Текст книги "По правилам и без (СИ)"

Автор книги: neereya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Значит, теперь у нас обоих появился бесценный опыт, – жизнерадостно заявил Дима. – Предлагаю отметить это ароматным лекарством, – и наглым образом заставил меня выпить этот чертов Колдрекс с отвратительным лимонным вкусом. А потом словно заделался заботливой мамочкой: – Тебе где удобнее будет отдохнуть, тут или в спальне? Или под фильм спится лучше?

– Да нигде, – прошипела коварно обманутая – правда, не знаю, где тут обман, но не в этом суть – я.

– Значит, тут. Надо же, я вижу у тебя «Десятое королевство», всегда под него спал, – и, не дожидаясь и слова за или против, парень включил этот, безусловно, принадлежащий к любимым фильм, заставил лечь на диван, сам сел рядом… Я позорно заснула еще на середине первой серии, но сквозь сон ощущала, что он чмокнул меня в лоб – и наверняка улыбнулась.

Правда, этим же вечером мне пришлось пообещать, что завтра я останусь дома, а сегодня на ночь выпью лекарство. И завтра утром выпью, и днем, и хоть литр сразу, ты только зайди после школы, хотелось сказать, но я благоразумно промолчала.

Хотя, то, что я решила полечиться, оказалось к лучшему. Где-то около двенадцати мама обрадовала меня тем, что возвращается не позднее, чем сегодня в четыре, встречать ее не нужно – ей помогут донести небольшой чемодан и большой пакет с гостинцами для любимой дочки. Папа, должно быть, обрадовано решила я и заметалась по комнате, хватаясь то за уборку, то за приведение себя в надлежащий здоровый вид.

Все оказалось не так уж и плачевно: еще в пятницу вечером, не зная чем занять себя, я убрала во всех комнатах, хотя искренне ненавижу это занятие, поэтому осталось только пропылесосить и вытереть пыль, да лекарства подальше спрятать – незачем маме знать, что я болела, а справку мне обеспечит Кирилл. Это Дима пообещал, выслушав мой довод на тему того, что придется предоставлять записку – а написать ее мне просто некому.

К слову о Диме: у него, к сожалению, никак не получалось прийти раньше четырех, поэтому пришлось ограничиться разговором по телефону. Да и, если честно, не знаю, что бы было, застань его мама у меня дома – учитывая, как остро она реагировала на то, что я с ним вообще общаюсь.

Но, стоило ключу заскрежетать в замке, я выбросила все эти мысли: наконец-то моя дорогая мамочка вернулась! Кто бы знал, как мне ее не хватало, как хотелось обнять ее, прижаться, как в детстве, забыть обо всех проблемах.

Я бы и сейчас прижалась к ней и не отпустила бы никогда, а не ограничилась короткими объятьями, если бы не один факт.

Это был не папа.

– Дорогая, познакомься, это Антон. Мы познакомились с ним в санатории, – мама искренне улыбалась, – и теперь он любезно согласился помочь мне. Антон, можешь поставить сумки тут, а сам проходи в зал, это прямо по коридору.

– Приятно познакомиться, Маргарита, – не моргнув глазом, соврал мужчина с улыбкой; только в пугающе темных глазах этой улыбки не было. – Лена, давай я занесу вещи сразу куда нужно, чтобы они не мешали.

– Как хочешь, – мама и не прекращала искренне улыбаться, следуя за гостем. И ни он, ни она не видели, как я буквально сползла вниз по стенке, прижимая ладони к разбушевавшемуся сердцу.

Значит, Антон. Но что, черт побери, ему нужно от мамы?!

__________

Тяньаньмэнь (пер. Врата Небесного Спокойствия) – самая большая площадь в мире, находится в Пекине, Китай. Ее размеры – километр на полкилометра. Неудивительно, если учесть, сколько людей проживает в Китае.

В связи с тем, что в этом безобразии число страниц перевалило за сто, позволю себе пару слов от автора:

Во-первых, спасибо всем тем, кто читает, оставляет отзывы, да даже если и не оставляет – все равно вам спасибо. Но с отзывами все же лучше: хоть два слова, а автору приятно :) Не воспринимайте всерьез, я не навязываюсь.)

Во-вторых, отдельное спасибо тем, кто, не стесняясь, использует публичную бету и указывает на мои глупые (или не очень) ошибки, опечатки и тому подобную гадость. Правда, огромное вам спасибо – в своем глазу, как говорят, порой и бревна не заметишь.

В-третьих, спасибо автору заявки (который так и не обозначил свое участие, согласие/несогласие и тому подобные вещи) за саму концепцию и идею отношений – это, правда, дало мне многое: от макси, который ни за что не заброшу, до понимания некоторых вещей, которые почему-то раньше до меня не доходили. И, знаете, через своих персонажей иногда можно высказаться и самовыразиться – а это порой очень важно.

В-четвертых, просто спасибо. Всем. Огромное.

И, да, это не пара слов, но после сотой страницы же можно? :)

Глава 17. Ложь

Прошу меня простить за столь долгую задержку главы. Правда, простите за такое свинство.

Автор банально загулял как в прямом, так и в переносном смысле: приехала сестра, объявились старые знакомства, а хорошие люди подсадили на Ван Пис.

Но я все-таки это сделала, так что получайте новую главу. Не слишком-то она хорошая, правда, получилась, но не судите строго.

Искренне ваша neereya.

______________

– Дорогая, ну где ты там? Я уже поставила чайник, а сейчас мы вполне можем выпить вина – ты не представляешь, какое вино я принесла!

Мама щебетала так же, как когда получила долгожданное повышение: обрадовано, восторженно и возбужденно в самом непошлом смысле. Более того, по блеску в глазах я даже могла сказать, что она наконец-то беззаботно счастлива.

И мне ничего не оставалось, кроме как подняться, выпить так удачно забытую на полочке в коридоре валерьянку, сразу жменю таблеток, чтоб наверняка, и с улыбкой войти туда, где сидели самый дорогой для меня человек и самый ненавистный.

– Садись, тебе сегодня можно сделать пару глотков вина, тем более что оно почти как сок, – еще радостнее защебетала мама, а я подивилась, что с человеком может сделать нормальный отдых: она словно разом помолодела; исчезли те постоянные усталость и обеспокоенность, глаза засияли, как никогда прежде, да и общий вид мамы нельзя было охарактеризовать иначе как «цветущим». – За то, что все стало удачно складываться.

«Удачнее некуда», – подумала я, украдкой глядя на человека с обычным именем Антон и необычным прозвищем Шекспир. И проглотила вино, даже не заметив его вкуса – словно это была вода.

С кухни раздался свист – закипел чайник, и я тут же подорвалась, но мама меня остановила:

– Я сама заварю чай, а ты пока пообщайся с Антоном, познакомься, – она снова улыбнулась и скрылась в кухне.

– Неужели ты совсем не рада меня видеть, дорогая Рита?

Какая я ему «дорогая», черт бы его побрал?

– Не надо смотреть на меня с такой враждебностью, – с вежливой улыбкой заверил меня мужчина. – Я же пришел не для того, чтобы сделать что-то плохое. Познакомиться поближе, справиться о твоем здоровье – разве это плохо? Как ты, кстати, себя чувствуешь? Вылечила простуду?

Я сглотнула и с трудом подавила желание убежать: даже маме я не говорила, что умудрилась заболеть. Он, что, следил за мной?

– И все же я настоятельно рекомендую, – словно не замечая моей реакции, продолжил он, – воздержаться от попыток рассказать Лене, где и при каких обстоятельствах мы с тобой познакомились. И твоим друзьям тоже советую ничего не говорить. За себя я ручаюсь, а вот Кирилл – парень импульсивный, а племянник его и того хуже, так что не знаю, что они могут натворить. Ты же умная девочка, Рита, и должна сама все понимать.

И, стоило ему это сказать, вернулась мама и попросила помочь ей с чаем – она себя, кажется, переоценила, и рук ей все-таки не хватило.

«Знакомство» и «милые» посиделки продолжились, и я не преминула спросить у мамы, как же они с Антоном – интересно, это его настоящее имя? – познакомились.

История оказалась банальной: в этом самом оздоровительном центре, куда мама так удачно получила путевку, отправили друга Антона, а тот решил, что не оставит его одного – тем более что у них с этим самым другом в городке, в котором этот центр расположился, были какие-то дела. Вот и совместили, так сказать, приятное с полезным. Познакомились они совершенно случайно: этот самый оздоравливающийся друг как-то завел разговор с маминой соседкой по комнате (причем у них после этого «разговора» закрутился роман), а та, узнав, что у него тут есть друг, возжелала познакомить с ним соседку, с которой уже подружилась. И вот тут оказалось, что они с одного города, нашлось много общих тем для разговора, и за неделю они успели подружиться. А потом мама вдруг поняла, что хватит с нее оздоровления, нехорошо дочку оставлять так надолго, тем более что непутевый муж опять куда-то надолго пропал – и новый «друг» решил отправиться вместе с ней. Мол, дела все уже решил, друг-товарищ скучать не будет, а он хотя бы поможет с сумками – и заодно познакомится с очаровательной дочкой Ритой, о которой мама так много рассказывала.

И судя по тому, как зарумянилась мама, рассказывая все это – разговорами дело явно не обошлось.

А потом они наперебой вспоминали веселый «прощальный» вечер, какую-то излишне резвую медсестру, экстравагантного тренера в бассейне и совершенно невероятные пункты в меню ресторана – а я чувствовала себя лишней на этом празднике жизни. Мама улыбалась, смеялась, шутила, прямо-таки сияла вся, а я только и могла, что незаметно беситься и труситься от страха, желая, чтобы человек, который смог ее так развеселить, поскорее исчез не просто из нашего дома и жизни, а и из этого мира в целом.

Ушел он, только когда на часах было десять, пообещав обязательно зайти завтра и сводить нас с мамой в его любимый ресторанчик – я солгала, что завтра остаюсь на дополнительные занятия по истории, а потом буду занята объемным заданием по алгебре. И с мамой совершенно точно случилось что-то не то, уж она должна была раскусить мою наспех придуманную ложь: она прекрасно знала, что алгебра никогда не занимает у меня больше двадцати минут.

Но она это забыла. Как и забыла то, что в этот день и в это время три года назад встречала меня с моей первой в жизни победой на международном конкурсе – и это было чем-то вроде нашего с ней маленького праздника.

Всем свойственно меняться. Только почему от этого порой так больно?

Утром следующего дня легче не стало. Мама сияла, мама щебетала о том, какой Антон замечательный человек, как же ей повезло с ним познакомиться, как же он отличается от непутевого папы…

На этих словах я резко встала из-за стола, обулась, ухватила сумку и куртку и так выскочила в коридор, едва ли не впервые не выпив перед школой кофе. Кажется, даже успела солгать маме о том, что мне нужно быть в школе раньше, только я умудрилась забыть. И она поверила, только посетовала на то, что нам так не вовремя устраивают дополнительные занятия.

Да что с ней такое? Околдовали ее, что ли?

В класс я пришла первой. Не удивительно, если учесть, с какой скоростью я шла – почти бежала. Даже не заметила, что забыла шарф и шапку; вернее, заметила, только когда на голове вместо черной шерсти обнаружила белый снег. Ну, да какая, собственно, разница, сегодня не слишком-то холодно.

Хорошо еще, хоть телефон дома не забыла: мы с Димой должны были пойти в школу вместе, а если бы ему пришлось ждать меня больше пяти минут, он пообещал лично подняться ко мне в квартиру и вытащить за шиворот. И он бы зашел, смешно бы тогда получилось, смешнее просто некуда.

Ему тоже пришлось лгать, только было это гораздо сложнее, чем лгать маме. Может, потому, что он смотрит этими своими невозможными серыми глазами, заглядывая, словно в самую душу, словно понимая все, что я скрываю?

– Рыжая, ты не умеешь врать, – уже после занятий, когда мы брели по направлению к дому, поразил меня своим выводом парень. – Но не хочешь говорить – дело твое, – он лишь пожал плечами, крепче сжимая мою руку. И пусть наши ладони разделяли перчатки, это все равно было совсем не так, как было раньше, с другими. Была у меня раньше подруга, которая в ответ на мои скептические заявления о том, что нет ничего в отношениях с парнями особенного, едва ли не смеялась в лицо, обещала, что когда найдется тот парень, который окажется мне небезразличным, я вспомню ее слова и пойму, какой глупой была.

Вспомнила. Поняла. Только вот не была я глупой – я и сейчас глупая. Глупо радуюсь тому, что просто держу парня, того парня, за руку, что он отдал мне свой шарф, перед этим обругав за забывчивость, что в тот день, когда все это началось, не выдержала урок Татьяны Анатольевны.

И тут до меня вдруг дошло то, что, казалось бы, я должна была понять уже давно: ничего этого не было, если бы не все те неприятности, которые ведром сыплются на меня и тех, кто меня окружает, последние недели. Вот уж, воистину, нет худа без добра, но лучше бы не было этого самого «худо». Или оно хотя бы закончилось…

Дима словно почувствовал мою перемену в настроении и сжал ладонь чуть сильнее. Я благодарно улыбнулась, жалея, что не могу сейчас его обнять. И совершенно не заметила, что парень остановился – вернее, заметила только тогда, когда он потянул меня назад.

– Черт, совсем из головы вылетело, – воскликнул он, доставая мобильник – глядя на время, вероятно. – Так, отлично, он еще на работе, – и, заметив мое недоумение, объяснил: – Кирилл настойчиво просил, – «требовал» – так и читалось во взгляде и тоне, – нас зайти сегодня к нему. Тебя заодно врачу показать, да и вообще, на чай звал. Есть возражения?

– Никаких, – я, признаться, тут же просияла. Теперь не придется придумывать, что же делать, пока мама не уйдет на свидание – а в том, что это будет свидание, я ни капли не сомневаюсь – а можно будет выпить чаю (или даже кофе) в приятной компании, да и просто провести побольше времени с Димой – а это дорогого стоит.

Через пять минут мы уже сидели в кабинете Кирилла.

– Неужели мой дорогой племянник наконец-то перестал забывать, о чем его просят? – с безобидной, даже доброй иронией поинтересовался мужчина вместо приветствия, тут же доставая из шкафчика три чашки, включая чайник и параллельно с этим успевая насыпать чай. – Как дела?

– Замечательно, – огрызнулся Дима совсем беззлобно. Я уже успела заметить, что они с дядей всегда так общались: неизменно подкалывая друг друга, иронизируя, но при этом не доходя до злого сарказма.

– Я не у тебя спрашивал, эгоцентрик, – тоном, каким взрослые разговаривают с нашкодившими подростками, ответил Кирилл и посмотрел на меня. Мне почему-то стало неловко, и сказать дежурное «все хорошо», добавив такую же дежурную улыбку, почему-то не получилось.

– Нормально все, в принципе, – неопределенно ответила я, а под двумя вопросительно-недоверчивыми взглядами поспешила добавить: – Голова болит, давление, наверно, опять скачет…

– Или температура поднялась, – перебил меня Дима, беспардонно дотрагиваясь до лба. – Кирилл, я знаю, у тебя есть термометр…

Термометр был. Была и температура – 37,5 по Цельсию, самая отвратная из всех возможных, а еще был врач – друг и коллега Кирилла, выписавший целый список из лекарств и витаминов (чем-то ему мои горло и легкие не понравились) и давший строгое указание как минимум до конца недели сидеть дома. Отбиться под напором двух врачей и чересчур упрямого и заботливого, когда не требуется, парня оказалось невозможным. Пришлось молча принять приговор, радуясь хотя бы тому, что Дима пообещал заходить каждый день после школы, а мама возвращается с работы только в шесть.

Мама. Точно, мама ведь на больничном. А слишком близко к ней первый в мире человек, которого я возненавидела. Хотя нет, не первый: первым стал его начальник, Степан Павлович Новиков. Вот только если депутат был угрозой более абстрактной, то мужчину по кличке Шекспир я боялась. Но больше всего я боялась за маму: и дураку ведь понятно, что через нее хотят выйти на отца или достать те злополучные документы, зачем только папа вообще за ними полез…

– Рит, все в порядке? – кажется, все мои мысли отразились на лице. Говорили же с детства, что меня можно читать, как раскрытую книгу, что нужно учиться держать лицо, а я не слушалась, отмахивалась – чего в этом, спрашивается, плохого? Вот и имеешь теперь, Рита, два подозрительно-обеспокоенных лица, похожих, но при этом разных.

– Просто вспомнила, что мама еще на больничном, – решила сказать хоть часть правды я. – А она…

– Ясно все, – Дима тоже не слишком-то хорошо скрывал эмоции, по крайней мере в этот раз. Все понял, вот только все равно неприятно, знает ведь, как мама однажды отреагировала на то, что мы с ним просто общаемся. Мне бы тоже было неприятно и даже обидно, вот только ничего не поделаешь – по крайней мере пока, когда проблем и так много.

– Если вы продолжите разговаривать, то будете пить холодный чай, – избавил меня от необходимости что-то отвечать Кирилл. Спорить с ним мы не стали, тем более что он тут же нашел тему для разговора: – Кстати, мелкий, надеюсь, ты еще помнишь, что у меня день рождения и от тебя требуется присутствие и подарок?

– Как я забуду, если ты все время напоминаешь? – вздохнул Дима. – Не надейся, я обязательно приду даже без приглашения.

– Это я знаю, – отмахнулся от него мужчина. – Так вот, от тебя требуется еще кое-что, а именно присутствие вместе с тобой и незабвенной Марго.

«Незабвенная» я, мягко говоря, прифигела – иначе (культурнее, то есть) просто не скажешь. Мало того, что двадцатипятилетний дядя моего всего второй-день-как-парня приглашает меня к себе на юбилей, причем после всех тех неприятностей, которые доставили я и мой отец, так еще и так завуалировано.

Дима нахмурился, хотел что-то сказать, но Кирилл перебил его, обращаясь уже ко мне:

– Возражения не принимаются, подарок от тебя не требуется, тем более что этот оболтус с совершенно отсутствующей фантазией проболтался, что ты помогла ему выбрать мне презент.

Надо ли повторять, что спорить с этим человеком себе дороже?

– Дим, это ведь он просто к слову сказал, да? – когда уютный кабинет Кирилла сменился неуютной и холодной дорогой домой, наконец решилась спросить я, искренне надеясь, что права. – И на самом деле меня все-таки не пригласили?

– Ага, мечтай, – ответил Дима как-то слишком резко, но тут же смягчился: – Теперь тебе придется вместе со мной терпеть это празднество, заодно познакомишься с нашей веселой семейкой. Кирилл обидится, если не придешь – но зачем ему это вообще нужно, я, честно, не слишком-то понимаю. Наверно, я все же был прав, когда говорил, что он тобой заинтересовался. А насчет подарка и правда не заморачивайся – кораблик сойдет и от двоих, тем более что идея, и правда, твоя.

Я скептически хмыкнула, но спорить или выказывать сомнения не стала. Тема сама собой сменилась, а когда мы с Димой дошли до поворота к нашим домам, я уже вовсю смеялась. Но, кажется, именно в этот момент жизнь решила напомнить, что не все так радужно, как может показаться, проблемы никуда не делись: навстречу нам, к счастью, еще за поворотом, шли двое, в которых я сразу же узнала маму и Шекспира.

Реакция, к счастью, в этот раз не подвела: я подтолкнула Диму к так удачно расположенной подворотне и тут же скрылась в тени зданий сама.

– Домогаешься, рыжая? – нахально усмехнувшись, прокомментировал он мои действия, но тут же замолчал – прислушался.

– Жаль все-таки, что Рита сегодня занята, – раздался чуть раздосадованный голос мамы. – Я так хочу, чтобы вы поскорее подружились…

– Подружимся, – заверил ее мужской голос, слишком запоминающийся и редкий.

– Это… – Дима даже не стал договаривать – я и так все поняла. И опять солгала:

– Это мамин новый «друг». Ты тоже заметил, что голос очень похож?.. Но это не он. Его зовут Антон, он бизнесмен, они с мамой познакомились в оздоровительном центре…

– И ты его боишься?

Все-таки, люди, которые умеют виртуозно лгать, по-своему талантливы. Это чертовски сложно: отрицать очевидное, придумывать другое, убеждать в придуманном других и при этом не замечать, как скептически относятся к твоим заявлениям.

Трудно на вопрос: «Все в порядке?», – ответить: «В полном», – и улыбнуться так, чтобы никто ничего не заметил.

Но еще труднее поверить в ложь, придуманную ради тебя, если солгавшему от этого будет легче. Трудно, но иногда необходимо.

Так что, Дима, прошу тебя, давай просто сделаем вид, что поверили друг другу: ты в то, что у меня нет проблем, а я в то, что тебя мои неумело скрываемые тайны не задевают.

Глава 18. Не лишняя

Я никогда не думала, что больничный при едва заметно протекающей болезни может стать адом. Что бы там ни говорили об отличниках в общем или обо мне лично, я редко была против возможности прогулять школу по официальным причинам – но в середине последнего года обучения я впервые захотела в школу настолько, что заплакала.

Вернее, плакала я не из-за школы – из-за невозможности хотя бы на несколько часов скрыться в привычный и уютный мир, где нет двуличного Антона-Шекспира и влюбленной мамы.

А мама влюбилась. Это я поняла на второй день больничного, ставший самым ужасным. Пятница часто была для меня несчастливым днем, но часто эта неудачливость проявлялась в мелочах и недоразумениях досадных, но не более. Однако эта зимняя пятница превзошла всех своих предшественниц.

Началась она с дверного звонка – странно, что я вообще услышала его, обычно меня по утрам не разбудишь даже ремонтом у соседей за стенкой – а через полминуты ко мне в комнату заглянула сияющая мама с огромным букетом алых роз.

– Дорогая, как хорошо, что ты уже проснулась! – улыбнулась она, а я уже начала предугадывать самое худшее. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – поникшим – но это сошло за сонный – голосом ответила я, искренне желая опять уснуть и не просыпаться, пока не наступит долгожданное воскресенье – день рождения Кирилла и шанс исчезнуть из дома на целый день.

– Это замечательно, – мама улыбнулась. – Тогда сейчас вставай, умывайся, одевайся, а я пока на стол накрою.

– А какой хотя бы праздник?

– Просто очень хороший день, – и, потрепав меня по голове, покинула мою комнату. Вставать категорически не хотелось, но было необходимо: меньше всего на свете мне хотелось расстраивать маму. Ну и что, что на нашем диване уже наверняка сидит человек, которого я больше всего боюсь, пьет чай из подаренного мне на день рождения сервиза, играет роль хорошего бизнесмена – это все пройдет, обязательно пройдет, а маме лучше не знать, что происходит вокруг ее семьи, за свою жизнь она и так достаточно натерпелась.

Но чего я не ожидала, так это такого взгляда мамы. Они с Антоном-Шекспиром всего лишь говорили, даже не дотрагиваясь друг до друга, а мне уже все стало понятно. Может, потому, что я сама испытываю что-то подобное, а, может, это просто написано в маминых глазах…

Но она влюбилась. Совершенно точно, сидящий напротив нее человек покорил ее сердце, завладел мыслями и желаниями. И он… он улыбался, глядел с нежностью и теплом, и не знай я, кто он на самом деле и что ему нужно, поверила бы в искренность этих темных глаз. А мама верила: слепо, не допуская и мысли об обмане.

У меня закралась кощунственная мысль: так же я верила Диме, не допуская и мысли о том, что наши отношения – лишь обман. И это при том, что обычно я никогда никому, кто говорил о малейшей симпатии в мою сторону, не доверяла, считала, что это вполне могут оказаться изощренные попытки поиздеваться над неяркой заучкой – а с Димой забыла обо всех сомнениях.

Только ему, и правда, можно было верить, а мама смотрела влюбленными глазами на лжеца, лицемера и, скорее всего, даже убийцу.

– Доброе утро, Рита, – первым меня заметил, как ни странно, именно он. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – не размениваясь на вежливость, ответила я, что сошло на усталость и сонливость.

– А я вот подумал: раз уж нам втроем не получится куда-нибудь выбраться вместе, то почему бы не познакомиться поближе в домашней обстановке, – он снова улыбнулся, и даже глаза его, что удивительно, улыбались – вот только виделись в них нехорошие искры, слышался в голосе стальной оттенок. – Твоя мама не возражала, и мы подумали, что ты тоже будешь не против. Мы ошиблись?

От этого «мы» мне стало тошно. Захотелось закрыться у себя в комнате и заплакать, а еще лучше убежать – недалеко, в соседний дом. Вот только тот, к кому хочется убежать, сейчас совсем не дома, и не нужно ему знать – по крайней мере пока ничего ужасного не произошло.

Вспомнив, что от меня ожидают ответа, я отрицательно покачала головой и села на кресло, как можно дальше от Шекспира. И он это заметил: уголки его губ дернулись вверх, на секунду сложившись в усмешку похитителя.

– Вот и славно, – мама улыбнулась еще шире и счастливее. – Обед, – я тут же посмотрела на часы: и правда, было уже начало первого – а я никогда не спала так долго, – скоро будет готов, а пока могу предложить чай или кофе.

– Кофе, – тут же подорвалась с места я, – я сделаю!

– Рит, отдыхай, сегодня на кухне вожусь я, – мама положила мне руку на плечо, опуская обратно в кресло, и скрылась на кухне, снова оставив меня наедине с человеком, которого я предпочла бы вообще не знать.

– Рита, скажи, к чему эта враждебность? – обратился ко мне Антон. Я вздрогнула, но постаралась не выказывать свой страх, – и промолчала.

– Я же не желаю зла ни тебе, ни твоей маме, – продолжал тем временем он, – тем более твоей маме. Она замечательная женщина, каких осталось мало. Не нужно придумывать себе невесть что. Подумай хотя бы о ней.

Это была не угроза. Это был тонкий намек, который легко пропустить – но некогда этот человек таким же тоном угрожал, пусть и завуалировано. Конечно, он мог иметь ввиду совсем не здоровье и жизнь, а счастье и другие абстрактные понятия, но в это совсем не верилось.

– Кстати, мы с Леной позавчера видели тебя с молодым человеком, – тем же вежливо-доброжелательным тоном продолжил говорить Шекспир. – Не желаешь познакомить его с ней? Я с ним, так полагаю, уже знаком.

Внутри меня все похолодело. Значит, мама и этот человек нас заметили – только мама, к счастью, не узнала. Но вот представлять ей Диму как моего парня…

«Остерегайся этого… мальчика».

– Правда, Лена вас не заметила – а я не стал ей говорить, полагая, что тебе лучше рассказать все самой, – впервые в жизни слова Антона меня хоть немного, да обрадовали. – Но вот твоему молодому человеку обо мне по-прежнему лучше не рассказывать.

– Я помню, – тихо подтвердила я, и тут вернулась мама. Фарс начался и продолжился до пяти вечера – и то спасибо Кате, решившей, что раз я уже почти здорова, то мне следует погулять, свежий воздух ведь выздоравливающим полезен. Разумеется, гуляли мы не вдвоем, совсем не вдвоем.

Это повторилось и в субботу, а воскресенье наступило как-то совсем уж незаметно.

Я опять солгала: отпросилась в гости к Кате, причем с ночевкой – так, на всякий случай, чтобы не возвращаться домой после одиннадцати – а раньше, как сказал Кирилл, меня никто не отпустит. Мама не возражала: в понедельник я была еще на больничном – вернее, должна была посетить врача, чтобы тот выписал справку и отправил в школу, а общение с подругой, по ее мнению, только пошло бы мне на пользу.

Извечный вопрос: «Что надеть?» – благодаря все той же Кате решился быстро. Она, пользуясь отсутствием моей мамы, перевернула вверх дном весь мой скудный гардероб, откопала там вполне себе приличную тунику, про которую я благополучно забыла, настолько же приличные черные джинсы, подобрала украшения из заветной шкатулочки, заставила обуть сапоги на каблуке – спасибо маме за то, что они вообще у меня есть, я такое не слишком-то люблю – даже накрасила неброско, но красиво, и привела в порядок мои непослушные волосы – но это уже у себя дома, мотивируя это тем, что у меня нужного для приведения в восхитительный вид днем с огнем не сыщешь. Да и без того мы бы отправились сначала к Кате, а уже оттуда бы меня забрал Дима – что он, собственно, и сделал.

И, цитируя Щербатову, «мальчик малость прифигел».

– Прекрасно выглядишь, – сказал наконец он, целуя меня чуть дольше, чем обычно в качестве приветствия, и обратился к подруге. – Кать, я обязан вернуть эту красавицу сегодня?

– Не обязан, – хихикнула она, совершенно не считаясь с моим мнением. Хотя, кто сказал, что я буду с ней спорить? – Мама с папой уехали, так что дома я сама – приводи хоть в четыре утра, я все равно спать не буду. Только смотри, не испорть мне девочку!

«Девочка» попыталась замахнуться на языкатую подружку, но Дима придержал меня, а эта паршивица тем временем вручила ему мои куртку, шарф, шапку и сумочку и закрыла дверь с той стороны, оставив меня наедине не только с самым любимым парнем, но и сомнениями (А уместна ли я на чужом празднике? А подходяще ли одета?)

Правда, сомнения эти развеялись еще до того, как я переступила порог дома отца Кирилла, с которым он часто жил, за что спасибо Алине, которая ехала, как оказалось, вместе с нами. Прежде всего, благодаря ей я поняла, что не одна не стала наряжаться во что-то праздничное или хотя бы официальное: на ней вообще красовались синие джинсы и светло-лиловый кардиган, под которым виднелась черная американка с цветочным узором (ей, обладательнице роскошных черных волос, эта одежда невероятно шла). Дима, правда, сегодня надел рубашку – и как же она ему шла!

– Кирилл заставил, – хихикнув, прокомментировала Алина, а потом добавила объяснение, которое немного меня успокоило: оказывается, из приглашенных одиннадцати человек только пятеро были членами их семьи, а троих из оставшихся вообще знал только сам именинник. Я, к слову, к этим троим не относилась – Димина сестра сразу же вспомнила меня, и мы разговорились так, словно были хорошими знакомыми, почти подругами.

– Кстати, этот праздник – еще и повод познакомить дедушку с тобой, – когда мы уже подъехали и шли по расчищенной от снега аллее, «обрадовала» меня Алина. – Кирилл говорил ему, что ты на нашего оболтуса хорошо влияешь – вон, даже со школы не звонят, не жалуются.

Я застыла на месте, понимая, что боюсь идти дальше: тут же вспомнилось то, что любимый внук главы семейства совсем недавно оказался в беде по вине моего отца – и моей заодно.

– Рыжая, не спи, замерзнешь, – мягко дотронулся до моего плеча Дима и тише добавил: – Старик, и правда, хотел с тобой познакомиться, но его совершенно не волнует то, о чем ты сейчас подумала – он просто знает твоего отца. Да и, к тому же, – уже громче продолжил он, чтобы слышала и Алина, – Кирилл тоже сегодня обещал всех познакомить со своей избранницей.

– Ах, да, я и забыла, – резко растеряв всю веселость, ответила брюнетка, как мне показалось, силясь не скривиться. Только в глазах ее на миг промелькнуло что-то странное – что мне, как я решила, скорее показалось.

Как выяснилось, один человек, более чем заморачивающийся над своим внешним видом, все же на празднике присутствовал – та самая девушка Кирилла, Ника. Она надела коктейльное платье темно-бордового цвета, сделала прическу, да и вообще выглядела впечатляюще. Она оказалась красавицей где-то одного со мной роста, обладательницей коротких черных (правда, в отличие от Алины, крашеных) волос, карих глаз, почти голливудской улыбки и какого-то странного шлейфа, оставляющего после себя не самое лицеприятное впечатление. Будто я ожидала от Кирилла кого-то другого: мне он не казался человеком, клюющим на внешний лоск, за которым почти нет искренности.