Текст книги "Сделка 2 (СИ)"

Автор книги: Mia Kenzo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Маргарита, приберегите ваше буйное воображение для жениха наедине, – бесстрастно и чётко парировала я, не дёрнувшись и мускулом. – Нам не обязательно это слушать. …У кого-нибудь есть комментарии по существу? – я выждала полуминутную паузу. – Нет? Значит, на этом всё. Сергей, подумайте над тем, что я сказала.

Я уже собиралась покинуть помещение, но задержалась.

– Сергей, возможно, ваша невеста права, – благородно переводя взор с его персоны на монитор и не допуская скабрёзной двусмысленности, обронила я. – И вам, действительно, что-то сделать побольше. В проекте, – равнодушно подчеркнула я, словно для ликвидации любых недоразумений, положив на этот раз прямой взгляд ему в глаза.

Сомневаюсь, что у этого коротышки такой уж большой. Но примитивная игра – не мой стиль. Уверена, добрая половина офиса, – по крайней мере, та их часть, кто работал здесь больше года и застал времена ритиной клоунады, – подлинно проснулись, предвкушая новые зрелища. Те же, кто появились позже, застряли в недоумении.

– Светлана, можно вас? – распахнула я дверь в “курилку” и обратилась к новопринятой девушке с химической завивкой.

Риту, в её диких высоких сапогах и ковбойской позе, подпирающей стенку, я игнорировала.

Когда Светлана ступила на порог моего кабинета, я перебирала бумаги с чертежами, прикидывая, какой ей дать. Навстречу моему согласительному кивку она молча прошла и села.

– Как первый день? Скучновато без задания? – приветливо улыбнулась я краешком губ, не отникая взглядом от бумаг.

– Да уж, – согласилась она. – Пока я только раскладывала… документы по папкам.

Я повела бровью. Что ж ей ещё могли поручить, кроме как бумажкину волокиту. Секретаршу мы так и не наняли: на более нужных сотрудников не хватало нервов бороться с Таней. Я чувствовала, что Светлана тайно любуется мной. Для этого не обязательно поднимать головы. В этом не было ничего лесбийского – невинное восхищение девочки перед строгой, но глубоко импонирующей, учительницей. Пора ковать железо, пока горячо: пока Рита её не переманила на сторону зла печеньками, и она не стала смотреть на меня более приземлёнными глазами.

– Со всеми перезнакомились? – спросила я как бы между прочим, но она уличила намёк на перессудный интим в “курилке”, и я почуяла её неловкость.

– На самом деле, я… – Светлана осеклась, но продолжила. – Это, наверное, не моего ума дело, но я считаю, что профессиональное и личное не стоит путать. Особенно, при коллегах. Это просто мнение. Такое поведение нужно осаждать, как и произошло.

Хорошая девочка. Конечно, не её ума. Но я рада её оценке. Лучшие выводы, играющие вам на руку, – те, которые человек делает сам.

– Я не это имела в виду, но ладно, – холодно улыбнулась я, пряча растекаемое довольство.

Я не хотела говорить, что подчинённые, при других условиях, за подобное быстро попрощались бы с работой. Попугаться она ещё успеет. Поэтому, просто сказала:

– Для меня главное, какой вы архитектор. Всё остальное для меня – на втором плане, – я придержала за зубами дополнение: “Вы, Рита, или сам дьявол, – здесь вас будут оценивать по профессиональным навыкам, а не за красивые глаза”.

– Да, я понимаю! – сразу нашлась она.

– Это хорошо, – одобрила я. – С другой стороны… Мне, несомненно, было бы любопытно послушать, что говорят. Не про начальство, а чем живут, какие мелочи приключаются, – я показала глазами на дверь и, легко скомкав тему, выбрала несколько бумаг. – Теперь по делу. Нужно выполнить вот это в Автокаде. И ещё это.

– Хорошо, – Светлана переняла чертежи из моих рук.

– Как вы, наверное, поняли, наша фирма с дизайнерским уклоном. Вы скоро ощутите разницу… Скажите, как у вас с техкартами?

Я заметила, что она растерялась. Архитекторы, не сталкивающиеся с техкартами по специфике направления, как правило, их не знали.

– Это поправимо, – ободряюще улыбнулась я. – Вам покажут и расскажут.

У всего есть своя цена.

– И ещё, – остановила я взглядом прежде, чем она успела подняться. – В случае проблем, – а они, конечно, будут, – знайте, что вы всегда можете прийти ко мне. Я выслушаю. Вникну. Вместе мы обязательно что-то придумаем.

– Хорошо, – улыбнулась Светлана. – Спасибо.

Не в моих правилах потчевать служащих подобного рода страховками, но разменная монета для всего разная. Только бы мне, чего доброго, не вляпаться с этими тросами…

***

– К тебе можно? – показалась из-за двери борина голова.

Я едва не рыкнула на него, думая, что опять лезет Сергей, для которого “занята” – на ближайшие несколько часов точно.

– У зубного был, только вернулся, – ознаменовал Боря, удостоверившись, что готова его принять.

– Неужто дефектная партия заморских леденцов? – как всегда, без признака шутки в голосе, осведомилась я.

– Возраст. Проблемы, – лаконично изрёк Боря нашу общую проговорку.

Длинноногий и вальяжный, Боря расположился на стуле, словно кот, объевшийся сметаны, потягивая и разминая руки в запястьях.

– Слышал, Рита опять принялась за старое… – забегали в его глазах игривые искорки. – Намекала, что ты стерва недо…крашенная.

Я повела бровью. Скорее, перекрашенная. Вдоль и поперёк. Этой самой девчонкой.

– Птичка в клюве принесла? – бросила я на него непринуждённый взгляд. – Да, ты всё шоу пропустил.

– А что это она вдруг после продолжительного молчания?

– Злится, что те проекты закрываем.

– Как закрываем?! – шокировался известием Боря, словно уколотый в самое живое.

– Так, Борь. Закрываем. Копают под нас, – невозмутимо толковала я. – То ли утечка какая…

Он же не думал проехаться на мне долго, свесив ножки?

– А-а. Ну, тогда правильно, – одобрительно покивал Боря.

– От шофёра я отказываюсь. А вот о менеджерах продаж придется позаботиться. Нагрузка у меня бешенная. Да ещё это, – я многозначительно закатила глаза.

– У меня у самого не меньше.

– …А то и махну в Новую Зеландию, – рассуждала я. – Там таких кадров недостача. Друзья там.

– Это ещё что за песня?…

Я оставила без ответа его взгляд, почти грозно дёрнувшийся из-под озадаченно выгнувшихся крыльев бровей.

– Да что там делать, в Новой Зеландии?! – вспылил Боря. – Нет, Валя! Ты не можешь так поступить! На меня одного всё взвесить?… От менеджеров что ждать? Только следи за ними – себе дороже!… А как же наше плечо-к-плечу? …Лучше наймём тебе шофёра, и помощника, если хочешь. Только не уходи… Здесь жизнь, а там что? Тьфу на эту Новую Зеландию!

– Согласись, у них законодательство лучше поставлено в пользу архитектуры.

– Зато у них нет таких лазеек, как в Москве. Свобода в одном, скованность в другом. Ещё увидишь, сколько тамошние налоги съедят от твоего куска. Все ж недаром валят сюда, сама знаешь. Москва всё купит, – говорил в нём делец. – А там – скукота-а. И потом, тебе придётся подтверждать международный сертификат сначала.

– И подтвержу, – ни граммом не стеснившись, заявила я. – Москва ничего не купит, пока в Москве всё куплено. Даже не куплено, а чисто поделено. Пока Москва испещрена строительством конторы жены Лужкова, а муж подмахивал ей все акты. Да ты сам всё знаешь, с каких сторон и где мы прижаты. Какое здесь развитие? Так что, поехали, Боря, строить в другое место.

– Любишь же ты…посетовать! – прикрыл фиговым листком Боря, ранее ничем не скованное, “поныть”. Осторожничает.

– Люблю, – подтвердила я.

Мне нравилось, когда со мной сюсюкались, ходили мне за орешками, приносили кофе и целовали ручки. О чём я никогда не распространялась, но не отрицала. Я любила в себе эту маленькую слабость и чесала её ушком. Хотя насчёт Новой Зеландии я говорила почти искренне. Меня поддерживали весьма логичные и практичные доводы в пользу отъезда. Козыри пора было вскрывать сейчас.

– Нам-то что до градостроительства? У нас своё направление. Да, всё не гладко… Не сомневаюсь, что подтвердишь сертификат, с английским у тебя нормально, – он помолчал с несколько мгновений. – Просто прошу остаться. Всех денег не заработаешь! А от западного комфорта скоро вешаться начнёшь. Думать разучишься.

Я недоверчиво на него скосила. Не ожидала от него такие речи о деньгах.

– Так что там Рита взъелась? – вернулся к баранам Боря. – Вроде давно не паясничала.

– Думает, что придираюсь и нашла замену, – без запинки разъясняла я. – Нужно потявкать и выразить своё “фи”. Порода такая.

– Понятно. Уж ей ли не злиться, на таком тёпленьком местечке сидела, – проронил Боря. – Хочешь, я с ней поговорю, как “большой-босс”? Меня ведь так называют за глаза.

Ему лишь бы разговорчики вести. Я вскинула на него брови.

– Ты что, думаешь, я не в состоянии решать свои проблемы? – искренне возмутилась я. – Да и была бы проблема, а это… – усмехнулась я. – Там и решать-то нечего.

– Ума не приложу, почему ты выбрала именно её?…

– Она отличный архитектор.

– Но и остротный. Ещё та штучка! – отметил он и осторожно поинтересовался: – Она никак нам не навредит?

– Нет, – оптимистично и твёрдо опровергла я. – Можешь быть уверен. Тем более, ты вообще в тени. …Господи, Боря!… Не пугай меня, – поймала я за уши его настроения-зайчики. – Что это за теплый-нежный взгляд?…

– Обожаю тебя. У тебя всегда всё под контролем.

Мы помолчали с минуту. Я жевала курагу и подтолкнула пиалку к Боре. Он отрицательно поводил головой. Ах, да, зубы. Боря поднялся и встал у окна, отодвигая сложенным веером длинных пальцев одну из широких полос вертикальных жалюзей.

– Как там твой юнец? Так и не объявлялся? – небрежно бросил он в мою сторону, быстро наскучившись созерцанием вида из окна.

Мне нужно было кому-то поплакаться за пивом, как в хороших сериалах. Правда, я пила вино, а он – виски. Борька тогда меня сильно поддержал. Он не догадывался, что юнец и заноза-девчонка – одно и то же лицо.

– Сказал, что я очень интересная женщина, – подёрнула я плечами. – Я не стала нарушать идиллию и упоминать, что надо обладать совсем куриными мозгами, чтобы дожить до тридцати шести и быть скучной.

– Правильно! – хохотнул Боря. – Не выдавай свой возраст!… Да я так и думал, что нагуляется и вернётся. Надо быть совсем остолопом, чтобы упустить такую женщину!

– Спасибо, – слабо улыбнувшись, искренне поблагодарила я, хотя знала, что лесть – его оружие для того, чтобы не уезжала в Новую Зеландию. Но меня это нисколь не смущало.

***

– Маргарита, посвятите Светлану в техкарты, – показалась я в их отделе, на долю секунды поскребясь взглядом на лёшиной спине. – А сейчас, жду в своём кабинете.

Я стояла, полусидя-облокотившись на стол с вытянутыми вперед и скрещенными ногами, резонно подпираясь руками, напротив двери. Я заранее слышала приглушённые удары её каблуков изученной поступи, раздающиеся по коридору. Мои ноздри готовы были к атаке излучаемого запаха. На лице застыла мраморная маска.

Рита вошла и заперла за собой дверь. Её бунтарский взгляд смеющихся глаз направился в меня бесцеремонно, без приглашения, без предупреждения. Меня так и подмывало на фразу: “Что, весна – мозги набекрень?”

Я приподнялась лёгким движением от рук, и с силой ударила её по лицу. Душа затребыхала, но маска должна была оставаться на месте, и я лишь поджала подбородок, стиснув скулы.

Я ожидала, что она развопится, обидится, топнет ножкой, выбежит за дверь, заплачет. Даст сдачи, в конце концов. Во всём этом было бы больше человечности. Рита не двигалась с места, не отводила взгляда, не поднимала руку к лицу.

Зачем она устроила всё это? Разве не знает меня? Я же согну её в бараний рог, она даже глазом моргнуть не успеет.

Я молча отошла и села за стол в своё кресло.

– На этом всё? – уточнила Рита.

– Пока да, – сухо подтвердила я. – Зайди ко мне за полчаса до ухода.

А однажды она ведь заговорит… И не намёками. Вот, что опасно. Эх, Борька. Может, мне она и навредит… Что будет, если в одну весну или осень у неё случится реальное обострение? Она ведь неконтролируема. Смогу ли вырулить и спустить всё на тормозах? Пока что, со стороны всё выглядело довольно безобидно, но я-то знала изнанку. Мне пугающе живо представлялся образ Риты, с нервным срывом, тыкающая на меня с бездоказательными провокационными выкриками. Она будет горячая и прямая. Я не смогу ей помочь. И подставит же щёку. И не так, как сейчас. А я ведь упеку её… Мне рисовались медбратья в белых халатах с их умно-внимательными глазами; скомканные и вытянутые лица окружающих, с этим налётом ожесточения, рождённым чувством личной угрозы.

– Чёрт, чёрт, чёрт! – вслух выругалась я, в приступе бессильной ярости аж дважды шмякнув руками об стол, что монитор подпрыгнул, а лотки с бумагами закосило.

“…Запереть её у себя дома и все вечера заниматься любовью…, – шёл во мне беспорядочный поток мыслей. – А по выходным сутками напролёт растворяться с её глазами, пальцами, губами,… О, это было бы божественное время!… Валя, что ты мелешь?!… Ну почему, почему мне досталась такая девочка?! Она ведь…другая. Где только была моя голова?… Валить, валить надо в Новую Зеландию, не раздумывая! Первое решение было самое правильное. Ведь я всё это раньше в уме разбирала, чем мне грозит связь с ней… Видно, аффект от сообщения о свадьбе позволил расслабиться”.

“А что, если она полностью реабилиторовалась? – озарил луч надежды. – Как я, со своими сжиманиями кулаков… Нет, то что в нас живёт, никогда не умирает. У меня же происходят внутренние перемыкания, будто мышечные сокращения; к горлу подскакивает навязчивый комок. Хотя внешне никак не проявляется. Это – глубокий психологический синдром, заложенный с детства… Я даже не знаю, что именно в Рите… Мириться с Катей?” Меня неприятно кольнула пошлость картины взрослой Катерины с маленькой Ритой. Но хлеще того, – Катерины, привязывающей девочку к батарее, – этот образ, неуклюже и рефлекторно рождённый в унисон собственным узурпаторским веяниям. Весь мой праведный гнев снова вихрем вскружил, забушевал внутри, опаляя рассудок едким ядом.

“Но как без Катерины? Лёше она ничего не скажет. Ритин дед, даже если найду его, вряд ли станет со мной разбалтываться… Сама она – непробиваемая… Человек закрылся и все тут… – рассуждала я. – Хоть шаманские костры разжигай, да взывай вуду…”

Я машинально запустила руку в пиалку, выудив орешек, и надкусила, невольно поморщившись от горьковатого привкуса.

========== Часть 3 ==========

***

– Алёш… – позвала я, когда молодой мужчина укладывал бумаги на мой стол.

Он молча застыл в позе слушающего, не поднимая головы и поджав губы. Сквозь жалюзи глядела смурная весна, грязнея меж зазоров, в сухую и тёплую, отрадно освещённую комнату кабинета. Два дня на улице продолжалась капель. Прошло чуть больше недели с тех пор, как здесь звенела пощёчина.

На днях я забрела в церковь. Повязала на голову шарф. Полагалась юбка, но мой зов в эту обитель, пропахшую ладаном и обогретую сотнями свеч, случился спонтанно, и я ступила, как была, в деловом костюме. Старушка в платочке укоризненно скосила на меня и прошла мимо, проникновенно кряхтя и что-то шамкая себе под нос. Я не была крещёной и неприютливо озиралась под сводами храма. Кто-то коснулся моих плеч и мягко направил вбок от входа, простирая дуновение паров вакха. Скользнув взглядом по моложавому мужчине, я с удивлением обнаружила на нём рясу, облекающую длинным подолом машистое движение ног. Запомнился прихожанин с странным блеском серо-голубых глаз. Ещё не пожилой, он имел лысину, обрамлённую “подковой” тёмно-русых волос. Когда я собиралась удалиться, он завёл беседу о возрасте, хмеле и пастырстве, общинной поруке и взятии грехов.

– Человек, за руку с Богом, не один, как кажется, против Легиона, – между прочим, обмолвил незнакомец.

Верила не словам его, глазам его верила. Я не стала приводить менее жертвенную версию роли священника по засвидетельствованию греха перед Богом и ещё более спорному кредо “разрешить” или “вязать”. Мы говорили некоторое время, а мне всё рисовались, крупно и ярко, римские солдаты.

Меньше всего я хотела, чтобы карающая рука, коснувшись Катерины, тронула Лёшу. Знаю, кровь взыграла: как это случалось, вне прогнозов “отдачи”. Я не видела вины за собой, но глядя на Лёшу, – видела.

– Ты передал тот пакет маме?… – спросила я.

– Она сказала, что, возможно, будет готова принять тебя, – коротко огласил Алексей, создавая усиленное ударение на спорной вероятности.

Меня проняло от его слов. А готова ли я – после всего, что узнала?

– Она не направляла какую-нибудь записку? – с надеждой поинтересовалась я.

– Она сказала, что, возможно, – он снова подчеркнул оборот, повторяя зазубренную фразу: – …будет готова принять тебя.

Мне ничего не осталось, как кивнуть. Лёша намерился идти.

– Ты состриг свой “хвостик” сзади шеи?

Когда-то я внесла свою лепту в его имидж.

– Да. Надоело! – занулил тему Лёша.

Он задумчиво подвинул на столе пиалку с орешками и сухофруктами.

– Знаешь… – Лёша сверкнул холодным взглядом. – По мне, так ты бы больше ни-ког-да не шагнула на порог нашего дома.

– Ты помнишь?… – попробовала я взять кураторский тон. – Обижаются слабые…

– …А сильные притворяются, что всё в порядке, – подхватил он мою реплику. – Не в этот раз! Я сыт…

“…Ураган, стихии, крах – у сильных всё в порядке”, – было заключением фразы.

– Лёша…

– Да что бы там ни было!… – перекрикнул он меня. – Не ты меняешь бинты каждый день!

– Бинты?!… О чём ты?!

Я почувствовала, как кровь отлила от лица. Хищной птицей скользнули в сознании собственные слова: “Сделайте так, чтобы запомнила на всю оставшуюся жизнь”.

– Бинты, Валя!… Я сыт по горло. Ты всегда говорила про то плохое, что натворил мой отец. Однако же он никогда не отрезал палец моей матери!…

Его скепсис к смене выражения моего лица был суров и принципиален, словно не находил во мне ничего близкого, ничего человеческого. Лёша только срыву отвернулся. Не успела я моргнуть, как след его простыл из моего кабинета. Я дёрнула “мышкой”, передвинула пиалку, взяла и положила на место телефонную трубку. Это не со мной, это – во сне. Снова сняла телефонную трубку.

– …Всё, как вы просили, в лучшем виде, – самодовольно вещал низкий мужской голос на другом конце. – Бабуле даже вкололи успокаивающее: так берегли её слабое сердце. А от костопровов забывается: либо заживает, либо уже в похоронке, – сипло посмеялся он.

– Мне не сказали.

– Мадам. Вы же сами не хотели подробностей. Или считаете, одного пальца мало?

– Нет, всё замечательно, – сквозь зубы согласилась я. – Хорошая работа.

Врачи хреновы. Я чувствовала себя вороной в павлиньих перьях. Никогда не хотела крепко вязаться с такими парнями: ни приобщаться к их юмору, ни дружить по понятиям. А однажды они могут прийти и сказать, между прочим: “Мы ведь нужные ребята…”.

Мой эмоциональный подкос упреждающе повивался за пятки, но я не могла оставаться одна.

По пути через коридор, внимание моё привлекла Лариса, надрывно всхлипывающая над столом. Светлана участливо поглаживала её безутешно ссутуленную спину. Рита, бойкой походкой, в юбке-шотландке и поясанной тонким ремнём водолазке, дефилирующая из отдела, оторопело остановилась напротив меня, ввинчивая мне в лицо изучающий настороженный взгляд.

– Кто-то умер? – вопросила она.

Теперь уже не пройти стороной. Её реактив прозорливости предвещал сомнительные перспективы, и я переключилась бравым тоном к девушкам:

– Лариса, кто обидел?

На звук моего голоса Лариса сконфуженно выпрямилась, спешно отирая лицо.

– Строители совсем охамели, – сообщила Светлана, словно полуденную фразу “Был дождь, дороги затоплены…”. – Они её даже не слушали…

Она затараторила что-то про триста и пятьсот, кондиционеры и развязки.

– Потолок опустили на окно, – коротко резюмировала Рита.

– Там другое расстояние по проекту… – выдавила Лариса, хлюпая носом. – Кондиционерщики им что-то внесли…

– Это – Борис-Степаныча?… – осведомилась я, хотя знала ответ наверняка, как и о том, что не моё дело вмешиваться.

Прекрасно представляла, чего Лариса натерпелась – как от самого зрелища перекорёженного строительства, так от мужланской бесцеремонности. Глядела на неё, но словно была где-то далеко.

– Уйдите сегодня пораньше, – ровно отпустила я. – Борис Степанович не будет против. Отдыхайте. Разберёмся.

Рита выпорхнула вслед мне, пугая несдерживаемым настиженьем. Слава Богу, коридор был пуст.

– Не сейчас, – застревая врасплох, попросила я. – Пожалуйста.

Потому что не испытывала сил – ни отвечать на вопросы, ни изображать крепкий орешек. С несколько мгновений Рита маниакально всматривалась в меня, вгоняя в дрожь близостью. Мой иммунитет, уличивший собственную слабость как род вируса, легко справился бы, впрыснув адреналин. Но всякий, кто помнит о кармических кредитах, не рискнул бы размениваться, готовясь к снежному человеку, который обязательно навестит ночью, чтобы съесть тебя.

– В таком случае, мне, вероятно, следует оставить это, – тихо произнесла Рита. – Но тебе, возможно, было бы интересно узнать, что я бы многое дала, чтобы огородить тебя от всякого… Только одно: тебе лучше не светиться в таком состоянии по офису, – когда она отошла, я невольно облокотилась о стенку.

Я колебалась некоторое время возле кабинета Бори, – оглядываясь, нет ли Риты на горизонте, – прежде чем решительно потянуть дверную ручку. “Просто попрошу сорокоградусного,” – убедила я себя и ступила за порог. Через считанные минуты я уже залпом осушила рюмку коньяка, сидя на подоконнике и кидаясь потерянным взглядом за окно, где расстилалась сырость улицы в чернильном макияже.

– Что стряслось, рассказывай, – аккуратно впрягся Боря, скрещивая на груди руки.

– Всё нормально.

– На тебе лица нет, какое нормально?

Мы помолчали. Боря не спросил про юнца, но наверняка подумал.

– Не хочешь говорить? Личное, или…?

Очевидно, его волновало только “или”. Теперь адреналин точно впрыснулся. Я была благодарна другу за период молчания.

– Это не важно, – вздохнула я. – Да, личное… Коньяк, конечно, лучше виски, но я полагала, у тебя больше запас.

– Коньяк вообще случайно завалялся. Чем тебе виски не нравится?

– Не понимаю, как ты это пить можешь.

– Нет, тебе ещё угоди попробуй! – оптимистично пожюрил Боря.

– Кстати, на одном из твоих проектов чепе. Опустили потолок на окно. Довели девочку до слёз.

– Прорабы, что ли? Сама знаешь, для них слова женщины, как для петуха – кудахтанье курицы. Хоть дважды – архитектора.

– Девочка не виновита, что она девочка.

– Но она – девочка, – уточнил Боря. – Разрулим.

– Я её домой на сегодня отправила. Пусть в себя придёт.

– Правильно, – одобрительно изъявил он. – Плакать лучше дома. А что скажешь насчёт новенькой? Присмотрелась?

– Светлана? Путёвая. Но точно не для надзоров… СРВ у неё. В лёгкой степени.

– СРВ? Это ещё что?

– Рассеянное внимание.

– А-а. Ну, кто ж не без греха… Хочешь сказать, не на ту лошадку поставили?

Не знаю насчёт лошадки, но не собиралась прощаться с идеей, что крепко держусь в седле.

– На ту. Но пока ей лучше в офисе.

– Что ж у нас с работниками? У одного астма, у другой СРВ, – покачал головой Боря.

– Мы все чем-то больны. Кого-то предаёт тело, кого-то – разум; есть те, кому просто не поставлен диагноз.

– Как бы там ни было, в верхушке нам нужны здоровые. Тебе, гляжу, лучше? Не хотел бы больше видеть тебя такой.

“Козёл,” – подумала я. – “Я ему о душевном, он мне – о своих желаниях”. С давних пор ничего не изменилось: женщины для них, мужчин, должны утолять тягу к эстетике: красивые и с лирами. По совместительству, рожать. Не дай Бог слёзы, проблемы.

– Как твой позвоночник, кстати? – поинтересовалась я. – Ходишь к мануальщику?

– Да, стабильно, по четвергам. Недавно кольнуло что-то, – он проворно подставился ко мне спиной, обвивая себя рукой. – Вот здесь…

А при болячках некоторые – как дети.

– Здесь? – тронула я рядом с его пальцами в области лопатки. – Это не позвоночник.

– Синяк, наверное?…

– Не знаю, надо видеть. Боль какая?

– То ли как от синяка, то ли что-то ещё. Посмотришь?

Я закатила глаза. Вот и игры в доктора.

– Ну, раздевайся… Больной. Лишь бы Таня не застукала. А то три шкуры снимет, синяком не отделаешься.

***

– Все в сборе? – Боря приветливо оглядел присутствующих, излучая добротный позитивный настрой, когда мы собрались небольшой группой на выходе офисного здания.

В Москве продолжалась очередная выставка мебели из Европы. Не ахти какое событие. Заманить служащих под конец недели на такое мероприятие, пусть с фуршетом и обещанной вечеринкой, стоило бонусов, и мы с Борей согласовались поучаствовать в знак солидарности да “захватить” кого-то из желающих.

– Меня забыли, – раздался ритин голос вплотную со стороны моей спины, огревая подкожные нервные потоки. Её-то забудешь.

– Вы как чёрт из табакерки, – отметила я, бросая удивлённый взгляд через плечо: почему она не поехала с будущим мужем?

– Ко мне трое, – оповестил Боря, направившись к турникетам. – К Валентине Михайловне – двое.

– Двое? – на этот раз удивление просочилось на ритином лице, вздёрнув брови над смеющимися глазами.

– Двое, – сдержанно подтвердила я, игнорируя её вымогательные нотки. – Вы,… коли не едете с женихом… – я невольно тянулась взглядом вслед отчуждевшему и удаляющемуся затылку Лёши. – …И ещё кто-то.

– Я с вами, – сказала Светлана рядом. – Если можно.

– Хорошо, – согласилась я.

– Шикуете, Валентина Михайловна! – незатейливо отбарабанила Рита, разгильдяйски шлёпаясь на заднее сиденье Audi, по другую сторону от меня.

Её тон, как обычно, отличился неуклюжей неуместностью. Особенно, перед другой подчинённой, устроившейся на переднее пассажирское кресло. Не говоря о шофёре, мужчине лет 45-ти с означившейся проседью и – кирпичным лицом, каменная и изъеденная бугровистая оснастка которого сохранялась только не при общении с женщинами, когда открывался его галантный и предупредительный акцент романтика, способный сгладить даже продолговатый шрам, на правом изгибе челюсти взводящийся в щёку.

– Растаяло всё, а вы нашли, где покататься? Головкой ударились? – непроницаемо спросила я, вытаскивая Айпад из сумки и удобнее располагаясь, вытянув ногу вперёд.

Светлана спереди хихикнула, но поспешила заглушить смешок. Я опёрлась локтём о дверцу, подведя два сложенных пальца к виску и в этой позе мыслителя вошла в просторы интернета. Я не понимала, откуда у Риты, этой девочки с тёмным и неладным прошлым, по жизни – нескончаемый пикник? Она успешно ассоциировалась с эдакими любителями прокатиться на всём готовеньком, каких не надо далеко искать. На сайтах знакомств, из российских глубинок, едва пообщавшись, пишут “давай, к тебе приеду!”. Меня всегда поражало, куда людей заводила их переценка собственных внешности, ума и способностей: никакого благородного оттенка стыда, скромности, элементарных понятий. От клейкого паразитического душка коробило, вызывая лишь брезгливость. Видывались мной, за пудом соли, времена более лихие да разные нравы. Безосновательное шапкозакидательство Риты поначалу смешило, затем саднило, впоследствие стало просто фоновым бряцанием. Сейчас я ожидала от неё очередкой фигурной едкости, но она молчала, напяливая наушники и выуживая коммуникатор, – или медиа-плеер, – я туго разбиралась в этой технике, – размером с ладонь. За окном, в опустившемся сумраке проплывали завороты московских переулков. Зажглись фонари. Я любила свой город, как нечто безусловное, как любят мать и подругу: по натуре не умеющая прощать, смирилась со многим и находила общие корни. Краем глаза я уловила, как рука, облачённая в шёлк так и не снятой термоперчатки, легла на сиденье вблизи меня.

На прошлой неделе, в день “путча начальства”, зайдя к концу рабочего времени, Рита несколько раз отдавалась мне, под упорными накатами моей будто с цепи сорвавшейся психики. Я овладевала ею, как желал каждый собственник: обидчиво и наказательно, нетрезво и ядовито, порой не скупясь сильным словцом, покоряя и управляя, добиваясь обрывистых фраз и безумствуя от её протяжных стонов, перерастающих в редкие вскрикивания, эхом разносящиеся внутри, точно меня хранила Пустота, ожидавшая важности этого действа. Сначала на столе, потом на диване. Веер возлюбленных пальцев в моих волосах, мой полушёпот: “Девочка моя… непослушная строптивая девочка… зачем делаешь это со мной?… Нравится экстремальность?… Нравится изводить меня?”. “Думаешь, тебе можно всё?…”, – бормочет она сбивчиво. – “Ты не Бог. Ты не…”. Явственное ощущение, как на лбу моём проступают капельки пота. Её продолжение: “О, Боже!…”. На лице её – растерянность, серьёзность, вожделение, а на мгновение… насмешливость? Эти жестокие незрелостью игры. Опасно наивные, опасно ребёнка. Пугали в ней полутона, внезапные перемены, чистые риски. Наитие, служащее её наслаждению, колдовски поглотило меня. Я не могла умолиться даже под ласками её горячего рта.

Вспомнилось, как живо преображается каждый мускул её лица, а её дыхание вьючно запруживается, когда она в моих объятиях. Мой взгляд исподлобья прошёлся по её бедру, талии, шее, настиг скул, глаз и застрял на губах. Казалось, тонкий и до боли близкий аромат её парфюма, минуя стойкие ноты авто-дезодоранта, процеживался в воздушной границе, назойливо встревая в мозг. Я увернулась от её прямого взгляда, ответно оброненного на меня, имитируя приоритет Айпада. “Перестань. Возьми себя в руки,” – осекла я поток наваждения, замерев в прежней, но вмиг потерявшей всю непринуждённость, позе. Что за сбой у этой техники – гаснуть в неподходящий момент? Палец дрогнул, касаясь экрана и заставляя его набрать рабочую контрастность.

– Хотите фильм? – буднично предложила Рита.

Я бы с радостью откинула всех зрителей в этом кинотеатре, чтобы показать, что именно и как хочу.

– Мы уже скоро приедем, – сухо ответила я.

Мы плавно тормознулись на светофоре. Светлана начала беседу с шофёром.

У снаряжённых белыми скатертями до пола, яствами и напитками, длинных столиков, набирались очередным порционным притоком архитекторы и дизайнеры, поднимаясь из подвального помещения, где были представлены основные экспонаты. Ритин фиолетовый с красным тартан, мелькнувший средь толпы, в сравнении с факерскими футболочками бородатых мужчин, смотрелся не так уж претенциозно. Таня, с аккурат грациозной осанкой и картинно выпяченным бедром, выдающемся под атласной тканью платья, выше меня на добрые полголовы плюс каблуки, украдкой бросала ветвистые взгляды по сторонам. Нужно признать, я была весьма натренированным спортсменом по части слушания женской болтовни, и она даже казалась милой.

– …Ах, а их гламурные мишки с этими… – Таня покрутила пальцем в воздухе, вполне изъясняющей игривой улыбкой заменяя непотребное выражение. – Не правда ли, очаровательны?!…

– Рядом с той “эротической” живописью, которую нам всучивали для спальни Егорова, и ради просмотра чего слетелся весь офис, они очень даже… приятны, – улыбнулась я, непроизвольно увеселяясь не столько от скоромного аксессуара плюшевых игрушек, сколько от экспансивного энтузиазма подруги.