Текст книги "Пепельный ангел (СИ)"
Автор книги: полевка
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
А что бы он сам сделал, если вдруг ему в руки попался обидчик дорогого человека?… Ох, нет, только не это, ребят надо срочно остановить, пока они дров не наломали от избытка любви и энтузиазма.
========== Учения для очень специальной группы ==========
Вот недаром Анджея терзали неясные предчувствия. Предчувствия его не обманули!
Пока семейство Динлохов караулило беспокойного Ангела, ребята резвились, как хотели. Для начала двое суровых «санитаров» (Бом и Донг) забрали Оливера из частной клиники и повезли его в спецмашине куда-то за город. По дороге машину сначала расстреляли, потом подорвали и, в итоге, она перевернулась на бок. Дрожащий от ужаса Оливер на негнущихся ногах, скользя и падая, еле-еле смог выбраться из машины. Перед его глазами предстало ужасное зрелище! Водитель (Свен) и двое санитаров были мертвы. От страха забыв, что был одет в больничную пижаму, Оливер побежал, куда глаза глядят. По дороге он потерял больничные тапки, но, не обращая на это внимания, продолжал бежать уже босиком, не разбирая дороги.
Вскоре он услышал, как его догоняет большая машина, из которой выскочили здоровенные громилы. Они схватили его, засунули в багажник и куда-то повезли. Очнулся он в темном подвале, прикованный наручниками к какой-то трубе под потолком, он висел, еле касаясь пальцами ног пола. По полу что-то скользило, время от времени задевая чем-то мягким и пушистым по ступням. Он кричал, но голос тонул в темноте. Никогда Оливер не чувствовал себя таким беспомощным и одиноким, вскоре от страха он потерял сознание.
Когда он очнулся, он увидел, что находится все в той же машине с теми же суровыми санитарами рядом. Они подъехали к психиатрической клинике. Когда Оливера завели в приемное отделение, он будто очнулся, и начал кричать о том, что на машину напали и этих самых санитаров он видел мертвыми, а потом его держали в темном подвале. Слушая его крики, врачи приемного отделения понимающе улыбались и говорили: «Да, наш пациент». Конечно же, ему никто не верил, и своими криками в регистратуре он добился только того, что ему вкололи успокоительного и под руки втащили в палату с прикрученной к полу железной койкой, на которой он благополучно уснул.
Проснулся он опять в темном подвале и на этот раз был крепко привязан к стулу, а темнота была наполнена множеством голосов. Кто-то ходил рядом, задевая его время от времени. Оливер пытался говорить, но его никто не слушал. Он пытался кричать, но его никто не слышал. Он пытался торговаться, обещая за свое освобождение много денег, рассказывая, как богат его отец, но на него никто не обращал внимания. Вокруг был все тот же невнятный гул множества голосов, и опять ощущение полнейшего одиночества и беспомощности. Устав от слез и обещаний, он забылся беспокойным сном.
Проснулся Оливер уже в палате, когда к нему пришли дежурный врач и два санитара (Бим и Бом). Врач присел на прикрученный к полу стул и начал расспрашивать о его самочувствии. Санитары стояли за спиной доктора и синхронно делали пометки в своих блокнотах. Когда Оливер спросил, почему санитаров двое, врач удивленно посмотрел на него и заверил того, что он ошибается и санитар всего один. При этом санитары переглянулись и, синхронно пожав плечами, продолжили что-то строчить в блокнотах. Оливер стал настаивать, что санитаров двое. Врач уверял, что санитар один. Когда санитары подошли к его кровати с обеих сторон, Оливер схватил одного из них за руку, и стал объяснять, что второй стоит рядом и кривляется. Врач, молча, вытащил из кармана шприц и уточнил:
– Так, где, вы говорите, стоит второй?
Оливер испугался, что опять очнется в темном подвале и, отпустив руку санитара, стал уверять, что он ошибся. Врач хмыкнул и вышел из палаты, следом за ним пошли к выходу и санитары, дружно шагая в ногу. Оливер стал себя уговаривать, что это у него в глазах двоится, но тут они в дверях обернулись и, нагло ухмыльнувшись, вдруг обнялись и начали целоваться взасос. Оливер понял, что окончательно сошел с ума.
У ребят была приготовлена большая программа «развлечений для негодяя». На этот раз у них была приготовлена запись детского плача, но, войдя к нему в палату, они увидели, что клиент не спит, как ему полагалось, после снотворного, а находится в глубоком обмороке. Они вызвали врачей, и те подтвердили, что это не сон и даже не обморок, а самая настоящая кома. Доигрались! Развеселую четверку выгнали из палаты, а пациента подключили к приборам жизнеобеспечения и мониторинга. Об ухудшении состояния Оливера было сообщено его родителям и мужу.
Под самое утро Роберт проснулся от ощущения смутной тревоги. Что-то было неправильно. Он прислушался, пытаясь определить, какой именно звук разбудил его… Но было тихо, даже слишком тихо. Роберт понял, что было не так, он не слышал дыхания Анджея. Наверное, опять побежал на кухню перекусывать. Он протянул руку и неожиданно коснулся холодного тела. Роберт, закричав, вскочил с постели и включил свет.
Анджей был жив, но дышал очень тихо, глазные яблоки метались за закрытыми веками, а тело было покрыто холодным липким потом. На крик Роберта прибежали слуги и родители. Все столпились вокруг кровати, сидевший на которой, Роберт прижимал к себе еле живого Анджея и выл, как раненный зверь. Генрих вызвал семейного врача, Мадлен пытался успокоить ревущего во весь голос Робби. Слуги переживали, столпившись в дверях. Все были в панике, не зная, что же делать. Порядок навел Генрих, он рявкнул на слуг, отправив всех по своим местам и распорядившись, кому встречать доктора, кому принести успокоительного для ребенка и Мадлена. Потом отвесил пару пощечин сыну. Роберт успокоился, его взгляд прояснился, и он поблагодарил отца.
Когда приехал доктор, все были собраны и спокойны. Роберт, выпустив, наконец, из рук омегу, дал его осмотреть и проверить пульс. Пока все ожидали вердикта врача, пришло сообщение, что Оливер впал в кому. Врач объяснил, что когда один из истинных умирает, а чувства сильны и взаимны, то второй испытывает те же ощущения, а если связь сильна, то можно ожидать всего, вплоть до смертельного исхода. Врач сказал, что по статистике такие случаи «синхронной смерти» среди истинных, бывают чаще, чем у обычных супругов. Он мог предложить только одно – быть рядом, говорить с ним, чтобы он чувствовал, что он не один.
Роберт отогнул воротник пижамы, на шее краснела метка, будто наливаясь кровью. Роберт, как безумный, стал выкусывать ненавистную метку с кожи любимого.
– Не отдам, ты мой, – в исступлении шептал он окровавленными губами, – ты мой! Зачем я послушался тебя, когда ты не позволил мне пометить тебя? Ты мой, не отдам никому. Мой!
– Твой… – раздался тихий шепот, – твой… а ты мой.
Альфа, всхлипнув от счастья, поцеловал любимые губы, нежно, нежно.
– У тебя губы соленые. Откуда кровь? Ты ранен? – взгляд Анджея стал тверже, – кто тебя ранил?
– Ты! Это ты ранил меня прямо в сердце. Уже давно. Ты такой эгоист, – альфа покрывал легкими поцелуями его лицо, глаза, щеки, нос, лизнул его перепачканные кровью губы. И опять целовал, приговаривая. – Ты со своей местью, со своей ненавистью совсем не думал о нас, обо мне и нашем малыше. Ты такой эгоист, вот как только выздоровеешь, сразу же тебя отшлепаю по попке, чтобы знал, как пугать нас. Смотри, весь дом на уши поднял. Ну, разве так можно, любимый?
Анджей обвел глазами стоящих возле кровати людей. В дверях толпились слуги, кто-то плакал от счастья, что все обошлось, кто-то улыбался. Рыдающий от облегченья Мадлен стоял рядом с кроватью, крепко обнимая Робби. Довольный Генрих, сияющий, как будто заключил самый выгодный в своей жизни контракт. И обожающие, счастливейшие глаза его альфы.
– Я ТЕБЯ ЧУВСТВУЮ, – удивленно сказал Анджей, – ТЫ МОЯ ПАРА, ТЫ МОЙ АЛЬФА! – Слабая рука потянулась к губам Роберта. – Прости меня, прости, что не почувствовал тебя раньше. Ты моя любовь. Моя жизнь. Мой Роберт. Сколько твоей любви, я чувствую… сколько любви.
Рука скользнула по скуле и запуталась в волосах, наклоняя голову ниже, чтоб поцеловать и вымолить прощенье.
Поцелуй был мягким и кротким. Именно так, склоняют голову непокорные и сдаются на милость победителя побежденные любовью и преданностью. Глаза омеги горели любовью и нежностью.
Врач передал Роберту салфетку. В ямке над ключицей собралась целая лужица крови. Роберт промокнул ранку.
– Я не буду просить прощения за эту ранку! Ты сам виноват, надо было разрешить раньше пометить тебя. Ты не представляешь, как это ужасно, каждый раз видеть на теле любимого чужую метку. Почему ты не позволял мне снова пометить тебя?
– Прости, я трус, я боялся, – омега слабо улыбнулся, – я боялся, что твоя метка сойдет, а его так и останется на мне. Прости меня, прости, что боялся.
– Я так хотел поставить тебе красивую метку, где-нибудь высоко на шее, чтобы ее невозможно было прикрыть воротником, чтобы все видели, что у этого красивого омеги есть альфа, чтоб мой запах отпугивал от тебя других ухажеров. А в итоге? – Роберт горько вздохнул, – я съел кусочек любимого тела. Я причинил тебе боль, вон кровь никак не остановится. Я чувствую себя каннибалом.
– Ну, значит… – омега улыбнулся, – теперь мы квиты, у меня внутри есть кусочек тебя, – он погладил живот, – а у тебя есть кусочек меня. Все честно. А метку можешь поставить, где хочешь! Да хоть на лбу! Я буду с гордостью ее носить. И пусть мне все завидуют, у меня самый лучший альфа!
– Ох, – всхлипнул Мадлен, – столько переживаний. Я заслужил хорошую вечеринку. Нет способа лучше поправить расшатанные нервы, чем оторваться в кругу друзей. После такой бурной ночи, мы все заслужили немного пошалить. Шампанского!! Давайте выпьем друзья, мы все это заслужили.
Мадлен потянул всех на кухню. И там, стоя посреди кухни в пижаме, в кругу верных слуг, семьи и друзей, он рассказывал, как счастлив, что все так благополучно закончилось. Ну, почти закончилось, ведь осталась только сущая ерунда – уговорить Анджея на настоящую свадьбу вместо сухой и неинтересной регистрации в префектуре.
========== Разговор ==========
На утро пришли ребята, расстроенные и несчастные. Анджей был искренне удивлен, что они пришли одни без конвоя полиции, но все было тихо и спокойно. Ангел затащил свою команду в библиотеку и там устроил им «разбор полетов».
– Давайте отвлечемся от того, кем был объект в жизни, – со вздохом начал Анджей, – и отнесемся к этому, как к первому самостоятельному заданию. Давайте, обсудим вначале ваш план, а потом вы мне пошагово расскажете об его исполнении. А я вам расскажу, где именно вы накосячили.
– Ну, мой дорогой, не надо с ними так сурово, – в библиотеку просочился Мадлен, – разрешите и мне послушать о произошедших событиях, ведь я тоже чувствую себя некотором образом причастным к ним.
Мадлен сделал такое жалостливое лицо, что Анджей только махнул рукой, соглашаясь. Тот, недолго думая, расположился уютненько в кресле и, сложив руки на коленках, всем своим видом выражал покорность и смирение. Но стоило только ребятам рассказать, что они собирались сделать, как он очень энергично подскочил в кресле, и стал бегать по комнате, очень эмоционально потирая руки и бубня что-то себе под нос. Ребята уже не смотрели на командира, они заинтересованно наблюдали за эмоциональным омегой.
Когда дошла очередь до описания произошедших событий, Мадлен развернулся в кресле и уставился на ребят, внимательно слушая их. Те же, видя такую поддержку, приободрились и стали рассказывать все в подробностях, показывая в лицах, как все происходило. Анджей присел тихонько в стороне, он понимал, что ребята что-то недоговаривают, что-то приукрашивают, и их рассказ звучал совсем, как байки в баре «под пиво». Это все было, как театр для одного зрителя, зато, какого благодарного зрителя! Мадлен хмурился в тяжелых моментах, то беззаботно смеялся, потирая руки, то злорадно хихикал, когда близнецы в лицах показали ему, как все происходило.
– Вы, как Эринии, богини мщения за жестокость и несправедливость. Жаль, что он так быстро улизнул от справедливой кары. Вот ведь негодяй – даже здесь не мог не нашкодить… – Мадлен эмоционально стукнул кулачком по подлокотнику кресла.
– Мадлен, я, вообще-то, собирался отругать ребят, они несколько увлеклись, у них была другая задача, – начал Анджей, сверкнув глазами в сторону притихших ребят, – они должны были перевезти Оливера в менее комфортные условия, и не подпускать к нему посторонних, время от времени предлагая ему подписать документы на развод. Потеря привычного комфорта и удобств была сама по себе стрессом для него. Его было достаточно положить в общую палату, чтобы вокруг него были другие люди, которые время от времени чихали, пукали или кашляли. От подобного он бы сам взвыл и подписал все необходимые документы, лишь бы вернутся к привычному комфорту. Он бы потребовал оплатить его лечение, ну, может еще нервы потрепал немного, но я бы получил развод. А теперь он в коме, и что теперь делать?
– Ну, вот об этом как раз переживать и не стоит. Он в психиатрической клинике, и неважно в коме или нет. Врачи подтвердят, что у твоего мужа было расстройство психики еще задолго до вашей свадьбы. Ему и жениться-то нельзя было по этой причине, но его родители скрыли этот факт, а твоим было все равно. Поскольку Оливер продолжал принимать наркотики, то его душевная болезнь прогрессировала. Вспомни, Анджей, все странности его поведения, его необъяснимую агрессивность и жестокость по отношению к тебе. А теперь к этому добавилась суицидальная склонность на фоне наркотической зависимости. Любой суд признает ваш брак недействительным и разведет вас раньше, чем ты скажешь «Аллилуйя». Да тебе даже в суд идти не придется, все сделают адвокаты, так что не переживай о пустяках. Давай лучше поговорим о помолвке и свадьбе.
– Свадьба? – Донг счастливо заулыбался, а у ребят загорелись глаза как у хищников, – свадьба это хорошо, свадьба это весело! Ты ведь не зажмешь мальчишник для друзей, да? Ты только представь – пьяные танцы на барной стойке, голые стриптизеры, – и тут взгляд Донга упал на Мадлена, выразительно глядевшего на него. – Ну, это… типа того, традиция… ну, ты понял короче, – Мадлен с суровым видом поджал губы и попытался спалить взглядом Донга до угольков.
– Никакой свадьбы не будет, – решительно заявил Анджей, – Я уже говорил с Робертом.
Мадлен недовольно поджал губы. Увидев недовольное лицо Мадлена, Ангел продолжил:
– Нам шумиха не нужна. Просто распишемся и все. Ну, о какой свадьбе может идти речь? Я к тому времени буду разведенным, беременным омегой. Вы что, предлагаете белый фрак с фалдами и флердоранж на голову? Мадлен, ну не будьте ребенком, это же будет, по меньшей мере, нелепо, – Мадлен надулся, как обиженный ребенок, – ну же, подумайте сами! Омегу к алтарю должен вести старший альфа из рода, вы что, действительно считаете, что мой отец пойдет на это? Да никогда и ни за что! Я для родителей умер. А идти к алтарю одному при живых родителях, это равнозначно объявлению, что родители против этого брака. Конечно, глупости, я понимаю, но все же…
Мадлен поерзал в кресле и, сложив пальцы домиком, задумался. У Анджея ожил коммуникатор. Прочитав сообщение, он сурово оглядел притихших ребят.
– Меня вызывают в штаб. Я думаю, что по поводу вашего представления, – Ангел вздохнул, – мне сейчас устроят и танцы, и стриптиз. Интересно, меня разжалуют в рядовые или отделаюсь гауптвахтой? – Видя, как у ребят вытянулись лица, ободряюще им улыбнулся и продолжил. – Ой, да ладно вам, что в первый раз что ли? А вы что думали? Это вам не дальние рубежи, здесь все под контролем.
Мадлен побледнел. Увидев это, Ангел подошел и обнял его, ободряюще улыбаясь.
– Ну, что вы? Гауптвахта не тюрьма. Посплю на казенной койке, всего делов-то. Я свяжусь с Робертом, когда станет ясно, на сколько дней меня определят на гауптвахту. Не грустите. Робби все сами объясните, ладно? Мне пора, – он погрозил напоследок пальцем притихшим несчастным ребятам и вышел.
*
Вечером Анджей появился дома, как ни в чем не бывало. На все попытки Мадлена выяснить, что произошло, только улыбался и уходил в другую комнату. Мадлен шел за ним следом, и все повторялось: вопрос, улыбка, уход в другую комнату. Мадлен в сердцах плюнул с досады, вот ведь скрытный. Ну, ничего! Он подождет. Все равно сын расскажет или слуги донесут, в таком большом доме ушей более чем достаточно.
Мадлен приказал принести в малую гостиную любимый чай с бергамотом и свежую выпечку. На запах любимого альфы (вы же помните, что Роберт пахнет, как черный чай с бергамотом?) пришел Ангел. Получив в ответ на молчаливую просьбу чашку с чаем, омега погрузился в свои мысли, а Мадлен – в свои. Ну, как уговорить упрямца на «правильную» свадьбу? Папа Мадлен грезил об этом торжестве уже лет десять. А тут вдруг такой жесткий отказ. Нет, он этого так просто не оставит. Но закатывать обычную истерику он не станет, с Анджеем такой номер не пройдет. Надо придумать что-нибудь похитрее. Тут очень кстати, пришел Роберт и омега под предлогом разговора пошел следом за ним.
Роберт собирался переодеться к ужину, но был атакован любимым. Анджей набросился на него, как голодный на кусок хлеба, неистово целуя любимый рот, вылизывая изнутри ровные зубы, посасывая язык. Такой желанный, такой ненасытный! Руки тормошили узел галстука. И кто только придумал эту удавку? Альфа, смеясь, накрывает дрожащие руки. Галстук летит в одну сторону, а рубашка в другую.
– Так соскучился? – Роберт улыбается в приоткрытый рот омеги, который тянется к нему жадно и нетерпеливо как птенчик, – я тоже по тебе скучал.
Альфа прихватывает резинку на волосах омеги и стягивает вниз, пропуская волосы между пальцами, лаская основание шеи.
– Так скучал, – Роберт, тянет за волосы вниз, заставляя открыться нежную шею. Губы скользят по скуле до ушка, и ниже по беззащитной шее до свежей ранки на ключице. Язык осторожно касается запекшейся корочки, осторожно обводя контур.
– Больно? – любимые глаза смотрят с грустью и волнением в затуманенные глаза омеги. Ему нравится смотреть, как в его руках плавится от желания этот сильный и гордый омега. Его омега. Как от его прикосновений, его ласки омега выгибается и прижимается, как котенок, прося еще. Еще немного погладить вот здесь, за ушком, и можно услышать, как он мурлычет от наслаждения.
Роберт осторожно разворачивает Анджея спиной. Руки быстро расстегивают и снимают рубашку с омеги, кисти рук застревают в манжетах и она свисает впереди, как наручники. Пока Анджей, тихо ругаясь, воюет с манжетами, Роберт быстро стягивает через голову майку, добавляя хаоса в одежду. Услышав треск отрываемой пуговицы, альфа тихо смеется, не только его рубашкам страдать. Руки скользят по обнаженной коже, ощущая, как поджимается от холода маленький сосок и напрягаются мышцы пресса. Пальцы находят ямку пупка и тихо ложатся на еще плоский живот. Ангел замирает. Он закрывает глаза и откидывает голову на плечо своего альфы, прислушиваясь к его тяжелому дыханию, обжигающему кожу желанием. Он чувствует его желание и посылает ему в ответ свое чувство покоя и умиротворения. Такое странное для него чувство, такое горькое и сладкое, что хочется плакать.
– Ты мне так и не ответил, – Роберт выравнивает дыхание, когда омега выныривает из его рук и начинает раздеваться. Роб хватается за собственный ремень, чтоб успеть раздеться первым, – так ты скучал по мне? – не унимается альфа.
– Хочется поговорить? – Анджей толкает Роберта на кровать и садится сверху на его живот, игнорируя стоящий колом член альфы, – давай поговорим, – Омега уселся поудобнее, так чтобы член касался ложбинки между ягодицами, – меня сегодня вызывали в штаб, – Ангел перехватил руки Роберта, удерживая их на одном месте, и призывая ко вниманию.
– То, задание с которого нас отозвали, в связи с моей беременностью… Там уже погибло две группы, штабные посылают третью, – увидев, как нахмурился Роберт, омега торопливо продолжил, – мы ничего не будем делать, мы будем на орбите. Штаб просит простой консультации на месте. Там неоднозначная ситуация и штабные переругались между собой, а ребята в группе неопытные, они не смогут трезво оценить обстановку. Мы нужны там только как наблюдатели. Составим для новичков подробный план, а работать они будут сами.
Роберт нахмурился и поджал губы, не соглашаясь. Анджей склонился над ним, кротко целуя, вымаливая разрешение.
– Ну, Роберт, пожалуйста, уступи мне. Пойми, если не вмешаться, то погибнет много народу. И ребят жалко, их честнее будет просто расстрелять возле казармы, чем отдавать на растерзание обезумевшей толпе. От нас требуется только объективно оценить ситуацию и составить план действия. Работать будут новички, ну же подумай… Ты уступишь мне, а я выполню любое твое желание. ЛЮБОЕ! – Ангел призывно потерся попкой о член альфы.
– Пусть согласится на настоящую свадьбу, – Мадлен, резко распахнув дверь, влетел в комнату, – обмен должен быть равнозначным!
Глаза Мадлена сверкали праведным гневом, Роберт резко сел и, зашипев, попытался прикрыть углом покрывала попу любимого и свой стояк.
– Ой, можно подумать, я что-то новое увижу, – отмахнулся от сына Мадлен.
Анджей тоже спокойно прореагировал на появление свекра. Он спокойно рассматривал его, наклонив голову набок. Мадлен подошел ближе и, направив палец в лицо омеги, продолжил:
– Ты хочешь, чтобы тебя отпустили на настоящую войну? Тогда и свадьба будет настоящей!
Анджей перевел глаза на Роберта, ожидая его решения. Тот, удостоверившись, что тылы прикрыты, перевел взгляд на обоих омег. Один был похож на маленькую собачку, которая собирается отстаивать свое право на крупную косточку до победы, а второй, на ласкового котенка с умоляющим взглядом. Ну, вот как, спрашивается, с ними воевать?
– Делайте, что хотите, – согласился альфа, – только, папа, обещай, что свадьба будет без фанатизма! Скромная церемония только для родных и САМЫХ БЛИЗКИХ друзей. А ты, – он посмотрел на Ангела, – в свою очередь, пообещай, что будешь на орбите, и если что-то пойдет не так, то не полезешь в пекло, а будешь спасать себя и нашего ребенка. Ну, же обещайте оба. Я жду.
– Ой, я тебя умоляю, – Мадлен счастливо рассмеялся, – ОБЕЩАЮ. Только члены семьи и только самые близкие друзья. Помолвку объявим завтра, а потом лети, наш ангелочек, куда хочешь. Ладно, вы здесь пока порезвитесь, – свёкр поиграл бровками, сделал невинную мордочку и, развернувшись у двери, добавил, – а я, так и быть, задержу ужин на полчаса, чтоб вы успели… – и, хихикая, выскочил в коридор.
– ОБЕЩАЮ! – Ангел с любовью смотрел на альфу, – я в первую очередь буду думать о нашем ребенке. А ты оказывается папочкин сынок…
– Вот сам станешь папочкой, я посмотрю, как твой сын попробует ослушаться тебя, – улыбнулся Роберт.
========== Утро помолвки ==========
Во всех выпусках утренних новостей главной темой была помолвка Роберта Динлоха. Ангел злился, стискивал зубы и сжимал кулаки, а толку-то? После просмотра новостных лент в голове всплывала коронная фраза одного известного ведущего: «А новостей на сегодня больше нет!» Хоть и переключаешь каналы, а появляется ощущение дежавю, словно, смотришь один и тот же бесконечный сериал. Везде крутили их фото, и одиночные и парные, в основном, фотографии и видео были с Бала Дебютантов. Особенно телевизионщикам полюбился их вальс на открытии бала. Как они скользят в танце по залу, а фалды серебристого фрака Анджея кружатся вокруг них, сверкая и переливаясь, как крылья у стрекозы. Вот, камера наезжает на них, показывая крупным планом счастливые, влюбленные лица, и глаза, с восторгом глядящие друг на друга.
Все семейство собралось за завтраком. Генрих и Роберт, как обычно, обсуждали работу. Робби поливал, точнее, заливал шоколадным топпингом овсяную кашу. Мадлен шушукался с Берти, делая пометки в блокноте.
– Нет в этом мире ничего интереснее, чем чужая жизнь, – Мадлен довольно улыбался, – ну, кого, будут интересовать экономические или политические проблемы? Или социальные, скажем, та же детская преступность, когда можно посплетничать о других людях, об их удачах, а особенно о неудачах, м? Сегодня на завтрак у всех такая интересная тема! Конечно, позже будет и политический кризис, и демонстрации, а сейчас все говорят только об одном.
– Мадлен, мне кажется, вы поторопились! Я все еще замужем, а вы дали в прессу неверную информацию, – Анджей кипел от гнева.
Услышав в голосе столько негодования, Мадлен поднял брови, а альфы вдруг замолчали.
– Ах, это! – Мадлен небрежно взмахнул рукой, – не переживай понапрасну, душа моя, твой брак будет расторгнут сегодня после трех часов дня, как только судья вернется с обеда. У них так заведено – до обеда расписывают, после обеда разводят. Адвокаты уже подали все документы.
– То есть, сегодня до трех часов я замужем, а после трех часов помолвлен? Это же абсурд, неужели нельзя было сделать все по порядку и не так стремительно?
– Анджей, не о том ты переживаешь. Вернее, о том, о чем не следовало переживать, это все такие мелочи! В чем ты сегодня появишься на вечеринке в честь помолвки – вот это проблема! Мы с Берти уже голову сломали. За полдня найти что-либо стоящее… Нет, без чуда здесь не обойтись.
Расстроенный Мадлен, тяжело вздыхая, опять уткнулся в блокнот. Альфы понимающе переглянулись и заулыбались. Робби, подумав немного, налил немного топпинга еще и в молоко.
– О какой вечеринке идет речь? У меня работа, я после завтрака улетаю.
– Даже не думай улизнуть, – глаза Мадлена вдруг опасно сверкнули, да и сам он стал как будто выше ростом, – я еще вчера обзвонил всю родню. Люди отложили свои дела и поменяли планы ради того, чтоб сегодня вечером прийти и поздравить вас с Робертом. Объявление в газетах, это для посторонних, а для родни помолвка будет объявлена сегодня вечером. И ты, КОНЕЧНО, БУДЕШЬ на этой дружеской вечеринке.
– Анджей, не нервничай, – Роберт подошел и попытался поцеловать рассерженного жениха, – вечеринка начнется в шесть вечера. Мы не будем затягивать с объявлением, и уже в восемь ты будешь свободен. Подумаешь, двенадцать часов задержки.
Ангел увернулся от объятий. Черт возьми, все эти условности! Их кораблик был всего лишь переделанным каперским судном, и у него не было маршевых двигателей, и поэтому он мог передвигаться только на небольшие расстояния, от одной планеты к другой. Для того, чтобы доставить до места назначения, их будет ожидать в назначенном квадрате линейный крейсер. Он примет их на борт и отвезет на место. А как, скажите на милость, объяснить военным причину опоздания на двенадцать часов? Неожиданной помолвкой или может, токсикозом? Ужас! Надо придумать вескую причину, чтобы задержка была оправданной хотя бы в глазах штабных умников, а заодно продумать план, и с новыми ребятами встретиться. Анджей попрощался и пошел к двери.
– Чтобы был дома не позже пяти часов, – голос Мадлена был непривычно сух и холоден.
Анджей хлопнул дверью.
*
Следующие восемь часов не прошли даром. Анджей, обладая большей информацией, чем, когда они летели в первый раз, смог более тщательно подготовится к операции. Он полностью изменил свой первоначальный план и теперь с предвкушением ожидал начало ИГРЫ. К каждой операции он готовился со всевозможной тщательностью. Прежде чем спуститься на планету, Ангел скрупулёзно изучал о ней всю информацию, до которой мог дотянуться: кто открыл, какие полезные ископаемые были найдены, какая корпорация занималась терраформированием.
Отдельным вопросом стояло население планеты. Общая картинка складывалась из множества факторов, среди которых были количество населения и качественный состав, а именно, соотношения «умников» и «работяг». Особое внимание Анджей всегда уделял вероисповедованию населения. По сути своей, Анджей все также оставался тихим ученым-ботаником, и всегда предпочитал закулисные игры вместо требуемой штабом лобовой атаки.
Когда их вернули с задания, Анджей не мог заставить себя не думать о возможных вариантах решения поставленной задачи. И вот однажды, сидя у информационного терминала, он наткнулся на журнал исследовательской экспедиции, которая и открыла эту планету. Пара строк, написанных так, про между прочим, давно умершим человеком, о существовании которого все уже забыли, могла изменить судьбу всей планеты. Только необходимо было провести небольшую разведку, чтобы подтвердить или опровергнуть одну идею.
Анджей порой чувствовал себя в роли Макиавелли, ведь решение сложных задач порой было на поверхности. Воистину, если хочешь что-нибудь спрятать, положи это под носом, на виду и это никто не увидит и не найдет! Все было настолько просто, что в голове не укладывалось, как до этого не додумались другие. В такие моменты хотелось отвесить пару оплеух и политикам, пекущимся только о собственном имидже, и дельцам, заботящемся только о прибыли и рентабельности, а отдельных пинков под зад заслуживали штабные умники, не видящие ничего дальше собственных погон.
Анджей встретился с новой командой и в очередной раз удивился. Неужели они были когда-то такими же? С горящими глазами, безрассудными, как камикадзе, нацеленные во чтобы то ни стало решить поставленную задачу, фанатично преданные идее умереть во имя и во благо, и прочее бла-бла-бла. Ну, тогда понятно, почему такая большая смертность у «портняжек»… Ангелу было грустно от таких мыслей, это как осознание ребенка, что и папа не все может и иногда лжет, и отец отнюдь не самый сильный и храбрый мужчина на земле.
*
В полпятого Ангел переступил порог дома Динлохов. Дом встретил его сдержанной паникой перед экстренной вечеринкой. Слуги старались ходить спокойно, но время от времени срывались на бег. На первом этаже были распахнуты обычно закрытые двери. Анджей вошел и огляделся. Слева находилась танцевальная зала, там, на сцене музыканты что-то репетировали, а справа находилась большая гостиная. Анджей ни разу в ней не был. Посередине стоял большой стол, но пока на нем стояли только цветы и приборы. Над большим незажжённым камином висел парный портрет Генриха и Мадлена. Картине было уже лет примерно двадцать. Мадлен совсем не изменился, все тоже молодое лицо с подкупающе наивным выражением глаз. А вот Генрих был более…стройным. Нет, Генрих и сейчас имел статную фигуру, но сейчас он выглядел, как старый лев, матерый и неторопливый, а вот, раньше он был хищником, готовым к бою. Художнику удалось поймать воинственное выражение глаз. Анджей задержался, вглядываясь в картину. Все же отец и сын были очень похожи, и в то же время не похожи. У Роберта совсем не было агрессии в характере, он был не бойцом, а скорее ВОЖАКОМ. С ним не хотелось драться, выясняя, кто главнее и сильнее, ему хотелось повиноваться, за ним хотелось следовать. Он излучал уверенность и спокойствие.
