Текст книги "До ее смерти осталось сто дней (СИ)"

Автор книги: Mia_Levis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Блядь! – раздраженный вскрик удалось услышать раньше, чем различить в слабом освещении человеческий силуэт. Когда пыль немного улеглась, Гермиона окончательно убедилась, что ее предположение оказалось верно – на ковер ступил Драко. – Поотрывать бы головы этим эльфам… это же надо… весь в золе… – сердито бормотал он, неловко отряхиваясь и явно с трудом стоя на ногах. Первый же шаг едва не привел к досадному падению, но Малфою все же удалось схватиться за резной столик.

– Эльфы здесь ни при чем. Просто перемещения по каминной сети нежелательно совершать в состоянии алкогольного опьянения, – лекторским тоном провозгласила Гермиона. Мерлин, что за наказание! Судьба явно сегодня решила сталкивать их лбами. Только удалось забыться и успокоиться.

– Грейнджер! – расплывшись в улыбке, пробормотал Драко. – Моя крошка Грейнджер ждала меня, как верная жена. Это так трогательно.

– Я читала, Малфой, – Гермиона фыркнула, страдальчески закатывая глаза. Теперь она испытывала совершенно разные чувства: с одной стороны хотелось сбежать от греха подальше, с другой – было любопытно.

– Хм, это что-то новенькое… – издевательски протянул Драко, подходя ближе. Веселья в его взгляде больше не было. Наоборот, он смотрел напряженно и как-то изучающе. Гермиона, словно завороженная, наблюдала, как медленно он поднял руку, проводя кончиками пальцев по ее скуле, обвел контур губ, сделал еще один небольшой шаг. Теперь они касались телами и дышать сразу стало тяжело – горячо. Больно… Невыносимо… – Грейнджер, не уходи сейчас, ладно? Ты не можешь сейчас уйти…

========== Часть 18.2 ==========

– Малфой, тебе не стоило пить, – прошептала Гермиона, тяжело сглотнув. А что ей еще было ответить на его просьбу? Ведь правильнее было бы, конечно же, уйти. Убежать отсюда, закрыться в комнате на все засовы и возможные заклинания, только бы вновь не оказываться рядом с Драко, не терзаться мучительными сомнениями и угрызениями совести. Но мысли мыслями, а в слова их облечь у Гермионы не выходило, как будто сказать сейчас “нет” и уйти – это тоже предательство. Теперь, зная Малфоя лучше, она слишком хорошо научилась определять, когда он нуждался в ней. И даже в те моменты, когда он пытался маскировать эту потребность за грубостью или демонстративным равнодушием, Гермиона чувствовала, что на самом деле все не так. Она была необходима ему. Да, временно. Лишь эти несколько проклятых месяцев, когда у них не было выбора, когда чья-то чужая воля вынудила их находиться рядом. Потом все, конечно, вернется на круги своя, но сейчас… Разве можно уйти сейчас?

– Не стоило? – Малфой хмыкнул, рассеянно погладил Гермиону по предплечью кончиками пальцев, а потом и вовсе обессиленно уронил голову ей на плечо. – Грейнджер, черт возьми, ты как моя мамочка. Мне не стоило вообще находиться здесь, знаешь ли. И тебе тоже не место здесь. Мерлин, ты могла когда-то предположить, Грейнджер, что будешь жить со мной под одной крышей? Это просто издевательство… Понимаешь? Все это… – Драко неопределенно взмахнул рукой, а потом резко отстранился. Недоуменно свел брови, будто бы и сам удивился своему порыву, запустил пальцы в разметавшиеся волосы и упал в ближайшее кресло. – Ладно, уходи, Грейнджер. У меня был паршивый вечер, не делай его еще хуже.

– Помнится, минуту назад ты просил меня остаться, Малфой.

– Я передумал, Грейнджер, ясно? Вот так взял и передумал, – Драко раздраженно поджал губы и принялся поправлять манжеты рубашки. Впрочем, движения получались неловкими, пальцы не слушались, и это еще сильнее разозлило Малфоя. Он чертыхнулся, вскинул лихорадочно горящий взгляд на Гермиону и прошипел: – Ты все еще здесь?

– Да, я все еще здесь. И не смотри на меня так, не я заставляла тебя напиваться, – Грейнджер сейчас чувствовала себя на удивление уверенно. Вот такой Драко – неуклюжий, несчастный и растерянный – совсем не пугал. Эта была его другая грань – еще совсем мальчишки и, Мерлин свидетель, Гермионе сотни раз приходилось отчитывать Гарри и Рона, когда они тоже вели себя грубо и вызывающе, прикрывая этой показухой истинные чувства. – Посиди, я принесу тебе зелье. Не думаю, что ты сейчас в состоянии добраться до своей комнаты.

– Брось, Гермиона, – тихий голос Драко нагнал ее уже на пороге, и Грейнджер вздрогнула, шумно втянув носом воздух. Он так редко говорил “Гермиона”, и всякий раз это лишало самообладания. Словно переход через невидимую черту, за которой они не враги, а кто-то… Мерлин, кто же? – Не нужно мне никакое зелье. Я хочу быть пьяным. Хочу отключиться к чертям и ничего не чувствовать, понимаешь?

– Драко… – Грейнджер медленно обернулась, отчаянно кусая губы. Она не хотела этого видеть. Это Драко Малфой. Слизеринец, слуга Волдеморта, человек, которого она ненавидела или должна была ненавидеть. Кому нужны эти воспоминания? Зачем им эти проклятые минуты боли, разделенные напополам? Как потом воевать друг против друга, зная, что слизеринский принц не такой уж и холодный и тоже способен испытывать человеческие эмоции?

– Ничего ты, Грейнджер, не понимаешь, – Драко пьяно хмыкнул, устало потирая переносицу.

– Не понимаю? Господи, да я же тоже по уши во всем этом дерьме! – Гермиона и сама не знала, почему небрежное замечание так разозлило ее. Если Малфою хочется играть роль великомученика, то так тому и быть. Но разве ей, Гермионе, было легко? Кому, черт бы его побрал, сейчас легко? – Может, Малфой, мне тоже напиться и жаловаться на свою жизнь? Или ты считаешь, что находиться в твоем доме то, о чем я мечтала? Да меня тошнит от всего этого, как ты не понимаешь? Нас с тобой просто упрятали здесь, не объяснив ничего. Но это не моя вина! Я не просила защищать меня! Я не хотела этого! – Гермиона и сама не поняла, когда успела подойти к креслу, исполненная праведного гнева. Ярость, усталость, неопределенность, потаенные страхи – все это смешалось, забурлило и вырвалось наружу, сминая под своим напором и сдержанность, и рациональность. Рано или поздно это должно было случиться, но Гермиона никогда не думала, что взрыв произойдет вот так – от нескольких неприятных слов Малфоя, в самое темное время перед рассветом. И еще она не могла и предположить, что ее монолог прорвет плотину терпения Драко. Разве думала она, что может быть хуже, страшнее и опаснее, чем уже было? Но Малфой удивил новой гранью – в который раз – одним резким движением поднявшись на ноги, вынуждая Гермиону отшатнуться. Он был зол. Чертовски, безумно зол.

– Грейнджер, – от преувеличенно мягкого тона захотелось закричать. Так говорил Люциус тогда, в Министерстве, сплетая воедино елейные интонации и смертельную угрозу. Как же Драко сейчас был похож на отца… – А кто же виноват, Грейнджер? Неужели ты не понимаешь, что тебя берегут, потому что ты необходимая фигура в шахматной партии? Ты же подруга Поттера, помнишь? Для тебя отведут какую-то героическую роль, позволят тебе либо тешиться в лучах славы, либо умереть страшной, мучительной смертью в бою. Ты готова умереть, Грейнджер?

– Замолчи! – Гермиона изо всех сил прижала ладони к ушам, только чтобы не слышать. Хватит! Хватит, мать его, произносить вслух то, что и так пугало ее долгими, бессонными ночами!

– Нет, ты меня выслушаешь! – Драко так больно дернул руки вниз, что на мгновение Гермионе показалось, что он вывихнул ей плечевые суставы. Она не смогла сдержать всхлип и несколько слезинок, сорвавшихся с ресниц. Но Драко это не остановило. Это и правда был паршивый вечер, так почему бы не превратить его в такую же ночь, утро, день, в череду отвратительных, вязких и душных недель? Пусть будет так! К черту все, и так все рушится, а держать на плечах осевшие стены собственной жизни просто больше не было сил. – Ты, Грейнджер, ведь понимаешь, что нам не удастся просто отсидеться здесь и вернуться в мирный Хогвартс. Мы будем с тобой убивать. Я буду убивать твоих друзей, снова и снова. Пока не умру сам или пока не умрет последний из вас. Такова жизнь, это наше будущее. И ты виновата, ты охренеть как виновата, потому что из-за тебя мы здесь! В этой конченной иллюзии, где так легко поверить, что война – это где-то в другом мире и что твоя грязная кровь – это тоже неважно. А это важно! Это важно, ты меня понимаешь, мать твою, Грейнджер?! – Драко склонился совсем близко, обжигая горячим дыханием дрожащие, потрескавшиеся губы Гермионы. Одну руку он запустил ей в волосы, больно оттягивая голову назад, вторую – положил на талию, привлекая к себе. Хотелось сломать ее, словно надоевшую куклу. Разорвать на куски, причинить боль. Мерлин, как же все-таки тяжело!

– Я понимаю, Драко, – шепотом ответила она. И правда понимала. Никто и никогда не давал ей забыть о ее месте в магическом мире. – Потерпи, скоро мы вернемся. И там снова все будет реально. И ты, возможно, убьешь моих друзей. А, может быть, и меня. Хотя ты не убийца, Драко. Что бы ты ни говорил, но ты не убийца. Это не твоя война, – Гермиона и сама не понимала, зачем говорит это. Драко пьян, его глаза даже в неверном приглушенном свете горели такой испепеляющей яростью, что Гермиону мутило от ужаса. Вряд ли ее слова были способны успокоить его.

– А у меня нет выбора, Грейнджер. И у тебя нет. Чья бы это ни была война, мы слишком погрязли в ней, чтобы выбраться без последствий. Ты и сама это знаешь.

– Знаю. Я знаю, Драко, – голос Гермионы дрожал, по щекам медленно текли слезы. Им обоим было слишком мало лет, чтобы умирать. Слишком рано ненавидеть. Слишком страшно принимать решения, от которых зависели чьи-то судьбы. Быть может, в другой, какой-то правильной реальности, они бы могли быть друзьями. А почему бы нет? Возможно, в идеальном мире они бы сейчас усваивали верные принципы и моральные устои, решали бы совсем невинные подростковые проблемы. Но это были лишь мечты, а реальность – она другая: мрачная, пугающая, безнадежная. И как же плохо сейчас было Гермионе от осознания, что все слова Драко – правда, что им действительно придется перепачкаться в крови – своей и чужой – с ног до головы. Никакого выбора или путей отступления – все это иллюзии, лживые утешения учителей и собственные нелепые миражи. А на самом деле – только едкий ужас и понимание, что скоро, совсем скоро наступит тот переломный момент, который определит победителей и проигравших.

– Не плачь, Грейнджер, – тихо прошептал Драко, вырывая Гермиону из мутного омута болезненных мыслей. Она несколько раз моргнула, задержала взгляд на влажных губах Драко, – совсем близко, какой-то призрачный дюйм – и сделала наибольшую глупость за всю свою короткую жизнь. Зажмурилась, поддалась вперед и прижалась своими дрожащими губами к теплым губам Малфоя. Одно короткое мгновение, едва ощутимое касание – такое быстрое, что можно было усомниться в его реальности. Только бы почувствовать, что они оба живы. Еще живы и в данный момент не враги. Кто угодно, но не враги.

– Я… – Гермиона испугалась. Конечно же, испугалась. Мерлин, она сама поцеловала Драко Малфоя! И неважно, насколько нелеп и невинен был этот поцелуй. Какая разница, каков размер вины, если она в любом случае существует? – Поздно уже, я пойду.

– Ты не умеешь целоваться, Грейнджер, – Драко как будто не услышал последней фразы. Убрал прилипшую к щеке прядь каштановых волос, невесомо обвел контур лица, положил большой палец на нижнюю губу Гермионы, вынуждая немного приоткрыть рот. – Совсем ничего не умеешь еще.

Даже спустя долгие месяцы Гермиона так и не смогла бы объяснить, почему не разозлилась тогда. Господи, да она же стояла, словно каменная статуя! Она не сказала Малфою, что это не его дело, не оттолкнула руку, позволяя ему снова и снова обводить ее губы кончиками пальцев, и задыхаясь от абсолютно крамольной неприличности этого действия. И даже когда Малфой привлек ее к себе, она не сказала ни единого слова, хотя он и дал ей возможность остановиться. Возможность, которой она не воспользовалась.

Гермиона только шумно, как-то обреченно всхлипнула, когда Драко поцеловал ее в уголок рта. А потом и вовсе мертвой хваткой вцепилась в его плечи, чувствуя, что падает, падает, падает… Словно Алиса в кроличью нору, погружается в свое личное Зазеркалье, где она и Драко Малфой могли позволить себе целоваться и не испытывать чувства вины. Вот так отчаянно, сминая мягкую плоть губ, переплетаясь языками и задыхаясь от нехватки воздуха. В этом их мире не было войны, разного положения в обществе и противоположных ценностей. Какие же это глупости, когда на кону стоят человеческие жизни, когда впереди алым маревом маячит вероятность погибнуть самим или потерять всех близких и любимых!

А потом Драко неловко упал в кресло, стоящее позади, увлекая за собой Гермиону. Ее испуганный вскрик потонул в поцелуе, а спустя мгновение она уже снова забыла, где находится и что ей-то совсем не пристало вести себя так распущенно. Это ведь Малфой был пьян, это его губы терпкие от вина. И, наверное, именно поэтому он сейчас не думал о чистоте крови, о том, что держит в объятиях магглорожденную. Но ведь она, Гермиона, помнила обо всем и, несмотря на это, продолжала гладить твердые плечи и неуклюже отвечать на поцелуи, и вжиматься каждым изгибом в тело Малфоя, как будто вся жизнь их зависела от степени близости. Стыдно будет через несколько часов, когда наступит новый день – такой же, как череда предыдущих. А сейчас ей было все равно.

– Грейнджер, – выдохнул Драко, целуя ее в шею, прикусывая тонкую кожу. Он как будто пытался напомнить сам себе, что это Гермиона, гриффиндорская заучка и подруга Поттера, но это не помогало. Он хотел ее до ломоты в суставах, до шума крови в ушах, и вряд ли что-то могло бы сейчас оторвать его от нее. Даже если весь мир обрушится в преисподнюю.

Драко как раз увлек Гермиону в очередной поцелуй, выводя замысловатые узоры на ее дрожащей спине, когда в камине послышался приглушенный треск. Грейнджер резко дернулась, неуклюже вскочила с коленей Малфоя и, за мгновения до появления Нарциссы и Люциуса, одернула свитер и пригладила взъерошенные волосы. Сердце ее отбивало безумный ритм, а щеки залило румянцем, но она все-таки нашла в себе силы выдержать недоуменные взгляды. Впрочем, стоило отдать должное чете Малфоев – они быстро нацепили на лица привычные равнодушные маски, а еще через мгновение Люциус растянул губы в неестественной улыбке и преувеличенно вежливо произнес:

– Мисс Грейнджер, какой сюрприз! Не думал, что увижу вас в такой час.

– Да, я здесь… – Гермиона запнулась, скосив взгляд на довольного, словно сытый кот, Малфоя. Тот сидел в кресле, спиной к камину, скрытый от взглядов родителей, и, кажется, по-настоящему наслаждался двусмысленностью ситуации. Такую беспечность Гермиона списывала на алкоголь, который еще явно не выветрился из его головы, но, черт возьми, он думал хоть как-то ей посодействовать и дать знать о своем присутствии? – Я…

– Мы с мисс Грейнджер обсуждаем прием, папа, – Драко вклинился в разговор, медленно поднимаясь и становясь возле Гермионы. Второй раз за ночь Малфои на короткое мгновение утратили самоконтроль. Винить их за это, конечно, было нельзя: такая странная компания глубокой ночью и правда производила шокирующее впечатление. Гермиона едва сдержала истеричный смешок, представив, что бы произошло, если бы они с Драко не успели прервать поцелуй. Мерлин, чем только думали?

– О, понимаю. Мне, правда, казалось, что ты, Драко, хотел сразу лечь, – протянул Люциус, – но раз мисс Грейнджер так удачно оказалась здесь…

– Да, очень удачно, – Драко улыбнулся и добавил: – Впрочем, я уже действительно иду спать. Доброй ночи, мама, отец, – Малфой коротко кивнул родителям, повернулся к Гермионе и сухо произнес: – Спокойной ночи, мисс Грейнджер.

– Спокойной ночи, – на грани слышимости пробормотала девушка. Она не смотрела, как Драко вышел из комнаты. Просто знала, что шел он медленно, старательно пытаясь не шататься и сохранять гордую осанку. Чертов холодный принц, мгновенно надевший маску хладнокровного чистокровного слизеринца. Ей бы тоже хотелось так – мгновенно переключаться, словно щелкнув каким-то магическим выключателем. Но у нее не выходило. Никогда не выходило. Уже сейчас Гермиона знала, что так и не уснет, потому что всего этого было слишком много для нее. Слишком много перемен, осмыслить которые она просто не успевала или, скорее, не решалась.

========== Часть 19 ==========

Небо медленно светлело, минута за минутой, пока не стало грязно-серым. Ветер гнал облака, сплетая их в причудливые фигуры – то разрывая на рваные клочья, то соединяя в аляповатые формы. Небеса грозились вот-вот пролиться дождем, настоящим ливнем и спрятать за своим покровом этот паршивый осенний рассвет. И вот тогда-то Гермиона обязательно ляжет спать и не встанет до следующего дня, только бы вычеркнуть еще одни проклятые сутки из своего календаря. Но дождь все не начинался, и Грейнджер упрямо сидела на холодном подоконнике, подтянув колени к груди. Ее колотил озноб, и ей стоило бы надеть теплый свитер или укутаться колючим шерстяным пледом, чтобы прогнать холод, который, кажется, проник уже в самые кости, превращая Гермиону в неловкую куклу. Теперь даже пальцы не гнулись, не удавалось сжать ладони в кулаки, поэтому Грейнджер бросила попытки, выводя на гладкости стекла руны своими заледеневшими бледными пальцами. Еще бы ей стоило выпить зелье, потому что лицо, в отличие от тела, пылало, и каштановые пряди на затылке взмокли от пота – и Гермиона знала, что у нее вновь температура. Это было обидно до слез – еще один нюанс в целой череде неприятных событий. Еще бы, наверное, стоило доделать уроки и написать друзьям письма. Стоило бы прекратить вновь и вновь возвращаться мыслями к Драко и всему, что между ними произошло. Гермиона все это понимала! Конечно, понимала, но не могла сдвинуться даже на дюйм, отвести взгляд от мрачного пейзажа за окном. Здесь, спрятанная в глубокой нише, она чувствовала себя хотя бы в иллюзии безопасности. Словно неуклюжий пингвин в стеклянном шаре – такой стоял у Гермионы дома и совсем маленькой она могла часами завороженно следить за белоснежной метелью внутри. А потом, одним душным июльским вечером, шар разбился случайно – и фигурка крошечного пингвина больше не была защищена. Теперь же и Грейнджер чувствовала себя так же – в ненадежном укрытии, хрупком, словно хрусталь, готовый рассыпаться пылью от любого неосторожного касания.

Небо все сильнее темнело, ветер яростно гнул к земле горчично-желтую траву, и она переливалась волнами, будто огромное потревоженное животное. Гермиона поймала себя на мысли, что хочет на улицу – бежать босой по мягкому вереску, скользкому от росы. Хочет раскинуть руки и ловить тяжелые первые капли дождя расстрескавшимися зацелованными губами. И кричать – громко, до сорванных связок, до боли в груди и отчаянного стука крови в висках. Может быть, так она получит ответы на целый рой вопросов? Может, Бог слышит только крик, а горячечный шепот полночных молитв давно стал обыден за сотни и сотни веков? Ей ведь так мало было нужно – лишь знак, куда идти дальше, и как уберечь сердце от новых ран. Лишь понимание, какой путь верен, а какой в итоге приведет ее к гибели.

Грейнджер понимала, насколько это нелепо. Она не Луна, которая может позволить себе что угодно и заслужить лишь снисходительные смешки. Кроме того, она все еще не до конца здорова, а слечь с воспалением легких – верный шаг к приобретению дополнительных проблем. Но желание оказалось настолько острым, будто неконтролируемое помешательство, и Гермиона все же уступила. Уже через секунду она оказалась в коридоре и бросилась к лестнице с такой скоростью, будто за ней гнались все демоны из преисподней. И плевать, что голова кружилась, а ватные ноги то и дело подгибались – только бы оказаться подальше, вне этих стен. Не видеть Драко. Не думать о Драко. Не думать. Не думать. Не думать!

– Мисс Грейнджер, – тихий оклик настиг Гермиону уже возле входной двери. Она так и не успела положить пальцы на дверную ручку, а лишь обреченно замерла, сделала глубокий вдох и обернулась. Нарцисса Малфой даже в такую рань выглядела потрясающе – элегантная, опрятная, прямая, словно проглотила палку. Взгляд у нее был абсолютно нечитаемым, улыбка строго дозирована – немного приподнятые уголки губ, должно быть, демонстрировали вежливость.

– Доброе утро, миссис Малфой, – Гермиона попыталась улыбнуться также – едва-едва. На деле получилась какая-то жалкая гримаса и пришлось мысленно признать, что чистокровные маги в кое-чем все-таки были лучше, чем остальные. В искусстве лицемерить. И еще стоило отдать Нарциссе должное: нескольких часов сна ей вполне хватило, чтобы вновь выглядеть великолепно. Гермиона боялась даже думать, какой сейчас вид у нее самой. В конце концов, она еще даже не ложилась.

– Вы куда-то торопитесь? – слегка изогнутая бровь, голова склоненная влево на один с четвертью дюйм. Это, видимо, у Нарциссы означало “ты же знаешь, что тебе никуда нельзя ходить одной, глупая девчонка”. Вежливый, но вполне прозрачный намек.

– Хотела подышать свежим воздухом, – пожав плечами, ответила Грейнджер. Улыбаться в этот раз она не стала: ее мутило и ничего путного из этого все равно не вышло бы. Разговаривать с матерью Драко было странно, ведь впервые за все время пребывания Гермионы здесь та проявила к ней какой-либо интерес. С чем это было связано Грейнджер уже догадывалась, но старалась прогнать неприятные мысли.

– Дождь скоро будет, – протянула Нарцисса, задумчиво сведя брови. И, не дав сказать и слова, добавила: – Выпьете со мной чаю, мисс Грейнджер?

– Я… – Гермиона на мгновение замялась. У нее была температура, после бессонной ночи она и так едва стояла на ногах, а неясный порыв и пробежка по коридору и вовсе лишили последних сил. Осталось одно опустошение и желание упасть на кровать и не просыпаться как можно дольше. Желательно до Рождества. Но еще она чудесно знала, что просьба Нарциссы из тех, на которые не говорят “нет”, а иллюзорный выбор – лишь дань вежливости. – Я с удовольствием выпью с вами чаю, миссис Малфой.

– Вот и хорошо, – Нарцисса улыбнулась и склонила голову, выражая одобрение. Гермиона впервые поняла, что эта женщина тоже истинная Малфой – множество масок, сотни личин и никогда не отгадаешь, с какой улыбкой тебе всадят кинжал в спину. – Давайте пройдем в белую гостиную.

– С удовольствием, – Грейнджер послушно пошла вслед, стараясь держать спину ровно и не шататься из стороны в сторону, словно пьяный матрос. Белая гостиная – комната, напоминающая больничную палату. Стерильная, сверкающая чистотой – Гермиона зябко обхватила себя за плечи, войдя внутрь. В такой обстановке ее неряшливый внешний вид еще сильнее бросался в глаза и, Мерлин свидетель, Нарцисса Малфой выбрала эту гостиную как раз-таки, чтобы сразу получить преимущество. Как будто у нее их и так было недостаточно.

– Буду говорить с вами откровенно, мисс Грейнджер. Я не была в восторге от вашего прибытия в Малфой-мэнор, – спустя долгие минуты напряженного молчания все-таки заговорила Нарцисса. Гермиона даже расслабленно выдохнула, не осознавая, что все это время нервно задерживала дыхание.

– Скажу откровенно, что я тоже не испытывала особой радости, – тихо ответила Грейнджер и глотнула прохладного чая из крошечной чашечки. Может, конечно, и стоило держать язык за зубами, но честность за честность. Да и вряд ли для кого-то в этом доме было секретом, что Гермиона по другую сторону баррикад.

– Хм, вы смелы, мисс Грейнджер, – Нарцисса хмыкнула и впервые за время беседы в ее голубых глазах мелькнуло что-то, напоминающее заинтересованность. – Сейчас я думаю иначе. Вы плодотворно влияете на моего сына.

– Боюсь, я не очень понимаю…

– Дослушайте до конца, Гермиона. Вы не против, если я буду называть вас Гермиона? – поинтересовалась Нарцисса, ставя чашку на круглый белоснежный столик. Впрочем, ждать ответа она не стала, заговорив снова: – В первую очередь я мать. Потом уже жена, волшебница, последовательница Темного Лорда или кто-то еще… Я не буду вас убеждать в невиновности Люциуса или в моей, не буду врать и говорить, что прониклась к вам теплыми чувствами. Это неправда. Я жду не дождусь, когда вы покинете этот дом и, уверена, вы хотите того же. Но Драко относится к вам… неплохо. Я долго наблюдала, чертовски долго, Гермиона. Я многое вижу, ведь даже у стен есть уши и глаза, знаете?

– Миссис Малфой… – изумленно выдохнула Грейнджер. Мерлин, неужто это то, о чем она подумала? Ах, почему же так болит голова и так сложно понять суть сказанных слов?!

– Не смущайтесь. Ваша личная жизнь останется втайне, я даю вам слово. Кроме того, это непосредственно касается моего сына, а его безопасность для меня на первом месте. К сожалению, Люциус слеп. Он хочет верить, что победа Темного Лорда – решенное дело. Я, к счастью или к сожалению, значительно большая реалистка и вполне предполагаю, что мистер Поттер, имея мощную поддержку, может оказаться серьезным противником. Думаю, шансы в этой войне у нас всех равны и во многом зависят от удачи. В случае проигрыша я готова умереть. Я прожила достаточно, но вы, Гермиона, и мой сын еще очень молоды. Мне бы хотелось, чтобы при любом раскладе я была уверена, что с моим ребенком все будет хорошо. Вы имеете влияние на Гарри Поттера, я могу рассчитывать на услугу Темного Лорда за некоторые прошлые заслуги. Вы понимаете, о чем я? – Нарцисса заинтересованно склонила голову, рассматривая Грейнджер, будто музейный экспонат. Гермиона попыталась – честное слово, попыталась! – надеть на лицо беспристрастную маску, спрятаться за ней, но у нее ничего не вышло. Мозг, кажется, кипел – и от лихорадки, и от количества новой информации. К горлу подкатывала тошнота, желудок нещадно скручивало спазмами, а глаза слезились, словно от едкого дыма. Все слова Нарциссы доходили до воспаленного сознания с запозданием, словно далекое эхо, и Гермиона с трудом пыталась все-таки разобраться, в чем же суть этого монолога и что ей требуется ответить, чтобы наконец-то ей позволили уйти в свою комнату. – Вам плохо?

– Я вас не понимаю, – нелогично ответила Грейнджер, проигнорировав второй вопрос. Мерлин, да почему ей так плохо! Чертов Малфой с его ночными приключениями!

– Я объясню, – тотчас же отозвалась Нарцисса. – Я хочу заключить с вами сделку. В случае победы Гарри Поттера вы добьетесь, чтобы мой сын не лишался денег и поместья, не становился изгоем. – Заметив, что Гермиона собирается возразить, Нарцисса подняла руку, пресекая любые вмешательства, и продолжила: – Только не говорите, что это не в ваших силах. Мы обе чудесно знаем, что в случае победы Золотое Трио будет считаться национальными героями, не так ли? Вам вполне удастся сделать это для Драко. Я же, в свою очередь, поклянусь вам, что в случае победы Темного Лорда вы будете живы и свободны.

– Свободны? – недоуменно уточнила Гермиона, вычленив из всей этой нелепой тирады единственное слово, особо сильно резанувшее слух.

– Конечно, Гермиона. Темный Лорд либо убьет магглорожденных, либо сделает их рабами. И я бы еще поспорила насчет того, какая из этих участей страшнее. Вы же умная девушка, я уверена, что вы понимаете, насколько рискуете, – Нарцисса снисходительно улыбнулась и перевела взгляд на один из портретов, на котором похрапывал кто-то из предков Малфоев. Гермиона же сильно потерла виски, пытаясь сконцентрироваться. Предложение было настолько неожиданным, что Грейнджер даже на несколько секунд предположила, что, возможно, это какой-то неудачный розыгрыш. Но вряд ли бы Нарцисса Малфой тратила свое время на шутки, а значит, необходимо было что-то ответить…

– А мои друзья, родители? Им вы поможете тоже?

– Нет-нет, Гермиона. Я не благотворительный фонд, – холодно ответила Нарцисса, деловито расправляя небольшую складку на длинной темно-синей юбке. – Я в любом случае постараюсь обеспечить благополучие своему сыну. Вы просто один из возможных вариантов. Откажетесь вы – будет кто-то другой.

– Я вынуждена отказаться, миссис Малфой, – Гермиона не стала ждать, пока Нарцисса договорит. Ярость клокотала в горле, хотелось высказать все, что она думает о вот таких подлых сделках. Это надо же предложить подобное! Неужели эта женщина и правда думала, что Гермиона Грейнджер будет готовить себе пути отступления и запасной плацдарм на случай поражения?! Да она лучше умрет, чем продастся. – Вам и правда стоит поискать кого-то другого. А сейчас, с вашего разрешения, я пойду к себе.

– Да, конечно, мисс Грейнджер, – возвращаясь к официальному обращению, спокойно ответила Нарцисса. И только когда Гермиона была на пороге, она тихо добавила: – Мир не черно-белый, девочка. Если ты этого не поймешь, то плохо кончишь. И если передумаешь – просто скажи.

Гермиона ничего не ответила. В комнате она медленно съехала по двери, дрожащими руками обхватывая колени, и наконец-то зарыдала. По оконному стеклу равномерно барабанил дождь.

========== Часть 20 ==========

Драко сидел в кресле, расслабленно положив руки на подлокотники и постукивая по ним длинными пальцами. Пламя в камине беспокойно металось, то слабо тлея алыми искрами, то буйно разгораясь. Отсветы огня выхватывали фигуру Драко из мрака, золотили бледную кожу, превращали светлые глаза в бездонную черноту. А еще в таком освещении была отчетливо видна метка на предплечье, словно предупреждение об опасности, призыв бежать как можно дальше, не оглядываясь. Но Гермиона наоборот подходила все ближе и ближе, пока не застыла просто перед креслом – напряженная, как готовая лопнуть струна.

– Иди сюда, – тихо произнес Драко, скользя взглядом по каждому изгибу ее тела. Оценивающе и бесстыдно, словно выбирая проститутку в дешевом лондонском борделе. На Гермиону никто и никогда так не смотрел, потому что она не была такой. Не была ни грязной, ни порочной, ни развратной. Гордость факультета и всей школы, верная подруга, славная дочь, хорошая девочка – вот это Гермиона Грейнджер. И ей бы возмутиться из-за этой полупросьбы-полуприказа Малфоя, стереть с его лица наглое выражение, но даже этого она не могла. Не хотела. И уже в следующее мгновение она сделала последний шаг, склонилась над Малфоем, крепко обнимая его за шею и путая пальцы в светлых волосах на затылке.

– Я ненавижу тебя, Малфой, знаешь? Я тебя ненавижу, – одними губами пробормотала Грейнджер. Тот в ответ лишь хмыкнул, – ледяной слизеринский ублюдок – и, больно сжав длинными пальцами хрупкую шею, привлек Гермиону еще ближе, вынуждая прогнуться в пояснице и едва не рухнуть к нему на колени.

– Мне плевать, знаешь? – Драко еще сильнее сдавил шею, завороженно наблюдая, как дрожат Гермионины губы и влажно блестят в полумраке глаза. Такая близкая и доступная. Делай с ней что хочешь – не возразит. Одинокая слезинка все-таки сорвалась с длинных ресниц, замерцала на щеке, и Драко не сдержался – слизнул ее, провел языком по шелковистой коже, очертил контур губ, толкаясь в жаркую глубину рта. Гермиона позволила ее целовать, обмякла безвольной тряпичной куклой, и Малфой поспешил усадить ее себе на колени. Прижал к себе, надавил второй рукой между лопаток, стремясь полностью растворить ее в себе, поглотить, не оставив от прежней Гермионы ничего. Она же чувствовала теперь лишь пьяное головокружение, напоминая себе крошечную деревянную щепку, закрученную в водоворот. Темнота накатывала штормовыми волнами все чаще и чаще, сменяя алую огненную реальность, в которой было лишь пламя в камине, горький вкус чужих губ и болезненные прикосновения вражеских рук. И когда чернота поглотила ее полностью, проникла успокоительной невесомостью в каждую пору, жестокий ублюдок Малфой вырвал ее в реальность. Конечно, как же иначе? Чистокровный мальчик еще не наигрался со своей игрушкой. – Дыши, Грейнджер… Вот так… Больно, да? Терпи, Грейнджер… Гермиона…