Текст книги "Книга Натаниэля"

Автор книги: Полумрак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

LI.

– Какая эра?! – поразился Лев.

– Водолея. – сказал Натаниэль. – Эра Водолея. Эра Любви и Покоя.

– Мууу! – сказал Телец.

– И что нам с этой эры? – спросил Стрелец. – Кстати, угости сигареткой.

– Держи. Вам с этой эры… – Натаниэль развернул карту звёздного неба.

– Что это? – спросила Дева. – Пятна какие-то. Что нам переживать из-за каких-то там пятен?

– Мууу! – сказал Телец.

– Я не знаю, что тут что… – сказал Натаниэль, – я в этом вашем шахер-махере не разбираюсь. Кстати, где Водолей?

– Простите. – сказал Водолей и чихнул. – Простите. Тут ужасно сыро, вам не кажется?

– Мууу! – сказал Телец.

– Да подоите его уже кто-нибудь! – взорвался Натаниэль.

– «Его» – не доят. – заметил Овен.

LII.

Господь сверился с Книгой.

– Да произрастёт… – Он сверился ещё раз. – Да произрастит! Да произрастит земля зелень, траву, дерево плодовитое…

Он перелистнул страницу.

– Приносящее по своему роду плод… Это ловко. В котором семя его на земле…

Господь наморщил лоб.

– Дерево плодовитое, приносящее по своему роду плод, в котором семя его на земле. А. Это хорошо.

Он закрыл книгу, заложив её пальцем.

– Ну-с. Начинаем.

Земля оставалась голой.

– Давайте, давайте, вперёд. Не глупим.

Земля оставалась голой.

Господь посмотрел на запястье. Часов там не было. Это Его не успокоило.

– Да произрастит земля зелень, траву и дерево, – сказал Он, – можно пока без семян.

Ничего не произошло.

Он опять открыл Книгу.

– «Покрытосеменные». Что значит «покрытосеменные»? Вплодосеменные. Водоросли?! Какие водоросли?!

Он вздохнул. День предстоял долгий.

LIII.

– Так, – сказал Господь, – никаких признаков хороших манер. Чего и следовало ожидать…

Адам довольно чавкал персиком.

– Во-первых, – сказал Господь, – брось персик. Мясо. Ты должен есть мясо.

– Ты же сказал, – хмыкнул Адам, – всякую траву, сеющую семя. И всякий плод древесный, сеющий семя.

– Мясо здоровая и полезная пища. И потом, кто с утра сожрал весь виноград без косточек? Что ты её держишь двумя пальцами? Ты её уронишь. Держи кулаком. Видишь, теперь грязные пальцы. Вытирай. Не о меня вытирай, о себя. Да, вот так. Что ты жуёшь так часто? Боишься опоздать? Боишься опоздать – кусай большими кусками и глотай не разжёвывая. Ну видишь, подавился. Не жевал бы – не подавился.

LIV.

– Нужно принести жертву, – сказал Ной, почёсываясь, – мы явно должны принести жертву.

– За что?! – воскликнула его жена, почёсываясь. – За всё это?!

– Бать, а бать, – сказал Хам, почёсываясь, – а давай блох в жертву принесём. Будет хорошо…

– Нет, – сказал Ной твёрдо, – в жертву мы принесём по одному кошерному животному и по одной чистой птице.

Сыновья Ноя переглянулись, покрутили пальцами у виска и зачесались ещё энергичнее.

– А теперь я сооружу жертвенник, – сказал он, спрыгивая с трапа и по колено проваливаясь в жидкую грязь, – а вы возьмите тарантулов и выпустите их вон там. – Он махнул рукой в сторону далёкой долины. – А ещё лучше, ещё подальше.

– Может, я их просто придавлю?… – спросил Сим жалобно.

– Не надо, – сказал Ной, вытаскивая из грязи потёртую сандалию, – отнеси и выпусти.

Через два часа он соорудил жертвенник. Там были камни, жёсткие пучки сухой соломы, гниловатые доски, но в основном он состоял из жидкой грязи.

Семья Ноя развела огромный костёр. Сим отвёл Ноя в сторонку, а Хам и Иафет осторожно отвязали жертвенных животных и подменили их на передохший скот, аккуратно перерезав тушам глотки.

Над всей землёй стоял запах сырого белья, сладковатый запах гниения и тяжёлый, как прокисшее молоко, туман. Над Араратом заодно стоял запах несвежего тела Ноя.

И обонял Господь приятное благоухание, и сказал Господь в сердце своём: «Это что, они каждый раз такой смердёж разводить собираются?! Не буду больше проклинать землю за человека…»

LV.

– Что это?! – воскликнул Господь, поморщившись.

– Это карта Луны, – объяснил Натаниэль, помахивая указкой, – американцы высадились тут. Русские – тут.

– Больше похоже на карту сыра, – сказал Господь, – или блинчика. Несвежего.

LVI.

– Так, – сказал Иисус, засучивая рукава, – следите внимательно. Вот шесть хлебов, все видят шесть хлебов? Эй, вот ты, там, видишь шесть хлебов? Я не собираюсь повторять. Кто сказал «четыре»? Так, кто стоит рядом, объясните ему. Все учимся считать! Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Шесть штук. Кому сложно, может считать по пальцам. Эти шесть хлебов… Так, отдай. Эти шесть хлебов я кладу в корзину и закрываю крышкой. Зачем, чтобы их пока было шесть. Так, руки убери! Отойди. Отойди, я тебе сказал. Так, пока этот клептоман не отойдет, я не буду продолжать. Я жду. Спасибо. Итак, шесть хлебов я убрал в эту корзину. Вот шесть копчёных рыбёшек. Пять с половиной, я вижу. Дайте ему там по шее. Пять с половиной рыбёшек я кладу в эту корзину. У меня две очень глубоких корзины, в каждой из которых по шесть вкусных, но очень маленьких булочек и рыбёшек. В рукавах ничего нет. А теперь, уважаемые, образуем очередь. Каждый подходит и получает половину булочки и половину рыбки. Нормально, нормально! Хватит! Так, в очередь! Задние ряды, ровнее! Держи. Вам спасибо. Получай. Приятного аппетита. Тебе. Свободная касса! Держи. Кости на траву не бросаем! Корками не швыряемся! Держи. Всегда пожалуйста. Держи. Осторожнее, чуть не уронила!…

LVII.

– Ну понимаешь, – сказал Натаниэль робко, – это же не совсем правильно, правда?

– Что именно? – спросил Господь.

– То, как Ты с ними разговариваешь. Вот смотри. Ты сказал: «Вот вам заповедь». Почему было не сказать «Заповедь новую дарую вам»? Красиво. Возвышенно. Сразу понятно, что не подзатыльник дал, а что-то важное…

– Красиво и непонятно. – проворчал Господь.

– Ну где непонятно-то? – сказал Сатана. – Вот смотри. «Истинно, истинно говорю вам». Ну лучше же, чем «В натуре», правда?

– Отойди, Враг Рода Людского. – сказал Господь.

LVIII.

– Будешь. – сказал Господь с угрозой.

– Не буду! – сказал Натаниэль.

– Будешь. – сказал Господь спокойно.

– Не буду!! – воскликнул Натаниэль.

– Будешь. – сказал Господь, вкладывая в свой голос всю обреченность Вселенной.

– Не буду! Не буду! – воскликнул Натаниэль.

– Придётся. Ты же их искусил.

– Ничего подобного! – возмутился Натаниэль.

– Ты-ты.

– Нет, не я.

– А кто тогда?!

Натаниэль показал пальцем.

– Не наглей. Ты виноват?

– Виноват. – сказал Натаниэль. – Это моё второе имя. Натаниэль Виноват. Фамилия будет Во Всём. Из местечка Всегда И Заранее.

– Ну вот видишь, – сказал Господь, – значит будешь. Обречён фактически.

– Не собираюсь я! – крикнул Натаниэль. – Это ты глупо придумал, ходить на чреве. Я тебе что, человек-ящерица? Это просто глупо будет выглядеть.

– Надо. Понимаешь, – сказал Господь со вздохом, – есть такое слово – «надо».

– Кому?!

– Тебе.

– Ну хорошо. – сказал Натаниэль. – То есть плохо, конечно. Но ладно. Но только по четвергам.

LIX.

«Моисей не видел Его с лица», писал Моисей, высунув кончик языка от усердия, «потому что Он испускает из глаз разрушительные лучи»…

Подумав, он зачеркнул последнюю строчку и написал «испускает такое сияние, что живому невозможно Его видеть. Моисей видел Его только со спины».

Он снова задумался. Потом написал: «Спина у Него широкая». Потом задумался ещё раз.

Потом снова начал писать.

«широкая, серая и морщини» – зачеркнул – «широкая. И одет он в сияющие белые одежды, через которые просвечива» – зачеркнул – «не просвечивает ро» – зачеркнул – «совершенно не просвечив» – зачеркнул – «И одет он в сияющие белые одежды, которые сияют. Голос у Него добрый, слегка в нос» – зачеркнул и, подумав, замарал так, чтобы не было видно совсем.

LX.

– Привет. – сказал Симеон Столпник…

– Здравствуйте! – сказал приказчик радостно. – Чем могу Вам помочь?

Симеон огляделся.

– Есть прекрасные кожаные плети, – сказал приказчик, сияя, – сносу не будет!

– М-м-м… – протянул Симеон.

– Есть многохвостовые, – подсказал приказчик, – с шариками на концах!

– Не-е, – сказал Симеон, – слишком модно и ново. Мне что-нибудь традиционное. Вервие язвящее. Вериги. Если можно, без розового меха.

– Отличный выбор! – сказал приказчик.

LXI.

– Ну, что я пропустил? – сказал Первый Фарисей, пережёвывая пирожок.

– Да пока ничего, – сказал Второй Книжник, – тот, который слева, говорит всякие гадости. Очень, кстати, изобретательно. Что такое «прободить»?

– Не знаю, – сказал Первый Фарисей, – фу, лук с яйцом…

– Я тебе говорил, – сказал Второй Фарисей, – не ешь их! Надо было из дому пару бутербродов захватить. Тот, который справа, стенает и кается. Не знаю, чего он хочет. Тот, которые посередине, пока молчит.

– Может, попросить солдата потыкать в него чем-нибудь? – сказал Первый Фарисей. – А то неинтересно как-то.

– Ты меня крошками засыпал. – сказал Второй Фарисей.

– Слушайте, вы можете помолчать?! – воскликнул тощий паренёк, стоящий рядом с ними. – Дайте им сосредоточиться!

LXII.

– Ну чего там? – крикнул Господь в открытый люк.

– Я Тебе серьёзно говорю, ничего тут нет. Только большой чугунный вентиль с надписью «Не открывать!». – раздался из люка приглушённый голос Сатаны.

– И чего с ним? – спросил Господь заинтересованно.

Натаниэль высунулся из люка.

– Ты знаешь, на этом свете, я думаю, не очень много есть вещей, которые могут случиться с гигантским куском чугуна, – сказал он, стирая со лба грязь, – и вот с этим конкретным – ничего не случилось.

– А если его покрутить? – спросил Господь.

Натаниэль вздохнул и вылез.

– По-моему я упомянул большую надпись «Не открывать!»? В любом случае, если где-то что-то и сломалось – явно не тут.

– Может быть, он как раз открыт, – предположил Господь, – и его надо закрыть, чтобы всё пришло в норму?

Натаниэль сделал широкий приглашающий жест в сторону люка.

– Не стесняйся испачкаться. – сказал он. – Хотя что там. Когда Ты чего стеснялся…

Господь нахмурился.

– Давай, Нечистый, полезай назад и как следует закрути эту ручку.

– Вентиль, – сказал Натаниэль, – это вентиль. Почему я должен крутить за Тебя вентили? Погоди, дай я сам скажу. Чтобы я был во всём виноват.

– Полезай, – сказал Господь, – и без лишних разговоров.

Сатана снова вздохнул и полез обратно.

– Во-первых, хочу заметить, – раздался оттуда его голос, – он ненамного меньше меня…

– У нас на небесах всё большое! – отозвался Господь довольно.

– Во-вторых, надо сказать, на нём есть две стрелки, с надписями «Закрыть» и «Открыть». И в сторону «Закрыть» он не вращается. – продолжал Натаниэль.

– А ты крути в другую сторону! Если этот вентиль не положено открывать, то логично на нём написать «открывать» вместо «закрывать», чтобы каждый, кто попытается его открыть, затягивал бы его всё туже и туже.

Натаниэль помолчал.

– Да, это вполне в Твоём духе. – сказал он после паузы. – Но в-третьих, как… ага, пошёл… ну скажи, как поломка в канализации могла сделать людей грешниками? Туго как… Я, конечно, не эксперт в вопросах греха… хотя нет, я эксперт… и я не понима… а?

Раздалось журчание.

– А? А-а-а-а-а! ААААААААААААААААААААААААА!

Господь аккуратно закрыл крышку и, отряхнув руки, удалился.

Небеса чуть дрогнули и разверзли хляби небесные. И вместе с водой с них устремилась к земле небольшая чёрная фигурка. За рёвом потоков почти не было слышно яростного «Мамаааааааааааааааа!!!»

LXIII.

– Добро пожаловать, – сказал Господь, – давно ждём.

– Я что, умер?! – воскликнул Мафусаил.

– Совершенно верно, – сказал Господь, – мы уже прямо беспокоиться начали. Не случилось ли там чего.

– Я умер?! – воскликнул Мафусаил.

– Определенно. Добро пожаловать. – сказал Господь.

– Даа! Ураа! – Мафусаил пустился в пляс. – Наконец-то! Расскажи, как это было?

– Ну, по-Моему ты скончался в своей постели. От старости. Окружённый любящими внуками, правнуками, пра-правнуками, пра-пра-пра-правнуками… – сказал Господь.

– Не, – сказал Мафусал с досадой, – не может быть. Я это совершенно не так представлял. Знаешь, скажем – смерть от удара. Или смерть от жажды в пустыне. А знаешь ещё, – сказал он, – говорят, очень легко умереть, когда тебя кусает змея. Ты весь синеешь так и уже через полчаса… Стоило столько жить, чтобы умереть от старости?…

Он замолчал.

– Ладно. Всё равно прекрасно. Чего я только ни делал! Я шлялся по пустыне в поисках змей – меня стали называть святым. Змей там не было. Я пытался схватить удар… ну, как мог. Жена меня любила за это до безумия. Никакого удара. Мой брат заболел оттого, что бегал утром, разгорячился и остыл. И дальше так и остывал. Ты знаешь что? – сказал Мафусаил. – Я думаю, бегать по утрам полезно. Я бегал почти шестьсот лет. Потом перестал, потому что полезно.

Он снова замолчал.

– Знаешь, я много лет прожил. Я много про себя узнал. Куча недостатков. Вот хотя бы эта штука с ногтями… И всё равно. Слишком неуязвимый, мой организм. Скажи, ты специально это сделал? Зачем? Зачем?!

– Ну что ты, – сказал Господь, – конечно не Я. Хочешь покажу – кто виноват?…

LXIV.

Старшая Кухарка упала в обморок.

Метрдотель недовольно сморщился.

– И что нам с ним делать? – спросил он, аккуратно поворачивая блюдо с головой Иоанна Крестителя. – Это просто ужасно.

– Может, просто отнести его им? – робко сказал Старший Лакей. – Они посмотрят чуть-чуть. И уносим.

Метрдотель посмотрел на него долгим, тяжёлым взглядом. Покачал головой.

– Сколько раз, почтенный мой Иефайа, – воскликнул он, – я говорил тебе, что в царском дворце нельзя просто относить! В царском дворце положено подавать!

– Слишком низко отрубили… – сказал задумчиво Шеф-повар. – Не опирается на подбородок. Не будет стоять.

– Рахиль! – крикнул Метрдотель. – Принеси мне кунжутный пирожок…Что? Что вы уставились? Подложим ему под бороду. Будет стоять ровно.

Он вытащил из кармана маленькую расчёску и попытался причесать Иоанна.

– Может, обложить его петрушкой?… – предложил Старший Лакей. – Чтобы поярче выглядело.

LXV.

Натаниэль уселся на краешке брови гигантского медного истукана и открыл бумажный пакет.

– Итак… – промурлыкал он, затыкая за воротник салфетку, – зелёный лук. Хорошо. Зелёный лук – это хорошо… Сыр. Ммм, отлично. Яйца. – он стукнул одним яйцом о медь, очистил его и сунул в рот. – Нафа фыфо ффять фоль… Ммм… Так. Сосиски. Где сосиски?

Он обернулся, взял длинный прут и насадил на него сосиски.

– Молодец ведь, – сказал он удовлетворённо, протягивая прутик к пламени тридцатиметрового костра, разложенного перед лицом истукана, – даром что Навохудоносор. Объединил земли. Идола придумал. Молодец… Костёр такой большой… Праведников сжигает… Приятный тип.

Посмотрев на толпу, собравшуюся на площади, Натаниэль сунул в рот ещё одно яйцо.

– Долго ещё? – спросил Анания, нервно кусая губы. – Мне уже надоело тут так лежать.

– Не знаю, – сказал Азария, – меня ещё ни разу не сжигали. Хотя я один раз о котелок обжёгся…

– По-моему, – сказал задумчиво Мисаил, – это как-то иначе работает. Я имею в виду, когда тебя сжигают в гигантском костре до небес, не полагается лежать и ждать, пока начнёт жечь.

– Ну простите, – возмутился Анания, – что делаю, что не положено. Богу поклоняться не положено, не сгорать не положено…

Вокруг полыхало настоящее море огня.

– А может, это костёр слишком большой? – сказал Азария. – Ну в смысле, чем больше костёр, тем холоднее пламя.

– Я думаю, чем больше костёр, тем больше пламя. – сказал Анания. – Это Господь наш, не иначе.

– Начинается, – вздохнул Мисаил, – мы же с тобой уже говорили. Господь – не старик с бородой. Господь – это Справедливость, это Добро, это Всё То, За Что Стоит Умереть. То, что наши предки назвали Господом.

– Ну и?! – воскликнул Анания, разводя руками. – Где?! Мы уже пятнадцать минут пытаемся это сделать. В смысле умереть за Всё То, За Что. И что? Где?

– Ну мы честно пытались, – сказал Азария, – нас упрекнуть не в чем. Предлагаю помолиться и лежать дальше.

– Привет, ребята, – сказал Господь, – чего скучаем? Душно у вас тут.

– Так не пойдет, – сказал Натаниэль, надувшись, – так не пойдет. Ну что такое?!

Сунув в рот ещё одно яйцо, Натаниэль повернулся к идолу.

– Он мне каждый раз будет выходные портить?! – спросил он у идола. – В кои-то веки выберешься…

LXVI.

– Пап, давай быстрее, а? – сказал Исаак, зубами вытаскивая из ладони занозу.

– А то ведь вы до темноты не вернётесь.

Исаак сидел, скрестив ноги, прямо на жертвеннике, и несчастным не выглядел.

Авраам похлопал себя по карманам. Кремень, огниво, трут, верёвка, на поясе каменный нож.

– А, прости! – сказал Исаак и вытянулся в полный рост.

Авраам дрожащей рукой достал нож и нерешительно замер.

– Ну же, Авраам, – раздался Голос с небес, – Я всё ещё жду.

Авраам сжал нож обеими руками и поднял над головой. Исаак зажмурился и стиснул зубы.

Ничего не произошло.

Исаак понемногу открыл глаза. Потом открыл их широко и уставился на отца.

Тот, не опуская ножа, бормотал себе под нос.

– …и у тебя были такие вот пяточки, и ямочки на попке, а когда мы приучили тебя к горшку, ты с ним не расставался, таскал его везде с собой и сидел на нём, как царь на троне…

Исаак покраснел.

– Пап, по-моему это у меня перед глазами моя жизнь должна пробегать, нет? Не у тебя.

Авраам опустил нож.

– Я не могу.

– Не можешь что? – спросил Исаак.

– Не можешь что? – спросил Голос с небес. – Давай, Авраам, не заставляй меня ждать.

– Я не буду! – крикнул Авраам, бросая нож. – Что я скажу его матери? Что я скажу себе?! Что я скажу кому угодно? Что я убил человека, потому что я боюсь своего Бога?

– Ну да, – сказал Голос, – а чем тебе не нравится твой Бог?

– Мне не нравится, – сказал Авраам, обнимая Исаака за плечи, – что у меня есть Бог, который называет нас своими детьми и при этом требует, чтобы мы убивали своих детей.

– Ну хорошо, – сказал Голос, – можешь пойти и поймать чужого ребёнка. И принести его в жертву своему Богу.

– Ха! – сказал Авраам. – Я на это даже отвечать не буду. Пойдем-ка, сынок.

– Скажи-ка, Авраам, ты понимаешь, – протянул Голос, – что теперь Я могу поразить тебя бедствиями, болезнями, смертью?

– Можешь! – воскликнул Авраам. – Но это и называется «жизнь»! Бедствия сменяют покой, покой сменяет бедствия, болезни крадут здоровье, и в самом конце – смерть. Это и есть жизнь.

– Пап, ну давай, – сказал Исаак, поднимая нож, – ну чего ты? Ну я не против, а Господь ждёт. Ну чего ты? Ну давай, ну зачем тебе проблемы, ну пааааап!

– Довольно! – раздался Голос. – Прекрасно. Наконец-то, ребята. Теперь собирайтесь и отправляйтесь домой.

Авраам и Исаак замерли, уставившись на небеса.

– Что? А. Да, это было испытание. – объянсил Голос. – Не искушение – это не по Моей части. А испытание. Этим Я дал вам обоим ценный урок. И всё такое. Только не спрашивайте – какой.

Сын с отцом молчали.

– Да, если вам, ребятки, так охота, принесите мне в жертву агнца. Агнец в кустах.

«Опять», мрачно подумал запутавшийся в кустах агнец, «Почему всегда я? Почему всегда я, чёрт меня побери? Что за извращённая, больная фантазия с одной извилиной? Блин, я всегда один. Их двое, и они радостно прирежут меня. А я один. Ладно… Как же это там… А.»

– Беее, – мрачно сказал агнец, глядя на подбирающего нож Авраама, – Бее, так его. Бее.

LXVII.

Все, кто был в зале, завороженно следили за Саломеей – Ирод, Иродиада, придворные и гости, лакеи и четыре кошки.

Саломея танцевала сама с собой, а казалось, будто танцует сразу три человека. Её руки прыгали по её телу и ласкали его, сжимали и отпускали, мяли и раскатывали так, что казалось, будто Саломея – кусочек изящной глины или подвижной ртути в двух узких ладошках.

Когда она остановилась, выдохнули не все и не сразу.

– Потрясающе. – сказал Ирод. Ему пришлось скрестить ноги, чтобы не выдать своё волнение. – Потрясающе.

– И?… – подсказала Иродиада.

– Знаешь что, дочка, – сказал Ирод, – проси чего хочешь.

– Чего я хочу? – сказала Саломея невинным чистым голосом.

– Всего, чего хочешь! – воскликнул Ирод. – Что придёт в твою головку.

– Хм, посмотрим. – Саломея вытащила из-за пояса небольшую, сложенную вчетверо бумажку, развернула её. – Ах, да.

Она повязала на лоб тёмно-зеленую ленту.

– Итак, – она чуть-чуть откашлялась и уставилась на бумажку. – Армия Освобождения Палестины требует у тебя, о Ирод…

– Армия чего?! – воскликнул Ирод.

– Освобождения Палестины, о Ирод. – сказала Саломея.

– От чего?! – воскликнул Ирод.

– Что значит «от чего»? Просто освобождения. Ото всего! Свобода не бывает от чего-то. Свобода просто бывает. – объяснила Саломея. – Итак, мы требуем, чтобы ты выпустил из застенков всех политических заключённых. Мы требуем также вывода римских войск с территории Иудеи, организации контроля за состоянием окружающей среды…

– Контроля за чем?!

– Папа, – сказала Саломея, ставя ударение на последней букве, – вы Иордан когда-нибудь видели? Он же чёрный от дерьма этих так называемых «миротворцев». Итак, дальше…

Иродиада поднялась и, взмахнув рукой, грохнулась в обморок.