Текст книги "Свет очей моих (ЛП)"

Автор книги: mydogwatson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Внезапно раненый мужчина очнулся, и Шерлок уставился прямо в неожиданно тёплые карие глаза. Его дыхание прервалось, а рука замерла.

Шло время, но никто из них не отводил взгляда, и Шерлок едва заметил прибытие поезда.

Спроси Шерлока, и он не ответил бы, почему этот мужчина с такой обычной внешностью, который был всего лишь ещё одной жертвой этой проклятой войны, привлёк его внимание. Он хотел встать, подойти ближе, сказать что-нибудь, хотя слова застряли в горле. Всё ещё не понимая, что делает, Шерлок поднялся на ноги.

Они до сих пор смотрели друг другу в глаза.

Когда Шерлок подошёл ближе, он едва осознал, что снова начал рисовать, даже не глядя на бумагу. Он хотел сказать солдату, чтобы он не беспокоился, что он будет жить. Ему будет плохо, но он выживет.

Он хотел сказать ему… что ж, какие-то нелепости Шерлок хотел сказать этому незнакомцу. Который и близко не казался незнакомцем. Почему-то он был важным. Он имел ключевое значение, ну и как это понимать?

Но прежде чем Шерлок дотянулся до его бока, прежде чем вымолвил хоть слово, между ними появились люди, подхватили носилки и понесли к ожидающему поезду.

Шерлок по-глупому помахал рукой на… что? На прощание?

Так или иначе, раненый солдат поднял руку, просто в слабом ответном жесте, всего на секунду, а затем, похоже, снова впал в беспамятство. Шерлок шёл за носилками до самого поезда, где солдата погрузили в вагон к дюжине других. Дверь с шумом захлопнулась.

Шерлок довольно долго смотрел на закрытую дверь, а затем пошёл обратно к табурету и рухнул на него. Он не мог объяснить, почему его сердце выпрыгивало из груди. Или почему в животе внезапно образовалась ужасающая пустота.

Почти отчаянно он сжал пальцами пакетик с белым порошком в кармане. Затем посмотрел на незаконченный эскиз и начал снова рисовать, чтобы выплеснуть всё на бумагу, пока не забыл.

Хотя в глубине души он уже знал, что никогда не забудет ни единой детали. Даже если очень сильно постарается.

Комментарий к Глава 6. Моё сердце охвачено жаром

* Оно-но Комати (ок.825-ок. 900) – японская поэтесса, одна из шести крупнейших мастеров жанра вака в эпоху Хэйан, входит в Тридцать шесть бессмертных – классический канон японской средневековой поэзии. Стала героиней нескольких драм театра Но, посвященных её жизни в старости. Её любили изображать художники разных эпох. В её честь назван скоростной поезд на железнодорожной линии острова Хонсю, сорт риса и др. Её имя в японском языке стало нарицательным для красавицы.

========== Глава 7. В тени твоей ==========

Ад Джона Уотсона.

Уходи от меня.

Чувствую всё же, что буду стоять

Впредь в тени твоей.

– Элизабет Баррет Браунинг*

Даже члены экипажа, совершавшие поездку регулярно, говорили, что этот конкретный переход был одним из худших. Погода испортилась сразу после спуска на воду: раз уж оружие фрицев не смогло их прикончить, то бушующий шторм и Па-де-Кале довершат начатое.

Бывший пассажирский лайнер «Кунард»*, покрашенный в белый цвет с красными крестами на боках, швыряло, как игрушечный кораблик в руках непоседливого малыша в ванной.

Джон то погружался, то выныривал из забытья, как во время быстрой операции у себя на плече. Теперь он думал, а что если он умер на столе и сейчас направлялся в ад. Или, может, это уже был ад, и Джон навечно застрял в этой зловонной болтанке. Вокруг него мужчины плакали от боли и страха, бессвязно повторяя имена любимых между всхлипываниями, и всё ещё молились божеству, которое не смогло их уберечь. Они истекали кровью, блевали и мочились. Медсёстры сновали между носилками, облегчая участь раненых, как могли, пока врач сквозь пальцы смотрел на применение морфия. Множество раз медсёстры теряли равновесие и падали прямо на пациентов, которым пытались помочь.

Джон настолько погрузился в боль и полное страдание, что перестал обращать внимание на происходящее вокруг. В какой-то момент его ещё и вырвало, от спазма всю грудь сковало жгучей болью. Наконец, он лёг на спину, сильно зажмурился, отправляя сознание далеко-далеко.

Внезапно его мысли устремились прямо к пункту эвакуации и к паре виридоновых с серебристыми всполохами глаз, сверлящих его. Даже с одурманенным болью и наркотиками разумом он прекрасно помнил острые скулы, водопад совсем невоенных кудрей, бледную кожу, которая, казалось, сияла в тускло освещенной палатке. И особенно хорошо он запомнил те глаза.

И долгие секунды будоражащей связи.

Он был уверен, что они не встречались раньше. Такое лицо он бы не забыл. Так что же произошло между ними?

Джон закрыл глаза, представляя, что случилось бы, если бы его не загрузили так быстро в поезд, и он не умчался бы в ночь. Они бы поговорили? Что бы сказал незнакомец? Джон понял, что это неправильное определение. Это был не случайный, хоть и пытливый взгляд незнакомого мужчины, который пленил его. Всё было по-другому. По-новому.

Джон чувствовал, что его… знали. Или, возможно, признали, что ближе к истине. Словно, когда эти исключительные глаза остановились на нём, их обладатель сказал: «Ага, привет, долго же ты сюда добирался».

Или, может, это были просто слова, которые Джон лишь хотел услышать в тот миг.

Из-за морфия и полного истощения у него померкло перед глазами. Он погрузился во тьму, и вдруг фантастическая мысль ударила Джона Уотсона. Как будто сейчас было время для причуд. Что ж, учитывая обстоятельства, почему нет.

Итак: а вдруг он видел ангела.

Джон не был религиозен, несмотря на англиканское воспитание, и поле боя не изменило его точки зрения. Но сейчас, в это печальное время, в этом печальном месте и обстоятельствах он решил поверить. Не в бога, конечно, но в зеленоглазого ангела, который присматривал за ним.

Он почти улыбнулся при этой мысли, а затем, наконец, уснул.

_______________________________________________

Часть о Первой Мировой окончена! Дальше нас ждут лихие 20-е, Лондон, Париж и много чего ещё, if you know what I mean ( ͡° ͜ʖ ͡°)

Комментарий к Глава 7. В тени твоей

*отрывок из Сонета 6 Элизабет Барретт Браунинг (Моултон) (1806 – 1861) – известная английская поэтесса Викторианской эпохи, прославившаяся “Сонетами с португальского”, посвященными мужу, поэту Р. Браунингу. В свое время стихи Элизабет были популярней у публики, чем новаторские и сложные произведения Роберта Браунинга.

*В тексте речь идёт о «Мавритании» (англ. Mauretania) – британском пассажирском лайнере, принадлежавшем компании «Кунард Лайн». В 1909 году лайнер установил рекорд скорости, завоевав «Голубую ленту Атлантики». Это достижение оставалось непревзойдённым до 1929 года. «Мавритания» была недосягаема для германских подлодок благодаря своей высокой скорости и выучке её команды. Как войсковой транспорт, «Мавритания» была выкрашена в разрушающий камуфляж, который при наведении на неё как на цель путал врагов. Разрушающий камуфляж не был использован, когда «Мавритания» служила как судно-госпиталь. На медицинской службе судно было выкрашено в белый цвет с большими медицинскими крестами.

Когда объединенные силы Британской империи и Франции начали терять военных, «Мавритания» была переоборудована в судно-госпиталь, вместе с её последователем – «Аквитанией» – и соперником из «Уайт Стар Лайн» – «Британником» – для того, чтобы перевозить раненых до 25 января 1916. Семь месяцев спустя «Мавритания» снова стала военным транспортом, перевозя rанадские войска из Галифакса в Ливерпуль.

========== Глава 8. Вечная ночь ==========

Война давно окончена. Но битва Шерлока продолжается.

От бурных дней бегу

В объятья ночи вечной*.

– Джон Донн

Лондон: 1925

Сэр Гораций Сент-Джон был неприятным, тучным мужчиной с поросячьими глазками, пунцовым носом скрытого алкоголика, с репутацией верного подданного королевства и последователя Партии консерваторов. По всей видимости, данный образчик добродетели счёл, что миру не хватает портрета его помпезной личности, и что нужно покрыть сей дефицит, невзирая на стоимость.

Это обойдётся ему недёшево. У Шерлока не было фиксированной платы за свою работу. Обычно цена зависела просто от настроения, или дня, или, чаще всего, от того, насколько сильно ему не нравился потенциальный клиент. Не единожды он запрашивал такой непомерный гонорар, что был уверен: заказчик разразится проклятиями и, хлопнув дверью, покинет студию.

И всё же ещё никто ни разу не ушёл.

Шерлок отступил от мольберта, чтобы снова посмотреть на свой объект. При всей социальной неприемлемости он даже не пытался скрыть усмешку. Не то, чтобы Сент-Джон заметил.

Шерлок прекрасно понимал, что в дополнение ко всем своим прочим превосходным качествам, похоже, что этот сэр Гораций был также трансвеститом с двумя любовницами.

Трансвестит с двумя любовницами, который несмотря на эти факты, тем не менее, принял глупое решение, чтобы его официальный портрет написал самый востребованный художник в Лондоне. Всё ещё самый востребованный, хотя до людей стало медленно доходить, что если у кого-то есть тайна (а тайны есть у всех), то просить Шерлока Холмса написать портрет – рискованное решение. Он не просто писал. Шерлок Холмс выводил позирующего на чистую воду и отражал это на холсте.

О, потрет всегда был великолепным потому, что Холмс славился как лучший художник поколения. Но частенько картина показывала гораздо больше, чем ожидал позирующий. Или хотел. За поверхностным изображением Шерлоку удавалось подсветить настоящую личность. Конечно, иной раз реальность проступала слишком сильно. По меньшей мере два развода и один суицид повлекли за собой его недавние работы.

Что, разумеется, ничуть не беспокоило Шерлока. Если люди были достаточными идиотами, чтобы прийти к нему в студию, они лишались права жаловаться на результат.

Он снова перевёл взгляд с сэра Горация на портрет. Хотя политик облачился в сюртук и до кончиков ногтей скрывался под благопристойной личиной, проницательный зритель увидел бы гораздо больше.

Сэру Горацию повезло, что в мире было очень мало проницательных наблюдателей.

Если бы таковой попался, он бы увидел, что Сент-Джон – человек с секретами, а более пристальный взгляд разоблачил бы, что под маской скрывается мужчина, который любит предаваться весьма необычным действиям.

Например, чему-то вроде… ношения дамского белья.

Шерлок усмехнулся над своим объектом, который оказался достаточно глупым, чтобы радушно улыбнуться в ответ.

Каждый божий день Шерлок сталкивался с неопровержимым доказательством, что мир на самом деле населён идиотами. Он уже давно потерял надежду, что встретит кого-то, кто не будет раздражать его до зубовного скрежета. Смирившись с подобной действительностью, он легче переносил своё одиночество. В определённой степени.

Большую часть времени он был уверен, что предпочитает уединение.

Он вновь переключил своё внимание на палитру.

***

Студия погрузилась в темноту, её освещал лишь уличный фонарь за окном. Шерлок переоделся из рабочей одежды в мягкие серые фланелевые брюки, белую сорочку и жилет сливового цвета. Главным образом из-за лени он не надел ни носков, ни обуви.

Он плюхнулся в уютное кресло и только прикурил сигарету, как дверь в студию распахнулась. Лишь у одного человека были ключи и вовсе не потому, что ему их дали.

– Убирайся, Майкрофт, – сказал он, даже не глядя на порог. Эти слова почти стали его девизом по жизни. – У меня был тяжёлый рабочий день, и я совершенно не в настроении наблюдать твоё лицо.

– Прими мои соболезнования, – отозвался Майкрофт, и в его голосе не прозвучало ни нотки сочувствия. Он изучил почти оконченный портрет. – Боже мой. Разве ты не слишком очевиден здесь? Сэр Гораций будет крайне недоволен.

– Как и всегда, сэр Гораций выложил кругленькую сумму заранее, так что меня совершенно не волнует, что он там будет чувствовать. – Шерлок пошевелил своими длинными пальцами ног.

Он не добавил, так как не было необходимости, что в мире очень мало людей (если они вообще есть) кроме Майкрофта, которые в состоянии так быстро увидеть истину, выраженную на холсте. Вместо этого он глубоко затянулся и выдохнул дым прямо на брата.

– Больше спасибо за визит, Майкрофт, я бесконечно рад. Как жаль, что тебе уже пора бежать, чтобы продолжить управлять страной.

Вместо того, чтобы уловить намёк и уйти, как поступил бы любой нормальный человек, Майкрофт лишь опёрся на свой зонт и уставился на Шерлока.

– Я беспокоюсь за тебя, брат. Хотелось бы думать, что теперь ты отринул пороки юности. – Майкрофт нахмурился. – Особенно те, которые в настоящее время совершенно незаконны в этой стране.

– Пф, – ответил Шерлок. – Если власти начнут следовать букве закона, половина аристократов и их отпрысков окажется за решёткой. Серьёзно, Майкрофт, ты уже несёшь бремя империи на своих плечах. Мои маленькие капризы совершенно не должны тебя беспокоить. Как и всегда, у меня всё под контролем.

– Не всегда, – заметил Майкрофт.

Шерлок насупился. Он не любил вспоминать ту ночь. И вообще, это была не его вина. Простая ошибка в расчёте, и со стороны Майкрофта было довольно грубо припоминать её. Шерлок всего-то провёл три дня в частной клинике.

В разговоре возникла пауза.

Майкрофт вздохнул, давая понять, что готов назвать истинную причину своего визита. Обычно за его появлениями стояло нечто большее, чем желание досадить брату.

– Я знаю, Шерлок, что тебя не волнуют судьбы мира.

– Нисколько. Твоего интереса в этом хватает нам двоим с головой, – заметил Шерлок.

– Это мой крест, братец. – Майкрофт поднял свой вездесущий зонт и на мгновение уставился на его кончик. – В некоторых уголках света назревают проблемы. Серьёзные проблемы.

Шерлок лениво окинул комнату взглядом.

– Что ж, ни одной из этих бед нет в моей студии, так что я совершенно не заинтересован.

– Через десять-пятнадцать лет снова будет война.

– Тогда вынужден сказать, что ты выполняешь свои обязанности довольно скверно. – Шерлок прищурился. – Или довольно хорошо, полагаю, зависит от твоей конечной цели.

Майкрофт выпрямился.

– Я подумывал подарить тебе тур по континенту.

– Ха. Что ж, к сожалению, я могу себе представить ход твоих мыслей, Майкрофт. Я не заинтересован.

– Тебе скучно, Шерлок.

– Мне всегда скучно. Но, пожалуйста, оставь мне право самостоятельно разбираться со своей скукой.

– При помощи иглы?

Шерлок решил, что разговор слишком затянулся, так что проигнорировал Майкрофта, и наклонился за своими носками и обувью. Сегодня вечером были занятия поинтереснее, чем сидеть и слушать братские нравоучения.

Через минуту Майкрофт направился к двери, но приостановился.

– Подумай об этом, Шерлок. Ты отлично справлялся во время войны. И, несмотря на все твои жалобы, я знаю, что тебе нравилось. – Не дождавшись ответа, он ушёл, тихо прикрыв дверь за собой.

Шерлок неподвижно сидел, один носок свисал с его пальцев. Внезапно мысль о выходе утратила свою привлекательность. Вместо этого он свернулся в кресле и уставился на груду холстов в углу.

По крайней мере, сегодня вечером он останется дома.

***

То же скучное скопище толпилось в клубе, когда прибыл Шерлок, так что и градус веселья был, как всегда, высок. Так же, как и всегда Шерлок пробрался прямо сквозь толпу, никого не узнавая, хотя несколько людей пытались поздороваться с ним, и прошествовал прямо к бару в укромном уголке. Он был на взводе, и пульсирующая боль в голове становилась всё хуже.

С визита Майкрофта прошло две недели.

Портрет Сент-Джона был окончен и доставлен заказчику. Как и предсказывал Майкрофт, сэр Гораций не пришёл в восторг, хотя, очевидно, и не смог понять, почему ему не понравилось. Но затем его жена (или, вероятно, любовница – Шерлок не знал, и ему было всё равно) пришла в такой визгливый восторг от того, как «изысканно» он выглядит, что напыщенный болван отбросил в сторону свои (справедливые) опасения и решил повесить портрет у себя в кабинете. Позже Шерлок всё же подумал, что это явно была любовница. Ни одна жена не опустилась бы до столь грубой лести.

Майкрофт, хоть и не приходил больше в студию, продолжал преследовать его, становясь день ото дня всё более надоедливым.

Шерлок вздрогнул от внезапного взрыва хохота в начале барной стойки и проглотил свой абсент слишком быстро. Он подавился и немного закашлялся.

– О, Холмс, научись держать свои пороки в узде. Как унизительно должно быть встретить свой конец в удушающих объятьях зелёной феи*.

Шерлок слегка сморщился прежде чем повернуться к Себастьяну Уилксу. Он до сих пор понятия не имел, была ли встреча с Уилксом на лавке в Гайд Парке удачей или провалом.

В тот день Шерлок за несколько секунд вычислил, что Уилкс использовал своё кембриджское образование не только для солидной карьеры в семейном банке, но и для небольшого бизнеса на стороне. Шерлока привлекло только одно его предприятие: закупка и распространение незаконных веществ.

Неважно, была ли встреча удачей или катастрофой, она приносила, по крайней мере, некоторое удобство. Намного проще, чем шерстить сомнительные переулки Ист-энда в поисках желаемого. К сожалению, это удобство означало, что нужно смириться с Себастьяном Уилксом и его смертельно скучной болтовнёй.

И всё же Шерлок предпочитал видеть светлую сторону (ну, не особо, но иногда это единственное, что останавливало его от совершения насилия), по крайней мере, Уилкс, в отличие от мерзкого Тревора на войне, не имел планов на его тело. Себастьян хотел только его мозги. Замысел заключался в том, чтобы Шерлок помогал Уилксу в его обширной коммерческой деятельности.

Честно говоря, Шерлок испытывал ещё большее отвращение от того, что его ум хотят использовать так прозаично, чем от сексуальных домогательств Тревора.

– Здравствуй, Уилкс, – наконец сказал он.

Уилкс уселся на барный табурет возле него.

– Привет. Было ужасно неудобно, но я получил твоё послание, и вот я здесь.

– Как великодушно, – сухо ответил Шерлок. – Ты принёс?

– Конечно. Но надо же отдать должное социальными условностям?

Шерлок отпил абсент, на этот раз намного медленнее.

Уилкс заказал себе виски и, похоже, угомонился.

– На самом деле, я вспоминал о тебе сегодня. Об университетских довоенных деньках. Ты же знал, как мы сильно тебя ненавидели?

Шерлок уставился на старый хронометр, висевший за баром. Железнодорожные часы ранней викторианской эпохи, решил он.

– Никогда не задумывался об этом, – ответил Шерлок.

– Ну, это имело смысл, так? Как же мы тебя презирали. Я имею в виду, ни один парень не хотел спуститься к завтраку и услышать, как ты объявляешь, что ночью он перепихнулся со шлюхой. Ты никогда не держал рот на замке.

В эту секунду Шерлок сжал рот очень сильно. Весь разговор навевал такую скуку, что он попытался мысленно отвлечься. Хоть на что-нибудь.

– «Чокнутый Холмс». Вот как мы тебя называли.

– Как оригинально. Разве что на самом деле мальчики из пансиона вас опередили.

– Рэлстон и некоторые другие всегда считали, что ты девственник и просто им завидуешь.

– У Рэлстона сифилис, мало чему завидовать, – огрызнулся Шерлок.

– Да ладно? Правда? – Уилкс усмехнулся, а затем внезапно сменил тему. – Ты при деньгах?

– Когда-то было иначе? – Шерлок протянул ему сложенные банкноты и в ответ получил маленький пакетик. Он тут же убрал его в карман. – Спасибо, Уилкс, – скучающим голосом произнёс он. – Уверен, ты очень занят, не смею тебя задерживать.

Уилкс безмятежно попивал виски.

– Ты обдумал моё последнее предложение? Я посчитал, раз уж оно связано с искусством, ты заинтересуешься.

Шерлок с трудом подавил зевок.

– Только потому, что я художник, ты подумал, что контрабанда антиквариата из Китая привлечёт меня? Как вообще работает твой крошечный умишко? – Он допил абсент. – Я обдумывал твоё нелепое предложение столько же, сколько и другие. Иными словами – ни секунды.

Вдруг Уилкс наклонился ближе, намного ближе.

– Знаешь, Шерлок, наше сотрудничество не вечно, однажды я устану от твоего высокомерия и стану продавать свои товары кому-нибудь ещё. В конце концов, у меня нет недостатка в покупателях.

– Делай, что хочешь. – Шерлоку налили ещё абсента, и он отпил. – Однажды я решу рассказать своему брату правду, когда он спросит, где я беру свои наркотики. Он будет недоволен. Майкрофт проявляет сильнейшую заинтересованность в моём благополучии.

Это было их обычное противостояние.

Через секунду Уилкс презрительно фыркнул, взял свой стакан и направился в другой конец бара.

Шерлок снова остался один.

Он потягивал свой напиток небольшими, медленными глотками, погрузившись в раздумья.

***

Впервые Шерлок начал бродить по тёмным улицам Лондона, когда ему было десять. Всякий раз, как он приезжал из школы, он удирал из дому, смехотворно просто, потому что на него никто не обращал внимания. Родители редко бывали дома, а прислуга не отличалась усердием. Если Майкрофт находился дома, что случалось крайне редко, нужно было лишь приложить чуть больше усилий.

Уйдя из дома, он просто шатался по улицам, переходам и закоулкам Лондона, выучивал их названия, впитывал дух города, запечатлевал его в самом сердце.

Следует признать, что эти прогулки не обходились без случайных происшествий. Не единожды он был благодарен своим нелепым длинным ногам и практиковался в умении давать дёру. Побег не всегда удавался, так что время от времени он получал синяки и царапины. Хуже всего было, когда он вернулся домой, и из его носа хлестала кровь, глаз заплыл и наливался всеми цветами радуги, а в зале наверху его ждал Майкрофт.

После этого Шерлок сбегал, только когда Майкрофта не было дома. (Прислуга всё ещё не отличалась усердием, даже после предупреждений).

Даже теперь он всё ещё гулял по ночным улицам: одинокая фигура в пальто, пошитом на заказ в качестве переделанной офицерской шинели, которую он так полюбил во время войны, – шатаясь по Лондону словно тень.

В эту ночь после чересчур большого количества абсента и, как обычно, изнурительной компании Себастьяна Уилкса, он бродил вдоль Темзы, склонив голову и убрав руки в карманы пальто. Во время ночных вылазок он тщательно осматривал город, делая мысленные заметки об увиденном, а затем вносил данные в свои чертоги разума. Всё это не имело смысла, он понимал, потому что он мог рисовать и без знания, сколько шагов нужно, чтобы пересечь Тауэрский мост, или где проститутки из Сохо отдыхают после работы за чашкой чая и бутербродом с беконом.

Всё это не имело смысла.

Конечно, только не для него: ему нужна пища для ума, иначе он просто взорвётся.

Немного устав, он остановился в середине моста и наклонился через парапет, вглядываясь в тёмные, бегущие воды внизу. Иногда, как например, в этот миг, Шерлока переполняла знакомая тоска, но он не мог её объяснить. Как будто он скучал по чему-то важному, и сам не знал, что это.

Шерлок не был глупцом, он осознавал свою исключительность и отлично понимал, что не найдёт предмет тоски на дне бутылки абсента или на кончике иглы. Но, положа руку на сердце, он не знал, что ещё поделать.

Лучше всего, конечно, помогало искусство. Скрипка. И даже алкоголь и кокаин помогали, хотя бы ненадолго.

Но в итоге ничего не могло прекратить чёрную меланхолию.

Шерлок всматривался в воду так далеко внизу и думал, что если его может излечить только полное исчезновение.

Он покрутил эту мысль немного, потому что на самом деле не хотел умирать, по крайней мере, так и не узнав, о чём же он тосковал. Он постоял ещё немного, затем закутался в пальто плотнее и побрёл обратно в студию.

Только там, в крошечной спальне, он достал шприц и белый порошок Уилкса. Может, этой ночью наркотики прогонят боль. Может, тогда он порисует. И может даже поспит перед рассветом. И ему снова приснится сон, в котором он встретит ласковый взгляд, присматривающий за ним, видящий его и знающий.

Шерлок любил этот сон.

Комментарий к Глава 8. Вечная ночь

*Джон Донн “Гимн Христу перед последним отплытием автора в Германию”, пер. Д. В. Щедровицкого, источник: http://www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=7982

*Туйон – главный компонент абсента: это галлюциноген, зачастую приводящий к неконтролируемой агрессии совместно с опьянением этим же напитком, которое по причине высокой крепости может произойти очень быстро. Эффект воздействия туйона далеко не в лучшую сторону отличает абсент от других алкогольных напитков. Абсент фактически был изгнан из многих стран мира: Швейцарии, США, Франции, Бельгии, Италии, Болгарии, Германии. Абсент стали называть наркотиком.

С 1930-х по конец 1980-х годов абсент существовал на полулегальном положении (преимущественно уничтожались довоенные запасы и контрабандные поставки из Англии)

========== Глава 9. Спиралью ввысь ==========

Джон готов уйти со своей войны, но не знает, куда.

Спиралью ввысь, всё шире и всё выше

(…)

Что было цельным, рушится на части*

– Уильям Батлер Йейтс

Джон, пока одевался, принял решение, что прогуляется через парк от их квартиры до офиса Майкла Стэмфорда. Мэри сочла это вздорной идеей, потому что стоял холодный, сырой день, а ему было хорошо известно, что в такую погоду болит плечо. Ну, он-то, конечно, знал, в конце концов, это же было его плечо. А даже если он и забудет о боли, Мэри ни за что не упустит возможности напомнить.

Исключительно из любви, разумеется.

О которой Мэри тоже напомнит ему.

Пока он стоял наклонившись и завязывал шнурки, из-за чего был в уязвимой позиции, она также отметила, что он мог бы поймать такси.

– Если на то пошло, – продолжала она, – нам стоит купить машину. Небольшую, так чтобы мы смогли с ветерком прокатиться по городу, когда захотим. Разве это не чудесно? – Она лишь отчасти сосредоточилась на разговоре. Основное внимание она уделяла печатной машинке.

Её аргумент, что прогулка в такой день – вздор, звучал неубедительно, потому что последние дни она все его действия и решения считала вздорными. Обстановка в квартире накалилась.

Если честно, он тоже лишь отчасти поддерживал их разговор. Его мысли были заняты предстоящей встречей со своим литературным агентом.

– Знаешь, – мягко сказал он, – не читай мне лекцию, с этим отлично справится Майкл.

Она выругалась себе под нос, но, похоже, не в его адрес, и потянулась за стирательной резинкой.

Не глядя на него, она сказала:

– С чего бы Майклу читать тебе лекции? Он не похож на любителя нотаций. – Затем она нахмурилась, и это точно предназначалось ему. – И я тоже не читала тебе лекцию.

Он знал, что она в это время испытывала большое напряжение. Её редактор из «Таймс» к концу дня ждал статью о роли женщин в послевоенной Британии, но всё же…

Очевидно, роль одной конкретной женщины сводилась к тому, чтобы раздражать его. Затем, как обычно, он ощутил укол вины за грубую мысль.

Джон слегка сжал губы, когда закончил с галстуком.

– Как я не раз уже говорил, мой крайний срок вышел две недели назад. Издатель недоволен, так что и Майкл не в восторге.

Мэри воспользовалась маленькой кисточкой, чтобы смахнуть крошки от резинки. Как только она закончила, то встала и подошла поцеловать его в щёку.

– Ты всё уладишь, Джон, – сказала она. – Кроме того, издательство заработало кучу денег на твоей первой книге, так что они подождут сколько нужно, чтобы ты дописал вторую.

Он сдержал вздох, поскольку вздохи порой раздражали. При этом он не упомянул, что ни наличие большего времени ни/или пропущенные сроки не были худшим из зол. Майкл Стэмфорд считал, что Джон вообще пишет неправильную книгу. Издательство ждало ещё одну книгу о войне, однако Джон Уотсон покончил с этой частью своей жизни и не собирался к ней возвращаться. Несмотря на внушительный аванс.

Мэри уже вернулась к машинке, её пальцы порхали над клавишами.

– Передавай Майклу привет, – пробормотала она.

Джон взял свой макинтош и шляпу, а затем молча вышел из квартиры. Он с облегчением вздохнул, оказавшись в одиночестве, и из-за этого задумался, когда же между ними всё стало так натянуто. По правде говоря, их отношения никогда не были простыми: они просто и небрежно окунулись в них с головой. А теперь, десять лет спустя, не знали, что делать дальше.

Он встретил Мэри ещё в госпитале, когда врачи спасали его руку и пытались понять, почему его неповреждённая нога иногда работает не так как надо. Сейчас руку покрывали шрамы, но в целом она была в порядке (кроме той проклятой боли от холода и сырости). Состояние ноги было переменчивым, и он время от времени пользовался ненавистной тростью.

Когда они познакомились, Мэри работала младшей репортёршей в местной газете и искала интересные (и предпочтительно душераздирающие) истории от раненых солдат. Он смотрел на то, как она передвигается между мужчинами на террасе, болтая и улыбаясь с очарованием, слишком деловитым для девушки восемнадцати лет.

Джон был впечатлён. Наконец, она добралась до него, сидящего в одиночестве в коляске у окна. Так совпало, что в то же время медсестра принесла ему посылку с почты. Она была от Майкла Стэмфорда, и когда Джон неловко вскрыл её, внутри оказался его ежедневник, который он оставил среди своих вещей в тот последний день.

Он держал в руках маленькую книжку и плакал.

Мэри смотрела на него какое-то время, а затем начала говорить. Она хотела прочитать, что он написал, но он просто покачал головой.

Их отношения развивались быстро: два молодых одиночества, ищущих, где бросить якорь в мире, в котором, похоже, больше не осталось безопасных гаваней. Когда он, наконец, выписался, и ему некуда было пойти, оказалось просто естественно начать жить вместе. Мэри была либеральной женщиной, которая не ожидала обычного жизненного уклада и не нуждалась в нем. Джон иногда подумывал, что хотел бы чего-то размеренного, но дальнейшие мысли об этом вызывали у него лишь тошноту.

Так что теперь, спустя почти десять лет, они были всё ещё вместе, хоть их отношения и дали трещину. Они жили вместе по привычке. В самом деле, они вели обыкновенную жизнь, только без оформления брака, и это совершенно не было пределом их мечтаний.

Как и предсказывала Мэри, прогулка через Гайд Парк оказалась неприятной, несмотря на макинтош и шляпу. Но пока плечо не заболело, Джон не очень расстраивался. Вообще-то было даже неплохо столкнуться с физическими нагрузками.

И всё же он был рад дойти до здания в георгианском стиле, в котором располагался офис Стэмфорда. Он остановился на входе, чтобы снять дождевик и шляпу, повесить их, а затем улучить момент и рассмотреть увеличенную копию обложки его первой книги, висящей в рамке на стене, среди других достижений клиентов Стэмфорда. «КАК СЛАВНО ПАЛИ ХРАБРЕЦЫ» Джона Х. Уотсона. Победитель конкурсов. Бестселлер. Его жизнь.

Сразу после публикации книги и последовавшей шумихи Джон продолжал писать короткие рассказы и литературные обзоры, но больше всего он сосредоточился на новом романе.