Текст книги "Книга Натаниэля"

Автор книги: Полумрак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

CXLIV.

Натаниэль протянул руку к палке. Пёс по-пёсьи заворчал…

– Это всё?… – спросил он, укладываясь на песок и бросая палку перед собой.

– Что всё?… – не понял Натаниэль.

– Это было всё?…

Натаниэль подумал.

– Это было самое начало. – объявил он. – А вот дальше как раз было всё.

Пёс шмыгнул.

– Тогда зачем ты это рассказал?…

– Что?

– Зачем ты это рассказал?…

Натаниэль подумал ещё немного, потом уселся рядом с псом и, нашарив брошенные на песок носки, свернул из них тугой комочек.

– Потому что всего сразу не бывает, – сказал он, – вот почему. Если хочешь когда-нибудь закончить, надо когда-нибудь начать.

– А. – сказал Пёс. – А что, ты хочешь закончить?…

– Нет.

– Я знал.

Они помолчали. Подул ветер.

– А видишь?… – сказал внезапно Натаниэль. – Вон там.

Он указал в сторону моря.

– Нет. – ответил Пёс и, подняв голову, посмотрел.

Натаниэль покивал.

– Потому что нужна хорошая погода. В самую ясную погоду отсюда можно увидеть Францию.

– Францию. – сказал Пёс без выражения.

– Именно. – Натаниэль вздохнул. – Францию можно увидеть отсюда. Когда-нибудь…

Он снова замолчал.

Пёс снова поднял голову и посмотрел в сторону Франции.

– Что когда-нибудь?… – спросил он.

– Что?

– Что когда-нибудь?…

– А.

Снова стало тихо.

– Ты пьян?… – спросил наконец Пёс.

– А?

– Ты не очень ясно выражаешься. По-моему, ты пьян.

– А, нет… – Натаниэль снова вздохнул и, откинувшись на локти, стал разглядывать пальцы на своих ногах. – Когда-нибудь погода будет такая ясная, что можно будет увидеть не только Францию.

– А что?…

– А?…

– Что увидеть можно будет?! – крикнул Пёс, вскакивая.

– Что-то ещё. – сказал Натаниэль.

Пёс помолчал, хмыкнул и снова улёгся.

– Так что за адский пёс?… – спросил он. – Почему адский?…

– Потому что так положено. – сказал Натаниэль. – И сверху прихлопнуто. Нужен адский пёс, понимаешь? Дымящаяся плоть, горящие глаза…

– Нету, – сказал Пёс, – не наделила природа-мать.

– Кстати о матери… – Натаниэль поднялся и, подняв очки и прищурившись, принялся смотреть на Францию. – Ты побегай где-нибудь полчасика, хорошо?…

– Где?…

– Что?…

– Где побегать?…

Натаниэль повернул к нему голову.

– Да где хочешь, – сказал он, – где хочешь.

– Здесь хочу. – сказал Пёс, не двигаясь. – Прямо вот тут.

Натаниэль снова посмотрел на море, потом на Пса.

– Ладно, – сказал он, – только молчи, хорошо?…

– А чего там такое-то?… – спросил Пёс.

Он тоже прищурился и посмотрел.

В нескольких сотнях метрах от берега над волнами покачивалась массивная на вид человеческая фигура с развивающейся бородой. Она медленно двигалась в сторону пса и Сатаны.

– Это кто?… – спросил Пёс.

– Это не «кто». – ответил Натаниэль. – Это Кто.

Пёс подхватил палку и побежал в кусты. Вернулся он без неё.

– А чего Он по воде идёт?… – спросил он, встав рядом с Натаниэлем.

– Умеет, вот и идёт. – сказал Натаниэль. – Не очень быстро, зато везде.

– И давно Он идёт?…

Натаниэль прикинул.

– Часа четыре. Ла Манш тут широкий…

Пёс озадаченно посмотрел на Натаниэля.

– А почему не на машине?… Ты же на машине.

– Потому что она тонет. – ответил Натаниэль. – Она же не Он. Тонет.

Пёс потряс головой и снова улёгся.

– Я буду тут, если не понадоблюсь. – сообщил он.

Через несколько минут Господь ступил на берег.

– Уф! – выдохнул Он и сделал несколько резких выпадов. Потом попрыгал на месте.

– Я понял, – сообщил Он наконец, – это всё темная масса. Мы её не видим, а она есть.

Он похлопал себя по животу.

– Видишь?… – похвастался Он. – Скоро будет как стиральная доска!…

Сатана вытащил сигарету.

– Это значит, что белье теперь Ты стираешь?… – осведомился он.

– Это значит, что Я буду в форме. – ответил Господь, падая на песок и отжимаясь.

– В форме гладильной доски, ага, – кивнул Натаниэль, – Ты бы обороты-то сбавил. Чай не мальчик уже.

– Сбавлю, когда захочу, – ответил Господь слегка придушенным голосом. – Если Я Всемогущий, значит Я Всемогущий, тут не может быть двух мнений.

Сатана вздохнул и выпустил стрелку дыма. Она поплыла над берегом, постепенно тая и распадаясь на буквы.

– Так. – Господь вскочил на ноги и снова принялся прыгать, – это мало. Сядешь Мне на спину.

– Что?… – Натаниэль замер.

– На спину Мне сядь! – Господь снова рухнул в упор лёжа. – Быстро.

– Нет, – сказал Натаниэль, – тут Ты ошибаешься, не сяду.

– Быстро.

– Нет!

– Я кому сказал!

– Мне. А я не сяду.

Господь повернул голову и посмотрел на Натаниэля одним глазом.

– Ладно. – вздохнул Натаниэль. – Только помни, что теперь это будет лет сто психоанализа.

Он аккуратно забрался на спину Бога и уселся там по-турецки.

– Ближе к плечам!… – воскликнул Бог.

Натаниэль пересел.

Бог начал отжиматься. Спина под Натаниэлем начала ритмично покачиваться.

– Семь, восемь… – начал считать Бог.

– А сколько всего?…

– Сто пятьдесят!…

– Тогда я успею позвонить…

Натаниэль вытащил из кармана телефон и бумажку и, поглядывая на неё, набрал номер.

Пёс не сводил с них глаз.

CXLV.

– Алло! Алло! Девушка! Как? Понятно. Ирина! Я вот у вас там билеты… Что?… Нет, на сайте вашем заказывал!… А? Что у меня есть?…

Натаниэль растерянно осмотрелся.

– Нет, я не думаю, что у меня есть… Что?… Что значит «распечаточка»?… А!

Он разгладил бумажку большим пальцем.

– Номер двенадцать – семьдесят пять!… Да, я жду.

Он замолчал. Помолчав полминуты, он начал немелодично мычать. Еще через полминуты он повернулся к уху Бога.

– Ты представляешь, у них на холде зе манкис!

– Что у них где?

– Зе манкис на холде!

Господь прекратил отжиматься.

– Еще раз, только медленно.

– Зе манкис. – сказал Сатана, сильно артикулируя, – на холде. Когда они ставят на холд, там зе манкис.

– У кого – «у них»?…

– У тех, кому я звоню.

– А, понятно… – пробормотал Господь и снова начал отжиматься.

Сатана улегся на спину и вытащил сигарету.

– Да! Да, я слушаю. – воскликнул он через несколько секунд -…А на когда есть? Нет, а почему на завтра нет? А почему когда я заказывал, все было?…

Еще некоторое время он напряженно прислушивался к трубке.

– Это на самом деле потрясающе, девушка. Ирина. Нет, я все понимаю. Хорошо. А давайте тогда Моцарта. Могу я на Моцарта заказать?…

Пауза.

– Ну вот и отлично. Где он сегодня играет?…

Пауза.

– Да ладно!

Пауза.

– Кто кого еще разыгрывает, давайте посмотрим! По-моему это вы меня – на два билета на «Кошек» уже разыграли, нет?… В общем, я лучше на Моцарта пойду. Удачи вам.

Он с раздражением нажал «отбой».

– Ну и… – начал он, но не смог закончить.

Господь вскочил и, снова попрыгав на месте, начал наносить удары по воображаемому противнику. Море стало неспокойно.

– Эй! Эй! – воскликнул Сатана приглушенным голосом.

Господь повернулся.

– Сзади!

Господь повернулся снова.

– Совсем сзади! Сзади от тебя!

– Я там уже смотрел! – воскликнул Господь, еще раз поворачиваясь.

Он аккуратно нашарил у Себя за спиной Сатану и вытащил его на Свой свет. Поставил его на песок.

Сатана жалобно выпустил дым и сел на камень.

– Ты такой забывчивый, все-таки… – сказал он.

Господь отдышался и уселся рядом с ним.

– А как там с Адамом дела?… – спросил Натаниэль.

– Бегает кругами и пускает пузыри. – сказал Господь. – Но это мелкие недоделки, с которыми Мы в ближайшее время справимся. А это у тебя кто?…

Пёс тяжело вздохнул.

– На тебя похож, – сказал Господь, – тоже ветер ртом подымает.

Пёс встал и побрёл к воде. Зайдя в море по колено, он остановился и оглянулся.

– И что с билетами?… – продолжил Господь. – Ты, кажется, не смог.

– Я все смог. – сказал Сатана. – Другое дело, что билеты не смогли. Давай лучше сходим на Моцарта.

– Моцарт умер. – сказал Господь. – Как, впрочем, и все. – добавил Он, подумав.

– Тем нам легче.

– Ну ему-то не легче.

Сатана вздохнул.

– О чем Я и говорил…

– А Ты помнишь, что было на первый день Матери?… То есть на прошлый?…

– Помню. – сказал Господь. – Но это был результат стечения обстоятельств.

– Ты всемогущий Демиург! – воскликнул Сатана. – Ты есть Вся Вселенная! Ты и управляешь всеми обстоятельствами!

– Спасибо, что напомнил, а то Я чуть не забыл. И кто бы чем ни управлял, это все равно было стечение обстоятельств! – ответил Господь. – И то, что Я есть Вся Вселенная и всемогущий Демиург, не значит, что у Меня не может быть плохого дня.

– По-моему ясно было, что затея неудачная уже тогда, когда Ты сломал ноготь. Мне, во всяком случае, потому что ноготь был мой.

CXLVI.

– Так вот. – сказала тень отца Гамлета. – Я стал магом. Магом стал и мой брат. Мы стали искушены в черном искусстве, и скоро я с ужасом начал понимать, что брат мой, твой дядя, замыслил нечто злое, когда мои помыслы были обращены лишь к знанию. Я отсек себе руку, чтобы…

– Что? – удивился Гамлет.

– Отсек себе руку, – повторила тень, – мечом. Чтобы зло не завладело мной.

– У тебя две руки. – сказал Гамлет.

Тень примолкла.

– Точно? – спросила она обескураженно через пару минут.

– Можешь сам убедиться.

Труп на каменной скамье шевельнулся, заставляя пламя свечи дрожать.

– Точно, – сказала тень удивленно, – а когда она отросла-то?

– Руки не отрастают, папочка. – сказал Гамлет ласково. – Это билет в один конец.

– В какой конец? – спросила тень.

– В один. – объяснил Гамлет так же ласково.

Тень снова замолчала.

– Ну кому-то же я отсек руку, – сказала она неуверенно, – я же точно помню.

– Ну не себе, – сказал Гамлет, – это наверняка.

Тень еще раз замолчала.

– Ты меня разыгрываешь. – сказала она наконец. – Ты приволок чью-то руку и приделал, пока меня не было.

Гамлет покачал головой.

– Ну что ж, – вздохнула тень, – несделанного не воротишь.

– Сделанного. – поправил Гамлет.

– Несделанного! – воскликнула тень.

– Правильно говорить – сделанного.

– А я сказал – несделанного.

– А правильно – сделанного!

– Ладно, ладно. – тень страдальчески подняла руки, тело отца снова шевельнулось, испустив волну удушающей вони. – Сделанного не воротишь. О чем я говорил?…

Гамлет прикусил нижнюю губу.

– Вообще-то конечно можно и «несделанного»… – сказал он.

– А заткнись ты! – крикнула тень.

Они помолчали.

– Так вот, – продолжила тень, убедившись, что Гамлет не собирается говорить. – я отсек кому-то руку, чтобы зло не завладело мной…

CXLVII.

Розенкранц еще раз посмотрелся в зеркало и снова что-то поправил.

Гильденстерн нервно затрещал костяшками.

– Че ты волнуешься, – заметил Розенкранц, – он в конце концов наш бывший школьный товарищ.

– Школьный, да, – согласился Гильденстерн, – но это за рамками действия. Мало ли, может он нас лупил там.

– Где там?… – Розенкранц засунул ноготь между передними зубами.

– В школе. – Гильденстерн начал барабанить пальцами по коленям. – Это же тоже «школьные товарищи», может он нас в дерьме утопить пытался, но что уж там, кто старое помянет, детство золотое… А за этим, да там, мрачная взаимная ненависть.

Розенкранц принялся укладывать небольшой локон, регулярно облизывая пальцы.

– Даже если и так, – заметил он, – что он тебе сделает-то? Укусит?

– А почему нет? – ответил Гильденстерн. – Это ж Гамлет, тот самый Гамлет, он говорит всем Правду, и поэтому его считают сумасшедшим, почему ему меня не укусить-то?

Розенкранц отошел от зеркала и неспешно уселся, положив руки на колени.

– А ты успокойся, – посоветовал он, – про нас в конце концов тоже кино сняли.

– Постмодернистское же, – сказал жалобно Гильденстерн, – и вообще мы с тобой идиоты идиотами. А дело серьезное, трагедия, идиоты задолго до конца помрут.

– Да, – согласился Розенкранц, – тут не повезло. А что, ты б комедию предпочел?…

Гильденстерн задумался.

– Не, наверное нет, – сказал он, – комедия – дело серьезное, вдруг еще воздастся по заслугам,

Он встал и начал прохаживаться взад-вперед.

– С другой стороны, – вдруг сказал он, – все это становится похожим на фарс, правда?

Розенкранц пожал плечами.

– Тогда еще все может обойтись, – сказал Гильденстерн, – главное ты с ним не спорь, хорошо? Пускай у него монолог будет, ему это нравится. Он монологи любит.

Розенкранц озабоченно поморщился. Дверь распахнулась и мажордом дважды ударил посохом об пол.

– Гамлет, – объявил он торжественно, – ранее известный как Принц Датский.

CXLVIII.

Гамлет, ранее известный как принц, открыл один глаз и посмотрел на стюарда.

– Вставайте, принц! – отчетливо произнес слуга.

Гамлет застонал и подтянул одеяло к подбородку. Из-под другого конца одеяла показались его тощие ноги, и стюард бросился натягивать на них тугие черные чулки.

– Уйди, скотина, – промычал Гамлет, – мне снился такой чудесный сон…

– О чем, Ваше Высочество?… – с готовностью спросил стюард.

– О том, что тебя не существует… Аккуратнее!

Стюард, упершись в спинку кровати Гамлета, дернул чулок так, что кончик носка прорвался и большой палец выглянул наружу.

– Прошу прощения, Ваше Высочество! Сей же час заменю!… – выкрикнул стюард, бросая ногу Гамлета и отступая на шаг.

Гамлет задумчиво пошевелил вылезшим пальцем.

– Не надо, – сказал он, – так оставь.

Гамлет откинул одеяло и остался лежать на спине. Протянув руку к прикроватному столику, он запустил пальцы в небольшую чашу. Содержимое чаши зашуршало под его пальцами.

Он щелкнул и сплюнул, не спуская глаз со стюарда, чистившего его черный колет.

– Вы знаете, милорд, что снаружи черно, как ночь, а внутри бело, как день? – спросил стюард.

– Нет, не знаю.

– Попробуйте угадать, Ваше Высочество.

Гамлет задумался.

– Ножницы? – попробовал он. – Мне в детстве загадывали загадку, и ответ был «ножницы».

– Семечки, Ваше Высочество. Семена подсолнуха.

Гамлет отлепил от губы приставшую шелуху.

– Семечки за гранью добра и зла. – сказал он.

– Но они действительно снаружи черные, а…

– Я не сказал, что ты не прав, – перебил его Гамлет, – я сказал, что они за гранью добра и зла… Что это?!

Стюард посмотрел.

– Ваш колет, Ваше Высочество, – сказал он.

– Я вижу, – сказал Гамлет, – на спине что?…

Стюард посмотрел.

– Ваша монограмма, Ваше Высочество.

– "Г"?! Моя монограмма – "Г"?!…

– Но Вы же…

Гамлет соскочил с постели и вырвал у слуги колет.

– Я же вижу, – сказал он, разглядывая вышивку, – большая серебряная буква "Г". С загогулинками. Это не монограмма.

– Но Вы же…

– Я похож на гэ?… Я это не надену!

– Но это действительно Ваша монограмма, милорд!…

Гамлет повернулся к свету.

– Меня станут называть Г-мэн. – сказал он со вздохом. – У меня что, и фамилии нет?…

Стюард опасливо замолчал.

– Так есть у меня фамилия или нет?… – настаивал Гамлет.

– Вам виднее, Ваше Высочество, – сказал стюард осторожно.

Гамлет подумал.

– Черт побери, – сказал он удивленно, – если так подумать, фамилии у меня действительно нет. А может, лучше было бы «ГАМЛЕТ», большими буквами?…

Стюард пожал плечами.

– Нет, так еще бы хуже было… Голубчик, ну что подумают люди?… – жалобно воскликнул Гамлет. Помолчав, он напялил на себя колет. – А вот и узнаем, что подумают. – ответил он сам себе.

Они немного постояли, глядя друг на друга. Стюард старался придать глазам бессмысленное выражение, Гамлет пальцами утюжил складки длинной ночной рубахи.

– Ладно, – сказал наконец Гамлет, – на чем ты там еще вышил Г?… Я замерз.

CXLIX.

Через четверть часа полностью одетый Гамлет быстрым шагом вошел в зал собраний. В одной руке его была зажата горсть семечек, в другой он за хвост держал полураздавленную крысу.

– Прошу вас, – сказал он, швыряя крысу на длинный стол, за которым сидели королевские советники, – не стесняйтесь. Это крыса. Можете съесть ее, если желаете, у меня она аппетита не вызвала.

Усевшись на королевский трон, он осмотрел советников тщательно надменным взглядом. Советники слегка поежились.

Гамлет пошевелил свободным большим пальцем в башмаке и сложил ладошки домиком.

– Так, – сказал он, – и где папа?…

Советники снова поежились и переглянулись.

– Не тот, не тот, – сказал Гамлет, нетерпеливо щелкая пальцами, – где тот – я знаю. Суррогатный где? Где король?

– Отдыхает, милорд, – ответил кто-то.

Гамлет вздохнул и снова пошевелил пальцем.

– Король отдыхает, а меня будят ранним утром, – сказал он печально, – а ведь я еще так молод…

Советники переглянулись еще раз. Гамлет вытащил носовой платок и, развернув его так, чтобы была видна большая буква "Г", с шумом высморкался.

– Ну хорошо, хорошо, – сказал он, аккуратно раскладывая платок на столе и внимательно глядя на советников, – во-первых, передайте сюда бедное животное. Во-вторых, какие у кого планы на сегодня?

Королевский консул, запинаясь, прочитал коммюнике о беспорядках в городах и траурных мероприятиях. Гамлет слушал, тщательно заворачивая крысу в быстро пропитывающийся красным платок.

– Понятно, – сказал он, – и что? С этим надо что-то делать?

Королевский консул справился с коммюнике.

– Не знаю, Ваше Высочество. – признался он. – Разве что разогнать беспорядки и оплатить мероприятия?…

Гамлет подумал.

– Можно так, – согласился он, – а можно наоборот.

– Наоборот?

– Оплатить беспорядки и разогнать мероприятия, – пояснил Гамлет, – или не оплачивать мероприятия и не разгонять беспорядки.

Все примолкли.

– Ладно, – сказал Гамлет, поднимаясь, – все на травку. Попробуйте и так и этак, как получится хорошо – зафиксируйте.

Он хлопнул в ладоши, рассыпая вокруг себя семечки.

– И разбудите короля! – воскликнул он. – Утро так прекрасно, пусть он тоже насладится им. Не все же только бедному гэ страдать!…

Сказав это, Гамлет, принц земли Датской, еще раз незаметно пошевелил большим пальцем и вышел.

CL.

– Что? – сказала Офелия агрессивно. – Не было там цветов. Я нарвала одуванчиков. Меня никуда не выпускают, к вашему сведению.

Лаэрт сделал шаг назад. Офелия прищурилась.

– Она с ума сошла, – прошептал король на ухо Лаэрту.

– Да, мой фюрер, – таким же драматическим шепотом ответил Лаэрт.

– Точно, – откликнулась раздраженно и громко Офелия, – и как сумасшедшую меня нельзя судить.

– Она сошла с ума после того, как убила отца, – прошептал король.

– Я знаю, мой фюрер, – шепнул в ответ Лаэрт.

– До! – крикнула Офелия. – Это было до этого и толкнуло меня к этому шагу. Я не отвечала за свои действия.

– Бедняжка, она так переживает, – прошептал король.

– Я вижу, мой фюрер, – ответил Лаэрт, осторожно вытирая ухо.

CLI.

– Ну что ты, папа, – сказал Гамлет успокаивающим голосом, – я его сам ненавижу теперь.

– За что?… – поинтересовался отец.

– Как за что?! – воскликнул Гамлет. – Он убил моего отца и женился на моей матери! Этого хотел я, понимаешь, я должен был это сделать!

CLII.

– Куда-куда он идет?! – не поверил своим ушам король.

– На Польшу, мой фюрер. – ответил Вальтиманд мрачно.

– Шутишь. – усомнился король.

– Нет, мой фюрер. – сказал Вальдимант еще мрачнее.

Король вскочил и подбежал к гобелену с картой Европы.

– Че ж всех так в Польшу тянет. Значит, тут Фортинбрас, – ткнул он пальцем, – тут?…

– Тут, мой фюрер, – кивнул Вальдимант.

– А тут мы. – король упер в гобелен второй палец.

– Да, мой фюрер.

Король поискал глазами.

– А это Польша?…

– Бельгия, мой фюрер.

– А где Польша?…

Вальдимант показал.

– Это Польша?… – поразился король. – Ты уверен?…

– Я проверял, мой фюрер.

– Какая большая, однако… Так, мы тут, он тут, Польша тут…

Палец короля описал размашистый крюк.

– Так. – сказал он внезапно уставшим голосом. – И зачем ему проходить через Данию в Польшу?…

Вальдимант пожал плечами.

– Может, ему все равно куда проходить, мой фюрер? – предположил он. – Лишь бы через Данию?…

CLIII.

Гамлет шмыгнул носом и искоса посмотрел на Полония, сидящего в обтянутом красном кресле. Полоний смотрел на него не отрываясь, но с симпатией во взгляде.

Офелия, сидевшая на поручне кресла Гамлета, наваливалась на него все сильнее.

Пауза затянулась.

– Ну, – сказал Гамлет внезапно для себя, – как вообще дела?…

Полоний и Офелия не ответили. Полоний немного поморщился, а Офелия вздрогнула как от бестактности.

Заиграла тихая музыка. За красной занавесью мелькнула тень птицы.

– Здесь всегда играет музыка и поют птицы, – сказал вдруг Полоний, – и все танцуют!

Он вскочил и, нелепо дергаясь, начал пританцовывать.

– Так, хватит, – сказал Гамлет, поднимая руки, – давайте для начала уточним – это сон или не сон?…

Офелия склонилась к уху Гамлета.

– Иногда мои руки… – сообщила она, – откидываются назад!…

Гамлет кивнул.

– Понял, – сказал он, – и все-таки, это сон или не сон?… Потому что я думаю, что сон, но я никогда не думаю во сне, что это сон, понимаешь?…

Офелия придвинулась еще ближе, накрывая Гамлета запахом застоявшейся воды, и начала что-то шептать ему на ухо. Гамлет хихикнул.

CLIV.

Могильщик искоса взглянул на Гамлета.

– Семечки? – сказал он, – У нас в деревне есть парень, который их забрасывает в рот от уровня пояса. Одним движением. Оп так.

Гамлет покрутил семечку между пальцев.

– Я предпочитаю подносить, – сказал он спокойно.

Могильщик пожал плечами.

– Так тоже можно, – великодушно согласился он, – это так называемая старая школа.

Гамлет сплюнул.

– Не понимаю, зачем кидать их в рот с пояса, – сказал он.

Могильщик перестал копать и облокотился на черенок лопаты.

– Потому что это что-то, чего другие не умеют? – спросил он.

Гамлет снова сплюнул.

– В жизни и так много мелких ролей, милорд, – сказал могильщик, – хочется, чтобы они были хотя бы со словами.