Текст книги "Знакомьтесь, Джо Блэк (СИ)"

Автор книги: palen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Невилл поцеловал мать в лоб и вышел следом за Белиндой, Гермиона задержалась. Она села на кровать, поправила съехавшее на бок тонкое одеяло, пригладила растрепавшиеся волосы Алисы.

– Простите меня, пожалуйста, простите, – прошептала она.

Оставшееся время Гермиона провела в больничной библиотеке. Не было средства лучше от любых невзгод, чем чтение. Она искала хоть какую-то информацию про спонтанные выбросы магии у маглов, но почти все, что она смогла найти, касалось мошенников и ловких фокусников, которые дурили простых людей. Было несколько упоминаний о сквибах, которые считались маглами, поскольку их родство с магами терялось в глубине веков, но выбросы у таких «маглов» были редкими, случайными и сами собой затихали. Вероятнее всего, в роду у Блэков тоже кто-то был магом.

На этом можно было бы остановиться, если бы в одной книге подробно не рассказывалось об обскурах. Магия, наполненная страданием и болью, магия, которая управляет волшебником, а не наоборот. Автор подчеркивал много раз, что носителем обскурии является в девяноста девяти процентах случаях ребенок, но, в начале двадцатого века был зафиксирован случай, когда относительно молодой, но уже взрослый маг стал носителем «этой мерзости» и чуть не разрушил половину Нью-Йорка: только благодаря слаженным действиям местных мракоборцев удалось предотвратить катастрофу. Возможно (подтвержденных данных для такого утверждения было мало), обскуром была и сестра Альбуса Дамблдора, Ариана. Автор допускал, что иногда маглы, у которых есть дальнее родство с магами, в определенных ситуациях могли становится носителями обскурии и в более зрелом возрасте. Правда, тут же автор давал обратный ход, таких случаев зафиксировано не было, возможно потому, что такие носители погибали от собственной магии, не успев причинить никому вреда. Слабое утешение…

Гермиона отложила книгу. А что, если Блэк – носитель обскурии? Да, он уже давно не ребенок, да и молодым человеком его назовешь вряд ли, но что, если выбросы магии будут сильными и он, не умея управлять ими, постарается сделать вид, что ничего не было, что, если он попадет в ситуацию, когда ему будет грозить опасность? Что, если…

– Нет, не может быть! – Гермиона собрала книги, поглядывая на часы: до ее дежурства оставались считанные минуты. Нет, такого не может быть. Но факт оставался фактом, она видела словно в замедленной съемке, как летит в сторону бутылка с соком, как Блэк тянется за ней, и время словно замораживается, бутылка перестает падать, а другие предметы на столе слегка поднимаются в воздух. Доли секунды хватило, чтобы Блэк дотянулся до бутылки, и как только он ее поймал, все предметы – тарелки, вилки, ножи, стаканы, снова мягко опустились на свои места. Он не заметил, сконцентрировавшись на том, чтобы не дать соку залить пол… Сейчас мысль о том, что Блэк на самом деле – Снейп казалась более привлекательной, чем даже минимальная возможность появления в Лондоне обскура.

Работа отвлекала ровно до того момента, пока Гермиона, войдя в палату Алисы, не увидела нового пациента. Она слышала, что тело Алисы уже переправили в родовое поместье Лонгботтомов, и все равно замешкалась на мгновение.

Еще одна потеря, в которой виновата она. Сдалась, отступила. И словно этого мало – Блэк, о котором она уже не могла не думать. Не надо даже раздумывать и так ясно, любой здравомыслящий человек скажет: об этом надо рассказать хотя бы Гарри и Рону, а лучше – Белинде или сразу всем. Но Гермиона хорошо представляла, чем это может закончиться и теперь еще меньше, чем раньше, хотела втянуть в эту историю мужа и друга – это в школе можно было нарушать правила, сейчас они рисковали работой, согласись они вести неофициальное расследование. Официальное же расследование могло стоить Блэку в лучшем случае знакомства с несколькими неприятными заклинаниями, а потом – заклятием забвения, в а худшем – свободы или даже жизни. И это тоже было свинством. Но если он все-таки обскур?

Мысли о Блэке не отпускали, несколько дней Гермиона едва успевала поесть и поспать, занимаясь или решением рабочих вопросов или ища новую информацию о проявлении спонтанной магии у взрослых маглов. Информации было до обидного мало, волшебников мир простых людей не интересовал совершенно и Статут принимался не для того, чтобы облегчить жизнь маглов, не для того, чтобы защитить их, а для того, чтобы проще жилось волшебникам, не желающим ничего менять. Проблемы маглов – оставались проблемами маглов, пусть это были мелочи, вроде внезапных выбросов магии у какого-нибудь бедолаги или крупные проблемы наподобие изобретения атомного оружия. Гермиона только дивилась такой самоуверенности и делала себе зарубки на память обсудить это с Гарри и Роном.

Вернувшись с похорон, на которые собралось неимоверное количество народа, будто ныне покойная миссис Лонготтом последние двадцать лет не лежала в Мунго, а вела активную светскую жизнь, Гермиона хотела вновь вернуться к чтению: на ночном столике лежала пара книг, в которых должны были упоминаться случаи проявление магии у взрослых магов, но поняла – не может, нет сил, устала.

– Зачем Невилл пригласил такую уйму народа? – она вытянулась на кровати и посмотрела на Рона, который срывал с себя галстук, словно тот собирался его удушить.

– А он и не приглашал. Они сами. Невилл думал, будут только близкие, ну а эти… Сама знаешь, все чистокровные так или иначе в родства. Видела, даже хорек приполз, белобрысый.

– Бедный Невилл, год назад – бабушка, теперь мама. Он выглядел совсем потерянным.

– Ну после того, как Луна влила в него что-то своего изобретения, он немного воспрял.

Рон сел рядом.

– Не грусти, Гермиона, то есть… я понимаю, Алиса, она… ты столько вложила в это дело.

– Это не грусть. Это злость на себя. Я не должна была сдаваться. Или не надо мне было идти в целители. И Белинда мне об этом намекнула.

– Да вот еще! – Рон снова вскочил – потянул за руку Гермиону, заставляя подняться и ее, – ты – самая лучшая ученица Хогвартса за все время его существования! Ты умеешь столько всего, ты… ты мне руку спасла, помнишь? А на первом курсе…

– Рон, – она прижала палец к его губам. – Целительство, тем более ментальное, это нечто иное. Тут мало быть… знающей. Мне не хватает чего-то важного.

– Ты просто расстроена. Тебе надо отвлечься. Я знаю по себе, когда все время решаешь одну задачу, можно рехнуться. Хочешь я расскажу тебе историю о том, как дед застукал отца за чтением магловских журналов?

– Неприличных? – притворно ужаснулась Гермиона.

– Ха! Круче – научных!

Он подхватил ее на руки, закружил, заставляя теснее прижиматься к нему, упал на кровать, по прежнему не выпуская Гермиону из объятий. Он без устали травил байки, половину из которых – Гермиона была уверена – выдумывал на ходу. Его речь успокаивала, было так спокойно и тепло в его объятьях и все проблемы наконец-то отступили…

Еще несколько дней понадобились Гермионе, чтобы окончательно решиться при необходимости использовать заклинания для выяснения – кто такой Блэк на самом деле. Она надеялась, что до этого не дойдет – все-таки она психиатр и сможет его разговорить без сыворотки правды, а если нет… Мерлин помоги, тогда она использует сыворотку, которая как раз будет готова через три недели. Уж лучше она сама использует сыворотку, чем за Блэка возьмутся авроры и министерство.

В конце недели она аппарировала к одному неприметному кафе и позвонила из него в «Полнолуние». Было около трех часов дня и в ресторане еще не началась горячая пора: Джо позвали к телефону сразу.

– Привет. Я обещала не пропадать.

– Ты всегда делаешь, что обещаешь?

– Я очень стараюсь, – Гермиона невольно улыбнулась. – Ты сказал, что хочешь общаться со мной. Так вот… я тоже хочу, но…

– Это «но» все портит. Я помню, что у тебя есть любимый муж. Ты предлагаешь дружескую встречу, а не свидание. Так?

– Так. Завтра днем? У меня потом – работа, вторая смена.

– Хочешь, я научу тебя готовить соус? Специально, чтобы порадовать мужа? В одиннадцать, устроит?

Он был одет как и прошлый раз, только цвет свитера сегодня был не серый, а светло-синий. Как и прошлый раз он встречал ее на лестничной площадке, гостеприимно распахнув дверь квартиры. Только вот вид у него был такой, словно он и не ждал ее или был не рад ее приходу.

– Проходи, Гермиона, – он отошел в сторону. – Кофе?

– Да, капучино.

Она наблюдала за ним, пока он молча делал кофе.

Он все время пытался то так, то сяк склонить голову, потирал основание шеи. Под глазами залегли темные круги, он снова и снова облизывал пересохшие губы. Ей прекрасно были знакомы эти признаки надвигающейся мигрени.

– У тебя болит голова? – спросила она.

– Начинает... Ничего, сейчас выпью кофе... – он поставил на стол две чашки.

– Можно? – Гермиона поднялась и встала за его спиной. – Садись. Я ходила на курсы массажа, – соврала она, – я знаю точки...

– Уверена?

– Я все-таки врач, не бойся. Просто расслабься.

Он сел, дважды смерив ее недоверчивым взглядом.

– Закрой глаза и постарайся расслабиться. – Гермиона стала тихонько массировать его плечи, поднимаясь все выше и выше. Для этого заклинания не надо было даже волшебной палочки: база целительства, не сложнее, чем превратить засохший цветок в порхающую бабочку. Главное – не торопиться: если слишком резко снять боль, он может удивиться, хотя вряд ли что-то заподозрит, раз уж так последовательно не верит в волшебство...

Она попыталась отогнуть воротник его свитера, но он мягко пресек это движение. Через ткань прощупать, есть ли на шее шрамы, не получалось.

Он будто ей не доверял, не верил, она чувствовала, как напряжены его мышцы. Легко массируя их, она добралась до шеи, размяла точку, в которой собиралась вся боль – она видела это и без диагностирующего заклятия. Джо одобряюще застонал:

– Черт возьми, мне действительно легче.

– Боль уйдет минут через пять, – она легко сдавила руками его виски, зарываясь пальцами в его волосы. Он действительно расслабился, запрокинув голову, и наконец-то доверяясь ей. Он наслаждался ее прикосновениями и ей – и это было неправильно – не хотелось прерывать это занятие. Руки снова спустились ниже, на шею.

– Хватит, – сказал он хрипло, – спасибо. Все прошло. Я твой должник. Освободить от боли – это ценнее, чем научить готовить соус, определенно.

Она была смущена и сбита с толку. Джо ей был симпатичен, как был симпатичен Невилл и Гарри, но к этой симпатии примешивалось что-то еще, о чем не хотелось ни думать, ни знать. Стоило запомнить: не надо к нему прикасаться, не стоит сокращать дистанцию.

– Итак – соус?

– Да, соус, – он провел рукой по волосам. – Даже три соуса. Говорят, что настоящий повар должен уметь готовить суп, салат и соус.

– О, супы – терпеть не могу.

– Просто ты никогда не ела суп, который приготовил я…

Атмосфера разрядилась и час пролетел незаметно. Один соус получился у Гермионы почти таким же, как и у Джо, второй – не получился вовсе, третий они делали сообща, постоянно смеясь над рассказами Джо о слушателях кулинарных курсов.

Все шло именно так, как надо. Гермиона тщательно следила, чтобы не давать повода Джо к лишним касаниям и чтобы самой ненароком не касаться его. Она блестяще умела пользоваться своим разумом, она – как ей казалось еще недавно – хорошо разбиралась в чувствах и эмоциях, своих и чужих, но вот реакция тела ставила ее в тупик. Она не должна была чувствовать то, что чувствовала по отношению к Джо, особенно учитывая, что выглядел он как профессор Снейп, пусть даже в улучшенной версии. Тем более, существовала крохотная вероятность, что он и есть – Снейп, правда, как ни старалась Гермиона, она не могла придумать как Снейп превратился в Джо.

Пока они колдовали надо соусами, в духовом шкафу поднимался, наполняя весь дом невероятным ароматом, домашний хлеб…

– Я не ела ничего вкуснее! Просто хлеб и соус, а… нет, я не знаю, как описать эти ощущения. Блаженство? Слабо сказано…

– Мне приятно, спасибо. Что-нибудь еще? Сок?

– Да, спасибо. Хотя черносмородиновый не самый мой любимый, но у тебя даже он – вкусный. Больше всего ей хотелось уснуть, прямо здесь, на диване, и ни о чем не думать, не расспрашивать Джо, забыть обо всем – и о нем, и о умершей Алисе, о которой никак не удавалось не думать…

– Ну недаром же я шеф-повар «Полнолуния».

– Расскажи мне о себе, – она расслабленно откинулась на спинку дивана. – Ты не очень похож на стандартного повара.

– Ты знаешь многих?

– Кроме тебя? Ни одного, но мне всегда казалось, что они должны быть такими, как на картинках в детских книжках, обязательно румяными, с круглым животиком и с усами.

– Ты только что описала моего друга и владельца «Полнолуния», Игги. Он на самом деле не Игги, но его русское имя выговорить просто невозможно. Если бы не он, работать мне в столовой для бездомных. Я поздно начал, у меня не было шансов и тут – Игги. – Он ухмыльнулся. – Мне вообще чертовски везло последние годы, просто невероятно.

– Ну, а до этого?

– До этого… – он не хотел говорить и с Гермионы слетели последние остатки сонливости. – До этого много чего было. Но… я не хотел бы об этом говорить, моя жизнь до определенного момента мне чести не делает.

– Почему?

– Я не хотел бы об этом говорить, – повторил он спокойно, но твердо. – Не хочу вспоминать. То, как у меня болит голова теперь, не идет ни в какое сравнение с тем, как она у меня болела раньше. До потери кусков биографии, – он потер лоб. – Однажды оказался на другом конце Лондона и понятия не имел – как.

– В чем же тут твоя вина? – тихо спросила Гермиона, тщетно успокаивая сердцебиение. Неужели – обскур? Неужели?

– Думаю, все это результат моей прошлой жизни. Мне повезло, что я смог начать все с чистого листа. Но прошлое – никуда не делось и я боюсь, однажды оно напомнит о себе. Но все, хватит обо мне, расскажи о себе. Мне кажется, это куда веселее.

Знал бы он, до чего веселой ее жизнь была шесть лет назад! Мог бы он подумать, что под боком в конце двадцатого века шла война, в которой гибли люди?

– Ничего особенного. До одиннадцати лет училась в обычной школе, потом – в закрытой в Шотландии. Потом институт, теперь вот… – она запнулась, – ординатура. С Роном…

– Это муж?

– Да, так вот, с Роном мы дружим со школы, мы – друзья... Не густо с захватывающими событиями, ничего интересного, – она взяла бокал, потянулась за ломтиком яблока, стакан выскользнул из рук и разбился, залив не только белоснежную скатерть, но и забрызгав свитер и джинсы Джо.

– Прости, я такая неловкая! Но зато я умею сводить пятна! Только снимай свитер сейчас, надо замыть…

– Черт! Черт-черт, – Джо без разговоров стянул свитер через голову.

Чуть выше кисти правой руки начиналась затейливая, цветная татуировка, оплетала руку, поднималась по предплечью на плечо и кончалась чуть выше ключицы, спускаясь, по-видимому, на спину.

Она так жадно всматривалась в татуировку, что смутила Джо.

– Грехи молодости, – он вытянул руку, сам рассматривая татуировку, – теперь вот приходится ходить с длинным рукавом, если надо сделать вид, что я степенный и законопослушный гражданин.

– Я сейчас… я только застираю, – Гермиона прошла в ванную и закрыла за собой дверь, вывернула кран и достала палочку, быстро очистила свитер, потом смочила его водой.

Вот значит как. Татуировка, ровно на том месте, где могла бы быть метка – у пожирателей она не исчезала, но бледнела и теряла подвижность. А там, где могли бы быть шрамы от укуса Нагайны – тоже татуировка. Вот и гадай – совпадение или нет? А она-то, расчётливо роняя стакан, рассчитывала на однозначный ответ. Что ж… Гермиона закрыла воду и вернулась в гостиную.

– Вот, отстиралось…

Джо уже переоделся в другие джинсы и простую, с коротким рукавом, футболку.

– Можно посмотреть? Татуировку?

– В закрытых школах такого не делают?

– Нет, – она подошла к нему, бросив свитер на спинку стула, дотронулась до протянутой руки кончиками пальцев. Там, где должен был быть череп со змеей, высунув язык смеялся Арлекин, его колпак с бубенчиками чуть выше обрастал розами с огромными шипами, которые в свой черед превращались в дорогу. В причудливый орнамент из языков пламени, продолжающих дорогу, вплетались птицы. Крыло одной из них, словно веер, закрывало большую часть шеи.

Гермиона провела пальцами по руке, обычно она могла даже не глядя почувствовать метку, сейчас ей не давал сосредоточиться все учащающийся пульс – то ли ее, то ли Джо. Она, не поднимая глаза, провела рукой выше и почти уже дотронулась до его шеи, когда он перехватил ее ладонь.

– Что ж ты творишь, Гермиона? – спросил он хрипло. – Я не из железа и я сказал тебе, что ты мне нравишься. Не стоит поступать так с мужчинами, которые к тебе неравнодушны. Это может быть опасно.

– Ты… – подняв на него глаза, Гермиона предпочла тут же опустить голову и уставиться на пятно сока на скатерти. – Ты не сделаешь… – она лихорадочно подыскивала правильные слова.

– Я не сделаю того, чего ты не хочешь. Вот только бы понять, чего ты хочешь на самом деле. – Он потянул ее, нежно, но сильно к себе, наклонился и поцеловал.

Нужно было его оттолкнуть, но сначала, сначала надо было убедиться в том, что на шее не было и следов от шрамов. Она высвободила руку из его цепкой хватки, погладила его по щеке, но стоило опустить руку чуть ниже, как он тут же перехватил ее и резко отстранился.

– Так кто ты, Гермиона Грейнджер? Ты действительно – та, за кого себя выдаешь? Что если, мы поедем сейчас в клинику твоих родителей? – сейчас он смотрел на нее зло и был как никогда похож на профессора Снейпа.

– А кто ты? – Гермиона выдернула руку. – Кто – ты?

– Значит, я прав… ты заявилась не просто так. Я похож на идиота, который не может сложить два и два? Случайная встреча и так удачно – мы заочно знакомы. И твоя просьба, я подозревал, что это все – не просто так. Меня сбило с толку то, что ты не попыталась сразу залезть ко мне в койку, придумала мужа. Психиатр! Кто ты? Лучше расскажи сама, пока я не отправил тебя в полицию.

– Я не врала тебе, и я действительно – Гермиона Грейнджер. Если хочешь – поедем к родителям, но объяснять – почему мы вместе – ты будешь сам. – Гермиона села на диван. – Поверь, если бы я хотела тебе навредить, я бы уже сделал это. Я друг, я хочу помочь.

– Мне не нужна помощь.

– Скажи, как тебя зовут на самом деле? Ты – не Джо Блэк, так?

Он посмотрел на нее внимательно, сел рядом. Он выглядел напуганным и потерянным.

– Возможно, я делаю самую большую ошибку в своей жизни, – вздохнул он, – вся мировая литература вопит о том, что мужчин губят женщины. Но… пусть так… – он смотрел ей в глаза, сжав губы, будто собирался броситься с высоты вниз. – Я не помню, как меня зовут на самом деле…

====== Глава 5. Скольжение ======

– Я не знаю, как меня звали раньше. Ты знала меня? Поэтому подошла тогда, на улице? – он был обеспокоен и даже, кажется, немного боялся. И не думал этого скрывать.

– Мне показалось, что ты похож на одного человека. Но мы не были знакомы близко.

– А теперь?

– Теперь я не уверена, что ты – это он.

– Кем он был? – Джо встал, прошелся по комнате.

– Может быть ты расскажешь, как…

– Нет, – перебил он ее резко, – нет.

– Хорошо, – Гермиона тоже встала, подошла к окну, из которого открывался прекрасный вид на Лондон. – Он был моим учителем.

– Учителем? – он встал рядом. – Это точно не я. Не представляю себя в этой роли.

– Ну учителем он был так себе, если честно, – сказала Гермиона, улыбаясь, – но… – она повернулась к нему лицом. У нас в школе случилось кое-что, один… маньяк напал и… в общем, многие погибли и ученики, и учителя. Я могла бы спасти тебя… его и не спасла.

– Вот как, – он смотрел на нее задумчиво. – История, мало напоминающая правду.

– Другой нет.

– А что если, – он сжал ее подбородок, заставляя смотреть в глаза, – а что если мои криминальные дружки из прошлой жизни нашли меня и подослали тебя? Мне кажется, это более правдоподобно.

Гермиона резко высвободилась, с трудом удерживаясь от желания вмазать ему по носу изо всей силы.

– Никто меня не посылал! Да, я думала, что ты – это он, но не могла понять, почему ты меня не узнаешь!

Про магию говорить было не ко времени.

– Прости, – он снова сел на диван, сцепляя руки в замок и не глядя на нее, – прости. Я очнулся в больнице, раненый, отравленный какой-то дурью. Меня еле откачали, врач, повезло, попался въедливый, он меня с того света вытянул просто на упрямстве. Жизнь вернулась, а память – нет. Я наделся, что однажды все прояснится, но… Ни документов, ни телефона, ничего. Татуировка на руке и шрамы на шее, вот и все…

– Татуировка и шрамы, – эхом повторила Гермиона.

– Я, видимо, был удачлив до определенного момента – не было отпечатков в базе данных, никто меня не искал, или плохо искал... Потом я смылся из больницы, выживал как-то. Это длинная и достаточно унылая история…

– Я могу помочь тебе вспомнить, – Гермиона села рядом с ним, – это немного неприятно, но зато действенно.

– Нет, – он помотал головой, – если бы ты соврала мне, что в той жизни мы были вместе, я бы еще подумал, но – нет. Мой акцент говорит о том, что я вырос не в самых респектабельных районах. Меня никто не искал, значит – я был никому не нужен, татуировки и то, что я был почти что убит, тоже наводит на не очень веселые мысли. Я не хочу вспоминать.

Гермиона подозревала, что Снейп был упрям, и, видимо, Джо мог поспорить с профессором своей упертостью. Применять же Легилименс насильно она хотела меньше всего, если он – просто магл, то неизвестно, как на него, потерявшего память, подействует это заклинание, а если – профессор Снейп, потерявший каким-то образом память, то надо быть аккуратнее вдвойне.

– Хорошо, – она встала и направилась к двери. – Наверное, нам не стоит больше встречаться?

– Ты мне не перестанешь нравиться, даже если ко мне внезапно вернется память… И я буду ждать тебя, ну например – через два дня, тут, как обычно в одиннадцать. Ты придешь?

Стоило приходить? Была ли возможность – не приходить, когда уверенность в том, что перед нею чудом спасшийся Снейп – росла?

– Я приду, – сказала она, с печалью замечая, как просветлело его лицо.

Дома, наскоро перекусив и заставив посуду мыться самостоятельно, а белье – стираться, Гермиона села за обеденный стол и вязла чистую тетрадку из стопки таких же. Написала на обложке: «Джо Блэк (Северус Снейп???)» и несколькими пассами волшебной палочки зачаровала тетрадь так, чтобы никто, кроме нее, ее прочитать не смог. Обычная практика, Белинда приучила – частная жизнь пациента свята.

Надо было записать все, что она знала на сегодня, но Гермиона медлила, составляя в голове примерный план. Ей не хотелось признаваться себе: она не хотела писать об этой истории сухим языком историй болезней. «Пациент Дж.Блэк рассказал, что не помнит никаких событий, которые предшествовали его ранению. Он не помнит никаких значимых событий своей жизни. Отказывается верить в магию. Привычки значительно отличаются от привычек С.Снейпа…» От таких фраз Гермиону передергивало. Она закрыла тетрадь и отложила ее в сторону. Она успеет еще записать…

Гермиона прошла по дому, взмахивая палочкой, словно дирижируя оркестром. Она наводила порядок: отправила грязные вещи в стирку, расставила по местам разбросанные книги, поменяла белье в спальне на хрустяще-свежее. Она распахнула все окна, впуская в дом теплый ветер, смешанный с ароматом азалий, цветущих в саду. Метелка следовала за ней по пятам, аккуратно заметая в скользящий следом совок мусор. Через полчаса дом засиял чистотой и не осталось уловок, которые бы позволили не возвращаться к истории болезни Джо.

Открывая тетрадь Гермиона спросила себя, хотела бы она, чтобы Джо оказался Снейпом, но отвечать не стала. Не важно – Снейп он или нет, теперь ее обязанностью было максимально быстро разобраться с ситуацией и передать ее (и Джо тоже) тем, кто был более компетентен.

Она стала быстро писать:

Джо Блэк (Северус Снейп?) потеря памяти. Если предположить, что Дж.Б. – магл, то возможно, диагноз поставлен верно – диссоциативная фуга. Однако, наблюдался спонтанный выброс магии (поймал упавшую бутылку, при этом остальные предметы, находящиеся рядом спонтанно левитировались Дж.Б. Есть вероятность (внешнее сходство, спонтанная магия), что Джо Блэк – Северус Снейп, считающийся до настоящего времени умершим в 1998 году. Возможно, использовав порт-ключ (?), он перенесся в магловский Лондон, в больницу, однако комплекс причин (яд Нагайны, плюс медицинская магловская, а не магическая помощь, плюс окклюменция) привели к тому, что воспоминания оказались заблокированы.

Однако, как и при магловской диссоциативной фуге, первоначальная личность оказалась полностью поглощена новой.

Гермиона отложила в сторону перо. Надо было описать, максимально подробно, все встречи, но ей не хотелось не только описывать, даже вспоминать, как она вела пальцем по его руке, как он перехватил ее ладонь, как одновременно угрожающе и беспомощно потребовал остановиться. Было ли в Джо хоть что-то от Снейпа? Гермиона не слишком хорошо помнила нелюбимого гриффиндорцами профессора, ни разу в школьные годы не рассматривала его пристально и уж тем более не задумывалась о том, каков он вне школьных стен, наедине с женщиной. Даже сейчас, только недавно расставшись с Джо, она не могла представить Снейпа в роли соблазнителя. Сколько бы разумных доводов не приводила она сама себе за то, что Джо может быть Снейпом, Гермиона не могла в это поверить. Потому что – ну не мог ей понравиться Снейп, никак не мог!

Снейп был конечно гениальным волшебником (по некоторым данным – останься жив, считался бы самым сильным), выдающимся зельеваром и настоящим героем, но при этом он был желчным, злобным и, что было тоже важно – неопрятным. Он бы мог быть сто раз некрасивым, но что мешало ему быть аккуратным? Или это вечная нехватка времени и сил? Тяжелое детство, когда просто никто не научил следить за собой, юность, когда все усилия на этом поприще кажутся напрасными? Ну а потом, в относительно тихие, спокойные времена? Привычка? Видимо, теперь Джо отдувался за все годы неопрятности: он был даже чересчур аккуратным и брезгливым чистюлей. Снейп, как мужчина, не понравился бы ей никогда, но Джо… Мог ли Снейп так смешить, быть таким предупредительным и веселым, мог очаровывать, откровенно заявляя о своей симпатии? Были ли он так умел в приготовлении зелий, как Джо – в приготовлении соусов, так же было бы интересно наблюдать за тем, как он разделывает ингредиенты для Веритасерума, как Джо – свеклу для салата? Было ли в Снейпе хоть что-то привлекательное? Гермиона не знала и знать не хотела, потому что ей нравился Джо. Оставалось только повторять себе, что от искренней симпатии до более глубоких чувств – пропасть.

Гермиона не стала писать дневник наблюдений, ругая себя за малодушие и обещая исправиться, прямо завтра. Но следующий день оказался тяжелее обычного: в Лютном, прямо посреди улицы, какой-то последователь дела Наземникуса умудрился устроить взрыв. От незадачливого торговца краденым даже и мизинца не осталось, погибших кроме него не было, но взрывом зацепило многих.

– Когда же наведут порядок и Лютный навсегда исчезнет? – один из целителей с трудом оторвал от скамейки вцепившегося в неё волшебника, тот смотрел на мир расфокусированным взором и ни за что не хотел покидать своего места. – Вот что с ним такое?

– Никогда Лютный не исчезнет, – Белинда подошла к несчастному, пару раз повела над его головой палочкой. – Вас что, не учили диагностику проводить? Что не ясно?

Целитель кивнул и занялся лечением прямо на месте.

Через пару часов «тяжелые» были отправлены в нужные отделения, большинство – в отделение Белинды Кэррол, остальные отпущены по домам, с обязательством прийти на повторный осмотр.

– А публика та еще, – заметила Белинда, когда она и Гермиона вместе возвращались на отделение, – ты заметила того, рябого? Ему бы у нас полежать, но как прытко он смылся, как только полегчало. – Вельмина Вайс, белокурая, такая пышечка… У нее проблемы с памятью? – Надеюсь, это ненадолго. «Приближение» должно помочь.

«Приближение» было зельем, появившееся случайно, в ходе наблюдения и лечения Алисы. Гермиона вздохнула. Надо было назвать зелье именем Алисы, но тогда это казалось ненужным. А теперь было поздно что-то менять.

– Ты все еще ходишь унылая, – Белинда резко остановилась, – вздыхаешь. На тебя это не похоже. И ты пропустила две супервизии. Не говори, что ты была загружена. Супервизиия – часть твоей работы. Я жду тебя сегодня в семь вечера.

У кабинета Белинды Гермиона остановилась, чтобы собраться с духом. Надо же, еще недавно она шла на супервизию точно зная, что после ей станет легче, а вопросы, которые тяготили, найдут свое решение. Сегодня идти к Белинде не хотелось: из-за Алисы, из-за Джо и из-за тех чувств, которые вызывали в ней обе истории.

Белинда, посмотрев на стоявшую на пороге Гермиону, кивнула в сторону удобного кресла (специально трансформированного из стула) и встала, чтобы заварить чай. Белинда готовила чай только сама, на небольшой спиртовке стоял стеклянный чайничек, в котором уже закипала вода, рядом располагалась шкатулка с заваркой. Шкатулка была волшебной: в зависимости оттого, кто ее открывал, в ней менялся сорт чая. Гермионе сегодня попался Ройбуш, кисловато-сладкий, с успокаивающий ароматом. Чаинки танцевали, складываясь в рисунок и будя сожаления о том, что она не верит в предсказания.

– Мы можем сидеть хоть до полуночи, Гермиона, но я все-таки таю надежду оказаться дома еще сегодня. Итак. Алиса Лонгботтом. Мне кажется, эта ситуация снова требует разбора. И я надеюсь, ты сама сможешь мне показать, где твое поведение было непрофессиональным, а вместе мы разберемся с тем, почему так случилось.

Подумать только, раньше такая привычка Белинды тут же обозначать болевые точки и намечать план по решению вопросов восхищала Гермиону, но сегодня она поучаствовала только глухое раздражение.

– Может быть, ты просто устала? Не стоит гореть на работе, никому на пользу такое горение не идет… – Белинда заговорила чуть мягче.

– Я виновата в том, что случилось с Алисой. Я взялась и у меня не вышло. Надо было проявить больше старания, больше… нельзя было отвлекаться на другое!

– На что?

– Это личное, – Гермиона спокойно встретила сканирующий взгляд Белинды. – Это не только моя тайна. Я расскажу, но потом…

– Что же мне делать с тобой, Гермиона? – Белинда смотрела на нее без осуждения, скорее сочувственно и если бы Гермиона не знала, какой жесткой она может быть, ни за чтобы не поверила, столько теплоты было в ее голубых глазах.