Текст книги "Яблоня"

Автор книги: Philo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Минерва Макгонагалл судорожно закашлялась.

Дамблдор подмигнул ей.

– Все ясно, Добби. Спасибо за помощь.

– Добби вернется к Гарри Поттеру, – сообщил эльф и, поклонившись, исчез.

– Альбус, вы знали… – захихикала Минерва.

– Да! И нечего тут изображать стыдливость, – улыбнулся Дамблдор.

– Ужасно неловко, поступая на работу в школу, обнаруживать, сколько информации доступно служебному персоналу, – покраснела Минерва.

Альбус расхохотался.

– Похоже, Гарри тут ни при чем, а мистер Уизли повздорил с мисс Грейнджер. Если я правильно понял, одного из них утешает мистер Лонгботтом. Беспокоиться не о чем, Минерва, но я хотел бы знать, вернутся ли они в башню до отбоя.

– Проверим комнату Лонгботтома, раз уж мы здесь? – спросила Минерва. – У Уизли вы ведь уже побывали?

– Да. Там пусто, не считая чудовищного количества хлама. Пойдемте.

Предложение было дельным. Дамблдор удивился силе защитных чар, но сломал их и вошел внутрь. Он тотчас понял, что здесь колдовал могущественный маг. Впрочем, в комнате царила тишина, растения пышно раскинули свои листья, постель была аккуратно заправлена.

– Кресла нет, – удивилась Макгонагалл.

Дамблдор щелкнул пальцами, и в комнате появился домовой эльф.

– Минти, не могла бы ты пригласить сюда мисс Падму Патил, и поскорее?

– Да, господин директор, немедленно!

Несколько минут спустя на пороге появилась Падма – маленькая третьекурсница провела ее по лестнице.

– Господин директор! Профессор Макгонагалл! Вы хотели меня видеть?

– Мисс Патил, спасибо, что пришли так быстро. Кажется, совсем недавно вы открыли у себя доселе неизведанные таланты?

Покраснев, Падма кивнула.

– Не подскажете, что за чары применялись недавно в этой спальне?

Девушка вошла в комнату и потянула носом. Раскрыв было рот, она тут же захлопнула его.

– Итак? – произнес Дамблдор.

– Это похоже на… но разве такое возможно?.. На…

– Ну, не тяните! – нетерпеливо воскликнула Макгонагалл.

– Это напоминает…

– Аппарацию, – к неуверенному голоску Падмы присоединился мужской тенор.

Невилл стоял у двери.

– Добрый вечер всем, и простите, – промолвил он. – Кажется, мы заставили вас беспокоиться. Извините! Мы с Гермионой не успели испросить письменного разрешения отлучиться.

– Вы аппарировали из этой комнаты? – стараясь не перейти на визг, переспросила Макгонагалл. Визжать деканам не подобало.

– Да, я очень виноват, – покаялся Невилл. – Нужно обязательно проверить чары защиты. Впрочем, назад они нас не пустили, а ведь это самое главное.

В жизни всегда бывает так: ребенок, которого ты учил, становится взрослым. Сейчас происходило именно это. Впрочем, мистер Лонгботтом по-прежнему оставался студентом.

– С мисс Грейнджер все в порядке?

– Бывало и лучше, – уклончиво отозвался Невилл.

– Насколько я понял, у нее размолвка с мистером Уизли, – добавил Дамблдор.

Не зная, что именно он пропустил, Невилл просто ответил:

– Да, сэр.

– Это не повод, чтобы без спроса покидать школу, – заметила профессор Макгонагалл. – Завтра вы оба явитесь ко мне на отработку.

– Да, мэм, – спокойно кивнул Невилл.

Профессор Макгонагалл заторопилась наружу; Падма последовала за ней. Девушка робко улыбнулась Невиллу, тот ответил тем же. Дамблдор замыкал шествие.

У двери директор обернулся к Невиллу:

– Заглядывали в спасительную гавань, мистер Лонгботтом?

– Да, сэр, – ответил юноша.

Видно было, что Дамблдор умирает от любопытства и сдерживается с огромным трудом. Невилл рассмеялся:

– В Австралию, сэр.

– А-а, да… сейчас там тепло…

Невилл ухмыльнулся.

Вернувшись в кабинет, Альбус налил себе стаканчик портвейна. Огневиски – это хорошо, но иногда директору хотелось чего-нибудь помягче, выдержаннее.

Он был почти рад, что у мистера Уизли и мисс Грейнджер произошла обычная ссора: приключения ребят зачастую изобиловали опасностями, и в будущем их количество грозило лишь увеличиться. Теперешний разлад в отношениях либо сблизит молодых людей, либо отдалит еще больше, но директор знал, что капризы любви отлично помогают формировать характер. Боль – прекрасная замеска для внутренней силы, а любовь – точнее, потеря таковой, – по крайней мере, не влечет за собой телесных повреждений.

Двойник горгульи, сторожащей дверь внизу, сообщил директору, что в кабинет поднимается Северус Снейп.

Дамблдор достал еще один стакан.

Постучав, Северус переступил порог.

– Могу я поговорить с вами, господин директор? – бесцветным тоном спросил Снейп.

– Конечно, Северус. Хочешь стаканчик портвейна?

– Нет, спасибо. Я лишь зашел уведомить вас, что не остаюсь в замке на рождественские каникулы.

– Вот как? Проводишь их с Алексом? – весело поинтересовался Дамблдор.

Северус покидал замок впервые за долгие годы.

– Нет, господин директор, я не собираюсь проводить Рождество с Гарри Поттером, – холодно отчеканил Снейп.

– Вот как…

– Именно. Всего наилучшего, – зельевар повернулся к двери.

– Присядь, пожалуйста, Северус, – попросил, вставая, Дамблдор.

Снейп ответил ему презрительным взглядом.

– Желаете обсудить со мной школьные проблемы, сэр?

– Я хотел поговорить о твоих отношениях с Гарри…

– Нет. Личную жизнь я с вами обсуждать не намерен.

– Северус! Я знаю, что ты сердишься, но подумай, как тяжело ему было признаться…

– Вас дезинформировали. Я узнал правду случайно – во время недоразумения на уроке зелий.

– Боже мой! Но Гарри действительно собирался все тебе рассказать. Он не мог сделать этого, не освободив твою магию из-под власти Волдеморта.

– Как это удобно. Увы, боюсь, ваши заверения теперь немного стоят. Если все-таки хотите продолжить разговор, скажу следующее: я полагал, что дружба в нашем случае подразумевает доверие, но теперь вижу, как ошибался. Не стану более отрывать вас от забот.

– Северус! Чего ты от меня ждал?

– Ждал? Я ждал, что вы не позволите преподавателю вступить в половую связь с учеником! И ведь я прямо заявил о том, какого рода была эта связь! – пронзительно выкрикнул Снейп.

– А я прямо заявил, что не одобряю ее. Помнишь, я сказал, что ничем хорошим это не кончится? Ты ответил, что достаточно зрел, чтобы принимать подобные решения самостоятельно, – напомнил Альбус.

– Я не знал тогда, кто он!

– Ты был в курсе, что Алекс под личиной. Он сам сообщил тебе об этом.

– Как я мог заподозрить, что он окажется Гарри чертовым Поттером?!

Дамблдор опустился в кресло. Северус, дрожа от ярости, мерил шагами кабинет. Что ж, по крайней мере, зельевара удалось разговорить.

– Ты утверждал, что пророчишь будущее вашим отношениям, – ровно заметил Дамблдор.

– Будущее? Ему семнадцать! Я не насилую детей!

– А Гарри Поттер – не ребенок. Неужели тебе хоть раз показалось, что ты проводишь время с ребенком?

Северус молча отвернулся. Подойдя к огню, он облокотился на каминную полку и пнул выпавшее полено носком ботинка.

– Вы знали, что я его не выношу, – прошептал зельевар. – Как вы, должно быть, смеялись!

– Нет! Хоть в этом меня не обвиняй! Я негодовал, что Гарри обрек меня на эту роль немого арбитра, и считал теперешние обстоятельства неминуемыми с той самой минуты, когда узнал о его альтер эго! Тем не менее он оказался прав. Я не принимал в расчет твое счастье…

– Мое счастье! – фыркнул Снейп.

– …твое право на романтические связи, – исправился Дамблдор. – И, Северус, вдвоем вы сверкали! Прежде я никогда – никогда! – не видел тебя таким. Должен ли я был запретить тебе все это? Что бы ты мне ответил?

– Поблагодарил бы за то, что вы уберегли меня от глупостей, коими являются отношения с Поттером!

Дамблдор промолчал.

– Он ученик, Альбус! – в отчаянии повторил Снейп. – Как вы могли?

– Ты его ученик в равной мере. Я считаю вас обоих преподавателями. Отношения между коллегами здесь не запрещены.

– О, ради бога! Глупейшее оправдание из всех, которые я когда-либо слышал!

– Тогда подумай вот о чем, мальчик мой, – строго возразил Дамблдор. – Он – волхв. Волхв, Северус! И он выбрал тебя!

– Ему просто понравилось, как старый сальноволосый зельевар делает минет! – рявкнул Снейп.

– Ну вот, теперь ты грубишь.

– Теперь я говорю правду!

– Прости, но не можешь же ты в это верить! Вы встречались четыре месяца. Никто не станет тратить столько времени на ненавистного человека.

– Ошибаетесь, господин директор. Ровно столько я и потратил. Но теперь все кончено.

– По крайней мере поговори с Гарри…

– Нет. А если вы попытаетесь меня уговорить, уволюсь. Как бы то ни было, уведомляю вас, что по окончании войны, если я, что маловероятно, останусь в живых, работу немедленно оставлю. Уровень нравственности в Хогвартсе не соответствует моим стандартам. Доброй ночи, профессор Дамблдор.

Взмахнув полами мантии, Северус покинул кабинет.

– Кажется, беседа не удалась, дорогой мой, – заметил портрет Дайлис Дервент, директрисы с 1741 по 1768 годы. – Влюбленные всегда так нервозны, верно? Ничего, я уверена, они помирятся.

Дамблдор с сожалением подумал, что не стоило считать боль разлуки полезной для развития личности. Некоторым на долю выпало слишком много боли… или слишком мало любви. Или и то, и другое одновременно. Оптимизма Дайлис он не разделял.

Глава 18: Наступает зима

Говоря по правде, сначала Гермиона и Невилл попытались аппарировать прямо в комнату юноши – хотя бы потому, что не знали, куда девать кресло. После неудавшейся попытки и странного ощущения, будто их оттолкнули, точнее, вернули в Австралию, Гермиона с присущим ей благоразумием уменьшила кресло и сунула его Невиллу в карман.

Удачное возвращение, осуществленное Невиллом (после нервной встряски Гермиона не чувствовала себя в состоянии аппарировать дальше, чем на прежнюю рекордную дистанцию – пятнадцать миль), прошло гладко. Ребята приземлились за воротами и заторопились к школе: ветер крепчал, и земля уже покрылась инеем. Контраст с их временным прибежищем казался особенно резким. До Гриффиндорской башни добрались без проблем.

– Ты как? – спросил Невилл, прежде чем перешагнуть через портретную раму.

– Выживу, – мрачно ответила Гермиона.

Девушка говорила искренне. За считанные часы ее жизнь полностью изменилась, а соблазнительные проблески счастливого будущего растаяли, словно пар над котлом, но сдаваться она не собиралась.

Рон ожидал на ступеньках; рыжий парень вскочил, едва путешественники появились.

Разговоры вокруг стихли, и среди любопытных зрителей-гриффиндорцев, вернувшихся с ужина, повисла напряженная тишина.

Невилл и Гермиона подошли к лестнице.

– Рон, если хочешь поговорить, найдем место поукромнее, – решительно заявила девушка. – В противном случае я отправляюсь спать. Устала.

Рон растерянно кивнул.

– В Выручай-комнате? – предложил он.

– В библиотеке, – поправила Гермиона, развеяв надежды юноши повлиять на нее с помощью физического контакта.

– Ты уверена, что будешь в порядке? – коснулся ее руки Невилл.

Гермиона кивнула.

– Спасибо тебе, Невилл, – сказала она, прежде чем быстро чмокнуть его в щеку.

Прижав ладонь к лицу, юный герболог с улыбкой отправился наверх.

Развернувшись, Гермиона покинула комнату; Рон поплелся за ней. Не успел портрет закрыться, как из гостиной раздался гул перемывающих им косточки голосов.

– Стало быть, о нас уже всему факультету известно? – поджав губы, поинтересовалась Гермиона.

– Нет! Ну… то есть да, – покраснев, промямлил Рон. – Я… я тут распсиховался, пока искал тебя. И Ли… Лиза ведь ушла при всех. А потом Джинни мне врезала.

– Изумительно.

– Гермиона… – не нашел ответа Рон.

– Не сейчас, – холодно перебила она.

В это время в библиотеке находились лишь несколько постоянных читателей, и Гермиона знала каждого из них. Ответив на пару улыбок, девушка пришла к выводу, что за порог ее факультета новость не вышла. Неужели Лиза умеет держать язык за зубами? Гриффиндорка свернула к нише, где любила заниматься: здесь было ее убежище.

Девушка села, и Рон опустился рядом, на край стола.

– Не знаю, готова ли я выяснять отношения, – призналась Гермиона. – Что ты хотел сказать?

Но теперь, когда Рон отыскал подругу, слов не было. Девушка терпеливо ждала, сложив руки на коленях. Парень потянулся к ней, но замер под ледяным взором.

– Прости, что причинил тебе боль, – промолвил он наконец.

– Спасибо, – кивнула Гермиона. Рон удивленно посмотрел на нее. – Это – самое главное, – пояснила девушка.

– Чт… значит, ты меня прощаешь? – облегченно вздохнув, спросил он.

Гермиона неприятно усмехнулась:

– В итоге прощу, наверное.

– А… – помрачневший было Рон просиял. – Значит… значит, у нас все по-прежнему?

– Я сказала, что прощу, Рон. Забыть я не обещала.

– Что? Но… Гермиона, мы любим друг друга!

– Да, любим. Но этого явно недостаточно, а может, эта любовь – неправильная.

– В каком смысле?

– Рон, ты хоть секунду подумал, прежде чем тащить ее к себе в постель?

– Да она первая ко мне подошла!

– Я спросила не об этом.

Рон настойчиво избегал взгляда девушки.

– Ты же меня знаешь… – прошептал он.

– Знаю.

– Я легко возбуждаюсь и… и…

– Твои мозги отключаются всякий раз, когда встает член. А такое случается часто.

– Это все наследственность. Близнецы только и делают, что говорят о сексе, а при Чарли постоянно крутится какая-нибудь…

– А Билл влюблен в вейлу, а мама с папой… – язвительно продолжила Гермиона.

– Ладно, ладно! Не загибай!

– А ты не используй родных, чтобы оправдаться.

– Хорошо, – повесил голову Рон. – Я все время думаю о сексе, и никто, кроме меня самого, в этом не виноват. Довольна?

– Невероятно. Другие, до Лизы, у тебя были?

– Что?! Нет! Гермиона, пожалуйста… Нет, конечно!

– Ни о каких «конечно» не может быть речи. Значит, она была первой?

Рон кивнул.

– И что ты собирался делать потом?

Разинув было рот, юноша вновь закрыл его.

– Ну, что я должен сказать? – промямлил он наконец.

– Зависит от того, солжешь ты или нет. Думаю, ты чувствуешь себя виноватым, потому что разрываешься между постоянными мыслями об этом и желанием повторить. А значит, будут и другие…

– Нет!

Гермиона лишь посмотрела на Рона, и тот съежился под ее взглядом.

– Я действительно не хотел причинить тебе боль, Гермиона, – повторил он, словно не знал, что еще сказать.

Да и был ли смысл в словах?

– Знаю. Но мне все равно больно, – еле слышно проговорила девушка.

Неожиданно Рон, к собственному ужасу, разревелся. Все напряжение последних часов, все страхи выплеснулись наружу: тут были и возбуждение после прерванного полового акта, и леденящий сердце ужас, когда его поймали с поличным. Отчаянные поиски Гермионы и облегчение, которое он испытал, увидев ее. Девушка не надавала ему оплеух, не сделала ничего из того, что Рон заслуживал. Только призналась, насколько она обижена.

Юноша потер кулаком щеки, пытаясь сдержать слезы: он не имел права плакать.

– Рон, – дрожащим голосом начала Гермиона, – ты прости, но я, кажется, не тот человек, которым считала себя раньше.

Он, не понимая, посмотрел на девушку.

– Я думала, что буду сильной, что выдержу все это. Только вот ревность меня не устраивает. Я не хочу задаваться вопросом, что ты делаешь, когда мы не вместе…

– Да я никогда больше, Миона…

– Ты не можешь ручаться, Рон, а я всегда буду считать измену возможной. От нас зависит слишком много, чтобы потерять веру друг в друга. Я знаю лишь, что эти отношения пора вычеркивать из общего уравнения. Нам нужно столького добиться! Нельзя позволить Гарри сражаться с Волдемортом в одиночку… я такого не допущу… для гнева и ревности сейчас нет места. И впредь, когда война закончится, я этим чувствам не поддамся. Я… мне будет не хватать тебя… – она осеклась, – но…

– Между нами все кончено, – договорил за нее Рон. – Я знаю, что не достоин лучшего, и все-таки надеялся… я же люблю тебя… понимаю, что редко говорил об этом…

– При чем здесь то, чего ты достоин, Рон? – нетерпеливо перебила Гермиона. – Когда это я умышленно кому-либо мстила?

– Никогда, но…

– Я вернулась, еще не зная, что скажу, понимаешь? Но сейчас смотрю на тебя и думаю: какой ты высокий и стройный, и тут же представляю на тебе ее руки, а мне этого не хочется! Ты, конечно, свободен выбирать. Но эта ревность… из-за нее я кажусь себе… неправильной, как будто не имею права удерживать тебя рядом, и…

– Ох, Гермиона, все совсем не так! Ты красавица! Ты же знаешь, что я тебя люблю!

– Возможно, но раньше я чувствовала себя особенной, а теперь просто нахожусь под рукой.

Рон поднялся. Ножки его стула скрипнули по полу; сидящая неподалеку ученица подняла глаза. Рон не обратил на нее внимания. По крайней мере мадам Пинс не было рядом. Юноша сделал пару шагов до стеллажей, повернулся и устало оперся о книжную полку.

– Никогда, Миона. У меня еле хватило смелости пригласить тебя на свидание, – попытался улыбнуться он.

Гермиона пожирала Рона глазами, будто видела в последний раз. Запоминала его фигуру, длинные ноги, узкие бедра и талию, широкие плечи. Изумительные густые волосы. Родное лицо. Девушка покачала головой и тихо сказала:

– Мне кажется, нам обоим нужно набраться храбрости, чтобы покончить с этим.

– Навсегда? – выдавил Рон.

– Я не отказалась бы от твоей дружбы, – отозвалась Гермиона. – Ведь у нас получится, правда? После стольких лет?

– Обязательно, – кивнул Рон. На глаза снова наворачивались слезы. Юноша выпрямился и робко спросил: – Я пойду?

Гермиона кивнула, и Рон ретировался.

Девушка осталась одна, престранно себя чувствуя. В голове было пусто, словно мысли о Роне занимали все место и исчезли вместе с ним.

Еще утром она была чьей-то возлюбленной. Теперь же остался лишь старый добрый книжный червь, Гермиона Грейнджер.

Как быстро все изменилось!

Разве это возможно? Она даже не закатила истерику и ничего не разбила. Никак не отметила момент, когда перестала быть собой…

Драко развалился в одном из кресел слизеринской гостиной, у самого камина. Отмечали восемнадцатилетие Грега Гойла; его отец прислал ящик магического пива, а мать – именинный торт и бездонный короб прочих яств. Каждый уже успел заглянуть туда, и теперь подкрепившиеся ребята весело болтали и смеялись. Подошел Снейп, кратко поздравил Гойла и предупредил, что пить разрешает только семикурсникам. Для остальных домовой эльф притащил безалкогольные напитки. Декан, как водится в последний год обучения, преподнес Гойлу небольшой подарок – такие никогда не открывались при свидетелях, и Драко ощутил укол любопытства.

Когда Снейп пришел, юноша немного успокоился. На первый взгляд декан выглядел обыкновенно, но Драко знал Северуса лучше других и видел, как скованно тот двигается. Неужели зельевару сделали выговор за то, что на уроке с Поттером случилось несчастье? Или за то, что Снейп раздел Гарри перед одноклассниками? Глупо: Северус поступил так, как следовало, избавив пострадавшего от тлеющей одежды, и сразу же возвел барьер… разве директор этого не понимает? Никто еще не умирал от смущения, а вот ядовитое зелье может убить быстро.

Драко очень хотелось спросить Северуса, в порядке ли Поттер, но выказать участие в судьбе гриффиндорского героя здесь, перед слизеринцами, было бы безумием.

Снейп оставался недолго, но ничего другого от него и не ожидали.

Юноша осмотрелся. Малышей скоро разгонят по спальням; тогда-то и начнется настоящая вечеринка. Он уже чуял эту переходную стадию – затишье после еды и питья, когда алкоголь помогает расслабиться. Скоро все будут танцевать, целоваться и так далее. Снейп на диво легко относился к предприятиям подобного рода. На шестом году учебы под руководством декана каждый слизеринец научился варить опохмелин и противозачаточное зелье: Снейп не допустил бы, чтобы кто-нибудь опозорил его факультет, появившись перед школой пьяным. Насчет половой активности разговор тоже был коротким: декан признавал, что ученики спят друг с другом, и обрисовал результаты такого поведения, влияние секса – положительное и отрицательное – на силу подрастающего мага и его положение в обществе (если выяснится, что ожидается ребенок, от которого непросто отказаться при наличии чар, способных определить отца), а также последствия для обоих родителей, начиная от вынужденного брака и заканчивая изгнанием – в зависимости от семейных традиций.

Драко не переставал удивляться поведению Снейпа со слизеринцами. Как он может заботиться о них, зная, что вскоре ребята покинут школу и примут темную метку? Станут его врагами? Большинство учеников – из семей подревнее – знали, что Снейп был Пожирателем смерти и избежал Азкабана после падения Волдеморта. Это ни в коем случае не вменялось зельевару в вину и рассказывалось поколениями слизеринцев как легенда о небывалой удаче. Хотя Темного лорда никогда не обсуждали в открытую из осторожности, впитанной с молоком матери, ученики по-прежнему считали зельевара Пожирателем: ведь Снейп дружен с отцом Драко, Эйвери и Руквудом.

А декан все это время шпионил за ними.

Драко был восхищен. Какая отвага! И ведь Снейп сам выбрал свою судьбу, не подозревая, что на их стороне есть волхв… кстати, по душе ли зельевару такая новость? Каково это – узнать, что во главе твоего войска стоит волхв, и тут же выяснить, что он – человек, которого ты презираешь и ненавидишь почти семь лет?

Мерлин… несладко, наверное, Снейпу. Неважные карты выдала ему судьба.

И все-таки Поттер решил его учить. Разглядел скрытую в нем силу и вытащил ее на поверхность. Чертов гриффиндорец!

Неожиданно Панси уселась на колени юноше и провела рукой по его груди.

– Драко! Ты где витаешь? Потанцуй со мной! – прижавшись к нему, она ткнулась маленькой грудью юноше в ребра и промурлыкала: – Горизонтально, вертикально – мне без разницы.

Драко с трудом сдержался, чтобы не спихнуть ее. Ему претила грубость. В свое время он действительно воспользовался щедростью Панси – на четвертом году обучения, когда был еще опрометчивым и неприхотливым. Тогда кто угодно казался хорошим выбором. Теперь же легкий запах ее пота, прикосновения рук к его шее и попытки нырнуть под подбородок юноши вызывали у Драко лишь отвращение.

– Панси. Отвянь, – рыкнул он.

Ничуть не огорчившись, девица потерлась бедром о пах Драко и скользнула на пол.

– Ну и скукотища с тобой теперь, Малфой, – язвительно протянула она и отправилась на поиски другой жертвы. Ей оказался Эб Фрейзер, шестикурсник. Ровесников Панси больше не интересовала. С ней побывал каждый, даже Крэбб и Гойл – эти все делали вместе. «Попробовать разок», как выразился впоследствии Гойл, прежде чем объявить, что находит женщин скучными, прямо как Панси – Малфоя. Грег и Винс, самые накачанные драчуны в школе, прекрасно обходились обществом друг друга. Стоило бросить на их массивные габариты один взгляд, и становилось ясно: возражать никто не будет.

Надо сказать, их не слишком любили. Близкие отношения этой пары многим позволили вздохнуть от облегчения. Девочки не хотели волноваться о том, что Винс или Грег позовут их на свидание или, что еще хуже, попросят их руки. Отцы ребят верно служили Темному лорду, и многие с радостью отдали бы своих дочерей в семью Гойлов или Крэббов.

Драко даже гордился парнями. Они никогда не целовались на людях, и сам Малфой узнал об их отношениях случайно. Ребята были друзьями с раннего детства, и когда Крэббу в первый год обучения снились кошмары, Гойл, ко всеобщей радости, взял на себя заботу о нем. Остальные скоро привыкли видеть Гойла в постели Крэбба по утрам. Только к третьему году учебы, когда звуки, доносящиеся из-под полога, перестали напоминать о кошмарах и превратились в нечто гораздо более знакомое, Драко и Забини изумленно переглянулись и, пожав плечами, научили сокурсников заглушающим чарам.

С тех пор Грег и Винс не расставались.

Интересно, что произойдет, когда они закончат школу? Семьи наверняка ждут, что мальчики женятся и произведут на свет наследников; родители обоих – люди настолько недалекие, что вряд ли поняли бы желание сыновей отказаться от традиций. Драко был уверен, что та легкость, с которой слизеринец принял их отношения, в немалой степени обеспечила для него преданность ребят. Сам Малфой считал, что его это просто не касается: больше свободных девчонок, и на том спасибо!

Только секса сейчас не хотелось, да и танцевать тоже – если это обжимание под музыку можно назвать танцами. Драко уже давно перестал считать себя частью собственного факультета: принятое недавно решение отрезало его от остальных.

Пусть Снейп – его декан, но Волдеморта юноша не поддерживает. Таких, как Драко, наверное, немало, хотя они и не высовываются, пытаясь скрыть свои политические взгляды от остальных. Слизерин вообще не был местом для открытых дебатов – студенты хранили свои тайны, опасаясь, как бы их не использовали против хозяев. Занятия с Поттером, общие дискуссии и игры с записанными на бумажках признаниями поразили Драко до глубины души.

Каникулы начинались через неделю. Юноша уже решил, что не поедет домой. Слишком новыми были ощущения, и выдать их не хотелось. Драко собирался испросить разрешения поработать над совместным проектом с Грейнджер. Он знал, что этому поверят – Люциус поощрял увлечение сына зельями, хоть и не разделял их, и не удивился бы предложенной Драко роли независимого исследователя. Но стоит юноше упомянуть, что Грейнджер займется тем же, как отец наверняка велит сыну остаться в школе еще до того, как тот попросит об этом: нельзя допустить, чтобы грязнокровка добилась в зельях больших успехов, чем Малфой!

Драко поглядел по сторонам. Свет потушили, ученики танцевали или толпились небольшими группами, кое-кто усадил девушек на колени. Юноша внезапно осознал, что остался у огня в одиночестве. В углу Грег и Винс играли в плюй-камни.

Малфою стало любопытно, захотят ли все эти люди, которых он знает семь лет, иметь с ним дело, когда услышат, на чьей он стороне. Кто из них первым сдаст Драко Темному лорду?

Нотт и Панси, без сомнения. Оба яро поддерживают Волдеморта и невероятно амбициозны.

Кого ему станет не хватать? Забини. Парень умен и обладает неплохим чувством юмора. А еще – Грега и Винса. Могут ли Драко попросить убить кого-нибудь из тех, кто сейчас находится в гостиной?

Об этом он сейчас думать не мог. Юноша встал и направился к двери. Прервав игру, Грег пошел за ним.

– Мы тебе нужны?

А ведь к такой преданности легко привыкнуть. У идиота же сегодня день рождения!..

– Не-а, в библиотеку пойду.

– Голова болит? Мать зелье прислала…

– Спасибо, Грег, – перебил Драко, чем несказанно удивил… друга. – Все хорошо. Просто не хочется позволять Панси меня лапать, – отшутился он.

Гойл рассмеялся.

– Дать тебе с собой пирога?

– Пинс удар хватит, – покачал головой Драко. – Передай матери мою благодарность. Ваш эльф замечательно готовит.

– Передам, Драко, – Гойл с улыбкой вернулся к своему партнеру и возобновил игру.

Драко отчаянно захотелось спасти обоих. Слишком чистыми казались эти парни для окружающей их грязи.

«Вот, заработал себе комплекс героя, – подумал он. – Чертов Поттер!»

Драко отворил дверь библиотеки и добрался до угла, обычно занятого Грейнджер. И правда – там она и сидела, согнувшись над толстым фолиантом.

– Спасибо, Грейнджер, – язвительно процедил юноша. – Я мог бы догадаться, что от грязнокровки глупо ожидать вежливости.

Гермиона подняла голову.

– Что? – без тени выражения откликнулась она. Лицо девушки было покрыто красными пятнами – не слишком привлекательный видок. На оскорбление не ответила. Неужели Поттер серьезно болен?

Драко вытянул из ее рук книгу. Зелья, не медицинский справочник. Значит, занимается подготовкой к проекту, а не спасением Поттера.

– Я понимаю, что состояние здоровья Поттера – последнее, что интересовало меня в этом году, но ты обещала передать мне весточку, – прошипел он, горя презрением к самому себе за неспособность удержаться и не спросить дважды.

– Что? Ох… Ох! Ох, какая же я дура! – заволновалась Гермиона.

– Не спорю.

– Прости, я совершенно забыла…

– Спасибо.

– Я… я была… – голос девушки дрогнул, она отвела глаза, – занята.

– Чем? Членом Уизли? – сострил Драко.

Гермиона осеклась, все еще глядя в сторону.

Неужели она настолько стыдлива? Ведь девчонка уже много месяцев трахается с Уизли! У них же на лбах написано: «Не мешать, интим». Да и Поттер вечно к ней прикасается; Драко иногда думал, уж не спят ли они втроем, и находил эту мысль постыдно привлекательной; но Поттер в теорию не вписывался, поскольку был голубым, как кровь аристократа. Впрочем, с Уизли кувыркаться он мог запросто, пока…

Усилием воли Драко заставил себя прерваться:

– Пора уже повзрослеть! – прорычал он. – Может, скажешь наконец, жив Поттер, или магическому миру кранты?

Гермиона резко взглянула на Малфоя. Что ему известно? Это замечание о Роне, а теперь еще одна глупость… насчет магического мира девушка не знала, но в ее собственном сегодня случился серьезный переворот.

С грохотом захлопнув книгу, Гермиона запихнула ее в сумку и поднялась.

– Ну и скотина ты, Малфой, – прошипела она. – Пошел на хер!

И бросилась прочь, не обращая внимания на потрясенную мадам Пинс.

Надо сказать, выражение лица библиотекарши не сильно отличалось от физиономии Драко Малфоя.

В голове последнего крутились две мысли. С Поттером все, должно быть, не на шутку плохо. И… кто бы мог подумать, что грязнокровка умеет материться?!

Драко поплелся назад в подземелья. Повинуясь внезапному порыву, он подошел к двери Снейпа и постучал. Прошло немало времени, прежде чем та отворилась – юноша решил было, что зельевар развлекается там со своим парнем. Любовником. Как-его-там. Драко прислонился к противоположной стене. В гостиную он не торопился, а ее не миновать по дороге в спальню. Наконец дверь приоткрылась.

– Мистер Малфой? Что угодно? – странно невежливым тоном осведомился Снейп. Надо же! Драко нечасто сталкивался с деканом, когда тот был в таком настроении.

– Уделите мне минуту, сэр? – вежливо поинтересовался юноша, отстраняясь от стены.

– Это важно? – спросил Снейп.

Разум советовал убраться подобру-поздорову. Зельевар явно еще злится. Но если с Поттером все настолько плохо, Драко мог бы ему помочь…

– Думаю, да, сэр.

– Входи, – распахнул дверь Снейп.

На столе у камина стояли на две трети опустошенная бутылка виски и пузатый бокал. Несмотря на горящий огонь, в комнате было холодно.

– Ну? У меня мало времени, мистер Малфой, – властно объявил Снейп.

– Как Поттер?

Декан вытаращился на него.

Драко испугался. Неужели он все понял неправильно?

– Я решил, что на зельях Поттер серьезно пострадал, сэр. Его не было на ужине.

– И какого же дьявола ты предположил, что меня это заботит? – рявкнул Снейп.

Драко был совершенно сбит с толку.

– Но, сэр, несчастье произошло во время вашего урока! Мадам Помфри сказала, что он не приходил в лазарет, вот я и подумал, может, вы проверили…

– Вы ошиблись, мистер Малфой, а я впустую истратил прекрасный уровень опьянения ради беседы с вами! – огрызнулся Снейп, тыча юноше в лицо каким-то пузырьком.