Текст книги "Полярные (СИ)"

Автор книги: nobody_heart

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– Не могу поверить, что вы обе испортили весь наш отдых на этой вечеринке! Ладно, с Джинхо возиться уже привычно, но ты! Как ты могла нажраться до такой степени, что даже идти не можешь? – Сонхва разозлилась настолько, что у неё от этого желудок сводило.

Сехун старался делать вид, что ему комфортно находиться здесь, в женском туалете, но всё совсем не так. Он хочет сбежать отсюда побыстрее в квартиру, разместиться на мягком удобном диване и смотреть старые американские фильмы. Но это будет не О, если не убедится, что все, за кого он взял ответственность, не доберутся домой целыми.

Выблевав всё, что только можно было, Ханыль поднялась на ноги и тут же склонила голову над раковиной. Сехун стоял в дверном проёме и никого не впускал, а Сонхва всё ещё возилась с неадекватной Джинхо. Девушку немного пробивает мелкая дрожь, и она думает, что вода приведет её в чувства.

И вправду, угораздило же Им напиться до такой степени, что подруга тащила её как мешок картошки до туалета. Она не спеша умылась холодной водой и подняла голову, вглядываясь в размытое отражение. Тональный крем совсем не остался на лице, помада стёрлась, а стрелок будто и вовсе не было. Доказательством присутствия раньше на лице макияжа служили только тёмные круги под глазами от туши.

Сехун неуверенно протягивает девушке подводку и улыбается, и Ханыль отвечает ему такой же лёгкой улыбкой.

Алкоголь всё ещё в крови и это заметно по тому, как небрежно Им нарисовала стрелки, поэтому ей на помощь снова приходит Сехун. Оправдывается он тем, что уже много раз помогал Чхве с макияжем и что у него рука набита на такие простые вещи. Когда О заканчивает со стрелками, он приподнимает уголки губ и поворачивает голову Им к зеркалу. Взглянув на себя, Ханыль чувствует облегчение и то, как бурлит под кожей её кровь.

Внезапно у неё перед глазами закружилось всё, и она вспомнила себя в семнадцать, когда впервые побывала в месте, как это – от которого алкоголем несёт за милю, прокуренное до последнего гвоздика, развратное и грязное, полное людей, в чьих мыслях ни одной приличной. Где почти каждый уголок дома напоминает о прошлом.

Когда картинка перед глазами стала чётче, она увидела рядом у раковины безжизненное лицо Джинхо. Она была болезненно белой, словно мрамор. Через несколько минут её щёки стали покрываться естественным румянцем. И у Им отлегло от сердца. Сехун стал помогать Сонхве удержать Пак на ногах, и, воспользовавшись моментом, Ханыль ускользнула из туалета.

Ей в нос ударил резкий запах табака, и девушку стало немного подташнивать, но потом всё пришло в норму и она, опираясь одной рукой о стену, подошла к окну на кухне. На улице темно, словно их мир накрыли грязным использованным пакетиком из-под сока, где та дырка для трубочки сейчас так схожа с луной.

Сама луна вскоре скрылась за облаками, которые медленно заволакивали столицу, превращая и без того чёрное небо в жалкие крупные обрывки. Ханыль тяжело вздыхает, понимая, что сейчас ей бы лучше было лежать в кровати и пережидать очередную душевную бурю в своей комнате, но нет – теперь её жизнь снова поддаётся сильнейшему шторму.

Под ногами звенели пустые бутылки, девушка наступала на пластиковые стаканчики и скользила по полу из-за разлитой жидкости, но смогла с позором не упасть и в целости дойти до входной двери. Её шатало из стороны в сторону, а песни сменялись одна за другой и ползали по полу противным битом, что высасывал из людей всё живое.

Ханыль терялась в реальности и опиралась о кирпичную холодную стену, царапая ладони о неровный материал.

Когда Им была готова упасть на колени, потому что ноги не держали больше вообще, то услышала знакомый голос, который пробил её до дрожи. Сознание тут же отрезвилось, и из девушки словно разом выбили весь алкоголь. Ханыль сглотнула слюну и еле как собралась с мыслями. Она устояла на ногах и держалась руками за стену, затем медленно повернула голову и увидела его.

Парень стоял, опираясь спиной о кирпич и доставая из кармана дорогую пачку сигарет. Так и не бросил…

Его пальцы плавно вытащили одну и поднесли к губам. Ханыль наблюдала за его движениями с замиранием сердца. Ей стало вдруг страшно. Он скользнул большим пальцем по колесику, задевая кнопку возгорания. И когда появился огонь, то он не спеша поднёс его к сигарете, вдыхая в лёгкие ядовитый дым. Юта ещё около минуты наблюдал за огнём, а после выбросил зажигалку в сторону.

– Не ожидал увидеть тебя здесь, – Накамото натянул на лицо дьявольскую ухмылку и прошёлся кончиком языка по своей нижней губе. – Выглядишь всё также отвратительно, как и одиннадцать лет назад, – он саркастично усмехнулся и зажал сигарету меж зубов, делая глубокую затяжку.

Ханыль сжимает ладони в кулаки, что есть силы, и злобно сверлит парня взглядом. Нельзя отрицать, что это завораживает – вид того, как он зажимает в пухлых бледных губах сигарету, медленно вдыхает ядовитый дым и, опуская веки, с наслаждением и лёгкой ухмылкой на губах выпускает его наружу; и эти клубы рассеиваются в ночном влажном воздухе.

Девушке это сносило крышу, когда ей было семнадцать, а сейчас она признаёт то, что от этого и вправду нельзя оторваться. Нужно уметь так курить – эстетично, с долькой печали и упоения этим дымом, спокойно и задумчиво. Красиво. Убийственно, как это умеет только Юта.

– Не разговаривай со мной, – промычала Им, так как ощущала упадок сил, несмотря на всю скопившуюся ненависть.

– А я слышал, что ты неплохо живёшь. Что, совесть позволила отпустить всё и забыть?

Накамото издевался – он наслаждался тем, какой злой и беспомощной делал её. Она не могла ни возразить, ни ударить, ни убежать. Перед ним Ханыль была всегда такой слабой. В его руках она словно побитый мягкий пластилин, из которого он может лепить всё, что душе угодно.

Он кромсает его на кусочки, бросает на стол и в стены, собирает увиденные остатки и лепит скучный, уродливый шарик. И, небрежно бросая его на пол, давит ботинком.

Девушка чувствует себя загнанной в ловушку и до чёртиков напуганной дворовой собакой. Юта настолько отвратительный, что у Ханыль желчь поднимается к горлу.

– Хочешь, чтобы я напомнил тебе обо всём? – усмешка. Ханыль давится воздухом и смотрит на парня.

Юта бросает окурок на бетон и тушит его носком от кроссовок. Он грубо хватает Им за плечи и тянет вверх, жёстко припечатав к стене. Девушка затылком стукнулась о поверхность и болезненно застонала, пытаясь руками дотянуться до головы, но Накамото перехватывает её ладони и заводит за спину.

– Сначала меня очень взбесило, когда я узнал, что ты поступила в престижный университет, что ты встречаешься с кем-то, что ты живёшь хорошо. Но потом стало абсолютно наплевать, потому что ты не мешалась больше рядом со мной. Если ты и забыла всё, что сделала, то как посмела так нагло смотреть мне в глаза и общаться так, будто я – никто, а? Будто я ничего не знаю и не помню, – Юта наклоняется ближе к её лицу и сильнее сжимает пальцы на её запястьях.

Ханыль слаба настолько, что даже кричать не может, а только беспомощно скулить и пытаться не смотреть на японца. Он всё ещё выглядит пугающим, и от него у Им мурашки по коже. Всё внутри неё сжимается и душу леденит.

Даже спустя одиннадцать лет он так и не подавил свою любовь к этим глупым аксессуарам (и насилию, наверное, тоже), поэтому девушка невзначай замечает много проколов на ушах и серебряные серьги, блестящие даже от тусклого света луны.

– Если ты хочешь проблем, то я устрою их тебе. Ты пожалеешь ещё, если я узнаю о том, что ты написала на меня заявление в полицию. Ясно? Я не буду молчать и бездействовать, если ты вновь решишь всё мне испортить. Во второй раз я тебя не отпущу так просто. И превращу твою жалкую жизнь в настоящий Ад.

Юта психологически давит всё сильнее и сильнее, поэтому Ханыль не выдерживает и плачет, брыкается и пинает ногами воздух, но ничего не получается. Накамото откидывает её в сторону, и она не находит руками прочную основу, поэтому падает на маленькую лестницу и скатывается по ней вниз. Ступенек было всего три, но даже алкоголь не смог отвлечь девушку от этой боли. Ничего не смогло смягчить падение, и Ханыль скручивается в комочек и жалеет саму себя.

Ей становится мерзко от собственного поведения. Она никогда не научиться держать себя в руках рядом с Ютой, так и позволяя ему дёргать за старые нити в душе.

Она жмурит глаза и видит плывущие пятна в темноте, приглушённо слышит гул мотора, чувствует дуновение ветра и то, как он мягко шепчет ей на ухо и укрывает собой.

Ханыль ощущает всю боль в два раза сильнее, когда чувствует, как чужие руки касаются её плеч и приподнимают тело. Она принимает сидячее положение и не хочет раскрывать глаза, потому что ей страшно вновь встретиться взглядом с Ютой. Он уничтожит её, разобьёт вдребезги, как и несколько лет назад. Накамото снова всё испортит.

Юта бросает брезгливый взгляд на сжавшуюся Ханыль и думает уже вернуться обратно, как замечает подбежавшего к ней парня. Они ненадолго встречаются глазами, и японец фыркает, громко хлопая дверью.

– С Вами всё хорошо? Ханыль? – голос совсем другой. Им приоткрывает веки, но всё размыто и словно покрыто плотной оболочкой тумана. – Я отвезу Вас в больницу. Ханыль, только не теряйте сознание, слушайте мой голос, хорошо? – его голос бархатный, низкий и такой приятный, что Им утвердительно кивает головой и роняет голову ему на плечо. – Меня зовут Кан Даниэль. Я помогу Вам. Вы можете доверять мне.

Ханыль приходит в себя и не понимает, где она.

– Нет, мне нельзя… – Им видит перед собой крепкие плечи парня. Он быстро разворачивается и садится перед ней на корточки, сбрасывая звонок. Он внимательно смотрит ей в глаза, и Ханыль становится плохо. – Нельзя в больницу, нельзя, – Им хнычет и бормочет себе под нос. Она замечает, как парень нахмурился и отвёл глаза в сторону. Что-то в нём выглядит таким знакомым, но от очередных мыслей у Им кружится голова ещё сильнее.

– Хорошо, мы не поедем в больницу, Ханыль. Вы можете мне сказать, куда Вас отвезти? Где Вы живёте? – Им долго молчит, а потом отрицательно кивает головой и выдаёт слабое: «Я не помню». – Где Ваш телефон? Я позвоню Вашему парню, – девушка снова повторяется и цепляется пальцами за его кофту. От него исходит будто естественное солнечное тепло и приятный запах морского бриза. Ханыль хочется зарыться пальцами ему в волосы и обнять, потому что сейчас её до костей пробирает холод. Найти в этом тепло то нужное, что спасёт её от падения на дно.

– У меня нет парня, – тихо шепчет девушка, но Кан ясно всё слышит.

Он немного молчит и ждёт, пока она скажет что-нибудь ещё, но слышит только сопение. Ханыль уснула, и Даниэль не знает, что ему делать. Не важно зачем, но Кану стало очень интересно, почему её нельзя везти в больницу. Но потом он очнулся и вспомнил, что это вечеринка загородом, а значит в крови девушки сейчас могут найти, что угодно.

Обнаружив покраснения на руках девушки и став свидетелем рукоприкладства, он понимает, что тогда дело дойдёт и до полиции. Хотя бы это должно остановить парня. Кан тупит взгляд и думает, что делать. Внезапно раздаётся звонок, и Даниэль понимает, что это звенит телефон Им. Он аккуратно достаёт аппарат девушки из заднего кармана брюк и принимает вызов.

Не успевает Кан произнести и слова, как абонент бросает трубку, как к ним подбегает вспотевший и перепуганный Сехун. Даниэль сидит в шоке и наблюдает за знакомым, пока тот бежит к ним, спотыкаясь и чуть ли не падая. О садится рядом с ними и встречается взглядами с Каном. Их реакция одинаковая – они оба удивлены и молчат, но потом приходят в себя и приветствуют друг друга; они обмениваются парой фраз, а потом слегка улыбаются и выдыхают с облегчением.

Ханыль застонала и сильнее прижалась телом к Даниэлю, когда О попытался поднять её.

– Что с ней случилось? – О разглядел синяки на запястьях, когда рукава рубашки задрались до локтей. Потом он поймал взглядом кровавые раны и ссадины, маленькие дырки на брюках и грязь от падения. Сехун попытался прикоснуться к краснеющей ссадине на её щеке, но Даниэль остановил его.

– Неприятное происшествие. Думаю, если она вспомнит и захочет вам рассказать, то она сделает это. Куда мне её отвезти, Се? – пока О решал этот вопрос, к ним успела подойти Сонхва и уже почти трезвая Джинхо.

Пак, увидев Даниэля, тут же отлипла от Чхве и понеслась вперёд, но не удержала саму себя и упала. Сонхва начала покрывать Пак трёхэтажным отборным матом и сказала Сехуну поднять её, пока она сама решит возникший вопрос. Чхве отдёрнула Им к себе и посмотрела на её лицо.

– Я не хочу замуж за Чанёля!

– Отвези её к нам, Даниэль, – Сонхва туманно вспомнила знакомого парня и горестно вздохнула, когда Ханыль поддалась назад. Благо, что Кан успел подхватить её, и Им не стукнулась очередной раз затылком. – Тебе ведь не тяжело? – сначала Кан удивился, почему она командует им. Неужели, она не знает адрес Им? Но парень только согласно кивнул. – Просто нам нужно разобраться с вот этой вот головной болью, хорошо?

Даниэль легко поднял Ханыль на руки и понёс к мотоциклу, иногда поглядывая на Сехуна и двух девушек. Джинхо валялась на земле и была вполне этим довольна, а Им время от времени приходила в себя. И всё время отключалась на мысли о том, что где-то она этого парня уже видела. Но где, вспомнить не может. Ханыль пришла в сознание и крепко держалась за руки Даниэля, чувствуя в них поддержку.

Он аккуратно посадил её на мотоцикл и надел свой шлем, поддерживая её за плечи. Им начала немного соображать, и поэтому перекинула одну ногу и ждала, пока спереди сядет парень. Голова была такой тяжёлой, а с этим шлемом казалось, что её вообще невозможно поднять. Поэтому, когда Даниэль сел спереди, она уронила голову ему на лопатки. Кан взял её руки в свои и обвил вокруг своей талии, надеясь, что она будет держаться.

– Я убила её, – её невнятный говор был устремлён между лопаток Кана, и она только вздохнула, крепче сцепляя руки.

Им Ханыль необходимо забыть всё; она ведь закончила университет в Сеуле, недавно устроилась на работу в прокуратуру, хорошо зарабатывает, есть друзья и никаких сожалений в этом возрасте. Но если кто-нибудь попросит Ханыль вернуться в свои семнадцать, то она не уверена, сможет ли сдержаться и не разрыдаться прям на месте.

В шестнадцать она не подозревала, что всё обернётся против неё. В семнадцать она планировала закончить школу без проблем, а потом столкнулась с неприятностями. По своей вине, конечно же.

В семнадцать Ханыль думала, что встретила свою любовь и ей не нужен университет. В семнадцать Им впервые попала в полицейский участок. В семнадцать Ханыль потеряла себя и хотела умереть.

В восемнадцать пришло осознание, что во всём виновата не она одна. В восемнадцать сердце Им наполнилось чёрной ненавистью к парню, который чуть не разрушил её жизнь; который дал глупой и несамостоятельной девочке, ослеплённой любовью и жаждой к приключениям, яд. Этим ядом она травила всех, кто был рядом; им она наполняла свою душу и продала её дьяволу. Им она чуть не убила саму себя.

Но сейчас девушке двадцать восемь, и она должна быть счастливой. Она ощущает счастье, когда её голос пропадает; когда встречный ветер уносит её слова за собой; когда Кан прибавляет скорость и едет по трассе; когда он останавливается на красный сигнал светофора и мягко держит её за руки. Вот, как начинается её двадцать девятый год жизни – рядом с Даниэлем.

***

«Юта выглядит, как и всегда, прекрасно. Ханыль тянется к нему, чтобы аккуратно пригладить волосы и коснуться губами его мягкой щеки, но он дёргается назад и брезгливо щурится.

– У меня нет настроения, – только отвечает парень и плюхается с недовольным лицом на диван.

Ей не остаётся ничего, кроме как просто вздохнуть и принять это. Если она вдруг что-нибудь скажет ему, то он разозлится ещё больше. Девушка садится рядом, но старается держать расстояние между ними. Что ж, ей не впервой так. Ханыль давно заметила, что японец рядом с ней ведёт себя, как с чужим человеком. Но разве не он сказал ей, что любит? Разве не он сказал верить ему, чтобы ни случилось?

Им отмахивается от этих мыслей и вздыхает, набравшись смелости взглянуть на своего парня. Своего. Юта оборачивается к ней, чувствуя пристальный взгляд девушки, и блокирует экран своего телефона. Накамото усмехнулся, легко различая во взгляде девушки неподдельную верность своим чувствам к нему. Это было то, чего он хотел от неё. Такую – преданную, любящую и наивную.

– Сейчас придут Уджин с Джэхваном. Ещё я хочу познакомить тебя с нашим другом. Он недавно вернулся с Америки, на этот раз навсегда, младший сын «Bae Group», – Ханыль кивнула.

Ей никогда не было интересно, кто там друзья Юты и чем занимаются их семьи. Было вполне понятно, что японец не станет общаться с кем попало, поэтому в основном это наследники крупных компаний. Исключением были компании третьего сорта, как, например, у Джэхвана. Ханыль всегда задавалась вопросом, почему Юта выбрал её, а не какую-нибудь наследницу.

Семья Им не была бедной: отец – крупный бизнесмен, мать – бывшая писательница, которая бросила своё любимое дело из-за депрессии. Брак её родителей был по расчёту, поэтому Им боялась того же.

Что её выдадут замуж за какого-нибудь придурка, и потом каждый день – новый стресс, как у матери. Она видела все её страдания, и уж совершенно точно не хотела того же. Может, отец не станет разрушать её жизнь? Ханыль всеми силами отказывалась верить в то, что однажды она больше не будет контролировать свою жизнь.

Как только в дверь постучали, Юта встал с дивана и направился в прихожую, оставляя девушку наедине со своими мыслями.

Ханыль хочет быть рядом с Накамото. Так сильно, что у неё кончики пальцев горят от желания прикоснуться к нему. Взять его за руку. И сидеть вот так всё время, чтобы все видели, что они вместе. Но парню эта идея, видимо, не особо нравится.

Юта возвращается в компании троих друзей. Ханыль здоровается с каждым из них, обнимаясь с Джэхваном и Уджином. Как только девушка подняла глаза на нового знакомого, то застыла, разглядывая парня с особым интересом. Было в нём что-то такое притягательное, чего нет ни у одного друга Накамото.

Джэхван выглядел, как простой деревенский мальчишка. Он был слишком доверчив, и в этом заключалась единственная его глупость. Ким был открытым и отзывчивым, и Ханыль ценила в нём это. Сейчас найти человека, похожего на него, так тяжело.

Уджин казался закрытым, но это лишь маска, за которой он скрывает всю свою мальчишескую, ещё не наигравшуюся в детстве сущность. Ханыль знала, что им по девятнадцать лет, но это ведь ничего не меняет. Иногда разницы в два года между ними не чувствовалось вообще.

– Давно не виделись, Джинён! – воскликнул радостно Юта и похлопал друга по плечу.

– Да. С прошлого года. – Бэ отвечал коротко и даже холодно своему другу, которого, видимо, Юта знает дольше всех остальных.

Джэхван и Уджин сели на диван напротив, а Ханыль приземлилась обратно, явно обиженная на то, что новый знакомый даже не удосужился представиться ей самостоятельно. Если он и не любит обниматься, то можно было элементарно пожать руку.

– Даже Америка не в силах тебя изменить, надо же. А при нашей встрече в Японии ты был более разговорчив, – Юта пригласил Джинёна сесть на диван рядом с собой, заставляя Ханыль отодвинуться дальше или и вовсе пересесть на кресло.

– Рядом был старший брат. Он придирается ко мне, когда я молчу.

Бэ внимательно посмотрел на девушку и, отдёрнув свою руку от Юты, сел на кресло. Ханыль удивилась, но виду подавать не стала. Не сказать, что Накамото разозлился, но японец недовольно поджал губы. Значит – ему это не понравилось. Но он предпочел промолчать и сесть обратно рядом с девушкой, которая уже вся сжалась и предприняла попытку пододвинуться ближе к японцу.

Джинён временами изучал взглядом девушку рядом с Ютой. Пока все остальные обсуждали предстоящую вечеринку в честь возвращения Джинёна, сам виновник торжества молчал. Впрочем, как и всегда. Друзья уже привыкли к такому Бэ. И если даже школа в Америке не смогла его изменить, то уже ничего и не получится. Наверное, именно это качество и понравилось Накамото при их первой встрече в Америке четыре года назад.

Они оба тогда отдыхали там летом вместе с семьями. Председатели компаний часто обсуждали мероприятия и какие-то планы, в которых Бэ даже и не хотел принимать участия. Для передачи бизнеса есть старшие братья, так что парня особо и не напрягали этим. Так как оба парня были ровесниками, их сразу же оставили вдвоём. Видимо, у них просто не оставалось другого выбора, кроме как начать общаться.

Джинёна очень раздражал японец ещё с самого начала. Бэ отличался от ровесников тем, что не желал знакомиться со всеми подряд и проводить всё своё время в барах или клубах. На вечеринки он ходил исключительно из-за Юты, который обещал всегда что-то интересное, но в итоге просто исчезал. Джинён не был глупцом – японец дружит с ним не просто так. Но какую цель он преследует пока не понятно.

Бэ помогал Юте с его проблемами, и даже вместе с ним занимался продажей наркотиков, когда возвращался с Америки на каникулы. Теперь он вернулся навсегда, и японец не оставит это без внимания.

– Это Ханыль, кстати. Девушка Юты, – очнулся Джэхван и указал ладонью на сжавшуюся девушку, которая всеми силами пыталась не показывать того, что ей хочется быть ближе к Юте. Она часто смотрела на его руки и тянулась пальцами к ним, но быстро приходила в себя и сжимала в ладонях свои колени. – А где Исыль? Она сегодня не придёт?

– Она написала мне, что придёт вечером, – Юта усмехнулся и взял в руки телефон, видимо, набирая номер подруги Ханыль.

Им на секунду скривилась в лице, когда услышала о том, что Хан позвонила её парню, чтобы предупредить о встрече.

– Давно встречаетесь? – поинтересовался Бэ неожиданно для всех.

Ханыль подняла на него взгляд и немного поёжилась от того холода, который исходил от него. Он слегка наклонил голову и пристально изучал все эмоции, проскакивающие на лице девушки. Девушка отвернулась от него и тихо пробормотала: «три месяца».

– Не похоже на Юту.

Джинён был крайне удивлён тем, что Накамото встречается с кем-то дольше двух недель. Все его девушки были разными, но когда он их бросал – было поздно исправлять их зависимость от наркотиков. Японец подсаживал их медленно и очень аккуратно. Незаметно. Так, что они даже сами не понимали, что превращаются в мёртвые души, смысл жизни которых сводится к яду.

Бэ никогда не успевал спасти их. Сначала ему было всё равно, но после случая с самоубийством одной из них он понял, что Юта – монстр, который не собирается останавливаться. Джинён в принципе тоже не горел желанием завязывать с продажей наркотиков.

Ханыль была ещё одной его игрушкой. И судя по тому, что с ним общается ещё и её подруга – они обе попали в его ловушку. Но Им не выглядит, как зависимая. Просто сильно истощённой, уставшей и с таким разочарованием во взгляде.

Джинён пока не знает, кого он хочет уберечь от этого или хотя бы вразумить на то, что это ненормально. Но после этой встречи с Им, когда она смотрела на него таким испуганным, но заворожённым взглядом, у Бэ в голове крутилась только одна мысль – он должен ей помочь.

Бэ громко вздыхает и встаёт с кресла, направляясь прямиком на кухню, чтобы выпить воды. Его догоняет Юта и обнимает за плечи, тут же тыча ему в лицо своим телефоном. Там была фотография молодой девушки в одной футболке.

– Думаю, тебе понравится Исыль. Узнав про тебя, можешь даже не переживать – она без проблем переспит с тобой, если ты дашь ей парочку припрятанных таблеток.

Ханыль облегченно вздохнула, когда Бэ ушёл из гостиной. Рядом с ним было не комфортно. Скорее всего это потому, что они не знакомы так близко. И он хмурился на протяжении всего их разговора. В его взгляде не читаемая пустота, которая довольно-таки быстро сменяется странным интересом. Он разглядывал Ханыль с головы до пят, пытался поймать её взгляд. Анализировал. Её, поведение, жесты, манеру речи – всю.

Им не могла избавиться от ощущения, что Джинён однажды сыграет определённую роль в её жизни. Только какую?

Он ей поможет? Или сломает её?

Девушка боялась думать о том, что творилось в его голове. Ей бы разобраться в своей и попытаться удержать Юту рядом с собой настолько долго, насколько её сможет».

========== 4 ==========

Единственная хорошая вещь в похмелье для Им так это то, что её волнует только головная боль и мерзкое бренное существование. Становится так плохо, когда Им открывает глаза, что смерть ей кажется хорошим решением данной проблемы. Ханыль не может ни встать, ни сесть, ни пошевелиться, потому что даже вздох сопровождается болезненным треском в голове.

Им думает, что хуже быть уже некуда, но её живот урчит – она ощущает голод; но знает, если она сделает глоток воды, её желудок откажет, и она задохнётся в рвоте и крови.

Рядом с ней раздаётся громкий стон и Им медленно поворачивает голову. В её тело словно залили свинец, руки еле поднимаются, а глаза остаются полуоткрытыми; всю её силу выпили до дна и сейчас ей не хватает их на то, чтобы просто повернуться всем телом.

От груди до кончиков пальцев – всё колит, ноет, ломит и горит. Ханыль думает – в Аду легче будет, и стонущая от боли Джинхо тоже тому подтверждение. Они обе будут гореть в котле за то, что не умеют пить и творят всякую ерунду. Прибавить к этому ещё истощённое и изможденное голодовкой целую неделю тело и приём снотворного, и Ханыль понимает, какая она идиотка только сейчас.

Мысли отзываются звонким эхом и приводят разум Им немного в порядок. Она закрывает снова глаза и пытается отогнать боль на второй план. Девушка просит последние остатки мозга вспомнить вчерашнюю ночь, но разум упрямо сопротивляется.

Ханыль так плохо, что она даже не соображает, что вчера встретила Накамото; так плохо, что не замечает синяков и ссадин на своём теле; так плохо, что она не может уснуть. Но, несмотря на то, что у неё огромная дыра в памяти о вчерашней ночи, в душе словно красный сигнал пищит предупреждение о том, что скоро что-то начнётся. И это «скоро» не будет чем-то хорошим.

«Вы можете доверять мне… Я помогу Вам. Меня зовут…» – тихий шёпот плавно окутывает девушку в свой омут, отчего Ханыль просыпается и её взгляд долго фокусируется на маленьких сверкающих звёздах на потолке. Когда до неё доходит, что они не настоящие, то Им приподнимается на локтях и ищет глазами Чхве или О, но никого в комнате нет. Даже Джинхо, которая, казалось бы, совсем недавно спала рядом, пропала. О том, что она и вправду была здесь, свидетельствуют только мятые простыни и скомканное одеялом у ног Им.

– Сонхва, – Ханыль говорит тихо, стараясь вложить всю силу в свой голос, и произносит имя подруги снова чуть громче. – Сонхва! – Чхве появляется спустя пару минут с графином минеральной воды в руке.

– Я думала, что ты умерла, – Чхве попыталась отшутиться, но потом на полном серьёзе взглянула на подругу и погладила её по волосам. – Ты так долго спала, я очень испугалась, – Ханыль выпучила глаза и поперхнулась водой. – Врач сказал, что ты скоро проснёшься, у тебя простое отравление. Сказал ещё, чтобы ты, когда проснёшься, приняла контрастный душ. Потом я сварю тебе что-нибудь, ты поешь и вернёшься домой, а там и отдохнёшь пару дней, – Чхве заботливо гладила подругу по волосам и говорила в полголоса, ведь догадывалась, что у подруги голова всё ещё раскалывается. – Помнишь хоть что-нибудь?

Им сразу вспоминает мужской голос, но скидывает всё на то, что ей это просто приснилось. Помотав головой в разные стороны, Ханыль стыдливо опускает голову и пьёт воду дальше, буквально насильно вливая её в себя, а потом бежит в туалет, зажимая рот ладонью. Разум девушки всё ещё затуманен, а кровь полна алкоголя, все плывёт перед глазами, и она еле собирает эти обрывки в целостную картину, чтобы не стукнуться об что-нибудь; так что именно по этим причинам Им не замечает яркие следы побоев, думая, что это обычные чёрные пятна – иллюзия и выдумка опьяненного разума.

Вечером того же дня, когда Ханыль приводит себя в порядок и чувствует немного лучше, приходит Сехун с полными пакетами продуктов и встречает Им широкой улыбкой.

– Как ты? – он выходит из комнаты в домашней одежде и поправляет волосы, а потом подходит к Чхве, по отработанной схеме целует её в щёку и помогает раскладывать покупки, попутно успевая между делом вести беседу с гостьей.

– Вроде живая, – Сонхва ничего не рассказывала про прошедшую ночь и избегает вопросов об этом, а вот Сехуна можно легко расколоть. – Где Джинхо? – но Им не хочет слышать, иначе ей станет ещё хуже. Окна в комнате открыты нараспашку, поэтому воздух поступает в огромных количествах в комнату, и Ханыль наслаждается этим комфортом в квартире.

– Она у себя дома отдыхает. По новостям сболтнули, что дочь известного судьи была настолько пьяной, что даже идти не могла, – О сел напротив Ханыль и устало потёр шею рукой. – Ужас, на работе так тухло. Говорят, затишье перед бурей, – Сонхва поставила перед девушкой готовый горячий суп, а перед Сехуном варенную курицу, рис и ещё пару закусок. – Кстати, какой-то странный тип сегодня искал Минхёна. Надо будет спросить у него, что за фигня творится.

– Тогда мне тоже стоит вернуться на работу. Иначе прокурор Ли убьёт меня, – Сехун посмеялся; Чхве продолжала настороженно молчать и поглядывать на руки Им, а Ханыль же ничего не понимала. – Сонхва, что-то случилось? – заметив пристальный взгляд на свои руки, Им отодвинулась от стола и прикоснулась к манжетам свитера.

– Нет, подожди! – Чхве соскочила со стула, но не успела остановить подругу.

Ханыль потянула края рукавов вверх, задирая их до локтей и в ужасе пошатнулась на стуле, чуть ли не опрокидываясь спиной назад. Мало того, что на коже красуются желтеющие гематомы, так ещё и множество набухших царапин, чья краснота всё ещё не сошла. На глаза Им навернулись слёзы, и эта боль с той ночи резко вернулась и дала о себе знать в ту же минуту. У неё нет воспоминаний о том, что случилось, но она отчётливо видит синяки, а это не есть хорошо.

Что же случилось в ту ночь?

Сехун притих и вжал голову в свои плечи, ожидая рассказа своей девушки. Чхве сначала медленно выдохнула, а потом встала изо стола и начала с невозмутимым видом убирать посуду. Она складывала её с грохотом в раковину, потому что Им начала громко дышать и просить всё рассказать. Сонхва повернулась к подруге лицом, опираясь всем телом о тумбу, и скрестила руки на груди.