Текст книги "You love me anyway (SORORATE) (СИ)"
Автор книги: PallVan1987
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)
«Ох уж этот ебучий Шелби!
Скромник, блять, изнеженный…» – размышлял Соломонс.
Шелби проживал в Бирмингеме, в большой зловонной яме, как считал Алфи, и делил свою жизнь с разными женщинами, которые имели смелость вить из него прочные канаты.
Томаса это не очень устраивало, ему не нравилось появляться на людях в одиночку и, что хуже, с не любимыми женщинами. Впрочем, в их гангстерском деле лучше не иметь связи более крепкие, чем одна ночь и одна постель. Но, кому не хотелось постоянного женского тепла и стабильности от свернутого комочка под пуховым одеялом, сопящим при свете ночника в ожидании?
Томас сегодня был в замешательстве: он не знал, сказать или нет Алфи то, что он слышал о его кузене и «подруге»? Ведь если информация окажется ложью, Соломонс вряд ли его отблагодарит, а вот пробьёт кость и мозг – это вероятно.
Как Шелби показалось, Алфи был этим вечером в хорошем расположении духа, без конца шутил и ухмылялся, подстегивая его цыганскую принадлежность, и Том решил рискнуть. Дело было еще и в том, что этот сукин сын Соломонс находился в зоне поражения ирландской певички Обри Уайтхед, с которой он был знаком ещё со школьной скамьи.
В юности они частенько пересекались в стенах школы, когда обучались в параллельных классах, хоть и не дружили. Выросшая в семье мигрантов в Холборне, Обри была ровесницей Алфи. Встретив его после войны, Обри заплакала от радости и тут же обняла его. Многие её друзья так и не вернулись. Она была в числе тех, кто дожидалась его возвращения, вторая после Сары.
И узнав об этом от соседей, помчалась в тот же паб, где Соломонс пытался расслабиться и абстрагироваться от ужасов войны, на миг задумавшись о Саре. Что ж, его удивлению не было передела – какая девчонка вымахала, кто бы мог подумать?
Под размышления из паба, той же ночью Обри и Алфи вышли уже вместе. Они отправились в ближайший отель и провели ночь, которая была наполнена не столько любовью со стороны Соломонса, сколько естественным желанием от воздержания.
Наутро Алфи сообщил, что сегодня ему нужно заняться делами. Обри была глубоко разочарована. С той ни к чему не обязывающей ночи, она поняла, что влюблена в Алфи Соломонса. Она умела покорять сердца мужчин, но Алфи она не зацепила. Ему нравился бизнес, его дело и деньги.
Соломонс был уверен, что это единственная любовь на всю жизнь, наблюдая за стремительно взрослеющей Сарой, всегда спешащей в школу через Камден, по одной и всем известной улице. Веселая и улыбчивая девушка казалась ему самим воплощением счастья. Легкий сарказм, безобидный и забавный, запоминающийся как дважды два. А глаза, в которых без конца плескались огоньки веселья, порой даже сверкали над самыми глупыми шутками, пронзали мужчину.
Те минуты и часы, что Сара проводила в его обществе, казались Алфи глотком свежего воздуха. Он безнадежно увлёкся дочерью своего друга, взаимно оказывающей знаки внимания к его персоне.
Роман с Обри на фоне этой «мужской комедии» продолжался почти год, пока Саре не стукнуло шестнадцать. Алфи пытался как-то образумить себя, но у него не выходило. В последние недели он видел перед собой только Сару, читал её черты в лице Обри и понимал, что зря тратит её время.
Днем он встречал Сару со школы, они вместе обедали, болтали обо всем на свете, а вечером неверный Соломонс возвращался к Обри и выслушивал от неё шквал ревности. Он позволял ей высказаться, а потом брал своё, утомленный желанием к Саре, чувствуя себя виноватым.
Алфи долго мучился, но всё-таки принял решение закончить этот роман. Он не мог допустить того, чтобы Сара, согласившаяся провести с ним первые совместные выходные и подарившая поцелуй, узнала о его действующих отношениях. Алфи боялся сделать что-то не так и оттолкнуть её.
Однажды утром, когда хмурые дни сменили солнечные, Алфи открыл глаза и осознал, что влюблен в Сару по самые уши. Он поцеловал лежащую перед ним обнажённую Обри и сообщил ей о том, что они не могут быть вместе, но он искренне желает ей всего наилучшего. Обри расценила это как предательство.
«Тебе нужен хороший парень» – это всё, что он мог сказать на прощание.
Сейчас Обри поедала его своими игривыми раскосыми глазками весь вечер. Алфи на это почти не реагировал, словно читал без препятствий её блядский настрой, и Шелби это забавляло.
И Томас уже не был уверен, стоит ли ему вообще сообщать весть, которая может задеть Алфи по шарам. Так что Том под предлогом предстоящего разговора собирался увести Алфи из бара, подальше от Обри!
Он похлопал Соломонса по плечу.
– Ну, чего тебе, дружок, м-м? – спросил Алфи, делая глоток джина. – Чего ты меня дёргаешь, как уличную девку?
– Кое-что личное, мистер Соломонс, – парировал Шелби. – Сегодня до меня дошло одно сообщение. Но мне не хотелось бы говорить об этом здесь, – он выразительно посмотрел на Алфи и поджал губы.
Соломонс понимающе кивнул.
– Исмаил, разгоните всех этих ебучих скворцов подальше, ага? – лениво обвёл он присутствующих и, скользнув взглядом по стройным ногам Обри, украдкой игриво подмигнул ей.
Теперь зал был полупустым, чтобы их никто не мог слышать. Томас скрестил ноги и сделал глоток виски.
– Дело касается кое-кого из твоей еврейской семейки и девчонки Сабини, – начал Том, расправив пальцы руки, сдерживая жестом гнев Алфи. – Но сперва успокойся, потому что снаряд в твоей заблудшей башке может сработать моментально.
Глаза Алфи сузились. Неужели Шелби имел в виду Сару?
– Томми, я же тебя пидораса пристрелю нахер! Не томи, ёб тебя!
Том спокойно облизнул губы. Может, не стоило затевать этот разговор? Алфи считал младшую Сабини чуть ли не Девой Марией, зато ненавидел Дэниела.
– Речь идет о твоём кузене… Он снюхался с итальянцами, вошёл в Неапольскую преступную организацию «Spirito di Influenza». Слышал, не? Которую основал Лука Чангретта. И твой родственничек слил им всё: наши сделки, поставки, закупки, – перечислял Том, а Алфи сделал вид, что задремал. Информация была скучной.
– В том числе и подробности твоей связи с дочерью Дарби. Она, судя по разговорам, подтвердила это.
Шелби закрутил рукой, подбирая слова, потому что лицо Соломонса побелело, ведь Алфи подумал о худшем. Мало ли, вдруг Сару пытали?
– В ходе ссоры она воткнула макароннику в яйца маленький клинок.
– Что? – захрипел Алфи так, будто на него наехала машина. – Ну нихуя! – воскликнул он, растягиваясь в улыбке, которая выглядела натужной, но ликующие нити были видны. – Моя девочка.
Томас осмотрелся.
– Чангретта и Сабини знают обо всём, – Том обвёл глазами потолок. – Всё, что мы делаем. Они попытаются перехватить всё, что мы имеем, отобрать у нас и переписать на себя. Дарби находится на грани банкротства, потому цепляется за любую возможность удержаться на плаву.
Шелби щёлкнул зажигалкой и изо рта его побежал сигаретный дым.
– Потому и продал дочь за десять тысяч фунтов, – Томас следил за мимикой лица Соломонса. – Это покрыло все его долги по заведениям. А на сдачу он свозит жёнушку к морю.
Алфи невидящими глазами смотрел на Томаса и лицо его потемнело от бешенства. Было видно, что Шелби осуждал Сабини. Алфи, откинувшись на спинку кресла, понимал, что он поступил как законченный ублюдок, как Дарби. Внезапная слабость, некий паралич пронзил его и он не мог пошевелиться, уткнув дезориентированный взгляд куда-то в сторону.
– Я продал её за три тысячи штук, однако, – процедил Алфи и взор его был пустым, одновременно смеющимся от осознания своего действа. – Можешь себе представить?
Его губы скривились в ухмылке от потрясения, чуть кривоватые зубы виднелись из-под усов и бороды, а уголки серых глаз сузились. Любой другой мог подумать, что вся трагичность Соломонса заключена в проигрыше, в выгоде, которую он упустил.
За те несколько лет, что они были вместе с Сарой, Алфи настолько привык к ней. Ее мягкая улыбка, преданные глаза, ямочки на щеках, длинные ноги и совершенно невероятные бёдра, обрамленные округлыми ягодицами…
Алфи вполне отдавал себе отчёт о величине ошибки, которую допустил, сам того не осознавая, насколько сильна была эта любовь. Весь день после визита Луки и до прихода Сары кто-то внутри нашёптывал ему, что люби он Сару по-настоящему, послал бы к черту Луку, прикончил бы его прям там, в своём кабинете. Он правда не хотел отпускать девчонку, но ему не хватило сердечного бескорыстия, чтобы отказаться от сделки.
Значит, он недостаточно её любил? Или дело было в его противостоянии браку?
Том сбросил пепел и осторожно посмотрел на Алфи. На секунду ему показалось, что тот умер с разрывом шаблона в лице. Алфи не моргал, даже не делал вдохи, только смотрел куда-то и ухмылялся.
– Мистер Соломонс, – проговорил Том. – Нам надо что-то решать с этим.
Алфи среагировал не сразу. После третьей попытки Шелби достучаться до него, Соломонс перевёл взор на Томаса. Он вернулся в паб и резко поддался вперёд. Оживившись, он плеснул себе ещё джина.
Сейчас Алфи хотелось напиться и движимый желанием, он налил себе изрядную порцию алкоголя. Он глотнул джина, с наслаждением ощущая, как жжёт его горло, как больно дерёт связки.
Всю жизнь он страстно мечтал выбраться из нищеты, почувствовать вес денег. Переехать с бедной улочки на престижную улицу в родном Камдене. Долго и упорно трудился, рисковал собой, стремясь к достижению цели. Но в один из дней оказался вынужден выбирать между бизнесом и женщиной, и вторая проиграла. Алфи не мог себе в этом признаться.
Соломонс всё свалил на нечто иное, более глубокое, связанное с женщинами и их физическими особенностями, от которых они гибли, как тараканы.
– Я поясню, так? Ты можешь себе представить, цыган, чтобы я продал женщину, как ебучую лошадку для случки, да? – спросил Алфи, дополнив вопрос жестом руки.
Шелби сделал затяжку, когда Алфи уставился на него. Томас привык, что Соломонс никогда не пойдёт прямо со своей мыслью, а будет извиваться ещё добрых полчаса.
– Ты же разбираешься в лошадях, тебе должна быть близка эта тема, ведь так?
Том раздраженно вздохнул:
– Нет, Алфи. В вас это не заложено. Что касается чести женщин, я думаю, вы порядочны. А лошади… – потушил он окурок. – Они лишь лошади, принимающие нужную стойку.
– Ты же не хочешь прогнуть зад под каких-то пизданутых макаронников, таки?! – прошипел Соломон, исподлобья зыркнув на Тома, и как с цепи сорвался. – Или тогда и твою сестру или тетушку купят, как блядскую кобылу на ссаном рынке! Вогнут в сраную стойку и преподнесут какому-нибудь итальянскому ублюдку! И клейма не ставь!
Том поджал губы.
– Вы правы, Алфи, не хочу, – делая глоток виски, отрицательно покачал головой. – Только стельная кобыла и кляча вряд-ли им понадобятся, – парировал он. – А вот молодая лошадь для ожеребения – другое дело.
Соломонс мгновенно высвободил из-за пазухи пистолет и уставил его на Шелби.
– Истина – очень ебливая штучка, и очень часто она заводится тогда, когда ты уже навёл концы.
Сидящие неподалеку от них шестёрки встрепенулись. Отчаяние и гордость управляли Алфи в этот момент, поблескивая в глазах несчастным мерцание. Законы мафии немного отличались от конституции. В бандитской среде было принято отвечать за поступки родственников и не трогать «своих» даже на словах.
Том поднял голову и напряг брови. Он был спокоен, как покойник, никогда не волнуясь.
– И ты уже, ёб тебя в рот, об этом знаешь, да? – спросил Соломонс, взводя оружие.
Томас сухо кивнул:
– И я, – вынимая из пачки вторую сигарету, сомкнув её губами. – Поражает, что ты, – указал он на Соломонса сигаретой. – Зная это, всё ещё сидишь здесь.
– Что я по-твоему должен делать, Томми, сучонок, ты, эдакий? – взмолился еврей, поиграв плечами, роняя на стол пистолет, поднимая шум.– Что я, блять, по-твоему должен делать? Начать войну, а? – рычал он, – Отвечай!
Томас пожал плечами. Он никогда не видел Алфи таким разрушенным, лишенным дальнейших идей и планов. Их военный стратегически-аналитический склад ума был отпечатан на мозговой оболочке, позволяющий решать всё быстро и чётко.
– Ты молчишь, таки, Томас. Потому что уже поздно дёргаться, да! – хрипел Соломонс. – Мы оба дохуя понимаем.
Томас демонстративно вынул из кармашка часы, щёлкнул крышечкой и уставился на циферблат.
– Хм… Поздно. У тебя какие-то проблемы с часами, друг? Могу посоветовать хорошего часовщика, – стал объясняться Том.
Алфи злобно улыбнулся.
– Последнее предупреждение, цыган. Домой к тётушке вернуться не хочешь, ага?
Томас проигнорировал это, продолжая:
– Потому что у тебя есть ещё двадцать минут до того, как закроется центральная лаборатория. Если поспешишь, то успеешь к закрытию. Пихнешь пожилой медсестре пару фунтов и она тебе откроет занавес истины, – развёл Шелби руками.
– Ты шибко языкастый, Шелби, я смотрю? Скопил деньжат на дубовый гроб и ходишь тут, вызовы мне бросаешь, да? Не терпится шубу деревянную примерить значит? – спрашивал Соломонс, поглядывая то на Шелби, то на пистолет.
Том не сдержался и улыбнулся:
– Забавно.
– Что? – прищурился Соломонс.
– Забавно, что шестое чувство на этот раз тебя крупно подводит.
Алфи нахмурился, пытаясь понять к чему клонит цыган.
– Я лучше пойду и поимею вон ту ирландку, да? – выдохся Соломонс, указывая пальцем на Обри, на что Шелби пожал плечами, мол, как душе угодно.
– Чем тратить на твои ребусы уйму времени, ага? Ну всё, бывай, Томми! С Дэниелом поквитаемся завтра. Да, – мялся он, проверяя карманы пиджака.
– Я был сегодня днем в лаборатории, понимаешь?..– спросил Шелби и Алфи обернулся, уставившись на партнёра, – И видел там дочь Сабини.
Соломонс повернулся корпусом и широко распахнул глаза.
– Младшую, судя по всему, – торопливо добавил он. – Её братец, ещё щенок, готов столкнуться с тобой лбами. Не на какую мысль не наводит?
Алфи выслушал и, расправив плечи, с задумчивым взглядом выдавил из себя:
– С чего ты взял, что меня это касается, м?.. Пусть даже и косвенно.
Алфи побрёл к бару, где сидела Обри в компании подруги и едва заробел в обществе певицы. Причем так случалось в каждую их встречу, а знакомы они были уже давно.
Взбаломошенная Обри была рада встрече, и Алфи смягчился настолько, насколько мог.
После пары бокалов виски и джина, она предложила Соломонсу продолжить вечер в номере отеля. Алфи не смог отказать.
Она действительно любила его и очень просила побыть с ней, пока он брал ключ от простенького номера.
Она все ещё обожала его, даже когда он задумчиво распахивал манжеты, словно её и вовсе здесь нет, нехотя отвечая на её просьбу помочь с платьем. Алфи дёрнул пуговицу так, что она отлетала вместе с гордостью Обри.
А она всё ещё испытывала к нему нежность, даже когда он дерзко сорвал с неё наряд и обнажил полную грудь.
Она всё ещё ценила его, когда Алфи нависал над ней, не соизволив снять брюки.
Она любила его все полчаса, проведенные в постели, пока Алфи грубо двигался, думая о своём, и рычал на неё лишь одной зверской фразой, отворачивая от себя её розовое лицо: «Не смотри на меня. Не смотри, мать твою, на меня» – словно боялся увидеть в отражении её глаз Сару.
========== 1.9. ==========
***
Конец марта этого года
Синяя ночь опустилась на Лондон, пока ещё более тёмные дождливые облака бежали наперегонки, соревнуясь друг с другом, желая доказать, кто быстрее. Солнце не хотело выглядывать уже битый день, чтобы просушить влажный после дождя карниз. Прохладный ветер колыхал кроны кленов, заставляя их биться, несчастных, ветками по стеклу.
Такая весна вовсе не прельщала Сару Сабини, мелким шагом семенящей за матерью, волоча на плече сумку с учебниками для завтрашнего учебного дня.
Краснокирпичный дом, одинаковый, как и все остальные снаружи, но изысканный изнутри в отличие от других, согревал продрогших прохожих тёплым светом небольших окон.
Тава Соломонс предпочла жить, что в тесноте и не в обиде, что в гордом одиночестве здесь – на Юстон-Стрит. В этом районе, на этой улице прошла её молодость, зрелость и наступала на пятки старость. Единственной отрадой был её сын, принесший для неё в подарок изысканный, серебристый воротник из песца, бережно опустивший на её усталые плечи.
– Царица Эстер, прям-таки! – восторгался Алфи красотой своей матери.
Тава кротко посмотрелась в зеркало в гостиной и улыбнулась сыну, и в этой улыбке всё-же чувствовалась некоторая печаль.
– Нравится? Песцовый. Эт роскошь. – уверял её Алфи.
Тава погладила мягкую шубку.
– Нет ничего моему усталому сердцу роскошнее, чем внуки.
Алфи с нарочитым вздохом опустился в кресло, крутя в пальцах зажигалку.
– Внуки, которых ты всё никак не подаришь мне, сынок.– подытожила она с грустью и строгостью.– Представляешь ли ты, как же мне хочется понянчить твоих детей, Альфред?
Алфи согласно щёлкнул металлической зажигалкой, но на самом он не имел никакого понятия.
– Снова пропустил субботние и воскресные смотрины. – вздыхала она, – Дочь Захарии Левинсона справляется о тебе, бездушном чурбане, уже третий месяц! Смилостивился бы над девушкой, да уважил, чем по тавернам грязь собирать и по балеринам бегать!
Алфи, убрав с плеча невидимую пыль, тихо хохотнул в бороду.
– Ни черта ведь ни ты, ни твои партнёры не смыслите в балете! Вот рты разинули, глазами хлопаете, и выбираете себе подстилок в золотой обёртке, да покраше!
Алфи клацнул крышечкой часов.
– В том-то и смысл, что балерины, это и есть дорогая альтернатива тавернам и кабакам, к которым я никогда не питал особой страсти.
Тава обошла сына и слабо прихлопнула его по плечу.
– Огуляй хоть одну евреечку, будь ты мужчиной! А то разговоров по Камдену ходит, что уши в трубочку…
Алфи вскочил с места.
– Давай не будем, прошу тебя! – парировал он. – Мы обсуждали это сотни раз, обсудим в сто первый?! А в выходные я был действительно занят тем, что мне по душе и прошу прощения, что не явился на мероприятие!
Тава обиженно стянула с плеч подарок и Алфи подошёл к матери, почувствовав что погорячился почти сразу же.
– Мне жаль, но я не могу стать тем, кем не вижу себя. Я не чувствую с годами приближения отцовского инстинкта, а быть таким как мой папаша… Лучше отчекрыжить хер себе по самые… – последнее слово он проглотил, не посмев сказать его при матери.
Тава ухмыльнулась: – Твой отец был подонком. А инстинкт продолжения рода, работает в тебе как часовой механизм!
Алфи посмеялся, пусть и чуть злее, чем обычно, потому что мать была права. Тава тоже не сдержалась и слабо улыбнулась, прихлопывая сына по плечу.
– Скажу Сесиль, чтобы разогрела тебе ужин. Может хоть за кошерной пищей, да образумишься, обормот ты мой!
Алфи улыбнулся матери и побрел за ней и её причитаниями о том, что она бедная и несчастная жила с выводком детей, как цеплят, в бедности и сырости, а сейчас, когда в её жилище нет тараканов, клопов и сквозного ветра, а царит роскошь и уют, её несчастный сын не может порадовать свою старушку внучатами. Для этого ведь есть все условия, расти себе детей – не хочу!
Алфи лишь поддакивал, мол, какой же он негодник.
Их перерекания прервал стук в дверь, судя по лёгкости, принадлежащий женской руке. Тава и Алфи переглянулись.
– Ты кого-то ждёшь?.. – спросил Алфи, прищурившись, заводя руку, нащупывая оружие под тканью жакета, томящееся в кобуре.
Тава пожала плечами: – Кого только бесы не носят в половине десятого!
Она пихнула сына в грудь и обыденно прошла к двери, пока в руке Алфи параноидально грелся металл оружия.
Тава открыла входную дверь, широко улыбаясь – это была Иса Сабини, натянувшая маску обыденности. По лицу её Тава поняла: что-то случилось.
Алфи шумно выдохнул.
– Ты чего это без времени? – беспокойно спросила Тава, приглашая женщину войти.
– Лука и Оттавио явились пьяными, играют в покер, галдят, что-то обмывают. – Иса была линейно удручена всем этим, – У Сары завтра экзамен, а они ей покоя не дают. Я могу оставить её у вас?
Тава выслушала и согласилась без раздумий: – Конечно, можешь, дорогая. А как же Дора?
– Сара, иди сюда. – Иса окликнула дочь и затащила её в дом, плотно закрыв за ними дверь, так как на улице завывал сильный ветер.
– Никаких ей поблажек. – заявила Иса, стряхивая капли дождя со шляпки, наконец, встречаясь глазами со стоящим в прихожей Алфи, коротко улыбаясь ему.
– Добрый вечер, Алфи.
Он раздул ноздри: – Шал-о-м, миссис Сабини. Что, семейная стезя, падлюга? – насмешка над её статусом жены Дарби была почти слышна.
Иса, проигнорировала всё, что приготовил Алфи для неё и собственного эго, потому что она никогда не видела в нём больше, чем красивой мордашки и любвеобильности до дам, и продолжила.
– Спуталась с бесом, пусть теперь сидит с ним до утра в столовой и слушает его пьяный бред! – закончила она мысль.
Тава сочувствующе вздохнула и стала бурчать, понося Оттавио и Луку.
– А маленький Фрэнки как же? – покачала головой Тава.
Иса отмахнулась, мол, о нём и волноваться нечего.
– Он сын своего отца и только и делает, что вьется возле Дарби. У них взаимное обожание. Вот и дари после такого мужьям дочерей. – грустно усмехнулась она.
Сара, бросив скромное «здравствуйте», сдерживая улыбку, чувствуя притяжение Алфи, мырнула в проходную. Она и не ожидала увидеть его в доме матери этой ночью. Вот так совпали.
– Шал-о-ом! – протянул он ненароком, вытягивая руки к девушке, опуская на её плечи свои грузные ладони, начиная представление.
– Сар-ра, шал-о-м, – хрипло проговорил он её имя на еврейский мотив, словно видел впервые за несколько лет, – Проходи.
Альфред с титаническим спокойствием, скрывая ухмылку в уголках губ, наиграно дивился тому, как вымахала Сара, помогая ей снять плащик, закидывая на предплечье её сумку с учебниками.
– Останешься? – спросила Тава у Исы, – Погреешься у огня?
В гостиной потрескивал камин, и наполнял комнату теплом и светом. Иса отрицательно помотала головой, осмотрев знакомое жилище, и от последней не ускользнуло, как Алфи бережен по отношению к её дочери – опустив руку на правое плечо Сары, он посмотрел на Ису провожаючи. Чтож, назвалась грузьдем, полезай теперь в свой грёбаный кузов.
Женщина выскользнула из дома и поспешила забраться в ждущую её машину.
Тава закрыла дверь.
– Ты хочешь есть, дитя? – ласково спросила она, погладив Сару по щеке, поправляя за ухо светлый локон, заглядывая в её большие, горящие глаза. – Чувствуй себя как дома, дорогая.
***
Алфи лежал на полутороспальной кровати, устеленной белоснежными простынями, похрустывающими от белизны. В его старой комнате витал аромат смешавшихся между собой духов и тел, слитых в сексуальной агонии.
Он с премудрым видом зачеркивал штриховкой одну из улиц, соединяющих Холборн и Клеркенуэлл на небольшой, сложенной в восемь слоев, карте города, натянув на нос очки-стеклышки.
Блеклый свет ночника на столе отражал от окна тень, которой Алфи хватало, чтобы разобраться с делами.
Сара сидела за его старым столом с учебником нагишом, ощущая прохладу с сидушки, приправляя свой образ игривой ухмылкой.
Алфи, подняв глаза, посмотрел на неё с неописуемым восторгом, а когда первоначальное эстетическое наслаждение спало, то в крови ртутным столбиком поднялась примитивнейшая похоть.
– Скажи мне, душа моя, – произнес Соломонс, опуская взор на потёртую карту, щелкая по ней вложенным в пальцы огрызком карандаша, – Куда на этой неделе то и дело ездит твой зачинатель, банкрот затравленный? – поправил он очки.
Девушка фыркнула: – Кое-кто был увлечён только мною, говорил о любви и страстно кончил всего десять минут назад, а уже по шею занят этой тягомотиной!
Обиженно проговорив, она вернулась к учебнику, стараясь не сталкиваться с занимательным ею взглядом Алфи.
– Что вообще означает зачинатель?
Алфи хитро улыбнулся: – Тот, кто привёл тебя на этот негуманный свет.
Сара задумалась: – Может, папа выбивает долги?..
Алфи, подтверждающе свою теорию, промычал, обводя улицу и наиболее важные отрезки скобочками, откладывая подальше рабочие вопросы. У них с Сарой есть всего несколько часов. Он узнал важное и теперь был намерен любить девушку снова и снова.
Сара могла уверять, что Алфи был весьма пылким любовником, но, казалось, ему больше нравилось спрашивать её о планах отца на предстоящую неделю, чем обсуждать что-либо, касающиеся их возможного очевидного будущего, на самом деле.
Поэтому, хоть Сара и провела достаточно выходных, дней, ночей и часов в постели с Альфредом в гостиничных номерах и его спальне, очень мало что обсуждалось, трогающего душу грядущего.
Мисс Сабини уставилась в учебник.
– Ты ведь будешь приезжать ко мне в Эссекс, когда бизнес отца окончательно развалится? – спросила она через плечо.
Алфи задумчиво промычал, мол, само собой, окидывая взором её обнажённые ягодицы, переключаясь на тонкую талию и ровную спинку.
Тава Соломонс брела к комнате сына, дав на завтра наказы экономке, держа в руке тёплый отвар для Алфи, который объяснил свое желание остаться переночевать в доме материи лёгким недомоганием. Подойдя ближе, Тава услышала голос Сары и насторожилась.
Она стихла, остановившись у блеклой полоски света, понимая, что это уже дело её чести – прислушиваться к разговорам.
Тава видела, что Алфи и Сара нашли точки соприкосновения душ, но только бы не обнажённых, разгоряченных похотью тел. Об этом она и молилась, прося у Всевышнего даровать её сыну сдержанность и благорассудие.
– Алфи, а как построить график функции? Помоги мне. – прозвучал за дверью голос Сары и Тава украдкой улыбнулась.
Всемогущий в действительности услышал и принял её молитвы? Желание отправить Сару к себе за неслыханную дерзость тут же отпало.
– А что известно? – раздался раскачивающийся бас Альфреда, успокаивающий душу пожилой женщины.
Если бы только уплывающая к себе в мягкой улыбке Тава в действительности знала, что Алфи в этот миг целует Сару в шею и что их связывает далеко не дружба…
Нацарапав график и расставив точки, Алфи, что-то мурлыча себе под нос, нарисовал кривую и швырнул карандаш.
– Зачем сам?! – выдала недовольный возглас Сара, не свойственный её характеру, отталкивая от себя тетрадь со злостью, чувствуя горячее дыхание Алфи на своей коже, уводя стыдливые глаза от его наготы, – Мистер Линтон снова занизит мне оценку и задаст линейкой по пальцам из-за тебя!
Алфи нежно поцеловав щеку Сары, пока она пыталась выпутаться из его вездесущих рук на теле, отстранился и присмотрелся к ней.
– Он знает, что если еще хоть раз рискнет коснуться тебя, я намотаю его поганые яйца на шток флага университета и лично потом его отмудохаю. – уверовал он её совершенно спокойно.
– Как же! – выдала Сара раздраженно и Алфи, не переставая гладить ее бедро, настойчивее прикоснулся губами к шее, захлопнув учебник и тетрадь со злосчастной математикой, что стала для них яблоком раздора.
– Итак, ты отказала в чести принять меня в прошлую пятницу, как и в субботу, так ещё и в воскресенье… Да? – прошелся он зубами по нижней губе, чуть выставив вперед челюсть.
– За тобой ведь должок, так? – улыбнулся Алфи, кусая Сару за мочку уха.
Ей сегодня не было щекотно, скорее колко от его прикосновений. Алфи не останавливаясь, провел ладонью между бёдер, заставляя ее ноги сжаться.
– Мы уже рассчитались пятнадцать минут назад! – не удержалась Сара издевательски.
Он пробрался глубже, зарывая ладонь в её коротком мысе волос, накрывая пальцами и круговыми движениями не сильно массируя.
– Алфи?! – Сара впилась в его руку, закидывая голову назад, осматривая пронзительный взор серых глаз и его заостренный профиль снизу вверх, дополнительно открывая шею для поцелуев.
Алфи коснулся губами мягкой шейки, опуская её нежную ладонь на свой вздыбленный член, как Сара злобно брыкнулась.
– Да что же это делается, мать твою?! Тебя никак подменили? – не выдержал Алфи, выпуская Сару из своих тисков и она обиженно рванула к постели, отыскивая своё ночное платье.
Сара, чертыхая одеяло, швырнула его на пол, отыскивая своё платье.
Алфи спокойно снял его со спинки небольшого креслица и протянул ей.
Девушка совершила глубокий вдох и постаралась взять себя в руки.
Если она не сделает этого, Алфи обо всем догадается, если уже не догадался по тому поведению Сары, что сопровождало их весь прошлый уик-энд и сейчас.
Она была как на иголках, и практически не позволяла Алфи касаться себя, ожидая, когда же наступит воскресенье и он, наконец, отвезёт её домой.
Сара ни разу за два с половиной дня не позволила Алфи любить её, и впервые, кровать использовалась строго по её прямому назначению – для сна.
Она боялась признаваться о своем женском состоянии, потому что, как ей казалось, Алфи этого не переносил.
Она думала, что он ненавидит кровь из-за брезгливости. Но, разумнее всего была мысль, что он не любит воздерживаться определенное количество дней, и предпочитает заменять обычные отношения содомическими.
С нееврейкой, Алфи волен делать всё, что хочет, потому что в ней течёт «дурная кровь».
Алфи лично признавался Саре: «Эта сторона наших отношений с появлением у тебя регул, надёжно лишит нас изначальной цели – не зачать ребенка.»
Сара запомнила эта фразу, и много раз пыталась свести её с разными человеческими факторами, как, например, древним военным обычаем было надругаться над поверженным врагом. Алфи был на войне, и это могло бы объяснить его предпочтения.
В общем, Соломонс был не очень доволен подобному раскладу на все выходные, но сильно настаивать не стал. Всё-таки, как он думал, у Сары сейчас хватает учебных проблем. Конец года, множество хвостов. Может, она просто перегружена?
Сара решила поскорее сгладить угол.
– Я сама не своя, да? – выдавила она, подходя к Алфи, виновато заглядывая в его глаза.
– Ага, да, именно это я и говорю… – подытожил он угрюмо, сложив руки на груди, – Что в тебя вселилось-таки?
– Ничего, – обвив руки на его шее Сара тихо извинилась, – Прости меня, ладно?
– Ну, не знай. – прогундосил он недовольно, – И что это за поведение, а?
Сара старалась не подавать вида, что хранит тайну. Она увела глаза в вниз до давления в глазницах и, увидев наливающийся кровью орган Алфи, тут же перевела стыдливый взор в сторону.
– Что за…? – он заметил её выражение лица и его это разозлило, – С каких это пор ты меня стесняешься?!
Сара пожала плечами, когда твёрдый член его толкнулся в её живот.
– А? – негодовал Алфи.
Сара молчала.
– Теперь я хочу, чтобы ты коснулась «его», и он окажет тебе взаимную бесплатную услугу – выдворит из тебя ко всем ебеням твой девичий стыд, которому нет места в моей спальне, так?
– О, Господи, я не буду этого делать! – вскинула руки Сара, ощущая сладкую истому, пытаясь уйти, но Алфи её не пропустил.
– Мне вот интересно, как твой Господь реагировал на, что ты творила полчаса назад на этой самой постели?.. – его кивок в сторону смятой кровати был многозначителен.
