Текст книги "Маскарад (СИ)"

Автор книги: QueenOfUnicorns

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Корделия молчала, пока миновала узкие коридорчики и крошечные комнатки, пока спускалась по каменной лестнице в холодный подвал, пока искала ключ от двери, и пока тот дребезжал в замочной скважине.

Я увидела полутёмную, но просторную – пожалуй, самую большую комнату во всём доме – комнату. В центре красовался длинный, обитый бордовым бархатом диван, плохо вписывающийся в мрачное и старое окружение. К левой стене примыкал массивный, грубо сделанный деревянный стол, а к правой – несколько громоздких стеллажей со склянками, бутылочками, бочонками и пузырьками, кое-где виднелись старинные фолианты – наверняка труды по зельеварению и колдовству. Но главным украшением комнаты служили камин и гигантский чугунный котёл, висящий над поленьями. К нему и подошла Корделия. Послышалось потрескивание огня, в котле забулькала вода – Корделия готовилась варить противоядие, я же в это время вытащила из сумки и разложила на столе ингредиенты, а потом присела на диван.

– Я в курсе, что у тебя много вопросов, – сказала Корделия. – Я даже подозреваю, что именно ты хочешь узнать. У нас есть немного времени, но должна предупредить, что для некоторых ответов время ещё не пришло, если ты понимаешь, о чём я.

Я уже привыкла, что везде тайны и недомолвки, но всё равно напряглась. Мне казалось, что вот-вот я узнаю нечто ужасное. Любопытство боролось с волнением. Руки стали влажными – то ли от переживаний, то ли от жара, наполнявшего комнату. Мне стало дурно, и я почувствовала, как пот липкой плёнкой обхватывает спину.

Душно. Невыносимо душно.

– Вам не нужен рецепт? – спросила я и медленно откинулась на спинку дивана, надеясь, что дурнота уйдёт, но ткань была пропитана пылью и мерзким жаром, дышащим в шею.

– Нет. – Корделия усмехнулась. – Я же сама придумала зелье.

Очень хотелось пить, и я сглотнула, чтобы хоть немного смочить горло. Поток мыслей замедлился от слабости, сжавшей в тисках голову.

Есть два варианта: либо это противоядие существовало давно, либо… Значит ли это, что…

– Тебе плохо, моя дорогая? – спокойно спросила Корделия, на секунду обернувшись. – Дыши, Миранда. Глубоко дыши. Ну же, как ты обычно делаешь. Раз-два.

– Здесь нечем дышать. – Я хватала ртом воздух.

– Потерпи немного. Я сделаю всё на раз-два.

– Вы придумали зелье специально для меня?

Кусочки паззла начали складываться вместе, но много я ещё не могла понять. У меня не было ни одного безобидного объяснения тому, что произошло. Виктория, заклятье, зелье, Корделия… Как они связаны? Я ждала ответов, но их не последовало.

– Да. Именно так.

– Я предполагала, что вы имеете отношение к этой истории, что мы не просто так должны были прийти именно к вам. Но я всё равно мало понимаю. Скажите, что с Викторией?

Сердце грозилось вырваться из груди.

– Когда это ты начала переживать за неё? Она говорила, что у вас напряжённые отношения, и ты, должно быть, её ненавидишь.

От котла исходил жар.

Жара. Нестерпимая жара.

– Нет, это совсем не так. Она ведь моя сестра. Кузина. Она написала, что её заставили. Вы подговорили Викторию причинить вред Калебу, а потом принялись за неё саму, так?

Цветок Опаски. Кусочек амброзии. Голос сирены. Серебряная борода. Камень-двоедушник. Слёзы. Ингредиенты исчезали в бездонном котле.

Руки задрожали.

Корделия вновь усмехнулась. Каждая её усмешка звучала всё более издевательски.

– Да, так и есть, – с иронией произнесла она. – Ты меня раскусила, Миранда! Ты такая умная! И зачем мне это надо, по-твоему?

– Я уже ничего не понимаю. Где Виктория?

– Да успокойся ты!

Корделия, не переставая помешивать варево, обернулась.

– Похоже, здесь и вправду душновато. – Наверное, мой вид её всё-таки убедил. – Ты бы что-то делала со своими фобиями и паническими атаками, или как это называется. А то так можно, знаешь ли, и в психушку угодить. Хотя мне это даже нравится. Это добавляет тебе колорита. Романтизация психических расстройств, ну ты понимаешь, да?

– У меня всё нормально, – сказала я недоумённо и пощупала лоб. Тёплый. – Я не больна вообще-то.

– По тебе и видно, – хмыкнула Корделия. – Успокойся, Виктория в порядке. Она получила, что хотела, и сейчас счастлива. Я надеюсь.

– Что это значит?

– У тебя ещё будет шанс узнать все подробности. Я дам тебе письмо. Его специально написала Виктория. У неё там такая эпопея, Толстой бы просто удавился, поэтому я и оставлю часть с объяснениями на неё. Но послушай вот ещё что. Я наблюдала за вами всю дорогу, смотрела через хрустальный шар.

Ведьма говорила абсолютно невозмутимо и размеренно помешивала зелье, ещё и успевая что-то нашёптывать в перерыве между фразами. У меня же на мгновение померкло в глазах. Я не чувствовала тела.

– У меня есть особое предложение к тебе. Я уже давно увлекаюсь тёмной магией, и хотела бы, чтобы увлечение стало чем-то большим. Мне нужна помощница. Ты проявила себя великолепно. Я была поражена тем, сколько в тебе скрывается очарования и силы. С одной стороны – обаятельная влюблённая принцесса, с другой – сильная, жёсткая девушка, которая готова на любые жертвы ради цели. В тебе всё это время умирало… как там правильно? Тёмное «я». Тень.

– Вы перечитали Юнга, – пробормотала я испуганно. В голове заметалась боль.

– Вот об этом я и говорю, моя дорогая, – улыбнулась Корделия, обернувшись. Она смотрела не столько довольно, сколько хищно. – Об этом я и говорю! Такое здоровое чувство юмора!

Корделия отошла от котла, бурление в котором уже начало успокаиваться, приблизилась к стеллажу и начала поспешно осматривать полки.

– А вот и оно!

Она достала из одного из фолиантов большой конверт, протянула мне и вернулась к котлу. Я повертела конверт в руках. Не слишком ли много я узнала всего за несколько минут?

Я понятия не имела, как правильно реагировать и что вообще ей отвечать. Бред. Бессмыслица. Безумие. Чистое безумие. Мне было сложно соображать, и я понимала, что говорит Корделия, смутно. Держу пари, любой на моём месте не поверил бы в происходящее.

Я всё-таки убрала конверт в сумку.

– Да, правильно, почитаешь потом, – сказала Корделия. – У тебя ещё будет время. И для того, чтобы подумать над моим предложением, кстати, тоже. Я почти закончила.

– Подождите, – начала я тихо. – Что значит вообще… Минутку, мне так плохо.

– Отдышись, Миранда, хватит разговоров. То, что тебе нужно знать, я сказала: мне нужна помощница. Если прочитаешь письмо, то узнаешь больше. – Она помолчала и потом добавила: – Особенно о Зои.

– О Зои? Если вы о Лукасе, то я знаю, конечно. Всё открылось во время ритуала. Он нравился ей, но она вроде как пожертвовала им ради меня. Привела специально на смерть.

Корделия медленно обернулась и смерила меня долгим взглядом, а потом ухмыльнулась. Мне показалось, что она была удивлена, даже тронута.

– Нет. Нет, я не об этом. Не думай, что Лукас нравился Зои.

Я подумала, что она не верит в подростковую любовь или что у неё другое представление о чувствах, и решила не отвечать. Мне хотелось только поскорее вернуться к Калебу и покончить с этим кошмаром. Быть помощницей злой ведьмы… Сумасшествие.

Корделия, стуча черпаком о стекло, перелила зелье в бутылочку, приблизилась к дивану и с улыбкой протянула мне. Я смотрела на пузырёк, не испытывая энтузиазма.

– Ты справилась со всеми испытаниями, Миранда, жизнь Калеба у тебя в кармане. В склянке, – неловко, но радостно пошутила Корделия. – Сейчас иди домой и дай ему антидот, ты долго об этом грезила. А потом выбор за тобой. Ты достойна большего, поверь мне.

– Вы знаете, что это похоже на жестокую шутку?

Голова стала тяжёлой. Я на секунду прикрыла глаза. Тело потянуло вниз.

***

…Я бегу. Вижу развилку, заворачиваю направо. Затем – налево. Тупик. Проход сужается. Направо. Вперёд. Я в лабиринте.

Меня сбивает толпа. Я падаю и царапаю ладони. Не успеваю разглядеть лиц. Маски, платья, туфли. Юбки скользят по земле, покрытой тугим слоем крови и цветов.

– Спасайся! Быстрее! Она догоняет! За нами! – Голоса гудят сиреной.

– Кто преследует нас? – Я боязливо оглядываюсь и вижу вдалеке силуэт. Толпа кричит и бушует.

– У Неё пока нет имени.

– Она мешает нам.

– Хватит лишних слов. Скорее! На бал!

– Да, да, нужно спрятаться.

– Она хочет уничтожить нас, – истерично говорит ещё кто-то. Совсем теряюсь в происходящем.

Пытаюсь подняться, но тело не слушается. Спина холодеет – я чувствую на себе чей-то взгляд.

Оборачиваюсь и вижу девушку с запутанными светлыми волосами. Глаза дикие, бешеные. На губах чёрная помада, тушь, кажется, потекла и размазалась по щекам. В руках – нож. Маленькое чёрное платье девушки порвано, ткань помялась и запачкалась в крови. Это я.

– Миранда, – тихо зовёт Она, рассматривая меня. – Идём со мной.

Остальные девушки в страхе скрываются из виду, и пространство вокруг постепенно пустеет.

– Что ты сделаешь? Убьёшь меня? – спрашиваю я.

– Или ты меня. Посмотрим. Давай же. С ними ты будешь несчастна.

– А с тобой?

– Со мной? – Она ухмыляется. – Чуть менее несчастна.

Она рассматривает отражение в ноже, проводит пальцами по лицу и пытается стереть тушь с щёк.

– Всё равно придётся выбрать. Решайся.

***

– Ты совсем разнервничалась, бедняжка. – Смешок Корделии выдернул меня из тумана полусна-полувидения. – Ну же, иди. Тебе надо выйти на воздух.

Корделия, не дожидаясь ответа, щёлкнула замком сумки и положила флакон с противоядием внутрь.

– Пойдём.

Она помогла мне подняться и провела к двери, мягко придерживая за плечи.

– Вы сумасшедшая, – прошептала я.

И снова.

– Сумасшедшая.

И снова.

– Сумасшедшая.

– Может, и так, но это не я трясусь и повторяю одну и ту же фразу, заметь.

– Безумная.

И снова.

– Безумная.

Замок умиротворённо спал, поэтому внутрь я пробралась тихо. Мне хотелось закричать, что я наконец-то дома, зажечь лампы и люстры в комнатах, разбудить отца и сказать ему, что я приехала, со мной ничего не случилось и мы добыли зелье, но сдержалась и решила, что лучше сначала всё-таки пойти к Калебу и проверить действие антидота. Как только я вышла от Корделии и мне стало легче, я думала только о возвращении и о Калебе. Я не могла дождаться момента встречи.

В голову закралась мысль о том, что было бы эффектно заявиться утром во время завтрака в обеденную залу вместе с Калебом и обрадовать родителей. Ещё немного, и всё будет хорошо, как и положено в сказках с счастливым концом. Я на цыпочках поднялась на второй этаж и прошла к комнате для гостей – Зои упоминала, что Калеб находился именно там.

Он лежал на спине, укрытый по грудь тонким белым одеялом, и выглядел совсем невинным. Несчастный мальчик, с которым судьба поступила несправедливо и за которого пришлось бороться. Мой любимый мальчик.

Я бросила сумку на тумбочку и чуть наклонила пузырёк с блестящей грязно-малиновой жидкостью, прислонив его к приоткрытым губам. Сердце бешено стучало.

Когда Калеб задышал, моё дыхание перехватило. Он открыл глаза, его щёки зарумянились. Он на миг прислонил пальцы к вискам, чуть приподнялся и непонимающе посмотрел на меня.

– Калеб? Всё нормально? – спросила я тихо и присела на край кровати, не решаясь коснуться его. Никак не могла поверить, что с ним правда всё хорошо. Он жив. Боже, он жив.

– Голова болит, – сказал он. – Что-то случилось? Мне казалось, что мы танцевали… Гости не потеряли тебя? То есть нас?

Это был неподходящий момент, чтобы погружаться в воспоминания. Я ведь даже не подумала, что придётся объяснять ему. Почему-то рассказа о том, что случилось, в планах у меня не было. Более того, я понятия не имела, как бы тактично всё преподнести. Реальность с её прозаичными деталями снова схватила меня за горло.

И ведь как странно: господи, ну мы живём в Волшебном мире, так? Тогда почему в школе нам ни разу не рассказывали о том, как объяснить человеку, что он был под действием зелья или проклятья? Почему то, как отплясывать на высоких каблуках весь вечер и выглядеть изящной при этом, важнее, чем знать подобные вещи? Или что, только я попадаю в такие нелепые ситуации?

Я вздохнула, подбирая слова.

– Нет, нас никто не потерял. Послушай меня, пожалуйста. На празднике ты упал в обморок. Прошло почти четыре дня, и всё это время ты лежал под заклятием. Нужно было достать зелье, чтобы снять его.

– Меня заколдовали? – переспросил Калеб. – Кто?

– Это сложно объяснить. Пока неизвестно.

На лбу Калеба появилась морщинка. Он взволнованно смотрел на меня.

– И кто достал антидот?

– Я поехала за ингредиентами, – смущённо призналась я. – Вместе с Зои, Джеем и Лукасом. – В горле появился комок. – Знакомым Зои.

Я показала пальцем на пустой пузырёк, оставленный на тумбочке. Калеб долго смотрел на меня, не говоря ни слова.

– Извини, что я так немногословен, – хмуро сказал он. – Расскажешь?

– Я…

– Пожалуйста. Мне кажется, я могу знать.

И я сдалась. Рассказала ему всё, ничего не утаив. Калеб слушал молча, внимательно, лицо его менялось, он то многозначительно хмыкал, то понимающе кивал, то ложился, опираясь на локоть, то садился. Когда я закончила, то уголки его губ вдруг тронула мягкая, смущённая улыбка.

– Ты спасла меня, – сказал Калеб, потянулся ко мне, и я угодила в его крепкие объятия. Я прижалась к груди, обхватив спину, а он гладил мои волосы и чуть ли не плакал. – Моя милая, ты правда меня спасла.

– Да, да, – шептала я вне себя от радости, не веря, что мы наконец-то вместе. Мечты оказались не такими уж и нереальными: я могла теперь провести с Калебом вечность, говорить, танцевать, смотреть ему в глаза, сбегать с приёмов и целоваться в саду, а потом любоваться с ним на луну и звёзды. И больше никогда его не отпускать.

– Я так благодарен тебе, – сказал Калеб и посмотрел мне в глаза. – Я и представить не могу, чем ты пожертвовала ради меня.

– Ты достоин этого. – Я задержала дыхание и выпалила на одном вздохе, смутившись накативших чувств: – Я люблю тебя, Калеб.

Он помолчал, отстранился, разорвав объятие, и внимательно посмотрел в глаза, а затем взял моё лицо в ладони.

– Люди часто говорят эти слова, не подумав, но знаешь, что? Я тебе верю, моё солнце. Нет причин не верить. И я тоже люблю тебя.

Лицо Калеба засветилось от радости. Он смотрел с невероятной любовью, и я ощутила себя истинно счастливой, любимой и влюблённой. Ради этого настоящего момента стоило пережить столько притворства. Ради этих глаз, ради улыбки, ради нежных касаний и сбившегося дыхания.

Калеб поцеловал меня. Всё было как во сне.

Боже…

Кого я обманываю.

Только себя.

– Расскажешь мне? Пожалуйста.

…И я сдалась. Рассказала ему всё, не утаив ни капли. Калеб слушал молча, внимательно. Он то осуждающе хмыкал, то кивал, то смотрел в упор; то ложился, опираясь на локоть, то садился, подложив под спину подушку. Невыносимо было наблюдать, как его лицо меняется. Мне бы хотелось утаить многое, но я не упустила ни одной подробности. Язык не слушался, слова лились сами собой. Я будто потеряла контроль. Жаль, что даже не подумала над тем, чтобы соврать ему. Когда я закончила…

Когда я закончила, то поняла, что ему не понравилось то, что он услышал. Он сдвинул брови, вскинул будто бы надменно голову и сжал челюсти. Калеб начал говорить сам – говорить неприятные вещи, странные. Точнее, не странные, но те, которые я не ожидала услышать. Разговор был долгим и непростым. В какой-то момент мы оба встали и взволнованные заметались по комнате. Он ходил из стороны в сторону, я шла за ним. И вот мы оказались напротив друг друга. Лицо к лицу. Или маска к маске?

– Получается, что я должен быть благодарен вам всем? – говорил он, смотря на меня, словно я была злейшим врагом. Монстром. Чудовищем. – Вы убили фею, Опаску и Лукаса, отобрали у сирены кулон, разрушили чью-то судьбу и повесили это на меня? Так выходит?

Я не ожидала такого напора и пришлось оправдываться. Что ещё оставалось делать?

– Я понимаю, но это не так, Калеб, слышишь меня? – пыталась докричаться до него я. – Я не хотела, чтобы на тебе висел груз, я хотела помочь тебе. Я только и думала, что о том, как бы спасти тебя.

– Мне не нужно такое спасение, – жёстко оборвал меня Калеб, помотав головой. – Лучше бы…

– Что «лучше бы»? Хочешь сказать, что лучше бы ты… что? Погиб? – воскликнула я, ахнув.

– Да. Надо было не рисковать.

– Ты хоть понимаешь, что такое говоришь? – медленно произнесла я. Беспомощность вскипала внутри. – Ты не знаешь ничего о смерти.

– Лучше бы узнал я, чем кто-то из тех, кто пострадал.

Я много слышала о самоотверженности. Всегда казалось, что это нечто возвышенное, нечто, что присуще только тем, кто обладает чистой душой и любящим сердцем. К этому и надо стремиться: человек, готовый пожертвовать собой ради других – герой, не меньше. Но когда я очутилась один на один с Калебом – настоящая, свободная, храбрая —, я осознала, что теперь всё не так. Я подумала, что ничего Калеб не понимает. Ему лишь бы сказать громкое слово, заявить о якобы безупречном воспитании. Он что, правда предполагал, что умирать – просто? Твоя смерть, твоё «благородство» раздавит ещё многих после тебя. Даже обидно, что Калеб уничтожил во мне надежду на величественную в своей чистоте жертву. В его словах звучала напыщенность, а не человеколюбие.

Смог бы он пожертвовать собой ради чужого счастья, как это сделал Лукас? Говорить-то всегда легко. Я вдруг увидела в нём, в человеке, которого я любила и боготворила, трусость. Проблема в том, что от этого любить я Калеба не перестала.

– Это сложно, знаю. Но из-за твоей гибели пострадали бы многие люди, – сказала я, стараясь не потерять самообладание. – Подумай о родителях. Подумай обо мне.

Он на несколько секунд оторопел.

– А ты обо мне?

– Я думала о тебе всё время. Каждый день. Каждую минуту.

– Миранда, ты представляешь, как это – жить с таким грузом? Невыносимо знать, что из-за тебя погибли люди. Ради тебя! Они умерли, а ты теперь обязан жить! Так я должен себя чувствовать?

– Калеб… – Я опустила глаза. – Нет, не представляю.

– О чём ты вообще думала? Я не понимаю. – Он выдержал паузу и с отвращением оглядел меня. – Ты осознаёшь, что ты – убийца, Миранда?

– Да, – согласилась я, не имея сил спорить, и зажмурилась. – Я знаю. Это полностью моя вина, и я этого не хотела. Но я не понимаю, почему ты так говоришь. Мы же не враги, чтобы ты пытался задеть меня.

– Ты пытаешься обвинить меня. Знаешь, что? Я ухожу. Мне нужно время.

Он отстранился, сделав несколько шагов назад, в сторону двери. Я оторопела.

– Постой! Куда ты?

– Я не могу оставаться здесь.

– Ты собрался домой? Но сейчас глубокая ночь. Останься здесь, мы ещё не договорили.

– Нет, я не хочу больше находиться рядом с тобой, – нервно сказал он и вздохнул. – Извини, я чувствую, что должен так поступить.

Мне хотелось плакать и кричать.

– Ты уходишь от меня. Мы расстаёмся?

– Да. – Сердце у меня упало. – То есть… я не знаю. Но я бы ни на что не надеялся на твоём месте. Извини, Миранда. Пойми, мне до мурашек страшно. Я должен уйти.

– Калеб. Я люблю тебя, – только и успела сказать я прежде, чем дверь захлопнулась.

Я ждала, что он обернётся или, начав уходить, остановится, и я услышу приближающиеся шаги. Он вбежит в комнату и скажет, что тоже меня любит.

Но он ушёл.

Он правда ушёл.

Замок замер. Тишина поглотила пространство.

Я застыла посреди комнаты, не веря, что это правда происходит. Села на кровать. Легла на бок и сжалась в комок. Разум превратился в льдину. Я не знала, что делать, мной в ту же секунду овладело отчаяние. И предположить не могла, что счастье ускользнёт так легко.

Было бы намного лучше, если бы я сказала Калебу неправду. Придумала бы, что никто не погиб, а всё было тихо и мирно: спокойно поездили по королевствам, собрали травы в лесах, купили что-то у ведьм и сделали простенькое зелье. Безобидный рецепт, обычная поездка без жестокостей и даже без ссор. Ложь во спасение, только и всего. Притвориться, что ничего не случилось и всё по-прежнему. Я прежняя.

Я много раз говорила себе в пути, что нужно потерпеть ещё немного. Мы вернёмся домой, заживём как раньше.

Кошмар закончится.

Кошмар закончится.

Эти слова я повторяла как мантру, заучивая, убеждая себя, искренне веря, что так и будет.

Кошмар…

Нет.

Ничего не закончится.

Вот что я поняла, когда Калеб ушёл: кошмар только начался. У меня даже не было никакой надежды на то, что разрывающее разочарование уйдёт и станет лучше. Мне было не к кому пойти: Зои нужно было вычеркнуть из жизни.

А вот Джей… На секунду мелькнула мысль связаться с ним, но меня всё ещё беспокоило его состояние у Корделии. Ему было не до меня. Ему бы с собой разобраться, а тут ещё я с какими-то девчачьими проблемами. Напрягать Джея прямо сейчас своими бедами – значит, спугнуть его, оттолкнуть.

Я будто бы вернулась на несколько лет назад, когда Джей якобы передал Зои, что я ничтожество. Когда я чувствовала себя никем. Когда мне было тоскливо и одиноко. Когда я плакала утром, плакала днём, плакала ночью, плакала в любую секунду, когда меня не видели родители и знакомые. Только Зои слышала мои слёзы и постоянно говорила, что не надо так расстраиваться из-за глупого загордившегося мальчишки. Фальшивка.

Воспоминания пробежали перед глазами. Я проглотила слёзы и всхлипы. Я не знала, к кому идти за советом. Знала лишь, что не хочу больше возвращаться к тому состоянию.

Взгляд упал на тумбочку. Лампа с плиссированным абажуром, какие-то книги, маленькое зеркало, пустой стакан, флакон из-под зелья и брошенная впопыхах сумка. Раскрытая. Изнутри выглядывал, маня к себе, белый уголочек конверта. Я успела про него забыть – прошло достаточно времени с того момента, как я ушла от Корделии. То, что происходило там, в подвале, казалось шуткой, галлюцинацией. Корделия говорила невероятные вещи, да и я чувствовала себя… необычно.

Я приподнялась на локте и, медленно потянувшись, достала из сумки конверт, а затем разорвала его край и вынула несколько сложенных вчетверо листов бумаги, на которых теснились ряды размашистых букв. Это вправду был почерк Виктории.

«Здравствуй, Миранда!

Наверное, странно, что я так здороваюсь – получилось почти официально. Я в последнее время много думаю о жизни и о тебе тоже. Мы никогда не были близки, но сейчас я чувствую себя так, будто мы были самими близкими друзьями. Может, если бы мы вправду дружили, то ничего и не произошло. Извини меня за всё.

Первая записка была частью плана, приманкой, а эту пишу от чистого сердца. Я должна попрощаться. Хотя бы с тобой. Дома-то я никому не сказала: с мамой мы опять поссорились.

Но это не просто прощание. Пора рассказать тебе правду…»

То, что я узнала дальше, уничтожило меня.

========== Путь к мечте (письмо Виктории) ==========

Дома становилось всё невыносимее с каждым днём. Пока лето набирало силу, разгораясь жарой, Виктория понимала, что больше так не может. Происходящее во дворце походило на безумие.

Виктория со всех ног влетела в столовую, предвкушая «доброе утро». Обычно в обществе она чувствовала себя львицей, рыскающей в поисках жертвы: хищные взгляды, оскал, чуть что – рычание, нападение на противника из засады. Однако дома эта львица теряла стать и становилась обыкновенной дряхлой кошкой с улицы. Виктория ощущала себя уязвимой, стоило только ей оказаться напротив матери. Хотя та давно не была ею (или вообще никогда?): Виктория воспринимала мать никак иначе, как королеву Кассандру.

Столовую, оформленную в розовых тонах и уставленную белыми мраморными вазами с витиеватыми синими узорами, озаряло, выглядывая из-за тяжёлых белых штор, солнце. Едва Виктория зашла, на неё бросился, скрутив руки, запах лилий, а с портретов, висевших на противоположной стене над пианино, уставились папа, мама (жуткое слово) и младшая сестра Диана. Виктория перевела взгляд – эти же люди безотрывно взирали на неё, сидя за накрытым столом. К еде они ещё не притрагивались.

Виктория могла бы поморщиться от ненавистного запаха – судьба посмеялась над ней, когда позволила родиться в королевстве Лилий, – или же усмехнуться тому, насколько лица с портретов не отличались от настоящих лиц (донельзя серьёзные и важные, только черты Дианы светились простотой и добросердечием), но удержалась. Она проскользнула к столу и учтиво кивнула, пожелав всем доброго утра.

– Ты опять опоздала, – недовольно вздохнула Кассандра.

– Да, я знаю, – опустила глаза Виктория. – Вы могли начать без меня.

У стола засновали служанки и официанты. Захлюпал чай в чашках, забренчали кубики сахара, захрустели круассаны, блестящие от масла.

Кассандра сухо поблагодарила девушку, расставившую на столе пиалы с вареньем – клубничным, малиновым, абрикосовым, розовым, и смерила Викторию взглядом. Снова вздохнула. Ещё более недовольно, удручённо.

– У меня такое ощущение, что ты даже не расчесалась. Ты хотя бы умылась?

– Конечно, – сказала Виктория чинно. Она каждую секунду думала о прямой спине и о локтях, так и норовивших оказаться на столе. – Конечно, ваше величество.

– Что, ещё раз?

Ирония не была фишкой Кассандры.

– Конечно… мама.

– Мы хотели поговорить с тобой.

Виктория знала, что такое «мы»: это значило, что Кассандра будет рвать и метать, отец – смотреть лениво и устало, переводя глаза то на Викторию, то на жену, и поддакивать, а всегда идеальная Диана – сидеть, кивать, терпеливо улыбаться и пить чай под шум.

Более того, Виктория предполагала, о чём пойдёт разговор. Она ждала этой темы с готовностью, настроением а-ля «Ну же, удивите меня!»

– Я слушаю внимательно, мама. – Это слово причиняло невероятную боль.

– Я очень тобой недовольна, Виктория. Ты часто стала пропускать этикет и уроки речи. На танцы ты ходишь вполне исправно, хотя наставница говорит, что ты не блещешь грацией. Она также сказала, что ты нагрубила однокласснице, причём не единожды. Для меня странно видеть такую возмутительную незаинтересованность в собственной личности и судьбе. Осталось несколько месяцев до коронации, а ты совсем отбилась от рук. Нам с отцом (на этих словах отец кивнул) это не нравится.

Виктория приоткрыла рот и тут же его закрыла. По идее, в этот момент пора было начинать оправдываться. Но что она могла сказать Кассандре? Виктория и без того всё знала – и ещё бы она не знала: ей бесконечно надоела закомплексованная наставница по этикету, напичканная стандартными фразочками о женственности, и пафосный наставник по речи, которому было интересно не столько умение Виктории говорить, воздействуя на окружающих, сколько собственные голосовые данные. Про остальное и вспоминать нечего: наставница по танцам вообще никогда не обходилась без придирок и воспоминаний о славных временах, когда она танцевала в каком-то там королевстве, в каком-то там театре с каким-то там смазливым мальчиком, а одноклассница Мэри… Мэри – просто глупая размалёванная девица, которая ожидаемо попала под горячую руку со своими улыбочками и неуместными шуточками. И где тут Виктория провинилась?

– Ну и что ты на меня смотришь? – разочарованно вздохнув, спросила Кассандра.

– Извините, – сказала Виктория, пожав плечами.

– Я другого и не ожидала. У тебя в одно ухо влетело – в другое вылетело. Надеюсь, ты всё же подумаешь над тем, что я говорю.

Виктория была готова выдохнуть с облегчением. Она ожидала другой темы. Ожидания оправдались.

– К тому же, ты никак не можешь выбрать себе жениха, хотя с ним пора бы познакомиться, – продолжила Кассандра.

Как по волшебству, повисла тишина. Все отложили вилки и ложки и воззрились на Викторию. Та лишь не без иронии улыбнулась. Как же банально.

– Исаак, принц Апельсинового королевства, тебе не нравится.

– Ненавижу апельсины.

– Наследник Снежного королевства тоже.

– Ненавижу холод.

– Принц Карамельного королевства…

– Ненавижу батончики в карамельной глазури.

– Герман, принц…

– Ненавижу имя Герман.

Виктория переглянулась с Дианой: та еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Кассандра окинула сестёр свирепым взглядом.

– Я бы хотела, чтобы ты отнеслась к этому серьёзно, Виктория! Хватит капризничать. Тебе не нравится никто.

Это была чистая правда. Виктория никогда даже не ощущала себя влюблённой, хотя предполагала, что умеет любить. Любовью она называла то, что чувствовала к Диане и к морю. Но это была не та любовь, которую от Виктории требовали.

Она знала, что отвертеться не получится, поэтому решила: если выбирать, то хотя бы красивого. Виктория со смехом подумала, что Адриан Фиерсе бы вполне подошёл. Ну а что: безумно привлекательный, такой, что от одного вида девушки с ума сходят. И неважно, что ему… сколько? Около 35 лет? Для вампира он очень молод.

– Я знаю, что должна выйти замуж, хотя это вовсе не моё. Я надеюсь, что он будет похож на мистера Грея из… Ну вы поняли, – вырвалось у Виктории. Она тут же осознала, что сказала, и тихо ойкнула. Кассандра застыла, округлив глаза.

– Откуда же? – медленно произнесла она.

Диана заулыбалась.

– Мама, ну ты что? Конечно же, это герой из…

Виктория готовилась защекотать сестру до смерти.

– … «Алых парусов». Ой, или ты про того, который Дориан?

– Забудь, Ди, – по-доброму усмехнулась Виктория. Её сестра казалась ангелом во плоти. Такая милая, ей-богу. Виктория была неудавшимся пробником идеальной дочери, а вот Диана – полноценной версией. Столь хороша, что её хочется защитить от бед и грязи Волшебного мира.

– Хватит глупых шуток и капризов, – сказала Кассандра, несильно ударив ладонью по столу. Виктория перехватила сочувствующий взгляд отца. – Что вообще значит «выйти замуж – не моё»?

– Поверь мне, мама, никто не готов жениться в восемнадцать. Никто не готов любить в восемнадцать, – сказала Виктория, приподняв правый уголок губ в полуулыбке.

– Ты должна быть готова, понятно? – Кассандра помолчала. – У тебя ведь такие примеры перед глазами: Диана, Миранда… Только посмотри на кузину: прилежная, послушная девочка. Милейшее создание. А как она поёт! И она почти замужем.

«Гениально», – подумала Виктория. – «Они с Калебом ещё и не целовались, наверное, ни разу, а уже почти женаты». Слышать это было, скорее, смешно, чем грустно: Кассандра указывала Виктории на кого-нибудь постоянно, особенное внимание она уделяла тому, как ведут себя кузина и Диана (а вели они себя, естественно, прекрасно). Виктория иногда чувствовала, как внутри зреет буря. Странно бы получилось, не отразись эти замечания на Виктории, причём сыграли они больше отрицательную роль, чем положительную. Виктория оставила Диану: сестра была слишком близка, слишком дорога и слишком невинна, чтобы обижать её. А вот Миранда… Иногда ей просто не везло. Виктория винила себя за то, что, уничтоженная замечаниями Кассандры, быстро становилась придирчивой: выбившийся из причёски волос, облегающее платье, якобы подчёркивающее то, что не нужно, всего один неуверенный взгляд – любая незначительная деталь становилась слабостью Миранды. Виктория ничего не могла с собой поделать. И вправду: что тут сделаешь, если ты просто не такая? Ты не Миранда. И не Диана. Как это изменить?