Текст книги "До ее смерти осталось сто дней (СИ)"

Автор книги: Mia_Levis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Грейнджер?

Гермиона не слышала шагов, поэтому когда Драко позвал ее с порога, нервно дернулась; свет от палочки скользнул по разорванной мантии лежащей девушки.

– Драко… – глухо прохрипела она, даже не заметив, что назвала его по имени. Нечасто она себе это позволяла. – Здесь… Смотри!

– Что ты здесь делаешь, Грейнджер? – яростный шепот Драко напоминал змеиное шипение. Он за мгновение преодолел разделяющее их с Гермионой расстояние, дернул ее за запястье и потащил за собой. Она вновь споткнулась о тело, вскрикнула от острой боли в руке.

– Постой! Что ты?..

– Свет убери!

– Малфой! – попыталась привлечь его внимание Гермиона. Все было бесполезно, он целенаправленно тащил ее к двери. Но приказ она его все же выполнила, вновь погрузив гостиную в кромешный мрак.

Они были уже почти в коридоре, когда снаружи раздались чьи-то шаги. Драко напрягся, пальцы его еще сильнее сжались на запястье Гермионы.

– Что происходит? – нервно поежившись, поинтересовалась она. С каждой секундой обстановка накалялась – и это точно было не к добру.

– Тихо! – вместо ответа, прошипел Малфой, таща ее в угол комнаты. Там стоял диван; Драко грубо толкнул Гермиону на пол. Она больно ударилась локтем, хотела возмутиться, потребовать наконец-то объяснить ей все. Но Драко зажал ей рот рукой и в тот же момент кто-то еще вошел в комнату.

“Двое”, – спустя секунду поняла Гермиона. Они переговаривались, смеялись: голос одного Грейнджер был незнаком, вторым, кажется, являлся Фенрир. По позвоночнику пробежала мелкая дрожь: воспоминание о случае в малфоевском парке до сих пор пугало.

– А куда подевался мальчишка? – неожиданно поинтересовался второй, незнакомый, голос.

– В комнату, наверное, ушел. Трус, – лающий смех Фенрира заставил Гермиону зажмуриться, ей показалось, что оборотень стоит всего лишь в нескольких шагах.

– Ладно, бери девчонку и пошли, – приказал второй Пожиратель.

На долю секунды Грейнджер подумала, что они говорят о ней. Она успела бросить на Малфоя испуганный взгляд, который он, впрочем, вряд ли разглядел в темноте, и только потом поняла, что они говорят о той раненой девушке, кем бы она ни была.

– Погоди ты! – рявкнул Фенрир. – Люциуса нет, куда нам торопиться? Можно ведь развлечься, а? Что скажешь?

Тот, второй мужчина рассмеялся и в смехе этом было столько одобрения, что бы это ни значило, что Грейнджер едва не стошнило от гнетущего предчувствия. Малфой под боком напрягся, и это только усугубило ситуацию.

– Может, ты и прав.

– Конечно! Главное, оставить ее в живых, но ведь никто не мешает развлечься, – убежденно заявил Фенрир и добавил: – Свет зажги.

Комната наполнилась ярким светом, заставляя Гермиону и Драко сгорбиться еще сильнее за невысокой спинкой дивана. Впервые Грейнджер была бы рада увидеть Люциуса, если бы он только прогнал этих двоих, если бы прервал их замысел, который Грейнджер не позволяла себе до конца осознать. С ума бы сошла, если бы осознала.

Вполне возможно, что и Драко мог бы усмирить их, напомнить, в чьем доме они находятся, но как теперь объяснить, почему он прятался? Они сами загнали себя в ловушку и выхода из нее не видели…

========== Часть 28.2 ==========

Когда они привели девушку в чувство, та закричала, Гермиона со всей силы сжала волшебную палочку, дернулась, порываясь сделать хоть что-то – ну, не прятаться же, когда эти сволочи измываются над ни в чем неповинным человеком! Драко удержал ее, дернул за руку, зажал рот ладонью. Одними губами, беззвучно, произнес “не смей”. Гермиона взглянула яростно, пытаясь безмолвно показать, что думает о его приказе. Он действительно трус! Ну, что же он сидит? Почему не предпримет хоть что-то?

Драко склонился ближе, прошептал:

– Ты погубишь себя, дурочка, – его голос потонул в крике девушки, в треске рвущейся ткани. Но это все равно было рискованно – Фенрир наверняка услышал бы, если бы не был так… занят.

Звук удара – сильного, наотмашь – заставил Гермиону вздрогнуть, зажмуриться. Разве сейчас, прячась, она не губит себя? Душу свою не губит? И как жить потом, день изо дня вспоминая эту проклятую ночь?

Малфой медленно убрал ладонь, и Гермиона не закричала, не сделала ничего, лишь теснее прижалась к нему. Малфой обнял ее, погладил по спине и волосам. Гермиона зажала уши, но даже так слышала крик – их от несчастной девушки отделял лишь диван. Сколько это длилось Грейнджер не знала: с каждой минутой сопротивление жертвы становилось все слабее, а мольбы, срывающиеся с ее губ, все тише. Потом она и вовсе замолчала, тишину нарушал лишь хохот Пожирателей и их отвратительные комментарии.

– Подохла, что ли? – в конце концов, лениво поинтересовался Фенрир. Какой же довольный у него был голос! Как же он наслаждался насилием и чужой болью!

– Не-е-ет, дышит, – спустя пару секунд пробормотал второй мужчина. – Давай-ка отнесем ее в подвал.

Послышался шорох одежды, погас свет, шаги раздались сначала совсем близко – Драко напрягся, задержал дыхание – но вскоре открылась и закрылась дверь. Стало тихо и темно, в объятиях Драко Гермионе было тепло и, если бы удалось отвлечься, забыть, если бы…

– Грейнджер, – тихо позвал ее Малфой. – Гермиона, пошли.

Драко встал – неуклюже, тяжело. Он не показывал, но, наверное, ему тоже сейчас было плохо. По крайней мере, Гермиона искренне надеялась, что он не привык к такому. Потом он протянул ей руку, помог подняться на ноги, крепко обнял за талию – чувствовал, что она упадет, если не держать ее.

Грейнджер не помнила, как они дошли до ее спальни. Она была в каком-то беспамятстве, в ушах шумело и перед глазами было темным-темно. В комнате Малфой медленно разжал ее судорожно стиснутые пальцы, забрал у нее волшебную палочку. Гермиона проследила, как он положил ее на кровать… Оружие, которое она держала в руках, пока эти ублюдки насиловали ту девушку. Просто держала и даже не попыталась воспользоваться!

– Что со мной случилось, Малфой? – неверяще покачав головой, прошептала Гермиона. – Почему я?..

Она не договорила, запустила пальцы в волосы, тяжело осела на пол, раскачиваясь из стороны в сторону. Рыдания душили ее – слезы презрения к самой себе.

– Ты поступила так, как должна была, – устало пробормотал Драко.

– Как должна была? – изумленно переспросила Гермиона. – Я поступила гнусно, Малфой! Только не говори мне, что ты уже сгнил настолько, что не понимаешь этого!

– Так почему ты не предложила им себя взамен? – зло огрызнулся Малфой. – Это же ты, Грейнджер, святая! Ты, не я! А мне плевать на нее, на тебя, на всех вас – магглорожденных! Если бы вы не лезли…

– Меня тошнит от тебя, Малфой, – прошептала Гермиона, когда тот наконец-то выдохся и опустился на ее кровать. Драко ничего не ответил – не услышал или просто у него больше не было сил на препирательства. Грейнджер медленно, шатаясь, поднялась и побрела в ванную комнату.

Стоило ей только захлопнуть дверь за своей спиной, как ее и правда вырвало. Прошло немало времени прежде, чем Гермионе удалось подойти к раковине. Она набрала в ладонь холодной воды, сделала несколько глотков. Стало немного полегче – физически, не морально. Грейнджер умылась, но в комнату не спешила возвращаться. Что, если Малфой все еще там? Гермиона не знала, как общаться с ним сейчас, как встречаться с ним взглядом. С каждой минутой ей казалось, что ее обвинения были необоснованны, а он… В чем-то даже прав, наверное…

Там, в гостиной, она прижималась к нему, ища защиты, его сердце билось под ее ладонью – тревожно и быстро. И, не считая того первого, отчаянного порыва, она ведь даже не пыталась помочь. Если бы рядом с ней оказались Гарри или Рон – благородные, но такие неразумные и стремительные, то Гермиона наверняка бы бросилась в омут с головой. Но там был Драко Малфой – и его слизеринская рассудительность и хитрость не позволяли ему рисковать неоправданно. Он ставил свою жизнь и – косвенно – жизнь Гермионы выше, чем честь незнакомой девушки.

Грейнджер потерла щеки, пытаясь прогнать с лица мертвенную бледность. Знал ли профессор Дамблдор, на что посылает ее? Неужто считал, что она справится? Ну, тогда он явно переоценил ее…

Когда Гермиона все же вернулась в комнату, Малфой все еще был там. Сидел на подоконнике, на ее месте, прижавшись лбом к стеклу. Если ему было плевать, как он утверждал, так почему же он не ушел? Почему не спит спокойно в своей комнате, а ждет ее здесь? Гермиона так хотела это знать, но не решилась бы спросить.

– Они убьют ее? – тихо спросила она.

– Наверное, – неопределенно пожал плечами Малфой.

– Я должна что-то предпринять. Нельзя же так сидеть…

– Тебе стоит просто смириться, что не все в твоих силах, Грейнджер. Ты можешь написать старику Дамблдору, хотя в глубине души понимаешь, что это не поможет. Одна жизнь ради торжества добра – разве это большая цена? – хмыкнул Драко. – А еще можешь спуститься в подвал и попытаться героически спасти несчастную, но тогда, Грейнджер, я умываю руки.

Гермионе было нечего на это ответить. В голове крутились какие-то возможные варианты, но все они были так глупы, так безрассудны и отчаянны… Если она сейчас погибнет, то даже не попрощается ни с кем, не будет ни войны, ни победы – ничего! Грейнджер присела на краешек кровати, нажала на воспаленные веки пальцами. Заснуть бы сейчас и проснуться уже после Рождества.

Рождество… В этом году этот праздник имел особый смысл, будто некий Рубикон, определяющий всю дальнейшую судьбу. И если еще совсем недавно Гермиона неистово ждала этого дня, считая, что он ознаменует ее возвращение в Хогвартс, то сейчас скорое приближение роковой даты пугало ее. Ей больше не удавалось убедить себя, что ссылка в Малфой-мэнор – это милое чудачество профессора Дамблдора, продиктованое его заботой о ее благополучии. В этом бесспорно была цель – и цель, несомненно, важная! Но… Это “но” с каждым днем приобретало все более угрожающие размеры. Гермиона чувствовала себя в последние дни так, будто только-только начала оправляться после тяжелой затяжной болезни. В голове все мешалось, путалось, и Гермиона иногда ощущала, что где-то, глубоко-глубоко в подсознании, прячется та ниточка, за которую стоит дергать, чтобы развязать клубок. Но зацепиться за нее не удавалось, сколько бы сил она ни прилагала. Как будто ей что-то мешало. Или кто-то, чья-то воля, как при…

– Ложись, Грейнджер, – прервал так и не оформившуюся до конца мысль Драко. Гермиона досадливо поморщилась: из-за него она не только упустила какое-то важное озарение, но и вернулась мысленно к недавним событиям. – Хватит с тебя сегодня приключений. Я пойду.

Драко поднялся на ноги, еще мгновение вглядываясь в окно, словно мог увидеть что-то в кромешной темноте на улице. Хотя это же его дом… Ему не нужно видеть, чтобы знать здесь каждый уголок. Неосознанно он потер предплечье, в том месте, где под рубашкой находилась метка. Знак, который объединял его с убийцами и насильниками, с теми животными, которые наслаждались запахом чужой крови и видом непереносимой агонии. И все же он был другой… Быть может, только пока – годы службы Волдеморту наверняка наложили бы на него свою печать.

Драко пошел к двери, и Гермиона осознала, что еще несколько секунд, и она останется одна. Одна – с этой пустотой внутри, с горечью и страхом. Одна – в эту холодную зимнюю ночь. Одна – и никто не защитит ее от мыслей о том, что она сознательно сдалась, от осознавания, что она превратилась в эгоистку.

– Малфой! – позвала Грейнджер, когда он уже взялся за дверную ручку. – Не уходи.

Драко обернулся, неверный свет от волшебной палочки осветил его лицо. Сейчас он казался старше, а может, сегодня они оба стали старше. Он подошел к кровати, на которой она сидела, зажав ладони между коленей – такой испуганный, ребячливый жест.

– Я сегодня плохой собеседник, Грейнджер, – произнес Малфой. Он устал, – быть может сильнее, чем Гермиона могла себе вообразить – но все же не ушел молча. Он был с ней – в один из худших дней ее жизни.

– Тогда не разговаривай. Просто поцелуй меня.

Ох, будь время и место иное, Гермиона получила бы истинное удовольствие от растерянности, отразившейся на лице Малфоя. Но тогда ей было не до этого. Гермиона просто хотела, чтобы он был с ней. Если уж она свалилась сегодня в преисподнюю, то почему бы не уступить своему желанию? Падать больше все равно было некуда…

– Грейнджер, ты умом тронулась? – ядовито прошипел Драко. – Если я тебя поцелую, то проведу эту ночь здесь. С тобой, Грейнджер. И, поверь мне, утром у тебя будет гораздо больше причин, чтобы считать меня злодеем.

Гермиона ничего не ответила – у нее не было сейчас сил ни спорить, ни задумываться над возможной правдивостью его слов. Она медленно поднялась: ноги плохо держали и частично из-за этого, а частично из-за того, что просто хотела поступить так, она подошла к Малфою вплотную, положила ладони ему на плечи – мышцы под ее руками были так ужасно напряжены. А потом Гермиона поцеловала его: просто коснулась искусаными – когда только успела? – губами его холодных тонких губ.

Несколько секунд он не отвечал: просто стоял неподвижно и неяркий свет от волшебной палочки, которую он сжимал в руке, бликами освещал его лицо. А потом, будто очнувшись ото сна, он запустил пальцы в ее волосы, дернул – больно и сильно. Поцеловал – жадно, голодно, будто намереваясь выпить остатки ее несчастной души. Он пробормотал что-то в поцелуй, Гермиона не поняла что, и, спустя секунду, его волшебная палочка почти беззвучно упала на ковер.

В комнате воцарилась кромешная тьма – этакий подарок для Гермионы! Она сейчас могла бы попытаться представить себя в объятиях Рона, но даже приложи она всю свою фантазию, ей бы это не удалось. Ни с кем и никогда она бы уже не спутала ни запах, ни руки, ни губы Драко. Рон, ее милый неловкий Рон, был бы нежен и неуклюж. Он бы никогда не сделал больно. Но в эту проклятую ночь Гермиона нуждалась и в этой боли, и в напоре, который изгонял из головы сводящие с ума воспоминания. Нуждалась в Малфое.

Драко укусил ее за губу. Гермиона всхлипнула, чувствуя, как разливается во рту металлический привкус. Малфой лизнул ранку – и снова, и снова, и снова. Безумный, дикий, он, кажется, пьянел от вкуса ее крови.

– Ты сладкая, Грейнджер. Сладкая и такая грязная… – бормотал в поцелуе Драко. Обидные, злые слова – но тон! Каким же тоном он это говорил! Никто и никогда так не хотел, и вряд ли когда-либо будет хотеть Гермиону.

Грейнджер казалось, что она тонет. Вот точно так же она задыхалась, лишь изредка – на ничтожно короткое мгновение – выныривая на поверхность, чтобы потом вновь погрузиться в неистовое беспамятство.

Тишину комнаты нарушил треск рвущейся ткани – это Драко не хватило терпения снять с Гермионы футболку. Вспышка стыдливости – и вновь беспамятство. Губы Малфоя на ее шее – горячо, больно, хорошо – все одновременно. Его руки – холодные-холодные – на ее покрытой испариной, разгоряченной спине.

Ее ноги подкосились, и Гермиона, потянув Драко за собой, упала на кровать. Вспышка паники – и вновь беспамятство. Его язык прошелся по ее ключице и ниже – к часто вздымающейся груди. На светлой коже наверняка останутся следы – метки похлеще, чем у Драко на предплечье.

Вскоре Грейнджер оказалась полностью обнаженной. Вспышка смирения – и вновь беспамятство. Пускай, пускай наполнит ее болью и горечью, пускай выжжет из ее измученного тела последние часы. Пускай оставит только себя – в ней.

Со своей рубашкой Драко тоже не церемонился – дернул, и дробь мелких пуговиц щекотно рассыпалась по груди и животу Гермионы. Она положила ладони ему на плечи, погладила вниз, по рукам. Пальцы задели немного загрубевшую кожу – Грейнджер и в темноте могла бы проследить изгибы метки. Малфой молчал, дышал тяжело – возможно, это был своеобразный благородный жест с его стороны, и таким образом он давал ей время одуматься, осознать, с кем именно она собирается разделить свою первую близость.

– Что, Грейнджер, уже жал…

Гермиона не дала ему договорить, стремительно накрыв его рот ладонью. Нашел время идти на попятную!

Говорить Гермиона не хотела, ей казалось, что голос выдаст ее с головой – и всю ее полынную грусть, и тоскливую нежность. Положив ладонь ему на затылок, Гермиона притянула голову Драко к себе, поцеловала его, упиваясь этим коротким моментом его растерянности.

В тишине громко звякнула пряжка ремня Малфоя, холодный металл оцарапал Гермионе бедро, но она едва ли заметила это. Перед глазами все плыло, живот сводило и по коже бегали мурашки – там, где ее касались его пальцы.

Драко накрыл ее тело своим, в темноте глаза его блестели лихорадочно. Кажется, он хотел что-то сказать, но в последнее мгновение передумал. Ладонь его погладила Гермиону по животу, скользнула ниже, к внутренней стороне бедра. Она выгнулась инстинктивно, вжалась в него – плоть к плоти. С губ Гермионы сорвался стон, она обняла его ногами за талию – такой бесстыжий, приглашающий жест. Старая Гермиона никогда бы себе такого не позволила. Но старая Гермиона умерла бы несколько часов назад, там, в гостиной.

– Ты запомнишь это, Грейнджер, – прошептал Малфой, еще раз проведя языком по ее нижней губе. – Я не позволю тебе забыть, ясно?

– Я даже не буду пытаться, – произнесла Гермиона, целуя его в плечо. – Я хочу это помнить, Драко. Хочу… помнить…

А потом стало и больно, и хорошо, и так… правильно, что ли? Он не давал ей времени, он взял ее, поглотил полностью – от макушки до кончиков пальцев. Она навсегда запомнила этот момент – Драко ей не соврал. Помнила каждый его толчок, каждый поцелуй, соленый вкус его кожи и жар рук. Помнила, как он прикусил ее нижнюю губу, когда кончил, как целовал ее почему-то мокрые от слез щеки и гладил все еще дрожащее после оргазма тело.

И еще помнила, как остывали под ними измятые простыни, как он рассеянно гладил ее волосы. Наверняка думал о чем-то своем, иначе никогда бы не позволил себе этой небрежной ласки. Не сейчас, когда наваждение спало, а реальность неумолимо давала о себе знать.

– Дай своей голове отдохнуть, Грейнджер, – пробормотал Малфой. И как почувствовал ее тревогу? – Спи. Рассвет скоро.

Гермиона хотела спросить, уйдет ли он. Сейчас, после всего, что было? Оставит ее одну? Воспользуется этой ночью ей во вред? Мерлин, у него в рукаве был теперь такой козырь… Но стоило ей закрыть глаза и поудобнее устроиться в теплых объятиях, сон сморил ее.

Утром Малфоя в спальне уже не оказалось. На тумбочке стоял поднос с завтраком – в столовой ее не ждали. Гермиона осторожно поднялась – голова кружилась, в горле пересохло. Из зеркала на нее смотрела все та же Грейнджер – только воспаленные губы и темные круги под глазами напоминали о прошлой ночи. Ну, еще яркие следы на груди, шее и животе. И засохшие кровь и семя между ног. А так – ничего не изменилось. Гермиона и не надеялась. И щемящая боль, разлившаяся в груди, была совершенно не по этому поводу. Конечно, нет.

========== Часть 29 ==========

О Драко Гермиона спросила только вечером. Домовой эльф подозрительно покосился на нее, видимо, раздумывая, стоит ли рассказывать этой странной гостье о местоположении хозяина. Потом все же сообщил, что мистера Драко Малфоя нет в Мэноре и, по слухам, не будет ближайшие несколько дней. Гермиона равнодушно кивнула и, только оставшись одна, позволила себе устало сгорбиться, охватив ладонями дрожащие плечи.

Она не должна была тосковать, но привычные логика и здравый смысл сегодня не помогали. Ей хотелось увидеть Драко – он бы презрительно поморщился, скривился – и Гермионе стало бы легче. Она бы вспомнила, за что ненавидела его шесть лет. И тогда ее кожа перестала бы фантомно гореть, напоминая ежесекундно о его прикосновениях. Рациональная Гермиона напоминала, что он ушел до ее пробуждения, что не захотел видеть ее с утра и не попрощался перед отъездом – не достаточно ли было этих свидетельств, чтобы увериться в его равнодушии? Но надежда – глупая, смешная надежда! – все равно тлела робкой искоркой.

На следующее утро Гермиона получила письмо от Гарри. Он писал какие-то общие фразы, подбадривал ее и уверял, что скоро “все будет по-старому”, но недаром же они были знакомы столько лет: она чувствовала тревогу Гарри между строк. Не было ни тщеславных рассказов о квиддичных победах, ни забавных историй из гриффиндорской гостиной. Зато об уроках он писал много и подробно – пытался отвлечь внимание.

Гермиона сложила письмо вдвое, положила на стол, брезгливо покосилась на нетронутый завтрак – ее опять не ждали внизу. Ей вдруг стало тошно: вот сидит она – частица Золотого Трио, одна из самых многообещающих юных волшебниц по словам преподавателей – и покорно ждет чего-то. Словно принцесса в замке из маггловских сказок. А ведь до Рождества осталось совсем немного…

Гермиона прикусила губу, походила по комнате, то выглядывая в окно, то переводя взгляд на закрытую дверь, словно ожидала, что в нее вот-вот постучат. Зачем-то заглянула в ванную и поймала свое изображение в большом зеркале. В последний раз Гермиона рассматривала себя прошлым утром, после ночи с Малфоем. Она и сейчас была бледна, ранки на искусанных губах ярко выделялись, щеки впали – ей было далеко до тех девушек, с которыми водился Малфой. Она и не стремилась никогда – разве стоило ценить внешность больше, чем внутренние качества? Но от мысли, что для него она стала просто экзотическим воспоминанием – еще бы, первая грязнокровка в его постели! – становилось больно. Чертов Малфой-Мэнор! Чертово вынужденное безделье! Ей нужно было отвлечься, а существовал ли для этого лучший способ, чем окунуться с головой в активную деятельность? Гермиона плеснула в лицо холодной водой, поправила свитер, подаренный миссис Уизли и, расправив плечи, двинулась к двери. Если Малфой мог о ней не вспоминать, то она и подавно сможет!

***

– Боюсь, это невозможно, мисс Грейнджер, – в голосе Люциуса явственно слышалось раздражение. Он побарабанил пальцами по столу, изогнул светлую бровь, всем своим видом демонстрируя, что не имеет ни малейшего желания продолжать разговор.

– Все же я вынуждена настаивать, мистер Малфой, – Гермиона знала, как порой раздражало окружающих ее упрямство. Но Люциуса она жалеть не собиралась, да и требование ее было более чем оправданным.

– Мисс Грейнджер, – верхняя губа Люциуса нервно дернулась; если бы не клятвы, он бы давно проклял эту надоедливую девчонку. – Насколько я знаю, вы регулярно переписываетесь с Дамблдором и вашими… друзьями. Так какой же, скажите мне, смысл в вашей просьбе?

– Некоторые вещи можно обсуждать только с глазу на глаз, мистер Малфой. Я буду откровенна: в Хогвартс я попаду в любом случае – с вашей помощью или без нее. Я же не пленница, правда? Уверена, что час в стенах школы меня не погубит.

Люциус усмехнулся – ему-то наверняка хотелось бы, чтобы этот пресловутый час стал последним в жизни Грейнджер. Но, стоит отдать ему должное, он быстро вернул на лицо маску аристократической сдержанности.

– Право, мисс Грейнджер, вы же разумная девушка. К чему эта импульсивность? – теперь Люциус увещевал ее словно добрый дядюшка. Уж лучше бы злился – это хотя бы была искренняя реакция. Отвечать Грейнджер не посчитала нужным, лишь пожала плечами и улыбнулась – мол, “догадывайся сам”. Не рассказывать же ему, что этот дом и его сын сделали ее такой – импульсивной и нервной. – Ладно, ваше право. Я свяжусь с Дамблдором и передам ему вашу просьбу. Довольны?

– Более чем, – Гермиона кивнула и, поднявшись, направилась к двери. Уже на пороге ее нагнал вопрос Люциуса:

– Вы с Драко так подружились, что не можете и на минуту расстаться?

В первую секунду Гермиона ощутила страх – прямо-таки леденящий ужас! Меньше за себя, а больше за Драко: она могла потерять разве что уважение друзей, а он даже жизнь и, Мерлин свидетель, несмотря ни на что, Гермиона не хотела для Малфоя такой судьбы. Но почти сразу Гермиона поняла: Люциус просто насмехается над ней – он ничего не знает о них. Ничего.

– Не понимаю, о чем вы, мистер Малфой.

– Как же? Драко отбыл в Хогвартс, и вы тут же торопитесь следом. Это очень занятно, мисс Грейнджер.

– Драко не докладывает мне о своих планах, мистер Малфой, – осторожно произнесла Гермиона. – Ваши слова стали для меня новостью и, уверяю, мое желание посетить Хогвартс никак не связано с присутствием там вашего сына. А теперь я пойду, не буду отвлекать вас от дел.

И, не дожидаясь ответа, Гермиона вышла в коридор. Она могла гордиться собой – ее последняя фраза и тон были хороши. Достаточно холодны и равнодушны даже по критериям Люциуса Малфоя. Гермиона горько улыбнулась – эти месяцы научили ее лицемерить. Немного слизеринских знаний, которыми поделилась семья Малфоев. Но на самом деле ей, конечно, было не все равно. Драко отправился в Хогвартс. Зачем? Ни о каких его планах Гермиона действительно не знала и от этого было тревожно.

Остальную часть дня Гермиона провела так же бессмысленно, как и вчерашний. Читала, бродила по Мэнору, иногда останавливаясь напротив двери, которая вела в ту комнату, где недавно умерла та несчастная девушка. Это ворошило старые раны, заставляло совесть Гермионы отчаянно вопить, требуя действовать, – и она радовалась этой боли. Это не позволяло ей забыть, что она гриффиндорка и, несмотря на все интриги вокруг, у нее есть честь и твердые моральные принципы.

“О которых ты иногда благополучно забываешь”, – ехидно прошептал внутренний голос, но Гермиона поспешила отмахнуться от него. Да, она изменила Рону. Но и он изменил ей. И уместно ли вообще было бросаться таким громким словом, как “измена”, в их случае? Они ведь никогда не давали друг другу никаких клятв и сошлись почти случайно: Рон был слишком робким, чтобы ухаживать за кем-то. А Гермиона… В ее идеальном будущем значилась семья – муж и дети. Она искренне считала, что успешная волшебница в состоянии совмещать и карьеру, и личную жизнь. А Рон был таким родным, удобным, как растянутый свитер или старое кресло, – Гермиона получала галочку напротив пункта “личная жизнь” и не прилагала никаких усилий. Это было так цинично, но Драко научил ее еще кое-чему – быть честной с собой. И вот за это Грейнджер была ему благодарна.

Они с Роном были поколением войны. В их жизни случались потрясения и, наверное, подсознательно они избегали боли хотя бы в отношениях. Ведь Гермиона не страдала, когда узнала об интрижке Рона с Лавандой Браун – да, самолюбие и гордость оказались задеты, но не более того. Будет ли ему больно, если он узнает о том, что произошло между Гермионой и Драко? Вряд ли. Рон хороший парень, он наверняка попытается ее оправдать, предположит, что ее околдовали, запугали или просто принудили. Но ведь Гермиона была с Драко добровольно – и, будь даже у нее возможность, не поступила бы иначе.

– Мисс Грейнджер, – Люциус подкрался так незаметно. Гермиона инстинктивно схватилась за волшебную палочку и только спустя несколько секунд с усилием разжала пальцы. – Дамблдор дал согласие. Вы можете воспользоваться каминной сетью.

Гермиона кивнула и, выдохнув, направилась в библиотеку. О Драко она старалась не думать – это наверняка пошатнуло бы ее решимость.

***

– Вы изменились, мисс Грейнджер, – блеклые голубые глаза из-за очков-половинок смотрели внимательно и немножко удивленно. – Повзрослели.

– Возможно, – неопределенно пожала плечами Гермиона. Она сидела за столом, со стен на нее взирали многочисленные предшественники Дамблдора, но волнения она не испытывала. Вероятно, общество Малфоев наложило на нее даже больший след, чем она предполагала. – Так что, профессор? Вы расскажете мне?

– Лимонных долек, мисс Грейнджер? – подвигая к ней блюдце, предложил директор.

– Нет, спасибо, – Гермиона улыбнулась, хотя осознавала, что улыбка ее получилась натянутой. У нее начинала болеть голова – и меньше всего ей сейчас хотелось ходить вокруг да около.

– Вы уже видели своих друзей?

– Нет. Я здесь для того, чтобы поговорить с вами. Остальное подождет.

– Вот как, – задумчиво протянул Дамблдор. Его напускной энтузиазм угас, он как-то сразу сгорбился, выдавая свой истинный возраст. Потом он устало потер переносицу морщинистыми пальцами с узловатыми суставами и произнес: – Помнится, раньше вы мне доверяли, мисс Грейнджер. Это изменилось? Вы сомневаетесь, что все мои поступки направлены на пользу магического мира в целом и вас – в частности?

– Нет, не сомневаюсь, – слукавила Гермиона. Да, она верила, что Альбус Дамблдор – величайший светлый волшебник, но так же понимала, что невозможно соблюсти интересы всех, когда на кону стоит благополучие мира. Но говорить этого она ему не стала – не сейчас. – Но, профессор, я рассчитываю на взаимное доверие. Я благодарна вам за стремление защитить меня, но способ, которым вы хотите этого достичь, простите, изначально был странным. В конце концов, я имею право сама решать, рисковать своей жизнью или нет. Я рискую ею ежедневно в Малфой-Мэноре, вы же понимаете?

– Люциус Малфой недостаточно гостеприимен с вами, мисс Грейнджер? Вам стоило дать мне знать об этом.

– Причем здесь Люциус? – воскликнула Гермиона. Она никогда не позволяла себе прежде такого тона, безоговорочно веря в авторитет Альбуса Дамблдора, но сейчас он вел с ней какие-то игры, и ей это совсем не нравилось. – Вы же прекрасно знаете, что Малфой-Мэнор – это штаб-квартира Пожирателей. И о том, что я нахожусь там, знает Волдеморт. Если вот так выглядит безопасность, то она мне даром не нужна!

– Гермиона, – мягко проговорил директор Дамблдор. Тон его теперь был снисходительным, словно он разговаривал с ребенком, который его разочаровал. – Неужели вы думаете, что я не продумал все? Какой резон Волдеморту вредить вам сейчас, ведь он знает, что вам на данном этапе ничего не известно. Это незнание – вынужденная мера, направленная на то, чтобы защитить вас. Но если бы Волдеморт по какой-либо причине вызвал вас к себе, Люциус тут же отправил бы вас в Хогвартс.

– Да? Разозлил бы своего хозяина? Терпел бы ради меня Круцио? Подвергал бы риску своих жену и сына? А я и не знала, что Люциус Малфой так дорожит мною, – Гермиона уже не могла скрывать злость. Она так устала быть пешкой, двигаться по шахматной доске волею чужих рук.

– Такова цена его свободы, – развел руками Дамблдор и, помолчав, добавил: – Я расскажу вам все после Рождества, мисс Грейнджер. Осталось две недели, потерпите. Доверьтесь мне.

– Значит, две недели… – вздохнула Гермиона и, прикусив губу, решительно произнесла: – Нет, я не вернусь в Мэнор без информации. Я остаюсь в Хогвартсе. Надеюсь, вы меня поймете.

– Мисс Грейнджер… – профессор Дамблдор хотел возразить, переубедить ее – Гермиона это точно знала – но неожиданно передумал. Он лишь улыбнулся – мудрой, старческой улыбкой, и Грейнджер ощутила, как болезненно кольнуло ее сердце. Дамблдор ведь столько раз помогал ей, а она…