Текст книги "Книга Натаниэля"

Автор книги: Полумрак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

CXXXIV.

Страховой агент уселся напротив Сатаны и, потирая ладошками колени, уставился на него.

Сатана продолжал читать.

Страховой агент бросил взгляд на Михаила, сцепил пальцы замком и принялся хрустеть костяшками.

– Эй!… – он с изумлением уставился на отвалившийся палец.

– Никогда больше не издавай этих мерзких звуков. – проворчал Сатана, не отрываясь от книги. – Иначе останешься вовсе без рук.

Страховой агент шмыгнул носом и сунул палец в жилетный карман. Сатана по-прежнему не обращал на него внимание.

– Ну же, ребята, – сказал агент радостно, – ну дайте мне какую-нибудь зацепку. Где это будет?

Сатана заложил книгу пальцем и поднял на агента глаза.

– Мне кажется, на мосту, – предположил агент. – так? Старый мост, проржавевшие опоры, бах, бабах, поезд сходит с рельсов, все летят в реку, кричат, никто не выжил.

Сатана не отрываясь смотрел на него.

– Я знаю, что это не столкновение, – сказал агент, отводя взгляд и обращаясь теперь к Михаилу, – но ведь это может быть размытая насыпь, правда? Рельсы лежали просто на земле, и первый же поезд, ужасная трагедия, так?

Сатана сложил руки на груди и уставился на агента чрезвычайно тяжелым взглядом.

– Или на стрелке? – спросил агент. – Я такое видел один раз, передние колеса пошли в одну сторону, а задние в другую, весь поезд сплющился как гармошка, все случилось мгновенно, никто не спасся, так? Человеческие жертвы неисчислимы, так? Так?

Сатана хмыкнул.

– Ну скажи, ну что это будет? – взволнованно крикнул агент. – Мне не принципиально, но просто хотелось бы знать!…

– Я тебя так давно знаю, – сказал Сатана задумчиво, – и ты всегда был таким же придурком.

Агент пропустил это мимо ушей.

– Заметь, даже наш пернатый друг не возражает, – продолжил Сатана, – а у него бзик насчет меня, людей и того, что я им говорю.

– Да я сам не возражаю, – отмахнулся агент, – я же знаю, что ты не имел в виду того, что сказал.

– Нет, имел. – возразил Сатана.

– Нет, не имел! – сказал агент.

– Имел, Имел. – подтвердил ангел. – И Я С Ним Согласен.

– Заметь, мы с ним говорим о разных вещах, – кивнул Сатана в сторону Михаила, – но тем не менее мы говорим об одном. О тебе. Ему не нравится то, что ты сделал, а мне не нравишься лично ты.

Агент угрюмо отвернулся.

– Я ничего не имею лично против тебя, поверь. – сказал Сатана проникновенно, приложив руку к груди. – А впрочем нет, имею. Ты придурок, и в этом можешь положиться на меня.

– Чем оскорблять меня… – начал агент.

– О, поверь мне, Агасфер, если бы я хотел оскорблять тебя, я бы поступал иначе. Сейчас я хочу тебе просто помочь. В обычной ситуации я бы посоветовал тебе пойти и повеситься, но с тобой это было бы слишком жестоко. Поэтому я могу только посоветовать не донимать меня.

– Иначе что? Случится что-то страшное?

– Иначе я буду повторять, что ты придурок, все то время, что ты мне докучаешь.

Сатана снова взял книгу.

– Как здоровье? – спросил он невинным голосом.

Агасфер издал негромкий рык.

– Ничего не болит? Ничего не беспокоит? – продолжал Сатана. Он поднял глаза, чтобы увидеть багровое лицо Агасфера.

Тот вскочил и собрался выйти из купе.

– Ладно, ладно, сядь, – сказал Сатана примирительно, хватая его за рукав, – и можешь не вырываться, из моих когтей не вырываются. Садись, поговорим.

Агасфер снова уселся.

– Хочешь глоточек?… – спросил Сатана, доставая слегка помятую серебряную фляжку. – Кровь христианских младенцев. Шучу. Коньяк. Лучшее, что делают во Франции – коньяк и массовая резня. Одно придает вкус другому. Ну, рассказывай, какую невинную душу ты на этот раз везешь к верной погибели?

– Графиня Дезире. – сказал Агасфер, сделав большой глоток и утирая рот рукавом.

– Дезире? – удивился Сатана. – Того самого Дезире?

– Не знаю, – пожал плечами Агасфер, – не знаю того самого.

– Не следишь ты за политикой. – вздохнул Сатана.

– Политика! – Агасфер сделал презрительный жест рукой. – Краткосрочные перспективы. Не доставляет ничего, кроме неприятностей.

– Ну да, ну да, – покивал Сатана, – лояльность к решениям режима, все такое…

Агасфер не ответил.

– Так что с Дезире, мой друг?… – спросил Сатана.

Агасфер хмыкнул.

– Она перевозит сверток. Заявленная стоимость – полмиллиона. – сообщил Агасфер, вытаскивая сероватый носовой платок и вытирая им свою слегка нечистую шею.

– Восхитительно! – воскликнул Сатана, забрасывая ногу на ногу. – Полмиллиона нежных бутонов роз? Полмиллиона разбитых сердец? Полмиллиона воздушных поцелуев?

– Фунтов стерлингов, разумеется, – сказал недовольно Агасфер.

– Ты, мой друг, углубляешься в финансовые подробности, – отмахнулся Сатана, – это все ваши страховые штучки. Расскажи мне о ней.

Агасфер пожал плечами.

– Сухая, длинная как жердь, – сказал он, – держится высокомерно, как все из Книги Пэров. По глазам видно, что ей скучно.

– По глазам. – повторил Сатана.

– По глазам, – кивнул Агасфер, – можно подумать, что у нее две радости в жизни – мастурбация и менструация, и она чрезвычайно недовольна, что время и мое присутствие отняли у нее эти радости.

Сатана захохотал.

– Потрясающе, – воскликнул он весело, – это ты сам придумал? Впрочем, я уверен, что она получает удовольствие, выходя в свет. Но все это неважно. Что же заставило тебя оставить ее и прийти докучать нам, о мой проклятый друг? Не говори только мне, что ты действительно хотел знать – где она умрет.

– Представь себе, хотел. – сказал Агасфер. – Она глядела на меня так презрительно, что я наверное впервые за тысячу лет получу какое-то удовольствие.

– Ну, ну, не морозь мой мозг, – сказал Сатана. – Она не может быть настолько плоха.

– Да что она может знать о скуке! – воскликнул Агасфер. – Что она может знать о тысячелетиях однообразия, повторения, непрерывности!…

– Ну ты сам решил стать страховым агентом, – резонно заметил Сатана, – я вот не могу представить профессии скучнее. Наверное только коммивояжер. Ты знаешь, что среди страховых агентов и коммивояжеров процент самоубийц выше, чем среди парикмахеров и таксистов? А ведь парикмахеры очень склонны к депрессии.

CXXXV.

Натаниэль аккуратно взял пухлую руку Наполеона и задумчиво посмотрел на ладонь.

– Ну как, – сказал он, разгибая небольшие ухоженные пальчики, – это ведь не мой выбор, и не Его выбор. Если ты хочешь испытывать мучения – это целиком твое решение.

Наполеон вздохнул.

– Никто не побил Наполеона, кроме Наполеона, – хихикнул Сатана, складывая ладонь Наполеона в кулачок, – Эй, Наполеон, перестань бить себя!

Он дернул рукой и врезал Наполеону по подбородку его собственной рукой.

– Ну вообще еще было Ватерлоо, скажем, – сказал Наполеон, – и Россия… Да и все в итоге…

– Неважно, – сказал Натаниэль, отмахиваясь его рукой, – я просто пошутил.

– Жестокие у тебя шутки, – заметил Наполеон.

Натаниэль начал расстегивать пуговицы на пухлой груди неподвижно лежащего Наполеона.

– Мои шутки, твои шутки… – сказал он рассеяно, – неужели тебе так хочется сейчас разговаривать о шутках? Ты сейчас увидишь свои внутренности.

– А я не знаю, о чем мне сейчас хочется разговаривать, – признался Наполеон, – я еще ни разу не умирал.

– А ты расскажи мне – что ты чувствуешь, – сказал Сатана, – мне всегда интересно, как это – быть мертвым.

– Ну пока ничего, – сказал Наполеон, подумав, – конечно, мне не очень нравится то, что ты делаешь…

– Это не моя ж идея, правда? – ответил Сатана. – Ну может быть мне нравится это. Но я же должен любить свою работу, чтобы делать ее правильно.

– Да никто и не спорит, просто мне не нравится. Ты же просил рассказать, что я чувствую.

– Да я знаю, – вздохнул Натаниэль, копаясь в карманах, – только это же тебе надо, чтобы ты понял, что с тобой происходит.

– А чего тут непонятного? – удивился Наполеон. – Я умер и от меня уже скоро ничего не останется. Я исчезну, а будет только какой-то другой я, где там, кто-то иной, не такой, как я.

– Ну да, ну да, – покивал Натаниэль, – как и каждую секунду жизни. Не отвлекайся. Что ты чувствуешь?

Наполеон задумался.

– Ну, я… – он помедлил, – вообще-то мне довольно холодно.

– Так, – кивнул Натаниэль.

– А это нормально?…

Натаниэль пожал плечами.

– Ну тут вообще-то здорово дует, – сказал он, – я тоже слегка замерз. Ага! Ай! Черт!…

Он вытащил из кармана устрашающего вида скальпель и сунул в рот порезанный палец.

– Еще мне немного жаль, – сказал Наполеон, глядя зачарованным взглядом на лезвие скальпеля, – что все так кончилось.

– Ну, – Натаниэль вытер скальпель о штаны, – зато ты прославил на весь мир Сицилию как родину Наполеона.

– Корсику.

– Неважно.

Он занес руку с сияющей в лучах восходящего солнца металлической точкой.

– Работаем по опыту филиппинских хилеров. – сказал он.

– Я думал, филиппинские хилеры обходятся голыми руками.

– Опыт филиппинских хилеров и показывает, – объяснил Натаниэль, – что голыми руками не обойдешься.

Он приложил скальпель к пухлому животу Наполеона и мягко нажал.

– Добро пожаловать в вечность, – сказал он приветливо, глядя на побледневшее лицо Наполеона, – если мутит, у меня есть лимонные леденцы.

– Лимонные леденцы? – удивился Наполеон.

– Ну да, – сказал Натаниэль, бросая скальпель и вытаскивая из кармана маленький бумажный пакетик, – на целую вечность, правда, не хватит. Можешь взять пару.

– Да нет, не надо, – вздохнул Наполеон.

– Ладно. – Натаниэль снова сунул их в карман.

– А кто такая святая Елена? – спросил Наполеон, глядя в сторону, – давно уже интересуюсь.

– Первый раз слышу. – пожал плечами Натаниэль, – Ага, смотри. Печень сморщенная, вялая, в желчном пузыре камни. Вот тут болело?

– Болело, да, – признался Наполеон, – все время болело. Я вот так руку носил, чтобы погреть.

– И грудь у тебя отрастала, – заметил Сатана.

– Чего отрастало? – удивился Наполеон.

– Грудь. Женская. Признак поражения печени. Ладно…

Он аккуратно накрыл труп императора одеялом и, отойдя в сторону, закурил.

– У всего в итоге очень простой ответ, – заметил он, кивая прислонившемуся к стене Наполеону, – то есть дважды два равно четырем, когда идет дождь, земля становится мокрой, и так далее.

– Ну а дальше-то что?… – спросил Наполеон, разглядывая свои полупрозрачные руки.

– А дальше идет жизнь после жизни. – ответил Сатана. – И поверь мне – она не лучше и не хуже. Она тоже жизнь.

– А куда я попаду теперь?… – спросил исчезающий Наполеон.

– Так, дай подумать… – сказал Сатана, глядя на часы. – Сегодня четверг? Я думаю, к обеду. Рис и рыба. Попроси мне компот оставить. Всего тебе хорошего.

CXXXVI.

– Отче Мой, да минет Меня чаша сия… – сказал Иисус задумчиво.

Он вдохнул полной грудью и на секунду замолчал. Теплый ветерок слегка шевелил Его волосы, ночные звуки наполняли Его слух. Мир слушал вместе с ним.

– Э… Да… – повторил Он. – То есть нет, минует. Да. Чаша сия…

Затянувшись последний раз и бросив окурок на землю, Он закрыл глаза и, широко раскинув руки, стал слушать вместе с миром.

– Вечернее пойло! – ответил Ему веселый голос.

Христос открыл глаза и посмотрел на появившегося за Его спиной Натаниэля.

– Ты. – сказал Он мрачно. – Что у тебя?

Сатана быстрым движением поправил узкие одежды, обтягивающие его пах и, подняв перед собой серебряный поднос, направился к Иисусу.

– Чаша сия! – объявил он. – Точно по расписанию.

– Я же просил… – вздохнул Иисус. – Иногда Я так бессердечен к Себе…

Натаниэль тактично хмыкнул и снял салфетку с чаши сей.

– Что ты туда бросил? – быстро спросил Иисус с подозрением.

– Ничего. – удивился Натаниэль.

– Не надо, – воскликнул Иисус, – ты сейчас вот так рукой дернул, Я видел!

Натаниэль помахал салфеткой.

– Я снял покрышку, – объяснил он, стараясь говорить медленно и спокойно, – она защищала от пыли.

Иисус недоверчиво воззрился на него.

– С чего это ты обо Мне так заботишься?… – сказал Он глухо, беря чашу сию.

Натаниэль вздохнул и переступил с ноги на ногу.

Иисус посмотрел в чашу, потом на Натаниэля.

– Ты туда плюнул. – сказал Он уверенно.

– Нет. – ответил Сатана и вздохнул еще раз.

– Плюнул, плюнул.

– Не плевал.

– Ты плюнул и размешал, чтобы не было видно.

– Нет.

Иисус снова посмотрел на него.

– Потому что если Я узнаю, что ты туда плюнул, а Я узнаю, потому что я Бог…

– Поверь мне, – сказал Сатана, тщательно разделяя слова, – я туда не плевал.

На этот раз Бог, ничего не говоря, смотрел на него почти полминуты.

– Ты выделил «я», – сказал Он наконец, – ты попросил кого-то еще плюнуть туда, чтобы потом сказать, что не плевал туда сам.

– Да не плевал туда никто! – крикнул Сатана, умудряясь вздыхать и кричать одновременно, – ну кто кроме меня мог туда плюнуть?…

– Ага! Значит ты туда все-таки плюнул.

– Да нет же!

– Ну это мог быть Он, – сказал Иисус, подозрительно поднимая глаза к небу. – Это Его юмор…

– Опомнись! – воскликнул Сатана, – Это был Ты Сам, Ты бы знал!…

Они оба замолчали. Прошла еще минута. Иисус пялился в чашу, а Сатана вздыхал все чаще и чаще.

– Я Тебе говорил, что Ты запутаешься, – сказал он наконец мрачно, – но нет, кто меня будет слушать? Пускай Меня будет двое, нет, Меня будет пи, ладно, Меня трое, но это уступка, почему Меня не может быть столько, сколько Я хочу, Я же Бог…

– Если ты туда не плюнул, то ты туда точно… – начал Иисус.

– Нет. – твердо остановил Его Натаниэль и снова переступил. – Я не знаю точно, что Ты Сам Себе там… Сами Себе там придумали, но моих там – полотенце, поднос и посуда. Полотенце и поднос тут, верни мне чашку и я пойду по делам.

Иисус снова уставился на него буравящим взглядом. Сатана снова вздохнул.

– Ладно, можешь оставить Себе, – сказал он быстро, – удачи. Я ушел. Возвращайся поскорее, мы тебя ждем.

Он повернулся и сделал несколько шагов.

– Стой! – сказал Иисус властно. – Назад.

Сатана остановился, вздохнул еще раз и повернулся.

Иисус, не спуская с него глаз, осторожно пригубил содержимое чаши сей.

– Боже, какая гадость!… – воскликнул Он, морщась от отвращения. – Как горько!

– Лайм кончился, – объяснил Сатана и еще раз быстро поправил причиндалы, – льда нет, были только холодная вода и лимонная кислота, вместо сахара – заменитель. Если Тебе это поможет, я рад, что пить это не мне.

Иисус поднял брови.

– Что ты себя все время трогаешь?… – спросил Он. – У тебя чешется там? Что ты стоишь и трогаешь себя у всех на глазах?

Сатана неопределенно покачал головой и опустил глаза.

– Ну понимаешь, – сказал он, немного помявшись, – у меня сегодня свидание тут неподалеку… Я себе… Ну… Ну, прибавил чуть-чуть… Непривычно немного…

Иисус бросил на землю пустую чашу.

– Ах ты похотливый козел! – воскликнул Он, щелкая пальцами.

В Его голосе чувствовалось облегчение.

– Эй!… – воскликнул Натаниэль, хватаясь за промежность.

– Это один из самых торжественных, самых апокрифических, таинственных вечеров в истории всего мира, – продолжал Иисус, закипая от гнева, – а ты, вместо того, чтобы сочувствовать, чтобы думать о деле, работать в команде, ты…

– Однажды Твое любимое издательство выпустит словарь, – пропыхтел Натаниэль, обшаривая себя, – и Ты узнаешь, что значит слово «апокрифический», которое Ты… Ну что ж это… Эй!

Иисус отвернулся и, сложив руки, уставился вдаль.

– Я тебя больше не задерживаю, – сообщил он пустоте. – Можешь идти куда хочешь.

– Да куда я пойду-то теперь! – воскликнул Сатана, вздыхая очень тяжело.

Он опустился на траву, закурил и вздохнул еще один раз.

– Это тебе не сад тысячи вздохов, – процедил Господь через зубы, – а Гефсиманский. Здесь не о бабах думать надо. Скорбеть надо. Сиди и скорби.

CXXXVII.

– E-6 – E-7. – сказал Господь, бросив взгляд на доску поверх очков. – Белый конь взял черного? Я, знаешь ли, все равно набираю вес…

– Ну тут все просто. – сказал Сатана, не поднимая глаз, – Тот кто много есть – полнеет. Не очень сложно, по-моему. Закон Вселенной.

Он развернул доску и, задумчиво сложив руки на груди, откинулся на спинку кресла.

– Эх… – Господь встал, подошел к столу с доской и, опустив на нос очки, внимательно посмотрел на нее. – Чей ход?…

– Твой. – сказал Сатана. – Всегда твой.

– Просто проверяю. – Господь уселся обратно в Свое кресло. – Е-7 – Е-8, пешка превращается в ферзя. Шах королю.

– Мог бы и за черных уже сходить, – сказал Сатана, – хоть разочек.

– Разочек ходил, – ответил Господь, – но это лишнее разнообразие. Совершенно лишнее.

– Вот и в диете то же самое, – откликнулся Сатана, – однообразная пища приводит к удручающе однообразной полноте.

– А вот это неправда, – возмутился Господь, – Я вчера ел эти твои чертовы брокколи. Здоровая пища, клетчатка. Запоры.

– Ты залил их майонезом, – сказал Сатана, – да так, что их и не видно было. И добавил к ним большущий кусок баранины.

– Вот тебе и разнообразие, – сказал Господь, – и тебя лысого Я буду есть одни овощи.

– Ну тогда не жалуйся, что полнеешь, – ответил Сатана.

Господь хмыкнул. Он подошел к большому зеркалу и уставился на Свое отражение.

– И не буду, – сказал Он, – просто Я не хочу превратиться в доброго безобидного пузанчика… Черный ферзь на F-8. Ужасно быть пузатым и безобидным. Кстати, перелом в ходе игры. Ты сейчас проиграешь.

– Есть люди, – заметил Сатана, – которые говорят, что могут есть сколько угодно и не полнеть.

Господь еще раз хмыкнул.

– Интересно, как?…

Сатана пожал плечами.

– Не имею ни малейшего понятия.

Господь, не оборачиваясь, смахнул с доски черного ферзя и передвинул белого E-8 – F-8.

– Мат тебе, черная душа, – сказал Он. – И все-таки это удивительно.

– Что удивительно?… Что кто-то что-то говорит?…

– Удивительно, как мало некоторым людям угодно. Речь идет о здоровом дисбалансе…

– Дисбалансе в чем?…

– Да во всем… Во Мне.

CXXXVIII.

Ромео нерешительно огляделся и перегнулся через прилавок к самому уху аптекаря.

– Мне нужен яд. – прошептал он.

Аптекарь посмотрел на него пристально, слегка прищурившись.

– Знаешь что?… – спросил он наконец, и замолчал.

Ромео подождал. Он смотрел на аптекаря, аптекарь смотрел на него.

– Что? – не выдержал наконец Ромео.

– Я хочу есть. Чертовски хочу есть.

Аптекарь наклонился и исчез под стойкой.

– Ты знаешь, как я хочу есть?… – раздался оттуда его приглушенный голос. – Нет, не отвечай, я сейчас сам отвечу. Очень. Я очень хочу есть. Я хочу есть как человек, который очень хочет есть. Как человек, который, например очень давно не ел, или в этом роде.

Над прилавком появилась его слегка запылившаяся голова.

– Эй, парень, – окликнул он Ромео (в этом не было никакой нужды), – ты знаешь, почему у меня такие впалые щеки? Потому что я жую их изнутри. Вот как я хочу есть.

Он снова исчез. Раздался грохот, что-то стеклянное упало и разбилось.

– Ага!

Аптекарь появился снова. В его руках была тарелка.

– Курочка! – возгласил он. – Прекрасная курица. Хочешь кусочек?…

– Нет! – воскликнул Ромео.

– Она нормальная, нормальная, – успокоил его аптекарь, – я просто не доел ее, потому что не хотел, и я подумал – «послушай, Карл» – а Карл – это я, поэтому я и сказал себе «послушай, Карл», а потом я сказал себе, «послушай, Карл, оставь ее, наверняка позже она тебе снова понравится», и вот – она мне снова нравится. Хочешь кусочек? Только небольшой… Тут и так мало осталось.

– Вы меня, по-моему, не поняли… – сказал Ромео после того, как аптекарь замолчал, – мне нужен яд.

– Понимаю… – Аптекарь снова прищурился и, пристально уставившись на Ромео, покивал. – Яд… Не курица?

– Нет. Яд.

– Понимаю…

Он снова наклонился и, пошарив, достал небольшую бутылочку.

– Вот твой яд.

Ромео взял бутылочку.

– Но тут сказано «слабительное»! – воскликнул он, рассмотрев ярлычок.

– Кто из нас двоих аптекарь?… – спросил аптекарь. – Явно я, потому что я в аптеке, а ты нет. Эй, секунду…

Он снова пристально посмотрел на Ромео.

– Ты тоже в аптеке, – сказал он наконец, – и как я раньше не заметил?… Что это у тебя в руках?…

– Ваше слабительное. – ответил Ромео. – Но мне…

– Спасибо, – аптекарь выхватил бутылочку у Ромео, – спасибо большое, в этих местах так трудно достать хорошее слабительное…

Он посмотрел на бутылочку на свет.

– Эй! – воскликнул он с яростью. – Это не слабительное! Это яд! Ты хотел отравить меня!

Он сунул в рот кусок курицы и начал ожесточенно жевать, не сводя с Ромео возмущенных глаз.

– Да это Ваша бутылочка, – сказал Ромео, делая шаг назад, – я хотел купить у Вас яду…

– Понимаю… – сказал аптекарь, снова прищуривая глаза и пристально глядя на Ромео.

Они помолчали еще немного.

– Так и… – начал Ромео. – Сколько он стоит?…

– А для кого берешь?… – спросил аптекарь.

– Для себя.

– Сто флоринов.

– Сто флоринов?! – воскликнул пораженно Ромео. – Почему так дорого?!

– Ну если ты его выпьешь, деньги тебе больше не понадобятся, – сообщил аптекарь, – а я потеряю клиента. А если ты передумаешь… Разве твоя жизнь не стоит ста флоринов?

– Хорошо, хорошо… – сказал Ромео покорно, вытаскивая кошелек.

– Погоди, парень, – остановил его аптекарь, предостерегающе подняв руку, – зачем тебе принимать яд?…

– Ну, это из-за женщины. – ответил Ромео. – Из-за несчастной любви.

– Понимаю… Понимаю… – снова закивал аптекарь. – У меня такое было в жизни. Меня бросила женщина, которую я любил, и я погрузился в пучину черной тоски и отчаянья. И так далее. И тоже хотел убить себя. Но потом я сказал себе – «послушай, Карл» – я это все время себе говорю – «послушай, Карл» – два раза говорю, а то и больше – «отложи это». Да, так и сказал. «Послушай, Карл, отложи это, подожди немного и, может быть тебе снова закончится жить». И я так и сделал и – смотри – я тут, я живой, и хочу жить, хотя моя женщина ко мне так и не вернулась.

– А когда она бросила Вас?…

– Час назад. – Аптекарь рукавом стер пыль с пузырька и оторвал ярлычок. – А почему отравиться? Отравлять себя так неэкономно. Этот яд такой дорогой. Ты не хотел бы просто повеситься?

Ромео пожал плечами.

– Слишком много возни.

– Утопиться?…

– Нужен водоем.

– Понимаю… Понимаю… Мобильность и независимость… А как насчет зарезать себя?…

– Слишком больно. Я хочу умереть без мучений.

Аптекарь снова прищурился и покивал.

– Понимаю… Понимаю… Ты считаешь, что ты достаточно страдал и при жизни…

Ромео пожал плечами.

– Хотя на самом деле ты просто трус… Ну, в таком случае, этот яд не для тебя. – сказал аптекарь. – У тех, кто его принимает, вылезают глаза от боли, и не просто так вылезают, нет… Через уши.

– Через уши?!

– Да. Через уши. Ну что, будешь брать?…

Ромео пожевал губы.

– А у вас нет яда послабее?

– Нет! – отрезал аптекарь. – У яда бывает только два действия. В конце ты мертв – или в конце ты жив. Яд послабее называется не ядом. Он называется лекарством.

– А нет ничего такого, чтобы просто заснуть и не проснуться?…

Аптекарь задумался.

– Понимаю… Понимаю… Вот.

Он поставил на прилавок еще одну пыльную бутылочку.

– Вот. Человек, который это принимает, засыпает… И все.

– И все? Никаких мучений, боли и глаз в ушах?…

– Нет. Человек засыпает и не просыпается. Ничем его не разбудишь. Иногда он спит до обеда. Иногда, говорят, – аптекарь огляделся и понизил голос, – целые сутки.