Текст книги "По правилам и без (СИ)"

Автор книги: neereya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

А вот остальные гости – и даже Виктор Иванович, тот самый Князь – мне понравились, а одну из гостей я знала не понаслышке – это оказалась медсестра с моей школы; и, хоть из всех гостей я была самой младшей и самой далекой имениннику, это как-то забылось. Подарок Кирилл оценил по достоинству, пообещал поставить у себя в кабинете и как-то ненавязчиво пригласил меня к себе после осмотра у врача. Все в тот же многострадальный кабинет было обещано повесить и картину какого-то современного художника с громким названием «Любовь на пепелище» и совершенно непонятными пятнами вместо собственно картины – подарок Ники, которым она жутко гордилась. А вот Алина подарила небольшой сверток, стребовав с дяди обещание, что он откроет его исключительно в одиночестве.

А когда праздничное застолье перешло в стадию затишья, все разбрелись на две группы: старшие (Виктор Иванович, Константин Викторович, Леся Викторовна и Николай Семенович) поднялись в кабинет, прихватив подаренные Виктору Ивановичу бутылки коньяка, а остальные, и я в том числе, отправились играть в бильярд. Ну, играть – громко сказано, выяснилось, что ни Ника, ни Алена – и уж тем более я – играть в бильярд не умеют. И если сначала виновник праздника и его племянник предпринимали попытки нас научить играть, то вскоре оставили эти бесполезные потуги, сконцентрировавшись на игре. И игра, скажу я вам, того стоила: в бильярде я не разбираюсь, но с 99%-ой уверенностью могу сказать, что играли все мастерски. Особенно Алина и Кирилл – в итоге они остались играть один на один, причем племянница явно не уступала дяде.

– Такими темпами Кириллу придется дарить Алине свой портрет с надписью «Победителю-ученику от побежденного учителя», – хихикнула Алена (вот уж судьба пошутила с именами – не хватает еще Лены для полного счастья, ей-богу), опустошая бокал с шампанским. Мне она попыталась предложить аналогичный бокал лишь однажды – но тут же получила нагоняй от двух Воронцовых сразу. А вообще, наша школьная медсестра оказалась на удивление веселой, интересной и притягательной особой.

– Это ведь он учил ее играть, – тем временем продолжила Алена, убирая назад свои золотистые кудри. – Хвастался еще, что смог научить чертовски нетерпеливую и вздорную девчонку, а потом сокрушался, что меня научить не смог, – она улыбнулась, а в глазах ее заиграла ностальгия.

– Вы с Кириллом вместе учились? – уточнила я, ловя себя на мысли, что мне это, и правда, интересно. Вдруг подумалось: а не похожа ли Алена на ту самую статуэтку, секрет которой до сих пор не разгадан – ведь свою девушку Кирилл если и любил, то не так сильно, как первоначальную владелицу фарфорового секрета.

– Ага, и в школе, и в универе, чтоб его, – поморщилась девушка, оставляя мне только гадать, что именно она проклинает – универ или своего одноклассника-одногруппника. – Мне за девятнадцать лет, что мы знакомы, эта хитрая рожа так опротивела, ты бы только знала!

Я улыбнулась – что-то подобное я уже как-то слышала, только от Димы.

– Если он тебя услышит – обидится, – вспомни солнце – вот и лучик, как говорится. Ну, или зараза – судя по нехорошим огонькам в любимых серых глазах. – Надеюсь, ты мне тут Белку мою не спаивала? – и, паршивец, потрепал меня по уложенным с огромным трудом волосам – при этом игнорируя словами.

– Еще чего не хватало – ученицу спаивать, – фыркнула Алена, – и вообще, надо хотя бы с возлюбленной друга познакомиться как следует – что в ней этот идиот, вообще, нашел? – и, не дождавшись ответа, отправилась «знакомиться как следует» – Дима тут же присел на ее место.

– А ты еще удивлялась моим знакомствам, – улыбнулся он, притягивая меня к себе и легко целуя. – Тебя дед хотел видеть.

Я тут же отодвинулась от парня, разом растеряв все то замечательное расположение духа, в котором находилась до сих пор. Наверно, даже побледнела немного.

– Да не бойся ты так, он не кусается по праздникам, – «успокоил» меня Дима, совершенно бесцеремонно поднимая и уводя к ступенькам. – Серьезно, Рита, он не скажет тебе ничего плохого – просто хочет познакомиться, цитирую, «со столь примечательной юной леди». И не спрашивай, что именно он имел в виду – сам не знаю, – он остановился у двери, за которой, судя по всему, и был Князь Виктор Воронцов, чмокнул меня в щеку и буквально втолкнул в комнату – но на удивление мягко и ненавязчиво.

Мужчина – стариком Виктора Ивановича назвать у меня язык не поворачивался – стоял спиной к двери и вглядывался в темноту за окном, в лучших традициях американского кино. Ему еще не хватало накинутого на плечи пиджака и сигары в зубах – и вот он, вылитый мафиозный босс.

Я сглотнула, когда Виктор Иванович наконец-то повернулся к нам и заговорил: не со мной – с Димой:

– С тобой хотел поговорить отец, и лучше бы тебе хотя бы сегодня не заставлять его ждать.

Внук, как по мановению волшебной палочки, тут же испарился, напоследок успев сжать мою руку.

– Ты не стой, садись, – наконец-то обратился ко мне мужчина. – Так вот значит, какая ты, Рита Беликова, – и улыбнулся. Той самой улыбкой, в которую я была влюблена.

Глава 19. Разговоры по душам

– Я… я постою, спасибо, – я никогда не умела как следует общаться с людьми, но никогда раньше так не дрожал голос. Наверно, так и должно быть: ведь, все-таки, передо мной человек, внук которого по моей вине попал в неприятности. А перед ним – дочь того, кто эти самые неприятности навлек не только на свою семью, но и на чужую, родную для этого мужчины, совсем не старого, несмотря на свой почтительный возраст.

– Садись, – повелительным тоном повторил Виктор Иванович, и я окончательно убедилась в том, что та улыбка, которой не уставал покорять меня Дима, просто почудилась. И я послушно села в большое и удобное кресло, а мужчина опустился на софу, стоящую напротив. – Нечего на каблуках стоять лишний раз. Всегда удивлялся, как вы, девушки, ходите на них…

Нет, не почудилась. Виктор Иванович и правда улыбался так же, как его внук – вернее, это внук перенял его улыбку, очаровательную и завораживающую. Неужели он не злится? Как же хочется в это верить…

– Рита, у меня такое чувство, что ты решила, будто я тебя съем, – не дожидаясь ответной фразы от меня, со смешком продолжил мужчина. – Не стоит меня бояться, я уже начинаю жалеть, что Кирилл объяснил тебе, что к чему… Я не бандит. Вернее, не совсем бандит – и уж точно отличаюсь от ребят Ноя.

– Я так и не думала! – как-то слишком резко возразила я, вскочив с кресла. Ведь, и правда, никогда не думала о Димином деде, как о бандите – и уж тем более не собиралась сравнивать его с теми бритоголовыми… – Я просто… – уже совершенно неуверенно продолжила, садясь на место и пряча взгляд.

– Ты просто боишься, что я злюсь на тебя и Лешу, – словно прочитал мои мысли Виктор Иванович. Хотя, почему прочитал? Это ведь у меня на лице написано, и не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять это. – Но это не так, можешь мне поверить. Мое отношение к твоему отцу и тебе полностью положительно.

Я не поверила, хотя очень хотелось. Невозможно вот так вот просто не питать отрицательных чувств к тем, из-за кого твои близкие находились в опасности, тем более для такого человека… какого? Я только сейчас поняла, что уже составила для себя портрет Виктора Ивановича Воронцова, в который почему-то свято уверовала – и теперь не могу признать, что сидящий напротив мужчина с добрыми серыми глазами и завораживающей улыбкой совершенно не подходит под этот образ. Только сталь в глубине глаз да непоколебимый внутренний стержень, видный невооруженным взглядом, напоминают, что этот человек – Князь, влиятельная личность преступного мира.

– Кажется, ты мне не веришь, – вновь не дождавшись ответа, продолжил мужчина. – Но это так. Видишь ли, мы с Лешей, твоим отцом, знакомы уже почти двадцать лет, и за это время я уже успел сложить о нем определенное мнение, которое не изменят теперь никакие безумные поступки. А то, что он все-таки сорвался и посягнул на репутацию Ноя – далеко не безумие. Рано или поздно это бы все равно произошло: не твой отец, так кто-то другой, и не Ной, а я, – но все равно этого не удалось бы избежать. Такие уж у нас со Степаном Новиковым отношения – горбатого, как говорят, могила исправит. Это взрослые дела, которые тебе трудно понять в силу своего возраста и мировоззрения – и я честно желаю тебе никогда ни во что подобное не влезать. А Леша, к твоему сведению, даже услугу мне оказал – и за это я ему помогаю сейчас залечь на дно, пока вся ситуация не утрясется.

Я затаила дыхание, желая услышать продолжение…

– Но я не могу сказать тебе, где он – его личная просьба.

…и не сдержала разочарованного вздоха.

– Я бы и тебя, и маму твою где-нибудь спрятал, но, сама понимаешь, у тебя последний год, поступление и все такое, а маме твоей Леша не хочет ничего рассказывать, а иначе увезти не получится. Нет, если ты хочешь, я могу хоть завтра отправить вас с Еленой к твоему отцу, так все же будет безопаснее.

Я бы уехала, наплевав на последний год, скорое поступление – только вот уже поздно. Если бы сразу, когда в нашу с мамой жизнь еще не вмешался пугающий Шекспир… а в мою лично – взрослый не по годам, но дурачащийся парень с невозможно любимыми серыми глазами.

– Не стоит, – я отрицательно покачала головой: молчать в третий раз, когда от меня настойчиво ждут ответа, глупо и невежливо, по меньшей мере. – Вы правы, одиннадцатый класс накладывает некоторые обязательства, к тому же, мне нужно готовиться к олимпиаде…

– Наслышан о твоих выдающихся успехах, – улыбнулся Виктор Иванович так, что я невольно смутилась от почти даже не комплимента. – В этом году опять планируешь порвать всех?

– Хотелось бы, – я смущенно улыбнулась – это получилось само собой, без капли принуждения. – Сначала надо хотя бы стать участницей.

– Станешь, я уверен, – мужчина засмеялся. – Леша не раз нахваливал твой выдающийся ум и упрямство, так что я, честно, не сомневаюсь. Да и Дима не раз упоминал об этих твоих чертах, только, поганец, умолчал, что природа наделила тебя не только умом – а я ведь совсем позабыл, что у тебя не только недурной отец, а еще и мама – та еще красавица. И ты тоже вырастешь похитительницей сердец, будь уверенна.

Я засмущалась пуще прежнего, а мужчина вновь засмеялся, заметив это. Весь страх куда-то пропал, оставив после себя уважение и некоторую симпатию, какую ребенок может испытывать ко взрослому человеку.

– Кстати, Рита, ты уже планировала, куда поступишь? Пойдешь по стопам отца?

– Вероятнее всего, – я улыбнулась. Конечно, за последние полгода вопрос о планах на будущее стал одним из самых ненавистных, но не улыбнуться сидящему напротив человеку я просто не могла. – Да и, если честно, дело не только в родителях – я и сама люблю математику и программирование, ни к чему другому душа так не лежит.

– Это похвально, – Виктор Иванович улыбнулся мне в ответ даже немного довольно. – А вот маленький поганец до сих пор не говорит, куда же пойдет учиться. Ты, случайно, не знаешь?

– Н-нет, – не слишком убедительно соврала я, памятуя слова Кирилла. И неудивительно, что мужчина все понял.

– Значит, ты тоже знаешь, – немного грустно констатировал он, пряча за усмешкой толику боли. – И я догадываюсь, если честно. И не переубедишь ведь паршивца, упрямый еще больше, чем я.

Я невольно улыбнулась: Виктор Иванович любил своего внука, еще больше любил, чем говорили сам Дима, Кирилл – даже больше, чем я могла представить. И простит он ему все, лишь бы только тот не забывал своего деда, лишь бы только не свел в могилу... хотя, наверно, он ему и это бы простил.

– Ладно, не буду тебя больше задерживать, – Виктор Иванович встрепенулся и поднялся. – Веселись как следует и забудь наконец про эти чертовы документы!

Я тут же поникла, хоть и постаралась этого не показать. Забыть? Да черта с два тут забудешь, как же, когда рядом с тобой вертится живое напоминание…

– Я… я постараюсь, – неловкая улыбка и неодобрительный взгляд.

– Все будет хорошо, Рита, и у твоей семьи, и у тебя.

Как же хотелось верить.

– Ну что, не съел тебя дед? – Дима появился неожиданно – как раз в тот момент, когда я поняла, что не знаю, куда идти, и тут же привлек меня к себе, обнимая за талию.

– Нет, – я улыбнулась, ощущая то приятное волнение, что вызывало любое прикосновение этого невозможного парня.

– Ну вот, а ты говорила, – он легко дотронулся до моих губ своими, но тут в коридоре раздались шаги, и мы скользнули в ближайшую комнату, из которой до этого вышел Дима.

– Как же я за сегодня от них устал, – шутливо пожаловался он, одной рукой прикрывая за собой дверь, а другой удерживая меня – и стоило двери захлопнуться, опять поцеловал. И от его поцелуя сносило крышу – а, может, всему виной было шампанское, которое мне все-таки милостиво разрешили выпить.

Дима прижал меня к себе еще крепче, а я запустила руки ему в волосы, привычно перебирая светлые пряди. Он углубил поцелуй, и мои руки, потеряв контроль со стороны разума, потянулись к рубашке. Одна пуговица, вторая, как легко, оказывается, расстегиваются, и какая приятная на ощупь разгоряченная кожа…

Дима оторвался от меня слишком резко, буквально отскочил на пару метров, тяжело дыша и глядя как-то нехорошо, даже зло.

– Ты что творишь? – тяжело дыша, спросил он. Порылся в карманах, ища сигареты, не нашел, чертыхнулся и сел на кровать, нервно застегивая пуговицы рубашки. – Алина тебя все-таки напоила?

Я пару раз ошарашено моргнула, не веря глазам и ушам, а потом резко успокоилась.

Что творю, спрашиваешь? Сам ведь такой же, только выдержки побольше. Я ведь вижу это в твоих глазах, и не надо отводить взгляд.

– Думай головой, как ты умеешь. Не нужно больше так делать, потому что…

– Потому что ты не хочешь подпускать меня к себе? – я заговорила прежде, чем поняла это, но промолчать не смогла. – Потому что ты по натуре своей одиночка и никогда не изменишься? Потому что считаешь, что сам все помнишь?

Дима посмотрел на меня. И одного этого взгляда было достаточно, чтобы тысячу раз пожалеть о своих словах, убежать и всю оставшуюся жизнь бояться посмотреть в эти серые глаза.

Но мне, похоже, море было по колено – по крайней мере сейчас.

– Кирилл тогда не шутил, я правда была у него, – я говорила на удивление уверенно, совершенно не страшась ответной реакции. И, не позволяя парню что-то сказать, я тут же продолжила: – Он объяснил мне, что к чему в отношениях Новикова и твоего деда, рассказал, кто же такой Виктор Иванович на самом деле. И наконец-то объяснил, что же связывало наших родителей. Раз уж я все равно в это все вляпалась, то имею право знать, так он сказал.

– А что еще он сказал? Или тебе было достаточно того, что сказал я? – язвительно, зло поинтересовался Дима, глядя на меня в упор. Ждал, что я растеряю эту странную решимость, отведу взгляд, а я нашла в этом силы, продолжила смотреть в эти серые глаза так же уверенно, даже сделала пару шагов вперед.

– Я не специально подслушивала тот ваш разговор, просто пришла раньше и не хотела, чтобы ты меня видел – не тогда, – я сделала еще несколько шагов, так, что нас с Димой теперь разделяло всего полметра, а то и меньше. – Ты спрашиваешь, что он тогда сказал? Что с тобой нужно быть серьезной: ты не заслуживаешь того, чтобы с тобой играли. Что ты просто запутался. И что я – тоже. Только вот я себя уже почти поняла. И даже тебя – совсем немного. Не отталкивай меня, если я тебе не безразлична, или просто скажи, если это все же так. Я выдержу, что бы ты ни сказал, что бы ты ни сделал. Будь честным, пожалуйста.

– Быть честным, говоришь? – Дима резко схватил меня и повалил на кровать, нависая сверху. И зашептал, обжигая горячим дыханием кожу: – Если ты так хочешь. Я с ума схожу, понимаешь, с трудом себя сдерживаю. Потому что с тобой нельзя так, как с другими. Пусть Кирилл и говорил, что тебя так просто не сломаешь – я и сам это теперь понимаю, – но все равно с тобой надо быть другим. А любое неосторожное действие – и я тебя потеряю, что бы ты там не говорила.

– Ты точно в этом уверен? – вот уж не знаю, где я взяла силы улыбнуться, да еще и так... с вызовом. Ведь всего секунду назад не могла даже дышать – сгорала от этого дыхания, от этого находящегося совсем рядом тела. Готова ли я была к чему-то большему? Пожалуй, нет, но почему-то твердо была уверена, что Дима ничего такого себе не позволит. И, в конце-то концов, могу я хоть иногда перестать думать, как примерная ученица?

Парень отпрянул от меня с глухим рычанием: сел на край кровати и стал старательно изучать бежевый ковер.

– Ты сейчас меня соблазняешь или просто издеваешься? – вопросил он, прикрыв лицо руками.

– И не пыталась, – я села, притянув к себе колени и отчего-то улыбаясь.

– А очень похоже, – прошипел Дима в ответ, все еще не поворачиваясь ко мне. Делает вид, что злится, но это точно не так. Обескуражен, только не признается – я уже научилась понимать его хоть немного.

– А, что, часто соблазняли? – непонятно зачем тут же спросила я.

– Было дело.

– И как? Соблазнился?

Ответом была приглушенная ругань в адрес «излишне любопытной нахалки».

– Это ты так завуалировано интересуешься, спал ли я с кем?

– Да нет, – я пожала плечами, – просто интересно вдруг стало. А то, что у тебя была не одна девушка, я прекрасно понимаю – у такого, как ты, просто не может быть иначе…

– У такого, как я? – Дима наконец-то посмотрел на меня с пугающей усмешкой и таким же пугающим взглядом. – У какого же?

– У красивого, – я вдруг растеряла половину уверенности под этим насмешливо-пугающим взглядом. – Привлекательного и…

– И? – откровенная насмешка и вызов.

– И сексуального, чтоб тебя, такого! – я вспыхнула. Не потому, что не употребляла подобного рода слова – употребляла, еще как. Но не с этим невозможным парнем – его присутствие почему-то начинало смущать. – Знаешь же сам, по тебе многие сохнут, только не решаются клеиться из-за пугающей репутации. И, кстати, ты так и не ответил: соблазнился?

– Ага, – беззаботно ответил парень, заваливаясь на кровать. Кажется, он вернулся в свое прежнее, привычное расположение духа – и это не могло не радовать. – Не с первого, правда, раза, но девочка оказалась настойчивой. Иногда просто невозможно устоять.

– Ты пытаешься заставить меня ревновать или просто издеваешься?

– И не пытался.

Это стало последней каплей. Я ухватила подушку и запустила ею в издевающегося наглеца, но только потянулась за ней, чтобы огреть его еще раз, как была беспардоннейшим образом обездвижена. И как только этот гад может удерживать оба мои запястья одной рукой? Да еще и ногами его не запинаешь – потеряю единственную опору и свалюсь прямо на него, а ведь этот паршивец этого и добивается!

– Домогаешься? – и ухмыляется, зараза, зная, что я ничего не могу сделать, только сказать что – да, как на зло, ни один достойный ответ в голову не лезет.

Но отвечать мне не пришлось: телефон, оставленный мной на всякий случай в кармане, заиграл, оповещая о мамином звонке. Не выпуская меня, Дима бесцеремонно вытащил телефон и нажал на «Ответить», тут же ставя на громкую связь.

«Не отпущу, не надейся», – одними губами прошептал он, а я обреченно вздохнула и ответила:

– Да, мам, я слушаю.

«Добрый вечер, Рита».

Это была не мама, совсем не мама. Я замерла, не в силах посмотреть на только усилившего хватку Диму.

«Лена сейчас занята, но просила как можно быстрее позвонить тебе и сказать, чтобы ты завтра по дороге домой обязательно купила желатин, иначе потом она может забыть, – тем временем продолжал ненавистный голос. – И чтобы дома была не позже одиннадцати. Утра, естественно».

– Ты?! – Дима все понял и не смог смолчать.

«Рита, разве ты не у подруги? Твоя мама расстроится, если узнает, что ты ее обманула, – тон не изменился, но я могла поклясться, что мужчина улыбается той своей пугающей улыбкой. – Но я ей не расскажу, если ты все объяснишь своему другу так, чтобы он понял правильно. До встречи».

И отключился. Короткие гудки давили с какой-то особенной угнетающей силой.

– Ну, давай, объясняй, – Дима резко сел, но меня не отпустил. И как-то особенно выделил последнее слово.

И мне ничего не оставалось, кроме как рассказать почти все, умолчав про намеки касательно документов и «пожелание» ничего не рассказывать моим «друзьям». Вот только формулировка «мне не хотелось заставлять тебя лишний раз беспокоиться», кажется, сыграла роковую роль.

Хватка ослабла, Дима встал быстро, бросил короткое «Пойду, покурю» и скрылся в коридоре.

Ну, почему, когда хочешь, как лучше, получается как всегда?!

Так и оставив мобильный на кровати, я на автомате подошла к балконной двери – еще с улицы я заметила, что по всему второму этажу тянется что-то наподобие балкона, только общее для всех комнат. И плевать, что на улице мороз, плевать, что еще толком не выздоровела – мне нужен свежий воздух, холодный, морозный воздух, приносящий ясность в спутанные огромным чувством вины и непонятной обидой мысли.

Вот только отвлечься на свои мысли не удалось: пройдя мимо темных комнат – я всегда бродила, когда была в похожем состоянии, – я вдруг услышала разговор, который, наверно, слышать была не должна. Да еще и видела, вот только те двое, свидетелем разговора которых я невольно стала, меня не замечали.

– Алина, ты опять курила? – Кирилл говорил строго, но как-то обреченно, словно давно смирился, а ругался так, для проформы. – Сколько можно повторять, как это вредно, особенно женскому организму!

– А сколько мне можно повторять, что я уже взрослый человек? – устало вторила Алина – точно, не в первый, и даже не в десятый раз.

– В девятнадцать? Взрослый? Не смеши.

– Зато ты у нас взрослый, уже четверть века стукнуло, старик прямо, – огрызнулась девушка. – И вообще, ты мне не мама, чтобы что-то указывать.

– Да не дай бог такую дочку, – мужчина вздохнул. – Я же за тебя, дуру, беспокоюсь; знаешь, на скольких таких с раком легких насмотрелся?

– Дурой красотку свою будешь называть! – Алина повысила голос, но на крик не перешла. – И о ней печься, у вас ведь такая любовь! На пепелище прям!

– И как я сразу не понял? – с какой-то странной интонацией вопросил врач.

– Чего? – насторожилась племянница, с опаской глядя на дядю. Тот как раз сделал к ней, сидящей на столе, пару шагов, и теперь стоял совсем близко.

– Во-первых, ты пьяна, – спокойно ответил он, словно не замечал реакцию девушки. – А, во-вторых, ты ревнуешь.

– Рехнулся?! – Алина попыталась встать и рвануть к двери, но сильные мужские руки ее остановили. Я затаила дыхание, понимая, что стала невольной свидетельницей чего-то слишком личного, заглянула в один из тех пресловутых шкафов, где хранятся самые потаенные скелеты – но не смогла сдвинуться с места. Тайны, они приковывают, не отпускают, пока не разгадаешь… как та фарфоровая статуэтка, неподвижный взгляд которой сейчас слишком напоминает взгляд уже не вырывающейся девушки: такой же непоколебимой, гордой, но в то же время хрупкой и беззащитной в чужих руках. Но чужих ли?

– Уже давно, – уже тише ответил Кирилл, все еще удерживая притихшую племянницу. Окно было приоткрыто, и даже сейчас я все еще слышала разговор – но лучше бы не слышала, не открывала этот шкаф. – Ты же знаешь, что сводишь меня с ума, и все бы было иначе, если бы…

– Если бы я не была твоей племянницей? – Алина горько усмехнулась. – Тогда бы ты на меня даже не посмотрел, любитель экзотики хренов…

– Не говори, если не знаешь, – резко оборвал ее мужчина. – Ты же понимаешь, что однажды мне станет наплевать на условности вроде кровного родства – и хорошо, если я буду слишком пьян.

– А сейчас ты, стало быть, трезв и помнишь об этих, как ты выразился, «условностях»? Не похоже, знаешь ли. Да и тебя твоя любимая ждет.

– Я к ней ничего не чувствую, ты же понимаешь, – еще тише продолжил Кирилл, наклоняясь к племяннице совсем близко. – Стоит тебе хоть слово сказать, и я ее тут же брошу, примчусь к тебе по первому же зову, – его губы зависли в паре сантиметров от ее, а глаза потемнели от странного, противоестественного желания – и, что самое ужасное, в ее карих глазах появилось что-то похожее, пусть и не столь заметное.

Но в дверь постучали, раздался женский голосок:

– Кирилл, дорогой, ты здесь? – а через миг Ника уже вошла в комнату. Но мига этого хватило, чтобы Алина отскочила от мужчины и приняла невозмутимый вид. – И ты тут? – это «ты» красотка буквально выплюнула.

– Что ты хотела, Ника? – Кирилл на вежливость не разменивался, хотя, по идее, говорил со своей девушкой.

– Я хотела тебе сказать… еще днем, но как-то не получилось… – и выразительно посмотрела на Алину.

– Я пойду к себе. Еще раз с днем рождения и спокойной ночи, – вложив в последние слова особый, ядовитый смысл, она вышла на балкон и пошла в мою сторону – я от неожиданности даже не успела среагировать. Сквозь приоткрытое окно донеслась радостная фраза:

– Дорогой, я беременна!

Алина застыла. Достала сигарету – не тонкую, дамскую, а такой же Kent, как и у Димы – с трудом отыскала в кармане зажигалку. Да так и застыла с поднесенным к сигарете огнем, заметив старающуюся раствориться со стенкой меня.

– Мужики все – козлы, не находишь? – и преспокойно закурила. – И за это один из них получает прямо-таки охуенный день рождения.

Глава 20. Праздник на пепелище

Немая сцена была достойна гоголевского «Ревизора».

Я стояла, не шевелясь, и в упор смотрела на спокойно курящую девушку, ужасный секрет которой случайно узнала.

– Ты все слышала, да? – она вновь выпустила клубы дыма мне прямо в лицо. Кирилл со своей беременной пассией уже покинул комнату, а остальные были пусты, и никто нас услышать не мог. – И, я так полагаю, поняла правильно.

Я неуверенно кивнула. Алина только вздохнула и оперлась на перила балкона, затушила сигарету и тут же закурила новую.

– Я тебе отвратительна, да? И Кирилл тоже?

– Нет… – и это была правда. Странно, но я была совершенно искренна в этом тихом отрицании. Не знаю, почему, но я не видела в отношениях этих двоих ничего противного. Противоестественное – безусловно, неожиданное и слишком неприятно удивительное – да, но не противное и уж тем более не отвратительное.

Это странно, но я отчетливо понимаю, что между Кириллом и Алиной существует граница, которую никто из них не переходит – да и вообще, это их личное дело, меня совершенно не касающееся. А еще…

Я помню тот разговор с Кириллом и ту статуэтку. Бессильная ярость, но не злоба, печаль, обреченность и боль, но какая-то воздвигнутая самим собой условность, позволяющая себя сдерживать.

Только вот условность оказалась воздвигнута не самим собой.

– Не говори никому, пожалуйста, – Алина сказала это тихо, но в голосе слышалась искренняя мольба. – Никто не знает и не должен узнать. Между нами ничего нет, правда, но все же… – она замолчала и нервно затянулась. Закашлялась, но сигарету не бросила.

– Я просто забуду, – я оперлась об перила рядом с девушкой. Да, забыть, сделать вид, что ничего не знаю – лучший в этой ситуации вариант. И единственный, по сути, возможный. Вот только как забыть, что дядя твоего парня влюблен в свою племянницу; и не просто влюблен, а желает ее, как никого другого?

Вот и узнаешь, Рита, каково это – хранить чужой секрет, не выдавая своей осведомленности. Ведь если Кирилл узнает…

Думать об этом не хотелось, и Алина, словно почувствовав это, перевела тему:

– А ты чего тут гуляешь без куртки? Только не говори, что поссорилась с Димой… – перевела удачно, ничего не скажешь. Но отвечать все же пришлось, да и хотелось, по правде, с кем-то поделиться.

– Нет, не поссорилась, да и повода не было, вот только все равно как-то погано на душе. Есть кое-что, что я ему раньше не сказала, потому что касалось это не только меня, но и дорогого мне человека, а сейчас он узнал это самое «кое-что», причем, не от меня. Нет, не подумай, у меня нет отношений с кем-то другим или еще чего-то такого, просто он просил не держать в себе, если что-то случится, да и я обещала. А тут смолчала, и теперь чувствую себя виноватой. А он ушел с таким видом, словно его предали, курить…

– Как раз тогда, когда тебе нужна была бы поддержка, – Алина словно вырвала эти слова из моих мыслей, гонимых прочь. – И по всему получается, что ему хуже всех, что ему ничего не сказали, обманули и тому подобное, а хуже всех, все-таки, тебе? Я же говорю, все мужики – козлы, а Воронцовы еще и эгоцентрики и эгоисты, пусть обычно это и скрывают.

С последним я была в корне не согласна, но промолчала. А девушка тем временем достала еще одну сигарету, а потом протянула пачку мне:

– Будешь?

– Я не курю, – резко отказалась я. Признаться, даже не пробовала никогда, и не хотелось совсем, даже сейчас, когда все плохо. Не верю я в то, что сигареты помогают успокоиться, совсем не верю.

– Зря, – пожала плечами Алина, а потом вдруг повернулась ко мне с таким видом, словно ей в голову только что пришел способ убийства без нарушения закона: – А поехали в клуб, а? У меня знакомые сегодня как раз выступают. Отличная группа, поют каверы и пару своих песен – а еще в «Миднайте» всегда можно забыться в веселой компании.

Согласие мое, даже формальное, не требовалось: уже в следующий миг девушка выбросила сигарету и потянула меня по балкону, как оказалось, к своей комнате. Удостоверилась, что выглядит нормально, бросила в сумочку косметичку, мобильный и кошелек, посмотрела на меня, удовлетворенно кивнула и потянула меня к выходу, на ходу вызывая такси – и это все с каким-то странным возбуждением, словно ее там, в клубе, ждала как минимум любовь всей ее жизни.

Кстати о клубе: его название показалось мне знакомым, даже слишком, но вот вспомнить, где я его слышала, я не смогла. Вернее, смогла не сразу: стоило машине припарковаться у ведущих вниз ступенек под ярко-алой вывеской, как я тут же вспомнила, почему это название показалось мне знакомым. Больше года назад, сразу после начала десятого года обучения, мы с Катей ходили сюда на концерт какой-то группы местного разлива, и даже умудрились познакомиться с ее участниками, молодыми и симпатичными парнями-студентами. И как же не хочется вспоминать подробности того знакомства хотя бы просто потому, что тогда я была такой дурой…

Внутри клуб совсем не изменился: все тот же минималистический дизайн, все та же небольшая сцена с ослепляющими софитами и молодой девчонкой-певицей с акустической гитарой, все та же молодежь, пьющая и слушающая лирические баллады, все те же занятые столики, все те же ребята из «Вандерленда» за самым большим, последним в ряду столом. Я моргнула несколько раз, но наваждение не прошло. Но тут Алина потянула меня к барной стойке, где тут же заказала два коктейля, названия которых я не расслышала.