел их с Брянском рядом, улыбавшихся друг другу так счастливо и влюблённо. В этот же момент моя жизнь потеряла частичку своего смысла.

Я и правда был дураком, раз думал, что Орёл уйдёт просто так, в пустоту. Но почему, ради Бога, почему к моей брату?! Почему…

Вскоре я начал находить его старые рассказы в различных журналах.[4] Их читали, обсуждали, критиковали, но больше хвалили – я всё это знал и слышал. Люди искренне полюбили его работы. Выходило, что Брянск смог дать Орлу то, чего не мог я?..

Однажды я пытался высказать им обоим всё, что о них думал, но ни нормального разговора, ни драки не вышло, а жаль. Ну, не называть же дракой тот единственный жалкий удар, что я отвесил Брянску?

Вспоминая это, чувствую себя полнейшим идиотом: прежде, чем идти разбираться и махать кулаками, надо было хотя бы окончательно определиться в своих чувствах к Орлу, а не как я – тянуть до последнего. И, только потеряв, всё понять.

А жизнь продолжала рушиться. И, хоть я и старался не встречаться больше с этими двумя, новая беда пришла откуда не ждали. Как-то раз, застукав моего любимого младшего брата Белгорода, всегда отличавшегося твёрдыми принципами и высокими моральными устоями, в объятиях нашего раздолбая-Воронежа, я не выдержал. И, хоть при мне там и был только сдержанный поцелуй, я не хотел и не собирался знать больше ничего о них!

Белг, Белг, как же ты… Как же тебе… Как же можно было так поступать, разрушая мою привязанность и строя за моей спиной свою собственную? Ты же сам говорил, что со своим полом не будешь никогда, и мне не стоит…

Ох, Белг. Чего-чего, а подобного я от тебя уж точно не ожидал! Это был слишком сильный удар в ещё одно моё слабое место.

Тогда-то я и запил. Всё навалилось так неожиданно, обложило со всех сторон…

А тут ещё и эти слухи о скором присоединении Крыма! Как мне жить, когда он будет в России? Ведь угроза исчезнет! А с ней и моя нужность государству…

Ни Орла, ни брата, ни цели, к которой я шёл уже столько веков…

Неужели не останется ничего, совсем ничего, что связывало бы меня с моей прежней жизнью, с тем временем, когда всё было ещё хорошо?!

Этот вопрос не давал мне покоя. Он бился в висках, едва ли не заставляя забыть обо всём остальном. И однажды, устав от изнурительного потока мыслей, я вдруг вспомнил одну любопытную деталь, постоянно дополнявшую образ Вани.

Дневник. Это было немного больно – начинать записывать скучные события своей изменившейся жизни – ведь при каждой мысли об этом передо мной вставало уже недосягаемое, но всё ещё такое привычное видение низенького паренька с белокурыми волосами и чистыми, как бездонное летнее небо, глазами. Перебороть себя было сложно, но с тех пор хотя бы мысли не раскалывали голову изнутри, а переживания не ели сердце так яростно, как до этого.

Да, Ваня, ты был прав. Это всё-таки помогает успокоиться и познать себя лучше.

И вот, почти полгода назад, в один из тех долгих зимних вечеров, когда душу снедает особая скука, я, сидя над очередной записью в уже давно ставшую толстой тетрадку, наконец, понял. Если я не могу видеть ни Белгорода, ни Орла, то, быть может, мой старый враг, Крым, подскажет мне, куда теперь двигаться и чем жить?

Это было безрассудно и, возможно, неправильно, однако я почему-то ухватился за эту мысль как за единственную надежду.

А что, если он и правда посоветует что-то хорошее? Я слышал, что он очень изменился в последнее время…

И, когда моя лошадь, преодолев Перекоп, ступила копытом на крымскую землю, я понял, что приехал сюда не зря. Здешняя природа по красоте своей не только значительно превосходила привычную мне, но и отвлекала меня от скверных мыслей, поэтому оставшийся путь я преодолел уже в более приподнятом настроении.

Начало июля 1866 года, г. Бахчисарай.

Крым раскрывался передо мной постепенно: по мере моего продвижения вглубь полуострова он поворачивался ко мне то одной своей стороной, то другой. И все они были прекрасны, будь то убегавшая за горизонт степь с искривлявшей его кромкой далёких гор, долины полноводных Салгира и Бельбека или же многочисленные тенистые рощи и виноградники у рек и близ моря. Это был поистине райский уголок! И именно из его глубин и приходили орды, сеявшие страх и ужас по всей Московии и не дававшие закрепиться в диком пограничье. Какая ирония!

Теперь беда уже почти миновала: закончившаяся около десятка лет назад Крымская война хоть и довольно болезненно отразилась на России, однако подчеркнула важность и значимость полуострова для неё. В газетах я читал, что в Петербурге были очень недовольны запретом для страны содержания флота в Чёрном море и, как и почти все жители империи надеялся, что эта мера была не более, чем временной.

Следы конфликта здесь были повсюду. Выражались они не столько в разрушениях, которые, впрочем, в степной и горной частях были ещё не столь заметны, сколько в памяти людей, всё ещё не полностью наладивших мирный быт.

Решив не останавливаться в Симферополе, новой столице полуострова, я проехал мимо. Мне хотелось первым делом посмотреть на ханское логово, а уж потом поговорить с самим Крымом. Бахчисарай, старая ханская столица, встретил меня удивительной тишиной. Нет, в нём были, конечно места, в которых бурлила и закипала жизнь, однако в большинстве своём город был тих и спокоен – не иначе, как сказывался ещё и мой ранний утренний приезд. А ещё старая столица утопала в тени многочисленных садов, отчего по улочкам неслась местами даже приторная смесь ароматов различных цветов. Она показалась мне настолько пряной и непривычно сочной, что я от неожиданности даже несколько раз чихнул.

Так как я не собирался задерживаться в Бахчисарае, мне не было нужды останавливаться в какой-либо гостинице. Вместо этого я в качестве любопытного гостя позволил себе небольшую прогулку по городу и, после нескольких часов блуждания, уже ближе к вечеру подъехал к бывшему ханскому дворцу. Оставив лошадь у входа, я вошёл в ворота.

Выглядел дворец не лучшим образом: его не пощадило ни время, ни русская администрация, а во время последней войны здесь и вовсе – за неимением иных мест – был устроен госпиталь. Теперь же, отгороженный от остального города каналом речки Чурук-Су и соединённый с ним мостом через неё, он постепенно восстанавливался. Сил было явно недостаточно, и можно было сказать, что ремонт вёлся с переменным успехом и весьма ограниченным числом лиц.

И я был не в силах сдержать в себе удивление от того, кто именно помогал приводить дворец в порядок.

– Крым! Это правда ты? – Я заметил низенькую довольно хрупкую фигурку ещё издалека и пришлось окрикнуть его, чтобы привлечь внимание. – Как неожиданно! Что ты здесь делаешь?..

– А что, не похож? – Усмехнулся тот, подойдя ближе. – К тебе, кстати, тот же вопрос.

Если он и был удивлён также, как я, то совершенно не показал этого. Более того, выглядело всё так, будто для него мой приезд вообще был в порядке вещей.

– Ты, кстати, неважно выглядишь. – Окинув меня взглядом констатировал он. – Раз ты тут, то что-то случилось? Пойдём внутрь, поговорим там.

Татарин жестом показал мне следовать за ним.

– И да, и нет. – Топтался я на одних и тех же словах, не зная, с чего начать. У моего визита не было никакой особой цели, а потому я не знал, как объяснить его бывшему врагу. Даже если я смогу, то уверенности в том, что он поймёт меня, было мало.

Я шёл за ним вглубь сада по заросшим травой каменным дорожкам и оглядывался, нет, озирался по сторонам. Что ни говори, а всё же раньше Крым жил весьма роскошно: следы великолепия минувших эпох ещё читались в этом уединённом уголке города. То там, то тут с деревьев доносилось пение птиц – до моих соловьёв им, конечно, ещё очень далеко, но я был готов признать, что они бы были тут лишними. В отличие от улочек самого города, на территории дворца, будь то сад или же помещения, было прохладно. Во многом из-за этого и создавалось ощущение уюта, царившее здесь повсюду.

Пройдя мимо арочных пролётов, тянувшихся вдоль одного из зданий, мы нырнули внутрь, видимо, главного строения всего комплекса. А ещё минут через пятнадцать я уже сидел в просторной и светлой комнате, по периметру которой вдоль стен располагались диваны, а посередине – ныне не работавший фонтан. Цветные стёкла, сложенные причудливым восточным узоров, окрашивали проникавшие в помещение солнечные лучи в различные краски, отчего обстановка комнаты казалась только ещё более таинственной и уединённой.

– Так что тебя сюда привело, Глеб? – Удобно забравшись на мягкую поверхность с ногами, спросил меня вот уже в третий раз Крым. Кажется, он нарочито назвал меня по имени, будто бы сразу определяя уровень нашего общения – знал ведь, что я не очень люблю такое обращение.

– Вообще, как бы и ничего особенного. – Желая промочить горло, я отпил столь гостеприимно налитого мне кофе и с трудом подавил желание поморщиться от непривычного вкуса напитка. – Просто мне кажется, что я потерялся. В жизни, Бахти. – Я попытался дать ему сдачи, однако забыл, что он всегда реагировал на своё имя совершенно обыкновенно.

– Пожалуйста, называй меня Серафимом, хорошо? – Слегка натянуто улыбнулся татарин. – Вот уже почти век, как у меня новая столица и новое имя.

Ах да. А я и забыл!

– Ладно. – Потупился я. И, желая перевести тему, продолжил. – С тех пор, как тебя присоединили мне кажется, что я потерял смысл жизни. Потому вот и приехал, – я усмехнулся, – чтобы ты помог мне его найти.

– Мне бы кто с этим помог. – Симферополь растянул губы сдавленной улыбкой. – А, кстати, разве в твоей жизни был только я? Я помню далеко не всё, но что насчёт твоих товарищей? Вас же было пятеро-шестеро или что-то около того. Неужели после победы над злым и страшным татарином все разбежались?

– И да, и нет. Мы ещё общаемся, но теперь у каждого своя пара, поэтому вместе собираемся всё реже.

– Понимаю-понимаю. – Брюнет отпил свой кофе и засветился блаженством. – Мирная жизнь имеет и свои минусы. Странно, да, Глеб?

– Есть немного. Ладно там Тамбов и Липецк – у них-то уже давно, считай, семья. Липецк очень изменился, стал более покладистым, совсем не таким, как ты его помнишь…

– А остальные?

Мне вдруг стало сложно говорить. Видимо, это отразилось и на моём лице, отчего Крым лишь снова улыбнулся и произнёс:

– Не волнуйся, можешь рассказать мне всё. Ты ведь за этим приехал? А мне теперь всё чаще говорят, что я умею слушать.

И я рассказал ему всё. Полностью, без утайки – так, что в конце монолога мне и самому стало стыдно за то, что вывалил столько всего и сразу на голову бывшего врага. Вряд ли ему было интересно, но ничего не поделаешь – мне уже много лет нужно было кому-то выговориться, сбросить этот груз, камнем придавливавший душу к земле.

Но неловко мне всё равно стало и, когда рассказ подошёл к завершению, я снова уткнулся в чашку с почему-то слишком медленно убывавшим кофе. Ну не понравился он мне, и всё тут! И как Крым смог опустошить уже пятую его порцию за разговор – не понимаю! Или это я так долго рассказывал?..

– Я думаю, – улыбка всё также не сходила с лица Крыма, а его тон голоса оставался мягким и вежливым, – ты и сам прекрасно понимаешь и то, что брат поступил довольно нечестно по отношению к тебе. Но корень твоих проблем в тебе самом. Не стоило слишком сильно полагаться на Белгорода, а нужно было действовать самому. Вот скажи, только прямо и не лукавя, тебе же нравится Орёл?

Я молча продолжал смотреть в чашку. Только сейчас поняв, что я так и не разобрался со своим отношением к Ване, я вдруг ощутил себя довольно скверно. И ведь даже всю дорогу ни разу об этом не подумал, всё только жалел себя! А ответ-то вот он, на поверхности, стоило лишь спросить кого-то другого.

– Вижу, сомневаешься. – Теперь татарин выглядел довольным котом. Казалось, что он мысленно смаковал подробности наших с Орлом отношений. – В отличие от многих других твоих товарищей, Орла я помню очень хорошо. Может быть потому, что мы довольно часто встречались с ним в бою. Знаешь, то, что ты ему нравился, было видно даже мне. И то, что ты так поступил с ним, не делает тебе чести. Ладно бы ты ещё и сам не питал к нему никаких чувств, но ведь это не так, я же вижу. Иначе бы ты и сейчас мне сразу ответил на предыдущий вопрос.

– Пожалуй, ты прав. – Поник я.

Слова, которые могли бы всё исправить. Осознание, пришедшее так поздно.

– Я читал его работы. – Мой бывший враг сделал ещё один глоток. – Иван прекрасно пишет, у него явный талант. Даже жаль, что он раскрылся без тебя. – Заметив, что только насыпал мне соль на рану, Крым невозмутимо продолжил. – Не думаю, что для тебя всё потеряно. Мы, олицетворения, живём сотни лет, даже тысячи – кто знает, может, всё ещё наладится? Правда, судя по всему, это будет очень нескоро, но я скажу тебе вот что: никогда не сдавайся и впредь, как не сдавался перед лицом опасности от старого меня. Ты же даже едва ли не с того света выкарабкался после того, как я тебя разрушил. Да в твоих глазах всегда было такое рвение, такая решимость! А теперь что? Где это всё? Неужели тебя так легко и просто сломить всего лишь одной неудачей в личных делах? – Симферополь улыбнулся вновь, на этот раз очень мягко и ласково. – Не верю!

Я слушал его молча и понимал, что татарин прав. Полностью прав во всём, что бы он ни говорил. И от прежней собственной беспомощности в своих же отношениях мне становилось дурно. Но вместе с этим внутри меня начало появляться и другое чувство, столь знакомое мне ранее. И, чем больше говорил Крым, тем сильнее пускало оно ростки в мою душу, укрепляясь в ней. Я буквально чувствовал, как становлюсь увереннее.

– Знаешь, а ведь у меня всё тоже было непросто. Тот, кого я люблю, очень долго не принимал меня из-за моей той, старой, сущности. Но я ждал, долго ждал, не отступал и верил, что когда-нибудь смогу быть с ним. И что ты думаешь? Мы вместе. Правда, об этом никто не знает, ибо у моего героя свои заморочки, но наедине с ним я совершенно счастлив. Быть может, и ты когда-то таким станешь? – Отставив в очередной раз пустую чашку на сидение рядом с собой, Симферополь внимательно посмотрел на меня. – Всё в твоих руках, Глеб. И не в чьих больше. Каждый сам кузнец своего счастья. Запомнил?

Я кивнул. Всё ещё не совсем уверенно, но я понимал, что у моей жизни постепенно появлялся новый смысл. Точнее, он и был всё это время – нужно было лишь увидеть его.

– А ты сам, как ты выжил тогда, после Молодей? – Я вдруг вспомнил то, что давно хотел узнать. – Да и вообще, почему ты здесь? Я имею в виду, разве ты не должен теперь жить в Симферополе, твоей новой столице?

– Хей, не надо столько вопросов сразу. Давай начнём по порядку.

Его взгляд вдруг стал серьёзным, а ещё секунду спустя Крым начал рассказ.

Начало августа 1572 года. В пути, южнее г. Орла.

После того позорного поражения ему пришлось бежать из Московии, не разбирая дороги. Уже не было дела ни до каких шляхов или сакм, для отступления годился любой мало-мальски удобный путь. Шутка ли: Бахчисарай взял в поход на Русь всё своё мужское население и теперь должен был сохранить хотя бы его побитые остатки, чтобы не поставить свой народ на грань гибели.

Ещё никогда он не паниковал так. Он метался по русской земле как загнанный зверь, пытавшийся выбраться из едва не захлопнувшейся ловушки. Вместе с войском он скакал сотни вёрст, не брезгуя даже лесами, которые так не любил.

Душу его переполняли обида и горечь. Жило там и смятение, ведь он всё ещё не понимал, как он вообще мог проиграть с такой-то многочисленной армией, по праву считавшейся одной из сильнейших в Европе шестнадцатого века.

Отчаяние его было так велико, что он, желая побыть наедине с собой, даже направил остатки своей орды домой, а сам поехал немного другим, более длинным, путём. Уже не честолюбивые мысли, но тревожные думы занимали его голову. Что делать дальше? Как теперь жить, ведь он не знал и не умел почти ничего, кроме набегов?..

Состояние его здоровья тоже оставляло желать лучшего. Он не только был сильно изранен, но и очень устал от всего этого похода.

А ведь начиналось всё так хорошо… И теперь, когда не только его народ, но и он сам уже был готов отправиться в иной мир, он всё ещё не мог поверить в то, что проиграл так позорно. А ведь сам виноват был – надо было придумать что-то новое, так как русские рано или поздно всё равно бы нашли средство против его быстрых лошадей… Но ведь тащить с собой тяжёлую осадную технику было долго, и даже пехота не была и вполовину также быстра, как его любимая конница…

– Вот и поплатился… – Думал Крым, ослабевая всё сильнее. Поняв, что дальше ехать верхом у него не хватит сил, да и самого коня он уже загнал, Бахчисарай едва дотянул до опушки ближайшего леса. Уже остановившись, он глубоко вздохнул и слез с любимого скакуна. Погладил морду, потрепал гриву…

…И спокойно лёг на траву в тени редких берёз у пролеска.

Если ему суждено погибнуть на чужой земле – пусть так. Бахти жалел лишь о том, что он не пал в бою, как доблестный воин. Какая ирония – даже его собственный отец погиб, в какой-то степени, правильнее него самого.

Он смотрел на небо, на верхушки деревьев и думал о родине. Вспоминал дворец, гарем, своё войско в дни былого величия, Константинополь, в котором не раз бывал…

Вечерело. Тягучие летние сумерки сгущались неспешно, погружая Бахчисарая в мысли всё глубже. Теперь он думал о вечном – о том, что олицетворение, в своей сути, мало отличается от людей. Несмотря на их долгую жизнь, все они – всего лишь такие же крупицы перед лицом вечности, как и люди.

Он засыпал готовым не проснуться. И уже в самом конце, перед тем, как его разум провалился в небытие, он позволил себе несколько скупых слёз.

– Я, значит, везде его ищу, а он тут разлёгся. – Разбудил его голос. Крым его явно знал, но прежде, чем окончательно понять, кто к нему обращался, потребовалось несколько секунд на осознание того, что он сам, Бахти, ещё жив. – Ну ничего себе у тебя раны! Крепко они тебя!

– Каффа?.. – С трудом проговорил татарин, силясь поверить в то, что его старый знакомый ему не чудится. От резких слов столь неожиданно появившегося грека тело заныло напоминанием о последнем бое.

– Неужели, узнал! Значит, рассудком ещё не тронулся! – Рассмеялся грек, наблюдая за тем, как Бахчисарай медленно приходил в себя. – Ну что, сам поднимешься, или мне тебе помочь?

С трудом сев, Крым не смотрел на напарника. Он пытался понять, почему ещё не умер.

Неужели… Неужели всё не так плохо, как он думал прежде?..

– Кажется, всё же стоит помочь. – Улыбнулся Каффа, подходя ближе и, небрежно потрепав Бахчисарая по волосам, словно пробуждая его окончательно, подставил ему своё плечо.

– Почему ты… Почему ты здесь? Ты же после Куликова не собирался за Перекоп… – Рассеянно обронил Крым, когда Каффа пытался усадить его в седло своей лошади. Стойкости Бахчисарая хватило только на то, чтобы удержаться в нём до того, как грек сядет сзади.

– Ты что, забыл? Мы же договаривались, что я поеду по твоим следам в любом случае: выиграешь – тогда моя работа точно понадобится, проиграешь – придётся тащить тебя домой. Сейчас второй случай, не находишь?

Усмехнувшись и тряхнув своими непослушными тёмно-каштановыми волосами, Каффа медленно двинул лошадь на юг. За ней на привязи шёл и конь самого Крыма.

Бахчисарай был спасён, а с ним и всё ханство.

Начало мая 1866 года, г. Бахчисарай.

– Вот так я и остался жив. – На губах Симферополя вновь играла улыбка. – Потом он долго выхаживал меня всякими травами и отварами… А ещё вином. – Он обронил смешок. – Но, главное, он переселил мне часть своих людей[5], помогая мне ещё и как олицетворению…

– Что-то он оказался слишком добрым для работорговца… – Я недоверчиво нахмурился. О том, что Каффа за свои деяния после взятия Крыма поплатился переселением в устье Кальмиуса, я тоже слышал.[6]

– Ха-ха, да нет же. Просто его существование в те годы зависело от меня, поэтому я и был нужен ему живым. – Крым вдруг стал серьёзнее. – Но я рад, что он меня спас… Потому что благодаря этому я смог найти своё счастье. Чего, кстати, желаю и тебе.

– Ты так и не ответил, почему ты здесь. – Напомнил я ему заодно.

– Ах, это. Ну, ты же и сам видел, в каком состоянии находится дворец… Ему нужен весьма серьёзный ремонт… Я делаю всё, что могу.

Словно что-то вспомнив или придумав, татарин вдруг поднялся со своего места.

– Пойдём, я тебе кое-что покажу!

Удивившись такому внезапному порыву и заинтересовавшись, я поспешил за ним.

Мы прошли в сад, а точнее, через него – в фонтанный дворик, названный так, очевидно, по какому-то очень красивому и старинному фонтану, расположенному в нём.

– Около века назад его перенесли сюда из дворца. Я привык к нему не здесь, но не буду судить о том, где он смотрится лучше.

– Это тот самый? – Я напряг память. – «Фонтан слёз», вроде бы?

Я вспомнил, как несколько десятилетий назад читал что-то о нём в работах одного известного на всю империю поэта.

– Да. – Послышалось откуда-то сзади, а уже через пару минут Крым вернулся к гранитному изваянию. – Прошу, не обращай внимания на то, что он сломан… Мне и самому очень жаль, но я просто не смогу его починить…

– Он и так красивый… – Я невольно залюбовался растительными и религиозными узорами, вырезанными на камне, коснулся их рукой.

– А ещё, – Крым опустил в верхнюю чашу фонтана два только что сорванных им цветка розы, белую и красную, – он напоминает мне о том, что я говорил тебе перед этим. За свою любовь надо бороться, и твои усилия не пропадут просто так. У меня ведь получилось, значит получится и у тебя.

Я вздохнул. Мне и правда очень хотелось в это верить.

– Что ж, буду надеяться и двигаться к своей цели. Спасибо тебе.

Развернувшись ко мне, Крым в очередной раз улыбнулся – очаровательно, заразительно и даже как-то по-детски наивно. Это был уже не тот прежний Бахчисарай, которого я так мечтал победить когда-то. Это был Симферополь – новый Крым в теле старого, но, без сомнения, он помнил многое из своего прошлого.

Говорить что-то ещё было излишне, хотя очень и очень хотелось. Но я не стал – урока, преподанного мне в тот день, оказалось более чем достаточным для того, чтобы осознать, что нужно что-то менять.

Я знал, что это будет сложно. Я понимал, что, возможно, могу причинить боль и самому Орлу, но, стоя здесь, в логове моего бывшего врага, в самом его сердце, я окончательно обрёл свою новую жизненную цель.

Крым прав: если кого-то любишь, не стоит опускать руки и отступать, а потому я буду бороться.

Буду. И обрету своё белокурое счастье. Когда-нибудь – точно.

Я улыбнулся этой мысли, и горячий и сухой крымский ветер, будто поддерживая моё новое стремление и играя со мной, швырнул мне в лицо охапку лепестков яблонь, расцветших здесь таким же пышным цветом, как и везде. Вот только они не сравнятся с моей антоновкой. Ну совсем никак. И я в этом полностью уверен.

Сноски:

[1] – В 1866 году курский писатель-крымовед Е.Л. Марков впервые посещает Крым, как он сам пишет в начале своих «Очерков Крыма».

[2] – С начала 17 века Воронеж начинает попытки привлечь на сторону Московского царства донских казаков, поставляя им деньги, еду и оружие. Тогда же для перевозки вниз по Дону он начинает строить корабли.

[3] – После строительства Белгородской засечной черты административное и военное управление было перенесено в Белгород, был создан Белгородский разряд, куда вошли Курск, Орёл, Воронеж, Сумы и Харьков.

[4] – С Орловской губернией связаны такие литературные деятели, как И. С. Тургенев, Н. С. Лесков, И. А. Бунин, А. А. Фет, М. М. Пришвин и другие. А публиковались писатели во времена империи изначально в различных журналах.

[5] – Крымские греки делятся на румеев и урумов. Румеи говорят на языке, близком к греческому, а урумы – это некие греко-татары, говорящие на тюркском языке. По сюжету Гардарики именно они и были отданы Каффой Крыму для восполнения его населения и спасения олицетворения после поражения при Молодях. Есть ещё версия, что урумы – это даже не греки, а те самые готы, которые укрылись под именем греков, а потом усвоили тюркский язык.

[6] – В 1778 году, за пять лет до присоединения Крыма к Российской империи, греки полуострова были переселены в устье Кальмиуса, где недавно основанный город Павловск был переименован в Мариуполь. Там Каффа под новым именем живёт и по сей день, и его греки до сих пор являются третьим по величине народом Донецкой области.