Текст книги "Сделка 2 (СИ)"

Автор книги: Mia Kenzo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– А она? – поинтересовался Лёша.

– Говорит, “Валечка, ну какой из меня бегун? Всего лишь ходьба!”, – я попыталась передать плутовскую манеру. – Ты ничего не хочешь мне сказать? – серьёзно спросила я.

Лёша задумался.

– Я нашёл письмо, – он поднялся и, шаркая тапками по коридору, принёс листок, сплошь испещрённый мелким каллиграфическим почерком Катерины.

В нём завещалось хранить и оберегать друг друга, не взирая ни на что. Дата написания – незадолго до “кончины” – подтверждала робкую догадку. Лёша заметил, что я вычисляю в уме.

– Она знала, что умрёт? – миротворчески проговорил он.

– Хватит придуриваться, – холодно осекла я. – Ловко придумали: не пустить меня на похороны под видом непрощённой обиды. Нашли, как “проучить”, да?

– Что-о? – пасынок состроил правдоподобное непонимание.

– Розыгрыш затянулся. От вранья рога растут, Лёша, – по старой памяти включила я “мамочку”.

– Это не розыгрыш, Валя! – заорал он, будто пытался перекричать водопад. – Она мертва, и её не вернуть!

Тут случилось нечто, не ложащееся ни с какими сценариями. Можно было подумать, нагрянула делегация китайцев.

– Н-нянь-н-нянь-нянь-нянь!… – Мюнхгаузен взъерошил гребень, опружинил тело и скуксил морду, звучно опевая истинно человеческим голосом.

С бешенными глазами, он вцепился хозяину в спину, да так, что тот заорал пуще прежнего, но теперь уже от боли. Пока Лёша выворачивался от когтистых лап и пытался сбросить нападчика, я скрестила руки на груди, размышляя вслух и вымогательно фыркая:

– Ладно Катя. Никто не сомневается в её способнях к хитрож*пым мистификациям. С этими её чудильными языками, спекулятивными профанациями… Она всегда была безжалостным игроком. Но ты?… Ты обо мне подумал? Ты вообще когда-нибудь думал о том, что чувствую я? Или я только трамплин для вольготного существования с минимумом усилий? Что нужно? Подготовить Лёшеньку в ВУЗ, взять Лёшеньку на работу без стажа, купить Лёшеньке то, купить Лёшеньке сё…

– Я никогда у тебя ничего не просил!!! – ему, наконец, удалось откинуть пушного бандита. Он с глухим свистом втягивал воздух и ощупывал ранения, покуда хватало рук. – А ты точно чувствуешь?! Иногда я сомневаюсь. Ты сумасбродна и жестока. Удивительно, почему Рита не смотала удочки раньше!… А потом ещё возомнила себя… Кем? Зевсом-громовержцем в юбке?…

Я стала задирать его футболку. Он нехотя полуразвернулся-полунаклонился в моих руках, позволяя осмотр крепко исполосованной спины.

– Женские персонажи точно все заняты? – я потянула его по направлению в ванную, чтобы смыть кровопотёки и обработать антисептиком. – Афродита, к примеру?…

– Вс-с! – то и дело всасывал он воздух от каждого прикосновения.

– Не так важно, кто ты, и кто я, – я осторожно промакивала рваные кровавые порезы смоченным кусочком бинта. – Главное, что мы можем нормально говорить об этом. На равных. Так делают друзья. Теперь ты вырос, и не нужно оглядываться на старшинство. Ты взрослый ма… мужчина, ты личность.

Я произнесла это, а самой всё никак не верилось, что он перестал быть мальчиком.

– Неужели ты думаешь, я пошёл бы на такой обман? Даже ради возмездия… – Лёша горько усмехнулся. – Я для этого слишком суеверен. А насчёт существования… Я никогда не стремился к бессмысленному комфорту. В том числе, удобной профессии.

– Ты огорчён, что пошёл на архитектурный, а не философский?

– Уже не так.

– В архитектуре своя философия. Когда мы создаём что-то функциональное и при этом красивое, мы можем коснуться души. Это – самое ценное. Волшебное и невероятное…

– Пора бы признать, что я не такой хороший художник, как ты или Рита, – беззлобно отметил Лёша. – Для меня больше философии в медицине. Меня всегда впечатляла биология, состав клеток, наши процессы, природа веществ, цепочки ДНК. Это действительно невероятно…

– Да-да, на 90% мы грибы и бактерии, – вспомнила я его любимую прибаутку. – И все мы – части одной большой общей души… Отправить тебя на архитектурный было блестящей идеей твоей мамы. А с ней, как тебе прекрасно известно, спорить бесполезно. Это, знаешь ли, накладка силы рода, – я могла бы себя похвалить за удачное отшучивание, если бы за ним не последовал то ли смутный вопрос, то ли заманчивое предложение, от которого нельзя отказаться:

– Купишь мне ортопедическую кровать?

– Глубоко он тебя покоцал… – я заканчивала с йодом.

– Ненавижу этого кота, – искренне поделился Лёша.

– Хочешь, я возьму его себе? – подкуплённая доверием, расчувствовалась я.

– Да, пожалуй, – легко согласился он и задумчиво произнёс: – Она любила его…

– Ты не обязан любить всех, кого любила твоя мать.

Унося под мышкой чёрное лупоглазое чудовище, – драную кошку, которая давно не рожает и, тем более, милых щенят, – я подозревала, что ещё не раз задамся вопросом “какой чёрт дёрнул меня за язык?”. Зато с чувством оплаченного долга. За мир, за дружбу, за жвачку.

В своём новом доме Мюнхгаузен безнаказанно оставлял шерсть на мебели, присматривал неподранные углы, жадно хомячил нарезанную ломтиками вареную говяжью печень. Это в гостях можно подсунуть острый перчик. А здесь нам следовало подружиться. Вечером сволота заявился в постель, бурно урча, протоптал мне живот молочным шагом и загнездился в объятие руки.

– Ты сделала этот день, Катерина.

На завтра Лёша пришёл в офис. При галстуке, в выглаженной рубашке, чисто выбритый и с добрыми глазами.

***

Несколькими днями позже, в один из редких вечеров, который я собиралась посвятить себе, а не свалиться от усталости, раздался звонок в дверь. Ругнувшись, пришлось поставить порно на паузу. На пороге стояла Рита.

– Привет! – в кэжуал брюках, футболке с бесшабашными надписями, пиджаке с подсученными рукавами и обмотавшем шею колоритном шарфике она выглядела свежо и беззаботно благоухающе. В руке она держала спортивную сумку. Мимо ног шмыгнула тень цвета ночи и помчалась вниз по лестнице. – У тебя кот. Убежал.

– Муся, иди сюда, – позвала я с усилением “с” и отправилась за дезертиром, чувствуя на лопатках изучающий взгляд.

Шельмец застопорился на первом пролёте, где я его нагнала и взяла на руки. Обнимая за шею, словно ребёнок, он цеплялся обрубками остриженных когтей за плечи. В этом доме он утратил своё главное оружие.

– Бегать не надо, Катерина, – нашептала я, приглаживая по спине.

– Я за вещами, – огласила цель визита Рита.

Отпущенный внутрь Мюнхгаузен вздёрнул хвост и, влекомый новой идеей аппетитного существования полных мисок, удалился на кухню.

– О’кей, – я оставила гостью разуваться и последовала по его стопам.

Когда я зашла с чашкой чая в спальную, Рита пружинисто поднялась с корточек. Путаясь с ручками, она неловко водрузила сумку через плечо. К тому времени фильм автоматически продолжился, и аудиосистема воспроизводила характерные звуки.

– И часто ты так расслабляешься? – за бойцовским тоном пыталось скрыться смущение, её щёки порозовели, а взор околачивался беспокойным пьяницей, тщётно ищущим островка безопасности.

– Нравятся нежные создания и парни с тату, – повела я плечом.

“Взяли девочку на твоё место. У неё такие же смеющиеся глаза.”

“А ты и рада распустить пёрышки.”

“Я её даже не запомнила. Ты у меня в голове.”

Всё это пронеслось в вымышленном диалоге, словно паровоз на всех парах. И только последняя фраза, как пульс, бьёт под кожей.

– Я могла бы… – нерешительно оттягивая ремень сумки, она безотчётно облизнула губы. – …поучаствовать.

Усердия актёров на экране плели слепую похоть, распекая как в жаровне пирожки. Я знала, что не только меня. Она была без лифчика. Я проникла под пиджак рукой и приложила ладошку к теплу, через тонкий хлопок стиснув меж пальцев взбудораженную плоть. Рита почти не дышала, и я ощущала себя хорьком в курятнике.

– Ты уверена? – бергамот был особенно смаковен и растекался во рту со смешанным привкусом её удовольствия. – Ты ведь потом долго не сможешь ходить…

– Соблазнительный анонс.

– Предупреждение, – теперь ладонь легла на её скулу.

– Разве я могу оставить тебя такой? – она сверкнула глазами, слегка наклонившись и окружая мой палец мягкостью губ.

– Какой?

– Сексуальной… Готовой взорваться от прикосновения, – в подтверждение она настырно потянула меня за шорты, грозя причинить скорейший выход из берегов.

Я инстинктивно ухватила её запястье, сжимая с бесконтрольной силой. Очевидно, она испытала боль, но даже бровью не повела.

– Мед-лен-но, – сквозь зубы процедила я. При всём напряжении, содержимое кружки осталось на своём месте, будто зависло в невесомости.

– Да, моя королева, – она умело обернула меня в руках и подтолкнула по направлению к кровати, чай едва попал на столик неразлитым. – Пока сама не взмолишься.

Шорты вместе с отяжелевшим нижним бельём упали на пол. Фривольным дирижёрским движением она повела по обнажённым ягодицам подушечками пальцев.

– Только свечи зажгу и пошлю голубя с весточкой графу-суженому, – между делом, рисовала Рита далёкие сцены. – Так и так, дорогой граф, надобно задержаться в опочивальне её высочества на службе короне…

– Ради всего святого… К чёрту графа!… – тут я испытала неописуемое давление нежности и поняла, что меня неотвратимо уводит в знакомый сладкий трип. – Хоть фаер-шоу жги…

Но это было лишь начало. Дальше раздался перебор копошения в тумбочке, реальном месте существования нашумевших “больших предметов”, за намёк о которых Рита однажды получила пощёчину. Плоть мне не принадлежала. Она вся превратилась в эрогенную зону. Рита прилаживалась с хирургической сноровкой, но не спешила овладеть, экспансируя бесцеремонное дразнение порционно по областям тела.

– Скучала по мне? – она рождала очаги бунта везде, куда касалась её рука.

– Разве не видно? – я простонала в ответ, осязая под уничижительными действиями свою лепкость.

– Да, ты хорошо открылась и славно намочила трусы, – нежеманные пошлости всегда создавали разительный контраст с благообразной стеснительностью. – Но от меня ли это? Или из-за милых созданий и парней с тату?… Хотела бы так же?

Я нередко терялась от квипрокво сосен этих дремучих лесов: то ли стыдливо покраснеет, то ли распалится так, что выжжет тридевять земель со сказочным треском.

– Я бы по-всякому тебя хотела, – честно призналась я. Сердце колотило, а внутри пульсировало от любострастных картин.

– Или… кто-то уже попользовался щедротами королевства?… – негодующая догадка посетила её.

– Нет!… – несчастная попытка оправдаться на коленях являла жалкое царство. – Давно нет… Я заполняла брешь… И всегда думала о тебе…

– Вот оно как! – обманчивое довольство сменилось хлёстким воспитательным ударом, собирая роистых мурашек. – Какая же ты дурацкая!… – рука на загривке распорядительно сжалась.

Дотоле не решаясь шелохнуться, я повела бёдрами навстречу, демонстрируя отчаянное согласие.

– Давай, шёлковая моя, сама… – бархатный голос одобрительно настлался на впечатлительную кожу.

– Просто возьми меня, – просила я.

Её движения стали пьяняще толкающими. Я чувствовала себя сопливой студенткой с подогнутыми ногами, напичканной соками гормонов и розовых снов, которую просто имеют до безымянности, а она рада ничтожеством перед величием захватившего переворота души. Самое страшное, что она хотела этого – быть растоптанной, униженной, игрушкой.

Внезапно Рита прекратила всякое движение, заключая в кандалы ждущей беспомощности. Она обогнула меня и оказалась напротив лица. Двумя пальцами она подцепила подбородок, заглядывая в плотно отуманенные глаза. Всё, что я видела – блуждающие вспышки живого шедевра. Её губы коснулись моих, в глубоком поцелуе передавая влагу. Мириада ресниц, прикрывающая яркую зелену, ложилась на щёки в немом танце.

– Смотри в мои глаза, – и снова колдовские луга. – Хочу видеть, что в тебе происходит.

Мы сочетались, как море и твердь. Рука, на которую я так хотела одеть кольцо своей любви, снизошла под меня и возобновила крепчающее давление. От её взгляда перекрывало дыхание. В какой-то момент я уже не смогла сдерживать захлестнувшую волну судорог наслаждения.

Это был здоровый взрослый секс. Довольно похотливый, немного похабный, волнующий и горячий. “Просто секс” – уверяла я себя. Никакой романтики. Очухавшись от кипучей физической реакции, я приступила к егозливым приставаниям. Я пыталась думать о бережливых любовниках, дарящих друг другу поэзию нежности. Не получалось ни капли – получалось грубо и страстно.

Два часа спустя мы лежали в обнимку за просмотром довольно безвкусного ужастика. Первую половину фильма герои бегали и визжали по одному этажу. Вторую – с тем же репертуаром перебрались на следующий.

– Не может быть! – Риту определённо веселил разговор о Тане. – Так и сказала “развлечься”?

– Развлечься-отвлечься – какая разница.

– Погоди! Выходит, все уже в курсе?

– Хотелось бы верить, что нет, – хотя было наивно полагаться на танин язык.

– Ты думаешь? – она выразительно глянула, извернув голову в кольце обнимающей руки. – Скоро будешь отбиваться от поклонниц, как от мух!

– Тебе всё хиханьки, а некоторые сочли бы связь со мной за привилегию, – шутливо парировала я.

– Сейчас все грёзы о парнях кинут в пыльный угол и метнутся в очередь на малину!

– Не все зациклены на мужчинах. Светлана, например, не промах по женскому полу.

– Не-е, – категорично вытянула Рита. – Ничего она о тебе не думала!

Бровь поползла вверх. Они что, поднимали тему?

– И не только думала, – пространно отметила я.

– Ты меня разыгрываешь? Она что-то делала?

– Часто вы обсуждаете начальство по углам? – пожурила я.

– Просто делимся соображениями.

– Я так понимаю, отнюдь нелестными. Лариса убеждена, что я – причина твоего увольнения.

– По сути, она недалеко ушла.

Я поёжилась.

– Но как они узнали? – спросила Рита.

– Что именно?

– Ну, Борис-Степаныч и Татьяна Константиновна. Про нас.

– Лёша свинью подложил.

– Лёша?! – она изумилась. – Зачем ему это?

– Такое случается. Мы платим за долги. Обиженный человек способен на многое.

– Он вроде совсем немстительный.

– Мы защищаем тех, кто дорог. И готовы на всё, – его поступок был совершенно понятен.

Рита слушала, а я рассказывала. Про Катерину, про себя, про неё. Про палец и зачем-то легион.

– Жаль, – наконец, сказала она.

– Что жаль? – я смотрела в полумраке кино её полупрофиль, пытаясь прочесть хоть одну эмоцию. Напрасно – она являла абсолютно безмятежное зрелище.

– Были же изящные решения. Например, татуировали змеями и жабами. А отрубленный палец – неинтересно.

– В самом деле, жалко, – я промолчала, где оно у пчёлки. – Стоило обратиться в дизайнерскую контору. Ты бы так мстила?

– Катерине? Мне не за что ей мстить.

– Ты была несовершеннолетняя. Ты не можешь думать, что это нормально.

– Серьёзно? Моя душа была достаточно зрелой. Интим под галлюценогенами? Я бы показала тебе тысячу миров, о которых ты ничего не знаешь. Но ты ведь испугаешься.

– Она тебе их давала?

– Грибы? Они на каждой тропке под ногами.

– И действительно. Зачем мораль, когда на каждой тропке.

Ну да, это многое объясняло. Грибы на поляне, и бактерии впляс. Девяносто процентов осмысленности кружили в забытье, а у второй сердце отказалось качать кровь. И я – в корытушке над пучиной хаоса. Мне стало ненормально весело. С вёслами.

– Она должна была всё прекратить, как только началось, – хваталась я за соломинку здравости. – Она вообще не должна была…

– О, как я ненавидела ту её девушку, ради которой она всё действительно прекратила!

– Это не шутки, Рита.

– А я и не шучу. Но теперь я её отлично понимаю, – она осеклась, настигнутая уличением: – Ты пытаешься доказать свою правильность? Не перед кем. Катерины нет. А Лёша… Он не так прост. Если она его учила – а наверняка она его учила…

– Господи, нет, – бессильно выдавила я, инцест был бы последней каплей. – Надеюсь, не тропами…

– У тебя один секс на уме? – Рита пожурила по-взрослому, но почему-то слышалось ясельное: “ещё ложечку?”. – Если абстрагироваться от магических жмуриков, то суть в следующем. Большинство людей измеряют реальность плохим и хорошим. Но это не так. Материи, из которых происходит всё сущее, – тонкие в том числе, – движутся по законам постоянной переработки и обновления. Мир людей – продолжение мира животных. Но как растениям, нам не всегда нужно убивать, чтобы питаться душами других. Это просто общая карма, общая “кровь”. (Так Катерина называла – она вообще любила номинации.) С одной стороны, мы её творим своей жизнью, она кажется особенной и редкой. С другой, – она есть процесс воссоздания общих генов, как деление и размножение клетки; процесс вожделения… Движимый скрытой памятью… У кого-то по прошлому, у других по будущему. Но это две стороны медали, в едином целом песнь потоков… Тебе не совсем понятно, да?

– Ты сказала “вожделения”?… – кто из нас помешан на сексе. – И что значит “питаться душами”?

– То, что люди называют душой, сущность сложная, нестатичная, жаждущая внутренней игры и перевоплощений. Когда мы делимся эмоциями, мы отдаём крупицу себя, отдаём “кровь”. Давать – не плохо. Таким путём “кровь” преобразуется в нечто стохастическое, приобретает смысл. Отшельники, лишённые общения, придумали ритуалы, чтобы вкладывать силу крови в предметы и влиять на ход вещей. Этим и занималась Катерина, когда мы познакомились.

– А мне говорила – дом отделать для продажи, – вставила я. – Я не понимаю про общую “кровь”. То есть какой-нибудь пастырь-святой-человек делит одну и ту же душу с насильником и убийцей?

– Мы все – и не только люди – части одной души. Но это не значит, что мы тождественны.

– Тогда какой в этом смысл, если так или иначе все разные?

– Видеть за частями целое. Весь смысл в “крови”.

– “Кровь” продолжает жить… – произнесла я, не сразу сообразив, что сказала. Будто кто-то посторонний говорил за меня. – Ты сама веришь во всё это?

Герои фильма шумно ужасались кульминации.

– Если дело обстоит именно так, магия Катерины вполне рабочая, – отвечала Рита. – А она рабочая… Но сейчас я верю в одно: когда урчит в животе, с большой вероятностью я хочу кушать.

– В животе? – многозначительно повторила я, вспоминая о пустом холодильнике.

– Только не спрашивай, что это значит, – нежно-иронично опровергла она двусмысленность, поднося мою руку к губам. И тут её благодатно понесло: – Вообще-то “второй мозг”. Его утройство очень похоже и имеет многомиллионную сеть нейронов. Больше, чем у мозга кошки. Древние верили, что именно живот – место обитания души. Ныне учёные подтвердили, что “брюшной” мозг отвечает за эмоции, тогда как головной – за мысли. А бактерии в нашем животе влияют на настроение и поведение. Так, мышка испытывает сексуальное влечение к кошке. Бактериям, населяющим маленькое существо, комфортней в организме хищника.

– Как интересно, – деланно подначила я. – Ты должна признать, что замануха ромом была в корне оправданным предприятием, – за забавой, часть меня непонарошку гордилась инстинктами. Тем временем, развитие вопроса пользы не сулило, и я вынула первую попавшуюся карту ассоциативного ряда: – А грибы?

– О, они интеллектуальны и способны пройти лабиринт, учуяв сладкое издалека. Причём, даже кусочек паутинки воссоздаст опыт и безошибочно проложит путь в прежней головоломке. Я думаю, они сыграли бы с тобой в шахматы, если научить их правилам. Кстати о съестном… – урчание раздалось слышнее и призывнее.

Я представила грибы за шахматыми, и Шляпник пил чай.

– Ты не была рада Катерине. Она вызывала боль, – втайне я не теряла надежду, что голод рассосётся.

– Я рассказала лишь малую светлую часть.

– Всё остальное мрак?

– Боль вызывала не Катерина, а то, кем я сама была. А она это позволяла и раскручивала.

– Кем же ты была?

Экран погас, и заструились титры. Рита молчала. Она выпросталась из объятий и направилась на кухню.

– Ты же не против, я соображу что-нибудь из холодильника?

Она удалилась, не дожидаясь ответа. Из него получится разве что железный дровосек. Я застала её за инспектированием пустых полок. Кроме соусов и кетчупов там ничего не было. И несколько пачек молока. Для кофе.

– Чем же ты питаешься? – вслух кумекала Рита.

– Душами, наверное, – повела я плечом. – Точнее, едой на вынос.

– Или душами на вынос… – обмолвила она себе под нос.

В итоге, мы отправились в ближайший круглосуточный супермаркет. Уставшая за день, в прогулочных льняных штанах и тонком однотонном свитерке, я думала, как это маленькое семейное действие – поход за продуктами в магазин – прекрасно.

– Брокколи или смесь овощей? – она накренилась над густо освещённой морозильной камерой.

– Можно и то, и другое, – я провела по пальцам её руки, опёршейся на бортик, и легонько накрыла своей. Искушение близости подтолкнуло неприметно налечь сзади на её ягодицу, делая вид тщательного изучения ассортимента. В это время было почти безлюдно, но как знать, какого полуночника занесёт из-за поворота. Да и видеонаблюдение никто не отменял.

– У меня ноги до сих пор полуватные, – тихо комментировала она. – А я снова теку от тебя…

– От чего именно, милая? – мой голос был также тих, а гортань выдавала хрипотцу. – Я всегда буду это делать.

– Тебе для этого вообще не надо ничего делать… – Я могла поклясться, что слышу её мысли-продолжение: “Ты у меня в голове…”

После перекуса мы легли спать. За ночь я несколько раз просыпалась. Как будто боялась упустить момент, когда она уйдёт, не разбудив и не попрощавшись. Во сне Рита бормотала. Я ни слова не поняла, кроме повторяющегося “Вавилон”. Я знала этот кошмар. Он случался регулярно. Что она видела? Однажды я спросила, но она оставила загадкой. Я не будила её, а только обнимала и целовала в шею.

Утро началось с тёплого ощущения в голове. “Ты со мной, и даже мозг рад,” – подумала я.

– У твоей шапки, – Рита бодро ткнула в воздухе зубной щёткой, выуженной изо рта. – Глаза открылись.

Я не знала, чему возмущаться больше: шапке с глазами или капающей на пол зубной пасте.

– Говорят, кошки лечат, – отметила Рита.

– У меня не болит голова, – сварливо буркнула я, сгоняя Мюнхгаузена.

– Ну, слава Б-гу! – она пошла за тряпкой.

Мы завтракали яичницей и кофе. Она сидела в трусах, футболке и накинутом в один свободный круг шарфике. Сумку она не распаковывала. По радио ведущий пропагандировал субботний настрой, щебетал о солнечном дне и тюльпанах Голладнии. Я сронила о бориной любви к этой стране.

– Ты хотела в Новую Зеландию, – отозвалась Рита.

Я внимательно смотрела в изумрудную зелень глаз. К чему плутать:

– Ты – мой дом. А у тебя был план строить жизнь с другим человеком. Я чувствовала себя бездомной.

Рита моргнула, и тень пробежала по лицу призраком ночного кошмара.

– Поэтому ты выбрала край света? Я имела в виду, почему не США? – она определённо тараторила, выдавая след стрелы, ранившей неведомую цель.

– Слишком попсово – не моё.

– А Новая Зеландия?

– Там другой климат, другой воздух. Больше свободы для реализации идей… А ты уже нашла работу?

– Пока только собеседования, – она отхлебнула кофе. – Сегодня встречаемся с бывшими сослуживцами. Вроде прощальных посиделок. А может, ещё будем собираться дальше.

– Я думала, мы проведём день вместе… – проговорила я, не утаив разочарования.

– Хочешь, пойдём со мной? – предложила она.

– Под каким соусом?

– Хотя бы под тем, чтобы поддержать Ларисе интригу, какова причина моего увольнения. Брось, будет весело!

– Я тебя умоляю! Мне чхать с высокой колокольни на Ларису, и что она думает.

– Тебя не поймёшь.

– Зато тебя поймёшь. Прямая, как рельсы. От А до Б. Зачем лишний раз светиться и становиться мишенью домыслов?

– А могли бы быть точками соприкосновения…

– У нас уже есть одна. Большая сплошная чёрная – дыра в прошлом.

– Ха-ха! Ты клёвая – остроумна, как сто хохмачей, сорвавшихся на сцену после долгого отгула!

Было не смешно, а грустно. Мы уговорились, что она вернётся вечером.

– Почему у нас всё сложно? Почему не как у других? – спрашивала я в коридорных проводах.

– Ты имеешь в виду, почему не клюква в сахаре? Ты уверена, что хотела бы этого? – она внимательно глядела прямо в душу. – Может, дело в том, что мы – другой породы?

После её ухода я приняла душ. Помыла посуду, прибралась. Посетила ещё раз магазин – купила всякой всячины. Я представляла их компанейские беседы и звон бокалов. Один за другим утекали часы, а я всё ждала. После заката солнца пришла смс, что поздно, она не будет тревожить и приедет завтра. Было больно, и я написала: “Не приезжай”.

***

На очередном собрании главы держались заведомо разрозненно. Боря возвышался у широкого окна, как фашистский консул. Таня сновала возле кофейного аппарата, будто ей, с её мешками под глазами, позарез недостало бодрости. Я заняла излюбленное место, держа шариковую ручку промеж пальцев и качая её в такт цинизму собственных мыслей: время всё перетрёт, всё смолет в пыль. Пара сотрудников завороженно воззрились на моё орудие гипноза. Среди них была Анастасия. Она украдкой перекидывала взгляд на моё лицо и обратно. Я отложила измученный канцелярский предмет чуть поодаль. Ни у кого не было ни сил, ни азарта фестивалить, что вылилось в самое немногословное собрание за всю историю компании.

– У тебя нет крема? – Таня присела у меня в кабинете.

На днях, спозаранку, я совершила великое переселение своего рассадника в её кабинет. То есть полностью. Все двадцать три горшка. Пусть ухаживает-развлекается. Сейчас я была рада, что разговор хотя бы начался не с возврата.

– Нет.

– А зря. Женщинам нашего возраста всегда надо иметь при себе крем, – с деловым видом она достала из сумочки пластиковую баночку и начала растирать аккуратными мазками лицо.

– Это, случаем, не “Мери Кей”?

Одно время косметика Mary Kay печально славилась своими “независимыми консультантами” – по сути, обычными людьми, получавшими то ли процент, то ли скидку от покупок друзей.

– Нет, – не вняв ироничности, Таня назвала марку. – Я оценила твой способ извиниться… Гартензии чудные, – заключила она упадшим тоном.

Она тоже не спрашивала, подсовывая Анастасию.

– Кстати говоря, я очень нормально отношусь к твоим… – она подмигнула. – Увлечениям!

Да, кстати. Сидела на иголках, ждала оценку. Осталось определить сферу категории “очень нормально”. Впрочем, Таня не заставила ждать дополнений:

– Я сама как-то имела подобный опыт… – выразила она заговорщицким тоном.

– И как? – машинально полюбопытствовала я.

– А, ерунда, – отмахнулась Таня. – Я хотела тебя попросить об одной услуге. Ты бы не могла приютить Генри?

– Генри? – я с трудом вспоминала, как мог быть знаком этот американизм.

– Ну да, Генри – мою собаку! – почти возмущённо огласила Таня.

– Точно. Сеттер, благодаря которому ты как-то вывихнула руку? – вскинув бровь, уточнила я. Она моей смерти хочет?

– Нелепая случайность – Генри очень хороший! – Таня заморгала и принялась демонстрировать самую блазнивую улыбку. – Я хочу переехать к маме, пока не подыщу квартиру. А у мамы аллергия…

– В любом случае, я не могу, – я улыбалась в той же манере, насколько хватило мимики. – У меня кот.

– У тебя?!… – она перестала подмигивать. – Какой породы?

“Катерина”, – чуть не сказала я.

– Пуширский еврейский чёрный, – я собиралась добавить, что вообще-то улично-подвальный, но Таня меня опередила:

– Я что-то слышала о такой.

– Неужели? – я откинулась на спинку кресла, отодвинув бумаги и снимая очки.

– Да я поняла, что дворовый, – снова отмахнулась она.

Восхитительный навык заделываться дурочкой. Ей не было равных.

– Почему ты просто не выставишь борины чемоданы? – протерев очки лейбловой тряпочкой, я уложила их в футляр.

– Ты думаешь, я не пробовала?! Я даже сменила замки, но его друг – наш сосед по лестничной клетке – оказался спецом. Они за десять минут отпороли этот, как его… – она пригласительно помаячила пальцами. – нахлёст!… и отжали ломиками дверь. Ему ещё хватило наглости на лекцию про иллюзию защищённости! Представляешь?

– А почему ты не оставишь Генри с мужем? Боря же любит его?

По таниному взгляду я поняла, что именно по этой причине. Она хотела лишить его всего. Правда заключалась в том, что втайне она надеялась на чудесное возвращение блудного мужа в семейное лоно. С поджатым хвостом и дорогими подарками.

– Если бы ваш пёс Генри постоянно рвался на сук, а ты бы страдала от вывихов, как бы ты поступила? – я плавно пыталась подвести к тому, что ни силками, ни обидами Борю не вымуштруешь.

– Кастрировала бы! – без запинки спохватилась Таня. – Ну, конечно! Валя, ты гений. Нужно взять его за яйца!

– И по корзинке на каждое.

– Какие корзинки? – Таня выпучила глаза.

Вокруг стены и непонимание.

– А что ты с ними собираешься делать? Говорят же: “держать яйца в разных корзинах”. Тоже народная мудрость…

– Валя, но он ведь вернётся, да?

– Если не будешь сжигать мосты и пороть горячку… Насколько я знаю, после того случая с вывихом, Боря подумывал купить для Генри девочку.

– У него уже есть! – Казалось, из её глаз прошёлся электрический ток. – В смысле, у Бори – я!

– Вы двое давно смотрите по сторонам. Девочка у него есть, только не ты. Ты – хозяйка. Вас многое объединяет… Хотя бы зеркальный потолок в спальной. Он привязался и не хочет уходить. Просто нужны правила.

– Предлагаешь заключить с ним сделку?

– Да, наверное, можно и так сказать…

– А как же яйца?

– Я понимаю, тебе нравится тема яиц… Но, во-первых, они ещё пригодятся на положенном месте. А, во-вторых, сколько яйца не держи, ничего хорошего не светит, кроме откусанной по локоть руки.

– Предлагаешь всё стерпеть, смириться? А как же обычное женское счастье, Валя? Я люблю его… Он так превосходен, когда после бурного секса застёгивает эти свои запонки на манжетах… Поджимает скулы и холодно так говорит: “Завтрак – через пять минут. Мы опаздываем”…

– Прошу… Только без подробностей, – я увидела в ней сопливую студентку. Это отражение было слишком интимно для приятельских обсуждений.

– …Он всегда превосходен!… – не унималась Таня. – Ненавижу его. Ты всё ещё на его стороне, так ведь?

Иллюзорный мир, несомненно, проще и понятнее. Только имеет свойство рушиться в один прекрасный день.

– Я ни на чьей стороне. Предлагаю прислушаться к себе. Если ты действительно хочешь разбежаться – разводись и оставь собаку в покое. Если же нет – найди способ управлять своей обидой.

После работы я посетила заведение, какое однажды мне показала Рита и где столкнулись с её отцом. Зашла просто так, без цели. Надежда всё же имелась, но я не желала в ней признаваться. Хотелось брызг шампанского и развлекательной программы. “Раньше я не была такой скучной”, – подумала я, цедя за барной стойкой нелучший кофе. Я обсасывала идею направиться в клуб, но перспектива одинокого пребывания небольно радовала. Большинство друзей-знакомых давно разбились по парам и коротали вечера у семейного очага.