Текст книги "You love me anyway (SORORATE) (СИ)"
Автор книги: PallVan1987
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)
Тава покачала головой:
– Порой мне кажется, что тебя зачинал не человек, а сам дьявол!
Алфи вымученно улыбнулся:
– Порой мне тоже так кажется. Однако ты страстно хотела видеть рядом с собой внуков, не так ли?
Тава закашлялась и вышла из гостиной, прихватив с собой снимки.
– Я это к чему… – проводив её взглядом, но не получив ответа, Алфи перевёл взгляд на Маттео, – Лука ей вряд ли многим дороже, чем псина или кот. Никогда не быть ему любимым ею так, как был любим я. А теперь подойди сюда и слушай: я тебя либо уговорю, либо заставлю, блять, сделать то, что мне нужно – решай уже сам, да? А нужно мне немного – увидеть Сару и близнецов.
Маттео широко раскрыл глаза и заговорил:
– Лука намеревается отправиться в Англию уже завтра.
– Зачем?
– За Шелби, за Томми Шелби, в обмен. Он отдаёт ирландцам живого Томаса, а они взамен отдают часть заводов и территорию. – отчеканил Маттео, и Алфи довольно хмыкнул.
– Ты же знаешь, с кем его свести первым делом, чтобы сделка не состоялась, правда?
========== 2.4. ==========
Комментарий к 2.4.
Всем привет 👋
Глава не подробная, короткая, хотя-бы потому что вы уже, наверное, замучались читать по десять страниц 😄
К слову, не подробная в связи с тем, что эта сцена будет, вероятно, пересказанна несколькими героями так, как они её видели.
Спасибо огромное padre chesare ❤️
И благодарю всех вас, читатели, за ваши отклики и интерес к этой истории 🤗
И да, на самом деле можно было сделать сноски для перевода итальянских фраз в конце текста, но так весь смысл потеряется)
***
Вчера
Алфи Соломонс был на пределе. Девушка, что сидела на его коленях прилично занюхала кокаина, и позволяла трогать её там, где Алфи хотел.
Её звали Эдит, ей было семнадцать и она считала себя тонкой натурой, шмыгающей носом как можно громче и драматично размахивающей руками, чтобы все вокруг знали, что она приняла кокаин.
У Алфи не хватило желания сказать ей, что она ведет себя как чертова обезьянка, потому что он был занят тем, что в тени пьяных молодых людей высматривал ирландцев. В этот полдень он закинул удочку в водоем Чангретты и теперь выжидал, чтобы вовремя дернуть улов на себя.
Его глаза блестели от азарта, и он должен был признать, что путь, которым он собирался отобрать у Луки Сару пропитался определенным охотничьим очарованием. Миссис Чангретта – маленькая успешная птичка действительно верила, что знает жизнь и, поплавав в большом море Луки, уже отказывала Алфи нырять в его черное озеро.
Какой же она была неловкой на самом деле. Все эти пышные снимки, где она почти не скрывает чудесных изгибов, манящих мужчин, были просочены точно вафельный торт кремом, её внутренней неуверенностью в себе, что она так тщательно прятала. Её улыбка была поддельной, а статусность хлипенькой, точно карточный домик. Как только Лука покинет свой пост, её воздушный замок успеха и власти сдует ветром и она сочтет спасительной соломенкой возможность вернуться к Алфи. Привыкшая к хорошей жизни, она уже не сможет ужиться в простоте.
Через несколько дней после краха Луки он выяснит все её дела, и Алфи с нетерпением ждал этого. Она была его особенным ягненком, почти таким же, как Эдит, но последнюю нужно было забить, в то время как первую нужно было холить и лелеять. Но прежде спустить с Неаполитанских небес на Лондонскую землю. Это должно было стать для неё жизненным уроком. Он только надеялся, что она поймет, как ей повезло, что он снова тянется к ней, проявляет интерес к сыновьям, к вдове, к матери-одиночке, которой будет сложно найти нового мужа с двумя довесками.
Алфи шёл на это, даже если это было в основном для того, чтобы убить прошлое, наверстать упущенное и искупить таким образом всепоглощающее чувство вины.
Алфи протянул Эдит бокал лимонада, также, как когда-то он предлагал этот простой напиток Саре и она была благодарна в её возрасте, но Эдит взглянула на мужчину, как на идиота, причем полного.
– Лимонад?!
Смех пробил еврея: – Я так уродлив, что на трезвый взгляд ты не сможешь расслабиться подо мной?
Эдит хмыкнула и Алфи предложил ей выпить виски, и она залпом приняла в себя веселящий настой, как он и знал, потому что во рту у нее теперь было суше, чем у монахини, а вся нижняя часть лица онемела.
– А что делать мне, если я не смогу расслабиться над тобой? – спросил он с издевкой.
Эдит усмехнулась и пожала плечами.
– Я надену на твою голову тканевый мешок и займусь делом.
Алфи взглянул на её округлую грудь. По ее улыбке он догадался, что их касались чаще, даже ненароком, чем члена футболиста за все игры, но его это не волновало.
Бриттон Дойл беспокоился о состоянии своей младшей сестры и без сомнения знал, что за его недосмотр сестрица крупно поплатится, если проведет ночку с еврейским гангстером.
– Оставьте ее в покое, мистер Соломонс. Давай, Эдит, вали домой.
Эдит откинула с лица свои растрепанные светлые волосы и воинственно сказала: – Отвали, братец, мне почти восемнадцать.
Ее враждебность передалась Алфи теперь, когда он наблюдал за небольшой сценой, разворачивающейся перед его глазами.
– Почему тебя это трогает?
Бриттон пожал плечами. – Она моя младшая сестра.
Алфи улыбнулся: – И что? Ты на страже её невинности или что?
Она кивнула, и Алфи сухо посмеялся.
Бриттон знал, что его обыграли, но он попробовал еще раз, зная, что сестра ввязывается в интрижку с Соломонсом.
– Да ладно тебе, ты с ума сошла. Давай, Эдит, иди домой, а?
Алфи взглянул на часы и прихватив Бриттона за грудки, проговорил: – Закрывай паб. Разгоняй всех. – А затем повернулся к Эдит и подмигнул ей. – Иди домой, дорогуша.
Молодой мужчина хотел возразить, но зашедший за стойку Томас Шелби, подтвердил слова Соломонса.
– Поторопись. – отчеканил он в лицо владельца и бармена.
Через сорок минут паб опустел. Бармен поставил на стойку бутылку виски, и Томас лакал его в умеренных количествах вместе с Артуром.
Алфи фыркал, что-то отмечая в газете. Ожидание было утомительным.
– Как ты узнал, Алфи, что Чангретта вступил в заговор? – спросил Томас, шипя от дразнящего горло напитка.
Алфи откинул газету и оперся на трость, задумчиво поджимая челюсть.
– Заморские пташки напели.
Эта фраза заставила Алфи почувствовать себя всё более и более предприимчивым.
– На самом деле она была уже почти готова… – прохрипел он, снова заворачивая в непонятную бездну размышлений, – раздеться и пойти на это, пока я продолжал уговаривать её. Если бы ее брат не вмешался… Я к чему веду, да? Что поколение девушек всё более… – Алфи стал потирать подушечки пальцев, – и более испорченное, с ними трудно растить детей, ведь они сами по большому счёту ещё дети.
Том ухмыльнулся: – Они не видели войны, что с них взять?
Новая отполированная машина подъехала к пабу. Следом вкатилась другая, аналогичная ей.
Томас ждал и курил, напрягая зрение и высматривая Луку Чангретту. Итальянец оказался осторожным и за минуту подъехала ещё одна машина. В каждой было по четверо людей, вооружённых и подготовленных.
– Восемь смертников вместе с Лукой, да? – бормотал себе под нос Соломонс, постукивая грубыми пальцами по трости, поднимаясь и наблюдая за движением двери и за грохотом, с которой она отворилась, – Добро пожаловать-таки…
Лука медленно вошёл в заведение, осмотрелся и приблизился к мужчинам, что отказались от тесных объятий, не ограничившись даже коротким рукопожатием.
– Вот они, последние, блять, в своем роде. – заметил Лука и улыбнулся стоящему за его спиной Маттео.
На мужчине были элегантные брюки и элегантный пиджак, его золотые часы были с тонкой оправой и явно дорогими. У него были хорошо подстриженные волосы и ухоженные руки, и даже его голос был модулированным. Он казался образованным, похожим на человека, которого, как казалось, уважают и слушают.
Алфи невольно скривился. Когда-то он тоже выглядел безупречным благодаря любви женщины.
– Вы, как всегда, вместе. Неудачная коалиция.
Алфи ожидал от Луки вызов, он даже убедил себя, что ему, возможно, придется убрать этого хитрого ублюдка.
Однако, он более чем сознавал, что, если убьет Луку по какой-либо личной причине, то Сара узнает об этом рано или поздно, и вряд ли захочет возвращаться к нему даже если будет вынуждена жрать землю от голода. А вот подвести Томаса к подобному финалу было лихим делом.
Лука небрежно пожал плечами.
– МакФиллипс отдаст всё свое нажитое богатство в Ирландии мне. Ему придётся. Когда он умрет, и я надеюсь, что скоро, всё добро станет моим. Я во всех смыслах и целях мафиози, и все мне подчиняются.
Алфи и Томас видели, как расширились зрачки Луки при этих словах.
– Ты закончил свой гангстерский, цыганский путь, Томас Шелби, и тебе лучше смириться с этим. Никто здесь ничего не делает без моего прямого разрешения, запомните. У меня есть связь со всеми болванами, клубами, пабами, дилерами, даже ночными бабочками в борделях, которые косвенно управляются моей женой, моей Сарой или как я зову её дома – car’ой*.
Алфи выставил челюсть и медленно моргая, глазел на Луку.
– Ты неудачник, верно? – буркнул еврей.
Лука ухмыльнулся: – Я купил у тебя, блять, женщину, несколько лет назад за чертовы копейки, и ты называешь меня неудачником? Не про тебя ли по Камдену ходят слухи, что ты отморозил яйца во Франции и теперь ты выхолощенный?
Алфи многое предвидел в этот день, но не для того, чтобы быть униженным.
– А ты уверен, что тебе не помогли с зачатием, дружок? – Алфи спросил его так обыденно, что многие не сдержали смех. Почти все знали, что причастность Соломонса в зачатии близнецов была решающим коэффициентом.
У Луки появилось неприятное чувство, что его положение обсуждается людьми, даже когда они стоят за его спиной. Он посмотрел на них двоих в зеркало бара и увидел, что они были равными главными героями в борьбе за Сару.
– Ты вспахивал уже засеянный огород. – Это было сказано с обвинением, с неуважением, которое обычно приберегается на конец действия.
Лука не ответил ему. Его лицо сказало Алфи, что он думает об этом и что он не придаст этой фразе никакого значения, не удостоив даже ответом.
Но смысл, медленно доходящий до его подкорки был отравляющим.
Алфи, оперевшись о трость, знал, что извергнутая им идея пустила корни, как он и предполагал, и он отложил эту мысль для дальнейшего использования.
Лука стоял там в течение долгих мгновений, сжав свои жилистые руки в кулаки, и почти электрический заряд прошел через него, когда он постепенно позволил себе вникнуть в этот тезис.
Томас снова наполнил свой стакан виски и еще раз отхлебнул, преодолевая желание вмешаться. Но знания, порой, были необходимы, как и слухи.
Алфи наслаждался собой и скривившимся лицом Луки.
– Когда ты сдохнешь, я смогу спокойно подойти к своим мальчикам, а не ловить их такие похожие на меня маленькие лица с ебучих снимков. Не задаваться ссаным вопросом, скажется ли мой визит на Саре?
В голове Луки это просто не укладывалось. Он вдруг с ошеломляющей ясностью осознал, что должен убить Алфи, хотя бы для того, чтобы почувствовать себя сильнее, менее уязвимым от мысли, что все эти годы он воспитывал еврейских детей. А также для того, чтобы убедиться, что пусть и не родные ему сыновья, как и предавшая его Сара останутся в безопасности от Соломонса. Маленькие близнецы были сыновьями его мечты, но они не были его кровью и плотью, и порой он ловил себя на этой мысли, но он хотел бы, чтобы мальчики всегда были счастливы.
– Настоящий отец не тот, кто дал жалкое семя. Вбей себе это в голову, жид!
Его голос звучал надломленно, и Алфи пришлось уступить ему из жалости и тонкой доли благодарности за то, что Лука все эти годы кормил, поил и одевал его детей.
– Но, в том-то и парадокс, что я его дал, будучи, по-твоему, выхолощенным?
Лука схватил Алфи за пиджак и Соломонс ухмыльнулся, выпрямившись во весь рост.
– Papà, Papà, vuoi continuare ad amarci sapendo che siamo nati da un ebreo? (Папа, папа, ты хочешь продолжать любить нас, зная, что мы родились от еврея?)
Алфи каким-то непостижимым образом подражал голосам близнецов, и, слушая его, Лука чувствовал, что вот-вот сойдет с ума от горя.
– Этот клоун думает, что самый остроумный?
– Ты всё верно понял и запомни это на будущее. Но, “папа” – это хорошее слово, не так ли? Не важно на каком языке оно звучит.
– Папа, ты всё ещё любишь нас?
Алфи продолжал повторять слово «папа» себе под нос, пока не сказал: – Но кто из нас должен любить их по-настоящему? Если я не ошибаюсь, за эти пять лет Сара больше не родила от тебя даже какую-нибудь неведомую зверушку, не говоря уже о полноценном ребенке, с руками и ногами. Немного подозрительно, тебе не кажется?
Тяжелая стеклянная бутылка виски отправилась в Алфи, но он умело пригнулся, как гулкие три выстрела разрезали пространство комнаты.
***
Сара плохо спала. Всю ночь ей снились кошмары, виделись ей разные люди, с оружием и без, кто-то гнался за ней и угрожал сыновьям, и сколько бы она не звала Луку но, ни в одной из сцен он так и не появился, чтобы спасти. Наверно, поэтому она проснулась с ясным ощущением тревоги за мужа.
В ночь перед отплытием Лука обнимал её всю ночь, а утром, когда они занялись любовью по его инициативе, Сара позволила себя опустить ладони на его спину и коснуться его мышц. Это оказалось не так ужасно, а Лука был счастлив.
Он долго целовал её после, шептал любовную чепуху и подолгу смотрел в глаза, пытаясь увидеть в них взаимность.
Прощание выдалось затяжным. Они долго стояли в прихожей и всё никак не могли распрощаться. Уже тогда Сара почувствовала первый укол тревоги.
Близнецы, как и всегда, встали раньше неё. Пока она лежала в постели, борясь со сном, мальчики умылись, сами оделись и сами прибежали в родительскую спальню:
– Вставай, мам!
– Мам, просыпайся!
Не поднимаясь, она подумала о Луке. Вчера он так и не позвонил, от чего уровень беспокойства в её душе возрос в геометрической прогрессии. Ей так хотелось услышать его голос, но вместо этого сердито подумала о том, что он не нашёл и минуты в своём драгоценном расписании.
Она поднялась с постели. Близнецы сидели по разным сторонам и пытались нацарапать что-то в своих альбомах. Сара усмехнулась их бодрости и нежно поцеловала в светлые макушки.
Через полчаса они завтракали, Дариен и Эдриен терпеливо сидели за столом в белых рубашках, галстуках и джемперах, ожидая пока миссис Бруно сделает им бутербродов.
– А когда папа приедет? – спросили они одновременно.
– Не знаю, скоро. – пожала плечами Сара, отпивая глоток кофе, стараясь не кидать взор на свекровь, что абсолютно ненавидела её присутствие в этом доме, чванливо осматривая воротнички рубашек у внуков.
– Миссис Бруно, принесите мальчикам чистых рубашек, да поскорее. Негоже чтобы близнецы шли в сад в таком неряшливом виде. – она сказала это по-английски и с чистой демонстративностью, чтобы ткнуть Сару носом.
– А когда мы поедем в Лондон? – спросил Эдриен.
Одри покачала головой: – Как же вас тянет в этот закоптелый, сырой Альбион.
Неожиданный телефонный звонок заставил всю семью вздрогнуть. Сара сразу поняла, что это не Лука. Тон звонка говорил ей, что на другом конце провода сидит не её муж. Шестое чувство не подводило.
Подойдя, Сара мысленно возвала к Господу, и подняла тяжелую трубку.
– Сара Чангретта.
– Миссис Чангретта? С вами говорит сержант Мосс. Ваш муж сегодня утром был найден мертвым.
*Cara – от итал. дорогая.
========== 2.5. ==========
Комментарий к 2.5.
Приятно знать, что вы ждете)
Могут быть опечатки или нехватка запятых, пока не проверит бета. Спасибо и ей)
***
Сара прижала голову прибежавшего из столовой Эдриена к своей груди, словно хотела, чтобы он ничего не узнал.
– Мам, это папа?
Сара прикрыла веки: никогда он уже не услышит папу.
Сара подняла глаза и уставилась в лицо другого сына, медленно осознавая, что у них больше нет папы. Всё кончено.
Сара не помнила, как ей хватило сил сообразить предлог и отправить мальчиков менять рубашки, добраться до столовой и сообщить всё Одри и Бруно.
А после она провалилась во мрак, и последнее, что почувствовала – это тупую боль в теле и душе.
Она открыла глаза через сутки и всё, чего ей хотелось – накрыться с головой и не выбираться до тех пор, пока не вернётся Лука. Никого не видеть и не слышать. Никогда больше не видеть, не слышать, не вставать.
Мальчики сопели рядышком, прижавшись к маме с разных сторон. Она окинула их пустым взглядом – в пижамах, чистые, вроде как сытые. Материнский инстинкт всегда работал на неё, заставляя открывать глаза ночами, чтобы принимать из рук полусонного Луки кричащие свертки.
Он будил её нежно, а иногда справлялся сам, пеленая, а после, прикладывая мальчиков по разные стороны, чтобы Сара смогла накормить их. Лука терпеливо не смыкал веки, как бы сильно порой не хотелось, пока не убеждался в том, что близнецы сыты, возвращая их в свои постели. Он ласково поправлял её ночное платье, укутывал Сару тёплым одеялом и целовал в макушку, не тревожа сон.
Сара рефлекторно поежилась, вновь ощутив его губы на своём лице и слёзы скатились из-под век, как темнота снова поглотила её.
Ей снился сон.
Лука сидел на диване в своём кабинете и привычно водил ладонью по лицу, что-то решая. Его приближенные не нарушили тишины, пока Лука изъяснял свою высокую по нравственности мысль.
– Сара смешанной крови, она англо-итальянка! Не надо путать, Маурицио! – процедил он, надламывая зубочистку от гнева.
– Со всем уважением, сеньор Чангретта, но если углубляться в её родословную, то итальянской крови в ней лишь четверть…
Господа и сам Маурицио рассмеялись.
– С уважением? Ты пытаешься ткнуть меня лицом в грязь при всех тем же публичным образом, как моя Сара ткнула тебя на прошлой неделе?
Маурицио смолк.
– Ты явился в заведение пьяным и требовал расправы за свой венерический недуг. Думаешь, я бы не узнал?
Маурицио пожал плечами: – У вашей жены, вероятно, достаточно длинный язычок. Ей же как-то удаётся держаться в козырях все эти годы без особого таланта управлять бизнесом и людьми.
Сара увидела Луку в дверях и улыбнулась. Его серебристый костюм сидел на нём как всегда великолепно. Рубашка, белая, точно первый снег, облачала угловатые плечи, а жилет подчеркивал изящность. Его ноги были по-хозяйски расставлены, а стан напряжен, выражая максимум презрения.
– Не умоляй меня забыть о том, что мы родня, иначе я пристрелю тебя, как последнюю паскуду. – парировал он, паря правой рукой в воздухе.
Одри вмешалась: – Девчонка и правда не твоего полюса. Ты никогда не приручишь волчицу, сын. Я против её становления в семье.
Лука вспыхнул: – Тогда в случае моей смерти о левирате* не может быть и речи! Я против!
Флориано Блази – двоюродный брат Луки, имевший дальние виды на Сару с горестью опустил плечи. Его девятимесячному сыну нужна была мать.
Сара вникала в разговоры и наблюдала за ярким лучом света, который игрался с зелёными глазами Луки и он прятался от него, желая сосредоточиться.
Коротко постучав, Сара окинула взором всех присутствующих и дала понять Одри, что слышала её. Та, вполне этого и добивалась от чего Сару посетила горькая мысль – если Луки не станет, меня выживут.
Она подошла к нему и джентльмены позволили себе дать паузу. Лука обвел её, как всегда, влюбленным взглядом и похлопал по обивке рядом с собой.
– Что такое? – поинтересовался он, когда Сара с улыбкой коснулась его лица.
Он сразу же потянулся за поцелуем и получил его, отчего от касания губ Сару ударило разрядом тока. Такое оно было приятное.
Она склонилась к его уху, нежнее, чем могла и нервно посмеялась, обхватывая его сильные плечи.
– Мне надо поговорить с тобой.
Лука повернул голову и заглянул в её лицо, притягивая Сару ближе.
Плевать, что позади неё люди, мужчины из разных семей. Плевать, что так делать нельзя, и плевать было в первую очередь Луке, а там не далеко и до Сары. Он всем видом пытался показать, что она принадлежит только ему.
Сара чувствовала, что это сон, и чувствовала его губы, прижимаясь к Луке всё теснее.
– Господа, прошу, полчаса перерыв. – махнул он рукой, провожая господ из кабинета.
Заскрипели стулья по деревянному полу, заходили мужчины, захлопали папки, и вскоре тишина опустилась на интерьер.
– Сеньора Бруно. – окликнул Лука экономку, – Дверь. – возвращаясь любопытствующий взгляд к Саре.
Она зарыла пальчики в его волосы и снова прижалась к нему, обняла крепко-крепко и сказала, взвесив все «за» и «против»: – Я беременна.
Лука вскинул брови и улыбнулся, а после стал оставлять очередь поцелуев на лице Сары. А она всё никак не могла понять, рад он или нет, желая увидеть его лицо.
– Эта благая весть останется в моём сердце.
Сара отпрянула и сделала всё, чтобы увидеть радость на лице мужа. Он улыбался – очень счастлив. Поцелуи снова перекрывали ей воздух.
Когда он оторвался, то спросил: – Сколько месяцев?
Сара снова коснулась губами его уха и прошептала: – Я насчитала всего семь недель. У меня впервые задержка от тебя.
Внутренности её вывернулись на секунду, когда она почувствовала, что сказала лишнего абсолютно случайно.
– В двенадцать встану на учёт. – наигранно просипела она, опустив голову на его плечо, вздыхая.
Лука смотрел на календарь, как ей думалось, висящий на стене у окна.
– А если снова бессонные ночи, как с близнецами? Новые бутылочки и кипячение, снова искать козье молоко, опять первые зубы? А если снова двойня? Ты готов?
Лука усмехнулся: – Хоть тройня. Я справлюсь. – возвращаясь к поцелуям, касаясь её мягко и ласково.
Они впивались друг в друга, и упивались, а Сара всё прижимала Луку к себе, чувствовала духи, сладкий привкус слюны и тёплое дыхание.
Брякнула пряжка ремня, щелкнула пуговица брюк и Сара кокетливо воспылала.
– Что тебя так завело? – её вопрос был в смеющемся тоне, а взгляд смущенным. – Разговоры о бутылочках?
Лука с улыбкой потянул Сару на себя.
– В том числе.
И снова их губы слились в непонятном танце. Его влажный язык заскользил по её губам, оставлял следы на её деснах и сталкивался теплом к теплу. Сара не хотела отстраняться. Ей впервые не было мерзко от его скользкости.
Когда он вошёл в неё: это случилось не сразу, поза была катастрофически неудобной, мешали вещи, такие противоестественные для естественного порыва, то Сара прониклась безумным возбуждением и шумно простонала Луке на ухо. Он вникал в неё медленно, покорно смотря в глаза, присаживая на себя.
Впившись коготками в его запястья, что цепко сидели на её бёдрах, Сара приоткрыла рот, жадно хватая воздух.
– Лука, прошу тебя… – лепет, сбежавший с её губ был почти невнятным, прерванный лицом Луки, во лбу которого темнело отверстие от вошедшей в череп пули.
Сара резко проснулась от переизбытка ощущений, что убили вкус и ужаса, что заставил её вскрикнуть и растворить сон.
В комнате царило вечернее солнце. Небо было синим, а зелень за окном – свежей. В летней тишине тикали настенные часы, птицы пели свои июньские мотивы, вопила соседская детвора.
«Как они могут жить, когда умер Лука?»
Слезы сами рванули из-под век, омывая её бледное лицо.
Она любила его?
– Уже вечер, мамочка, – прозвучал голос Дариена, держащего за руку брата. Они всегда держались друг за друга, когда чувствовали что-то неладное.
– Ты не хочешь вставать? – Эдриен подошёл к постели и погладил Сару по заплаканному лицу.
Она не ответила, смотря на сына без какого-либо смысла, точно сквозь него.
– Может, мама хочет есть? – осторожно спросил Дариен и Эдриен поддержал его идею, получше укрывая Сару.
Мальчики побрели вниз. Сара слышала, как хлопают дверцы, как мальчики хозяйничают, гремят доской и о чем-то пересмеиваются.
По сути вещей, она была обязана подняться с постели и прийти на взаимовыручку, чтобы проследить за братьями, но у неё не было сил.
У нее не было желания жить.
Сара отвернулась на бок и почувствовала шлейф духов Луки с его подушки. Как же она раньше не замечала, как мужественно пахнет парфюм смешанный с его телом. Она погладила холодную половину и попыталась представить, что Лука в уборной или столовой, и сейчас вернётся. Однако, в глубине душе кто-то вторил ей, что он не придет, не стянет рубашку и не ляжет рядом с ней, что его половина всегда будет леденяще пустой.
В комнату ворвались близнецы. На тарелке в руках Эдриена был тонкий бутерброд с ломтями накромсанного сыра, и кусок сливочного масла поверх. А в чашке Дариена плавали чайные листья, но почему-то пахло кофе.
Заметив задумчивый взгляд мамы, Дариен поспешил оправдаться: – Я не знал, чего ты хочешь больше – чая или кофе, поэтому сделал и то, и другое.
Сара опустила голову, не отвечая. Мальчики сели по краям кровати: – А десерт нам бабушка не дает. Кушай, мама, это вкусный сыр, папин любимый.
Сара закрыла глаза. Она почувствовала, как мальчики касаются бутербродом и ложечкой с горячей сладкой жидкостью ее губ, но не нашла сил разомкнуть их.
Вскоре сеньора Бруно разогнала их спать, и сказав что-то вразумительное Саре, исчезла за дверью.
Утро пришло неожиданно. Сара вдруг услышала, как близнецы возятся во дворе и спросила себя: «А где все?»
Она встала с кровати и побрела вниз. Календарь спешил на три дня.
Пятница. Экономка Бруно уехала на базар.
Сара вздохнула, обводя копошащихся в садике под окном близнецов, что играли с патроном мужа.
«Как они его нашли? Где взяли? И кто позволил им трогать отцовский сейф?» – Сара даже не спросила себя об этом, запуская руку в аптечку. Она быстро нащупала стеклянный флакон с каким-то лекарством и побрела в уборную.
Эдриен держал гильзы, а Дариен набивал их порохом. После того как близнецы сходили с отцом на пастбище и прострелили с десяток бутылок, у мальчиков проснулся особый интерес к боеприпасам. Прежде чем взять из рук Дариена набитую порохом гильзу, Эдриен поставил её на скамью и чуть-чуть отошел, чтобы полюбоваться делом своих рук.
Сара вошла в уборную, абсолютно новую, отделанную мрамором и латунью, сияющую от блеска. Не узнавая себя, она посмотрела в зеркало: синева под глазами, черты заострились, а губы потрескались.
Переведя взгляд на полку, Сара увидела флакон духов, крем для бритья, лезвие и всё, что принадлежало Луке.
Решительность восстала и Сара вытряхнула горсть таблеток себе в руку, закинула их в рот и стала запивать бегущим из крана потоком холодной воды.
Дариен подал брату молоток. Мальчик ухватился за него и занес над головой, чтобы в нужный момент опустить на гильзу.
– Давай! – закричал Дариен и громкий хлопок раздался по территории особняка.
Яркая вспышка голубого света предзнаменовала оглушающий взрыв. Эдриен отлетел и тяжело рухнул на траву в двух метрах от места происшествия.
Сара, вздрогнула и, не сумев подавить рвотный рефлекс от раздражившей горечи, зашлась в рвоте. Скорее справившись с ней, проглотив последние позывы, она бросилась вниз.
Дариен ползал возле брата и горько плакал. Увидев маму, чтобы сдержать плач, он зажал себе рот рукой.
Ахнув, Сара кинулась к другому сыну.С сильно бьющимся сердцем, она прижала его к себе. Сомнений нет: мальчик погиб от такого взрыва.
Она осторожно приподняла голову Эдриена и прижала к себе. Он был весь вымазан сажей, над его головой еще не рассеялось облако от сгоревшего пороха.
– Эдриен… ЭДРИЕН! – повторяла она истеричным голосом.
Вдруг мальчик открыл глаза и посмотрел в залитое слезами лицо мамы.
Детский, виноватый голосок Эдриена вывел её из мрачной задумчивости. – Мама, мамочка, прошу тебя, умоляю, не рассказывай папе, что я сделал!
– Как же ты так, маленький? – приговаривала она, поднимая сына на руки и волоча его в дом.
Помощники Луки сбежались и хлопали глазами. Один из них перенял у Сары ребёнка и уложил на плечо.
Дальше ванна, вода и мыло. Сара тщательно отмывала стоящего под напором бегущей воды Эдриена, пока Дариен подавал маме всё необходимое.
– Вот и всё, вот ты и чистый. Ну, как же ты так? – спрашивала Сара, обтирая мальчика полотенцем.
– Мы не знали, что такой взрыв будет. Я поиграть хотел, папа разрешил брать пустые гильзы.
Сара заплакала.
– Мамочка, ну не плачь! Это же я испачкался, а не ты. Ну почему ты плачешь, мама? Я больше не буду!
Только ты не плачь, мам!
– Я не плачу, – шептала она, стоя перед сыновьями на коленях и прижимая их к себе. – Сокровище вы моё, простите меня, пожалуйста.
– За что, мам? – спросил Дариен, прижимаясь к матери, пока Эдриен старательно вытирал своим полотенцем её слезы.
От этого заботливого жеста Сару словно оборвало изнутри. Она зарыдала, трясясь всем телом, то прижимаясь к мальчикам, то отворачиваясь от них, чтобы вытереть мокрое лицо.
***
Похороны Луки состоялись только в следующую субботу. Его тело преодолело огромный путь, забальзамированное и опущенное в ящик со льдом. Лёд меняли в течение всего пути через Ла-Манш, пока оно лежало в трюме корабля, пока тряслось в товарном вагоне поезда.
Когда тело, наконец, прибыло, то поместив его в дорогой дубовый гроб с крестом из чистого золота, погребальная процессия проследовала через весь Неаполь на католическое кладбище. За гробом ехали чуть более сорока автомобилей с друзьями и родными.
В первой машине сидела Сара, глаза её были устремлены в окно и залиты слезами. Она чувствовала себя всё хуже и хуже. Перед глазами беспрерывно стояло мёртвое лицо мужа с отверстием от пули во лбу. Точно такое она увидела во сне, когда он явился к ней. Комок подступил к горлу.
Она изо всех сил сцепила зубы, стараясь не всхлипывать слишком громко. Но тут взгляд Сары остановился на Одри, с которой она не поделила мнения касательно присутствия близнецов на похоронах отца и иступленный стон боли сошёл на нет.
Сейчас на волосы женщины падали слёзы. В затуманенных печалью глазах сверкали слезинки и презрение к невестке, которое она никогда не скрывала.
Одри перегнулась через сиденье и захотела что-то сказать Саре, как машины остановились и все стали покидать транспорт, тихо переговариваясь.
Мужчины из родственных семей подняли гроб с телом Луки и понесли на специально подготовленное место. Главная служба и прощение были совершены еще раньше в церкви. Оставалось только опустить тело в землю, одетое в лучший костюм. По левую руку его положили часы, которые он носил все эти годы, по правую – пистолет, а на безымянном пальце оставили обручальное кольцо, которое он никогда и не думал снимать.
Когда гроб с телом Луки стали опускать в могилу, Одри не сдержалась и бросилась за ним, разрывая тишину процессии.
Сара стояла заполненная достоинства, гордо выпрямив спину. Здесь она плакать не будет, на глазах у сотни людей. Она подождет, пока это кончится и останется одна. Сара терпела, потому что знала, что лить слезы, кричать, причитать было не принято. Потому и оставалась кроткой.
В глубине души Сара была потрясена: подумать только, здесь были самые знаменитые мафиозные семейства, приехавшие даже из Америки. Они прибыли отдать последний долг Луке Чангретте, к которому питали особое уважение.
