Текст книги "You love me anyway (SORORATE) (СИ)"
Автор книги: PallVan1987
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)
– Наверху. Он наверху. Папа долго ждал тебя: он ужин для тебя приготовил. Мы вместе свечи зажигали, и он даже обжегся. Папа сказал, ты свечи любишь. Он тебе всегда их приносил на Новый год, когда ты была маленькой.
– А потом мы тебя в окно смотрели, всё ждали. – заявил Эдриен, – Папа мне по секрету показал подарок – кольцо красивое с алмазом! Ты только, пожалуйста, не говори ему, что я тебе рассказал, ладно, мамочка?
Сара посмотрела на сыновей. Они долго вглядывались в глаза друг другу. Она еще крепче обняла их.
– Я скоро приеду, и я люблю вас, как и папа.
Минуту спустя Сара проводила близнецов с Сильвией. Она попросила экономку отвести детей к Исе, объяснить ей ситуацию, что, мол, случилась небольшая ссора. Сказать, что Алфи продал её Луке пять лет назад, потому она уходит от него, Сара не решилась. Сильвия кивнула, предчувствуя страшную развязку.
Затем Сара отправилась в гостиную и позвонила матери, чтобы предупредить её о том, что через полчаса приедут близнецы и попросила ни о чем их не спрашивать. Иса, услышав дрожащий тон дочери, согласилась без лишних вопросов, забыв обиды.
Бросив трубку, Сара поставила чайник, решив сделать себе чаю. Пока чайник грелся, она тихо поднялась в кабинет Алфи и, порывшись в его столе, обнаружила то, что искала – револьвер.
Положив оружие на кухонный стол, Сара выпила чаю и выкурила сигарету.
Она любила Алфи, любила этого бандита, любила его повадки и серые пронзительные глаза. Ей нравилось проводить с ним ночи в этом особняке, часами сидеть у камина и целоваться с ним под треск угольков. Она обожала гулять с Алфи под сенью майского неба, когда зарево ещё освещает им путь за зелёной листвой. Это была ее юность, её Лондон. Это был её райский уголок, который она пыталась сохранить в памяти. Это был её Алфи, который на самом деле был чудовищным человеком, живущим только для удовлетворения своих низменных потребностей.
Взяв в руки револьвер, она еще раз вздохнула и медленно поднялась в спальню, где они всегда предавались любви. Она хотела взглянуть на Альфреда, на его широкую спину, распластанную по постели, на его каштановые волосы, на сладкие припухлые губы. Она хотела запомнить его, прежде чем спустить курок.
Сара прошла ещё один пролёт и столкнулась с мужчиной, что смотрел на неё всё это время с лестницы и, взглянув на него, она почувствовала только чистую ненависть.
«Где ты была?» – первое, что могло бы прозвучать с укоризненным тоном, но вместо этого, Алфи лишь вопросительно смотрел на Сару, и от неё не ускользнули блики страха в его взоре.
– Алфи?.. – прошептала она, останавливаясь перед ним и мужчина поддался вперёд, касаясь губами её розовой щеки.
Моментально отстранившись, Сара презрительно поджала губы в тонкую полоску.
– Ну, здравствуй, да, загулявшая душа. Я, значит, заждался тебе уже. Свечи истлели, ужин остыл и ты, судя по всему, тоже там…остыла. По отношению ко мне.
Сара почувствовала первое раздражение, держа револьвер за спиной.
– Что ты наделал, Алфи?
До этого дня у Сары ещё оставалась надежда, что все случившееся с её мужем – чья-то чудовищная ошибка. Ужасная, непоправимая, но ошибка. Луку подставили, оклеветали. И его уничтожили, чтобы он не смог подняться и уничтожить других. Но сегодня она сама услышала, что это был Алфи.
Сколько раз Сара слышала, как Алфи поступал с предателями или любыми другими лицами, кто смел переступить ему дорогу. Его расправы пользовались дурной славой. Она множество раз видела его разбитые костяшки, замызганные кровью рубашки и заляпанные золотые печатки. Это происходило с регулярной частотой и особой жестокостью, но она всё же отказывалась верить в это, несмотря на факты, что стояли перед носом.
Алфи… Алфи…
Она крутила в голове его имя и всматривалась в его черты, пытаясь найти во всем этом хоть какой-то смысл. Неужели он действительно так поступил с ней, продав итальяшкам, которых ненавидел со времен войны? В это трудно было поверить.
Нет, никому нельзя верить, решила она в который раз. Верить можно только тому, что ты видела собственными глазами. Именно поэтому ни один адвокат в мире не сможет оправдать перед её судом Алфи. Потому что она сама, своими собственными глазами видела, как он безжалостно вытирал кровь платком с золотых печаток.
Вопросительно округлив глаза, Алфи нахмурился: – О да, я уже, кажется, знаю, что я такого наделал, верно? Но, я хочу услышать твои заранее пустые обвинения, чтобы убедиться в том, как нелепо всё это звучит.
– Это правда, что ты подвел к смерти моего мужа? Но сначала продал ему меня, как грязную портовую шлюху, ведь так?
Алфи на секунду растерялся, взяв сторону нападения, решив что это лучший вариант.
– Так, ну всё, пошли в постель, а то малость перегрелась сегодня на солнышке, раз несёшь какую-то чепуху. – Алфи подошёл к ней и, прихватив за плечо, сделал пустую попытку провести Сару в спальню, – Помнится, в кровати у нас лучше разговоры ладились.
Грубо сбросив его руку, Сара прислонилась спиной к перилам.
– Чтоб меня, сладкая… – начал он, делая шаг к ней, наблюдая как по его душу в воздух взмыл взведенный пистолет. – Что ты, черт подери, такое вытворяешь? Поранишься ведь, сладкая моя.
Сара злобно фыркнула, раздражаясь его попытками сойти с разогнавшегося поезда.
– Ты хоть раз можешь быть честен, без попыток запутать меня? Без этой смазливой болтовни?
Алфи поджал челюсть, прожигая Сару тяжёлым взглядом.
– Послушай, дорогая, если бы я не использовал свой дар и хорошо подвешенный язык, то наш союз не продержался бы и года! – воскликнул Алфи и почти добродушно заулыбался, довольный собой, – А тебе помнится, нравилось, когда мой язык ласкал не только твои уши, но и… Опустим щекотливые подробности, потому что в спальню ты идти отказываешься, и прежде чем…
Прищелкнув, Сара обрезала его. – Я знаю, что ты заведомо продал меня Луке. Долгими ночами я ломала голову над тем, почему Алфи так легко согласился на мой брак с другим мужчиной, и даже не попытался возразить. Ты получил крупную сумму, ты наварился и больше не вмешивался! А я дала согласие Луке не только из-за абсолютной надежды, что ты вытащишь меня из этого дерьма, но и из-за желания уберечь твою наглую еврейскую рожу!
Потерев бороду, Алфи попытался выгородить себя: – Послушай, любовь моя, я пытался всё изменить, но…
– Да! Когда осознал, что продешевился, ты попытался вернуть меня! Но было поздно!
Алфи молча слушал её тираду, хлопая веками совершенно спокойно, будто эти обвинения и впрямь были пустые, что с годами оттягивались как огромная рогатка.
– Эти деньги стали душить тебя и ты всучил их мне, якобы на ребёнка, пытаясь хоть как-то искупить своё паршивое скотство! Ты сделал доктора Фарлея инвалидом и свёл его в могилу из-за собственной трусости, когда ужаснулся тому, на что ты способен ради полного контроля!
Вяло моргая, Алфи не сводил с Сары глаз, впитывая её слова. Его серые глаза обретали легкую тень продерзания.
– Каждый человек стремиться к уверенности, так? И добивается её порой самым дерзким путем. Однако, с тем же успехом ты можешь обвинить и Дарби. Он тоже получал за тебя куски, причём последний буквально на днях!
– Ты подстроил смерть Луки, чтобы вернуть не меня, а детей! Я видела твое лицо в тот час, когда они родились! Ты заживо сгорал от желания заполучить их, несмотря на то, что однажды отказался от меня, а значит, отказался и от них!
Алфи ухмыльнулся: – Ты была в комплекте моих желаний, не волнуйся-таки, а Чангретта изначально брал на себя слишком много. Например, тебя, заранее зная, что не потянет твои грязные желания, отточенные до совершенства со мной.
Сара сжала оружие в потных пальцах.
– Ты лгун, Алфи! И думаю, ты догадывался, какова будет цена твоей лжи? Что придется сполна заплатить за свои поступки? Единственное, о чем я жалею, что ты, подлая мразь, смел касаться меня своими грязными руками, и даже после десятка женщин, более того, находясь в действующих отношениях с Обри Уайтхед. А потом, располагаясь одной ногой в романе со мной, ты переспал с ней.
Сара сделала передышку, заметив как Алфи отрицательно мотает головой: – Мы спали с ней ещё до того, как я впервые поцеловал тебя, до того, как с тебя, мать твою, сошли юношеские прыщи. Больше я с ней никогда не виделся, дорогуша. Ты не можешь обвинять меня в связях, которые у меня были до тебя, до твоего явления на свет белый, ага?
Слушая его, Сара только качала головой и терзала металл пистолета.
– Правда? Жаль, что Обри умерла во время родов в феврале двадцать пятого года, и я не смогу проверить эту лживую теорию. Да это и не нужно. У неё остался сын, его зовут Гарри: он большой, здоровенный, пятилетний ребенок, и подозрительно походит на тебя. Я виделась с матерью Обри и оставила ей пятьсот фунтов на расходы, потому что с тех пор как Обри умерла, они живут на жалкое пособие. И знаешь, старушка расплакалась, когда получила эти чертовы деньги.
Сара сглотнула, потому что ком жалости к ребёнку сдавил ей горло. Алфи стоял воткнутым в землю и даже не водил глазами, лишь изредка прищуривая веки. Эта новость стала для него новой.
– Мальчик не такой зануда и врун, как его папаша, а наоборот, очень добрый и милый ребёнок.
Саре хотелось заплакать, когда она вспомнила лицо малыша и те черты, что сближали его с близнецами. Она всё ещё видела перед глазами, как нежно он обнимал свою бабушку. Сара стёрла слезы и тяжело вздохнула. Она чувствовала раздражение из-за того, что она ввязалась во всё то, что на самом деле касалось её только косвенно. Она лучше, чем кто-либо другой, понимала, на что способен Алфи, она просто не верила, что он действительно мог убить Луку таким бессмысленным, диким способом.
Алфи же знал, что он здорово облажался. Он также знал, что ему нужно оправдаться перед Сарой. Он мог бы снова прикончить этого тупого ублюдка Чангретту, но неужели ему придется платить за это до конца своих дней?
– Мне жаль, что ты не можешь посмотреть мне в глаза и почувствовать тот же страх, что испытывала я, когда ты издевался надо мной, заставляя ехать в ту чёртову клинику, чтобы избавиться от ребёнка. Я до сих пор вижу тот страшный день в своих снах, но тебе плевать!
Яростно почесав лицо, Алфи взмолился: – Я попросил прощения у Всевышнего за содеянное, так. Что ты теперь хочешь от меня?
Сара истерически рассмеялась: – А передо мной ты извиниться не хочешь?
Алфи пожал плечами: – Если смотреть правде в глаза, то если бы я не занялся тобой с юных лет, то ты бы и вовсе осталась без детей, как покойная Дора, не так ли? Мы вовремя начали, так? А на Луку надежды было мало, признай это.
Он посмотрел на неё исподлобья и, глотнув так резко не хватавшего воздуха, Сара возмутилась, желая уже надавить на курок.
– Замолчи! – выдала она, – Если бы ты не убил Луку, если бы не его похороны, я бы не потеряла от него ребёнка! Это всё из-за тебя! Всё ты!
Медленное осознание проникло Саре в мозг и отравило её, срывая последние тормоза.
Алфи театрально ужаснулся.
–От него ребёнка, говоришь? Чтоб меня, это пугает ещё больше. – Алфи с отвращением посмотрел на Сару, – Мои поздравления. Я избавил тебя и весь мир от ещё одной одержимой Вендеттой помеси, которая через пару десятков лет расправилась бы со мной за своего отца, хоть я и не убивал его, ясно?
Закатив глаза, Сара сжала оружие.
– Бьюсь об заклад, этот засранец, Бриттон Дойл, он наплел тебе про меня только по той причине, что я касался его грёбаной шлюхи-сестры.
– Глупая, – равнодушно прохрипел Алфи, делая к ней шаг. – Отдай мне пистолет?
– Я знаю, что благодаря тебе погиб мой муж. Ты избил его до полусмерти, ты держал его, прежде чем кто-то застрелил его. Ты не сделал этого сам, чтобы потом оправдаться, предполагая, что я прощу тебе это, если узнаю. Но ты не учёл, что я – дочь гангстера, и я не прощу тебе это!
– Ты хотела, чтобы я вытащил тебя из этого дерьма, я вытащил тебя с небольшим опозданием. Но я не трогал его, мать твою…
Сара отвернулась от него. Она не хотела слушать его больше. Она была уверена, что Алфи никогда не признается.
– Я видела его в гробу, он был весь перебит! – закричала она изо всех сил.
– Послушай, – Алфи зашёл с другого бока, чтобы видеть её лицо, и она почувствовала, как сильно ненавидит его. – Я был там, и там были цыгане! Это они ускорили земной путь Чангретты! Я не трогал Луку!
«Все наши отношения с Алфи – сплошное враньё.»
– Я тебе не верю. – устало сказала она. – Ты не умеешь говорить правду. Просто не так устроен.
– Да чтоб мне провалиться, блять, если я вру! – в сердцах выкрикнул Алфи, ступая на сгнившую половицу, разошедшуюся ровно по середине, затянувшую его по самое бедро с противным треском.
Сара резко обернулась и уставилась на Алфи, что пытался выбраться, чертыхая прогнившую половицу, понимая, что она стала полным подтверждением его лжи. Подойдя ближе, Сара навела на Алфи пистолет и дуло его уткнулось ему в лоб, прощупывая выемку в черепе.
– Забираешь отца у сыновей? – спросил он насмешливо, растягиваясь в холодной улыбке.
– Ты толкнул меня на аборт, а теперь смеешь говорить об отцовстве? У тебя нет детей, Алфи! Они умерли в тот день, когда ты сказал мне, что хочешь «вытравить «это» к ебеням, пока корни не пустило!» Это были твои слова и считай, что они сбылись!
Алфи уставился на Сару снизу вверх.
– А теперь пообещай, что никогда не подойдешь к детям, или я пристрелю тебя, как паршивую псину.
Громко хмыкнув, Алфи ехидно зыркнул на неё.
– Спрашивается, кому ты будешь нужна, вдова с двумя довесками, если не мне? Нет, задай себе серьезный вопрос, прежде чем спускать курок, да? Убьешь меня – станешь черной вдовой, как проклятая. Уйдешь от меня – ни один ублюдок в стране не решится подойти к тебе, зная, от кого ты растишь детей. В итоге: ты останешься одна и очень скоро придешь сама, за деньгами и порцией ебли, потому что в двадцать пять ты ещё не властна над своим женским началом, не так ли? – последнее он проговорил с нахальной ухмылкой, обнажив кривоватые зубы.
Сара держала его лоб на мушке, взводя оружие.
– Ты никогда не сделаешь этого, потому что всё равно любишь меня.
Она отрицательно помотала головой: – Нет, тебе так только кажется. И мне так казалось до этого дня.
Тяжелый и неприятный смех Альфреда обрушился на неё.
– Если бы ты не любила меня, то не пришла бы в этот дом. Ты не дала бы мне и грёбаного шанса, не так ли?
Вздохнув, Сара прикусила губу до крови: – Если бы не последнее желание Тавы дать тебе этот шанс, которого ты не заслужил, и она это знала, я бы ни за что не вернулась. У тебя всегда было слишком раздутое эго.
Алфи вызывающе поднял глаза: – Тогда стреляй, сладкая, докажи, что не любишь меня.
Сара толкнула его в лоб тонким дулом и ухмыльнулась: – Ты слишком жалок, чтобы отделаться такой лёгкой смертью.
Сара вышла из дома Алфи в полную темноту, что окружала её, поглощая с головой. Её поглотили яркие расплывчатые огни фонарей– жёлтые и голубые. Они сияли и кружились вокруг неё, пока она брела по знакомым улицам, где вершилась её юность. В высоких кронах деревьев, в свежих мотивах воздуха, в самом конце переулка… Она шагала вперёд своей летящей походкой, и чудесное её платье развевалось под лёгким ветром.
Голос Алфи, далёкий и протяжный, сливался в тихий рокот, перебиваемый шумом крови в ушах… И снова кажется, что ей семнадцать и снова слышится, как Алфи настойчиво обращается к ней, но она не обернулась.
***
Следующим утром Иса вошла в комнату Сары, и на этот раз её дочь была человеком-разумным. Мальчики были на кухне, Фрэнк готовил им чай и бутерброды, пока близнецы пытались переварить события последних дней. Мальчики держали все свои вопросы и мысли при себе, потому что знали, что так будет лучше для мамы.
Было раннее утро. Солнечный свет полз по потолку, и Сара была зла на себя, но она была счастлива, что испытывала хоть что-то.
Иса, поставив на прикроватную тумбу поднос с завтраком, присела рядом и тихо сказала дочери: – Скажи мне правду, что у вас случилось с Алфи?
Сара посмотрела на женщину, которую она любила и вздохнула. Из неё словно выжали всю радость и волю к жизни. Она всегда была меланхолична по природе.
– Ничего. Всё кончено.
Иса в отчаянии закрыла глаза. – Послушай меня, «всё кончено» у вас уже было пять лет назад!
– Мам, я ушла от него. В этот раз я сама ушла!
Иса тяжело вздохнула.
– И к лучшему! Ты и близнецы должны вычеркнуть его жизни, понимаешь?
Сара повернулась на бок и прикрыла глаза.
– Не волнуйся, мам. Я больше не вернусь к Алфи, и тем самым не доставлю тебе никаких переживаний.
Иса была удивлена ответом дочери, и это отразилось на её лице.
– Я знаю, что он сделал с Лукой, мама, я знаю, кем он был все эти годы лучше, чем кто-либо, но для меня это не имело значения. Видишь ли, я любила его.
Иса обняла дочь и уложила голову на её плечо. – Я прекрасно знаю, как сильно ты любила его. Ты была без ума от Алфи, когда ещё ходила пешком под стол, и только Бог знает почему.
Сара вымученно улыбнулась, переворачиваясь на спину. – Теперь, когда всё поистине закончилось, я чувствую себя такой легкой, как будто с меня свалился многотонный груз. С меня словно сняли невидимые кандалы.
Иса понимала, о чем говорит её дочь.
– Я чувствую, что не буду скучать по нему, как раньше, все эти годы брака с Лукой. Я не буду ждать Алфи во снах и не буду больше с волнением бродить по Лондону, по нашим улицам, в надежде встретить его. Я чувствую странную пустоту, и именно она делает меня счастливой.
Иса кивнула и обняла дочь. – Это потому, что ты была так сильно влюблена в него. Эта любовь была похожа на болезнь или безумную манию, которую ты испытывала к нему. Когда я смотрела на тебя в те дни, когда он ушёл, оставив одну беременной, моё сердце разрывалось, потому что я знала, что тебе очень больно и жутко страшно.
Иса поцеловала Сару в висок с особой нежностью. – Я не буду лицемерить, милая. Алфи никогда мне не нравился, ты это знаешь, но мне от всего сердца жаль, что у всё так закончилось.
Мальчики вошли в комнату и подняли шум, кормя Сару бутербродами с беконом и глотками сладкого чая.
***
Сильвия, проходя мимо гостиной с завтраком, услышала шорох и быстро заглянула внутрь. Высунув голову из-за двери она увидела Алфи, который сидел на полу перед камином, и с удивлением отметила, что он плачет, часто вытирая лицо рукой.
Она слушала, его всхлипывания, и подобного не было даже похоронах.
В прекрасной гостиной с глубокими мягкими диванами и стенами кремового цвета было так уютно.
А Алфи, крепко держа в руке снимки Сары и детей, плакал, роняя соленые капли и тут же стирая их пальцами, чтобы не испортить фотографии. Сильвия знала, что он ищет утешения и что никогда его не найдет.
Алфи прикусил губу от досады и задумался. Какого это заболеть краснухой или корью, даже той же самой ангиной в пятнадцать? Это тяжело, но выздоровление наступает вскоре: через пару недель, максимум – месяц. А в тридцать один? Это может быть смертельно опасно. Также как и влюбиться. И если первая любовь Сары случилась в пятнадцать, а закончилась в двадцать пять, то она легко от неё оправилась, отболела и встала на ноги. А вот у Алфи она произошла только в тридцать один год и осложнения первой любви, ставшей болезнью, останутся эхом ещё на очень много дней.
========== 3.1. ==========
***
И однажды в твоей жизни появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль.
Фёдор Достоевский.
Книга третья
1931
Ранним сентябрьским утром маленький Эдриен вошёл в кухню и сморщил нос от едкого запаха, исходящего из огромной чёрной кастрюли с грязно-синим нечто.
– Чем это так воняет?
Швырнув две пары брюк в большой таз, Иса подняла глаза и, смахнув с лица светлые волосы влажной рукой, уставилась на внука.
– Твоя школьная форма.
Эдриен ещё раз осторожно заглянул на дно кастрюли, не веря словам собственной бабушки. Они звучали слишком сюрреалистично.
– Ну да, конечно, – произнес он недоверчиво, будучи уверенным в том, что это лишь шутка.
– Ваша мама попросила меня покрасить прошлогоднюю форму в синий цвет, чтобы та стала поярче. Когда я закончу, она будет выглядеть как новенькая, вот увидишь, мой птенчик.
Эдриен посмотрел на бабушку и ужаснулся.
– Бабушка?.. – произнёс он исступлённо, заглядывая внутрь бурлящей ёмкости, – Что скажет папа, когда увидит эти лохмотья? Боюсь, он будет недоволен…
Иса фыркнула, поджав губы в тонкую полоску. Она всегда так делала, когда близнецы начинали говорить об Алфи.
– Надеюсь, мама не заставит нас надеть это, правда?! – Эдриен неуклюже подцепил деревянными щипцами угол ткани, и тот плюхнулся обратно, расплескав кипящие капли. – Ай!
Иса недовольно вздохнула:
– Если хочешь, можешь идти в школу нагим, юноша.
Маленький Дариен наблюдал за происходящим на пороге кухни со своим привычным нервным видом. Его веки изредка подрагивали, а частота непроизвольных мышечных сокращений зависела от нарастающего накала обстановки. Он вместе с братом провёл год в компании бабушки и дедушки и в отдельности отца, и у последнего ему нравилось больше.
В шесть с половиной лет близнецы неожиданно поняли, что их мама не похожа на других матерей. Она совершенно не могла находиться в компании мужчин, как их родного отца, так и своего, стараясь не связываться и не сталкиваться ни с тем, ни с другим без очень весомого повода. На самом деле близнецы очень редко проводили время в обществе обоих родителей, а если и проводили, то Сара вела себя отрешённо и часто поглядывала на часы, в особенности рядом с Алфи. Она не смотрела на отца своих детей и не прикасалась к нему. Она даже не вступала с ним в диалог без крайней необходимости.
Дариен нервно моргал, обнимая порог, поглядывая на брата. Их отец был абсолютно другим человеком. Он, как и Эдриен, любил своего папу, а папа любил их. Он обнимал, целовал и играл с ними, а когда они оставались в особняке с ночевкой, он купал их и укладывал в постель. Алфи читал им, брал с собой в машину и, поочерёдно усаживая на колени, позволял сделать несколько кругов по пересечению улиц и даже посигналить. Алфи вёл себя иначе и по отношению к Саре. Он старался как можно чаще касаться её, постоянно за всё извинялся и почти каждый раз приходил с цветами. Дариен хорошо помнил одну из прогулок у старого пирса: когда руки мамы замёрзли, то папа попытался согреть её красные ладошки, но она дерзко отняла их, и лицо её выражало омерзение. А от близнецов не ускользнуло, как жалобно помрачнел взгляд отца. Именно подобные встречи заставляли Дариена беспокоиться, являясь одной из причин его недуга. Родители часто ругались. Точнее, ругалась мама, шипела, как кошка, а их папа молчал, но когда его терпение лопалось, он начинал отвечать. Дариен наблюдал за ними, и со временем у него развился нервный тик, и он часто моргал глазами, когда оставался в компании этих двоих на некоторое время. Он знал, что мама ненавидит их отца, что он раздражает её. Ничто из того, что он делал для них, не было правильным в её глазах, и мальчики не знали, как заставить маму полюбить папу. И всё же Сара не хотела ранить чувства близнецов. Она обнимала их так сильно, как только могла, и это было так, как будто она пыталась уничтожить саднящее чувство вины.
Теперь их мама занималась тем, что работала в лавке, а бабушка варила их прошлогоднюю форму из-за потёртостей на локтях пиджака и области колен на брюках, потому как на покупку новой было недостаточно средств из-за большой платы за дом и отсутствия хорошего дохода, а просить у Альфреда Сара не собиралась до тех пор, пока он сам не предлагал материальную помощь. С тех пор, как их дедушка потерял все свои заведения, он зарабатывал совсем немного на букмекерском деле тем, что принимал ставки. Близнецы не очень любили своего дедушку, потому что он часто ругался на них. Зато бабушка любила их и готовила им вкусную еду. Близнецы мечтали о том, что если бы они могли жить у своего папы вместе с мамой, которая будет спокойна и добра, то их жизнь стала бы идеальной.
Эдриен ещё раз злобно зыркнул на свою форму – он никак не мог в это поверить, но решил не спорить. Мальчик залез на окно и стал ловить осеннюю прохладу, стараясь не думать о том, как будет выглядеть в свой первый день в школе – точно обёрнутый в куски болотного мха.
В кухню вошёл Фрэнк, а за ним, пошатываясь от похмелья, и Дарби. Сабини сразу же сморщили носы – запах новой школьной формы им явно не понравился.
– Чем это так несёт, мать вашу? – Дарби беспомощно глянул на дымящую кастрюлю, а потом на внука, что висел на подоконнике, ловя губами ветер, и подумал, что этот едкий шлейф вполне способен вывернуть наизнанку его заспиртованный желудок.
Все засмеялись, когда Эдриен повторил каждое слово дедушки голосом, пародируя его полупьяное шуршание перекати-поле в горящей пустыне его глотки. Дарби слышал и видел, как Эдриен выставляет его на потеху уже не первый раз, особенно после встреч со своим чёртовым папашей. И все смеялись над ним, по-настоящему смеялись, и этот смех раздражал его.
– Перекрашиваю школьную форму. Ещё вопросы есть? – отчеканила Иса.
Фрэнку эта новость показалась невероятно смешной.
– Старшеклассники засунут вас головой в унитаз за такие клифты!
Эдриен показал язык дядюшке.
– Передай-ка мне сигарет, Фрэнк, а ты, Иса, уйми этого паршивца, пока он не выпал из окна, ладно? – Дарби услышал презрительный гнев в собственном голосе и злился на себя за это. Он любил своего внука, но временами, когда тот превращался в заносчивого Соломонса-старшего, Дарби начинал ненавидеть этого ребёнка, ей богу!
Фрэнк протянул отцу остатки пачки, вынув под столом парочку для себя любимого.
Близнецы действительно были хорошими детьми: они замечательно учились, делали успехи в математике – этого было не отнять. Он также видел, как они проводили два выходных и две среды в месяц в компании отца в Камдене, а остальные дни проживали среди постоянного отсутствия матери, пьянства дедушки и семейных ссор.
– Слезай, дорогой. Не дай Бог выпадешь и свернёшь себе шею. – наказала Иса внуку.
Эдриен не послушался:
– Уж лучше, чем идти в школу обёрнутым в мох, как болотное чучело. Хоть бы папа приехал, что ли… Какой сегодня день недели?
Иса снова поджала губы и потащила тяжеленную кастрюлю в моечную. Дарби проводил жену взглядом и, сделав затяжку, развернулся на своём стуле и ударил маленького Эдриена своей сухой рукой по бедру в воспитательных целях. Любой другой ребенок закричал бы от боли. Это был серьёзный и тяжёлый удар, в котором была вся его сила, но Эдриен назло остался висеть на подоконнике, испытывая деда, издав тихий стон. Стоящий рядом с братом Дариен вздрогнул, и снова его веки задёргались, а ноги сами ретировали малыша подальше от дедушки. Дарби наблюдал за своими внуками и удивлялся жизни, в которой всё было полным дерьмом. Он сбросил пепел и ударил мальца с такой силой, что ребёнок слетел с окна на пол и ударился спиной об угол табуретки и сильно запыхался. Дарби наконец почувствовал тот вкус победы, который он обычно испытывал, когда Эдриен доводил его до предела терпения и он мог навешать ему, отомстив за невозможность сделать подобного с Алфи. Как Соломонс мог быть таким идиотом и проколоться на том, что действительно был соучастником в смерти Луки? Это никак не укладывалось в черепной коробке Сабини.
И снова мальчик не закричал, поднимаясь на ноги и смотря на деда злым взглядом. Однако отошёл от окна и присел за стол как порядочный ребёнок.
– Тебе, мальчик, лучше быть поосторожнее, потому что я, мать твою, не в настроении, чтобы выбивать из тебя еврейскую дурь, ты понял меня? – Дарби посмотрел на своего внука и с отвращением отметил его злосчастное сходство с Соломонсом, от которого к горлу его подступил комок.
Когда он это сказал, глаза Эдриена сузились от гнева, а нижняя челюсть выступила чуть вперёд, в точь как у Алфи, и мальчик пнул Дарби в голень под столом.
– Ах ты, маленький еврейский ублюдок! – взревел он, делая замах, но тут же остановил руку в воздухе.
– Мой папа выпотрошит тебя-таки! – это было стоп словом в их маленьком сражении. Если Эдриен пожалуется Алфи или Саре, Дарби вылетит из этого дома как пробка шампанского хотя бы потому, что жил здесь на абсолютно птичьих правах. А Соломонс перехватит его и прострелит ему грёбаные коленки за издевательство над детьми.
Эдриен захохотал во всё горло над шуткой, дедушкой и его лицом, которое оказалось бесценным, стирая рукавом бегущие сами по себе слёзы. А Дариен только и делал, что дёрганно моргал, оцепенев от беспокойства, держа в руке кусок печенья. В последнее время Дариен боялся своего брата-близнеца, потому что тот стал таким беспокойным и агрессивным, и порой ему казалось, что Эдриену нравится производить устрашающее впечатление.
Эдриен успокоился и перевёл взгляд на брата. Жалость в его маленьком сердце заполыхала, поэтому он мягко улыбнулся в ответ близнецу, чтобы тот успокоился. Дариен, откусив кусок печенья, украдкой посмотрел на деда и подумал о том, что тот настороженно относится к Эдриену, вероятно, из-за их отца. Он никогда не представлял, что его дедушка может кого-то или чего-то бояться, но это оказалось не такой уж мифической мыслью. Дарби боялся Алфи. Дариен улыбнулся близнецу в ответ и продолжил поглощать печенье с почти лёгким сердцем, перестав дёргать веками.
– Бесёнок…смеет мне угрожать. – бурчал Дарби.
Эдриен встал со стула и стал имитировать походку деда, когда тот был пьян. Дариен, Фрэнк и вошедшая в кухню Иса взорвались. У Эдриена получилась почти сносная пародия, и Дарби попытался ударить его. Убегая, маленький Эдриен притворился, что его тошнит от дедушки, засовывая пальцы себе в горло.
Дарби был раздражён. Дом был полон детей, постоянный шум и беготня, вечно недовольная жена и презирающая его дочь, которая должна жить с мужчиной, а не с родителями. Всё шло не так, как он планировал.
Он посмотрел на ссутуленную спину своей жены и сказал:
– Ты не думаешь, что нашей зрелой кобылке стоило быть легче с Соломонсом, а? Прошёл год, а она всё ещё одна. С этим сумасшедшим засранцем Эдриеном у неё нет ни единого шанса подцепить мужика!
Иса развернулась и взглянула на своего мужа, пока он говорил, подавляя желание ударить его по голове ближайшим тупым предметом, до которого она могла дотянуться.
– Нашей Саре нужен хороший мужчина. Я хочу, чтобы она была счастлива. А замужество нынче сродни чумы!
Дарби презрительно посмотрел на жену:
– По-твоему, ей теперь всю жизнь во вдовах ходить? Говорю тебе: она слишком проницательна, чтобы не быть такой, как покойная Дора! Ей не нужны попытки зачать ребёнка, чтобы удержать рядом с собой мужика.
