Текст книги "You love me anyway (SORORATE) (СИ)"
Автор книги: PallVan1987
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)
– Это вам, с глубочайшей благодарностью за всё и с прощанием. Миссис Сара Чангретта покидает нашу страну завтра утром… вместе с супругом. – добавила она погодя, чтобы убедить Соломонсов в том, что опасность отправится за пределы Англии.
Тава ласково улыбнулась, прижимая конверт к сердцу.
– Пусть бережёт она себя и чадо своё. – заключила женщина, не обращая внимание на сына, что, набросив пиджак, так и не добившись у матери прощения, хмыкнул. – А булочки ты возьми – дитя её хоть сладкому порадуется.
– Ты не волнуйся за последнего, мам. Говорят, в первую брачную ночку Лука примотал к члену на пластырь карамель, чтобы порадовать чужого наследника. Какой изобретательный, чтоб меня!
Тава на это графски промолчала, захлопывая книгу учёта.
– Так, ну всё, – Алфи пихнул старухе корзинку, – Сувенир на память миссис Чангретте. Поехали! Кому-то время – деньги, а кому-то – камуфлет.
Выходя из пекарни в скверном расположении духа, Алфи прищёлкивал. Исмаил увидел, как он идёт к машине, и усмехнулся, когда Алфи остановился, чтобы поболтать с еврейской девушкой, белокурой и голубоглазой, держащей в руках книжки. В этом районе было много юных еврейских девчат, дочерей ортодоксальных господ, и они были для Алфи не больше, чем альтернатива дорогим особам в балетных пачках. Поскольку у них был маленький мир, избыток требующих мужской плоти гормонов и отсутствия настоящей жизни, они были благодарны вниманию, которое уделял им Алфи.
– Он никогда не перестанет увиваться за каждой молоденькой юбкой?..
Тава, забравшись в машину при помощи молодого человека, усмехнулась. Исмаил вздохнул. С семнадцати лет, как он стал на него работать, Исмаил многое узнал о Алфи Соломонсе. Если бы Сара могла увидеть некоторые из достопримечательностей, которых Алфи соблазнил тогда, когда она ещё ходила под стол пешком… Алфи сел в машину и, дотянувшись до затылка Исмаила, звонко щёлкнул по нему и громко сказал:
– Оставим миссис Соломонс на Хай-Стрит.
– Хорошо, а потом? – быстро сказал Исмаил и уставился на дорогу.
Алфи хмуро зыркнул на водителя в зеркало, но тот был неумолим.
– Ты не думаешь, что тебе стоит поехать домой и отдохнуть, босс? – Исмаил повернул на нужную улицу.
Алфи проигнорировал его вопрос и Тава впервые обратилась к сыну за вчерашний и сегодняшний день:
– Мне кажется, ты уже сожалеешь. Но не о самом действии. Тебе понравилось быть чем-то бОльшим в её жизни, нежели любовником и куском недобитого прошлого.
Алфи неоднозначно промычал.
– У неё в Каббале* твой ребёнок. Считай, что ты навсегда пришвартовал к себе эту женщину.
***
Запах старой мебели и пыли пропитывал лёгкие Томаса Шелби и оседал на его идеальном костюме серой дымкой. Волна сигаретного дыма подсвечивалась солнечным светом, образовавшимся в щели между задёрнутых штор, бросая блики на его задумчивое лицо. Он курил, покручивая в пальцах панцирные часы на плотной золотой цепи с рубленным плетением, перечитывая гравировку раз за разом, пытаясь понять, что же за человек этот Альфред Соломонс. Друг он ему или враг?
Алфи выбрался из машины кряхтя, бубня себе под нос и, пихнув Исмаила, опёрся на трость, осматривая старый захолустный домик, примерно шестнадцатого века постройки, где особо чувствуется симметрия и гармония пропорций. Его ленивый взгляд прошёлся по потресканному шиферу, разбитым окнам и остановился на двери.
– Ну нихуя сральник. Не хочешь отлить? Здесь просто нужник эпохи ренессанса! – осматриваясь по сторонам, Алфи чувствовал задним местом какую-то далекую каверзну. Он задумчиво взглянул на Исмаила и украдкой сложил пальцы, изобразив пистолет опущенной к карману рукой. Молодой человек быстро сообразил и тут же вынул револьвер, взводя его мягким касанием к прикладу.
Алфи осторожно пихнул дверь клюкой, и та отворилась с противным скрипом. Войдя внутрь, он уставился на массивный деревянный стол, в центре которого лежали его панцирные часы, поблёскивая под полоской апрельского солнца. Он понял всё и сразу, обыскав эти несчастные часы по всем возможным местам, и поиски которых приводили его к людям, перед которыми он чувствовал вину и недосказанность, звенящую в ушах ударом молота по наковальне.
– Хитрожопый, блять, щенок… Маленький паскудник! – собачил Алфи маленького Фрэнка, сидящего в этот миг в объятиях Сары и звонко икающего то ли от слёз, то ли от того, что кто-то вспомнил его недобрым словом.
– Я ж к тебе как к своему…
Неприятное першение осело в горле от мысли, что его подставил шестилетний ребёнок, обчистив карманы в тот день, на злополучном рынке. И как только Алфи не почувствовал подвоха сразу же? Вероятно, он не ожидал от этого малыша такой пакости, но знал, что это было объяснимо. Кулак за кулак, брат за сестру.
– Я просил приехать одному. – сухо сказал Томас, выйдя из тени пыльной гостиной, наблюдая на лице Алфи тонну неподдельной констернации.
– В одиночку мне не выжить, так? Что же до этого писанного красавца, то он лишь придерживает мой член, когда я собираюсь положить его на все подобные законченные встречи в аналогичных местах… Я ж говорю, в одиночку мне не выжить, ага? Если я буду класть свой хер на все подобные мероприятия… Я это к чему веду? Что в жизни мужчина должен сделать три вещи: заварить охуенный бизнес, дать плоть от плоти и поиметь как минимум три женщины, являющихся жалкими копиями той, на которой этот жалкий свет клином-то и сошёлся.
Томас выслушал скупое политиканство, прежде чем выдавить Алфи глаза.
– Три женщины, да? – спросил он приглушённо.
– Зачем ты приволок меня в эту преисподнюю? – звякнув тростью о деревянный пол, спросил Алфи, замечая выплывшую из-за угла женщину. – Собрался сосватать меня с дамочкой на сносях?
Том терпеливо крутанул шеей, исконно поражаясь цепкости внимания Алфи, осматривая Джину, чьи глаза были расширены от вновь постигшего её страха.
– Ты кое-что потерял, когда творил непоправимое. – схватив со стола часы, Томас вскинул руку, и украшение закачалось перед лицом Алфи. Соломонс прищурился:
– Скупать краденное теперь «авера»? Какое-то ебанутое цыганское правило, я даже вдумываться в него не хочу.
Томас выхватил пистолет и навёл его на Алфи, и тот, не понимая, что происходит, только дёрнул жвалами.
– Так, дружок, нельзя просто так обвинять меня в том, чего я не…
Томас перебил Алфи:
– Я говорил с очевидцами, и все они утверждают, что видели тебя позапрошлой ночью в Бирмингеме. Не пытайся убедить меня в обратном, это был ты, твой автомобиль с номерами «OU 8712». – он кивком указал на окно, из которого виднелся тот самый автомобиль, чтобы уверовать Алфи в невозможном. Соломонс внимательно слушал Томаса с поджатыми губами, просчитывая, кто мог его так крупно подставить, помимо мальчишки Сабини, переводя взор на Исмаила.
– Если бы ты, Томми, только мог представить себе, где я был в ту ночь…
– Ты был в доме Майкла и позволил себе коснуться Джины! – Шелби указал за спину, и девушка подбежала к нему, пытаясь то ли остановить Томаса, то ли что-то сказать, но он не слышал её. – Ты пересёк грань, Алфи!
Соломонс нахмурился:
– Чего, блять?
– Ты пересёк гнусную грань, коснувшись женщины!
– Грань?!
Томас закричал во всё горло:
– Ты нарушил чёртово правило не трогать женщин!
Алфи шумно втянул носом воздух, разводя плечами.
– Будь я проклят, если бы поступил так, но, к слову, какая ей уже нахуй разница, – Алфи указал на Джину, что пыталась успокоить Тома, тростью, – Если её уже вспахали вдоль, блять, и поперёк!
Томас взбесился, давление подскочило, кровь ударила в голову и всплеск адреналина напустил пелену безумия, заставив его, не вдумавшись в слова, вцепиться в Алфи и уронить его на пол, как тяжёлый дубовый шкаф, с нудным грохотом. Том смертельной хваткой машины для убийств вцепился в горло Альфреда и начал сдавливать, пока Джина пыталась оттащить его от невиновного мужчины, взвизгивая от взведённого револьвера Исмаила. Молодой человек забегал глазами по лицам борющихся мужчин и понял: если Алфи выиграет схватку и будет дышать, то дышать перестанет он, потому что тот узнает кровавую правду. Исмаил зажмурился и надавил на курок влажным от пота пальцем. Звонкий разрыв выстрела разбил пространство гостиной, и всплеск шипящей крови ударил в старый камин, раскрашивая угли алым цветом. Томас и Алфи на мгновение отвлеклись друг от друга, осматривая лежащее на сером ковре тело молодого мужчины, выбравшего самоуничтожение, а не мучительную смерть в стиле еврейского гангстера. Исмаил видел множество изощрённых пыток, производимых Алфи, и, всегда представляя себя на месте жертв, считал, что лучше бы на их месте он умер сразу, чем мучился часами, а порой – сутками.
– Ёб твою, Томми! – прохрипел Алфи, сталкивая с себя Шелби в объятия Джины. – Да ёбаный ты нахуй! – поднимаясь на ноги с тяжёлым ревом медведя, волочась с Божьей помощью и клюкой, – Что за ебань ты устроил?
Выпрямившись, он пошёл бесстрашным напором на Томаса, несмотря на палящее в его сердце дуло оружия.
– Что с тобой, блять, такое? Ты совсем уже озверел?
Томас разразился:
– Да, озверел! – рычал он в ухо бедной Джине, стоящей между мужчинами и не оставляющей попыток разнять их, отталкивая её в сторону.
Алфи рвался к Томасу, чтобы заглянуть в его обезумевшие глаза, в свою очередь предусмотрительно спихивая Джину в плечо.
– Этот мудак заслужил смерти, Джина! – твердил своё Том в лицо девушке.
– Ты сам себе это надумал! Сам! – гавкал Альфред, – Ну ебать!
– Это не он! Это был не он! – Джина схватила Томаса за подбородок. – Пойми ты уже!
Том сделал глубокий вдох, наблюдая за Алфи, что ходил по кругу, не оставляя надежд отдышаться.
– Обоснуй свой гнев или пристрели меня нахуй, Томми! Давай же! Будь большим мальчиком, отключи эмоции и включи свою бесноватую башку!
Лицо Алфи было свирепым и красным от злости, мышцы шеи напряглись от силы, с которой правда вылетала из его уст.
– Думаешь, я твою девку попользовал, а?! Думаешь, я над ней надругался?! Нахуй мне сдались эти доисторические, детские, блять, методы добиться своего?! – шипел Алфи до посинения вен, – Ты, как и я, рвал зубами, перегрызал глотки, отрезал головы, вспарывал, разделывал и подавал ебучих людишек как закуску к ссаному пиву! А теперь ты смотришь на меня и думаешь, что после стольких лет в этом бизнесе я стану хвататься за пизду, которая не имеет никакого веса в нашем мире?!
Алфи передохнул, встряхивая головой.
– Ты стоишь тут, с какой-то неведомой поеботой в черепушке, и втираешь мне, что я перешёл грань, обвиняешь меня в самом низшем преступлении бандитского мира.
Соломонс схватил Джину за грудки платья и мягко притянул к себе, всматриваясь в её заплаканное лицо, карие глаза и взъерошенные, небрежные светлые локоны некогда аккуратной прически.
– Посмотри на меня хорошенько, дорогуша, – Алфи приблизился вплотную к губам Джины, и она почувствовала его солёное дыхание, – Спроси себя, так ли я пах, так ли я выглядел, так ли я смотрел на тебя?
Джина почувствовала от Алфи знакомый шлейф духов, который тут же вызвал в её душе бурю страха, но его смесь и оттенок были иными, смешанными с другим мужским телом. Она разглядела чужое лицо, чужие глаза, чужие губы, общим остался только говор.
– Нет.
Алфи отпустил девушку и перевёл взгляд на Томаса.
– Я не трогал эту женщину и чёртовым пальцем, не говоря уже о том, что не взламывал её своим ломом. В ту ночь я был с Сарой и делил с ней нажитое в гостиницах дитя! – последнее предложение Алфи извёрг, скривив губы в некой досаде. Том кивнул, обводя Алфи сочувствием к мужской тревоге, которую женщинам было не понять:
– Я это увидел. Я это понял. – вторил он, переводя дух. – Она теперь миссис Чангретта, да?
Комментарий к 1.15.
*Каббала́ – на самом деле религиозно-мистическое, оккультное и эзотерическое течение в иудаизме. С иврита переводится как получение, принятие, предание, а также имеет перевод как получать, соглашаться. Здесь подключается моя условная игра слов, схожая по звучанию со словом “кабала”, имеющим смысл как личная или имущественная зависимость от заимодавца. Тава имеет в виду, что ребёнок в некотором роде находится в пожизненной зависимости от самой Сары, как от матери, будучи полученным или принятым ею непосредственно от Алфи.
Благодарю padre chesare❤️
Обещанная вторая книга в проекте. Первая глава сформулирована, но ещё не дописана)
========== 2.1. ==========
Комментарий к 2.1.
Немного проды 🤗
***
Его вина только в том, что он очень любит своих сыновей, и он всю жизнь будет жить с этой виной.
Книга вторая
Неаполь, 1930 год
Близнецы Дариен и Эдриен Чангретта сидели в большой медной ванне, пока их бабушка Одри вычесывала вшей из их светло-русых волос. В комнате висел тяжелый запах керосина, а мальчики то и дело морщились, да кривились.
– Ваша мать совершенно не следит за вами! И где вы только умудрились подцепить их? – ворчала она, журя любознательных мальчишек, что сошлись с местной шпаной. Как же их тянуло к бедняцкой жизни низов. Не отвадишь! Одри могла только качать головой – грязная кровь, данная им от матери, брала своё.
Поливая их из кувшина, старушка причитала: – У вас красивые волосы, мои мальчики. Мягкие и густые. Жаль, до чего светлые, впрямь как у вашей мамаши. А если бы вы начали есть баранину и свинину, то они стали бы ещё и блестящими! – нахваливая внуков, она расплывалась в нежной улыбке.
Близнецы переглянулись.
– Бабушка, но свинья ведь не благодарное животное! – заметил Эдриен.
– И неблагородное! Даже в сказках она всегда вредит! – поддержал брата Дариен.
Одри посмеялась: – И что я в самом деле, старая? Поиграйте здесь немного, а я попрошу прислугу принести еще воды, чтобы вам двоим было чем ополоснуться. А то вода в ванной такая грязнючая, что палку ставь – и то не упадет!
Миссис Чангретта вышла из комнаты и отправилась на кухню, чтобы приготовить чай для внуков, бросив прислуге принести ещё чистой воды. Кинув взгляд на часы в гостиной, Одри покачала головой. Бедные детеныши, чья мать шатается по своим делам и совершенно не беспокоится о сыновьях.
Лука Чангретта встал в пороге уборной, закатывая рукава рубашки, морща нос от едкого запаха керосина. Его пятилетние сыновья стояли в ванной с поднятыми руками, пока миссис Бруно поочерёдно вытирала их полотенцем.
– Папа! – воскликнули они одновременно и одноголосо. – Папа!
Лука кивнул пожилой экономке, набросившей на плечи мальчиков общее огромное полотенце, что она может быть свободна.
– Спасибо.
Он подошел и крепко обнял сыновей, получше завернув их в махровую мягкую ткань.
– Вы собрались спалить оружейный завод? – спросил Лука, усаживая близнецов к себе на колени, вытирая бегущие капельки воды с их шей и лиц, – Почему так пахнет керосином?
Эдриен пожал плечами: – Мы поймали блох.
– Или вшей. – неуверенно добавил Дариен.
Лука рассмеялся и поцеловал сыновей в щеки.
– Учитывая, что вы целыми днями водитесь с «низами»…
Мальчики виновато заулыбались.
– Так, вы уже почистили зубки перед сном?
Близнецы вскочили с колен отца и рванули к раковине, чтобы хорошенько набелить щётки зубным порошком и отправить их в рот.
Лука повесил полотенце и возвысился над сыновьями, сравнивая их в отражении зеркала, расстегивая ворот белой рубашки.
Близнецы были среднего для пятилеток роста, русоволосые и сероглазые. Кожа у них была светлой, едва ли пригретая на итальянском солнышке. А глаза красивые и большие, широко расставленные с постоянным прихмуром. Припухлые губы часто растягивались в кривой ухмылке, придавая тонкости и лукавости образу. Единственным различием между ними было то, что Дариен был чуть худее брата, черты его были более точеными, в то время как у Эдриена были чуть округлыми и менее правильными.
Лука обожал их одинаково и постоянно болтал о своих сыновьях, описывая тем, кто их ещё не видел: какие они умные и затейливые сорванцы. Само явление близнецов было чем-то сверхъестественным и вызывало любопытство даже у гангстеров.
«Настоящие мужчины растут!» – уверял окружающих Лука,
«Прокладывают свой путь к становлению, чтобы в будущем заменить отца на посту главного мафиози и разбить не одно женское сердце.»
Лука сразу после их рождения не упустил возможности похвастаться величиной пенисов малюток. Эти штучки, утверждал он, у мальчиков были приличного размера, так что их папке никогда не придётся краснеть за сыновей.
– Пап, а правда что летом мы в Лондон поедем? – с любопытством спросил Дариен.
Лука, подтверждая, кивнул: – Правда, – и близнецы запрыгали на радостях.
– На большом круизном лайнере? – допрашивали они отца.
Лука согласно подмигнул, снимая с плеч рубашку, швыряя её в плетеную бельевую корзину.
– Всё так… – тянул Лука, жестикулируя правой рукой, – И не поедете, а поплывете по широким волнам. Приплывете вы с мамой только после меня, и телеграммы, – закончил он разъяснение, проходя в спальню, смежную с ванной комнатой.
Близнецы внимательно выслушали отца и поочерёдно выплюнули в раковину мятную смесь.
Лука опустился на одну из детских кроватей и вздохнул, прикрыв глаза тыльной стороной ладоней. До отплытия оставалось десять часов, а Сара ещё не вернулась, чтобы попрощаться с ним.
Через пару дней он будет в Лондоне и, разорвав на куски банду Шелби, наконец, сможет спокойно вздохнуть и привезти семью, да продолжить вести бизнес без в край обнаглевших цыган.
Близнецы, соревнуясь, вылетели из уборной уже в одинаковых пижамах, запрыгивая на отца. Лука был настолько загружен своими переживаниями, что не сразу заметил скачущих на нем сорванцов. У него было плохое предчувствие, но Лука отмел меланхолию, поднимая глаза на мальчиков.
– П-а-а-а-п, – канючили они поочерёдно, – А п-а-а-а-п…
– Смотри, что я сегодня нарисовал! – Дариен первым протянул отцу альбом для рисования, демонстрируя самолет.
– А зачем тебе эти татуировки, пап? – спросил Эдриен, обводя линии подкожных чернил, что также имели место на шее и груди, – Что они значат, я забыл?
Дариен впихивал отцу альбом, а Эдриен допрашивал отца, слушая в сотый раз явление нательных рисунков, перебиваемых похвалой в адрес брата.
– Какие-то крылья у этих красавцев широкие. – Лука с изучающим видом крутил поочерёдно то в одной, то в другой руке детское творчество, вынося вердикт, повергший войну.
Мальчики стали яростно спорить, чей самолет получился лучше. Лука краем уха слушал их спор, рассматривал рисунки и всё думал о Саре. А дети ластились, как котята, и рычали друг на друга, как два волчонка, обделенные вниманием и Лука поклялся что, разобравшись с делами, будет проводить дома как можно больше дней в компании жены и детей.
***
Закончив танцевальное выступление на сцене небольшого закрытого заведения, который устраивал еженедельный показ первых порнографических картин исключительно для «высшего» общества, сеньора Мария-Тереза Паче поклонилась мужской публике, что от всего сердца рукоплескала ей.
Девушка показала себя не менее откровенно, чем дамы с кинопленки. Крупный мужчина, сидящий перед самим возвышением, достал кошелек и бросил на сцену ворох купюр. Остальные, не желая отставать от него, сделали то же самое.
Мария-Тереза спустилась по маленьким ступеням, выставив правую руку для равновесия, как чья-то пухлая ладонь легла на ее руку. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Маурицио Дзанетти – местным бандитом и её постоянным клиентом.
– Здравствуй, красавица.
Девушка выдернула руку и сказала: – Здравствуйте, сеньор Дзанетти.
Спустившись, она прошла через холл и скрылась в боковой комнатке. Там. стянув перчатки, она устало опустила их на стол и рухнула в кресло. Вдруг дверь открылась, и Маурицио Дзаннети просунул голову в комнату. Его тонкие усы над верхней губой вызывали у неё отвращение.
Мария-Тереза попятилась.
– Откуда ты знаешь мое имя, дорогая? – вкрадчиво спросил Дзаннети.
– Вы трахаете меня по сорок минут без перерыва, – не задумываясь ответила она. – Не каждый день мне попадаются такие рекордсмены.
Дзаннети мгновенно протрезвел, когда до него дошел смысл её слов.
– Ты заразила меня триппером? Ты, блядина? – Его голос был полон раздражения.
Едва она открыла рот, чтобы ответить ему, как он схватил ее за руку:
– Где твоя хозяйка? Она здесь? Отвечай мне, грязная блядь, где эта стерва, что подсунула мне подгнивший товар?
Мария-Тереза высвободилась и потерла руку.
– Еще тронете меня хоть раз, сеньор…
В комнату вошел Серафино Стефани, темнокожий, достаточно крепкий юноша, услышав чужой голос за дверью гримерки.
– Думаю, вам лучше оставить эту молодую леди в покое, сеньор. Пойдемте со мной.
Он решительно взял Дзаннети за локоть, не дождавшись его согласия, и вывел из комнаты. Мария-Тереза провожала их взглядом, закусив губу. Как он попал сюда? Сеньора Чангретта уж точно не приглашала его.
Она еще раз потерла руку в том месте, где мужчина прикасался к ней и задумчиво отпила вина.
А на Маурицио Дзаннети вновь навалилось опьянение. Он почувствовал безразличие ко всему окружающему. Здешние женщины были недостаточно хороши для него.
Между тем Серафино протащил его по коридору и втолкнул в кабинет Сары Чангретты. Впервые за долгие две недели они встретились лицом к лицу.
Сара приветственно поднялась, и они уставились друг на друга. Ей казалось, будто Маурицио начинает расти прямо на её глазах. Он стоял, возвышаясь над ней, и пристально смотрел в её голубые глаза.
– Английская потаскуха заправляет грязными шлюхами, да?
Серафино с удивлением наблюдал за происходящим: между этими двумя людьми словно пробежал электрический разряд.
Сара, облизнув нижнюю губу, гордо вышла из-за стола. Ступая по сияющему полу высотой каблуков, устрашающий цокот блестящих туфель нарушал повисшую паузу. Сидящий на ней юбочный костюм придавал женской силы и стойкости, чтобы противостоять таким типам, как он.
Поправив завитые светлые локоны, касающихся плеч, Сара причмокнула губами, распределяя слегка скатавшуюся на губах помаду.
– Если я потаскуха, Маурицио, то кто тогда ты? Я даже не понимаю, что ты здесь делаешь. Такие дома посещают только настоящие мужики.
Сказав это, Сара присела на край стола и сложила на груди руки. Она выглядела замечательно и очень своенравно.
– Я прикончу тебя, Сара Чангретта! Тебя, дешёвку!
Теперь Сара рассмеялась, обнажив белые и ровные зубы, обводя их кончиком языка. Весь её страх перед ним испарился, когда она поняла, какой Маурицио на самом деле непроходимый глупец.
Ее смех привел мужчину в ярость. Сара, как он думал, была виновницей его венерических проблем, причиной мятежа его жены, ведь это был её джентльменский клуб.
Маурицио замахнулся, но Сара схватила со стола одну из тяжелых пепельниц:
– Я размозжу тебе башку без всякого сожаления, даже несмотря на то, что ты кузен моего мужа! Какой-то там в заднице пятый мосол. Рудимент. Подумай хорошенько, прежде чем угрожать мне, потому что сейчас меня не запугать! Я тебе не девочка…
Маурицио якобы спохватился:
– Тебе не привыкать раскраивать головы, Сара Чангретта! Все в Италии знают, что ты намерено убила свою сестру!
Сара, казалось, намертво закостенела в эту секунду. От сказанного в её адрес глаза моментально наполнились массивными пленками из слёз, а лицо приобрело мучительный вид, словно кто-то ковырнул плохо зашившую рану. С немыслимым трудом Сара громко рассмеялась, и этот смех был ледяным, заставившим Дзаннети окончательно потерять голову. Девушка стихла, также внезапно, как и начала смеяться, и перевела велящий взгляд на лицо помощника, чтобы он убрал этого мужчину с глаз её долой.
Серафино навалился на Маурицио раньше, чем тот успел начать борьбу, и заломил ему руки за спину.
Подойдя, в один рывок Сара схватила гостя за волосы и посмотрела ему в лицо, оттянув кожу лба.
– Пошел вон, понял меня? Ты похоже даже не догадываешься, на что я сейчас способна. – Сара перевела взгляд на Серафино и строго распорядилась: – Вышвырни его. Немедля!
Серафино потащил Дзаннети к двери и тот злободневно оглянулся на Сару, попав сказанным в цель. От этой мести ему стало легче. Он попытался поставить на место женское существо, от которого крупно пострадал. Мужчина не смог сплюнуть её внутреную силу и был вынужден сглотнуть.
– Ну-ка, ты, на выход! Нам здесь такие типы не нужны.
Молодой человек вывел притихшего Дзаннети из дома и посадил его в кеб.
– Ты здесь гость нежеланный, – сказал он ему на прощанье. – Если Лука узнает, что ты пытаешься навредить Саре, ты покойник. Несмотря на все твое влияние, на все твои деньги не рекомендую вставать у неё на пути, приятель, а то будешь жалеть об этом до конца своих дней.
Сара схватила сумочку и, взяв в зубы тонкую сигарету, выглянула в окно, осматривая приехавший за ней кеб. Вечер проходил хорошо: она собрала уже более двухсот долларов. Заведение обещало быть доходным. Имелись все шансы накопить на открытие второго такого же, но уже в Лондоне.
Сара чиркнула колесиком зажигалки и, уставившись на календарь, задумалась. Начало июня. Снова лето. Когда густой дым поплыл из сигареты, она почувствовала себя ещё хуже и выскочила на улицу, чтобы убежать от прошлого, от своей памяти.
Летом двадцать четвертого в Лондоне стояла влажная, удушающая жара связанная с беспробудными дождями. В то утро тяжелые, темные тучи рассеялись и выглянуло солнце. Тесные улочки Клеркенуэлла плавились под палящим зноем, подымая в воздух горячий пар от разогретого щебня. Становилось всё жарче. На главной улице местные власти распорядились открыть пожарные краны, потому что в домах напор был слабый. Воды катастрофически не хватало.
Сара вернулась в Лондон на два дня, а задержалась на неделю. Помимо прочего, она сдавала переводные экзамены, искала своё место под солнцем. К её великому счастью Сару приняли в Неаполитанский университет имени Фридриха II и, на первый взгляд, с минимальными шансами на успех. Лука подсобил ректору с принятием правильного решения.
Во время экзаменов Сара прибыла в свой старый университет и, зависнув во дворике на скамье, ожидала Фрэнсис, как одна из старшекурсниц подошла к девушке и вручила ей записку. По её словам, расплывающимся в восторженной улыбке, клочок бумажки передал «ну очень галантный джентльмен». Сара насторожилась – Лука ведь обещал не следить за каждым её шагом! Возможно, его обещание данное в порыве счастья от новости, что скоро он станет отцом было преждевременным. Но, делать было нечего и вместо того, чтобы обвесить беременную жену охраной, как ёлку гирляндами, он оставил Сару под минимальным надзором – дал личного водителя и помощника с оружием, которые собственно и присматривали за девушкой.
В записке говорилось: «Старый гангстер уважительно просит доставить ему удовольствие от обеда в ресторане «Regency» при отеле сегодня в полдень».
Внутри Сары всё заныло и заклокотало. Она узнала прибедняющийся тон, с хрипотцой крадущийся от шее к уху, колющий мягкой бородой, и порвала записку на глазах у старшекурсницы, превратив в мелкий сор.
– Никогда больше ничего не перенимайте у этого человека! – сказала она студентке со всем внутренним отторжением, заглянув в её округлившиеся от шока глаза.
Поправив платье и, опасливо посмотрев по сторонам, Сара кинула взор на маленькие часики.
– Без десяти двенадцать… – прошептала она представляя нужно ли ей это, стоит ли идти на казнь по доброй воле, если всего пару дней, как она выкинула Алфи из головы, перестав просыпаться и засыпать с мыслю о нём, отдаваясь другому.
Посмотрев на свой бывший корпус и кивнув самой себе, Сара на ватных ногах миновала университетский дворик, и направилась к напротив лежащему зданию, чтобы принять предложение Альфреда с высоко поднятой головой. Зачем? Наверно потому, что она не знала, что делать. Казалось, ей было проще сейчас решить квадратное уравнение, например.
Ровно в двенадцать Сара вошла в вестибюль ресторана.
Алфи Соломонс уже сидел за столиком и ожидал её. Он, вероятно, предполагал развитие событий, изъезженное вдоль и поперёк: обед, несколько старых как мир сказок о прошлом и легенд, три комплимента, её смущение и розовое от крепкого вина лицо.
Ресторан при отеле? Как удобно, правда? Консьержке пару фунтов и ей уже наплевать, есть ли юной леди двадцать один? Звякают ключи об тумбу, выжидающая секундная пауза. А после взгляд, глаза в глаза.
Рывок вперёд и звуки жадных поцелуев в прихожей заглушают шарканье одежды. Серый полумрак, шум грозы, что грохочет за окном в темном небе. Отблески молний, озаряющих светом, молящих их одуматься. И мы вдвоём. Дальше нерасторопные шаги к спальне, отрывистые. Руки, срывающие одежду, как ветер со столбов афишу. Кровать просторная и огромная, устеленная белоснежными простынями, в пору для Соломонсовских утех, и Алфи роняет на неё Сару со своим гортанным, рычащим напором.
Приблизившись, Сара жадно облизнула губы, сглатывая нервный ком и всё ещё томящуюся по отношению к нему привязанность. Она была счастлива его видеть, хоть и понимала, что эта встреча не надёжна.
Её тело стало похожим на разбушевавшееся цунами, что закипало в жилах и разносилось по всему телу с приятной дрожью, а отдавалось слабостью в конечностях.
Оказавшись вблизи, Сара впервые в своей жизни не узнала Алфи с лица. Она могла спутать его когда-то, но исключительно со спины. Как и подобало успешному джентльмену, коим и пытался оставаться Алфи, он всегда появлялся на публике исключительно в костюме. Максимум, что он мог позволить себе в неформальной обстановке – это снять пиджак да расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки, может, сбросить с плеч жакет. В его гардеробе были пиджаки на любой вкус: двубортные и однобортные, серые и черные. Выделяющей чертой Алфи среди остальных были немного набриолиненные волосы, что образовывали на затылке аккуратные завитки, меняющиеся в длине каждые несколько месяцев.
Как Саре показалось, Альфред выглядел старше, намного старше своих лет. Возможно, всё дело было в том, что она повзрослела и малость остыла, растеряв розовизну очков.
Его лицо было уставшим, веки чуть отекли. Он либо много пил, что маловероятно, либо болел, а может просто мало спал. Переломанный в множестве передряг нос едва расплылся и был уже не таким острым, как несколько месяцев назад. Или Саре лишь так виделось? Визиткой, представлением остались только припухлые губы, держащие сигарету.
Всё, на что хватило Сару, это задумчиво поджать губы и уловить запах дыма, неприятно прожегшего слизистую носа.
Лицо Алфи на мгновение осветилось, когда он увидел её. Сара выглядела всё также юно и нежно. Её красивое личико было с лёгким румянцем от жары и загорелым, от неаполитанского солнца. Кожа её стала чуть смуглой и светилась бархатистой молодостью. Густые волосы были собраны в укладку и поблескивали жизнью. Сидящее на Саре платье было сшито из дорогих тканей, от чего выглядело парящим и светлым, поистине летним. А под ним, в шёлковом полотне был заметен, только наметанным заранее глазом, едва-едва округлившийся живот.
