Текст книги "Сделка 2 (СИ)"

Автор книги: Mia Kenzo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Алексей, вам поп-корна не подсыпать? Соловьёва напоите кофе, пожалуйста. И закройте дверь.

– Рита, я только хочу сказать… – снова заныл Сергей.

– Ты ударил меня, – резко констатировала Рита.

От прозвучавшего заявления костяшки пальцев побелели, а короткий маникюр вонзился в ладони. Сергей уже стоял на двух коленях в потугах приблизиться к Рите и уцепиться за её ноги. Забавы кончились. Кромешное омерзение завладело мной. Я знала, что не могу врезать этому паразиту, больше недели пыжившегося петушиным самодовольством. Но он посягнул на моё святое, и я не собиралась оставить это так просто.

– Этого не повторится, обещаю! – воспел Сергей.

– Пошёл вон отсюда! – сквозь зубы прошипела я, поражаясь способностям собственного голоса.

Сергей растерянно обернулся на меня, с удивлением примечая кулаки.

– Ну, стукните меня! Хоть вы – ударьте меня, – взывал он, медленно поднимаясь с колен, и я почувствовала, как в нём исчерпывается лимит унижения и начинает прорастать природа гордости.

Каково же было искушение последовать его приглашению! Вместо этого я разжала кулаки и, заклято медитируя на центр мужского лба, по-бабьи предприимчиво подцепила двумя пальцами его рукав, словно израсходованную пелёнку, направляя к двери. Он поддался даже легче, чем рассчитывалось.

– Прости меня, – напоследок обратился Сергей к Рите, пессимистически откидывая цветы с конфетами на диван.

– Оглох? – пинка бы ему для скорости. – Давай! Раз-два.

– Я его уничтожу… – когда закрылась дверь, я спустила пар. – Он больше не коснётся тебя.

– Его? – Рита повела бровью. – Он натворил не больше делов, чем ты, – в её ледяном тоне отсутствовала горечь, а лишь звенела сталь. – Подпиши это, – она протянула бумагу.

Я взяла лист-трубочкой и, расправив его, оцепенело перечитывала буквы официального “по собственному желанию”, не в силах применить смыслы к чёрточкам, засечкам, кружочкам. А значили они одно, что женщина, завладевшая моей душой, оказалась девочкой для битья. Я не защитила её хотя бы от себя. На секунду мне даже померещилось, что в её глазах засквозила синева – настолько они были холодны. Бровь поползла вверх. Нет, ты не обманешь меня.

– Ты не можешь… – сказала я. – Зачем? Не предполагала, что ты настолько глупа, чтобы пустить коту под хвост своё продвижение к ГАПу.

– Боже, Валя, не фальшивь!… Мы обе знаем, что ты бы рано или поздно меня уничтожила. Но можно ли любить безличие?

– Слабачка, – хмуро хмыкнула я.

– О, да, дорогая! – она подцепила мой подбородок двумя пальцами и вздёрнула на себя, отчего я остро почувствовала свою миниатюрность. – Зато ты очень сильная. Маленькая девочка, которая не наигралась в куклы.

Рита вышла, оставив меня с белым полотном позора в руках, – столь же нестираемого, как чернила, которые я готова была выпить, лишь бы они не появились на этой бумаге.

– Дура! Я просто люблю тебя… – произнесла я в пустоту. – И не знаю, что с этим делать.

***

К среде умерла Катя. Скупое уведомление Лёши показывало, что кончина произошла в ночь со вторника, на день её рождения. Он взял отпуск за свой счёт. Ему больше не нужно было копить на ипотеку. Я приходила поддержать его, но он даже не пустил меня на порог. При воспоминании тоскливых собачьих глаз из сна, невыплаканное горе, заструилось по щекам под тяжие гортанные всхлипывания, застревавшие комками в глотке одиночества на пустынной лестничной клетке. После изнасилования дверного звонка, я задавала “только один вопрос”, купил ли он матери ортопедическую кровать, и на основе его огрызательств узнала, что Катерина не захотела её, и что по мою честь будут привлечены известные инстанции, если я продолжу в том же духе. Со мной случилась истерика, не иначе. Ей-Богу, не припомню, чтобы подобное хотя бы во снах пригрезилось отдалённо, – как развеять прах Катерины в Новой Зеландии, – но эту необходимость я доказывала рьяно, гневно и самоотверженно. А потом… всё прошло. Я сжимала челюсти, стоя на пороге уже другого дома. Она встречала за полночь в пижамных штанах и майке.

– Катя умерла, – сухо произнесла я. Сердца у меня не было. Распотрошённое и растоптанное, оно ни одним жалким писком не выдавало себя. Боги перестали играть им в пинг-понг, выбросив на обочину к прошлогодней жухлой траве.

Ни маски, ни лица. Пальцев тоже не было. Всё тело пробирало редкими болезненными спазмами мёрзлого озноба. Я не понимала, как стою. Только голые нервы – всё, чем я была сейчас.

========== Часть 7 ==========

Если бы Рита меня прогнала, ничего бы со мной не сталось, уж точно не умерла. Только закончились бы ночные колядования. Мертвецкая живучесть дразнила остатки человечности. Я ощущала себя в немом панцире, а тараканьи тонкие усики, по Кафке, двигались над головой.

– Но как? Почему?…

Мне бы те самые ответы, и можно без хлеба. Я тупиково взирала на молодую женщину, как олень посреди проезжей – на автомобильные фары. Лёша вчера не вышел на работу – мать с сердечным приступом забрали в больницу. Напрасно я пыталась выудить номер учреждения: пасынок остался глух к моим переживаниям. В тот момент мне даже показалось, что он нарочно раздувает драмматизм на лютиках. Весь следующий день Лёша не брал трубку. Позвонил лишь к вечеру и сообщил, что этой ночью Катерина скончалась. Я готова была прибить его на месте. Если бы ещё оператор связи поддерживал такую опцию.

Рита осторожно обняла меня. Я утешительно похлопала её по плечу, твёрдо оборачивая сочувственное побуждение. Когда умерла мать, я не пропустила ни слезы, и сейчас не искала Стены Плача.

– Поедем прокатимся, – изъявила я.

– Шутишь? – всплеснула руками Рита. – Давай завтра!

– Как хочешь, – я развернулась.

– Погоди, – она капитулировала. – Ладно, я сейчас.

Какая-то часть меня упорно ширмовала случившееся, расщепляя сознание на частности. В голову лезли клоуны Макдольдса, колёса обозрения, статуя Христа-Искупителя на вершине Рио, архитектура Гауди в трёхэтажном симбиозе с произведениями Дали.

– Тебе нравится Тарантино? – спросила я на повороте, быстро поддевая руль рукой.

– Фонтаны крови и аттракцион цинизма? – уточнила Рита. – Определённо.

– По крайней мере, не клюква в сахаре, – дополнила я.

– Так от чего умерла Катерина? – уличила момент Рита.

– Сердце.

Непрошенные воспоминания о Катерине хлёстко и пусто ударили меня. Лавина образов закручивалась в спираль. Вот она с босыми ногами и хитрой улыбкой; в атласной ночной сорочке, обтекающей изгибы худощавого энергичного тела. Вот она звеняще и интригующе распоряжается о задании, а студенты наперебой пытаются угодить ей. Вот она впопыхах копошится в гардеробе и решает пойти чуть ли не в домашнем. Каждый раз, за секунду до выхода, её озаряет откровение, и она выбирает самое поэтичное облачение. Вот она заносит фигуру над шахматной доской, а выражение лица – будто вертит погремушкой перед носом младенца. Туманное и неуловимое, видение исчезло столь же внезапно, как появилось. Будто издали донёсся возглас:

– Не гони! Здесь нельзя сто шестьдесят!

Тяжесть подвески будто прижимала авто к земле, когда стрелка спидометра медленно перевалила за сто восемьдесят. Жизнь казалась игрушечной. Фура, рядом с которой нас слегка колыхнуло, уходила в хвост. Рита, обычно не забывавшая про ремни безопасности, резко опомнилась, пристёгиваясь с феноменальной расторопностью. Она откинулась в кожу кресла затылком. Бледность просачивалась сквозь загар её лица.

– Да, поднажми – напугай креативом, – неодобрительно уськала Рита, неморгающе уставившись в полотно дороги, бежавшее под колёса, как сумасшедшее.

– Я не гонюсь за оригинальностью.

– Неужели? И на гран-при не опаздываем? Напомню, здесь вместо призов палочками машут и штрафы шлёпают.

– С моими номерами – палочками не играются.

– Действительно. Прекрасный повод убиться, – Рита закурила, и неприятно пахнуло табаком.

– У тебя не лучше.

– Раньше, однако, ты больше беспокоилась, что остановят.

– Честный гаишник страшнее волка.

– Задавишь кого – совесть ведь на номера не посмотрит, и капустой с ней не расплатишься.

– С каких это пор ты записалась в праведницы? – впрочем, я сбросила скорость.

Мы притулились в попавшемся “кармане”. Нужно проветрить голову. Я стояла перед “мордой”, захваченная светом фар по ногам и части туловища. Ночной воздух обдавал весенним ветерком, опорошая ноздри сызнова перстным запахом сырой земли и пронизывая студёной свежестью насквозь одежд. Низилось тучное небо. Оно наваливалось бескрайним распростёртым пузом на магистраль, вершилось и кучилось, вовсе чёрное вдали над крышами домов. Рита сгребла сбоку моё несопротивляющееся тело в греющею обитель крепких объятий.

Рябь океанской глади, заснеженные хребты неприступных гор, долины с сочной травой и извивающиеся змеями голубые реки – всё это я как будто наблюдала собственными глазами в других жизнях. Камень, ставший орудием первой болезни зависти; войны, стаптывающие миллионы жизней; беспорядочная жатва власть имущих; технический век, ненасытно перерабатывающий и нарушающий естесственную фауну. И тут же – глиняный стакан парного молока; улыбка ребёнка; глаза людей, отважившихся на борьбу за общие свободы. Танец всемирной истории сменился размышлениями о Лёше. Хотя я не застала его в раннем детстве, но уделяла много времени воспитанию в дальнейшем. Особенно, когда умер катин муж. Лёша должен был получить хорошее образование. Я позаботилась о месте в привиллегированной школе с уклоном на английский. Упитанный прыщавый подросток, он слыл коротышкой и напоминал неказистого карапуза. Регулярные занятия в секции плавания благотворно повлияли на его скелет. За одно лето он вымахал на двадцать сантиметров, приобретя широту плеч. Прорисовался хороший рельеф в области живота, рук, и, пуще всего, спины. Впрочем, природная лень и отсутствие принципиальной тяги к спорту привели к тому, что с возрастом небольшое пузико было полюбовно нарощено вновь, но Лёша по-прежнему сохранял неплохую форму. Его мягкие черты лица и всех членов, на короткое время очертившиеся и забугровевшие, взяли своё. Однако они же приносили его образу выигрышную деликатность и очаровательную притягательность. Их следовало лишь подчеркнуть, и девушки, в чьих сердцах с детства прижился синдром нежных чувств к плюшевым медведям, к Лёше просто не могли остаться равнодушны. Он обладал прекрасным заботливым сердцем. Находка для любой гетеросексуальной женщины. Будучи однолюбом, ориентированным на долгосрочные отношения, Лёша чурался случайных связей, мечтая об избраннице на всю жизнь. Мне довелось увидеть лишь несколько его пассий, которые легко считать на пальцах. Из них одна – Большая Любовь. Они дружили со старших классов, и всё предвещало молодое венчание. Однако, как это случается, несмотря на все показатели, добрые пророчества и скрещенные пальцы, Большая Любовь обернулась ящиком пандоры и принёсла в итоге багаж боли и разочарования. Невеста сбежала едва не накануне свадьбы. Думаю, на тот ранний период жизни она просто не нагулялась. Боюсь, он до сих пор её ждал. Иногда я натыкалась на открытки из Англии, куда впоследствие упорхнула та пташка, но предпочитала не навязываться на откровенный разговор с пасынком, пока он сам того не захочет. Учитывая давешний скол событий, теперь это вряд ли случится.

Мелкая дрожь сотрясала тело. Рита отникла от меня и двинулась к машине, к водительскому месту.

– Пора. Холодно. Я за штурвал.

На обратном пути нас застала непогода. Мелкие вестовые капли дождя пролились скромно, почти стыдливо, пока им на смену не затарабанил грозный ливень сплошной стеной. По стёклам судорожно замотыляли “дворники”, сбивая плотную завесу беснующей рати. Рита снизила скорость и даже прекратила подпевать. Грузные осаждающие капли хлёстко шлёпали по покрытию авто, превращаясь в валовой ударный звук, затмевавший негромкое музыкальное сопровождение. Мощь бушующей стихии, – которой нельзя было не устрашаться, которой нельзя не восхищаться, – разверзлась во всей красе. Пособничая сердечному импульсу, я наощупь нашла ритину руку. Она переладилась с управлением руля и сжала мою податливую пясть своей правой.

– Всё будет хорошо, – сказала она.

– Откуда ты знаешь? Ты никогда никого теряла.

– У меня был брат.

Я растерялась, настолько ошеломило это сообщение.

– Что с ним стало? – спросила я как можно деликатнее.

– Я его убила, – ответила Рита, будто речь шла о чём-то совершенно обыденном.

Передо мной так и встала картинка юной Риты с Магнумом. Вероятно, они посчитали его бутафорией, пока не дёрнули предохранитель.

– Эта пуля у тебя на шее?… – пробормотала я. – Это был несчастный случай? Вы заигрались?

– Можно и так сказать – несчастный случай… – моргнув, сказала Рита. – Ты не поймёшь: мы были близнецами.

– Вот, почему тебя отправили к деду…

Похоже, папашу затрудняло объяснить происхождение того пистолета. Скорей всего, даже не столько отсутствие лицензии, сколько – “запачканный”… Человек с взрослой ответственностью, он не имел права решать свои проблемы за счёт ребёнка.

– Я искала его… – продолжала тем временем Рита. – В других… параллелях. Я не знала, какую дверь открываю. – Она отёрла лицо ладонями, будто умылась.

– Твой отец не должен был так поступать, – констатировала я.

– Он защищал меня, – протестовала Рита. – По-своему. Он всё повторял: “Ничего не было. Ни-че-го-не-было. Правда – она только для нас…”.

– Почему ты раньше не рассказывала?

– Я хотела забыть.

– Как раз его ты хотела помнить. Иначе ты бы не сделала этот кулон. Ты хотела забыть… всё другое.

Дождь начал стихать ближе к рассвету. Мы кое-как вприпрыжку преодолели дворовые лужи размером с Байкал и оказались у Риты дома.

В постели я шептала:

– Ты – мой главный приз…

Секса не было, а утро ударило в голову, как безбожный лесничий топором по тополю. Я чувствовала себя задряхлевшим накопителем информации, изъеденным червями, будто яблоко.

Вставать не хотелось до чёртиков и до белой горячки. Вот так лежать, смотреть в потолок и не двигаться.

“Валя, нужно вставать!…”, – из долины лет прозвучал этот голос. Чей он? До боли знакомый. “Ты сможешь. Просто верь, и всё получится! Нужно двигаться”. …Таня? Давным-давно, ещё в студенческие годы, мы закутили в лесу с ребятами. Гитара, весёлые разговоры, внимание противоположного пола. Я впервые в жизни напилась. Да и водка была не лучших сортов, а попросту сказать, “палёная”. Я чувствовала себя настолько плохо, что в отказ пошли и ноги, и язык, и голова. Я думала, там и сгину. И эти звёзды, влекущие в своё небесное вечное царство… Только Танька, – светлая, высокая, с крыльями, – не унималась. Я понимала, что она ангел. Пока надежда о силе свыше, которая непременно заберёт отсюда, путала и медленно убивала, Таня боролась за мой отступающий дух: “Просто верь! Вставай и иди!”. И я поверила. Через не могу, через не хочу, минуя болото надежд. В моём сердце, единственном действующем органе, задышала вера. В нём не осталось места ни слабости, ни торжеству преодоления, ни даже удивлению. Лишь она: чистая и могущественная – в теле ничтожного человека. Господи, насколько мудрая была Таня!… Куда всё делось?

Я поднялась с постели, оделась, по привычке поискала зеркало и, не обнаружив, вышла из комнаты. Рита на кухне медитировала над туркой.

– Спасибо, всё очень вкусно, – единственным завтраком был кофе.

– Приходите ещё в наше кафе “Бурита”.

– Непременно.

– Зови друзей и знакомых. Всего тысяча долларов.

– Тогда уж “Обувалово”.

– Отличная фамилия. “Бурита Обувалова” всегда рада новым гостям.

***

Неделю спустя.

– И что?

– Я это у тебя хочу спросить: что? – Боря давлеюще возвышался над столом, одной коленкой на стуле, как цапля над камышами.

– Наверное, она оступилась, я попридержала её.

– Твоё-то святейшество!… – тихонько проворковал Боря, подсовывая вторую карточку, где я вполне красноречиво ласкаю ладонью ритину щёку.

– Не знаю, ей что-то в глаз попало, – пожала я плечом.

– А здесь вы, наверное, проверяете здоровье дёсен?! – кульминировал Боря, выкидывая однозначное фото поцелуя.

– Эта кофточка из Милана, – я повернула к нему снимок. – Она приятно на мне смотрится, не правда ли?…

Боря не слишком проникся идеей обсуждения заморского шмотья.

– К чему это слайдшоу? Хочешь что-то сказать – скажи.

– Видишь ли, в чём дело… Чёрт бы с ней, с твоей личной жизнью… И зачем было придумывать… ах, да!… – он ткнул пальцем по изображению Риты на фото. – Юнец, да? Юнец?!… – Боря осенённо и самозабвенно прогоготался. – Все эти её… выступления!… С бубенцами!… – теперь он захохотал пуще прежнего, фантасмагорически конвульсивно и со срывом в высокие нотки, как чайка на падальном пире. – Вон оно что, оказывается!… Ты неправильная девочка, Валя!

– Зато ты джентльмен Пржвальского.

– Ты ведь понимаешь, что она должна уйти, – прокураторски посерьёзнел большой-босс.

– Нет.

– Что значит “нет”? Если эта анонимка, – он помахал в воздухе пустым конвертом. – Сегодня долетела до меня, то завтра может и к другим припорхать!

– Не может, – отрезала я.

– Откуда такая уверенность?

– Ну, мы же с тобой не Арсен с Петровичем, – отозвалась я.

Боря несколько оторопел.

– Выходит, ты прислала.

– Вывод на Нобелевку.

– А спектакль?

– Иногда мяч ловят не потому, что хотят играть, а потому, что его с другой стороны кидают.

– Но ты её не можешь контролировать, – между тем, отметил Боря.

– Не могу, – подтвердила я.

– Хочешь совет?… Завязывай! – не дождавшись ответа, он добавил: – Это не совет.

Рита вошла в кабинет, когда я поливала цветочки и кактусы.

– Валь, скажи на милость, почему Борис-Степаныч предлагает мне деньги, чтобы я уволилась? Я же итак ухожу!…

Горечь наливала вены, словно камедь.

– Поздравляю, – безучастно проговорила я. – Необидная котлетка?

– Рокфор!… – простонала Рита. – Пальчики оближешь.

– Бедненький!… – я нагнулась над фикусом, отдельно от других растений выставленном на столе, и начала всматриваться в листики. – Ты что-то чахнешь… Наверное, не хватает света, – я бережно взяла горшочек и перенесла на подоконник. – Вот так… Иди к своим друзьям… Здесь тебе будет намного лучше.

Я ощутила на себе чужие руки, затянувшиеся вокруг моей талии.

– Во что ты играешь? – прошептали губы возле уха.

Я окунулась в канаву бездушных прямоугольных форм за окно, не понимая ни тепла, ни смысла этих змей, обвитых на животе. Какое-то время назад эта женщина поселилась у меня дома, терпеливо зализывая кровоточащую рану. Я уже думать забыла про её уход. Сейчас она была далека, как звезда, лишь в памяти космоса несущая свой отпечаток.

– Мне кажется, ты его слишком заливаешь… – заметила Рита, ощупывая листик фикуса.

– Не надо! – я резко дёрнулась, и кусочек живой зелёной ткани остался у женщины в пальцах. – Смотри, что натворила!… Ты вечно всё портишь!

– Да что за грандиозность такая? – отпрянула Рита. – Ты на ботанике совсем помешалась?

– Может, я такая и есть – ботан! И всегда такой была!

– Ты? – Рита многозначительно озирала мои губы, грудь, руки… и ниже пояса. – Твоим ботанским наклонностям “Плей-бой” позавидует.

– Только тебе никогда не стать таким ботаном, – продолжала я. – Сколько бы ты не пыталась подражать. Ты ленива, эгоистична и бестолкова. Это твоя природа. Я давно изучила таких, как ты. Вы выезжаете за счёт других, бросаете пыль в глаза и думаете лишь о своём комфорте!

– Да, – её лицо искривилось ухмылкой. – Ботан неверующий.

– “Религия – опиум народа”.

– Ленина заодно поцитируй – в мавзолее улыбнётся. Теперь карт бланш по факту умницы? И барабан на шею…

***

Минуло ещё несколько дней.

– Тань, тут по вопросу отчётов… – я глянула на бывшую сокурстницу поверх очков и ужаснулась затёртому до покраснения лицу и опрятному сооружению явно попользованных салфеток. – Прости… Я зайду позже.

Я бы и ретировалась, верная старым инстинктам, но неведомая сила, – уж не разберёшь, с рогами или крыльями, – буквально за шкирку остановила меня. Я медленно открыла дверь и осторожно подошла к Тане.

– Иди сюда… – обескураженная собственным импульсом, я приняла её в свои объятия, в которые она опустилась в неожиданной готовностью. – Ну-ну, милая… Ты что так окикимирилилась?…

– Боря… – всхлипывала Таня. – У него ребёнок на стороне!… Представляешь?… И он хочет его воспитывать… Понимаешь?… Ему на всё наплевать!…

Неужели решился? Мой взгляд рассеянно блуждал по пирамиде салфеток и незаметно для меня самой проник на бумагу под ними. Я украдкой подвинула груду, всё ещё не веря глазам.

– Эгоистичный сукин сын!… – продолжала Таня. – Говорит, что не хочет уходить, но останется только при условии, что я буду нормально реагировать на его отцовство… “Нормально реагировать”!… Ты представляешь?!

По цифрам на бумаге выходило, что мы работаем чуть не в убыток. Какое чуть? Аккурат в минус прём и посвистываем.

– Вот, и ты тоже в шоке! – торжествующе обернула Таня. – КАК на ЭТО реагировать?!!!…

Она резко осеклась, и я по инерции глянула на дверь. В проёме стоял Боря. Он с разочарованием посмотрел в мои глаза, с несколько секунд повременил и ушёл, не проронив ни слова.

– Ты представляешь?… – пространно пробормотала Таня.

Горячие капли обожгли моё запястье. Нет, я даже не могла представить, что вот так между двух огней, когда-нибудь займу сторону Тани вместо Бори, а пока фирме грозят долговые счета, мы забабашим внеочередной день психолога и эдакий праздник разбора межличностных отношений.

– Но давай лучше о другом! – Таня буквально залучилась от радостной и абсолютно безмятежной темы. – Ты, значит, с Маргаритой спала?! А она?! Она что?

А что она? Кроссворды, может, разгадывала?

========== Часть 8 ==========

***

Не сомневалась, что будет много гула. Все бурно обсуждали поставленный в интерактивном “задачнике” план на день. Впрочем, когда я вошла, все утихли. Поэтому так громко прозвучал голос одного из сотрудников:

– Да мы к ночи не управимся!

– А вы, Владимир, попробуйте работать так же шустро, как со своими “леваками”, которые почему-то берёте сюда, – парировала я. – Уверена, всё получится.

Владимир что-то забурчал в оправдание, мол, “халтуры никогда”, но настолько невнятно, что не имело смысла размусоливать.

– Лариса, и вам придётся завязать с вашей классикой опозданий на пятнадцать минут.

– Да-да, – она энергично закивала. – Безусловно!

Я собиралась продолжить, но факт ритиного отсутствия сбил с толку. На её месте сидела незнакомая блондинка. Полуобернувшись, она осторожно косила то на меня, то на Ларису.

– А где Маргарита? – не сдержала я удивления.

– Так у неё вчера был последний день, – услужливо донесла Лариса.

– Вас зовут? – поспешила я свести тему, камуфлируя неудобные эмоции скупым тоном.

На лице незнакомки отразилось лёгкое замешательство. “Как вас зовут,” – нашептала расшифровку Лариса.

– О… А я уж подумала!… – многозначительно изрекла молодая женщина, и её глаза засмеялись, порождая невольные мысли о горячности своей обладетельницы. – Настя. Анастасия, – представилась она.

– Вы освоились, что к чему? Надеюсь, у вас нет проблем с объёмом на сегодня.

Задания закреплялись по принципу номера компьютера. Кажется, Анастасия попала не на то место. Надо бы пересадить. Глаза перестали смеяться. Она думала, это на неделю? Или на сколько? Лариса сочувственно молчала.

– Пусть будет скидка на новичка: можете сделать половину, – ужалобил ларисин угнетённый вид. – Все остальные, – обратилась я к залу. – Для кого объём непосилен, может встать сейчас и уйти, – я показала взглядом на дверной проём, где притаился борин профиль.

На какое-то время воцарилась полная тишина.

– Ах да, Лариса, – на полушаге я задержалась. – У вас есть отличный шанс отработать свои пятнадцатиминутки, – я помахала пространными кругами в стороне Анастасии. – Помогите тут войти в колею.

– Да-да, – в прежней манере подобострастного согласия отозвалась та. – Конечно!

Уже вслед донёсся её качественно стращающий шёпот:

– Лучше с ней не шути! Прошлая-то!… На твоём месте… Полетела со свистом!

Я ненавидела Борю.

– Ты её взял? – спросила я, ступая за порог.

– Эт-не-я, эт-Таня, – тихо откосил он и метнулся внутрь, меняя тон строгим окриком в аккомпанементе с убедительными хлопками в ладоши: – Работаем-работаем!

Всё в его действиях пронизывал безоговорочный восторг от собственной персоны.

В кабинете было жарко, несмотря на распахнутое окно. Подружиться с кондиционером не удалось – меня простужало.

– Что за чудо – эти гартензии! – раздался танин голос над головой.

Я скинула пиджак на диван и, засучивая по пути рукава рубашки, обогнула стол. “Не выдержала, значит, всей прелесли цветочков,” – подумала я о своём, размещаясь в кресле. – “Даже не зашла попрощаться.”

– А? – кажется, Таня спросила что-то радостное.

– Уже познакомились с новенькой? – повторила она, полная энтузиазма.

– У неё хоть опыт есть? – я почти вздохнула вслух, открывая проект на компьютере.

– Конечно, она работала! – пылко заверила Таня. – Два года в какой-то фирме.

Я приподняла бровь. Целых два? Ценнейший специалист.

– Надеюсь, в архитектурной? – скепсис нарастал всё больше. – А то крокодил Гена тоже работал. В зоопарке. Крокодилом.

– Ай-ай-ай! – Таня скривила ухмылистую гримассу и журяще помахала в воздухе указательным пальцем, будто уловила дуракавалянье. – Ты уж точно заметила, что она не крокодил, а очень даже интересная девочка! Художница. К тому же, весёлая и незамужняя.

– Вот так диво, – проронила я. – Мы тут все художники!… – я с секунду смотрела на монитор. – Ты это заказчику ещё расскажи. Потому что он хочет “просто стены”. Ни отвесные стёкла, ни эстетику переплётов, выразительную игру света и визуальную связь с внешним пространством. А четыре, мать его, прямые стены, которые ему привычнее и в которых он может спрятаться. И перегородки. С проходами.

– Это психология, – со знанием дела резюмировала Таня.

– Или примитивизм.

– В любом случае, остаётся интерьер!

Я неутешительно на неё посмотрела. Прикормка целевой аудитории журнальными картинками давала не те плоды. Вместо приятия вкуса дизайнерской мысли, они просто тыкали в образцы. И мы унизительно перелопачивали чужие идеи в 3D.

– В любом случае, – вторила я ей. – Тот факт, что она временно незамужняя, совершенно не исключает декретов в будущем.

– Что ты переживаешь, у неё всего лишь испытательный, – промурлыкала Таня с видом непреклонной благодетельницы. – Я так решила, Боря ничего не понимает. А тебе будет полезно отвлечься.

– Что, прости? – я моргнула и снова перевела взгляд от экрана. Те взрослые игры, мысль о которых волновала плоть, имели эффект только с одним человеком. Это досадовало и раздражало, делало злой. – Ты в своём уме? Какие, к чёрту, “отвлечься”, когда мы долги собираем?! – я бы отвлеклась прямо сейчас, будь речь о другой персоне. – Елена её вообще видела?

– Послушай, ты была занята, Лена зашивалась…

– Нет-нет, это не аргумент, – категорично отрезала я. – Вот именно: я из кожи вон лезу, чтобы вытянуть фирму, а у тебя придурь в голове цветёт и пахнет!

– Ну, знаешь!… – Таня вспыхнула. – Во-первых, ваши дурацкие тесты ни один нормальный человек не пройдёт!… А во-вторых, я тебе не… не… сама знаешь!… Ты не смеешь так со мной разговаривать. И мы должны держаться вместе!

“Боже… против кого?” – бровь выразительно поползла вверх. – “Что за партия такая, кузнечик?”

– Тесты? – только переспросила я.

– А ты думала, как она отбирает? – самодовольно блеснула глазищами Таня.

“Да наплевать на Елену, и кто кого нанял… Ты – у меня в голове…”.

– Вообще тесты – неплохая идея, – безынтересно отметила я.

– Да, если никуда не спешить, – она говорила резонно и обстоятельно. – Просто посмотри эту девочку.

Я кивнула.

– Это значит “да”? Вот и чудненько! – возрадовалась Таня.

Вслед хотелось кинуть кактус.

***

Я просыпалась без всякой охоты. Меня не мучили кошмары, повседневность царапала монотонные петли, обшивая дырявый оплот. Той драной кошкой, которая давно не рожает, и тем более – милых щенков. А роботы из фильма про мертвецов тянутся к жизни, потому что их выдумали люди. Такие странные сценаристы, никто не узнает, что по пути привычного маршрута на работу ты несколько раз попал в аварию – врезался в пустоту. Лепнина автоматизированных атомов, разбитая без осколков, без ран. Мимо миль квадратов коробок, за которые люди отдали столько сил и столько воли, чтобы поселиться в странном городе. Без неба, в сплошном облаке хлама и глубоко скрытых фантазиях к счастью без штанов.

Прошло около месяца со смерти Катерины. Лёшин звонок стал полной неожиданностью. И надеждой переключения монолога, сводящего с ума, в фоновый режим. Я наговорила столько сообщений на автоответчик, что продолжающаяся односторонность связи убивала последние здоровые клетки, внушая сомнение: а есть ли жизнь, или я маячу с Марса?

В целом, всё было хорошо. Красивый воздух, бодрость, лёгкость и ясность мысли создали этот день. Не считая, что Лёша, с отрощенной бородой и выбритыми висками, почти отшатнулся, встречая на пороге. Вот так “здрасти”. Я, конечно, не чаяла большой любви, но это проявление было вопиюще против всяких приличий. Он промолчал, и я ничего не сказала. На столе ждали стейки средней прожарки. Мюнхгаузен нюхал воздух. Не пропустит ли чего вкусного в этой жизни? Он разочарованно отгибнулся от жареного перчика чили, любезно подсунутого к носу – и в пару прыжков занял обзорный пункт на подоконнике за плечами наследовавшего хозяина.

– Ну, как хочешь, – я отёрла руки салфеткой.

– Я слышал, в конторе произошла финансовая неурядица, – издалека завёл Лёша. – Ты там ещё не ночуешь?

– Всё превосходно, – улыбка получилась небольно естесственной. – Я чувствую себя на пике работоспособности.

– Совсем себя извела, – Лёша осуждающе покачал головой.

– Кому-то надо выправлять ситуацию, сам сказал, – пожала я плечами. – Работнички-то дома сидят на отпускных…

– А кто-то вообще ручкой сделал, к тому же, – многозначительно отпустил Лёша.

– Нет, ножкой, – подчёркнуто сухо отозвалась я, указывая абсолютное нетерпение темы. Лицо пропитала знакомая маска.

Какое-то время мы жёстко смотрели глаза в глаза друг другу, словно лютые враги на ристалище.

– А может, пальчиком? – наконец, в тот же лад изрёк Лёша.

Медленно укладывая по сторонам приборы, я примерялась к раздорожью. То ли встать и уйти, то ли пытаться продолжать никому не радостный диалог. Нож или вилка?

– Мне сегодня снилась твоя мама, – я выбрала зубочистку. – Возле подъезда. Так реально… Когда я её заметила, она собиралась ускользнуть. Я подхватила её за локоть и спросила: “Бегаешь?”

Пока мы её хоронили, Катерина привольно трусцой-гимнастикой занималась. Кусочек мяса никак не хотел покидать проблемную зону пломбы. Дальнейшее ковыряние предвещало больше вреда, и я жестом поблагодарила за протянутую жвачку.